«ЦЕНУ ПУТИНА КАК ПОЛИТИКА МЫ УЗНАЛИ БЫ, ЕСЛИ БЫ ОН НА ВЫБОРЫ ОДНАЖДЫ ПОШЕЛ, В ДЕБАТАХ БЫ ПОУЧАСТВОВАЛ... ВОТ ВСТАЛИ БЫ РЯДОМ НАВАЛЬНЫЙ И ПУТИН И ВОПРОСЫ  ДРУГ ДРУГУ ПОЗАДАВАЛИ БЫ...»

— Только в Москве или в Чите тоже?

— Безусловно, и не надо две разные вещи путать. Первая — раздражение, желание жить как-то по-другому, и вторая — отсутствие механизмов, возможности это реализовать. В какой-нибудь, прости Господи, Франции или Германии протест в изменения выливается, поскольку можно на улицы выйти, есть политика, открытые СМИ, институт выборов, который все в результате аккумулирует, и песочные часы переворачиваются, вследствие чего те, кто в оппозиции был, становятся властью. Энергия протеста в общественное осмысление проблемы выливается, в обсуждение ее в телевизоре, после чего вчерашний зритель становится избирателем, и есть, извините, независимый суд, независимый прокурор, которому нельзя позвонить, глава Центризбиркома, которому нарисовать процент невозможно. Эти шестеренки друг друга цепляют, и на выходе мы имеем то, что видим на Западе, а если этот механизм, как в России, разломан...

— ...да и откуда ему взяться?

— Нет, он был — в 90-е годы. Худо-бедно, но работал, власть имущие от него зависели и конкурировали: это не люксембургская была модель, но и не узбекская, это «жигули» были — любимый мой образ. Вот чем от «мерседеса» они отличаются? Ничем — только качеством, а так: зажигание, мотор, коленвал, колеса... — все то же самое, но хуже. Значит, если «жигули» тебя не устраивают, либо ходи пешком, либо на верблюде езди, либо пытайся машину свою во что-то, более совершенное превратить, а у нас Путин спросил: «Вам «жигули» нравятся?». Народ ответил: «Нет!» — все, на верблюда сели, но поскольку власть не меняется, все закупорено, эта энергия — при закрытом-то клапане — рано или поздно рванет.

— Хорошо...

— Ничего хорошего, кстати (смеется).

— Я видел: в митингах на Болотной, на Сахарова явно умные интернетные ребята с хорошими глазами участвовали, которые благодаря Facebook пришли, а на трибунах совершенно невнятные так называемые лидеры стояли, и ни единства, ни четкого плана не было — того, что было, между прочим, в 2004 году здесь, на Майдане. Какое-то броуновское движение, которое вылилось в результате в ничто, — такая оппозиция России необходима или, может, ей вообще никакой не нужно?

— Подождите, вы даже не две вещи смешали, а четыре-пять (улыбается). Трибуны — на Сахарова и на Болотной — очень разные, и говоря, что общих требований не было, вы не правы. Они были — абсолютно простые: честные выборы и наказание преступников! Честные выборы — это разве не программа? Абсолютная!

— У нас было четко: «Кучму геть!»...

— У нас «Путина геть!» тоже было, но вопрос же не в том, что кричать...

— Нет-нет, здесь Кучму хотели геть, но Ющенко — в президенты, а в России что?

— Ничего, поэтому сценарий совсем другой. Оппозиция деградированной оказалась...

— ...деклассированной...

— ...политически несобранной, и не собрана до сих пор.

— И лидера одного нет...

— А его и не может быть, потому что она разорвана, и в этом отличие от, к примеру, чешского варианта и польского.

— У власти зато общенациональный лидер Путин — правильно?

— Он не общенациональный — это лидер корпорации, за которым 13 лет телевизионного ресурса и властного, поэтому сравнение некорректное: это просто разные виды спорта. Цену Путина как политика мы узнали бы, если бы он на выборы однажды пошел...

— ...в дебатах бы поучаствовал...

— Вот вышел бы он — и Навальный, да?..

— ...было бы занятно...

— ...и пускай бы друг другу вопросы они задавали, что-то рассказывали — и равный был бы ресурс. Сначала Путин свое кинцо про Навального показал бы, потом Навальный про Путина, а затем, через какое-то время, полгода, скажем, когда всему народу, включая ту же Читу, о которой вы вспоминали, продемонстрировали бы по телевизору...

— ...о Путине фильм...

— ...где и воровство 90-х, и приватизация Балтийского пароходства, и подвиги его на должности заместителя мэра Питера, и дело Салье, и дальше прямиком, без остановок, через «БайкалФинансГрупп», Беслан, дружков в списке «Форбса», через все, тогда стало бы ясно, есть в Чите энергия сопротивления или нет, да и просто антропологически встали бы рядом Навальный и Путин...

— Жестокий вы человек!

— Нет, пускай бы постояли и позадавали друг другу вопросы — и так, как в том анекдоте, восемь раз.

— А Навальный харизматичнее Путина?

— Безусловно: разница в том, что Навальный — политик, а Путин — нет.

— Кто же он в таком случае?

— Назначенец (улыбается) — на выборы он никогда не выходил, никогда ни с кем не конкурировал. Ну послушайте, если я отрежу Усейну Болту ржавой ножовкой ноги, на стометровке его победю — ручаюсь. Вот отпилите ему ноги, и вы увидите, что чемпион мира я, тем более что хронометр в руках у вас будет, и по дружбе вы мировой рекорд мне нарисуете — вот вам и весь Путин! Его выборы стоят столько же, сколько выборы Лукашенко, Каримова, Ким Чен Ира или Ына — не важно: пустите этого Кима на выборы, и 100-процентный результат будет, но это не значит, что он может появиться среди собственного народа безнаказанно без охраны. Если вдруг погаснет в Пхеньяне свет и он без охраны останется...

— Но Путин-то появиться так мо­жет...

— А вы эту инаугурацию видели? По опустевшему городу, как в фильме «Сталкер», на бронетехнике пронесся, а в те же дни инаугурация прошла во Франции...

— ...я помню...

— ...и Оланд в Париж вышел — парижан приветствовать: есть разница? Почему Оланд по Парижу может пройтись? Потому что французы его действительно выбирали.

«ПО-МОЕМУ, ВЫ, КАК В СТАРОМ ЕВРЕЙСКОМ АНЕКДОТЕ, ПУТАЕТЕ ОРГАЗМ С АСТМОЙ: ЕСЛИ ВАМ В ГОЛОВУ ЗАКАЧАТЬ ДЕРЬМО, А ПОТОМ ИЗ ЭТОЙ ЖЕ ГОЛОВЫ ВЗЯТЬ АНАЛИЗ, ДЕРЬМО ТАМ ОКАЖЕТСЯ — ВОТ И ВСЕ»

— Владимира Владимировича между тем народ любит — вы ведь отрицать это не станете?

— Знаете, по-моему, вы, как в старом еврейском анекдоте, путаете оргазм с астмой. Вот Ислама Каримова узбекский народ любит?

— Думаю, да...

— Куда на фиг денется? — любит, как миленький! Дрожит и любит, а вот Саркози, Оланда, Меркель не любят...

— Вы, следовательно, отрицаете то, что Путина любят искренне? Я вас, признаюсь, сейчас провоцирую, но просто в любви к нему россиян абсолютно уверен...

— У Высоцкого сказано: «А мы все ищем правильный ответ и не находим нужного вопроса» (улыбается). Давайте договоримся о терминах, и это, кстати, еще одна великая мысль — уже не Монтеня, а Декарта, который заметил: «Человечество избавилось бы от половины своих несчастий, если бы договорилось о значении слов».

Слово «рейтинг», как градусник, честный замер и ин­формированность под­разумевает, и вести речь о рейтинге Ким Чен Ына или Ислама Каримова нельзя — это натертый градусник: я могу натереть его до 42 °С, а могу сбросить до 29 °С, но никакого отношения к реальной, объективной температуре это не имеет. Температура — то, что от тела измеряется: вот когда социология и равные возможности есть, есть и рейтинг, потому можно сказать, что у Обамы показатели выросли, а затем упали... Все, что он делает, под общественным контролем находится, по телеви­де­нию показывается, люди не боятся об этом высказываться, и, стало быть, тот замер, который производят социологи в эту секунду, правильную температуру дает: мы видим, что сегодня рейтинг такой, а завтра — вот такой, а в случае с Каримовым, Лукашенко, Путиным, Ким Чен Ыном и Фиделем Кастро мы дело с натертым градусником имеем.

— Ясно, а вы никогда не пытались в разоренную деревню где-нибудь в Псковской области заехать, где нет ни одной коровы, где дороги безнадежно разбиты и селяне днем пьяные спят, и спросить: «Кого вы любите — вот этого широкоплечего мужика по фамилии Путин или же Ксюшу Собчак, Удальцова, Явлинского?». Ну еще человек 10 назовите — и они вам все скажут...

— Давным-давно Козьма Прутков написал: «Многие люди подобны колбасам: чем их начинят, то и носят в себе» — это опять же к вопросу о рейтинге. Если вам в голову закачать дерьмо, а потом из этой же головы взять анализ, дерьмо там окажется — вот и все! Если 13 лет из всех дырок, телевизионных и радио-, объяснять, что Путин — спаситель России и без него страна немедленно погибнет, а остальные (включая меня, разумеется) — агенты Госдепа, которые спят и видят, как Россию разрушить, что в итоге? Впрочем, это вы уровень деградации констатируете — тут я спорить не буду.

— Тогда, с вашего позволения, одну поучительную историю расскажу — может, она покажется вам интересной. В 94-м году в Украине досрочные президентские выборы проводились, и Леонид Макарович Кравчук, будучи Президентом, на них решился. У него конкурент был — Леонид Данилович Кучма, и вот в прямом эфире дебаты идут. Крав­чук мне потом рассказывал: «Я свой лучший надел костюм!» — у него очень хороший вкус, он стильно вообще одевается. «Причесался, — говорит, — красивый подобрал галстук, пришел подготовленный...» (а он, я замечу, говорит, как поет, украинский язык у него прекрасный), и пришел Леонид Данилович, который политиком, по сути, еще не был — неважно одет, галстук сбит, волосы набекрень, золотые коронки во рту, что-то еще не так... Когда дебаты закончились и Кравчук вернулся с эфира домой, жена сказала ему: «Я тобой горжусь!», и действительно, было отчего: он был неотразим, а шахтеры в Донецке и Луганске процедили: «Вот сука! Вырядился!» — и проголосовали за Кучму. Вы ничего общего не находите?

— Да нет, это другая история.

— Как? — это же естественная идентификация!

— А, я теперь понял, о чем вы...

— Народ с Немцовым, Собчак, Явлинским, Навальным или Шендеровичем себя не отождествляет — только с Путиным!

— Ну да, биологически он, как говорится, классово близок, парень из соседнего подъезда...

— ...наш!..

— ...приблатненный, с вот этим «научитесь пыль глотать»...

— ...«мочить в сортире»...

— Согласен. В чем вот... (Задумывается, пытаясь подобрать нужное слово).

«СИСТЕМАТИЧЕСКИЙ МНОГОВЕКОВОЙ ОТРИЦАТЕЛЬНЫЙ ОТБОР ПРИВОДИТ К ТОМУ, ЧТО ЧЕХИ ГАВЕЛА ВЫБИРАЮТ, А МЫ — ПУТИНА»

— Кажется, я вас загнал в тупик...

— Нет, я просто ищу метафору. О, уже нашел! В Китае, в XIV веке, была притча о том, что люди заперты с обезьянами в одной клетке и ключ у обезьяны. Человек может ее обмануть и получить ключ, но как только он это сделает, превратится в обезьяну сам, поэтому никто не может из клетки выйти. То, что вы описали и о чем мы с вами сейчас говорим, уже не про Путина — это некоторая российская цивилизационная драма. Здесь много веков отрицательный идет отбор. Чаадаев сумасшедший, Герцен еле живой в эмигранты ушел — и так до академика Сахарова: лучшие люди маргиналами, умалишенными оказываются...

— ...пошли вон!..

— ...в лучшем случае, а последний век — это пять эмиграций и сплошные репрессии, массовые убийства. Плюс война, которая...

— ...тоже нехудших выкосила...

— ...мягко говоря. «Тех, что погибли, считаю храбрее», — писал поэт Поженян, и тех, кто в атаку шел, уцелело, согласитесь, меньше, чем бойцов из заградотрядов.

Такой систематический многовековой отрицательный отбор приводит к тому, что, условно говоря, чехи Гавела выбирают, а мы — Путина.

— И так вам и надо!

— Безусловно — в том смысле, что мы этого заслуживаем, но есть очень важный момент. Мы смотрим на это метафизически, то есть вот так оно, и так всегда будет, поскольку ничего не меняется, все окаменело раз и навсегда, но это не так! — есть генетика, а есть, извините, наше социальное поведение. Генетика — это если я родился таким, значит, высоким голубоглазым блондином уже, видимо, не буду: вот тут, в прошлом, ничего не изменить, но принимать мне душ или нет, пользоваться дезодорантом или не пользоваться, сморкаться в платок либо в занавеску — это уже мои вопросы: вопросы воспитания, данного родителями, и того, как буду его передавать дальше. Мой прадед, извините, биндюжником был, ломовым извозчиком, дед плоховато изъяснялся по-русски, но потом научился и даже читал, у него хорошая библиотека была — до ареста, а моя дочь на нескольких языках говорит: вы не находите...

— ...нахожу!

— Да? Можно было сказать: «Ну, у меня прадед извозчик, и я буду!» — нет, как-то по-другому мы рассуждаем. История такая, какая уж есть, но живем мы сегодня — можно принимать душ или не принимать и пахнуть...

— ...многие и пахнут!..

— ...совершенно верно, можно этим гордиться и говорить, что это особый наш путь: «Дедушка пах, папа пах, и я буду, и дети мои, а кому не нравится это, пусть нюхают! А ниче — это национальная наша традиция!». Так вот, либо ты этим горд, либо неловкость испытываешь и думаешь: «А не помыться ли?» — и только уже от тебя это зависит. Не надо нам про татаро-монголов здесь да про Сталина — это уже ты помылся или нет! Ясно, что Сталин ужасен, а татаро-монголы кошмарны, но ты пойди помойся, тебе-то кто мешает? (Улыбается). Это и тех же людей в той самой Чите касается: вопрос в том, что правила определяет элита — во всем мире: это ее предназначение.

«НЫНЕШНЯЯ РОССИЙСКАЯ ЭЛИТА — ЭТО ЧУДОВИЩНЫЕ СОЦИАЛЬНЫЕ ОТБРОСЫ, СМЕСЬ ГБ С КАЗАРМОЙ И БЛАТНЯКОМ»

— Вас нынешняя российская элита уст­раивает?

— Риторический вопрос — правда?

— Те, кого элитой назначили, я имею в виду...

— Вот! — в том-то и дело. Люди, которые действительно российской элитой являются, сегодня маргиналы, их близко нет возле власти уже давно. Те, кто нынче элита, — это чудовищные социальные отбросы, смесь ГБ с казармой и блатняком (ну, не в Украине этим удивлять), однако значит ли это, что мы смириться должны («Ну, это наша судьба») или же должны хотя бы адекватно оценивать ситуацию?

Вы знаете, у меня когда-то фраза давным-давно была: эволюция началась с того, что обезьяна почувствовала себя человеком. Все с неловкости начинается: ты смотришь в зеркало — и себе (морщится) не нравишься: мол, может, пива меньше — и на тренажерчик? Ты себя устраивать перестаешь — дело ведь не в том, что у тебя недостатки: они есть у всех, и история у всех чудовищна. Мы говорим вот, что у нас она авторитарная, а что, у Японии демократическая?

— Или у Германии?

— Верно, значит, дальше — вопрос воли и настоящей элиты, которая настаивает на том, что нужно мучительный шаг вперед сделать и трезво на свое прошлое поглядеть, без придыхания. Да, процесс это болезненный, да, тысячи немцев после войны с собой покончили, 600 тысяч осуждены были...

— ...немало!

— Пускай на месяц или на два, если в НСДП мелким был чином, но сажали, потому что очень важно было зафиксировать: это — преступление, и почему-то в Германии никогда не спорят, был ли эффективным менеджером Адольф Гитлер, хотя он эффективным менеджером как раз был...

— ...еще и каким!..

— ...но говорить об этом стесняются, а кто хочет сказать, произносит это у себя на кухне...

— ...шепотом...

— ...а вслух — никогда: эти дебаты Нюрнбергским процессом закрыты!

— В России же вовсю: «Сталин! Сталин!»...

— Ну, мы же настаиваем на том, чтобы им гордиться.

— Больше, видимо, нечем...

— А вот неправда! — и когда говорят, что это наша традиция, я возражаю: традиций у нас очень много. И профессор Преображенский, и Шариков в русской традиции. И Павлов, и Малюта Скуратов, и Новгородское вече. Сперанский и там же — Аракчеев, Победоносцев и Лев Толстой, академик Сахаров и Андропов: вопрос в том, что мы отбираем, как в библиотеку свою (эту книжку поставлю, а эту нет, с этим буду дружить, а с тем — ни за что) — все от приоритетов зависит. До тех пор пока общественные вкусы и приоритеты будет определять шпана вороватая, эта этика торжествующей будет, и если мальчик или девочка — неважно — растет, как Маугли, среди волков, он вырастает волком: я сейчас не о киплинговском Маугли, а о реальных.

Условно говоря, homo sapiens — это не человек разумный, а возможность. Ничего заведомо разумного там нет — кусок мяса с глазами рождается, но если заниматься им правильно, глядишь, и будет из него толк, а не заниматься — Маугли вырастет, который разговаривать никогда не научится: вот такая нехитрая метафора!

«КОГДА НА ПЛОЩАДЬ 100 ТЫСЯЧ ЧЕЛОВЕК ВЫШЛО, ПУТИН НА ТРИ ДНЯ ИСЧЕЗ — ПОД ПЛИНТУС ЗАБИЛСЯ И ЖДАЛ, ЧТО ЕГО ВЫКОВЫРИВАТЬ ОТТУДА НАЧНУТ...»

— Бессмысленности в российских протестах вы не находите? Протестовать все-таки нужно?

— Так я, собственно, на этот вопрос ответил. Есть две мотивации. Одна практическая: насколько результат близок, и так далее, и здесь, следует заметить, руководят цифры. Когда на площадь 100 тысяч человек выш­ло, Путин на три дня исчез — под плинтус забился и ждал, что его выковыривать оттуда начнут, а не стали выковыривать — о, вышел...

— Думаете, испугался?

— Ой, не думаю, а знаю: просто на три дня исчез! Боялся, что его все вокруг сдадут — параноидально, а вышел бы миллион... Вот у вас выходил миллион — и все, никакой Кивалов и никакой ОМОН не помогли: против миллиона нет ОМОНа!

— И против 500 тысяч, между прочим, тоже...

— Совершенно верно — цифры определяют, а я на митинги выходил, когда там 100 человек, 200 было. Почему? Это другая мотивация: мне будет неловко, если не выйду, со своим отражением в зеркале труднее станет встречаться — «нас мучают не вещи, а наши представления о них». Окуджава когда-то подпись в защиту Солженицына или Сахарова поставил — не суть, и у него, конечно, книгу рассыпали, пластинку остановили, не выпустили за границу... Человек из «кураторов», симпатизировавший ему, сказал: «Ну как же так, Булат Шалвович, зачем?», а поэт ответил: «По­ни­ма­ете, я вижу вас в первый и последний раз в жизни, а к зеркалу подхожу каждый день». Когда я, выходивший с этой сотней, где все мы друг друга знали, пришел вдруг и 100 тысяч увидел — мне хорошо, а если 200 человек — горько, но это на мои личные решения не влияет.

— С Путиным вы встречались?

— Один раз, когда в эти вороватые глаза заглянул, — больше не надо.

— Не понравился он вам?

— Ну, я вам уже говорил: мне женщины нравятся, иногда дети и старики, а Путин врал мне в глаза и ухмылялся, потому что понимал: ему ничего за это не будет.

— «Крошку Цахеса» — одну из самых острых пародий на Путина в программе «Кук­лы» — до сих пор вам припоминают?

— Отчего же припоминают?

— Помнят?

- (Хохочет). Ну да. Мне несколько человек рассказывали — и основания верить им у меня есть, — что на эту миниатюру очень острая личная реакция была.

— Крик?

— Да, личная острая биологическая реакция — он воспринял это как оскорбление, что очень красноречиво о нем говорит: Путин же не политик. Политик — тот понимает, что карикатура — это как шапка Мономаха. На Западе вот каждый чиновник знает, что к охране, полномочиям и кабинету обязательно карикатура в газете прилагается, — это в правилах игры, а Путин — гэбэшник и номенклатурный человек, он даже не понял, что это метафора, Гофмана не читал. Просто увидел, что его карликом изобразили, а он по этому поводу комплексует, причем я на четыре сантиметра его ниже...

— ...и не комплексуете?

— Мне даже в голову не приходило, что можно было воспринять именно так, поскольку я в курсе, что такое метафора, и писал именно метафору. Собственно, не я, а Гофман, но Путин не знает этого — просто увидел, что его карликом изобразили, и взбесился. Путин, повторяю, не политик. Ельцина мы успели немножечко воспитать... Несколько раз Борис Николаевич поднимал лапу, чтобы те же «Куклы» задушить: они ему страшно не нравились, но его обманывали — только с ним фрагменты показывали: вот он и думал, что программа за ним одним охотится, — не знал, что в соседнем кадре Жириновскому достается, Зюганову...

— Виктор Степанович Черномырдин мне говорил, что мысли «Куклы» закрыть были, но Ельцин твердо отрезал: «Нет!»...

— А почему? Потому что мы его выбирали, и он понимал, что свободная пресса к власти вопреки номенклатуре его привела.

— Ну и рядом кто-то наверняка находился, кто подсказывал верно и вовремя, правда?

- (Кивает). Были еще люди, которые могли подсказать, а у Путина никаких обязательств ни передо мной, ни перед страной нет: не мы его выбрали. Есть пять-шесть человек, перед которыми он, так сказать, некоторую ответственность чувствует, а мы кто такие? — вот и отношение к прессе потому...

— ...соответствующее...

— Исключительно! — это либо обслуживающий персонал, либо враги, причем он прямо говорит: «Вы — враг!» — Венедиктову это сказал.

— А у того и лицо вражеское — разве нет?

— Конечно! (Улыбается). Он честный по-своему, Путин — вполне цельная в этом смысле фигура.

Из книги Виктора Шендеровича «Изюм из булки».

«Президентство Ельцина должно было закончиться летом 2000 года, и телекомпания НТВ заблаговременно сняла про Бориса Николаевича документальное кино. Так сказать, на посошок.

Делал кино режиссер Сергей Урсуляк, и к Новому, 2000-му смонтировал он его почти полностью. Оставалось произвести некоторые технические операции — свес­ти звук, накатать титры... В запасе было полгода.

Утром 31 декабря 1999 года Урсуляк отключил мобильник и пошел с друзьями — не в баню, но вроде того. Отдыхать. Практически одновременно с Урсуляком пошел отдыхать президент Ельцин — и вся страна встала на уши.

Встало на уши и НТВ: прощальный фильм про Большого Бена надо было давать немедленно!

А режиссера нет дома, и по мобильному он «временно недоступен». И друзья, с которыми он провожает старый год, «временно недоступны», а жена на грани нервного срыва, потому что из «Останкино» ей звонят каждые пять минут.

А счет уже и шел на минуты. К подъезду дома, где жил Урсуляк, послали машину и еще одну с мигалкой, чтобы сократить время пути к «Останкино» до минимума. Машина есть, мигалка есть, Урсуляка нет.

...Он вошел во двор своего дома и увидел: у подъезда — милицейский «форд», а навстречу, чуть ли не в тапочках по снегу, бежит простоволосая жена с криком «Сережа!».

Всякий, у кого есть дети, поймет, что испытал в эту минуту бедный Урсуляк.

— Сережа! — кричала жена. — Ельцин ушел в отставку!».

...Великий афорист Виктор Черномырдин гениально сформулировал разницу между эпохами Ельцина и Путина.

— В наше время тоже было много разной х...ни, но ведь была и надежда, а сейчас — какая-то безнадежная х...ня!».

(продолжение следует)

http://www.bulvar.com.ua/arch/2014/7/53052fa1dc3f7/

Серия сообщений "❖ БУЛЬВАР ГОРДОНА":
Часть 1 - ЛЮДМИЛА ГРАБЕНКО: ЛЮДМИЛА ЗЫКИНА
Часть 2 - ДМИТРИЙ ГОРДОН: МУЖСКОЙ РАЗГОВОР. АЛЕКСЕЙ ВЕНЕДИКТОВ (ЧАСТЬ 1)
...
Часть 8 - ДМИТРИЙ ГОРДОН: ШУТКИ В СТОРОНУ. ВИКТОР ШЕНДЕРОВИЧ (ЧАСТЬ 1)
Часть 9 - ДМИТРИЙ ГОРДОН: ШУТКИ В СТОРОНУ. ВИКТОР ШЕНДЕРОВИЧ (ЧАСТЬ 2, НАЧАЛО)
Часть 10 - ДМИТРИЙ ГОРДОН: ШУТКИ В СТОРОНУ. ВИКТОР ШЕНДЕРОВИЧ (ЧАСТЬ 2, ОКОНЧАНИЕ)
Часть 11 - ДМИТРИЙ ГОРДОН: ШУТКИ В СТОРОНУ. ВИКТОР ШЕНДЕРОВИЧ (ЧАСТЬ 3)
Часть 12 - ДМИТРИЙ ГОРДОН: ШУТКИ В СТОРОНУ. ВИКТОР ШЕНДЕРОВИЧ (ЧАСТЬ 4, НАЧАЛО)
...
Часть 16 - ДМИТРИЙ ГОРДОН: СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. ГЕНЕРАЛ ФИЛИПП БОБКОВ (ЧАСТЬ 1, ОКОНЧАНИЕ)
Часть 17 - ДМИТРИЙ ГОРДОН: СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. ГЕНЕРАЛ ФИЛИПП БОБКОВ (ЧАСТЬ 2)
Часть 18 - ДМИТРИЙ ГОРДОН: СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. ГЕНЕРАЛ ФИЛИПП БОБКОВ (ЧАСТЬ 3)