В апреле 1865 года члены венценосного семейства Романовых съехались в Ниццу. Здесь, на знаменитом французском курорте, который врачи всего мира рекомендовали состоятельным пациентам, доживал свои последние часы русский царевич Николай Александрович, старший сын императора Александра II, юноша двадцати двух лет отроду. Туберкулез, страшная болезнь, считавшаяся почти не излечимой и не щадившая в то время никого – ни монархов, ни бродяг, сразила и наследника русского престола. Диагноз, к несчастью, поставили далеко не сразу, а болезнь развивалась стремительно. Легочный процесс осложнился туберкулезным менингитом и воспалением почек…


Цесаревич Николай Александрович

Николай (в семье его звали Никс), худенький, болезненный юноша с бездонными глазами, романтик и поэт, в качестве будущего властителя России был очень популярен на родине. Федор Тютчев именовал его «надежда и утешение нашего народа». В России с нетерпением ожидали коммюнике о здоровье наследника-цесаревича, но вести с французского побережья приходили неутешительные. Николай Александрович угасал.
Проститься с ним приехала и нареченная невеста, датская принцесса Мария София Фредерика Дагмар. В родительском доме ее называли просто Дагмар, но жениху больше понравилось ее первое имя – Мария, ласковое сокращение от которого – Минни – необыкновенно подходило этой миниатюрной, юной и хорошенькой принцессе.
Она очень спешила, чтобы застать своего милого Никса в живых. В день ее приезда царевич был еще в полном сознании, хотя подняться с постели сил у него уже не нашлось. Никс и сам отчетливо понимал, что уходит, и судьба этой юной девочки, которая готова была связать с ним свое будущее, сильно тревожила его. Совсем недавно он писал своему брату Александру восторженные письма о своем счастье:
«Если бы ты знал, как хорошо быть действительно влюбленным и знать, что тебя любят также. Грустно быть так далеко в разлуке с моей милой Минни, моей душкой, маленькою невестою. Если бы ты ее увидел и узнал, то верно полюбил бы, как сестру. Я ношу ее портрет и локон темных волос (в медальоне), мы часто друг другу пишем, и я часто вижу ее во сне. Как мы горячо целовались прощаясь, до сих пор иногда чудятся эти поцелуи любви! Хорошо было тогда, скучно теперь: вдали от милой подруги. Желаю тебе от души так же любить и быть любимому».


Мария София Фредерика Дагмар Датская

И вот теперь бедный влюбленный цесаревич уходил, покидал эту землю, родных и душку-невесту. Романовы в отчаянии толпились в спальне умирающего, боясь оставить Никса одного в тот самый страшный миг прощания с жизнью, который мог случиться с минуты на минуту. Врачи надежд не давали. Но Николай попросил, чтобы все близкие, кроме невесты Дагмар и брата Александра покинули его комнату.
Что происходило за дверью спальни у смертного одра молодого царевича, доподлинно неизвестно никому. Но в придворных кругах существовала легенда (без сомнения, родившаяся не на пустом месте), что Николай перед смертью попросил Дагмар и юного Александра  дать ему руки и соединил их ладони у себя на груди, благословляя на брак. Для романтического и сентиментального девятнадцатого века история более чем правдоподобная.
Цесаревич Николай вообще считал брата Александра во всех смыслах достойным преемником. С.Ю. Витте в книге своих воспоминаний писал: «Из достоверных источников известно, что, когда цесаревич Николай был безнадежно болен (о чем он сам знал), то на восклицание одного из приближенных к нему: «Что будет, если что-нибудь с вами случится? Кто будет править Россией? Ведь ваш брат Александр к этому совсем не подготовлен?» - он сказал: «Вы моего брата, Александра, не знаете: у него сердце и характер вполне заменяют и даже выше всех других способностей, которые человеку могут быть привиты».

Великий князь Александр Александрович, будущий император Александр III

На следующий день после смерти жениха Дагмар пишет отцу в Данию:
«Я не могу, однако, не благодарить Бога за то, что застала его, мое дорогое сокровище, еще в живых и была узнана им в последнюю минуту. Ты не можешь поверить, дорогой Папа, как я благодарна за это Господу Богу. Никогда, никогда я не смогу забыть взгляд, которым он посмотрел на меня, когда я приблизилась к нему. Нет, никогда!!! Бедные Император и Императрица, они были так внимательны ко мне в моем, а также в своем горе; и его бедные братья, особенно Саша, который любил его так возвышенно и не только как брата, но как своего единственного и лучшего друга. Для него, бедняги, очень тяжело, что теперь он должен занять место своего любимого брата. Это для него просто ужасно!!!»
Бедную юную Дагмар, так внезапно потерявшую жениха, очень жалели, и не только члены императорского дома Романовых и датского королевского семейства, но и люди посторонние, не имеющие к разыгравшейся трагедии прямого отношения. Тютчев откликнулся на смерть наследника российского престола стихами, в которых особое внимание уделил несчастной принцессе:

Все решено, и он спокоен,
Он, претерпевший до конца, –
Знать, он пред Богом был достоин
Другого, лучшего венца –
Другого, лучшего наследства,
Наследства Бога своего, –
Он, наша радость с малолетства,
Он был не наш, он был Его…
Но между ним, и между нами
Есть связи, естества сильней;
Со всеми русскими сердцами
Теперь он молится о ней, –
О ней, чью горечь испытанья
Поймет, измерит только та,
Кто, освятив собой страданья
Стояла, плача, у креста…

Забота о «ней», связь с которой казалась «естества сильней», была завещана умирающим царевичем младшему брату Саше.
Александру исполнилось всего лишь двадцать лет, когда волей судьбы он потерял любимого брата и превратился в наследника российской короны и жениха очаровательной принцессы… А ведь всего полгода назад он весьма ревниво относился к этой девочке, отнимающей у него привязанность брата. К примеру, 10 октября 1864 года Александр жаловался матери:
«Никса ничего не пишет с тех пор, как жених, так что я не знаю ничего про время, которое он провел в Дании… Теперь он меня окончательно забудет, потому что у него только и на уме, что Dagmar, конечно, это очень натурально».
Кое-кто поговаривал, что цесаревич Александр был пылко влюблен в некую красавицу, когда на его голову свалилось неожиданное обручение с невестой усопшего старшего брата, но сплетни быстро затихли. Император Александр II знал, как заткнуть рот сплетникам …


Император Александр II

Итак, 12 апреля 1865 года Александр Александрович стал наследником-цесаревичем. Это было нелегкое для него время. Через год он, осмыслив все случившееся, записал в дневник: «Бог призвал меня на это трудное и неутешительное место. Никогда не забуду я этот день в Ницце, первую панихиду над телом милого друга, где все несколько минут стояли на месте, молчали, и только слышались со всех сторон рыдания, и рыдания неподдельные, а от глубины души. Никогда я не чувствовал в себе столько накопившихся слез; они лились обильно, облегчая грусть.
Все жалели Отца и Мать, но они лишились только сына, правда, любимого Матерью больше других, но обо мне никто не подумал, чего я лишился: брата, друга, и что всего ужаснее – это его наследство, которое он мне передал. Я думал в те минуты, что я не переживу брата, что я буду постоянно плакать только при одной мысли, что нет у меня больше брата и друга. Но Бог подкрепил меня и дал силы приняться за новое мое назначение, но в душе моей всегда было это чувство, что я не для себя должен жить, а для других; тяжелая и трудная обязанность. Но, «Да будет Воля Твоя, Боже», - эти слова я твержу постоянно и они меня утешают…»

Принцесса Дагмар со старшей сестрой Александрой (слева), будущей английской королевой

В первые дни и даже месяцы после смерти брата мысль о том, чтобы жениться на невесте Николая не казалась Александру ужасной, напротив, вполне соблазнительной. Видимо, юная принцесса, с которой жизнь его свела в такой тяжелый момент, Александру понравилась, и чувство долга по отношению к памяти Никса подсказывало Александру такой выход. Да и вообще – быть женатым, это так интересно для двадцатилетнего юноши! Саша уговорил матушку пригласить датскую королеву с дочерью погостить в Петергофе.
«…С тех пор, что я в Петергофе, я больше думаю о Dagmar и молю Бога каждый день, чтобы он устроил это дело, которое будет счастьем на всю мою жизнь. Я чувствую потребность все больше и больше иметь жену, любить ее и быть ею любимым. Хотелось бы скорее устроить это дело, я не унываю и уповаю на Бога. До сих пор нет никаких известий из Дании… Мама писала Королеве о ее (императрицы Марии Александровны) желании, если можно приехать сюда с Dagmar, но я боюсь, что Королева не согласится…»
Королева Луиза и вправду поначалу не согласилась – она боялась нарушить приличия и скомпрометировать дочь. Но при этом повела себя так тонко, с такой обезоруживающей откровенностью, что ухитрилась не только не оттолкнуть отказом нового жениха, но и зародить в сердце молодого царевича более определенные надежды. 30 мая 1865 года Александр записал в своем дневнике:
«В ¼ 11 пошел к Мама. Папа читал письмо от Королевы Датской, которая пишет, что она теперь не хотела бы прислать к нам Dagmar, потому что ей надо теперь покой и она должна купаться в море, что зимой она будет продолжать заниматься русским языком и, может быть, Законом Божьим (а это для чего бы, если не в надежде на православный брак с членом русского императорского дома? – Е.Х.). Папа объясняет то, что Королева не желает прислать Dagmar теперь, потому, что боится, чтобы не подумали, что она непременно желает выдать свою дочь скорее, чтобы не показать вид, будто бы боится потерять случай. Кажется, сама Dagmar желает выйти замуж за меня. Что же касается меня, то я только об этом и думаю и молю Бога, чтобы устроил это дело и благословил бы Его».
Но вскоре настроение цесаревича стало меняться, порыв, вызванный горем и отчаянием, прошел, и образ хорошенькой датской принцессы поблек в его памяти… Тем более, что Дагмар осталась где-то далеко, а рядом, «на глазах» постоянно мелькало другое женское личико. Так что сплетни о влюбленности цесаревича имели под собой некоторое основание…


Княжна Мария Мещерская

Саша, или Мака, как называли этого добродушного двадцатилетнего увальня родные, и вправду переживал страстный роман, хотя и существовавший более в его воображении, нежели в реальной жизни. Имя возлюбленной великого князя Александра Александровича знали только очень близкие ему люди и, прежде всего, – отец. Юный Александр со всем пылом мальчишки, только-только вступающего в жизнь, увлекся Марией Мещерской, фрейлиной из свиты царицы-матери.
В мае 1866 года, год спустя после смерти Никса, Александр пишет в дневник: «Я только и думаю теперь о том, чтобы отказаться от моего тяжелого положения и, если будет возможность, жениться на милой М.Э. (княжне Марии Элимовне Мещерской). Я хочу отказаться от свадьбы с Dagmar, которую не могу любить и не хочу. Ах, если бы все, о чем я теперь так много думаю, могло бы осуществиться! Я не смею надеяться на Бога в этом деле, но, может быть, и удастся. Может быть, это будет лучше, если я откажусь от престола. Я чувствую себя неспособным быть на этом месте, я слишком мало ценю людей, мне страшно надоедает все, что относится до моего положения. Я не хочу другой жены как М.Э. Это будет страшный переворот в моей жизни, но если Бог поможет, то все может сделаться, и, может быть, я буду счастлив с Дусенькой (ласковое прозвище, которое Александр дал княжне Мещерской. – Е.Х.) и буду иметь детей. Вот мысли, которые теперь меня все больше занимают, и все, что я желаю. Несносно, что поездка в Данию на носу и преследует меня как кошмар».
Между тем, увлечение княжной Мещерской так и оставалось юношеской платонической любовью – просто молодой мальчик, в котором бушевало первое сильное чувство, с нежностью издали смотрел на красивую девочку, воображая, что влюблен, и лишь изредка отваживался поговорить с нею.
Изредка, потому что и за ним, и за княжной строго следили, никаких вольностей не дозволялось. Если княжна проводила в беседе с престолонаследником чуть больше, чем было положено по этикету, обер-гофмейстерина графиня Тизенгаузен, особа весьма чопорная, устраивала ей настоящую головомойку. Даже о невинном поцелуе Александр мечтал, как о великом счастье и дождался его лишь на Пасху, когда христианам не возбранялось братски похристосоваться друг с другом ради.
«Чтобы я дал за один поцелуй от нее, - писал цесаревич в дневнике. – Были минуты, когда было недалеко до этого, но все-таки было нельзя, потому что В.А., или Владимир были там, хотя и не видели и не слышали, что мы делали. Когда мы христосовались, то эта минута была для меня каким-то сном, когда я прикасался губами к ее губам, почти к самым губам».


Великий князь Александр, неожиданно для самого себя ставший наследником престола

Александр II лишь горько вздыхал – ему-то были прекрасно знакомы эти мучения, он и сам в возрасте сына был безумно влюблен, и тоже во фрейлину собственной матери Ольгу Калиновскую. И его родители также волновались из-за «неподходящего предмета» Сашиной любви. Николай I писал в то время жене:
«Мы говорили [с Х.А. Ливеном] про Сашу. Надо ему иметь больше силы характера, иначе он погибнет… Слишком он влюбчивый и слабовольный и легко попадает под влияние. Надо его непременно удалить из Петербурга…»
Матушка, императрица Александра Федоровна разделяла взгляды мужа. В своем дневнике она записала: «Что станет с Россией, если человек, который будет царствовать над ней, не способен владеть собой и позволяет своим страстям командовать собой и даже не может им сопротивляться?»
Теперь, по прошествии времени, рассматривая сквозь призму истории итоги царствования Николая I и Александра II, как определить, кто был лучшим хозяином для земли русской? Александр Освободитель многим кажется гораздо более значительной фигурой… А его отец? Да вспомним хотя бы слова Тютчева о Николае I:

Не Богу ты служил и не России,
Служил лишь суете своей,
И все дела твои, и добрые и злые, -
Все было ложь в тебе, все призраки пустые,
Ты был не царь, а лицедей.

Юный Александр Николаевич тоже пытался объясниться тогда с отцом, Николаем I: «Ты, наверное, приметил мои отношения с О.К. (О да, царь их приметил, и как еще приметил! – Е.Х.) …Мои чувства к ней – это чувства чистой и искренней любви, чувства привязанности и взаимного уважения». Как бы то ни было, но для наследника российского престола эти чувства оказались ненужной роскошью. Из Петербурга Сашу удалили, отправив в европейское путешествие со строгим наказом – обуздать свой нрав и навеки забыть о мадемуазель Калиновской…


Александр II в молодости

И кто бы мог тогда подумать, что пройдут десятилетия и выросший сын Александра Николаевича в свои двадцать лет разыграет такую же любовную драму? Но как только сын заговорил, что отказывается от всех претензий на отцовский престол, поскольку не в силах отречься от любимой, Александр Николаевич растерялся. Как там говаривала его матушка: «Что станет с Россией, если человек, который будет царствовать над ней, не способен владеть собой и позволяет своим страстям командовать собой и даже не может им сопротивляться?»
- Что же ты думаешь, - спросил Александр II сына, - я по доброй воле на своем месте? Разве так ты должен смотреть на свое призвание? Я тебе приказываю ехать в Данию. А княжну Мещерскую я отошлю.
Отец был уверен – первая любовь проходит бесследно, надо лишь научиться обуздывать свои чувства.

Продолжение следует.