или... Откуда г-н Гоголь почерпнул свой знаменитый сюжет.

 

О реальной истории, которая послужила  мотивом к сюжету повести Гоголя "Нос".

 

Сергей Макеев

 

 

Иллюстрация Владимира Минаева к повести "Нос".

 

        Необычному носу в старину придавалось большое значение, считалось, что он характеризует всего человека. Нос картошкой якобы говорил о грубости нрава. Длинный нос - о любопытстве. Острый нос - о хитрости и коварстве. Красный нос или сизый нос - о пьянстве. Особенно доставалось большим носам. Их владельцам приписывали и лживость, и пьянство, и вообще комичность, над ними потешались. Французский врач эпохи Возрождения Лоран Жубер писал в трактате о предрассудках (1579г.): "В народе чрезвычайно распространено убеждение, что по размерам и формам носа можно судить о величине и силе производительного органа".

 

Профиль Гоголя работы Юрия Анненкова.

 

        Интересно, что глаза, рот и уши - просто "имеют", они словно ни к чему не обязывают владельца, а вот носы - "носят". Великий и могучий русский язык как будто указывает нам: нос - это судьба. И не случайно он включен в смысловую цепочку: нос - носить - поносить (т.е. оскорблять). Не перечесть всех пословиц и поговорок, связанных с носом, и большинство из них - о плутовстве или слабостях человеческих (водить за нос или обвести вокруг носа, а если нос чешется, то это непременно к выпивке).

        Мифы о носах и их владельцах дошли до новейшего времени и перешли из фольклора в литературу. В книжном мире известны более всего три выдающихся носа.

        Первый - это нос барона Мюнхгаузена. Детская книжка о нам начинается словами: "Маленький старичок с длинным носом сидит у камина и рассказывает о своих приключениях"...

        Второй знаменитый нос принадлежал Сирано де Бержераку. Персонаж героической комедии Эдмона Ростана, как и его протопит Савиньен Сирано де Бержерак (1619 - 1655), обладали носами внушительных размеров и впечатляющих форм. Оба они - и литературный герой, и прототип - сознавали свои изъяны, но носили их с большим достоинством. Литературный Сирано готов был растерзать любого, кто словом или жестом намекнет ему на... сами понимаете на что. Впрочем, интерес к Сирано де Бержераку не исчерпывается оригинальностью его носа; яркая личность и удивительная судьба этого воина, поэта и философа заслуживают отдельного и подробного рассказа.

       И, наконец, третий знаменитый нос - это нос майора Ковалева, воспетый Н.В. Гоголем.

       Этот нос совсем не похож на два предыдущих. Какой-то невидный. "Недурной и умеренный", - сказано о нем в повести. Однако вокруг него разыгрались такие страсти! Сначала он пропал и некоторое время жил самостоятельной жизнью, потом был схвачен и возвращен владельцу. "Но что страннее, что непонятнее всего - это то, как авторы могут брать подобные сюжеты, - с лукавой улыбкой признается автор в заключение повести. - Признаюсь, это уж совсем непостижимо..."

      Что и говорить, странную историю рассказал нам Гоголь. Казалось бы, тут одна безграничная фантазия, полный произвол авторского воображения. Но и эта выдумка основана на факте. Как говорили в старину, скверный анекдот приключился однажды в Северной столице.

 

Секретный заказ

 

     Осип Шишорин кушал утренний кофий, когда явился чиновник от самого Платона Зубова, всесильного фаворита императрицы Екатерины Великой. Чиновник передал мастеру заказ: изготовить нос, который был бы совершенно как натуральный.

      Шишорин много замысловатых заказов выполнил на своем веку. Еще когда при папаше своем, известном резчике, состоял, также по дереву вырезывал купидонов, фавнов и прочих бестий. Потом в Воспитательном училище при Академии художеств обучался всяческим ремеслам и наукам. И за 15 лет стал первейшим инструментальным мастером, то есть инженером и художником в едином лице. Окончивши Академию с золотой медалью, он был отправлен за казенный счет в Англию на четыре года для совершенствования, и там всех своих англицких учителей приводил в изумление. Воротившись в Россию, Осип Иванович возглавил класс инструментальных мастеров в Академии художеств. А приборы изготавливал такие, что хоть сейчас в музеум (работы О.И.Шишорина хранятся в Эрмитаже и Историческом музее).

      Но этот заказ привел его в недоумение. Как это - нос? Для кого - нос? И для каких таких целей? Чиновник знал, да помалкивал. Тогда Шишорин брякнул напрямик:

      - Покойнику гроб заказывают, и то мерку снимают. А как же прикажете нос изготовить, не видя... - Тут мастер замялся. - То есть не зная места, куда он приставлен должен быть. Извините, вслепую не работаем-с!

      Чиновник ответствовал:

       - Резонно. Встречу вашу -с... - Он также запнулся. - С будущим владельцем этого,

так сказать, прибора мы устроим.

       Уходя, он обернулся и сказал:

       - Этот заказ и все, что до него касаемо, держать в строжайшей тайне надлежит!

 

       И в тот же вечер явилась к Шишорину целая депутация: два знатных персиянина, с ними толмач-кавказец и давешний чиновник от Зубова. Иностранцы были в огромных чалмах и парчовых халатах, с кинжалами за поясами. Самого важного гостя Шишорин уже видел - тот ходил позировать для портрета к придворному живописцу Боровиковскому Владимиру Лукичу. У второго персиянина все лицо ниже глаз было прикрыто повязкою. Шишорин понял, что лицо его обезображено. "Уж не проказа ли?" - подумал он.

      Чиновник сразу объявил, что господа торопятся - их нынче государыня пригласила во дворец, и Платон Александрович велел не задерживаться. Толмач залопотал по-ихнему, персияне закивали. Шишорин взял свечц и шагнул к несчастному. Пламя свечи блеснуло в темных, глубоких глазах гостя. Он опустил повязку вниз - и Шишорин чуть не вскрикнул. Свеча дрогнула в руке, горячий воск брызнул на пальцы.

      Тут главный персиянин что-то гортанно произнес и показал два пальца. Толмач перевел:

      - Они просят два носа изготовить, чтобы про запас иметь. В Персии носы только резать умеют, а делать не научились пока.

      Другой персиянин улыбнулся - о, как странно было видеть улыбку на этом лице! - прикрылся платком, все поклонились мастеру и вышли.

      Чиновник задержался в дверях и напомнил о сугубой секретности заказа:

       - У нас со времен Анны Иоанновны ноздрей не рвут, ушей не режут, но языка лишиться можно.

       Шишорин отворил поставец, достал графинчик и хватил чарку водки - не пьянства ради, а для просветления рассудка. Странное дело, он помнил не уродство несчастного перса, а печальную красоту глаз его. "Прекрасное в соседстве с ужасным токмо возвышается", - подумал мастер.

      Он "загорелся". Теперь ему страстно хотелось сделать нос "как живой".

 

Тонкая работа

 

      Светлейший князь Платон Александрович Зубов, последний любовник императрицы, на досуге занимался различными предметами. В том числе и внешней политикой государства Российского. Очень беспокоили его Турция. Даже Потемкин не сладил с нею, а Зубов мечтал превзойти своего предшественника. "Вот если б заключить союз с Персией, - мечтал Платон Александрович, - тогда уж Турция падет!"

      Но в самой Персии безобразия творились неслыханные. Страной правил жестокий шах Ага Мухаммед. В юности его оскопили, и он вымещал злобу на всех, кто под руку попадет. Люди роптали, во дворце зрели заговоры. Брат шаха Муртаза Кули-хан попытался отнять у скопца трон, но потерпел поражение. А ближайший соратник принца Муртазы был захвачен в плен, палачи отрезали ему нос. После поражения Муртаза Кули-хан с несколькими уцелевшими приближенными бежал в Россию.

      В Санкт-Петербурге принца Муртазу принимали как весьма вероятного претендента на шахский престол. Платон Зубов часто лично сопровождал гостя, представил его императрице. Екатерина II, в свою очередь, осыпала гостя подарками и повелела придворному живописцу В.Л. Боровиковскому написать парадный портрет принца в полный рост (портрет хранится в Русском музее в Санкт-Петербурге, эскизы к нему - в Третьяковской галерее и в Тверской картинной галерее).

      Некоторое время спустя Муртаза Кули-хан обратился к светлейшему с деликатной просьбой: слыхал он, дескать, об искусстве русских мастеров, так нельзя ли сделать его верному другу искусственный нос взамен отрезанного?

      Тут Платон Александрович и вспомнил выдающегося мастера Осипа Шишорина из Академии  художеств. Искусный механик и прежде выполнял различные заказы Зубова.

      Шишорин не знал всей подоплеки странного заказа, да  ему и не надо было. Зато он накрепко запомнил обезображенное лицо перса, его глаза. И казалось мастеру, что видит он наяву утраченный нос. Схватил бумагу, карандаш - и с первого наброска все получилось. Вот такой он был, тонкий и прямой, с небольшой горбинкой и резко очерченными крыльями.


     А дальше художник, изобретатель и механик в одном лице работали рука об руку. Шишорин вылепил нос, с него сделал медную модель. На нее положил тончайший лист серебряный, изнутри золоченый, и выковал протез легкий и прочный.  Внутри была пружинка-биндаж, вроде зажима, которая должна плотно обхватить  носовую кость.

 

Справа: фаворит Екатерины Великой Платон Александрович Зубов.

Слева: портрет самой российской императрицы, сделанный в год ее восшествия на престол (1762)

Внизу: персидский принц Муртаза Кули-хан. Портрет работы Владимира Боровиковского (1796), исполненный по заказу Екатерины II  (Репродукция. Тверская областная картинная галерея)
 
  

    В дверь мастерской стучались, звали Шишорина в классы, но он не отворял, сказавшись больным. Он бы трудился и ночью, но было мало свету для его тонкой работы. И заснуть не мог. Под утро мнилось ему, что в окошко заглядывает не месяц, а серебряный нос.
   И вот наконец протез снаружи окрашен совершенно comme naturel. Шишорин приложил его к деревянному болвану, на который вешал свой парик, - получилось весьма недурно. Однако между носом и поверхностью оставались зазоры. "Как бы их замаскировать?" - думал он. И вспомнил, как актеры-комики носы себе клеют особой гумией - натуральным клеем то есть. Пластырь выкроил из тончайшей тафты телесного цвета, пропитал гумией. Теперь стоит лишь слегка послюнить пластырь, и он плотно пристанет к щеке.
   Тут бы и приложиться мастеру к графинчику по случаю окончания работы. "А вдруг персиянину опять нос отрежут?" - усмехнулся он. И. покуда не остыл, принялся за работу над дубликатом.

Цена вопроса

Щеть

   Его светлости и разныхъ орденовъ кавалеру Платону Александровичу Зубову.
   По приказанию Вашей светлости зделанъ мною находящемуся при свите персидского хана чиновнику искусственный носъ изъ серебра въ нутри вызолоченой съ пружиной биндажемъ, съ наружи подъ натуру крашеной.... 200 сер.
   Но какъ один искусственный носъ, нося безъ переменно подвержен всякому непредвидимому случаю быть поврежденному, того для персидской хан просит зделать другой съ принадлежащими к оному потребностями, как то штампъ из которого выколачивается носъ, тафты, приправленной гумiями и красочки дабы онъ могъ и будучи въ своемъ отечестве удобно во время надобности их делать.
   Другой аносъ...100 сер.
   два штампа для выколачивания носа.... 100 сер.
   5 аршин тафты приправленной гумiями ... 50 сер.
   итого ........... 450
Императорской академии Художествъ механик и титулярный советник Осипъ Шишоринъ

   Прочитавши представленный счет, светлейший князь Платон Александрович и развеселился, и растрогался. "Руки у Шишорина золотые, голова светлая, а вот на письме - сущий анекдот, право! Что за каламбур: нос нося безъ переменно подвержен всякому непредвидимому случаю!.. Можно вообразить любое приключение с этим носом!.. А между тем и в канцелярской бумажке чувствуется забота мастера об несчастном: дабы он могъ въ своемъ отечестве во время надобности их делать... Даже красочки не забыл".
   И не взглянувши на проставленные суммы, Зубов положил счет в папку с прочими важными документами и повез во дворец.
   Государыня была не в духе. Доклад разлюбезного Платоши приняла сухо, документы проходили туго. Статс-секретарь Василий Попов тайно делал Зубову страшные глаза: мол, заканчивайте, лучше другим разом.
   Тут Зубов, как козырную карту, метнул на стол "Щеть" Осипа Шишорина. Брови императрицы удивленно приподнялись. "А-а, это!" - вспомнила она. Дойдя до забавного пассажа, Екатерина рассмеялась. Дочитавши до конца, молвила (с неистребимым немецким акцентом)):
   - Наш русский челофек сертцем работает. Ф том и сила его, и слабость...
   И, вздохнувши, императрица принялась торговаться по каждой цифирке (скуповата была), впрочем, и не слишком упорствовала, молвив: "Быть по сему". Дальнейшие бумаги пошли гладко, одна за другой.
   Статс-секретарь удалился оформлять распоряжения государыни. И вскоре в Кабинет Е.И.В. ушло распоряжение:
   Ее Императорское Величество высочайше повелеть соизволила заплатить изъ Кабинета механику Осипу Шишорину за зделанные им персидскому при Мурта-закулихане находящемуся чиновнику два искусственных носа вместо отрезанного ему Агамагомет-ханомъ по приложенному счету четыреста пятьдесят рублей.
                                                                                                              Василий Попов.
Апреля 25 дня 1796
С.-Петербургъ

 

Тридцать лет спустя

   Прошло чуть больше тридцати лет, а "блестящий век Екатерины" превратился в мифическое "золотое время". Чего стоят хотя бы "потемкинские деревни"!
   И вот некий чиновник, перебирая документы в "Имянных Ее Императорского Величества изустных указах", нашел "Щеть" мастера Шишорина, прочитал - и прыснул в кулак. Вот анекдот так анекдот! Чиновник по службе был мелкий, а по жизни большой забавник. Тотчас представил, как он расскажет этот случай на вечере у N или в компании сослуживцев. "Только кто ж мне поверит!" - подумал он. И, воровато озираясь, вырвал лист из сафьянового тома, сложил вчетверо и спрятал в карман.
   Документ начал ходить по рукам, изрядно затерся по сгибам, но неизменно веселил рублику, особенно намеком на "непредвиденный случай", которому нос может быть "подвергнут". Известно, что некоторое время "Щеть" обретался в доме Александры Осиповны Смирновой-Россет, а с ней были близко знакомы Пушкин и Гоголь. И, наконец, "Щеть" опять оказался в архивных папках, где пролежал до наших дней.
   Держал ли Николай Васильевич Гоголь этот документ в руках, или ему пересказали его содержание, но, во всяком случае, сюжет был ему хорошо известен.Гоголь тоже, наверное, удивился и посмеялся. Кроме того, у Николая Васильевича могло возникнуть и личное отношение к "теме": ведь сам писатель обладал весьма характерным носом!
   Словом, он "загорелся". Ему тоже страстно захотелось сделать нос "как живой". И более того - сделать его самостоятельным персонажем, который отделяется от своего владельца, а потом с ним счастливо воссоединяется.

Кавказский асессор 

   Почему же именно с Ковалевым приключилась такая беда? Не слишком ли жестоко подшутил г-н Гоголь над этим безобидным чиновником?
   "Ковалев был кавказский коллежский асессор", - сообщил о своем герое Гоголь. Коллежский асессор - невеликий чин, но и не мелкий. Первый штаб-офицерский чин, до него еще дослужиться надо! К тому же он давал право на потомственное дворянство - предел мечтаний для мелко чиновной братии. А Ковалев по меркам того времени довольно молод, ему тридцать пять. Где же можно было тогда в государстве Российском быстро "чин зашибить", сделать карьеру, сколотить капитал? Там же, где и сейчас: в "горячих точках". Для ускоренного чинопроизводства там не требовалось ни университетского диплома, ни дополнительных экзаменов, как это было заведено во всей России. Отсюда и "кавказский коллежский асессор". Неспроста Ковалев ощущает себя скорее военным, нежели штатским: "Он никогда не называл себя коллежским асессором, но всегда майором"! В Санкт-Петербурге майор Ковалев завел приятные и полезные знакомства, "хлопотал об вице-губернаторском месте, а в случае неудачи об экзекуторском".
   В общем, майор Ковалев был совершенно доволен собою и жизнью.
   И вдруг - нос пропал! Останься майор Ковалев без ног, без глаз - это не так потрясло бы несчастного. Без носа воистину как без рук! "Мне ходить без носа неприлично, - объясняет Ковалев. - Какой-нибудь торговке которая продает на Воскресенском мосту очищенные апельсины, можно сидеть без носа..." А ему никак нельзя.
   Наконец, изрядно помучив своего героя, автор возвращает ему утраченное достоинство. Но, увы, пережитое потрясение ничему не научило чиновника, ни в чем не изменило его жизнь. "И после того майора Ковалева видели вечно в хорошем юморе, улыбающегося, преследующего решительно всех хорошеньких дам..." Поэтому "Нос" не только смешная, но и грустная история. Притом Гоголь настолько убедителен в мелочах и обстоятельствах, что мы начинаем верить в несбыточное! Да, он водит нас за нос, веселый обманщик Гоголь. Но - честно водит. Он в первой же фразе объявляет: "
   "Марта 25 числа случилось в Петербурге необыкновенно странное происшествие".
   Правда, кто нынче вспомнит, что 25-го марта - Благовещенье, когда "птица гнезда не вьет, девица косы не заплетает". День неприсутственный, и, следовательно, не мог Ковалев ходить в газетную экспедицию, чтобы подать объявление о пропаже носа, или являться к частному приставу, дабы заявить о пропаже, а тем более - к обер-полицмейстеру.
   Сюжет повести, да и смысл этого причудливого сочинения г-на Гоголя решительно уклонился от реального факта из екатерининских времен. Однако нос несчастного перса нет-нет, да и покажется между строк. Например, чиновник газетной экспедиции отказывает Ковалеву в публикации объявления, но дает ему дельный совет: "Говорят, есть такие люди, которые могут приставить какой угодно нос".
   В другом месте говорится: "Потом пронесся слух, что не на Невском проспекте, а в Таврическом саду прогуливается нос майора Ковалева, что будто он давно уже там, что когда еще проживал там Хосрев-Мирза, то очень удивился этой страшной игре природы". К тому времени уже забылось имя и визит Муртазы Кули-хана, а Хосрев-Мирза совсем недавно посетил Россию. К тому же последний был близким родственником первого.
   Так неразрывно переплелись действительность и вымысел, довольно мрачное событие и гоголевский смех. И можно было бы закончить "Дело о пропавшем носе" теми же словами, какими Гоголь окончил свою повесть:
   "Кто что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете - редко, но бывают".