Ф.К. Винтерхальтер. Портрет В.Д. Римской-Корсаковой, музей Орсэ, Париж, 1864

Парижский портрет Варвары Дмитриевны Римской-Корсаковой был написан Винтерхальтером, когда этой русской красавице было 30 лет. Белая с голубыми лентами накидка лишь создает иллюзию платья. И тут же двойственное впечатление: Варвара Дмитриевна кажется и обнаженной, и закутанной одновременно. Естественная, отринувшая все мелочные ухищрения красота: на ней нет никаких украшений, кроме капелек-серег в ушах.
Франц Ксавьер Винтерхальтер - малоизвестный в России художник, несмотря на то, что в Эрмитаже хранится не так уж мало его работ. В середине XIX столетия он считался одним из ведущих портретистов Европы. Его творения - длинная вереница императоров, императриц, титулованных младенцев, родовитых дам и кавалеров.
Франсуа-Ксавье Винтерхальтер талантливо передавал портретное сходство. Если он и льстил, то тактично. Он умел виртуозно писать ткань, мерцание жемчуга, блеск драгоценностей, роскошь кружев и лент, а для какой женщины пустяк то, в чем она села позировать художнику? Винтерхальтеру с его высочайшей техникой легко было передать и шелковистость волос, и блеск глаз.
Разумеется, именно это ему могли поставить, да и ставят в упрек — «слишком натурально», «салонно», «искусство для искусства». Но давайте зададимся во­просом, хотели бы мы видеть сейчас портрет Варвары Дмитриевны в чьем-нибудь ином исполнении? И захотелось бы нам в этом случае идти по следам ее судьбы?...

Девичья фамилия Варвары Дмитриевны Римской-Корсаковой — Мергасова. Это костромской дворянский род. Ничего более конкретного о волжских родственниках парижской красавицы неизвестно. Зато семья, куда она во­шла невесткой, в истории русской культуры очень заметна.

Ее муж, Николай Сергеевич Римский - Корсаков (около 13 Апреля 1829 - Умер 24 Август 1875), был он очень красив — это отличительное свойство мужчин Корсаковых.

Предком этой фамилии считается некий Корсак из Литвы, присягнувший князю Василию, сыну Дмитрия Донского. Римскими его потомки стали по указу царя Федора Алексеевича, поскольку претендовали на происхождение из Рима.

Служили дворяне Римские-Корсаковы стольниками, воеводами, генералами, адмиралами.
Немеркнущую славу принес роду военный моряк и профессор Петербургской консерватории Николай Андреевич Римский-Корсаков, автор симфоний и опер «Садко», «Царская невеста», «Сказка о Золотом петушке», «Снегурочка», не сходящих со сцен театров России.
Пост Римский-Корсаков - истинный патриот России. (фильм-биография и оперы)   здесь: http://www.liveinternet.ru/users/4386710/post221326255


Генерал-адъютант Иван Николаевич Римский-Корсаков, фаворит Екатерины II, удаленный царицей из Зимнего дворца в Петербурге за банальную измену.




Отсюда титулы, почести, богатство, которое перепало вдоволь и Марии Ивановне.
В 1803 году справила новоселье в существовавшем в XVIII веке большом доме на Страстной площади жена камергера Марья Ивановна Римская-Корсакова.

Марью Ивановну знала и чтила вся Москва. Она была богата, владела тысячами крепостных в Пензенской и Тамбовской губерниях. Но не тиранила крестьян, не разлучала семьи. Поэт, князь Петр Вяземский писал о ней: «Марья Ивановна Римская-Корсакова должна иметь почетное место в преданиях хлебосольной и гостеприимной Москвы. Она жила, что называется, открытым домом, давала часто обеды, вечера, балы, маскарады, разные увеселения... Красавицы дочери ее, и особенно одна из них, намеками воспетая Пушкиным в „Онегине“, были душою и прелестью этих собраний. Сама Мария Ивановна была тип московской барыни в хорошем и лучшем значении этого слова».
Ее младший сын Сергей женился на двоюродной сест­ре Александра Сергеевича Грибоедова, Софье Алексеевне.



Грибоедов хорошо знал всех Корсаковых. Он списал с них многих героев «Горя от ума», а Софья Алексеевна, по не­которым сведениям, стала прототипом главной героини пьесы — тоже Софьи.
Вот у этой-то четы в 1829 году родился сын Николай, которому назначено было стать супругом нашей красави­цы.

Но когда бабушка увлекается балами, волей-неволей за это расплачиваются внуки. Подраставшему Николаю Сергеевичу плясать до рассвета надо было уже с осторожностью. А этого в нем не наблюдалось. Как писали, "на рубеже новой эпохи в последний раз ярко вспыхнула легкая кровь Марьи Ивановны в ее внуке".
Супруг — дело серьезное, и о Николае Сергеевиче, стало быть, надо сказать особо.

Выпускник Московского университета, гусар, обаятельный, веселый, душа нараспашку, всегда с гурьбой приятелей, отличный танцор, элегантный, гроза московских барышень — таков был Николай. На всю Москву шла слава об особых, костюмированных балах, которые ввел в моду отец юного Николая, Сергей Александрович, приглашая на них московскую молодежь. Каждый здесь мог проявить свою фантазию, а девицы являлись в костюме, который особенно подчеркивал их очарование.



Не из дома ли Корсаковых вынесла Варенька Мергасова пристрастие к маскарадным эффектным одеяниям? Ездила она туда сначала просто гостьей, потом невестой и в конце концов обосновалась там как жена Николая Сергеевича.

Варенька Мергасова считалась завидной партией. Она была очень богата. Но нет ни малейшего подозрения в том, что ее богатство сыграло в этом браке какую-то роль.
Вообще, все, что рассказано о Николае Корсакове, рисует его в симпатичном свете, хотя, как писали, «жизнь его сложилась как-то беспутно». Он окончил Московский университет. В двадцать один год был выбран предводителем вяземского дворянства. Но непоседе на месте не сиделось. Началась война, Николай бросил свое предводительство и пошел в самое пекло, в Севастополь.



Здесь князь Горчаков берет его себе в ординарцы, причем просто рядовым, что также примечательно. В скромной этой должности Николай Корсаков получает Георгиевский крест. Он постоянно играет со смертью, его видят в самых опасных местах. Из рядовых его производят в офицеры.
Однажды Корсаков был послан с донесением о какой- то победе к императору Александру II.



По традиции, его ждало повышение по службе, и, провожая Николая, товарищи уже поздравляли его. Но в Петербурге вышло то, что и должно было выйти, если учесть прямодушный характер Корсакова.
Государь спросил:
— В чем нуждаются в данное время в Севастополе?
— Да пороху не хватает. Так, глядишь, все там помрем.
— Не может быть! — гневно воскликнул Александр.
— Так точно и есть, ваше императорское величество!
Разумеется, государь был раздосадован. Корсаков сказал то, чего тот не хотел слышать. Но пришлось. Гонца с фронта послали к военному министру. Тот, получив взбучку от царя, готов был испепелить Корсакова взглядом. Обратно Николай Сергеевич прибыл не только без наград и повышения, но и с бумагой к князю Горчакову, где, между прочим, было рекомендовано впредь таких курьеров не присылать.
Корсакова ничуть не обескуражил такой поворот дела. Он продолжал по-прежнему честно и самоотверженно служить.
После Севастопольской кампании перешел в гвардию лейб-гусаров. Старой веселой жизнью пахнуло снова: без Корсакова не обходился ни один бал, он всех знал, и его все знали, он умел зарядить любое общество весельем, дирижировал танцами, ухаживал за хорошенькими женщинами.



Свадьба Николая Римского-Корсакова и Варвары Мергасовой состоялась 20 мая 1850 года. Первенец молодоженов, если верить документам, опубликованным в «Пензенском временнике любителей старины» за 1891 год, родился через три месяца после свадьбы, в августе того же года. Николаю тогда минуло двадцать лет, а Варваре было шестнадцать. В 1853 году у супругов родился второй ребенок — сын Николай, через два года — Дмитрий.



Варвара Дмитриевна расцветала нежным цветком, шила себе эффектные наряды — бархат, газ, шелк, украшения, — все это так шло к ее облику, несмотря на частые роды, не терявшему почти девичьей свежести. Она была в моде, как и ее муж.
..."С кем мы не знакомы? Мы с женой как белые волки, нас все знают", — говорил Егорушка Корсунский Анне Карениной, приглашая ее на вальс. Толстой описывает его не без иронии — "лучший кавалер, главный кавалер по бальной иерархии, знаменитый дирижер балов, церемониймейстер, женатый, красивый и статный мужчина». И прибавляет: «Там была до невозможного обнаженная красавица Лиди, жена Корсунского..."



Лев Николаевич Толстой знал Римских-Корсаковых в Москве и так по его воле Варвара и Николай Римские-Корсаковы под фамилией Корсунских попали в «Анну Каренину».

"Анна Каренина" (1948) Вивьен Ли



Анна Каренина 1967 Самойлова




Жизнь двоих, счастливая или нет, всегда тайна. Редкая женщина сама точно скажет, с чего, с какого момента что-то случилось, разладилось в таинственной связи с избранником.
Между тем чаще всего измена — это финал, а не увертюра, скорее, итог душевной маеты, разлада, накопленных обид, неосуществленных желаний. И наверное, не стоит гадать о причине разлада между супругами Корсаковыми, тем более что дневников и писем — того, где человек бывает всегда откровеннее — от них не осталось.

Есть, правда, глухое упоминание о том, что у Николая Сергеевича была дуэль из-за жены. Стрелялся он с лейб-гусаром Козловым, в чем-то похожим на него, бонвиваном, любителем весело пожить, которого вся Москва звала на французский манер — «lе Prince».
На поединке Козлов тоже чудил. Заметив, что тот медлил подойти к барьеру, Корсаков взорвался: «Да поскорее вы! Подходите!» Козлов хладнокровно отвечал: «Я забыл калоши, боюсь промочить ноги». Когда же Корсаков, рассвирепев, снова закричал на него, тот добавил: «Я готов рисковать жизнью, но не желаю схватить насморк».

Но дуэль есть дуэль. И господа играли со смертью. Козлов выстрелом в грудь ранил Корсакова. Тот упал. Думали, рана смертельна, но пуля, скользнув по ребрам, засела возле позвоночника. Ее вынули простым надрезом ножа.
Корсаков тоже успел сделать выстрел. Козлов был ранен, но неопасно. Оба попали под суд, не слишком, однако, строгий.
И все-таки военная карьера Корсакова оказалась под угрозой. Он счел за лучшее выйти в отставку, где, как говорили, «щеголял уже в штатском платье, лишь изредка надевая придворный мундир, ему пожалованный, со своим Георгиевским крестом».
Видимо, дуэль повлекла за собой и окончательный распад семьи. Николай Сергеевич из-за своих расстроенных материальных дел от развода многое терял, но это его не остановило. Варвара же Дмитриевна, и прежде навещавшая Францию, теперь перебралась туда окончательно.



Это было время, когда на французском троне сидел пле­мянник Наполеона Бонапарта — Наполеон III. Он словно задался целью ослепить всю Европу роскошью своего двора, которая у людей с тонким вкусом вызывала раздражение. Все было чересчур, перегруженно, всему изменяло чувство меры. Появились подделки «под мрамор», «под золото».




Женщины явно усердствовали в обилии драгоценностей. Пример подавала сама императрица Евгения Монтихо, отчаянная щеголиха, ревностно относившаяся к впечатлению, которое производила ее красота — действительно замечательная! — на окружающих. Она изобретала одно развлечение за другим, лишь бы была возможность продемонстрировать изысканные, но слишком затейливые туалеты и себя в них.



В ней говорило ущемленное самолюбие женщины, муж которой собрал себе целый гарем из актрис и ловил любой момент, когда в обычном костюме можно будет покинуть Тюильри, чтобы как частному лицу отменно повеселиться.




На один из костюмированных балов зимой 1863 года Римская-Корсакова явилась в костюме жрицы Танит — произведение Флобера «Саламбо» было тогда в большой моде. Весь наряд Варвары Дмитриевны состоял из наброшенной газовой ткани.



Разумеется, ее великолепная фигура предстала перед восхищенными взорами завсегдатаев Тюильри почти что во всей своей первозданности. Гости замерли. Лицо Евгении пошло красными пятнами. Через несколько минут к Корсаковой подошли жандармские чины и предложили ей покинуть дворец.



Скандал вышел на славу. Варвара Дмитриевна удивляла всех своей красотой, теперь удивила своею дерзостью. Тюильри было не единственным местом, где она продемонстрировала милые новшества своих одеяний. На курорте в Биаррице сотни глаз наблюдали, как русская нимфа выглядела так, «как будто только что вышла из ванны». Тут есть, вероятно, доля преувеличения, однако мадам Корсакова действительно своими смелыми костюмами и наготой прекрасного тела противопоставляла себя претенциозной вычурной моде, которой следовали при наполеоновском дворе.



Что-то буйное, страстное бродило в этой женщине и, не находя выхода, лишь иногда прорывалось наружу причудливым, фантастическим маскарадом. Однажды на балу, состоявшемся в Министерстве морского флота, Варвара Дмитриевна появилась на колеснице, которая была удивительна тем, что возница был наряжен в костюм крокодила. Сама же она стояла наверху, одетая в наряд дикарки. Разноцветные перья и лоскуты ткани, облегавшие ее фигуру, позволяли собравшемуся обществу оценить, как писали, «самые совершенные ноги во всей Европе».


...Варвара Дмитриевна, наверно, была самой дерзкой фигурой, но отнюдь не единственной среди русских женщин при дворе Второй империи. Наравне с ней блистали красотой, изысканной роскошью нарядов и умопомрачительными бриллиантами графиня Толстая, дочь князя С.В.Трубецкого — графиня де Морни.



Графиня Аграфена Фёдоровна Закревская, урождённая графиня Толстая (1799/1800 — 1879) — известная красавица «золотого века», предмет увлечения и адресат стихов Е. А. Баратынского, А. С. Пушкина и П. А. Вяземского. Хозяйка подмосковной усадьбы Ивановское, куда в 1830-е годы съезжалась вся Москва.
Пушкин посвятил ей в том числе следующие строки:

Твоих признаний, жалоб нежных
Ловлю я жадно каждый крик:
Страстей безумных и мятежных
Как упоителен язык!
Но прекрати свои рассказы,
Таи, таи свои мечты:
Боюсь их пламенной заразы,
Боюсь узнать, что знала ты.



Княжна Софья Сергеевна Трубецкая (1838, Москва — 27 июля 1898, Мадрид, Испания) — предполагаемая дочь Николая I, в замужестве графиня де Морни.
Родилась в семье Сергея Васильевича Трубецкого (1815—1859) и красавицы Екатерины Петровны Мусиной-Пушкиной (1816—1897), фаворитки Николая I.
В 1856 году на коронации императора Александра II в Трубецкую влюбился французский посол герцог Шарль Луи Огюст де Морни (1811—1865), единоутробный брат императора Наполеона III. Фрейлина А. Тютчева писала:

"...Самая громкая новость дня — свадьба молодой княжны Трубецкой и Морни… Блестящий посланник безумно влюблён и делает великолепные подарки своей красавице-невесте. В сочельник он преподнёс ей колье из двенадцати крупных бриллиантов. Говорят, что против брака только мать малышки, она считает, что жених слишком стар и не имеет прочного положения и состояния"
Софья стала одной из первых красавиц Парижа. Помимо этого она славилась своей экстравагантностью, пристрастием к экзотическим птицам, японским собачкам и восточной утончённости.



Вокруг них словно образовывалось магнитное поле, которое притягивало поэтов, художников, искателей приключений. Здесь разбивались сердца, совершались безумства, вспыхивали ро­мантические истории, легенды о которых потом передавались из поколения в поколение.
Мудрено не задаться вопросом: почему именно они? Откуда эти замашки владычиц мира у рожденных в рабской стране?

Умерла Римская-Корсакова сорокапятилетней вследствие сердечной болезни. Сын Николай продал ее поместье во Франции и вернулся в Россию, где позже женился на Катеньке Араповой (дочь Натальи Николаевны Пушкиной от ее второго брака с Ланским в свое время вышла замуж в семью Араповых). Дочку Николай Николаевич назвал Варей - в честь своей матери.



Александр Дюма-сын, сам женившийся на зеленоглазой красавице Нарышкиной, восхищался русскими дамами, которых «Прометей, должно быть, сотворил из найденной им на Кавказе глыбы льда и солнечного луча, похищенного у Юпитера... женщинами, обладающими особой тонкостью и особой интуицией, которыми они обязаны своей двойственной природе азиаток и европеянок, своему космополитическому любопытству и своей привычке к лени».



Он, знаток женщин, их поклонник, друг и беспощадный судья, считал дочерей России «эксцентрическими существами, которые говорят на всех языках, смеются в лицо всякому мужчине, не умеющему подчинить их себе... самками с низким певучим голосом, суеверными и недоверчивыми, нежными и жестокими. Самобытность почвы, которая их взрастила, неизгладима, она не поддается ни анализу, ни подражанию».
Никакая цитата не кажется длинной, если это попытка мужчины понять природу женщины, да еще из такой страны, как Россия.



Варвара Дмитриевна любила портрет Винтерхальтера. Он украшал обложку ее книги. Вероятно в библиотечных собраниях Франции она хранится до сих пор. Можно лишь предполагать, какой смысл вложен в эпиграф написанной ею книги: "Лишения и печали мне указали Бога, а счастье заставило познать Его". Смею предполагать, что за достаточно разгульной молодостью, наполненной балами и развлечениями, следовала одинокая зрелость, скорее всего проведенная в поисках смысла жизни и Бога. Обычная, собственно, история. И ранняя смерть — в 45 — из-за сердечной болезни… И вечная память — благодаря выдающемуся портрету Ф.К. Винтерхальтера — за свою безукоризненную, умопомрачительную красоту.

Так написать женский портрет, как это делал Франц Великолепный (такое прозвище Франц Ксавьер Винтерхальтер получил в светских салонах Франции), умели в Европе середины XIX века немногие живописцы. Заказчицам импонировало, что он, как никто, умел придать фигуре грациозность и изящество, глазам – таинственность, а улыбке – легкое лукавство.
А как он передавал изысканные дамские туалеты! Под его кистью шелковисто струится атлас, тончайшей паутиной окутывают дамские плечи кружева, искрятся драгоценные камни. Немаловажно, что он принципиально не видел у дам недостатков. На его портретах все они красивы, но при этом не просто узнаваемы, а очень похожи на самих себя. А вот это уже – великое искусство.



Иметь портреты от Винтерхальтера хотели не только коронованные особы. Вы можете себе представить принцесс и графинь, «стоящими» в очереди и пишущими чуть ли не на ладони порядковые номера?
А великий романист Александр Дюма видел это своими глазами: «Дамы в течение месяцев ждут своей очереди, чтобы попасть в ателье Винтерхальтера и Дюбюфа, они записываются, они имеют свои порядковые номера и ждут – одна год, другая восемнадцать месяцев, третья два года. Наиболее титулованные имеют преимущества. Все дамы мечтают иметь в своем будуаре портрет, написанный Винтерхальтером или Дюбюфом». Добавить, как говорится, нечего.

 Князь Д.Д. Оболенский, хорошо знавший Варвару Дмитриевну писал о ней,

что она "считалась не только петербургскою, но и европейскою красавицей. Блистая на заграничных водах, приморских купаньях, в Биарице и Остенде, а также в Тюильри, в самый разгар безумной роскоши императрицы Евгении и блеска Наполеона III, В.Д. Корсакова делила успехи свои между петербургским великим светом и французским двором, где ее звали la Venus tartar". Ее называли во Франции "татарской Венерой". В Корсаковой чувствуется уроженка волжских берегов, из века в век дававших пристанище и славянам, и калмыкам, и булгарам.