Высокие и очень спокойные деревья... длинный вечерний луч... Огромный, изнутри светящийся покой... Каким маленьким вдруг становится пред ним то, что только что казалось таким большим и важным. Маленьким и вовсе неважным. Совсем. Сейчас это все мелькнет и растает, лопнет, исчезнет и останется только этот покой, эта незыблемость света, и станет странным - как это раньше мы не видели и не вдыхали этого. Ведь это же было. Всегда. 
      Сколько сказок складывали о волшебной стране! И все ее выдумывали, грезили. А ведь только она-то и есть на самом деле, а все остальное - выдумка, то, что пригрезилось нам... 
      Да. Волшебная страна - это страна, где все - такое, как оно есть на самом деле, а не такое, каким кажется. Страна, в которой существует только то, что есть, навечно есть, а то, чего нет, что мелькнет и исчезнет, - того нет, то и не представляется, что оно есть. 
      И стоит эта страна испокон веков и на веки вечные. Никто не может ее уничтожить. Только почему-то вдруг она становится невидимой, а потом опять видимой... 
      Если поднести зеркало к цветку, если вдруг проглянет зеркальный пруд посредине леса или зеркальное спокойное море под небом, то сейчас же станет видимой волшебная страна. В зеркале воды мир удвоится и станет ясно, что он незыблем и волшебен. И захочется поднести к нему еще зеркало, и еще, и еще, и растет чувство, что тогда-то мы и подойдем к Тайне - к тому спящему дворцу в волшебной стране, откуда начинается свет. И мы подносим к удвоенному миру зеркало своих глаз и ищем других глаз - других зеркал, чтобы поднести к ним свои глаза, в которых мир, удвоенный и утроенный, растет, как растут кристаллы... 
      Деревья и небо вовсе не смотрят на самих себя: и в зеркалах проступает то, что они есть на самом деле. Если же какому-то любопытному взгляду захочется увидеть самого себя, тут-то наступает беда. Волшебная страна делается невидимой, и на месте настоящего мира появляется тот, который только кажется... 
      Вот отчего, если человек глядится в зеркало, он не видит там ровно никакой волшебной страны, и мир вовсе не растет и не удваивается, а просто передразнивает сам себя, пока ему не надоест это. И появляется полная уверенность, что никакой волшебной страны нет и быть не может. 

 

      Волшебники - жители волшебной страны. У них такой странный закон: их видит только тот, кто не смотрит на самого себя. А кто посмотрит на самого себя, тот сейчас же перестает видеть волшебников. Они будут совсем рядом, но... совершенно недоступны взгляду. Как звезды видны только ночью, когда нет солнца, так и волшебники видны только тогда, когда ты сам себе не виден. Иначе не бывает. 
      Волшебники живут так близко к нам, что этого и представить себе нельзя. Живут и незаметно делают свое дело. Раздают нам свои дары - таланты и красоту. Они сыплются и сыплются на нас плавно и нежно, как снег в безветрие или как легкие медленные листья в пору ранней осени... Кто-то одаривает нас миром... всем, что есть. И самыми разными талантами. Это неправда, что есть неодаренные люди. Бывает ли, чтобы снег падал на один кусок земли под окном, а на другой нет? Все люди одарены, только не все знают об этом. . 
      Неужели все? А Кай? 
      Если сказать правду, он никакого таланта за собой не чувствовал. Жил такой бесталанный человек на свете, по имени Кай. 
      Какой такой Кай? 
      Тот самый. Из сказки про Снежную Королеву. Тот, что увидел Снежную Королеву. Потому ли увидел, что в глаз ему попал осколок из зеркала троллей, или не потому - не знаю. И даже думаю, что что-то здесь не так. Ведь люди с осколком в глазу все видят наоборот: прекрасное - безобразным,- безобразное - прекрасным. Значит, Снежная Королева на самом деле была безобразной? 

 

      Ну нет! Что вы! 
      Она была ослепительно прекрасна; ослепнуть можно было от ее блеска. Кто хоть раз видел, как вспыхивают на солнце снежинки, как преломляется свет в изломах льдин, тот знает, что такое этот блеск. Если бы Она была безобразна, все было бы проще. В том-то и дело, что Она была бесконечно прекрасной, эта холодная, эта Снежная Королева. 
      Но ведь Она была злая? Она без сердца? 
      Кто знает... 
      Думается мне, так утверждают те, кто не отважился войти в Ее покой, вглядеться в нее... Кто не пошел за ней. 
      А Кай пошел. 
      Не мог не пойти. Слишком уж Она была прекрасна. И не верил он, что такая красота обманет сердце. Не верил - и все. У него вечно не сходились концы с концами, и одно противоречило другому. Так уж он жил. Вот, например, он очень любил птиц, До того любил, что когда открывал окно и слышал, как птицы поют, сердце его разрывалось от счастья. Он начинал кувыркаться, смеяться и плакать в то же самое время. Но ведь рядом с ним на подоконнике сидел его любимый кот, который тут же у него на глазах хватал поющую птицу и... 
      Господи, Боже мой, почему так мир устроен? В этот момент он кота ненавидел. Но ведь все-таки он его любил. И - в чем кот виноват? Он так создан... И как тут быть, что думать? Это было совершенно непонятно. Может, он потому и был бесталанным, потому ничего не мог сделать определенного в жизни, что никак не мог разобраться в ее устройстве. Всех жалко... И потому обязательно всех обижаешь... 
      Вот ведь и бабушку, и Герду он так обидел, когда ушел за Снежной Королевой... А что было делать?.. Наверное, только одна бабушка никого не обижала. Потому что она была сама доброта. 
      Бабушкин дом был Дом Детства. Там была бабушка, Герда, и Розовый Куст. И вот пока Кай жил в доме детства, еще как-то можно было сводить концы с концами. А может быть, наоборот: пока еще можно было сводить концы с концами, он мог оставаться в Доме Детства? 
      Но подошел такой миг, когда все перестало сходиться, все разъехалось. Вот тогда-то он и ушел за Снежной Королевой. В этот холод, в этот Простор. И остался Дом Детства позади. Этот остров, который до поры до времени кажется целой вселенной, а потом видится далеким-далеким блаженным островом в необозримом мире... Сидит там бабушка у Розового Куста и что-то вяжет. Как-то незаметно бросает вязанье и заглядывается на Розовый Куст. А Кай заглядывается на бабушку и ему кажется, что бабушка всемогущая, что доброта - всемогуща, и все-все в мире устроится. Все как-то образуется. И кот как-нибудь поладит с птицами и найдет себе более подходящую еду. И вообще все будет так, как надо. 
      А потом бабушка встает и уходит на кухню или еще куда-нибудь, и он остается один возле Розового Куста. И мечтает. Иногда не один, а вдвоем с Гердой. По одну сторону Куста - он, по другую - Герда. И каждый думает о своем, и каждый не знает, о чем думает другой. А Розовый Куст еще о чем-то своем. Их двое. Розовый Куст - третий. Может быть, третий лишний? 
      Так, наверное, казалось самому Розовому Кусту. Потому что "они оба смотрели на него и не видели его. Добро бы еще они видели только друг друга. Так нет же - каждый из них видел самого себя со стороны и так стеснялся, что не знал, куда деваться. Это началось совсем недавно. Но когда уж началось, то Розовый Куст стал как бы и не при чем, хотя на самом деле не такой уж он лишний. Он был им очень нужен. Без него просто не обойтись было. Особенно Герде. Она как-то осталась наедине с Розовым Кустом, как с единственным другом своим, которому можно совершенно открыться. И вот зарылась она в Куст с головой и заплакала. И плакала так, как поют птицы - вся и - вволю. 

 

      И вдруг в дом вошел Кай. И услышал, что розовый куст плачет. Он раздвинул куст и увидел Герду. И хотя он видел ее, конечно, и раньше, но увидел только сейчас. Такая тоненькая девочка. Вся она дрожала, как куст под ветром, и вся плакала. И Кай весь к ней рванулся, потому, наверно, что вот вдруг увидел ее всю, как видят мгновенно простор, освещенный молнией. И она это почувствовала и сразу доверилась ему, затихая и всхлипывая. Почему она плачет? Да потому, что и она была бесталанной и совершенно некрасивой. И обо всем этом она сказала Каю. И вот тогда-то Кай засмеялся, тихо и ласково засмеялся, потому что видел то, чего она не видела. Его глаза были сейчас как два ясных зеркала, и так как они совсем не смотрели на себя, в них отразилась Герда, такая, какая она есть. И оказалось, что она только кажется некрасивой, а на самом деле!.. 
      Герда смотрела в эти глаза и затихала... А потом ее глаза стали расширяться от удивления... Неужели это она? Не может быть... Нельзя верить... Но как не верить? Кай видел, что она становится счастливой, глядя в его глаза, - и сам становился счастливым. И кроме ее счастья ему ничего не было надо. И они уже совершенно не могли жить друг без друга. Вот так они и зажили вместе в домике с Розовым Кустом. А все остальное было потом. То, что они так любили друг друга и не могли расстаться, и сидели у Розового Куста, взявшись за руки и пели. Все было. Но однажды Герда сказала: 
      - Кай, ты самый лучший на свете! 
      - Да ну, - сказал Кай и улыбнулся. 
      - Кай, ты самый красивый на свете! 
      - Ну да! - сказал Кай и рассмеялся. 
      - Кай, ты самый талантливый на свете! 
      - Ну, ну, ну, - сказал Кай на этот раз и нахмурился. 
      - Почему ты засмеялся и почему ты нахмурился? 
      - Потому что не надо говорить неправду. 
      - Это правда! 
      - Нет. Я не красивый и не талантливый. 
      - Как ты смеешь так говорить?! 
      - Я говорю правду. Я хочу, чтобы и ты говорила правду. А тебе обязательно нужно меня выдумывать. Ты несчастлива со мной - вот с таким, какой я есть? Тебе нужно что-то другое? 
      У Герды остановилось сердце и задрожали губы, ей стало так жалко Кая, что она вдруг растерялась и превратилась в маленькую девочку, которая совсем себя не видит со стороны. И такой вот она и отразилась в его глазах. 
      Нет, он никогда не говорил ей, что она талантливая. Он только глядел на нее очень тихо, и она видела в его глазах себя всю. Всю. И оживала - вся. Всей душой. Может, даже не так часто это было. Но когда было, то было то, что описать невозможно. И один раз после этого она вдруг запела. Да как! 
      С тех пор и стала Герда петь. А люди стали оглядываться и спрашивать: что это за новое чудо появилось на земле? 
      И тут кончилось их одиночество. Все стали приходить к дому с Розовым Кустом, чтобы послушать Герду. И слава о ее голосе и таланте пошла далеко. 
      Конечно, Кай был лучше всех для Герды, но ведь что правда, то правда - никакого особого таланта у него не было. И однажды, когда они остались вдвоем, Герда глубоко вздохнула. На другой день Герда еще раз вздохнула, и тогда Кай спросил ее с тревогой: 
      - Герда, ты несчастлива со мной? 
      - Кай, я не знаю. Я очень люблю тебя, но иногда мне очень грустно. Иногда я думаю, почему в самом деле ты ничего не можешь сделать в жизни? Ведь все у тебя есть, и я у тебя есть, и бабушка, и Розовый Куст у нас в доме. А ты... Иногда проходят целые дни, а ты даже не взглянешь на эти розы. И вот говоришь: "Я бесталанный!" А я не хочу этого слышать. Ты сам себя в этом уговорил. И ничего не хочешь сделать. 
      - Герда, милая моя Герда, я ни в чем себя не уговорил. Я вправду бесталанный. Понимаешь, что-то у меня не складывается, что-то не получается. Я сам все время думал - может быть, получится. 
      И он стал что-то говорить про птиц и котов, да еще про зайцев и волков. И чем больше он говорил, тем тяжелее становилось Герде. Тогда он замолчал и вдруг сказал: 
      - Я думал, что ты будешь счастлива со мной вот таким бесталанным. И тогда бы... 
      - Что тогда бы? - спросила Герда. 
      - Ничего. Уже осень. Птицы не поют. 
      - Зато ты можешь сколько угодно гладить своего кота. 
      - И буду. 
      Вот тогда-то после этих слов и стал изменяться Кай. (Не думаю, чтобы какой-нибудь осколок попал ему в глаз. Я про осколки ничего не знаю. Но Кай действительно стал другим). И бабушка, и Герда частенько плакали от него. Он бывал то грустным, то грубым и не отвечал, когда его спрашивали, точно не слышал вопроса. И подолгу смотрел в окно, когда падал снег. 
      - Кого ты там видишь? - спросила его однажды Герда. 
      - Снежную Королеву, - ответил Кай. 
      - И какая она? 
      - Красивая. 
      - Очень? 
      - Очень. Она в огромном пустом дворце. Там нет никого. Она одна. Хорошо. 
      - Разве это не страшно - одной в пустом дворце? 
      - Нет. Это хороши. Только это и хорошо, - вдруг сказал Кай. А Герда и бабушка переглянулись и стали за него бояться. 
      Нет, никто не нужен Герде, кроме Кая, - ни знаменитый композитор, ни все другие, такие красивые и талантливые, все эти люди, которые приходят в их дом. Но... почему Кай не может сделать ее счастливой? 
      Не думаю, что Кай стал передразнивать Герду и бабушку, и даже розы назвал безобразными. Но на розы он перестал смотреть совсем. А все только смотрел в окно, когда шел снег. А когда Герда еще раз глубоко вздохнула, он вдруг свистнул, взял шапку и ушел из дома. Как раз на улице выпал густой снег. "Кай! Кай!", - закричала Герда. Но Кай исчез в густых снежных хлопьях. 
      Вот как это было. 
      Герда долго плакала, а потом ушла искать Кая.

Так она сказала бабушке. Бабушкин дом опустел. Бабушка да Розовый Куст остались в доме детства. А Кай и Герда из этого дома ушли. Куда отправилась Герда? В той знаменитой сказке говорится, что она сперва попала к женщине, которая умела колдовать. Это не совсем так. Кажется, это была не женщина, а мужчина, но он действительно умел колдовать. У него был заколдованный сад со множеством цветов. И вообще у него как будто было все, что нужно для счастья. Он был очень талантлив. Он все умел, даже колдовать. И он в самом деле спрятал под землю все розовые кусты, чтобы не напоминать Герде о доме детства и о Кае. Надолго ли он околдовал Герду, я не знаю, но она пела ему каждый день, и он подносил ей бесконечные цветы. Он еще был, кажется, поэт и сочинял для нее песни. Но все это колдовство разрушила обыкновенная простуда. Герда простудилась и не смогла петь. Из носу у нее потекло. Он распух. И когда она взглянула в глаза мужчины, умевшего колдовать, она увидела себя такой безобразной, что сама испугалась. 
      - Это я?! - спросила она. - Не может быть, это не я. А где же я?! 
      Ее нигде не было. Она потеряла себя саму. 
      И тогда Герда выбежала в сад босиком, хотя и была простужена, и заплакала в первый раз с тех пор, как попала сюда, заплакала вся, как когда-то. И как только слезы ее упали на землю, из-под земли вышел загнанный туда колдовством розовый куст. И Герда все-все вспомнила. Она зарылась в розовый куст и плакала так, что все розы промокли от ее слез. Она плакала и звала: "Кай! Кай!". И знала, что Кай уже не откликнется ей, и от этого еще больше плакала. Она поняла теперь, что только Кай знал ее, знал, чем она была, а не только казалась, что Кай никогда не потерял бы ее, не дал бы ей потеряться. Она плакала и плакала, а слезы окончательно смывали все колдовство. Дом и сад, в котором она жила, были не настоящие, а точно нарисованные на бумаге. Совсем как настоящие, но не настоящие. Потому они и не выдерживали слез. Мужчина, умевший колдовать, боялся слез, как наводнения или потопа. Он, кажется, готов был влезть на высокое дерево или бежать в другой город, только бы не видеть Гердиных слез. 
      - Кай! Кай! Кай! - звала Герда, вся Герда. 
      Колдовство кончилось. "Господи, как я замешкалась," - сказала она, быстро собрала узелок и ушла. 
      На дворе стояла глубокая осень. "Скоро начнется снег", - подумала Герда, и сердце ее сжалось. В снег, в густой, густой снег ушел Кай. Конечно, он где-то в густых снегах, в ледяном дворце у Снежной Королевы. Совершенно один в пустом ледяном дворце. "Кай! Кай! - неужели ты не слышишь, как я хочу, чтобы ты вернулся? Кай, я не могу без тебя! Неужели ты этого не слышишь?" 
      А может быть, он все-таки не во дворце Снежной Королевы, а где-нибудь в другом доме, поближе, где не так пусто и холодно? И хотя это не дом детства, но все-таки какой-то жилой дом? Только бы узнать, что он жив! Только бы увидеть его хоть раз, а потом вернуться к бабушке и всю жизнь прожить с ней вдвоем у розового куста. Только бы хоть раз увидеть Кая. 
      - Ка-а-ай! 
      И вот тут-то к ней подлетел какой-то ворон и сказал: 
      - Милая девушка, вам нужен принц Кай? 
      - Принц?! 
      - Ну да, вы только что его позвали. 
      - Я звала просто Кая, не принца. 
      - Но, может быть, вы так давно его ищете, что он успел стать принцем? Дело в том, что нашего принца зовут Кай. Некий Кай пришел откуда-то издалека и оказался самым красивым, умным и талантливым. И поэтому его выбрала в мужья наша принцесса. 
      - Ах, пусть бы он был некрасивый, неумный и неталантливый. Лишь бы это был Кай. Пусть даже он женат, - сказала Герда, - только бы взглянуть на него. 
      - Уверяю вас, что он красив, и умен, и талантлив, иначе за что же бы его полюбила наша принцесса? Да и сами вы за что любите его? 
      - Я? За то, что он - настоящий. Он не боится слез. Понимаешь, бумажные цветы от дождя размокают, а живые растут. Вот так же и люди от слез. 
      - Удивительная точка зрения, - сказал ворон. - Они уже приблизились ко дворцу. А из дворцовых ворот выходили принц и принцесса, такие веселые и счастливые! Глядя на них, невозможно было поверить, что кто-то на свете может плакать. 
      Нет, это был не Кай. То есть принца звали Кай, но это был не Гер-дин Кай... Герда быстро вытерла слезы, чтобы не смущать принца и принцессу, и хотела уйти. Однако они позвали ее, выслушали и подарили золотую карету. Счастливые люди иногда бывают очень добрые. И Герда поехала на Север в золотой карете. Скоро карета въехала в лес, и перед глазами Герды замелькали огромные сосны и ели, дубы и липы. Герда загляделась на них, и ей вдруг стало отчего-то больно и удивительно спокойно. Чем глубже и выше был лес, тем становилось спокойнее. 
      В карете было несколько зеркал. И сначала Герда с удовольствием поглядела, как идут ей наряды, подаренные принцем и принцессой. Но вот за ее головой в зеркале выросли сосны. Герда обернулась от зеркала к окну и больше уже не глядела на себя. Ей стало стыдно, что сосны видели, как она на себя заглядывалась. "Это просто привычка, - сказала она им. - Мне уже не нужно это". И сосны как будто поверили ей и продолжали говорить о чем-то действительно нужном. О чем только? Они как будто готовили ее к чему-то главному. К чему? Какое оно, это главное? Радостное? Грустное? Оно - закрайное. То, что за краем и радости и грусти. Оно - бездонное. Так говорили деревья, и Герда им верила. И чем дольше они это ей говорили, тем становилось ей спокойнее. И вдруг ей захотелось остановить карету и выйти из нее. Она так и сделала. 
      Был поздний вечер. Кучеру и лошадям надо было уснуть, а ей - побыть в лесу с деревьями... Такими большими... и тихими. И вот ее глаза превратились в два ясных зеркала. И мир удвоился в них, как в чистой воде, и Герда увидела впервые в жизни волшебную страну. В ней было до того прекрасно, что сердце почти остановилось. И так просто! Сначала она видела все, сразу все, и только потом начала различать что-то по отдельности - и оказалось, что все было живое. И всегда было таким, но она только сейчас это увидела. Только сейчас. Была - ветка - ну и что? А теперь - ветка! - Господи! И как это она раньше не видела, что у каждой ветки есть свое лицо, и каждая говорит свои слова, и если к ним прислушаться, то счастью не будет конца, как лесному шуму. И Герда прислушалась и вгляделась. И увидела удивительный огонек. Маленький, теплый огонь в темноте. Это был костер гномов. Вокруг него сидели гномы и говорили все вместе, как листья в лесу, и так же не перебивая друг друга. И когда Герда вслушалась, она столько узнала! 
      - Волшебных стран много, - говорили гномы. - Ты попала в первую - в волшебный лес. Это царство Кота и Лешего. И они главные волшебники здесь. Сейчас ты видишь только наш маленький огонек. Но скоро ты увидишь три больших огня - один рубиновый и два зеленых. Это - глаза Кота и трубка Лешего. Кто увидит эти огни, узнает что-то самое главное в жизни. 

 

      - Так я смогу узнать, где Кай? 
      - На вопрос "где?" они не отвечают. 
      - Но для меня самое главное в жизни - это Кай, - сказала Герда. 
      - Вот и спроси, жив ли он и увидишь ли ты его. 
      "Неужели сейчас я узнаю об этом... Неужели вот сейчас... " Герди-но сердце забилось часто-часто и почти замерло. И тогда погас костер гномов. Наступила полная темнота. И в этой темноте зажглись три огня - один рубиновый и два зеленых. "Ну вот, теперь я должна узнать самое главное", -• подумала Герда и вдруг поняла, что не может говорить. А три огня приближались, приближались к ней и остановились прямо напротив нее. И вдруг Герда поняла, что Кай жив. 
      - И я его увижу?! - прошептала она. И опять поняла без слов: "Да". 
      - Но как? - вскрикнула Герда. 
      Тут вдруг огни замигали и погасли. Герда очутилась в полной темноте. Хорошо еще, что гномы были рядом, что снова замерцал огонек их костра, и Герда услышала: 
      - На вопрос "как" они не отвечают. 
      "Но как же все-таки?" - с тоской подумала Герда, и тут в голове, которая только что была такой тихой и ясной, закопошились мысли. И вслед за ними вошло огромное, лохматое беспокойство. Она стала думать о том, что будет с ней и с Каем, и очнулась от крика над головой: 
      "Вот она! Вяжи ее!" 
      Это были разбойники. Оказывается, она находились совсем недалеко от своей золотой кареты. 
      - Возьмите карету, только отпустите меня, - попросила их Герда. - Зачем я вам? 
      Но разбойники - это разбойники. Им зачем-то все нужно (хотя они и сами могут не знать - зачем). И Герда поняла, что ей надо прощаться с жизнью. Ей вовсе не было страшно. После того, как она побывала в волшебной стране, она совершенно перестала бояться за себя, но мысль о Кае! 
      - Кай! Кай! - прошептала она. - Неужели ты так и замерзнешь один в снегах? - И лицо ее стало таким пронзительно печальным, что надо было быть разбойником, чтобы это выдержать. Но вокруг были именно разбойники, и один из них уже занес над Гердой нож, как 
      вдруг девочка-разбойница, Маленькая Разбойница, о которой все знают по старой сказке, вынырнула откуда-то и встала между Гердой и его ножом. Еще минута - и она была бы убита. И она на это шла, эта Маленькая Разбойница. Не такая уж она была избалованная. Это была единственная разбойница, которая не выдержала пронзительно-печального лица Герды. И это так удивило остальных разбойников, что они не убили Герду в тот же миг - и не убили потом. Они только все расспрашивали Маленькую Разбойницу, для чего ей вздумалось защищать девчонку из золотой кареты. А она им плела всякие небылицы, потому что как было рассказать разбойникам правду? Они бы ее все равно не поняли. Маленькая Разбойница и вывела Герду на дорогу (не знаю уж, был ли тут олень, думаю, что без него обошлось), обняла ее, отдала все, что у нее было, и сказала: 
      - Иди, найди Кая и... вспомни когда-нибудь про меня. 
      "Вспомни"! Герда уже никогда не сможет ее забыть, как и девочка, рожденная в разбойничьей шайке, уже никогда не сможет жить с разбойниками. 
      А лес из осеннего стал зимним, и огромные белые деревья указывали прямой путь к Снежной Королеве. 
      Нет, не нужно было никакого оленя. Совсем иначе Герда попала в страну Снежной Королевы. 
      Она остановилась в серебряно-белом лесу, потому что почувствовала, что огромная, одетая снегом сосна приказывает ей остановиться... Ствол ее был, как поднятый перст: ни с места! И Герда застыла. Вся. Остановились ноги, остановились руки, остановились вопросы, остановились мысли. И глаза остановились. Они превратились в два тишайших зеркала. И вдруг в них отразилась Волшебная страна. Она была перед ней вся - страна Снежной Королевы. В этом невозможно было сомневаться. Герда была в середине такого сияния, которого она не видела никогда в жизни. И если бы ей сейчас приказали: двигайся! - она бы не смогла. Сияние шло отовсюду, как будто проникало внутрь нее, пронизывало ее, преломляясь и отражаясь в бесчисленных призмах. Постепенно она поняла, что окружена зеркалами, тысячами, мириадами зеркал, которые то являлись в своем множестве, то сливались и представали двумя великими зеркалами такой чистоты и ясности, какой не бывает ни в каких зеркалах на свете. Самая тихая вода не могла сравниться с тишиной и прозрачностью с этими волшебными зеркалами. 
      И тут она вспомнила, что страну Снежной Королевы называют Страной Волшебных Зеркал. Но люди считают эту страну страшной и очень боятся этих зеркал. "Чего же тут бояться?" - подумала Герда, и вдруг поняла, что зеркала эти совсем не отражают ее: ни лица, ни рук, ни ног. Герду, которую все видят, нельзя было найти в этих зеркалах. Так вот чего пугались люди. Пустота! Пространство, в котором нет тебя самого. - Но вместо испуга Герду охватил такой восторг, такой небывалый восторг, что зеркала засияли удесятеренным блеском, отражая его... Потому что его-то, восторг этот, они отражали... И Гер-дины глаза отразили то, что отражалось в зеркалах. И... вспыхнуло такое сияние, что продлись оно еще одно мгновение, и этого нельзя было бы вынести. Но мгновение оборвалось. Сверхъестественное сияние сменилось спокойным белым светом, тоже удивительно прекрасным, но это вынести было можно. Это был Покой, в котором таились целые миры. 
      - Снежная Королева, Снежная Королева, - прошептала Герда - Покажись... Дай мне поблагодарить тебя. Сердце мое переполнено... 
      Ей никто не ответил. Никого не было. Пустота. Она стояла в огромном белом зале. Белый пол и прозрачные стены. Сверкающая серебряная дорожка расстелилась у самых ее ног и точно звала ее вглубь зала. И Герда вошла. Она шла, шла и шла, то и дело натыкаясь на прозрачные стены, которые каждый раз расступались перед ней с легким звоном. Она как будто все время входила внутрь стен, как вдруг в дальнем конце зала увидела одно темневшее пятнышко. (Господи! Как забилось ее сердце!) 
      - Кай! - вскрикнула она, еще ничего не различая, но точно зная, что это-он... 
      "Кай! Кай! Кай! - отразили звук ее голоса сотни, тысячи прозрачных стен, как будто тысяча тончайших хрустальных колоколов. - Кай! Кай!" 
      Когда Герда добежала до Кая, она вся сотрясалась от слез.... Все прозрачные стены задрожали и расступились, наполняя пространство звоном. И Кай и Герда обняли друг друга. 
      Нет, никакой осколок не выпал. При чем тут осколок? Просто это был Кай, Кай, которому слезы Герды были нужны, как растрескавшейся земле - дождь. Никому в мире не были так нужны ее слезы, как ему. Наконец-то вся Герда ожила, вся душа ее выплеснулась. 
      - Герда, Герда... 
      Все пространство и все время как будто были пересечены, как огромный белый зал. Вечность была тут. Они в ней находились. 
      Бесчисленные слезы задрожали, переливаясь всеми цветами радуги, и в каждой из слезинок мелькнуло маленькое отражение женской фигуры. Еще минута - и все слезы слились в одну огромную сверкающую каплю, которая повисла ни на чем посреди зала, как звезда посреди неба. И в этой капле... 
      - Снежная Королева!... - прошептал Кай. - Наконец-то я вижу тебя!.. 
      Снежная Королева молчала. А слезы текли и текли из ее глаз, не тая, а затвердевая. Они были вечными, как и она сама. Они собирали в себе весь свет и преломляли и удесятеряли его. 
      - Снежная Королева, - шептали мальчик и девочка, - как это люди могут бояться тебя? - 
      - Это оттого, что они не видят меня, - сказала Снежная Королева. - Люди предстают перед зеркалами моих глаз и не видят там того, что они хотели бы видеть. А то, что есть, им кажется пустотой. И я кажусь им пустой и холодной. 
      - Пустой и холодной... Ты?! - повторили Кай и Герда и замерли. - Ты - хранительница света и простора... 

 

      - Ну вот, вы уже и не боитесь Простора и вас не ослепляет Свет. И ни холода, ни пустоты вы тоже не боитесь, потому что у вас незамерзающие сердца. 
      Снежная Королева замолчала, но в зеркалах ее глаз вспыхнуло такое сияние, что еще немножко - и они не выдержали бы его. Они крепко обнялись и как будто провалились куда-то, перестали видеть и слышать. А когда очнулись, то оказались в бабушкином доме у Розового Куста, который сам и был счастьем, только чтобы узнать это, надо было потерять его... 
      И, конечно, около Розового Куста сидела бабушка. Уж если счастье, то без бабушки не обойтись. Какое же счастье без Доброты? А бабушка ведь сама Доброта, и у нее самое незамерзающее сердце на свете Никакие холода ему не страшны. Уж если у тебя незамерзающее сердце, то это навсегда. А если замерзло - не надо пенять на Снежную Королеву. Она тут ни при чем. 

Фея была старая, седая и грузная. Она ходила с большой хозяйственной сумкой. Чаще всего сумка была набита рукописями. Вот с такой набитой рукописями сумкой она и появилась в издательстве. И робко предложила свои листки. Она была похожа сейчас на торговку из песни про горячие бублики. Вот так стоит на морозе, озябшая, и товары ее на глазах остывают и черствеют.
Фея выглядела жалкой и, кажется, чувствовала это. Руки у нее дрожали. Она не знала, куда деть распадавшиеся листки и переводила взгляд с одного сотрудника на другого. А они всем видом своим давали ей понять, что все это совершенно неуместно и почти неприлично, и долго терпеть этого они не намерены.
- Но это ведь настоящее, - тихо сказал Фея, - живое...
- Что, что? Позвольте об этом судить нам. Когда нужно будет, мы вам ответим.
И ответили. Все это им было совершенно не нужно. Стоило только взглянуть на папки, чтобы убедиться в этом.
- Знаете что, бабушка, в этом возрасте не начинают писать, и если...
Тут Фея покраснела и перебила:
- Я вам не бабушка.
- Вот как... Но простите, ведь вам уже под семьдесят?
- Под семьдесят? Под семьдесят?! - Она подняла лицо. Ее глаза сверкнули. - Да когда ваша прабабушка была ребенком, мне было уже гораздо больше семидесяти.
Тут уже онемели сотрудники. А Фея быстро собрала свои листки, запихнула их в хозяйственную сумку и решительно пошла к лифту. Когда она потом перебегала улицу и вскакивала на ходу в автобус, в ней вряд ли можно было заподозрить грузную старуху. Но вот она села, прислонилась головой в окну - и снова стала старой и усталой.
Вышла она возле огромного пустыря на конечной остановке, поглядела вслед последнему уходящему пассажиру и пошла в сторону от дороги и домов по пустырю, пересекая овраги и чахлые перелески. Наконец, она оказалась далеко от какого бы то ни было жилья. Ни души. Огромное небо и пустая затихшая земля. Вот тут-то Фея раскрыла свою сумку и вывалила из нее все свои листки. Их подхватил ветер, закружил и разнес в разные стороны, а Фея вздохнула, поправила на голове платок и пошла назад уже с пустой сумкой.
На пустыре этом потом вырос лес. И не чахлые ровные посадки. Нет, прекрасный смешанный лес. Откуда он взялся - люди не задумались. А откуда вообще на земле взялись леса? Разве кто-нибудь знает об этом?
Но все это потом, не сразу.
А сейчас Фея поправила платок и с пустой сумкой пошла через пустырь обратно к домам.
Дело в том, что Фее, живущей на земле, нужны деньги, как и всем людям. Сколько труда она вложила в рукописи, об этом не знал никто. Да и что с того? За рукописи ей не платили, а деньги ей были нужны. И вот она подошла к крайнему дому и постучалась в первую попавшуюся квартиру.
- Вам полы помыть не нужно? Или окна? Или постирать что-нибудь?
Хозяйка осмотрела ее несколько подозрительно и замялась.
- Пусть вас не смущает мой вид, я умею это делать. И беру недорого.
- Ну что ж, нужно.
Она действительно умела это делать. Она вымыла квартиру, к удивлению хозяйки, быстро и хорошо. А то, что несколько раз останавливалась и сосала валидол, хозяйка не видела. Да и какое ей было дело?
Теперь у феи были деньги. Она улыбнулась совсем по-детски и отправилась в кондитерскую. Скоро ее сумка была набита сластями. Она подкупила к ним фруктов, зашла в игрушечный магазин... И тут уж глаза ее так разгорелись, что она истратила почти все. Осталось, кажется, только на автобус. Впрочем, автобус не понадобился. Что-то зашуршало за ее спиной и - два огромных крыла подняли ее в воздух. Какое это было ликование - лететь на крыльях через весь город, над всеми толпами и очередями, над всем шумом, совершенно не замечая всего этого. От грузной старой женщины не осталось и следа. Теперь это была самая настоящая фея, которая летела с сумкой, полной игрушек и сластей, и, никому не видимая, никем не слышимая - пела.
Но вот - знакомый дом. Фея бесшумно снизилась, сложила крылья и приобрела свой земной облик. Прозвенел мелодичный звонок, и - дети! дети! Как они ее встречали!
Нет, это были не ее дети. Разве у феи когда-нибудь бывают дети? Но разве бывают дети не ее?
И вот едва она отбилась от них и стала раздеваться, как услышала тяжелый вздох их мамы и увидела ее недовольное лицо.
- Опять ты на крыльях прилетела? Ну неужели нельзя попроще, как все люди, на автобусе или на метро? Обязательно эти твои штуки...
Фея вся сникла и почувствовала себя примерно так, как в издательстве. Даже в первый момент ей трудно было рассказывать детям свои истории, но это скоро прошло. Под их взглядами нельзя было не расправиться. А что может быть проще для феи, чем рассказывать сказки про фей? Все полагают, что она - искусная выдумщика. И никто не знает, что ей тут совсем не надо выдумывать. Просто рассказывать все, как есть. А историй у нее больше, чем волос на голове...
Но когда она кончила и собралась уходить, мама детей была ею опять очень недовольна.
- Вечно про этих фей и волшебников. Неужели ты не можешь еще о чем-нибудь? Ты забиваешь головы детям всей этой небылью, и они совершенно не готовы к реальной жизни. Ты должна все-таки им растолковать при случае, что никаких фей не существует, и рассказать про то, что существует на самом деле.
Никто не видел, что Фея глотала слезы, как маленькая девочка, и выходила на улицу понурая и совсем беспомощная. Ну легко ли жить, зная, что тебя нет и совсем не должно быть на свете?
Она сидела в автобусе и ехала домой и чувствовала себя старой, усталой и очень больной.
Да, Фея была больна. Это началось давно. С того первого дня, когда она взлетела на крыльях, неся людям огромную корзину с дарами. Так бы, кажется, все просто. Она им - дары, они ей - радость и любовь. Но получилось все совсем не так. Дары брали только дети. А взрослым дары не были нужны. Они сломали ее корзинку и чуть не сломали ей крылья. Вот с тех пор она и больна. Когда она на земле, - то всегда больна. Там, в воздухе, она совершенно здорова. Но совсем улететь с земли, ей никогда и в голову не приходило. А как же дети? Да и не только дети. Она и еще кому-то нужна, и даже чему-то. Вот, например, - вещам,
Фея вспомнила про вещи и улыбнулась. Взглянула в окно автобуса. Скоро выходить. Вот и дом. Фея жила в обыкновенном доме, в обыкновенной квартире, отличавшейся от других квартир только тем, что вещи в ней были живые. Они говорили с Феей, и Фея их понимала и ставила их именно туда, куда они просились. И вещам было хорошо в доме Феи. У каждой вещи была своя история, и слушать их можно было бесконечно. Это было удивительно хорошо - сидеть и слушать то, что рассказывают вещи! У каждой вещи - свой голос. Вот только не заглушай его - и он будет слышен. А какие у вещей были великолепные и причудливые желания! Если слышать и выполнять эти желания, то и возникает красота! Все думали, что Фея создает красоту. Ничего подобного! Вещи сами создают ее, надо только им не мешать. И Фея умела не мешать, не своевольничать, не навязывать вещам того, что сама она хочет. Что хотите, то и делайте, мои дорогие! Вы совершенно свободны.
- Свободны? Свободны?! - Вещи выглядывали из своих неживых оболочек и вдруг начинали смеяться и петь.
Вот так и получалась красота. А Фея тут ни при чем. Она просто была тихой и внимательной. Вот и все. Все получалось само. Иногда прямо на глазах у детей. Она только разведет руками, и - вдруг!.. - чего-чего не выходило, когда свободные вещи начинали ликовать! И вот тогда-то к ней слетались дети, отовсюду, как пчелы на цветущие кусты.
Дело в том, что все дети рождаются с крылышками, и все они - чуть-чуть волшебники и феи. Не совсем, а только чуть-чуть, потому что они еще очень маленькие. Но они знают, что стоит им немножко подрасти - и такое будет! Вот они и играют в это "будет", воображая,
что оно уже есть, торопят его изо всех сил, и так хлопают своими маленькими крылышками!
Да, все дети рождаются с крылышками, но не у всех они вырастают. Вот только бы помочь детям вырастить крылья! Это оказывается так трудно! И удавалось редко, очень редко. А казалось бы - чего проще?..


**********

- Так все-таки, скажи мне, пожалуйста, кто ты на самом деле? Фея или Марта?
Это спросила девочка Люся по фамилии Лисичка. Она любила Фею больше всего на свете и мечтала стать феей, когда вырастет. Только феей - и больше никем. А вот сейчас в голосе ее была тревога...
- Так кто ты на самом деле?
- А ты сама как думаешь?
- Я думаю, конечно, фея. Но .папа с мамой говорят, что никаких фей нет, и ты просто Марта.
- Вот как... просто Марта...
- Да, - продолжала Люся, - просто Марта, потому что никаких фей нет. Но я же не могу переверить. Марта вскинула на нее глаза.
- Как ты сказала, моя девочка?
- Переверить.
- Значит, ты веришь, что феи есть?
- Конечно. И ты - фея, а не Марта.
- А разве не может быть феи Марты? Кто сказал, что у фей нет имен?
- Имен? - Люся задумалась. - Имя... у феи?.. Так просто по имени?
- Ну конечно, вот так просто.
- А по-моему, это ты понарошке - Марта, а по правде - фея. Марта звонко засмеялась. Сейчас нельзя было понять, кто из них девочка. Платье, рост, седые волосы - все это могло быть понарошке. А по правде... - девочка. И вдруг смех ее оборвался.
Они были с Люсей в лесу, в огромном прекрасном лесу, который вырос на том месте, где когда-то был пустырь... Когда это было? Фея вспоминала и уходила куда-то все дальше и все глубже. Она, кажется, совсем забыла про девочку и говорила только с деревьями, которые узнали ее своим тайным, непонятным нам знанием и что-то шелестели ей, шелестели... А она - понимала их.
- Как ты думаешь, а откуда взялся этот лес? - вдруг спросила она девочку.
- Из семян. Мне папа сказал.
- А семена откуда?
- Из леса.
- А лес?
И тут они обе остановились и посмотрели друг дружке в глаза. Глаза девочки совсем застыли, расширились и, кажется, потеряли дно.
- Не знаю, - тихо ответила она.
- Вот и хорошо, что не знаешь. Знаешь, что не знаешь. Это хорошо.
- А что тут хорошего?
- Девочка моя, те, кто знают, что не знают, подходят к берегу тайны. Разве ты не слышишь, как шелестит тайна? Ну и что ж, что это - листья... Это - Тайна. Не бойся ее. Она не чужая, не страшная. Это наша родная Тайна. Она так же шелестит у тебя в сердце, как в этом лесу. Прислушайся к своему сердцу.
- Да, да, - сказала девочка. - Я слышу.
- Слишком быстро ты ответила. Прислушиваться надо долго. Ох, как долго!.. Этого ты еще не умеешь.
- А ты можешь научить меня?
- Научить?.. - Фея задумалась. - Я больше всего на свете хотела бы этого. Но я не могу научить тебя.
- Не можешь?! Не можешь?! - девочка вдруг ужасно встревожилась. - Вот и мама говорит, что ты не научишь меня, как стать феей. Так может быть, фей никаких нет?!
Как она волновалась! Как она хотела, чтобы Марта опровергла ее. Но Марта молчала. Стояла перед ней. И - молчала.

**********

Сколько лет она не была в этом издательстве? На что она надеется? Зачем пошла опять? И насколько труднее стало подыматься по лестнице, Боже мой! Она никак не предполагала, что сегодня испортится лифт. Правда, всего лишь четвертый этаж, но ей и это уже не под силу. И она уже совсем не может мыть полы... совсем не может. А кроме того.., кроме того... может быть, все-таки кто-нибудь когда-нибудь прочтет? Или на это уже совсем-совсем нельзя надеяться?..
И вот она стоит со своей хозяйственной сумкой, кажется, все с той же, только теперь уже совсем истрепанной, и листки торчат изо всех дыр, вот-вот выпадут... Это - "Заметки Феи", "Опыт Чуда" и огромная папка "На берегу Тайны". Господи, как колотится ее старое сердце! Нет, теперь уже не от волнения. Ему просто стало уж слишком неудобно в этой груди, наверно так же, как ей - в этом издательстве. Еще мгновение и выбегут вон - она из комнаты, сердце - из груди.
Но они берут себя в руки. И она, и ее сердце. Ее слабые глаза уже плохо различают, кто это там у окна в самой глубине комнаты... Почему ей хочется подойти именно к этому столу? Какая элегантная девушка сидит за ним! Низко склонила голову. Что-то пишет. И- не поднимая головы: "Слушаю вас".
- Я хотела предложить вас рукописи.
- Какие?
- "Заметки феи", "Опыт Чуда"...
- О, нет, нет, нет! Этого с нас хватит. Не тот век...
Голова девушки поднялась. Глаза их встретились.
-Лю-ся...
- Тетя Марта!..
На какое-то одно мгновение глаза девушки стали теми, давними, так пронзительно любимыми. "Девочка моя!"
Но мгновение прошло. Перед Мартой сидела совершенно чужая молоденькая женщина с холодным, почти жестоким взглядом.
- Я ничего не могу сделать для вас, тетя Марта. Здесь все нелицеприятно, и на знакомства рассчитывать нельзя. Я ничего, совсем ничего не могу для вас сделать.
- Я... Я и не рассчитывала на знакомство. Я... я совсем не знала, что это ты. Извини за эту неловкость. Я, право, не виновата...
И вдруг случилось совсем уж непредвиденное и совсем неприличное. Она стала хватать ртом воздух, как рыба на песке, схватилась руками за стол, сумка с шумом шлепнулась об пол, а вслед за сумкой и она сама вдруг очутилась на полу. Сотрудники забегали. Кто-то принес валидол, кто-то - нитроглицерин. Но все-таки не справились. Пришлось вызывать скорую помощь. Тогда она внезапно открыла глаза попыталась сказать что-то, но не смогла. И - смирилась. И тут вдруг неожиданно подбежала какая-то девушка, не из сотрудников и не из медперсонала. Кажется, она тоже пришла с рукописями и ждала своей очереди.
- Послушайте, а листки? Как же так, ведь это ее сумка! Девушка собрала все до единого листочка. Но Марту увезли, отдавать их было уже некому. И она взяла сумку себе.
А Фее еще не пришло время умирать. Смерть не спрашивает фею, когда ей прийти за ней. Когда захочет, тогда и придет. Когда Смерть захочет а не фея. Пока еще Смерть не хотела. И вот Марта дома. В своей квартире. Здесь все на месте. И вещи все так же поют. А она - слушает Еще мгновение - и начнет делать то, что они прося- Ни возраст, ни силы тут ни при чем. Только бы ничто не прервало тишину!.. Нет, прерывает. Телефонный звонок.
- Да, да я Марта Ионовна. Что, что? Мои телефон был на папке? Да конечно', был. Но кто вы? Подобрали мою папку, когда меня увозила скорая помощь? Прочитали? Вот как... Неужели? Ну, это вам так кажется. Это пройдет. Ну, посмотрим, посмотрим. Я вовсе не хочу вас обижать. Прийти ко мне? Вы очень хотите. Мечта... Ну о чем же тут мечтать? Приходите. Как вас зовут? Люся?! О, Господи! Нет, нет, приходите, приходите, Люсенька. Да, хоть сейчас.
И она пришла, эта новая, совершенно незнакомая Люся. Она попала в квартиру Феи и замерла. "Дом Феи, дом Феи настоящий дом феи. - шептала она, а потом только опомнилась и быстро спросила:
- А кто у вас убирает?"
- Никто. Я сама.
- Как сама? И моете полы, и натираете их, и... все остальное?
- Да, моя милая, здесь уже давно не мыто. А еще не так давно я мыла полы не только у себя.
-Вы?!
- Ну, конечно, я. Что же в этом удивительного?
- Но вы не должны. И уж теперь-то совсем нельзя. Неужели никто-никто не приходит к вам?
- Как никто? Что ты! Здесь бывает так много народу!
- И никто не замечает...
Она заметила все. И что холодильник пуст, и что корзина полна грязного белья, и что в доме нет нитроглицерина и даже валидол кончается. А Марта плакала и стыдилась своих слез, и улыбалась сквозь слезы, и все старалась извиниться за то, что она такая стала немощная...
- Кто немощная, вы? - Люся оторвалась от уборки и взглянула на Фею. - Вы - немощная?!
- Конечно, я...
- Марта Ионовна, Марта Ионовна, если бы у меня была хоть сотая доля вашего могущества!..
- Ах, ты обо всем этом... Так это же само собой. А вот учить я не умею. Совсем не умею.
- Мне и не надо, чтобы вы меня учили. Мне надо, чтобы вы только -были.
- И все... И больше ничего?
Они помолчали. А потом Марта спросила очень тихо:
- Ты еще придешь ко мне?
- О, если только разрешите, на крыльях прилечу!
- Ну, тогда мне и умереть можно...
Неужели, наконец, мои рукописи проросли не только на пустыре?..

1.


2.


3.

- Здравствуйте! Здравствуйте! Здравствуйте! Здравствуй сосна, здравствуй подснежник, здравствуйте, снегири! Я фея Перели. У меня полное лукошко солнечных лучей, а звезды я прячу под шапкой. Подождите, это после я сниму шапку, тряхну волосами и закину на ветки звезды. Вам меня не поймать! Я розовая синяя, голубая, зеленая золотистая, - я фея Перели. Захочу, побегу по веткам наперегонки с белкой и буду сбрасывать вам сверху солнечных зайчиков Вам весело'' Ну конечно, всем весело, когда я смеюсь - ведь сейчас утро!
Может быть, вечером я сама саду на ветку, стану серебряно-синей.
Волосы мои повиснут между деревьями, а "платье заструится, точно сизый дым. И тогда мы вместе о чем-нибудь задумаемся. Я сама не знаю, о чем. Может быть, о моем будущем муже. А? Говорят, что феи не выходят замуж... Может быть, и не выходят, а может быть, и выедят... Вот мы уже и задумались. Как незаметно настал вечер... Вес это говорила маленькая фея Перели в большом, большом лесу. Она действительно задумалась, сев на ветку. Шапка у нее сползла, волосы рассыпались и повисли между деревьями, и целая пригоршня звезд заилилась за сучки и листья. А глаза у феи стали до того синие, до того глубокие, что заглянешь - не выйдешь...
Птицы уснули, звоны умолкли, только шорохи проснулись и стали блуждать по лесу.
--Что задумалась, дочка? - сказал старый Пан. - Не холодно ли в сыром лесу ночью? Идем ко мне в пещеру. Я расстелю тебе постель на звериной шкуре, разожгу костер, обогрею, нашепчу про старое, про древнее, про бывалое... У меня в глазах только и осталась еще светлинка - последний отсвет зари. Люди говорят, что глаза у меня выцветшие, как небо поздним вечером. Много они знают - у меня беззакатные глаза.
- Спасибо отец, я не хочу к тебе в пещеру. Иди сам.
- Неужто всю ночь на ветке просидишь? Уж очень ты много стала мечтать Ну смотри, замерзнешь, приходи.
И старик ушел, а с ним вместе и шорохи. Совсем недвижным стал лес. И тогда фея Перели уснула на ветке, как лесная птица.
Почато ей приснились синие капли. Синие прозрачные капли стекали с неба и повисали на какой-то узорной резьбе, которая раньше была невидимой, но вот вдруг стала видна. И перед ней раскрылся прозрачный дворец, молчаливый дворец, и на нем узор из синих капель.
Они проснулась очень рано и несколько минут все еще жила среди синего мира, точно никак не могла выйти из заколдованного царства. Утро было сизое, прохладное. Березка стояла сонная, вся в тумане, ветки у нее запутались, сплелись с туманом. Надо было ее разбудить да причесать. Сосна все еще разговаривала с самой собой про что-то такое важное, такое важное, что утром и понять нельзя. Надо было просто подойти, прислониться щекой к коре и помолчать немножко. Тогда она совсем проснется, вздохнет глубоко-глубоко и улыбнется со своей высоты. И тут-то и начнется утро, пахучее, радостное. Надо будет скорей брать лукошко с солнечными лучами, бегать, подносить лучики к росинкам и поджигать их. Это занятие фея Перели очень любила. Но сегодня она с самого утра была задумчивой, и вот приснились же ей почему-то не цветные, а синие капли...
Все утро она пробродила между деревьями, так и позабыв про лучи в лукошке. Утро оставалось туманным, сизым. Нет, нет, да и начинали падать с неба капли. Только они были не синие, совсем не такие, как ей снились. Вдруг и из глаз ее тоже капнули две капли, и тоже не синие, а обыкновенные. Она пошарила в лукошке, чтобы достать платок и вытереть лицо и деревья, да тут вдруг случайно и выпал лучик, Выпал и запутался, и повис где-то в листьях. И такие изумрудины засверкали в листве, что фея наконец не выдержала, засмеялась и пошла поджигать лучиками капли.
Как уж прослышали птицы, никому не известно, но только стали они петь по всему свету, что фея Перели хочет выбрать себе мужа. Про все раззвонили - и про то, что стала фея задумчивой, и про то, что старый Пан отговаривает ее выходить замуж, вздыхает да качает головой.
А старый Пан и на самом деле качал головой и говорил:
- Эх, дочка, ну на что тебе муж? Неужели мало тебе радости? И лес твой, и небо твое. Лучи у тебя в лукошке, звезды под шапкой, и я-то, старый, хожу за тобой, как нянька. А меня ведь боялись многие... Я ведь лесной бог, а ты, что захочешь, то и делаешь со мной. Потому что люблю я тебя, дочка. И где ж для феи найдется муж? В лесах его нет, а ведь за городского ты сама не дойдешь, его тут каждый листок на смех подымет.
Пан сидел на огромном корявом пне, а фея Перели на мягкой траве, такая маленькая и легкая, что, казалось, ветер мог поднять и унести ее.
- Отец, - сказала она, - колокольчик цветет для того, чтобы кому-нибудь стало очень хорошо жить на свете. А от этой радости еще что-нибудь родится, - может, звезда, может, песня, а может, человек. Все думают, что он маленький да глупенький, этот колокольчик, а он, может, мудрей всех...
- Ну вот и гляди на колокольчик, я тебе еще весной ландышей по всему лесу разбросаю.
- Отец, а мои глаза ведь тоже цветут. Ничего не сказал старый Пан, только глубоко-глубоко вздохнул --так, что шелест прошел по всему лесу.
- Да отец я забыла, что собрала тебе изумрудины. Они сегодня на елке зажглись, а я их собрала. Пусть у тебя в пещере живет зеленый огонь и по ночам светит. Только одну изумрудинку я себе оставляю, остальные бери, - и фея Перели протянула Пану горсть
изумрудин.
В это время длинный закатный луч пронизал лес. Вот к таким лучам фея подбегала, бывало, - быстрая, проворная, - раз-раз-раз - надергивала себе маленьких лучинок, чтобы было чем назавтра росинки поджигать. Подбежит, надергает и убежит. Но сейчас она не стала дергать лучинки, а просто, засмотревшись на закатный луч, медленно вошла в него. И тогда он ее обнял тихо-тихо и приподнял, и вот она очутилась на стволе сосны, розовая, волшебная... Вот луч поднял ее еще выше, еще, и наконец посадил на самую вершину. Как хорошо там было! Может быть, никогда еще в жизни не было ей так хорошо.
- Я ухожу, - сказал закатный луч. - Посиди без меня на облаке. Пусть оно останется розовым и посветит, когда меня не будет.
Так и заснула фея в эту ночь на облаке. На облаке вплыла в свои синий сон, в синий, в белый, в необъятный...




А в далекой стране жил царевич. Услыхал он от птиц, что фея Перели хочет выбрать себе мужа, и очень обрадовался. Ни одна царевна ему не нравилась. Так хорошо было бы жениться на фее!
- А что, очень красивая твоя фея? - спросил он у зяблика, который ему все рассказал.
- Она бывает разная. Иногда розовая, иногда синяя, иногда золотистая, - сказал зяблик, - одним красивая, другим не очень. Приходи, посмотришь.
- Как это - розовая, синяя, золотистая? Это у нее платья такие есть?
- Ну да, платья. Только они как-то вмиг меняются сами собой, и
вокруг нее свет разных цветов. Приходи, посмотришь.
Все это было интересно, и царевич пошел в лес.
Он пришел туда днем, когда фея Перели обычно была занята работой: успокаивала птенцов, которые, раскрыв желтые носики, кричали, ожидая мать и отца, убиралась в беличьих гнездах или вышивала золотом по зелени. Царевич застал ее за вышиваньем и решил, что это подходящее для царской невесты дело. Фея ему очень понравилась. Он вообще любил маленьких женщин, а эта еще такая быстрая, хорошенькая, сразу чувствовалось что-то волшебное.
- Здравствуй, фея Перели, - сказал он, - я царевич, я хочу на тебе жениться. Я принес тебе в подарок жемчужину из царской короны. Пожалуйста, спустись с дерева, я отдам ее тебе.
- Спасибо, царевич, - сказала фея, - я тоже хочу сделать тебе подарок - вот эту изумрудинку. На, лови! - фея бросила с ветки большую, засверкавшую изумрудину. Казалось, она летела прямо в руки царевичу, но вот скользнула и пропала. Он беспомощно оглянулся, пошарил в траве, но ничего не нашел. А с дерева раздался тихий грустный голос феи:
- Бедный царевич, ты не умеешь ловить изумрудинки. Как же я выйду за тебя замуж?
- О, это ничего! У меня в сокровищнице столько изумруда, сапфира и других драгоценностей, что нам на всю жизнь хватит.
- Нет, царевич, они не живые. Бедный царевич, ты не умеешь собирать живые самоцветы...
- Как это - живые? - удивился царевич. - Что ты говоришь.' Стал он просить фею спуститься к нему, но фея только покачала головой.
- Нет, царевич, женись на обыкновенной царевне, отдай ей свою жемчужину.
- Не хочу я обыкновенную царевну, я хочу тебя. -
- А ты сумеешь меня обнять?
- О чем ты спрашиваешь, фея, я же мужчина!
- Ну что ж, обними.
Фея Перели спрыгнула с ветки и стала так близко к царевичу, что у него даже голова закружилась от счастья. Поднял он руки, чтобы обвить ими маленькую фею, но вдруг она скользнула, как переливчатая струйка, и - нет ее, и она уже смеется с ветки:
- Бедный, глупый царевич, женись на обыкновенной царевне, ты не умеешь обнимать фею. Царевич помрачнел.
- Я никуда не уйду из леса, я буду ходить за тобой повсюду. Ты увидишь, как я тебя люблю, и выйдешь за меня замуж.
И царевич стал повсюду ходить за феей, вечно искал ее, когда она ускользала, и весь лес смеялся, что у такой легкой феи такая тяжелая тень.
Между тем, в лес стали приходить и другие женихи. Все они шли не дальше опушки и поджидали фею. Некоторые уходили разочарованные - фея им вовсе не нравилась - одни переливы и больше ничего. А тем, которые хотели на ней жениться, фея бросала изумрудинку, как и царевичу, и никто не умел ее поймать. Все они уходили, поникнув головами. Только один царевич продолжал добиваться своего. Стоило фее присесть где-нибудь и сказать: "Я хочу пить", - как тут же появлялся царевич с кувшином прозрачной воды. Стоило ей сказать: "Я устала, мне хочется ягод и орехов", - как он приносил ей полное лукошко ягод и лесных орехов и при этом приговаривал: "Никто тебя не любит так, как я". "Бедный, бедный царевич, - говорила фея, - спасибо тебе, но только напрасно ты ходишь за мной. Ты не научишься ловить изумрудинки, а я выйду замуж только за того, кто умеет собирать живые самоцветы. Только тот и сумеет обнять меня. "




Была глухая ночь, когда у пещеры Пана что-то хрустнуло. Фея в эту ночь слала в пещере. Зашла к Пану вечером, стала гладить его серебряные волосы, да так и прикорнула на плече у старика. Он ее поднял спящую, отнес на звериную шкуру,, прикрыл травяным одеялом, а сам лег поодаль, вздохнул и заснул. И вот около его пещеры что-то хрустнуло, фея моментально проснулась. "Это человеческая нога наступила на ветку", - подумала она. "Наверно, царевич пришел за мной и сюда". Она раздвинула полог из сплетенных листьев и вышла. И вправду, рядом с пещерой был царевич, но он спокойно спал у входа, а в нескольких шагах от него, на фоне уже начинавшей светлеть ночи, вырисовывалась человеческая фигура.
- Кто ты? - спросила фея. - Зачем пришел в лес ночью?
- Зачем пришел? Разве полосу запрещено ходить? Бродил, бродил по лесу, вдруг увидел зеленый огонь. Вот и подошел к этой пещере. Что это за пещера? И кто ты сама?
Почему-то фее не захотелось говорить, кто она.
- Я простая девушка, живу здесь с отцом.
- А кто твой отец?
- Старый лесничий.
-А-а...
Человек присел на пенек, а фея рядом с ним на траву.
- Хочешь, я подарю тебе зеленый огонь? - спросила она очень тихо. - У меня есть изумрудный уголек. Вот, гляди. Бери, если хочешь.
Не успела она это сказать, как увидела, что изумрудный уголек светится в глазах у незнакомого человека.
Взял, взял! Сумел удержать живой самоцвет! Фея засмеялась так радостно, что в лесу началось утро раньше обыкновенного. Запели птицы, поголубело небо, березка проснулась и причесалась гама, и сосна вышла из своей задумчивости и улыбнулась с вершины.
- Пойдем, - сказала фея незнакомцу с изумрудинками в глазах, - я покажу тебе мой лес..- Они пошли по тропинке, которую знала только она, и там, где они проходили, зажигались капли. Вдруг ее спутник взял ее маленькую руку в свою и провел ею по своему лицу.
-Ты-фея,-сказал он.
Фея Перели вздрогнула. Сколько людей знали, что она фея, и повторяли это с чужих слов, а в глубине души не верили этому, а этот ничего не знал и все понял сам. Целую минуту она не отнимала своей руки от его лица: гладила его щеки, лоб, губы. а потом улыбнулась и позвала:
- Идем, идем дальше!
Когда солнце было уже совсем высоко, проснулся царевич. На пне сидел Пан и курил свою трубку, едва затягиваясь, чтобы туман в лесу был совсем небольшой. Он уже хотел отложить ее и пойти собирать листья и тут-то увидел, что царевич проснулся и беспомощно озирается вокруг.
- Что, дружок, проспал свою фею? - спросил его Пан.
- Дедушка, а дедушка, помоги мне ее найти!..
- Где ж мне за ней угнаться? У тебя ноги помоложе, ищи сам. А фея со своим спутником была уже где-то на другом конце леса. Целый день искал царевич, исходил весь лес, и только на закате набрел на них где-то на пригорке возле речки. Сначала он не видел, что с феей есть еще кто-то. Он увидел только ее белый наряд и услышал голос: "Видно, отец опять закурил свою трубку, - говорила она, - чувствуешь запах дыма? Дым в лесу! Это для меня самый родной запах на свете! Видишь, вон свиваются облака, это от его трубки..."
"Кому это она говорит?" - подумал царевич, и тут увидел незнакомого человека с изумрудинками в глазах, прикасавшегося к руке феи. У царевича сжалось сердце. "Ну ничего, сейчас, сейчас она ускользнет от него, как переливчатая струйка", - решил он.
Это ветки, наверно, наклонились так близко к воде и переплелись между собой. Это листья перебирает пальцами незнакомый человек. Не может быть, чтобы это были волосы феи... И тут до царевича донеслись тихие, как ветерок, слова: "Обними меня, милый.." Как/ она просит обнять ее, а он отвернулся, глядит на закат. Сейчас он оторвет глаза от неба, обернется, а ее уже не будет. Но тут случилось что-то, чего уже совсем не мог понять царевич: незнакомец обернулся, и в глазах его были уже не изумрудинки, а весь закат.
Как это могло быть? И как она могла очутиться в его объятиях? Ведь он и не смотрел на нее? Как крепко он ее держит! Никуда, никуда она не ускользает...
Царевич отвернулся и пошел прочь, а в душе его звучало: "Бедный, глупый царевич"...


1 Джатака - рассказ о перевоплощениях Будды.
2 Злые духи

На больших, выступающих из земли корнях Старого Дерева, прижавшись к стволу, сидело странное создание с лохматой головой и длинным носом. Оно было небольшое и очень тихое. Лицо почти человеческое, только морщинистое и цвета древесной коры. И огромные глаза с треть лица. Глаза грустные и добрые. Созданье сидело, подперев рукой щеку, очень спокойно, так что почти сливалось с Деревом. За спиной у него была котомка, а рядом с ногой была кисточка от свернувшегося, похожего на скрученную древесную ветку, хвоста.

Человек? Нет... Но глаза человеческие. Хотя все-таки не совсем.
Разве бывают человеческие глаза, которые так смотрят? И за Дерево и за землю смотрят. И может быть, еще и еще за что-то. Точно у всего появились глаза. Вот они и смотрели.

А разве человек может сидеть так неподвижно? Так, что его можно не заметить и спутать с Деревом?
Но вот созданье вздохнуло и тихо сказало: меня зовут Оль. Я сижу здесь давно. С тех пор, как Ее не стало. Сижу и думаю. Я ведь не могу поверить, что Ее совсем нет. Ведь я знаю: если кто-то был, то он и есть. Я Ее в первый раз увидел давно, задолго до того, как Она появилась на земле. Я сидел на берегу и глядел на море. И вдруг увидел, что вода засветилась зеленовато-голубым, а потом розовато-сиреневым цветом. И тогда я взглянул в воду и увидел Ее на дне морском. Она сидела в своем саду среди кораллов и раковин и глядела вверх. А потом поднялась вместе с волной и - запела!

Как Она пела! Кто Ее слышал, тот знал, что жизнь никогда не кончится, а счастье сейчас прожжет грудь и выплеснется из нее и повиснет новым солнцем на небе - и так создастся еще один мир, а потом еще и еще... Вот почему так много звезд не небе. Иногда мне кажется, что это брызги от Ее голоса... а когда голос замолкает, они ведь все равно остаются. Вот ведь что... Застывшие отзвуки.


Это сейчас я так думаю. А тогда... Тогда я просто глядел на Нее и был счастлив. И ни о чем не думал. И вот Она выплыла на поверхность моря и плыла и пела. А по морю шел корабль, и на нем был принц. И Она увидела его и полюбила. Я понимаю Ее. Что-то было в этом принце такое, что Она могла его полюбить. Но вот его мне понять труднее. Не заметить Ее?! Впрочем, люди ведь такие невнимательные... Глядел на море и - ничего не видел... И кто его спас, не заметил. Ну, кажется, он был тогда без сознания. И все-таки... Очнулся, увидел над собой склонившуюся девушку в розовом платье и сразу влюбился. А Ее так и не заметил. Заметил тогда, когда уж совсем нельзя было пройти мимо. Спускался к морю по лестнице своего дворца и увидел девушку, укутанную в собственные волосы. Говорят, у Нее раньше был хвост. А потом появились человеческие ножки. Не знаю... Просто раньше она была одно с волной. А потом отделилась, чтобы стать заметной. Вот так и появились ноги. Волна перестала быть ее продолжением, и - Она встала на ноги...
- Кто ты? - спросил Ее принц. Она хотела ответить и - не смогла. Потому что у Нее уже не было Ее голоса. Этот голос говорил за всех - за волны, за море, за небо, за меня. Люди не знают, что бывает такой голос. Люди говорят словами. Только за себя говорят. Так говорить Она не могла. Вот Она и молчала. Глядела на него и молчала. Но как глядела! Он ведь понял, что так люди не глядят. Что Она глядит не только за себя и... ждет, чтобы и он взглянул так же. Он, кажется, доже захотел, но.. не смог. И вот велел одеть Ее в человеческие одежды и стал говорить с Ней человеческими словами. Стал рассказывать Ей про себя, про свою мечту, про девушку в розовом платье. А Она... она слушала и молчала. И ведь догадывался он иногда, что никто, кроме Нее, ему не нужен. И тогда говорил, что женится только на Ней, и тут же добавлял - потому что девушки в розовом платье я никогда не встречу...
Ну вот. А оказалось, что встретил. И настала последняя ночь в Ее жизни, когда Она вышла на палубу и была совершенно одна. Никто, кроме меня, Ее не видел. А я видел. Я все видел. Я смотрел на Нее и плакал. И вдруг выплыли из волн ее сестры и протянули Ей нож. И сказали: его спасла ты, а не принцесса. Почему же должна жить она, а ты - погибнуть? Спеши. Убей ее, это будет только справедливо. И ты вернешься к нам и проживешь еще 300 лет.
Я услышал это и задрожал. Я так хотел, чтобы Она их не послушалась! Ну, конечно, Она не послушалась. Она взяла нож, но ведь Она выбросила его в волны, как только сестры скрылись. И я был так благодарен ей за это!
... А за что, собственно, благодарен? Ведь после этого Ее не стало. А принцесса продолжала жить, как ни в чем не бывало, и принц вместе с ней. И я не понимаю, как это возможно? И как я мог этого хотеть?! И еще я не понимаю, - неужели принц может жить и быть счастливым, когда Ее не стало? Просто примириться с тем, что Ее нет... Это возможно? И разве может быть, чтобы Ее не было?..

***
Когда б мы досмотрели до конца
Один лишь миг всей пристальностью взгляда,
То нам другого было бы не надо
И свет вовек бы не сходил с лица.

Когда б в какой-то уголок земли
Вгляделись мы до сущности небесной,
То мертвые сумели бы воскреснуть,
А мы б совсем не умирать могли.

И - дух собраться до конца готов.
Вот-вот... сейчас...
Но нам до откровенья
Не достает последнего мгновенья,
И - громоздится череда веков.

Ну да, именно... Всего одного мгновения не хватило и - жизнь пошла куда-то в сторону. Началась не та, не настоящая жизнь. А настоящая точно застыла где-то в стороне и ждет, а ты никак, никак не можешь к ней возвратиться. Наоборот, с каждым днем отходишь все дальше и дальше. Я слишком много видел людей. У них именно так и бывает. Может, и у принца так?




***

- Принц, ты счастлив?
... Как часто я слышу этот вопрос. И непонятно, кто мне его задает. Счастлив ли я? Нет, нет, нет, конечно. Да был ли я когда-нибудь счастлив? Какое-то мгновение, когда я вышел на палубу с принцессой, я думал, что я очень счастлив. Как давно это было! И разве это было счастье? Я ведь почти сразу стал искать Ее глазами. И увидел, что нет Ее, но не обеспокоился. Мне казалось, что с ней ничего не может случиться. Ну, как с морем или со звездочкой. Я почему-то знал, что Она - вечная. Но очень скоро я забеспокоился. Не о Ней. О себе. Точно я перестал быть собой. Я не я. Принцесса заметила это и и спросила, что со мной. И я сказал, что пропала моя подруга.
- Что?? В первый же день нашей общей жизни ты мне говоришь о какой-то своей подруге?!
- Но ведь я только и делал, что говорил ей о тебе. Это был единственный человек, которому я мог говорить о тебе. Она слушала и молчала.
- Возможно, она была немая.
- Ну да, немая... Но что с того? Глаза у нее были говорящие. И тут я вспомнил Ее глаза и понял, что без них меня нет. вот так, -- нет и все. В Ее глазах было то, что никогда не кончается. Даже море имеет горизонт. А в Ее глазах горизонта не было. А ведь я думал, что мне с Ней так хорошо, потому что я могу говорить с Ней о моей мечте, о девушке в розовом платье. А оказывается, розовое платье тут было ни при чем. Сами Ее глаза - вот оно, мое счастье. Только бы взглянуть еще раз в Ее глаза!..
Но ведь этого всего совершенно нельзя было сказать принцессе. Хотя я и попытался. "Если бы я с тобой мог говорить о Ней, как с Ней о тебе!"..
Ах, как она обиделась! Опустила свои длинные ресницы. На них задрожали слезы. Мне стало ее очень жалко. Я подумал: вот сейчас откроются ее глаза, и она все поймет. Глаза открылись. Я в них взглянул. Господи, как близко там было дно!.. Нет, не поймет. Она не знает, что есть что-то, что никогда не кончается. И я уже не пытался ей об этом говорить. Ну вот и все счастье. Его у нас не было. И нет, конечно. Она во всем винит меня. Говорит, что никогда меня не обманывала. И даже тогда, когда спасала мне жизнь, не рассчитывала ни на любовь, ни на благодарность.
Я ведь теперь знаю, что это вовсе не она спасла мне жизнь. Но я не могу ей этого сказать. Она не поймет. Она так уверена в том, что видели ее глаза!.. И в том, что я ее придумал, она тоже не виновата. Наверное, правда, я во всем виноват. Но счастья-то нет у обоих. Она говорит, что его вообще не бывает и надо жить, как все. А я... я все-таки знаю, что бывает. Ведь есть же на свете Том и Старая Девочка. Или... это только сказка? Говорят, он ее любил еще раньше, чем она была. Говорят, даже горазда раньше, чем он сам появился на свет. Так говорят. Но ведь это все совершенно невозможно...
- Почему?
- Как почему?
- Почему ты говоришь, что я - невозможен? Ведь я - вот он. Перед тобой.
- Ты кто?
-Том.
-А-а...
Перед принцем как из-под земли вырос человек. Какой он был? Трудно сказать. На вид самый обыкновенный. Красивый? Вряд ли. Но это было совершенно неважно. Важно было другое: стоял человек и светился. И сомневаться в его существовании было невозможно. И в его счастье - тоже.
- Том... А ты можешь научить быть счастливым? Том как-то странно захлопал глазами, как ночная птица днем. И молчал.
- Ну, ты можешь сказать, что человеку нужно для счастья? - продолжал принц.
- Если у тебя есть бессмертная душа, то чего же спрашивать. Она сама тебе скажет.
- Если есть... А если нет? Если я потерял свою бессмертную душу?
- Потерял?
- Да, Том. Именно это и произошло, когда пропала Она. Том помолчал и ответил:
- Если ты чувствуешь, что ты ее потерял, если ты понимаешь это, то ты будешь искать. Ты не сможешь жить, пока не найдешь.
- А ты не можешь мне помочь?
- Я? Нет. По-настоящему может помочь только Она, моя Старая Девочка.
- Ну так отведи меня к ней. И мою принцессу тоже, - добавил он, опуская голову.
- Это невозможно, принц, я никого не могу к Ней привести. К Ней может прийти только тот, кого Она позовет.
- Как же Она меня позовет, если Она меня не знает? Том посмотрел на принца молча, а потом достал откуда-то из кармана небольшое зеркальце в серебряной ажурной рамочке и протянул
его принцу.
- Это ее зеркальце. Кто в него заглянет, того Она уже будет знать.
- Но... я ни могу взять его сам и не дать принцессе.
- Пожалуйста, дай. Я сам его дам ей. Будьте любезны, Ваше высочество. Это серебро так подойдет к Вашему серебристому наряду.
Принцесса протянула свою тонкую руку в узком серебряном рукаве и взяла зеркальце длинными, почти прозрачными пальцами.
- В самом деле прелестно, - тихо сказала она и поднесла зеркальце к лицу. - Но... что это за. неуместная шутка?! Это не зеркало вовсе. Я... не отражаюсь в нем!
- Но, принцесса, взгляните внимательней. Неужели вы ничего, совсем ничего не различаете?
- Что я должна в нем различать, кроме себя самой? Зеркало берешь для того, чтобы узнать, как ты выглядишь. А это не зеркало, это насмешка. Возьми его обратно. И поглядись в него сам.
И вот уже зеркальце в руках у Тома. В его смешных полудетских пальцах. Таких нелепых рядом с тонкими фарфоровыми пальцами принцессы. Но вот он на мгновение заглядывает в зеркальце и - ни вздернутого носа, ни короткой фигуры, ни растерянного выражения. Глаза - как два окна в какой-то огромный светящийся простор. Это длится всего мгновение. И - он протягивает зеркальце принцу.
- Бери. Взгляни в него. А я спешу. Она зовет меня. И ушел. Такой быстрой, летящей походкой. Не идет - летит. Скрылся, И тогда принц заглянул в зеркальце.
- Что это? Что там такое?.. Что там переливается и мерцает? И звенит... звенит... Что это за отблески и отзвуки потянулись куда-то все дальше, все глубже... У меня есть продолжение. Вот что я вижу. Я продолжаюсь куда-то. Я не кончаюсь здесь. Я кажется утопаю в собственных слезах. Но они разбрызгивают все новые отсветы. Сейчас что-то будет. Что-то такое, для чего я на свет родился. Еще одно мгновение - и...
И вдруг все оборвалось. Будто кто-то ударил его по голове. Ну да, он почувствовал удар по голове метлой; и вслед за этим слова: "Наконец-то это кончилось. Ведь еще одно мгновение, и ты бы пропал."
- Пропал?
- Ну да. Разве можно так близко подходить к краю себя? Даже заглядывать нельзя, а уж наклоняться над краем!..
Перед принцем стояла старая женщина. Впрочем, можно ли было это существо назвать женщиной?
- Я знаю, что ты думаешь обо мне, - сказала она. - Что я вылитая Баба Яга. Да еще на помеле. Конечно, если у женщины длинный нос, и ей еще приходится пользоваться помелом, чтобы поспеть сразу в десять мест, то, естественно, ее обзовут Бабой Ягой, и этот ярлык уже будет надолго. Я знаю только одно: я тебя спасла. А ты как не умел, так и не умеешь распознавать своих спасителей. Конечно, я не девушка в розовом платье. Нам с Русалочкой не приходится претендовать на первое место.
- При чем здесь Русалочка?
- А при том, что когда она тебя спасла, ты тоже не понял этого.
- Ты говоришь, что спасла меня. А по-моему, ты прервала самый чудесный миг моей жизни. Мне казалось, еще одно мгновение, и я найду свою бессмертную Душу.
- Ах, вот как! Ну да, ты снова размечтался. Не казалось ли тебе, что тебя кто-то зовет?
- Да. Такой тонкий голос. Я думаю, это Старая Девочка.
- Ну как она может позвать тебя, когда она спит? _??
- А Том не сказал тебе этого, когда давал зеркальце?
- Н-нет...
- Как ты думаешь, сколько Старой Девочке лет?
- Я не знаю.
- А я знаю, что все поколения моих предков, каких я только упомнить могу, были ее современниками. Ты никогда не думал, как это может быть?
- Не знаю. Не думал.
- А скажи мне, сколько лет было Спящей Красавице, когда принц ее разбудил?
- Шестнадцать. То есть - сто шестнадцать.:.
- Ну вот, вот, вот. Сто шестнадцать лет, и в то же время - юная невеста. Не правда ли, похоже? Да, секрет ее юности точно такой же, как у Спящей Красавицы. Волшебный сон. который останавливает время. Сто лет она спит, потом - светящаяся Девочка, которая всех вводит в царство Света. Как только сила света иссякает, снова сон. В сущности, для нее столетие - как для нас день и ночь. Сейчас она спит. Понимаешь? И если ты хочешь с ее помощью найти свою бессмертную душу, тогда тебе следует разбудить ее.
- А Том сказал, к Ней может прийти только тот, кого Она позовет.
- Да, сказал. И дал тебе зеркальце. Ты еще не понял, что Том не хочет, чтобы ты Ее разбудил? Он охраняет ее сон. Вот и зеркальце дал, чтобы ты ушел за край. А там будь что будет с тобой.
Принцу стало вдруг очень тоскливо. И не потому, что он так уж поверил ей, но потому что никак не мог понять Тома. И не мог ей твердо возразить. Все, что она говорила, было стройно и, к сожалению, убедительно, но...
- Но для того, чтобы разбудить, Ее надо найти. А как же я найду Ее?
- Ну, наконец-то, ты задаешь дельные вопросы. Вот здесь как раз и находится школа, изучающая путь к гроту Старой Девочки. Мы знаем, что есть единственный правильный путь, а всякие зеркальца и заглядывания в бездну только уведут в сторону. Поэтому, если ты хочешь встать на правильный путь, учись у нас.
И принц согласился. Почему? Может быть потому, что ему хотелось понять что-то. Том ничего не объяснил. Дал зеркальце и ушел, убежал, улетел... И принц ему верит, несмотря ни на что, и никому не отдаст его зеркальце, сколько бы у него ни просили. Но все-таки он должен понять. Хоть что-то понять... В этой школе говорят, что понять можно все. Учителя - та самая Баба-Яга и ее старший друг, весьма напоминающий Крокодила; они постигли вес. На первом же уроке они объяснили, что кажутся такими страшными только тем, кто боится трудностей, но когда трудности будут преодолены, стонет виден огромный нимб над Крокодилом и крылья за спиной у Бабы-Яги. Так что - только трудитесь.

И надо сказать, порядок в школе был удивительный: здесь на одной парте сидели Цапля с Лягушкой и Кот с Гусыней. Ученики должны были преодолевать все отрицательные эмоции и не испытывать по отношению друг к другу ни страха, ни аппетита. Только тогда, когда все это будет позади, они смогут хорошо учиться. Надо вытеснить все, что может отвлечь: ни дружбы, ни любви, ни красоты, ни музыки не должно существовать для истинных учеников. Только тогда они изучат все чертежи, все карты и постигнут путь, в конце которого - вечная цель: царство Света, в которое введет разбуженная Старая Девочка. И там, в царстве Света, - уж там делай, что хочешь!

Однажды Кот - настоящий солидный кот в сапогах, почтительно снявший свою шляпу с пером, спросил учителя - можно ли будет в Царстве Света, наконец, съесть Гусыню? А Гусыня, не дождавшись ответа, спросила, сможет ли она там, в Царстве Света, превратиться в настоящую великосветскую даму и держать Кота у себя в чулане? Тут что-то начали спрашивать и Цапля, и Лягушка. Но учитель вынул трубку изо рта, сверкнул глазами и сказал, что еще один подобный вопрос - и он применит санкции. Какие - принц не знал. Но все притихли совершенно, так что было бы слышно, если бы муха пролетела. Но мухи не было, зато маленький Мышонок вдруг вынырнул из норки, быстро залез на пустую парту и тоненьким своим голосочком пискнул:
"А я никогда с Котом за одну парту не сяду. И если бы Гусыня была нормальная, она бы тоже не села. И вообще, если здесь еще остались нормальные, тикайте за мной!"
Миг - и Мышонка не стало. Но в школе в этот день были отменены занятия и объявлено чрезвычайное положение: все на отлов мышей. Мышонка так-таки и не поймали, зато каждое занятие с тех пор начиналось разъяснением, что такое мыши. Это - страшный малый народ, который нарушает все устои, подводит вас к бездне и подталкивает в нее. И живет этот малый народ в дырах, ведущих прямо в бездну. Речи о природе мышей сменялись сложными математическими расчетами, вычислениями пути, ведущего к гроту. Потом снова о мышах, потом - снова о пути...
В голове принца что-то явно начинало путаться, становилось все тяжелее, все тоскливее. И однажды он решился задать вопрос. Встал и спросил:
- Почему в Царство Света ведет такой темный и неприятный путь?
- Потому что другого пути нет, - сказал Учитель. - Путь всегда труден. Для многих даже непосилен. Но зато цель! Цель стоит всех трудностей. А кто в этом сомневается, тот упадет в бездну.
- Бездна - это то, что за краем себя? - спросил принц.
- Да, за краем себя. Там, где вообще ничего нет, кроме хаоса и тьмы. Вы понимаете - ни-че-го...
Тут на кафедру взошла Учительница и сказала, что она уже устала спасать падающих туда. "Вас больше никто и ничто не спасет!
Принцу на мгновение стало страшно. И тут вдруг - какая-то маленькая птичка влетела в окно и засмеялась.
- Пересмешник! Лови его! - закричал Кот. В ответ раздался тоненький, как колокольчик, смех, а затем на ветке соседней с окном елки что-то мелькнуло, вздрогнул какой-то зеленый колпачок с белым помпончиком, - и раздалась песенка:

А я что-то знаю,
А я что-то знаю,
А я что-то: знаю,
Знаю- и пою.

Среди темных веток
Щелочки сквозная...
Загляни - увидишь
Звездочку свою!

Елка пихнет счастьем.
Счастье пахнет елкой...
Есть ни елке место
Разным чудесам!

Загляни поглубже
В узенькую щелку.
Что такое счастье,
Ты узнаешь сам.

В школе начался такой переполох, какого не было со времени появления Мышонка. Кто-то выскочил в окно, кто-то побежал за помелом, кто-то кричал, кто-то грозил, кто-то сзывал всех подняться и бежать на поиски Принц не тронулся с места. Он только решительно отложил все чертежи и вынул из кармана зеркальце. Вынул и - заглянул в него...
Удивительное дело! Будто и не было никогда никакой школы... Он вернулся туда, откуда его вывел удар помела. Прямо к тому самому краю когда казалось - еще одно мгновение, и - что-то будет, что-то такое, для чего он, может быть, и родился на свет. Кто-то позовет его сейчас, вот сейчас...

И действительно позвал. Что это/ Звон/ Нет, осколок звона, отзвук:
-...Оль!......Ом!...Эль!...
Принц вздрогнул и точно упал с обрыва. Но нет, не упал, а завис в пустоте Какое-то одно мгновение ему было страшно. А сейчас страха уже не было. Он ведь держится. На чем? Ни на чем. Как звезда в небе. Сколько звезд рядом! И все они - его сестры. Все, как и он, держатся ни на чем.
-Эль!
- Я здесь!
Откуда он узнал, что это зовут именно его, что это его настоящее имя? Ниоткуда. Узнал и все. И ни одной, минуты не сомневался. И вот уже он не висит, а стоит на земле. Вокруг - не пустота, а лес, - огромный, прекрасный, таинственный. Ветки деревьев протягиваются к нему, как руки. И это самые родные на свете руки... Что они ему напоминают? То, чего знать нельзя, что лежит за памятью... под... над... внутри... То, что было, когда его не было... Или он был всегда?..
Да, именно. Когда слышишь этот звон и видишь это сверкание, сомневаться нельзя! Одно ликование!
И все от этой звездочки, зацепившейся за ветку, дрожащей и переливающейся звездочки. И еще звезда между ветками, и еще!.. И вдруг он почувствовал запах дыма. Дым в лесу! Это был его любимый запах. Здесь рядом - костер.

Странное дело - он никогда здесь не был. Но он все здесь знал. Все вспоминал. Около костра сидели гномы в полном молчании. Он сел и замер, и стал как бы одним из них. Одни глядели на костер, другие - вверх на звезды. Он тоже взглянул на звезды и вспомнил, что они сейчас заменят. Гномы не разговаривают друг с другом. Гномы разговаривают со звездами. Они здесь, чтобы слушать звезды и отвечать им. Как только станет совсем тихо, как только отшумит и замрет, растает последняя мысль, станет слышен колокольчик со звезды, и гном ответит ему. И еще один колокольчик. И еще один гном ответит. На каждый звездный колокольчик - голос гнома. Так будет. Он это знал. Но пока еще в голове не отшумела последняя мысль, он сидел и ждал. И вдруг ясно почувствовал, что Она, - его потерянная подруга, - рядом. Вот здесь. Никогда, никогда не чувствовал он ее так близко. Хотя ни видеть, ни слышать, ни осязать Ее он не мог. А собственную душу можно видеть, слышать и осязать? - подумал он. И это была его последняя мысль. А потом - огромный, неимоверный простор заполнил мозг и сердце. Он рос и рос, и вместе с этим ростом приближался какой-то далекий звон. Из неслышимого мира - в слышимый. Вот он! И - ответ первого гнома:

Не чувствую, что мы разделены.
Ты просто спишь. И жизнь, как прежде, длится.
А я смотрю твои цветные сны,
Уже не видя самого сновидца.

Расправлен дух в последней тишине
Недвижный лик из мрамора извили.
Но что же, что же движется во мне
По чьим веленьям сердце оживает?

Не чувствую, что мы разделены.
Ни "там", ни "здесь" - все те же волны света.
Ты спишь, а мне показываешь сны.
Цветные сны твои. Но сны ли: это?




Тишина... и вот снова - звон со звезды, и еще один гном говорит.

Бессмертие... Оно живет вот тут.
В моем виске пульсирует бессмертье.
Чужие сны невидимо плывут
И предстают перед глазами сердца.

Что-то шевельнулось в уме принца, и он не дослушал слов второго гнома, и острая боль сжала сердце.
Но вот она улеглась. И - снова звон; и ответ третьего:
Чужие сны... И мой прозрачный сон
Вам всем чужой? А небо над домами?
А тот густой, поросший лесом склон,
А это отгорающее пламя?

Все - чуждое? И как чужие сны
Неведомо! Чей дух наполнил глину?
Кто чертит в небе линию сосны?
Кто чертит в скалах тайные картины?

Нет никого. Лишь блики на воде.
Загадки леса, вечности дремота.
Не кто, а что. Не где-то, и везде,
Всегда, во всем. И все же - кто-то... кто-то...

Ну да, кто-то... Ну, конечно. Чувство присутствия кого-то невидимого так росло в нем, как лист в почке. Еще немного, и грудь бы разорвалась. И вдруг -

Мой родимый, баю-баю,
Проплывают облака...
Обнимаю, обнимаю,
колыбель твоя легка.
Тихо-тихо, еле-еле,
Чуть качнула и опять
В этой легкой колыбели
Буду век тебя качать...

Стало удивительно спокойно. Так спокойно!.. И надо только слушаться. Все, что нужно, сделается само. Только слушайся. Один из гномов, неподвижно сидевших у костра, вдруг поднялся, вынул из кармана свечу, поднес ее к костру и зажег. Потом позвал принца за собой, и принц пошел.
Темно. Только звезды между веток, и эта свеча в руках у гнома. Маленькая витая свеча. Гном обернулся. Посмотрел на него своими спокойными всезнающими глазами и отдал ему свечу. А сам исчез в темноте, и принц остался один со свечой в руке. Но... Да где же он?
Свеча осветила кусты роз. Они обвивали какую-то большую прозрачную раковину. А в ней!.. Да ведь это же грот со Спящей Девочкой! Спящая Старая Девочка... неужели это свершилось?! Он пришел к гроту. Он - возле Нес! Он не мог пошевельнуться, не мог открыть рта. Только стало слышно, как упала капля воска и - слеза.
Значит, он был позван... позван... Иначе Ее увидеть нельзя. Значит, то, что он слышал, - был зов. "Я стою перед Ней, - думал принц. - Стоит только разбудить Ее и - любое мое желание будет исполнено. Потому что она исполняет желания тех, кого позвала". Что же он стоит и стоит, подняв свою свечу, а воск все капает, вперемежку со слезами?.. Господи, ведь свеча догорает! "Да что же это такое? Она напрасно звала меня? Я ни о чем не попрошу ее? Я уйду ни с чем?! Но я не могу, не могу ее разбудить..."
Свеча вздрогнула и догорела. И наступила темнота. "Вот и все, - подумал принц. - И больше я не увижу этого лица, тихого спящего лица. О, если бы еще одно мгновение поглядеть на него! Но... Откуда это льется свет? Ведь свеча догорела. Никакого светильника нет". Грот засветился изнутри. И он видит, видит ее лицо. И кажется это свет от лица ее падает на серебряное озеро с лебедем. Или оно само светится? Свет серебряный, синий, розоватый, едва видный и все же такой удивительный свет идет глубже, глубже и вот уже перед ним кораллы и раковины морского дна. Все это светится изнутри и - звучит. Он различает слова:



Не разбуди, а вниди в чуткий сон.
Волшебный сон скалы столетья длится.
Отвесом к небу профиль устремлен.
Пространство кружит, как большая птице/.

Не разбуди... Ну что с того, что вдруг
Покажешь всем, откроешь перед всеми?
О, веточки надорванной испуг!
О, вскрикнувшее, раненое время!

Не тронь его. Источники темны.
Чем глубже пласт, тем тише, безответней.
Лишь научись глядеть чужие сны
И явь войдет в твой сон тысячелетний.

На словах "явь войдет" свет удвоился, утроился, удесятерился. Все загорелось, заблистало, возликовало. Деревья огромного леса, в котором он стоял, были точно увешаны мириадами хрустальных лампадок чуть зеленоватого, голубоватого, белого и сиреневого цвета. Тысячи, мириады лучей скрещивались, встречались, обнимались, звенели и ликовали. Лампадки? Да нет, это не лампадки, а совершенно прозрачные ангелы с прозрачными крыльями, в прозрачных одеждах, с прозрачными лирами или колокольчиками в руках. Да ведь это Царство Света. Тут невозможно, совсем невозможно сомневаться! "Как же я мог попасть сюда?! Я ведь не просил ее ни о чем, я ведь не смог разбудить ее"...
- Ну да, - услышал он в ответ на свои мысли. - Если бы ты разбудил ее и попросил, она исполнила бы все твои желания. Но тому, кто
не решился Ее разбудить, предназначено другое. Она исполняет не его, а свои желания. Весь этот мир возник по Ее желанию.
Перед принцем стояла женщина в серебристо-хрустальной короне, в прозрачном голубоватом светящемся плаще. Женщина с прозрачными глазами, сквозь которые лились пучки света.
- Кто ты?
- Я королева волшебных зеркал. Хранительница света. В вашем мире меня боятся и называют холодной, снежной. Я - Снежная Королева. Страшно ли тебе около меня?
- Нет! Нет! Нет!
Королева посмотрела на него долгим взглядом. Как будто из глаз ее заструился голубой лед. И продолжала:
- Тому, кто Ее разбудит, Она воздаст по заслугам - награду за все муки, за все труды. Да, человек получает все, о чем мечтает. Но разве ты мог мечтать об этом!
- Нет, я даже не мог помыслить, что такое бывает.
- Тот, кто не смел Ее разбудить, получает не воздаяние, а Дар.
-Дар?
- Да, ты еще не знаешь, как ты одарен. Взгляни в мое волшебное зеркало.
И тут он увидел зеркало, которое, кажется, охватывало всю ширь и отражало небо.
И в первый раз в жизни после того, как не стало Русалочки, он увидел то же, что видел в Ее глазах. Если бы весь мир стал твердить ему сейчас, что Русалочки нет, он бы только рассмеялся.
- Это ты. Ты! Что же такое ты, если не то, что живет в глазах твоих? Я не вижу твоих глаз. Но то, что в них - я вижу.
Еще тогда, когда Том дал ему маленькое зеркальце, он понял, что у нас есть продолжение - отсвет и отзвук. Но теперь он увидел всего себя - себя самого, который никогда не кончается.
- О, вот так же ты смотрела когда-то на меня своими полными всем небом глазами. И ты ждала, что я тебе отвечу вот так же - всем небом и всей землей. Ты ждала всей моей души. А я испугался. И спрятался от тебя. Это очень страшно - быть большим, как целое небо. Быть маленьким и мечтать - легче. И говорить простыми человеческими словами, а не так, как ты. Но вот ты опять передо мной, и я не прячусь. Ты слышишь, не прячусь! Я здесь. И ты не можешь не знать этого. Я никогда не слышал твоего голоса. Но я его услышу сейчас. Ты ответишь мне.
И он услышал. Он ничего не различил, кроме единственного звука . -Эль!
Но голос, голос! Он говорил не за кого-то одного, а за всех, - за Деревья, за море, за небо и за его собственное сердце. У всего появился голос. Надо было научиться молчать, чтобы услышать этот голос.
Надо было научиться прозрачности, чтобы увидеть то, невидимое... Он больше ничего не заслонял собой, ничего не заглушал.
***
-Эль! Взгляни!
Принц вздрогнул и - очнулся. Его покои заливало яркое солнце. Все сверкало, блистало, пело. Он вскочил и выбежал на простор. Мраморная лестница вела прямо к морю. На ней сидела немая девушка, укутанная в собственные волосы, как в морские волны. Немая, потому что она ничего не говорила и только смотрела на него. А он - на нее.



Когда б мы досмотрели до конца
Один лишь миг всей пристальностью взгляда,
То нам другого было бы не надо,
И свет вовек бы не сошел с лица.
Когда б в какой-то уголок земли
Вгляделись мы до сущности небесной,
То мертвые сумели бы воскреснуть,
А мы б совсем не умирать могли.
И - Дух собраться до конца готов.
Вот-вот... Сейчас...
****
Сейчас, вот здесь дух собрался. И пускай он завтра тоже соберется. И послезавтра - тоже. Это же возможно... Чудо - возможно. Потому и длится жизнь, что Чудо - возможно. Это говорю я, Оль. А я почти такой же старый, как Старая Девочка. И я все время думаю и вглядываюсь. Всю жизнь только это и делаю. Поэтому и сижу так тихо и неподвижно, что меня путают с Деревом. И знаете, я только сейчас понял, почему лучше было, что Она сама умерла, чем чтобы Она убила.
Она умерла, но ведь от Нее остались отзвуки и отблески. А отзвук больше звука, и отблеск больше блеска. Блеск в одном месте, а отблеск - всюду. У кого есть отблеск и отзвук, тот не умер. А кто убьет кого-нибудь, у того не будет ни отблеска, ни отзвука. Душа сморщится, станет маленькой и смертной. Сейчас есть, а через час не будет. А Она, Русалочка моя, жива, хоть и умерла. Если бы она не была жива, разве жизнь могла бы продолжаться?
Вы не можете ответить на этот вопрос, потому что не сидели так неподвижно, как я... Так долго, так тихо, что вас можно было бы спутать с Деревом. А вы попробуйте... Может, получится... Это только сначала вам покажется трудно, а потом вы сами себя спутаете с Деревом, и с небом, и с морем. И с соловьем, и с иволгой, и с каждой травкой. Разве можно понять, где я кончаюсь, а все другое начинается? Разве мир можно разрубить на куски? Ведь он живой!..
Не понимаете? А почему меня зовут Оль, а принца - Эль, а Тома
- Ом, это вы поняли?
Ну, а не поняли, что ж делать? Тогда я для вас буду просто тролль, принц - Ариэль, а Том - только Том и ничего больше.

Здесь наш лес. А рядом с ним —
Польша и Финляндия...
Я сегодня сочинил
Тилимилимляндию.
Но её я покажу
Только Зайцу и Ежу,
Потому что, потому что
С ними я всю жизнь дружу.

В этой сказочной стране
Носятся и прыгают.
Там стоят на голове,
И ногами дрыгают.
Там от счастья у ребят
Целый день глаза горят.
Там по-тилимилимлянски
Все друг с другом говорят.

Там нигде заборов нет.
Мир — не огороженный.
Там на завтрак и обед
Всем дают мороженое.
Там не любят болтунов,
Там не любят хвастунов,
Ну, а драться и ругаться
Там, вообще, запрещено.

Если вы хотите к нам,
Никогда не хвастайтесь,
Говорите встречным: «Трям!» —
Это значит — «Здравствуйте!»,
Но у нас закон таков:
Не пускаем мы волков,
Бестолковых хулиганов
И зловредных дураков.

Владимир Безладнов

Знает об этом каждый ребёнок,
Что где-то в шкафу живёт Домовёнок.
Ночью он часто играется с кошкой,
Днём - невидимкою смотрит в окошко.
Следит за уютом, порядком в квартире,
Порою шалит, если где-то забыли
Ключи вдруг в положенном месте повесить.
Утащит к себе, и сидит, ножки свесив.
Потом - потихоньку повесит на гвоздик,
Смешинки рассыпав, как ягодок гроздья.
На кухне помощник его - Поварёнок
Следит - не голодный сегодня котёнок?
И, если вдруг \"Вискас\" закончится в миске,
То тут же предложит услужливо мышку.
Ещё у него есть помощник один,
Во фраке и с бабочкой, как господин.
Тихонечко так в пианино сидит,
Чуть слышно по клавишам вдруг пробежит,
Волшебные звуки в порядке содержит,
Играет на струнах тихонечко, нежно…
А ночью, когда суета утихает,
Вокруг все уснули, никто не мешает -
Они очень часто встречаются вместе,
И дружно поют свои добрые песни.

…Пусть в доме живёт эта добрая сказка,
Теплом согревает и дарит всем Счастье...

Эндрю Фриз

Copyright: Юрий Рыбка.
Иллюстратор: Mitzi Sato-Wiuff.




Однажды в середине лета, бабочка решила слетать к гадалке, чтобы свою линию жизни прояснить поопределённее.

Толстая зелёная гусеница в мантии из лепестков розы, долго пускала клубы дыма, загадочно вглядывалась в янтарную капельку, с навеки застывшей там мухой, и перебирала укропные семечки с неизвестными бабочке символами. Бабочка, затаив от волнения дыхание, сидела рядом на листике и подрагивала крылышками.





- Нектар принесла? - наконец спросила гусеница, нахмурившись.
- Да, да, вот в цветке колокольчика! – торопливо ответила бабочка.
- Не густо! – хмыкнула гадалка, заглянув в цветок.
- У меня пока больше нет, я ведь всего три дня живу! – оправдываясь, залепетала бабочка.
- Значит так! – закатив глаза, начала прорицательница – Вижу, что жить тебе осталось две недели и никак не больше!







- А до осени, никак нельзя? – наивно прошептала бабочка.
- Не видать тебе осень и не спорь! – рявкнула гусеница – Карты не врут!
- Вот я дурочка… - огорчилась бабочка, вылетая от гадалки – И зачем я пошла к ней с вопросами? Жила бы себе спокойно и умерла внезапно, с улыбкой и внутренним ожиданием счастья, так нет же – две недели страха сама себе нашла!
И решила бабочка, преждевременной грусти не предаваться, а пойти и про Осень, которую
ей при жизни никак не увидеть, у всех распросить хорошенько!






- Уважаемая мышь! – сказала бабочка мышке-полёвке, встретив её первой – А вы, Осень видели?
- Ха, осень! – хохотнула мышь и похлопала себя по брюшку –Мы и лютую зиму уже переживали!
- А какая она, Осень? – с трепетом спросила бабочка.
- Осень – это когда зерна много! – авторитетно заявила мышь – Воруй – не хочу!
- А цветы осенью есть? – затревожилась бабочка.
- Не до цветов мне осенью, что ты! – отмахнулась мышь – Запасы на зиму делать нужно!





Вздохнула бабочка с огорчением и дальше полетела. Недалеко совсем, в малиннике, косолапый ягодами лакомился.
- О, грозный и сильный медведь! – смело, подлетев к самому его носу, опять спросила бабочка – А Осень, какая она?
- Хм, осень… - задумался медведь – Это когда мёда много, вот!
- А цветов много осенью? – не унималась бабочка – А бабочки осенью летают?
- А-а-а…М-м-м… - загудел в ответ косолапый – Не до цветов мне, и не до бабочек – запасы на зиму делать нужно!






- Оказывается, за загадочной Осенью ещё и какая-то страшная Зима наступает, для которой все, почему-то, запасы делают! Хотя, что мне за дело до неё –мне и Осени, скорее всего, не видать… - грустно размышляла бабочка.
Долго приставала бабочка ко всем с вопросами об Осени, цветах и бабочках на них, но мало ответов ей удалось собрать: птицы загадочно сказали, что они от Осени всегда в Лето улетают, деревья промолчали с грустью и ничего не ответили, а муравьи и пчёлы снова про запасы старую песню завели – беда, да и
только!
Так незаметно и дожила бабочка до самого прихода Осени, благо дни и недели считать не умела, да и некогда её было – всё с вопросами своими хлопотала.







- Здравствуй, бабочка! – сказала однажды Осень и подняла её повыше на своей прохладной
ладошке – Как же ты, глупышка, теперь жить будешь?
- А вы, правда, госпожа-Осень? – пролепетала, обрадовано бабочка
– А вот я вас и увидела!
- Увидела, чтобы умереть? - с улыбкой спросила Осень – Я ведь все цветы закрою, где же ты нектар для себя найдёшь?
- Зачем мне теперь нектар, если я уже всё на свете увидела? – беззаботно удивилась бабочка – Да
и запасов для лютой Зимы я не собирала, всё вас ждала.







- А Весну ты видела? – усмехнулась снова Осень – Радостную, весёлую и разноцветную сестрицу мою,
младшую?
- А какая она, Весна? - хотела спросить бабочка, но последние силы уже оставили её, и, закружившись напоследок, она опустилась на желтеющие листья, засыпая…
- Эх ты, беззаботный воздушный цветок! – вздохнула госпожа-Осень, укрывая бабочку листиком – Что же мне делать с тобой?..







Прошло время Осени и минуло царство строгой Зимы – весёлая тонконогая девчёнка-Весна настойчиво постучала в ворота её дворца, требуя ключи и всю полноту власти…
Весело и радостно скачет Весна по лесу, песни распевает да наставления читает, что ей старшая сестрица-Осень оставила: где листьями они выложены, где желудями, а где и веточками упавшими стрелки положены – беречь особо и вскрыть только Весне!








Открыла Весна один такой холмик, думала цветок нашла диковинный, ан нет – бабочка спящая, что
Осень укрыла с любовью бережно…

- Вот тебе, праздник, малютка! – вдохнула Весна жизнь в бабочку– Жди, милая, скоро я и цветы для тебя
открою!
Проснулась бабочка и ахнула от восторга: - Вот она какая, Весна-раскрасавица!








Спутались все мысли у неё в голове, и дышала она – не могла надышать свежим и чистым воздухом.
- Чтобы полюбить Осень, нужно родиться Весной! – вдруг подумалось бабочке, и она улыбнулась, вспоминая толстую гадалку – Наврала ведь…

Взяла Весна бабочку и подбросила повыше – красота, она ведь с одного цветка начинается, хотя и воздушного, а уж когда в Душу войдёт, то никакое время года над ней власти не имеет!

КТО ТЫ? КТО ТЫ? КТО ТЫ, ГОВОРЯЩИЙ СО МНОЙ?



Я есмь ты и ты есмь я. Мы едины и не отделимы. И нельзя сказать кто и где. Мы все были тобой и ты была нами. Я есмь и Мария Магдалина. И апостол Павел, И АРХАНГЕЛ Михаил. Дай нам имя свое или назови так. Все это просто звук. Потому что имена наши поются в свете и ты их пела вместе с нами и будешь петь еще.

Ты ищущая. Твое имя тоже звучит в наших песнях небесных. Главное, ЧТО МЫ ВМЕСТЕ.

Ты идешь по пути , ты его выбрала сама. Есть только один пункт назаначения. И есть много дорог к нему. Они все разные. Сколько душ, столько и дорог. Длинные и короткие, ЛЕГКИЕ И ТРУДНЫЕ, ПРЯМЫЕ И ИЗВИЛИСТЫЕ, ОПАСНЫЕ И ПРОСТЫЕ, МНОГОЛЮДНЫЕ И ПУСТЫЕ

Ты выбрала дорогу любви. Она самая прекрасная. Это дорога для тебя одной. Это не значит, что ты идешь по ней одна. Твоя дорога пересекается во многих местах с дорогами других идущих, иногда идет рядом с ними. Иногда ты теряешься, как в лесной чаще и не знаешь , не видишь путь. Но если ты идешь по дороге любви с любовью, ты не потеряешься в глубинах. Тьма расступается перед светом и любовью.

Мы всегда ежесекундно рядом с тобой на этой дороге мы выставляем маяки. Иногда заграждения и дорожные знаки, которые ты не всегда видишь или пытаешься самостоятельно преодолеть. Мы понимаем, что дорога трудна и пытаемся помочь

Главное не останавливайся. Мы зажигаем тебе звезды, когда становится грустно и темно. Мы пересекаем твою дорогу с попутчиками, когда тебе становится одиноко. И все это – все это твой выбор. Ты сама так пожелала однажды.

Ты грустишь, и мы думаем как тебя развеселить, потому что любовь не должна быть грустной

Ты избранная , но таких много. Ты избранная, потому что избрала особый путь. Ты выбрала светить . И это неважно себе или другим. Когда зажигается свет , освещается и все окружающее пространство, кто бы в нем не находился. Но в окружающем тебя пространстве нет случайных. Все они – твои части, части тебя, и все вы идете, чтобы слиться в целое и почувствовать единение и стать совершенными и свешиться.

Время не имеет значения Сама дорога важна.

Ты пытаешься помочь другим, донести, досказать. Это твое право , Будь этим. Но самое главное – свети! Когда ты излучаешь свет, мы радуемся всей вселенной как дети. И так можно говорить о каждом из вас ищущем.

Вы как дети, которых послали в темный лес найти дорогу к храму. Вы разделились на группы. Кто-то пошел в одиночку. . Но вы все бредете по лесу, перекликаясь. И каждый надеется дойти. И каждый дойдет.

Лес огромен. В нем много звуков. Слышны голоса другие . Но ты веришь соей звезде. Вот она над тобой. Ты зажгла ее сама. Мы зажгли ее вместе. Вы зажгли ее вместе. Не имеет значение. Она светит и указывает путь. Ты не собьешься с пути, если будешь идти к звезде.

И вот по мере продвижения в лес вдруг становится светлее. Это твой свет растет. Ведь мглы на самом деле не было и совсем. Это было в твоих страхах и фантазиях. Это тебе рассказали: идти в лес опасно. Там темно и злые звери. А ты, доверчивая душа, поверила. Ведь ты привыкла верить.

И вот тьма рассеивается и ты видишь очертания деревьев. Слышишь птиц и мир преображается. Это ты его преображаешь. Это вы его преображаете. Это мы вместе его преображаем. Он наполняется красками, сколько их! Такой изумительный мир ты создала.

Но вдруг появляется кто-то рядом и говорит тебе: все это мираж, на самом деле перед тобой темный лес. Ты просто возомнила, что можешь осветить мир! Куда тебе! Это же темный лес. Его никто не может осветить. Все пытались, и ты не сможешь

И ты опять веришь. Ты становишься грустной, потому что так прекрасна была картина, которая сейчас исчезла. Как только ты поверила тому, Кто сомневается в свете.

И снова ты идешь по темному лесу , и снова пугаешься голосов, и снова ждешь помощи

Она тебе не нужна! В тебе есть все, чтобы найти дорогу. Это заложено в тебе самой, внутри, Только многие это так глубоко запрятали и начали рассуждать про темный лес и возможные маршруты. Тебе еще порасскажут страшных сказок о том, как много народу ушло и не вернулось из этого леса. Они ведь не знают, что те, кто не вернулся – просто дошли до конца пути и ждут остальных.

А ты все таки идешь. Ведь звезда, зажженная тобой, никуда не исчезла! Ведь ты ее зажгла не только на небесах, но и в своем сердце. Даже если ты закроешь глаза, ты найдешь дорогу, потому что звезда внутри тебя. Ее на сокрыть в темноте.

Верь своей звезде. Иди на ее зов и свет. И свети сама. И нет темного и страшного леса. Есть дорога домой, где ждут и любят. И всегда будут ждать и любить.

Кто мы, говорящие с тобой? Мы звезды, мы небо, мы облака. Мы все говорим с тобой, потому что ты хочешь слушать. Нет! Говорят тебе. Облака не умеют разговаривать. Ты сошла с ума. А ты слышишь. Они не слышат, потому что не верят. А ты веришь и идешь.

ВЕРЬ И ИДИ! И СЛУШАЙ СВОЕ СЕРДЦЕ, НАПРАВЛЯЙСЯ К СВОЕЙ ЗВЕЗДЕ И ТЫ НАЙДЕШЬ СЕБЯ. Потому что ничего другое невозможно.

Серия сообщений "самотворение":
Часть 1 - Оставайтесь бесполезными и наслаждайтесь
Часть 2 - СКАЗКА, РАССКАЗАННАЯ НА НОЧЬ. (Елена(эспаво))

Будьте последними. Идите по миру так, словно вас и нет.

Не будьте компетентны, не пытайтесь доказать свою значимость – это не нужно.

Оставайтесь бесполезными и наслаждайтесь.

Вы оцениваете людей по их полезности.

Я не говорю, что вы не должны делать ничего полезного.

Делайте полезные вещи, но помните, что настоящий и величайший опыт жизни и экстаз приходят от делания бесполезного.

Он приходит через поэзию, живопись, любовь, медитацию.

Величайшая радость наполнит вас, только если вы способны сделать что-то, что нельзя свести к товару.

Награда — духовная, внутренняя, она проявляется энергией.

Итак, если вы чувствуете бесполезность — не волнуйтесь.

Вы можете стать огромным деревом с большой кроной.

И люди, которые вступили в полезную активность… им так нужно иногда отдохнуть в тени”.

Лао-Цзы

Серия сообщений "самотворение":
Часть 1 - Оставайтесь бесполезными и наслаждайтесь
Часть 2 - СКАЗКА, РАССКАЗАННАЯ НА НОЧЬ. (Елена(эспаво))

жизнь без штампов и границ