Народные предания и легенды представляют собой значительный интерес для изучения истории народа. Некоторые из них содержат топонимические данные, отражают стремление народа этимологизировать местные названия, приблизить их к конкретным фактам действительности. Конечно, предания и легенды не передают истинного значения топонимов, но могут стать стимулом к проверке этимологических гипотез, к исследовательским поискам. Остановимся лишь кратко на некоторых преданиях и легендах, связанных с топонимией муромской земли.

На протяжении семисот лет Муром был верным стражем восточных границ нашей страны, пограничным городом средневековой Руси. Борьба муромцев с половцами, булгарами, мордвой, татаро-монголами не могла не отразиться в народных преданиях и легендах, содержание которых живо перекликается с действительными историческими событиями. Сохранению в памяти народа следов преданий нередко способствуют топонимы.

На несколько веков запомнились муромцам ужасы батыева грома. Весьма вероятно, что в начале XIV в. муромцы оставили свой город и переселились в другое место, где был, по преданию, Чаадаевский городок, а, возможно, это было село Борис-Глеб. В с. Чаадаеве до сих пор существует название Городок, связанное, по преданию, с местом осадного городка муромцев, вынужденных временно поселиться здесь, покинув сожжённый татарами Муром. Рядом с Городком находится Городецкий овраг.

Рядом с Чаадаевым расположена д. Борисово, где есть бугор под названием Деревня. По преданию, во время обороны от татар всё население деревни собиралось на этом бугре. Хотя теперь жители деревни занимают не только возвышенность, но и её склоны, старое название продолжает существовать.

Название села Татарова, озера Татаровского связывают с местом пребывания татар во время их набегов на близлежащие селения и Муром.

Ещё при Иване III муромцы участвовали в схватках Москвы с Казанью. Борьба с казанцами возобновилась при Иване IV, который в 1549-1552 гг. посетил Муром, избрав его местом сбора и военной базой по подготовке операций осады, а затем покорения Казани. На том месте, где стоял шатёр Ивана IV, наблюдавшего за войсками, идущими на Казань, в XVI в. была построена Козмодемьянская церковь. Муромцы связали с Козьмодемьянской церковью замечательную легенду. В ней рассказывается, что навстречу Ивану IV к Мурому вышел сын казанского хана. Его войска не давали русским переправиться на правый берег Оки. И вот к Ивану IV пришли два брата из муромских посадских бедняков - Козьма и Демьян, которые предложили царю свой план переправы и его выполнение, на что царь согласился. Ночью братья переплыли Оку, оделись в татарские одежды, подкрались к ханскому шатру, облили его горючей смесью и подожгли. Среди казанских войск поднялся страшный переполох. Пользуясь этим, русское войско переправилось через Оку и наголову разбило татар. Братья же Козьма и Демьян пали смертью героев.

За Окой, у Кривого озера, видны высокие песчаные дюны: Зелёная шишка и Золотой бугор, где когда-то стояли сторожевые засады. С названием Золотой бугор связана такая легенда. Когда Иван Грозный шёл походом на Казань, он велел своим воинам высыпать по шапке песку в одно место. Образовался высокий песчаный бугор, жёлтый, как золото. Возвращаясь с победой, царь приказал оставшимся в живых воинам взять с этого бугра по шапке песку и отнести его обратно. Оставшийся песчаный бугор — память о тех, кто не вернулся с поля боя.

Недалеко от Мурома есть сёла Xоробрицы и Молотицы. В народе эти названия объясняют тем, что в старину здесь жили «храбрецы» и «молодцы», смело сражавшиеся с врагами.

Название села Булатникова, по преданию, возникло от имени атамана Булата, сражавшегося с мордвой. Другое предание рассказывает, что Булатниково появилось на месте большого разбойничьего притона в дремучем лесу. «Не давали ни пешему проходу, ни конному проезду»; разбойники пользовались во время грабежа верным оружием - булатом, и жителей Булатникова называли булаты. Сохранилась поговорка, характеризующая это место: «Булаты проскочил, значит, Богу угоден был».

Существуют легенды и о кладах в муромских лесах. Например, недалеко от д. Переложниково Муромского района есть Золотая горка, в которой будто бы при побеге Мамая были зарыты золотая сбруя и золотая карета. Долго некоторые жители пытались найти этот золотой клад, с которым связано название горки, но безуспешно (по рассказу старожила М.В. Иванова).

Овеяна легендами гора Городина около д. Поляны бывшего Муромского уезда. Здесь жил когда-то князь со своей дружиной. Под горой протекает речка Тужа, Называется она так, по преданию, потому, что около неё горько тужила, плакала княгиня об утонувшем в речке сыне. По другому варианту слышанного нами предания, в речке Туже утонула любимая жена князя; он долго о ней горевал, тужил, затем покинул Городину.

О крепостном времени, помещичьем гнёте повествует предание, связанное с названием луга и речки Барыньки. В д. Хвосцове, недалеко от Мурома, жила когда-то жестокая барыня. Однажды крестьяне, возмущённые её издевательствами и несправедливостью, пробрались к ней ночью в дом, уложили в повозку и утопили в речной проруби. С тех пор речка (другое название Кестрань) и луга при ней стали называться Барынька (записано от И.Ф. Баранова).

Около с. Чаадаева есть поле Сечи. Название поля связывают с тем, что в старину там была сделана деревянная лошадь («конь»), на которую садился слуга и по приказу барина сёк провинившихся крестьян (рассказчик В.С. Кротов).

С содержанием знаменитой муромской «Повести о Петре и Февронии» перекликаются легенды о возникновении названий Перемилые горы (теперь Перемиловы) и речка Муромка около д. Ефаново, впоследствии Горьковской области, которые даны были будто бы самой княгиней Февронией, когда она и князь Пётр останавливались здесь на ночлег во время изгнания их боярами из Мурома.

Недалеко от Чаадаева есть луг Пролей-Каша. В легенде, записанной З.И. Красновой, это название объясняется тем, что Пётр и Феврония, путешествуя после своей свадьбы но Оке, заехали отдохнуть в чаадаевские луга и там варили и пролили кашу. С тех пор луга, якобы, и стали называться Пролей-Каша.

Имя былинного русского богатыря Ильи Муромца связано в народе с городом Муромом, с селом Карачаровым. В Карачарове считают Илью Муромца своим, карачаровским: «Чай, он наш, карачай был!» Но больше говорят о «потомках» Ильи Муромца, которыми считают карачаровских силачей Гущиных. М.Н. Шишлин рассказывал в 1945 г. о Гущине Иване Афанасьевиче: «Его применяют к роду Ильи Муромца: был он очень сильный. Я слыхал, он по двадцать пудов якорь на двадцать пять ступеней вносил, одевшись, в тулупе. Конопатчик он был, всё по баркам. Бывало, лошадь в гору не везёт, он вывозит сам. На вид был очень представительный, широкий в плечах, высокий, чёрный, курчавый. Я его хорошо знал. Простой был, не буян, по-простецки обходился со всеми».

Муромцы связывают с былинным образом Ильи Муромца героические подвиги своих земляков в защите Родины. Недаром и бронепоезд, построенный муромцами, прошедший по полям сражений в годы Великой Отечественной войны, назван был «Илья Муромец».

Источник: Записки владимирских краеведов. Выпуск 6

Фото: По Муромской дороге. Губерния в старой открытке

Напротив Вязников на заречной стороне сравнительно недалеко от города есть селение с почти сказочным названием Золотая Грива. Рядом со старой вязниковской базарной площадью одна из улиц прямиком выводит на шоссе. Город неожиданно кончается, еще чуть-чуть вперед — и вот она — Клязьма! Вязниковская переправа — всего лишь металлический понтонный мост, въезд на который каждого автомобиля сопровождается характерным стуком и лязгом. Во время весенней распутицы или в летнюю засушливую пору у моста стоит пост, ограничивающий движение. Но в остальное время у караульной будки можно видеть разве что умильно виляющих хвостами дворняг, выпрашивающих подачки у путешественников.

Почти сразу за мостом от шоссе уходит вдоль берега узкая тропа, ныряющая в заросли кустарника, перевитого вьюнами. Где-то через километр тропинка уходит через заросли лип, калины и шиповника в поле, а дальше среди заводей и небольших озер — настоящего рая для охотников и рыболовов, уже вдалеке видна полуразрушенная церквушка. Это и есть Золотая Грива. Сегодня бытует легенда, что название этого села возникло оттого, что в старину монахи зарыли там клад — бочонок с золотом. Клад искали, но пока так и не нашли.

Прежде в тех местах действительно существовал монастырь — Борисоглебская пустынь, а на месте села стояла небольшая деревенька, принадлежавшая обители. Однако царь Петр I в 1702 году лично повелел отделить деревню от монастыря. Местные крестьяне выстроили отдельную Борисоглебскую церковь — вначале деревянную. Вскоре рядом с первым храмом встал второй — в честь святых Флора и Лавра. Так 200 лет назад появилось село Золотая Грива. Такое название возникло из-за того, что место это несколько возвышенное по сравнению с окрестными полями — «грива». Золотая же — по цвету сухой травы, за счет которой возвышенность-грива весной и осенью имеет яркий золотистый цвет. А легендарное монастырское золото, скорее всего, тут не причем.

С. 1764 г. село Золотая Грива по указу императрицы Екатерины II перешло в ведение Государственной Коллегии экономии. А еще через 14 лет в 1778-м. Вязниковская слобода стала уездным городом в составе новообразованного Владимирского наместничества. Золотая Грива числилась всего в 3-х верстах от города Вязников. Близость к городу обусловила сравнительную зажиточность крестьян Золотой Гривы. В 1840 году они по инициативе местного священника Степана Анировского выстроили вместо пришедших в ветхость старых деревянных храмов каменную Борисоглебскую церковь с приделом Флора и Лавра об одной главе с трехъярусной колокольней. Со звонницы хорошо просматривалась панорама Вязников: бывшая слобода, фабрики, Казанский собор, постройки Благовещенского монастыря, а над ними — древнее городище Ярополча и на самой вершине — устремленный ввысь шатер колокольни Троицкого храма. В приход Золотой Гривы к 1879 г. входило 138 дворов и 1105 обоего пола душ.

Самым заслуженным из настоятелей храма в Золотой Гриве был протоиерей Василий Скороспелов. В этом селе он прослужил почти полвека, пережив множество войн и революционных потрясений. Там же и скончался в июле 1931-го. На могиле отца Василия прихожане установили массивный деревянный крест, который стоит на сельском кладбище до сих пор. А самый последний батюшка из Золотой Гривы Федор Радугин несколько раз подвергался репрессиям, последний раз был арестован 8 октября 1937 года и приговорен к расстрелу. В том же году приговор привели в исполнение. В перестроечные годы о. Федора посмертно реабилитировали…

Борисоглебскую церковь пробовали разобрать на стройматериал в 1950-е годы. Но старая кладка, сработанная на совесть, не поддалась. Удалось лишь разрушить верхний ярус колокольни, да почти полностью разобрали кирпичную церковную ограду. Однако вокруг закрытого храма по-прежнему существует немаленькое кладбище. Многие золотогривцы и выходцы из соседних, частью уже несуществующих деревень, даже переселившись в город, предпочитают обрести вечный покой на родовом погосте. И сегодня с вершины городища Ярополча за Клязьмой в хороший погожий день можно различить смутно виднеющуюся среди старых берез церковь — ориентир, по которому издали угадывается местонахождение села с удивительным названием — Золотая Грива.

Сегодня Владимир всё больше отступает от Клязьмы. А ведь их связь во все времена была значительной и очень важной для города. Руководствуясь стратегическими соображениями, Владимир, как большинство средневековых русских поселений, был построен именно на реке. Она была прикрытием города с юга, источником воды и, самое важное, что не утратило значения вплоть до XX века, она была транспортной и торговой артерией, соединяющей Владимир с другими городами края, с Волго-Окским бассейном. Здесь, на Клязьме, владимирцы жили и работали (по обеим сторонам было немало жилых построек и промышленных заведений), отдыхали, купались, рыбачили, мылись в банях, стирали и полоскали бельё. Это было одно из самых оживлённых и важных мест города, со своей жизнью, со своим распорядком, со своими обычаями.

Важным стратегическим сооружением Владимира во все времена был мост через Клязьму. Владимирцы постарше ещё хорошо помнят деревянный неширокий мост, расположенный чуть выше по течению от современного. Издавна он стоял здесь - единственный владимирский мост, соединяющий два берега Клязьмы, связывающий конец Муромской улицы с началом Муромской дороги, а Владимир - с южной частью губернии. Значение моста трудно переоценить. Движение по нему было весьма оживлённым, особенно в базарные дни. Из города и в город шли люди, громыхали крестьянские телеги, пролётки извозчиков, брело в пойму городское стадо. Когда мост не функционировал, люди испытывали большие неудобства. Называли мост то наплавным, то живым. Наплавным потому, что лежал прямо на воде - на плаву, а живым за непрочность и хождение вверх-вниз при значительных нагрузках.

В конце XIX века технология строительства моста была следующей: из толстых и длинных брёвен, количеством около 260, рубили три больших плота, на них клали настил из разнокалиберных досок, ставили перила, по обоим берегам делали деревянные съезды. Ширина моста была около 10-ти саженей, длина - около 61-63-х саженей. Длина его, правда, могла меняться. Так, с 1893 по 1895 годы Клязьма размыла часть дамбы с прибрежным грунтом. Подрядчику пришлось наводить запасной плот и увеличивать длину моста на целых 12 саженей.

Мост находился в ведении владимирского уездного земства, для которого он, несомненно, был вечной «головной болью». Вернее, значительной статьёй расхода, куда ежегодно вкладывали большие деньги - плановые и внеплановые. Раз в три года земство проводило торги для отдачи моста в содержание на трёхлетие. В обязанности подрядчика и его помощников входило ежегодно рубить 3 новых плота, старые бревна пилить и сдавать для отопления земского дома во Владимире и на другие нужды, весной наводить мост, а осенью разводить, в разлив налаживать паромную переправу.

Желающих подрядиться было мало: земство на торгах пыталось как можно больше сбить плату подрядчику, подрядчик же, наоборот, стремился её поднять, да ещё выторговать для себя разные привилегии. В 1893 году, например, подряд был заключен с крестьянином деревни Злобино Филиппом Федосеевым, который на торгах объявил самую низкую цену в 2200 рублей в год. Через три года на торги вообще никто не пришёл, кроме того же Федосеева, который, пользуясь ситуацией, поднял цену до 3000 рублей, да ещё оговорил для себя отслужившие бревна с моста. Больше двух сроков обычно не подряжались.

Подрядчику в помощь были рабочие; их будка находилась у начала улицы Грабиловки - той, что шла от моста к водокачке. Сезонный цикл работ был следующим. Весной, после начала таяния льда и его расколки в этом районе, наводился плашкоутный мост, т.е. деревянный настил на специальных беспалубных судах - плашкоутах. Перед самым ледоходом его разбирали, накладывали паромы, которые курсировали в течение всего разлива - 2-3 недели. Обычно разлив приходился на Пасху, в связи с чем переправа испытывала особые затруднения. Первые три дня светлого праздника перевозчики были сильно навеселе, со всех требовали на чай, что было незаконно, да еще заставляли себя долго ждать. Пока перевозчики соблаговолят переправиться, могло пройти несколько часов. Можно было кричать, ругаться, угрожать - не помогало. Были годы, когда земство на время разливов специально приставляло к перевозу уполномоченного, который был обязан следить за исправностью переправы и пресекать «левые» поборы. После половодья наводили обычный наплавной мост, а осенью разбирали. Зимой ходили и ездили прямо по льду реки.

Была ещё одна забота: в летний период приходилось часто разводить и сводить мост, чтобы пропускать идущие по Клязьме суда. Перед въездом на него с обеих сторон стояли шлагбаумы, которые почти всегда были открыты, но перед разводом работники опускали их. Говоря о судоходстве по Клязьме, мы, конечно, не имеем в виду большие пароходы и баржи. Хотя в начале XX века река и была несколько шире и глубже, чем теперь, всё равно в районе Владимира по ней ходили, не считая лодок самых разных размеров и форм, только небольшие пароходики и барки, т.е. маленькие баржи, гружённые хлебом, бочками с горючими материалами, дровами, вином. Долго не было установлено определённое время для их прохода через мост. В связи с этим было много неудобств: то суда стояли и ждали вечера, то масса народа, идущая в жаркий день из купален, «загорала» на правом берегу, около часа наблюдая, как разводят и сводят мост. В конце концов, в 1910 году было организовано совещание судовладельцев с губернским земством. На нём речники выступили с предложением уничтожить все постоянные мосты на Клязьме в пределах губернии и заменить их паромами. Земство эту идею отклонило, но обещало обеспечить судам более свободный проход через клязьминские мосты, обязав содержателей пропускать барки не только ночью, но и днём. Исключение, конечно, было сделано в силу большой загруженности, для владимирского моста, который в базарные дни могли разводить только ночью, да и в обычные дни тоже ближе к вечеру.

Район вблизи моста был важным местом и в культурной жизни Владимира, в первую очередь как зона отдыха. Ближе к правому берегу на летний период подрядчики сооружали купальни разных видов, и по тому, в какой из них купался человек, можно было определить его материальный достаток. Были купальни по умеренным ценам - отдельно общая мужская, отдельно общая женская, отдельно были номера для людей побогаче. Хотя были они тесноватыми и неудобными, но отбоя от посетителей, особенно в жаркие дни, не было. Народу порой набивалось столько, что купальни на 3-4 вершка погружались в воду (т. е. на 13-17 см), затопляя пол. По постановлению городской Думы от 18 апреля 1912 года для бедных владимирцев устроили специальные бесплатные купальни - 2 навеса. Сборкой-разборкой и починкой их был обязан заниматься очередной содержатель платных купален совершенно без всякого вознаграждения из городского бюджета.

Желающие помыться за 5-10 копеек могли пойти в бани, расположенные справа от моста на левом берегу. А. Субботин в своей книге «Губернский город Владимир в 1877 году» называет их «старыми», говорит, что они тесные и грязные. В конце XIX века они перестали функционировать.

Недалеко от бань к мосту примыкали платьемойные плоты, наподобие тех, что до сих пор существуют в Судогде, на одноимённой реке. Сюда на подводах из города привозили грязное бельё, мытьём и полосканием которого занимались особые заведения. Содержал плоты в начале XX века предприимчивый крестьянин Василий Гусев, который одновременно арендовал купальни и клязьминскую ледокольню.

У моста можно было взять напрокат лодки и поплавать в пределах города. Владимирская молодёжь очень любила прогулки по реке. Множество лодок разных видов и размеров стояло на приколе и у моста, и по обоим берегам. В начале XX века «правом исключительного содержания» проката владел Пётр Пронин, за что платил в городской бюджет в год около 50 рублей. Пронин ведал всеми увеселениями на реке. Зимой, например, он устраивал здесь каток.

Помнит это место и красивый обычай, берущий своё начало, быть может, ещё со времён основания Владимира. Ежегодно около 5 января на реке около Живого моста во льду вырубалась иордань. В ночь на 6 января, когда наступало Крещение, священники Успенского собора святили воду, а желающие купались. 6 января днём, после литургии из Успенского собора сюда шёл крестный ход, сопровождаемый военным оркестром, после которого по плацпарадной площади церемониальным маршем проходили воинские подразделения, стоявшие в это время во Владимире.

Как любая река, Клязьма таила в себе много опасностей. Здесь у моста произошло немало несчастных случаев. Быстрое течение, глубокие ямы, отсутствие порой нужных средств спасения, людская халатность и беспечность способствовали пополнению грустных вестей с реки. Многие тонули, купаясь, падали с моста, мальчишки срывались, прыгая по льдинам в ледоход. В разлив часто переворачивались лодки, особенно, если гребцы были навеселе. Бывало, полая вода разрывала мост на части и сносила их вниз по течению вместе с людьми, а то и с гружёными телегами с лошадьми, как это случилось, например, в 1807 году с четырьмя крестьянами полковника Александра Лопухина. Их едва спасли.

От уже упоминаемых бань и с горы в Клязьму постоянно бежал сток тёплой воды, от которого в зимнее время образовывалась большая промоина. В неё как-то раз в 1910 году угодил владимирский легковой извозчик № 122, который, скорее всего, плохо видел дорогу, так как дело было в 6 часов утра. Правда, всё закончилось благополучно, его вытащили.

Владимирский полицмейстер не раз просил земство приобрести спасательные средства, но зачастую в нужный момент ни на мосту, ни у купальни не оказывалось ни кругов, ни пробковых шаров, ни лодки. Была, правда, на берегу спасательная станция «Красного Креста», в которой дежурил матрос.

Мало кто знает, что ещё до революции владимирское уездное земство собиралось строить в этом же месте постоянный капитальный мост из железобетона. Над железной дорогой предполагалось возвести виадук, который соединился бы непосредственно с мостом, высота которого должна была быть не менее 6 метров над максимальным уровнем весенних вод Клязьмы. К виадуку с Муромской улицы собирались сделать крутой подъездной путь. Прения в земстве по поводу этого проекта начались ещё в первое десятилетие XX века. Но к 1914 году не был готов даже окончательный эскиз будущей постройки, хотя изыскательские работы шли полным ходом: изучали ландшафт, рассчитывали высоты, вертушками измеряли скорость течения Клязьмы, совещались с правлением железной дороги. Гласный уездного земства Владимир Тарасов ездил на Сормовский завод в Нижний Новгород договариваться о стоимости моста и об условиях его сооружения. Денег было мало, земству помогал частный капитал, были ассигнования от организаций, в том числе от Комиссии о пользе и нуждах города. Мост, безусловно, построили бы, но помешала самая веская из всех причин, которая в любые времена обрывала множество добрых начинаний - война. Посему и суждено было деревянному Живому мосту простоять ещё почти 50 лет до времён великих хрущёвских строек.

Источник: Старая столица: краеведческий альманах. Выпуск 1

Колокольные звоны - неотъемлемая часть русского духовного наследия. Но что мы знаем о муромских колоколах? По данным Писцовой книги 1636 года в Муроме в начале XVII века на девятнадцати звонницах находилось 72 колокола, причем, одна из колоколен (в Спасском монастыре) была каменной.

Колокола стоили очень дорого, поэтому первоначально они приобретались богатыми, состоятельными людьми: царями и купцами. В 1652 году известный муромский купец Тарасий Борисов пожертвовал Троицкому монастырю большой колокол, весом в 1600 кг. Его украшала надпись, выполненная вязью: "Лета 7160 (1652 год) сей колокол приложил в Муроме в новодевич монастырь в дом Живоначальной Троице гостиные сотни муромец торговый человек Тарасий, а по реклому Богдан Борисов сын Цветнов по родителех своих и по своей души, а весу ему 100 пудов".

На звоннице Введенской церкви (на Штабу) вплоть до 1930-х гг. висел уникальный колокол, отлитый знаменитым колокольным мастером Федором Моториным. Были на муромских звонницах и иноземные колокола. Так, например, в Спасском монастыре имелся уникальный голландский колокол, отлитый неким Яковом Нотеманом в Лейвардене. Народное предание связывало появление колокола с именем Петра I .

Мало кто знает, что некогда колокола отливались и в Муроме. В 1723 году в городе проживал 78-летний Дмитрий Федоров Кульпин. В документах о нем сказано: "Имеет мастерство медное и льет колокола". Жил Д.Ф. Кульпин в приходе Христорождественской церкви. Известно, что где-то здесь, в центре города у Мясного оврага, стояли кузницы. Вероятно, там и отливал Д.Ф. Кульпин свои колокола. Однако, наследников у него не было и кто продолжил его ремесло - мы не знаем.

В конце XVIII столетия в Муроме лили колокола купцы Железниковы. Краевед И.П. Мяздриков писал, что это было в 1796 году. Отливка колоколов продолжалась в городе и в первой половине XIX столетия.

В 1830 году. во время сильной холеры купцы Петр и Андриан Мяздриковы заказали для местной Вознесенской церкви большой колокол, весом в 200 пуд (3200 кг.). Причем, очевидец А.А.Титовотмечал: "... слит в Муроме".

Старожил Емельянов в своих заметках "Описание бывших пожаров..." свидетельствовал: "1846 г. 23 сентября лили колокол в Благовещенский монастырь в 318 пуд (5088 кг. - В.Ч.) в поле, а 11 октября повесили на колокольню".

Таким образом, можно смело утверждать, что в Муроме существовало колокололитейное производство. Судя по весу колоколов, дело было поставлено на широкую ногу.

Долгое время не было известно где и на каком "поле" отливались муромские колокола. Изучение архивов показало, что это происходило на южной окраине города, близ оврага Бучеха. В одном из документов Муромской городской управы мы встретили записку купца П.М. Журавлева. В ней говорилось о желании построить керосиновый склад "в Бучевском овраге, на земле, бывшей под колокольным заводом". За оврагом тянулось Карачаровское поле, поэтому для краткости муромцы называли этот район просто "полем". Как долго просуществовал колокольный завод не известно. Но не случайно, где-то здесь впоследствии возникла чугунолитейная мастерская, зафиксированная планом Мурома 1864 года.

В 80-е годы XIX века в Муроме была предпринята попытка возобновить литье колоколов. 6 июля 1883 года Городская дума слушала прошение колокольного мастера Чарышникова "о продаже ... бывшего здания провиантского магазина (или) участка земли под постройку колокололитейной мастерской". По всей видимости, Чарышников, названный в документах без инициалов, известный в Балахне владелец колокольного завода Сергей Семенович Чарышников. Городская дума благосклонно отнеслась к этой затее. Управе было поручено отыскать для просимой цели "удобное и безопасное для города место". Впрочем, по неизвестным нам причинам, колокололитейную мастерскую так и не построили. Но, тем не менее, вышеперечисленные факты очень красноречивы. Бесспорно, с конца XVII и до середины XIX века в Муроме лили колокола. Первоначально этим занимались кузнецы в центре города (?). Позднее, в XVIII столетии, производство переместилось на окраину Мурома, к Бучихе. Последнее место было выбрано не случайно. Известно, что для формовки колоколов требовалось большое количество глины. Второе важное требование - пожарная безопасность. Всем этим параметрам вполне соответствовало месторасположение оврага Бучиха. Просуществовав столетие, колокололитейное производство в Муроме было свернуто. По всей видимости, ручное производство стало нерентабельным в новых экономических условиях после реформенной России. И только скупые строчки архивов и исторические документы по-прежнему хранят память о "делах давно минувших дней".

Самые большие колокола в Муроме были на соборной колокольне. Архиепископ Савва, служивший с 1842 по 1846 год священником в муромском Богородицком соборе, писал о колоколе, пожертвованном в 1845 году:

"... Один из богатых муромских купцов Ефим Иванович Кознов возымел усердие пожертвовать муромскому собору колокол в тысячу пудов. 25-го июля колокол был перевезен из Нижнего Новгорода по Оке в Муром. Первого августа был освящен на берегу реки, а второго, при многочисленном стечении народа, перевезен к собору. Затем я командирован был во Владимир с просьбой к Преосвященнейшему о разрешении принять этот многоценный дар (около пятидесяти тысяч рублей). При этом уполномочен был поднести Архипастырю на счет соборного старосты мешок крупитчатой муки и ведро мадеры ... Владыка рассказал мне как он убеждал Кознова не устроять такого большого колокола для уездного города, а сделать колокол в 500 пудов. Другую же половины суммы употребить на какое-нибудь полезное дело. Но упрямый купец и слышать об этом не хотел, приговаривая: "Большой де колокол из ада душу вызвонит". Делать было нечего. Владыка уступил настойчивому жертвователю и нам разрешил принять его жертву. 23 сентября колокол был поднят на соборную колокольню, и в продолжении трех дней с утра до ночи безумолку производился звон к великому утешению граждан. А между тем в это время и в доме жертвователя и в доме соборного старосты купца Зворыкина происходили шумные, торжественные пиршества". Надпись на колоколе гласила: "Во славу Святыя Единосущныя Троицы Отца и Сына и Святаго Духа при державе Благочестивейшаго Государя Императора Николая Павловича, Самодержца Всероссийскаго с благословения Преосвященного Парфения Архиепископа Владимирскаго и Суздальскаго в город Муром к Соборной Богородицкой церкви, при протоиерее онаго собора Михаиле Григорьевиче Троепольском вылит сей колокол по усердию и собственным иждивением муромским купцом почетным гражданином в селе Карачарове Евфимием Ивановичем Козновым 1844 г. октября дня. Сей колокол вылит в Ярославле, весу 1049 пуд 10 фунтов (16824 кг. - В.Ч.). Содержатель завода Иван Порфирьевич Оловянишников мануфактур советник и почетный гражданин Ярославский 1 гильдии купец, мастер Семен Дмитриев Чарышников - Ярославский". Если верить муромским старожилам, то колокол имел чрезвычайно приятный звук, а благовест его слышали в ясную погоду за двадцать верст.

Каждая муромская колокольня имела свой неповторимый звон. Разный вес колоколов, индивидуальная манера звона способствовали существованию самых немыслимых перезвонов. Очень много зависело и от звонарей.

Сохранилось описание праздничного звона, приуроченного к празднованию 900-летия крещения Руси. Протоиерей Богородицкого собора А.Орфанский предписывал "благовестить к ранней литургии в пять (утра - В.Ч.) полчаса и к поздней в семь часов; перебору полчаса, благовесту один час". Поясним специфическую терминологию. Благовестом назывались мерные, ритмичные удары в один большой колокол. Как правило, благовестить начинали незадолго до богослужения. Основное назначение благовеста - оповестить верующих о предстоящем священнодействии (в переводе с церковно-славянского языка "благовест" - благая, добрая весть, известие). Продолжительность благовеста определялась торжественность предстоящего праздника. Чем значимее ожидался праздник, тем длиннее звучал благовест. Благовест - своеобразное вступление перед основным звоном. Основной звон зачастую назывался перезвон или перебор. В нем принимали участи все колокола. Они "перезванивались", "перебирались" в соответствующем гармоническом порядке. В подавляющем большинстве случаев перезвон имел очень красивый рисунок. Его сложность зависела от слуха, опыта и умения звонаря. Нередко на больших соборных колокольнях звонило несколько звонарей. Причем, главные трели выводил основной звонарь, а второстепенный, фоновый звон, его помощники. Так, известно, что на главной колокольне Мурома - Соборе Рождества Богородицы - трудилось несколько звонарей. В 1880-е гг. они получали годовое жалование в размере 90 рублей. Содержались звонари за счет муромского купеческого общества. Кроме своих основных обязанностей звонари мели двор, убирали снег, кололи дрова.

Описание муромских звонов сохранилось в мемуарах А.О. Кунцевича: "Семь недель Великого поста ежедневно звонили в один колокол на двадцати четырех колокольнях Мурома: "К нам, к нам!", а Пасхальной неделе во все колокола: "Куда хочешь, куда хочешь!".

О муромском встречном звоне нам рассказал старожил А.А. Славянский (р.1900): "Когда из Спасского монастыря выезжал экипаж муромского епископа, чтобы доставить архиерея на богослужение в собор - главный храм города, то на всем протяжении его сопровождал встречный звон. Сначала звонили в Спасском монастыре, затем, когда экипаж выезжал на Никольскую улицу (ныне Первомайская - В.Ч.), звон подхватывал Николо - Можайский храм. Далее, в районе Козьмодемьянской улицы (ныне Мечникова - В.Ч.), к звону присоединялись звучные переливы Смоленской церкви. А подъезжая к собору, экипаж приветствовал громогласный и величественный призыв большого благовестника кафедрального Богородицкого храма, возвещавшего о начале торжественного богослужения".

До революции существовало неписаное правило: на Пасху любому разрешалось подняться на колокольню и звонить сколько заблагорассудиться. Таких любителей позвонить "во все тяжкие" было немало. Однако, от таких звонарей, больше частью не опытных, зачастую страдали колокола. Нередко они трескались после неосторожного и сильного удара. Желая сохранить колокола от преждевременных повреждений Владимирское епархиальное начальство еще в 1871 году издало особое постановление, действующее по всей епархии, в том числе и в Муроме: "О том, чтобы пономари и церковные сторожа имели неослабное наблюдение за сохранением колоколов, особенно во время Пасхального звона".

В 1917 году была объявлена война старому миру. На смену патриархального православия грянул воинственный атеизм. Как важный атрибут православной церкви, колокольный звон стал предметом первых нападок со стороны новой власти. В 1924 году со страницы газеты "Красный луч" в Муроме впервые прозвучал призыв ограничить звон: "В здании Троицкого монастыря размещены рабочие. Церкви остались в распоряжении "черной братии". Своим обращением "к всевышнему" черная братия Благовещенского и Троицкого монастыря не дает покоя утомленному тяжелой работой трудящемуся люду: ранним утром и вечером безудержно барабанят колокола". Анонимная заметка заканчивалась обращением: "Мое предложение: запретить оглушительный звон, снять колокола и перелить медь на полезные машины".

В том же 1924 году городские власти определило свое отношение к церкви как к социальному институту: "... Никакие звоны, ни малиновые, ни другие в уцелевшие еще колокола ее не спасут ..." Так было найдено обоснование массового уничтожения уникальных памятников архитектуры XVII - XIX веков Волна разрушений захлестнула и колокола. 19 апреля 1926 года Главное управление научно - художественными учреждениями наркомпроса (сокращенно оно называлось "Главнаука") издало постановление, согласно которому все музеи обязывались "предоставить в самом срочном порядке сведения о колоколах, не имеющих историко - художественного значения... и могущих быть изъятым без повреждения памятников и без нарушения их историко - художественного облика". 20 мая 1926 года Муромский музей получил отношение из Владимирского губернского музея за подписью некого Иванова, с требованием предоставить сведения о колоколах в двух экземплярах в следующей форме: название колокольни, дата колокола, вес колокола. Ответ из Мурома нам не известен.

В Нижегородском областном архиве хранится документ, проливающий свет на вопрос: куда шли колокола в 30-е годы и каким образом работал этот механизм разрушения: "По существующим законам весь лом цветного металла, в том числе и колокольная медь, должен сдаваться бесплатно Комцветфонду. По этому поводу между Главнаукой и Комцветфондом существует соглашение, по которому учреждения Главнауки сдают колокольную медь Комцветфонду бесплатно, а последний выплачивает Главнауке в возмещение организационных расходов по 14 % своих лимитных цен, что составляет около 2 рублей 10 копеек на пуд меди..." . Иными словами, "не исторические" колокола ждала печальная участь - их пускали на переплавку. В Муроме под формулировку "не имеющий исторической ценности" попали уникальные колокола XVII века, отлитые известным мастером Федором Моториным.

1929 год стал самым трагичным в истории муромских колоколов. В декабре месяце рабочие кожевенного завода "Труд" потребовали запретить колокольный звон в рождественские дни, предлагая "снять колокола со всех муромских церквей и передать их промышленности..." Полтора месяца спустя с аналогичным требованием, снять колокола на нужды индустриализации, выступили рабочие поселка "им. 15 МЮДа", расположенного около Благовещенского и Троицкого монастырей .

В Муроме колокола снимала организация Рудметалторг (в документах тех лет она сокращенно называлась "металлом") - филиал Павловской конторы (г. Павлово Нижегородской области). По скупым обрывкам фраз актов осмотра архитектурных памятников, нам удалось установить, что "в 1929 г. при съемке колоколов Рудметалторгом был выломан один из столбов звона (Троицкой колокольни - В.Ч.), вследствие чего исказился памятник, подкрепленный простым гладким столбом".

15 июля 1933 года скинули колокола с соборной колокольни Рождества Богородицы. В том же 1933 году сбросили колокола со звонницы Благовещенского монастыря, при этом "взломан столб колокольни" (проведенный нами осмотр колокольни Благовещенского монастыря показал, что колокола сбрасывали через западный пролет звонницы, предварительно подтесав его - В.Ч.).

Акт 5 декабря 1933 года зафиксировал "взломанный столб колокольни Николо - Набережной церкви" . Заметим, что эти варварские акции по снятию колоколов шли в разрез с предыдущими постановлениями (вспомним цитированный выше документ о необходимости сохранения историко - художественного облика памятников архитектуры).

Ко второй половине 30-х годов многие храмы Мурома лишились того, что называли "голосом церкви" - колоколов. Колокола замолчали на десятилетия. Лишь осенью 1942 года после открытия одной из церквей (Благовещенской) ожил робкий, неуверенный, но вселяющий надежду на лучшее, колокольный звон.

В настоящее время в Муроме колокола находятся на четырех звонницах. 30 сентября 1991 года обрела голос звонница Троицкого женского монастыря. В апреле 1993 года новые колокола водрузили на Николо-Набережную церковь. 8 апреля 1996 года состоялся чин освящения колоколов Спасского монастыря.

Не одно столетие плывет над Муромской землей колокольный звон. Грустный и веселый, медленный и быстрый он жил, сопутствуя своим мелодичным звучанием всю жизнь русского человека - от рождения до смерти. Из поколения в поколение с любовью передавалось искусство колокольного звона. Звон на Руси никогда не был застывшим. Он менялся, делался сложнее и красивее. Поэтому неизменно остается с нами желание наслаждаться звоном, слушать чистый и прозрачный голос колокола.

Погост Эрлекс - место удивительное и даже немного таинственное. В 20 километрах на запад от Гусь-Хрустального, среди лесов и болот на берегу петляющей в мещерских дебрях речки Поль издалека видна высоченная колокольня Троицкой церкви, чем-то неуловимо похожая на звонницу Петропавловского собора в Петербурге. Все, кто видел колокольню Эрлекса, в один голос сравнивают ее с белой свечой, которая словно парит над лесным безлюдьем, служа верным ориентиром туристам, охотникам и рыбакам.

Существует поверье, что каждый, хоть раз побывавший в затерянном в глуши погосте с древним названием, в котором отчетливо слышен корень забытого ныне языка племени меря - одной из угро-финских народностей, обязательно захочет приехать туда вновь. Свеча Эрлекса обладает удивительной и почти что мистической притягательной силой. Для многих она стала настоящим маяком в море житейских бурь и страстей. Возможно, причина привязанности сотен и тысяч людей к Эрлексу в том, что там, на берегу тихой лесной речки с прозрачной коричневатой настоянной на торфе водой в окружении берез и сосен в ограде словно перенесенного из сказки великолепного белоснежного храма каждый обретает удивительное ни с чем не сравнимое ощущение душевного покоя и умиротворения. Говорят, что каждая поездка в Эрлекс прибавляет человеку год жизни. Наверное, для того, чтобы успеть побывать там еще…

В старину через Эрлекс проходила торная дорога из Владимира в соседние рязанские пределы - до Коломны и далее. Зимой по льду Поли двигались обозы до самой Рязани. Во времена Владимиро-Суздальской Руси именно через Эрлекс шел путь на Киев - матерь городов русских. До сих пор близ погоста можно видеть древние насыпи прежнего торгового пути, поросшие вековыми соснами, а тихие воды Поли отражают массивные сваи когда-то переброшенных между речными берегами деревянных мостов. После образования Владимирской губернии старая дорога стала почтовой. В Эрлексе даже была построена почтовая станция, где жительствовал станционный смотритель - наподобие известного героя Пушкина.

Храм в Эрлексе (в прошлые столетия писали «Ерлекс») появился в незапамятные времена. Сохранились данные о том, что деревянная церковь там стояла еще в XVII столетии, но, скорее всего, погост существовал и гораздо раньше. Нынешнее великолепие каменного Троицкого храма появилось благодаря владельцам окрестных мест князьям Юсуповым - богатейшим землевладельцам татарского происхождения. Юсуповы считались одной из знатнейших в России фамилий и занимали высокое положение при царском дворе, породнившись, в конце концов, даже с самой династией Романовых. Однако над баловнями судьбы Юсуповыми веками тяготело родовое проклятие (считалось, что его наложили татарские колдуны за отступничество от веры предков): в каждом поколении в их семье все сыновья, кроме одного-единственного, умирали молодыми, причем зачастую обстоятельства их гибели оказывались самыми трагическими - смерть на дуэли, в бою, от скоротечной болезни. Может быть, поэтому имевшие татарские корни их сиятельства строили церкви сами и поощряли к этому своих крепостных.

Каменный Троицкий храм в Эрлексе был заложен ровно 185 лет назад на средства крепостных крестьян Панфиловых. Панфиловы фактически являлись купцами, они основали Тасовский стекольный завод в деревне Синцово, расположенной в 10 километрах от Эрлекса, где выпускали «хрустальную» посуду со шлифовкой, гравировкой, а позже построили еще более крупное стекольное предприятие в поселке Иванищи. Но формально Панфиловы вплоть до середины XIX века оставались крепостными Юсуповых и вся их недвижимость числилась за князьями. Для того чтобы упрочить успех в своих делах, а также с целью ублажить хозяина - князя Бориса Николаевича Юсупова - в течение нескольких десятилетий Панфиловы возводили посреди леса огромную церковь, которая могла бы украсить не то что погост, а любой город.

В 1849 году гофмейстер князь Борис Юсупов скончался всего лишь в 55-летнем возрасте. Его вдова княгиня Зинаида Ивановна была дамой сумасбродной и с большими причудами. Получаемые со своих многочисленных имений, в том числе десятки тысяч рублей оброка с заводчиков Панфиловых, она тратила, не считая, потакая всем своим капризам. Одной из ее самых больших причуд стало увлечение революционером-народовольцем, принимавшим участие в покушении на императора Александра II. С помощью огромных взяток полиции и жандармам княгиня добивалась свиданий с героем своего романа даже тогда, когда тот был заключен в Шлиссельбургской крепости. После того, как революционера казнили, княгиня увезла его тело, распорядилась набальзамировать покойника и спрятала гроб в потайной комнате своего дворца на Литейном проспекте в Петербурге. Этот страшный тайник был найден только в 1920-е годы.

Постоянно нуждаясь в новых суммах на свои капризы, княгиня Юсупова за огромный выкуп даровала Панфиловым вольную. Так как Эрлекс и его окрестности прежде относились к Судогодскому уезду, то Панфиловы стали судогодскими купцами - вначале 2-й, а потом и 1-й гильдии. Около Троицкого храма до сих пор сохранился уникальный фамильный некрополь этих некоронованных королей северной Мещеры - более двух десятков гранитных, мраморных, белокаменных и металлических надгробий XIX - начала XX веков.

Окончательно комплекс Троицкого храма был завершен только в 1868 году - через 43 года после начала строительства. Массивный пятиглавый храм в классическом стиле гармонично соседствовал со стройной пятиярусной колокольней высотой в 75 метров. Внутри храм был расписан сюжетами из Священного Писания и снабжен богатой утварью. Вплоть до самой революции церковными старостами в Эрлексе были представители семьи Панфиловых. Храм имеет четырехметровый подземный этаж, в который из алтаря ведут два люка. Какие тайны скрывает подземелье - неизвестно. Рассказывали, будто бы там убегавшие после октября 1917-го заводчики Панфиловы спрятали часть своих богатств, но, скорее всего, это лишь легенда.

Родом из Эрлекса были сестры-учительницы Александра и Мария Митрофановы - дочери последнего тамошнего станционного смотрителя Афанасия Митрофанова. Анна вышла замуж за диакона Алексея Никитина, который позже стал настоятелем Троицкого храма в погосте и служил там до самой кончины в 1960 году. Сын местного священника Козьмы Молчанова Сергей после учебы во Владимирской семинарии блестяще закончил Московскую духовную академию. С 1889 года он служил в семинарии во Владимире, где преподавал гражданскую историю.

Церковь в Эрлексе закрыли в 1938 году, когда был арестован и отправлен в ГУЛАГ её настоятель священник Леонид Виноградов. И хотя внутреннее убранство частично успели растащить, храм пострадал не особенно сильно. А уже в 1946-м, в первый же послевоенный год Троицкая церковь вновь стала действующей. Там до сих пор показывают деревянные кустарной работы подсвечники, которые были изготовлены после открытия храма вместо похищенных. Купить их тогда было негде, вот и приходилось обращаться к местным умельцам.

В 1960-е годы в Эрлексе священствовал Вячеслав Спиридонов - будущий митрофорный протоиерей, скончавшийся в 2009-м в городе Петровске Саратовской епархии. А с 1977 года до начала 2000-х годов настоятелем в Эрлексе был архимандрит Стефан (Черняховский), бывший шахтёр, при котором церковь была отреставрирована, а в 1998 году при помощи гусевского предприятия «Армагус» там появилось паровое отопление. Архимандрит Стефан, который по совместительству был и светским старостой селения Эрлекс (всего там полтора десятка домов) и даже в голодные 90-е организовал доставку в погост гуманитарной помощи селянам, скончался в 2005 году, а в 2007-м неожиданно умер и его сын иеромонах Афанасий (Черняховский). Могилы двух иноков - отца и сына, очень много сделавших для обитателей погоста и тамошнего храма теперь соседствуют друг с другом у церковной стены.

Окружённые полуразрушенной от времени кирпичной оградой с отреставрированными святыми воротами рядом с храмом находятся несколько церковных домов, образуя подобие небольшой обители, где находили и находят приют богомольцы и принявшие монашеский постриг. Патриархальный быт обитателей Эрлекса с колодцем – "журавлем" и старыми баньками близ величавого храма поражает своей патриархальностью. Внутри Троицкая церковь поражает великолепием резного вызолоченного иконостаса, старинными иконами, прекрасной росписью, сохранившимися деревянными хорами и массивной деревянной фигурой святителя Николая Чудотворца. Раньше статуя Николы Можайского стояла в расположенной неподалеку от погоста часовне, а после разорения последней сохраняется в церкви.

Эрлекс красив и притягателен в любое время года. Задолго до того, как среди бесконечных лесов, словно маяк, проглянет схожая с белой свечой высокая колокольня, издалека слышен медный голос колоколов старого погоста. Сразу и не понять, откуда этот гул - не то из-под самых облаков или же из соседних озёр - словно в каждом из них затаилось по граду Китежу. А когда за очередным поворотом дороги окажешься ближе - высокая звонница неожиданно взмётнется над кронами самых больших берёзок и сосен, возносясь над землей и невольно увлекая мятущиеся людские души.

На фото:
1. Погост Эрлекс
2. Князь Николай Борисович Юсупов - владыка окрестностей Эрлекса при Екатерине II
3. Борис Николаевич Юсупов в детстве - единственный продолжатель рода князей Юсуповых
4. Князь Борис Николаевич Юсупов - владелец заводчиков Панфиловых и всей их собственности
5. Княгиня Зинаида Ивановна Юсупова
6. Некрополь купцов Панфиловых в Эрлексе
7. Преподаватель истории Владимирской духовной семинарии Сергей Молчанов, уроженец погоста Эрлекса
8. Сестры-учительницы Александра Афанасьевна и Мария Афанасьевна Митрофановы - дочери последнего станционного смотрителя Эрлекса
9. Анна Митрофанова и ее супруг диакон Троицкой церкви Эрлекса Алексей Никитин - будущий священник
10. Иерей Вячеслав Спиридонов - настоятель храма в Эрлексе в 1960-е годы
11. Архимандрит Стефан (Черняховский)
12. «Белая свеча» Эрлекса
13. Троицкий храм
14. Пятиярусная звонница Эрлекса в процессе ремонта в 2007 году
15. Территория погоста напоминает уединенный монастырь
16. Иконостас Троицкого храма
17. Центральный купол
18. Самодельные деревянные подсвечники - память о возрождении храма в послевоенные годы

 

Окружающие Судогду деревеньки мало чем внешне отличаются друг от друга, но у каждой есть своя судьба, возраст и характер. Лухтоново - одна из таких деревень. Для большинства жителей Судогодского района она ассоциируется с детским домом, тишиной и красивой природой. Живущие здесь ныне, конечно же, не помнят, кто облюбовал это место, заложил первый дом, дал замысловатое название, но есть истинные любители своего края, по крупинкам собирающие краеведческий материал, и старожилы, на глазах которых много чего происходило в нашем двадцатом столетии и которые помнят рассказы своих дедов.

По некоторым сведениям, деревня появилась в X-XII веках и получила название от финского слова "лухт" - протока.

Этот очерк построен на исследованиях и воспоминаниях педагогов Лухтоновской вспомогательной школы Р.С. Андреевой и Ю.Д. Андреевой, а также самой пожилой - 90-летней жительницы Лухтонова бабы Тани Шацковой.

В XIX веке деревней в 200 домов владел дворянин П.Н. Дубенский. Была она для него вроде летней резиденции, местом для отдыха. Ранней весной Пётр Николаевич вместе с семьёй посещал тихий уголок и «наводил порядки» среди своих расслабившихся за год его отсутствия дворовых.

Несмотря на то, что хозяин имел воинский чин, с людьми он предпочитал разговаривать на средних тонах. Его боялись за суровость, но уважали за справедливость. Любые доносы (или, как называл их управляющий, местный житель Рытов, «отчёты») хозяин досконально проверял и действовал по своему усмотрению. Он был нетерпим к хамству, обману, воровству и с каждым, кто преступал черту дозволенного, был жесток. Проходя однажды мимо кучки парней и девчат, услышал крепкие высказывания одного остряка в адрес молодой особы. Вскоре хам был доставлен к барину, где получил сначала урок вежливости в устной форме, а затем – несколько десятков плетей на конюшне для лучшего усвоения пройденного материала.

Дворяне того времени вели собственное хозяйство и имели запашки, обрабатываемые обязательным крестьянским трудом – «барщиной». Кроме своих дворовых, на барина работали крестьяне из соседних сёл, нанимаемые Рытовым по поручению «самого». Местные не были тунеядцами, но хозяину хотелось иметь особенно трудолюбивых и ответственных людей в своей деревне.

С этой целью он купил несколько человек в Поволжье, в городке Шацк, и привёз в имение. Одному из приобретённых дал фамилию Шацков. Последний из этого рода и был мужем тёти Тани.

По рассказам бабы Тани, барин не был жадным человеком. Всем приходящим на поденную платил по 10 копеек, а в первый день сбора поил и кормил работников «от пуза». Вино подавал пить ковшом из полной бочки…

Рытов жил в дружбе с Дубенским и по его разрешению выстроил себе двухэтажный каменный дом, на месте которого ныне новая школа. Вместе с хозяином они заказывали в соседних областях лис и лосей, заселяли их в леса. Каждое лето на барских полях зеленели капуста и огурцы, цвели лён и гречиха.

Дубенский немало занимался улучшением лесов и парковой зоны. Каждое дерево было на счету. Если и прореживали зарастающий лес, то сучья вязались и шли на дрова, а брёвна – исключительно на строительство домов. Однажды Быковский житель, лесничий барина Иван Пикалин разрешил своему племяннику потихоньку привести бревно для замены сгнившего в нижнем ярусе его дома. Петра Николаевича известили об этой самовольной выходке лесничего, и он вызвал виновных к себе. Разобравшись, что к чему, хозяин приказал племяннику как следует выпороть дядю. Тот, боясь барского гнева, прошелся по ребрам родственника розгами так, что тот долго не мог спать на спине...

...Разбитый хозяином в имении липовый парк не был столь богатым, как на Муромцеве у Храповицкого, но имел свою особенность. Центром служил ровный круг деревьев, а от него в виде солнечных лучей расходились аллеи, причем самые большие из них шли крест-накрест. Сейчас заброшенные, они уже еле просматриваются, другие задичали, заросли кустарником, многие деревья отжили свой век.

Парк некогда окружали четыре больших пруда, вода в которые поступала по специальным каналам из речки Судогды. Говорят, берега были выложены мрамором. Здесь водилась рыба и плавали лебеди. До наших дней живность не сохранилась, плавают лишь ротаны, а сами водоемы прекратились в заболоченные канавы, питающиеся талыми и дождевыми водами. Ещё в советское время местные руководители пытались очистить их от ила и свалившихся деревьев, но затея провалилась.

… Напротив дома по приказу барина соорудили большую стеклянную оранжерею. За границей выписали диковинные деревья, среди которых были и цитрусовые. Сортовые цветы благоухали ароматом и восхищали деревенских, особенно ребятишек, пышностью цветения. Некоторые из них, но уже выродившиеся, продолжают распускаться и по сей день.

Хозяину доставляло удовольствие показывать свою щедрость простому люду, поэтому он одаривал работниц оранжереи заморскими фруктами и огромными сладкими ягодами клубники. Плоды насыпал не в стаканы и кружки, а в чайники.

Все постройки того времени делались на совесть, с перспективой на будущее. Поэтому, когда директор детдома С.А. Маврин пытался посадить на месте бывшей оранжереи яблоневый сад, ему и ребятам пришлось ломами разбивать и выворачивать огромные глыбы былого фундамента.

Полковник в отставке, бывало, разрешал на своей земле размещать воинские казармы. Солдаты проводили боевые учения, помогали обрабатывать земли, ухаживать в свинарнике за свиньями и в каретном дворе за лошадьми. Главным в учениях считались строевая подготовка и меткость в стрельбе. И то, и другое отрабатывалось на совесть. На месте стрельбищ уже после изгнания хозяев долго находили гильзы.

Среди находок были и солдатские нательные иконки, но на них лухтоновские жители натыкались у родника, расположенною вблизи деревни. О месте, где бьет ледяной ключ, ходит немало любопытных легенд, и многие утверждают, что всё это было на самом деле.

Сказывают, что у Дубенского было то ли один, то ли двое или трое детей. Сыновья пошли по стопам отца - стали военными, а дочь в раннем возрасте якобы утонула где-то рядом с ключом. Другая притча гласит, что возле родника господские собаки разорвали дворового мальчика. Как бы там ни было, но на месте предполагаемых трагедий барин выстроил белокаменную часовенку. Спустя некоторое время из-под нее выплыла икона Николая Угодника. Божий дар поместили в часовне, и местные священники во время больших праздников ходили с этой иконкой по деревне.

После 17-го года большевики до основания разрушили «весь мир насилья», не пощадив и белокаменную малышку. Кто прибрал к рукам икону - одному Богу известно. Деревенские и по сей день берут прозрачную воду из родника, а ребята из интерната вместе со своим педагогом по труду А.Н. Сальниковым стараются поддерживать здесь порядок.

Ну какой военный не имеет на стороне зазнобу? Любовные романы будоражат кровь и даже придают определенный вес в глазах друзей-приятелей. Полковник Дубенский не отличался излишней скромностью и не скрывал своих отношений на стороне от дворовой челяди. Однажды барин приехал в усадьбу не с семьёй, а с молодой девицей лет восемнадцати-двадцати. По деревне пошел слух о "мадам", резко отличающейся в туалетах от господской жены: молодушка носила невиданные по тем временам на женщинах брюки.

Любопытство местных баб не знало границ: каждой хотелось знать, что за штучка да откуда, какая из себя? … Но любовница не высовывала носа из барского дома. Правда, изредка ее можно было видеть на лошади. Что случилось у них с господином - никто не знает. По одной версии, девица повесилась, но Юлия Дмитриевна Андреева утверждает, что она застрелилась, а ее кровь (прямо как в романах) "долго еще алела на стене балкона" в господском доме.

Несколькими годами позже пожилой донжуан в тайне от жены стал встречаться с местной замужней женщиной – Любушкой. Её муж стойко сносил эти выкрутасы. За преданность зазнобы и молчание супруга барин выстроил им двухэтажный дом с каменным низом, а кроме этого, выделил за деревней земельный участок. Бревна на строительство было велено возить из Даниловки - лес там считался самым прочным. Этот "особняк" жив и поныне. Сейчас на первом его этаже открыт частный магазин, а на втором живут хозяева-предприниматели.

О последних днях дворянина Дубенского рассказывают так. Местные в один голос утверждают, что имение Петр Николаевич проиграл в карты своему муромскому родственнику (брату жены) Емельянову. Говорят, новый хозяин был более лоялен, великодушен к крестьянам, но прожил здесь недолго: после Октября "товарищи" дали ему "пинка под зад", а чуть позже его и всю семью Дубенских репрессировали и сослали в далекие края.

Виктор Никонов в своей книге "Судогда" несколько иначе интерпретирует события: "Купцы помогли муромцевскому помещику Храповицкому "свалить" с должности председателя Судогодской земской управы помещика П.Н. Дубенского.

Черная кошка пробежала между дворянами еще в 1884 году, когда Храповицкий вступил в наследство. При оформлении документов один из чиновников земской управы обратил внимание, что налогом обложена только удобная земля - луга и пашня. А лесные рощи, пастбища и заросшие лесом сенокосные угодья считались угодьями неудобными, то есть бросовыми. П.Н. Дубенский, по-видимому, из зависти и соперничества потребовал нового обклада. И оказалось, что все 22838 десятин, за исключением дорог и речек, были признаны землями удобными.

Налоговые платежи удвоились. Это озлобило Храповицкого. На очередных земских выборах он договорился с А.К. Голубевым прокатить Дубенского "на вороных". Александр Козьмич привлек к этой компании Н. А. Воробьева, стеклозаводчика, его дядю купца Широкова и всю многочисленную родню. Были задействованы и свои конторы. Совместными усилиями - где уговорами, а где и угощениями - удалось подкупить крестьян-выборщиков на волостных съездах. На уездный прошли, в большинстве, нужные люди. Петр Николаевич Дубенский был забаллотирован.

По этому случаю московская газета "Современные известия" в фельетоне "Выборная комиссия" писала, как Судогда и Муромцево "гуляли два дня с цыганским хором, привезенным из Владимира. Из окон купеческого дома лились песни, звучали тосты "за Петрушку" и за умную голову Козьмича". П.Н. Дубенский был смертельно оскорблен, но в открытую ссору с гвардейским офицером вступить побоялся. Тут же ночью покинул Судогду и уехал в Крюково - меленковское родовое имение. А несколько позднее распродал и судогодские земли.

О семье Дубенских сельчане вспомнили перед войной, а поводом для разговоров послужил приезд двух незнакомцев в чёрных длинных кожаных плащах на черном лимузине. Те разыскивали имение. Пробыли у разрушенного дома недолго, сходили к роднику. На вопросы местных: кто вы и чего хотите? - отвечали грубо и с пренебрежением: не ваше дело... Все почему-то решили, что это родственники бывшего хозяина, один из которых - сын.

Белокаменный двухэтажный особняк с балконами, колоннами, принадлежащий П.Н. Дубенскому давно утратил былой блеск, но не перестал быть достопримечательностью Лухтонова.

Барин Пётр Николаевич был прогрессивным человеком. Одним из первых в уезде оборудовал свой дом паровым отоплением. При разработке проекта здания учёл все до мелочей: здесь были комнаты для прислуги, прачечная, кухня, подсобки, бельевая и огромные, с высокими окнами и потолками, залы для господ, помещения для отдыха, спальни, гостевые.

Вскоре после революции в господский дворец въехали коммунары. Их было немного – четыре семьи. Организовал эту братию мызинский товарищ Капустин. Руководство свыше выделило коммуне землю, но работа не заладилась. Разобрав господское имущество по себе, они бросили дом и разъехались по соседним деревням. Ещё при Дубенском на втором этаже был открыт класс для крестьянских детей. Но вскоре он оказался тесен, и по приказу барина в деревне выстроили двухэтажную начальную школу (размещалась она на месте теперешней остановки). Никто уже толком не вспомнит почему сгорело это здание: то ли по халатности, то ли подожгли специально.

… Особняк до 1937 года смотрел на происходящее вокруг него чёрными проемами выбитых окон. Но осенью 37-ого о нём вспомнили. Местная власть приложила немало сил, чтобы восстановить паровое отопление и открыть классы. Однако занятия вскоре пришлось свернуть (разморозили систему), а учеников раскидали по соседним деревенским школам. Непривычная русскому человеку замысловатая отопительная система срочно была заменена на печную, и ребятишки вернулись.

Сюда ходили учиться из Соколова, Суховки, Трухачёва, Чамерева, Лаврова, Быкова. Один мальчик из Глебова (деревня возле Владимира) упросил родителей разрешить закончить семилетку именно в Лухтонове, и те определили его на постой к одному местному жителю.

В сороковых годах исторический памятник пытались отреставрировать. Пригласили специалистов, но как ни старались, пробурить полутораметровую стену для спецанализов так и не смогли. Больше ученые в деревне не показывались. Два года школа стояла заколоченной, однако местным жителям замки и гвозди не помешали растащить всё ценное и бесценное, что ещё в здании оставалось.

...Война уродовала города, калечила судьбы, осиротила тысячи ребятишек. Детей-блокадников вывозили из Ленинграда небольшими партиями. 120 человек были направлены и в Лухтоново. В Судогде ленинградцы сделали последний "привал", отобедав в местном трактире, а после, взвалив на худые плечики свои узелки и котомки, отправились по пыльной дороге к конечному пункту назначения. Колонну изнеможенных, бледных детдомовцев сопровождали не менее исхудавшие директор, воспитатели, ночные няни. Лухтоновские встречали и их молча, многие, увидев, заплакали.

Прибывших сразу же остригли "под Котовского", разместили в одной из частей бывшего особняка (в другой потом открыли школу). Первые дни пришлось спать на полу на матрацах, набитых соломой, с одной стороны - мальчишки, с другой - девчонки, воспитатели - посередине. Кухни не было. Готовили в телятнике (бывшем каретном дворе), где стояли большие котлы. Из еды был только суп. В первые же дни мальчишки из тех, кто еще мог держать в руках инструменты, нарезали из деревянных брусков каждому по ложке.

Мальчишки и девчонки выглядели маленькими старичками. У некоторых был рахит. Многие не могли не только бегать, но и ходить. Очевидцы вспоминают, как с приходом теплых весенних дней детвора выходила к южной стороне конюшни. Все садились и грелись на солнышке.

Ю.Д. Андреева, устроившаяся после окончания школы воспитателем в детдом, искренне привязалась к сиротам и стала для них вроде мамы. Именно ей рассказывали трагические и жуткие истории о гибели близких: чтобы получить карточки на хлеб в конце месяца, ребятишкам приходилось скрывать трупы сестер, братьев, родителей, а позже вывозить их на санках на кладбище.

У познавших голод была немножко странная мечта - купить целый мешок гороха, поставить его в угол и понемногу парить каждый день. Наплевав на все законы, Юлечка (так называли дети свою воспитательницу) водила ребятишек на гороховое поле в Суковку. Сама садилась на пенек и зорко смотрела по сторонам, чтобы малышня не попалась на глаза сторожу. Детдомовские "партизаны", кто на четвереньках, кто лежа на спине, набивали за пазуху сочные стручки. Она готова была охранять их хоть битый час, просто очень хотелось побаловать настрадавшихся.

...Постепенно детдом обживался. У каждого теперь было постельное белье, байковое одеяло. Из кухни в столовую пробили окно, сделали раздаточную. Это окно до сих пор вспоминают бывшие блокадники, приезжая в гости к своей любимой Юлечке. С каким нетерпением ждали они появления из него рук поварихи, протягивающий тарелку с кашей или картошкой, смазанной желтым английским маслом! Кусочки хлеба - 28 порций для каждого стола, разложенные на подносе, - до сих пор стоят перед глазами. Каждый старался ухватить горбушку, но далеко не всегда получалось побаловать себя "большим" куском.

Дети не чурались никакой работы, отлынивали только редкие. Вместе со взрослыми заготавливали сено, дрова, разрабатывали землю, выращивали овощи, занимались подсобным хозяйством. Сироты-ленинградцы по образованию, воспитанию, эрудиции резко отличались от деревенских. До войны обучались кто в театральном кружке, кто в музыкальной школе. Даже воспитатели из местных набирались у малолетних уму-разуму, невзначай учились этикету, культуре.

Праздники любили все от мала до велика. В теплую пору их проводили на открытом воздухе (на балконе особняка). Обязательно были пироги и сладкий чай. Детдом просуществовал до начала 70-х, а позже там открыли вспомогательную школу для умственно отсталых детей.

Более полувека прошлое тех страшных, суматошных дней, но первые выпускники-ленинградцы до сих пор не теряют друг друга из виду и стараются хотя бы раз в год, 9 Мая, собраться в родном городе, вспомнить прошлое почтить память ушедших – не родных по крови, но ставших близкими людей. Не забывают они и уже поседевшую пенсионерку Юлию Дмитриевну Андрееву - свою Юлечку.

В последнем адресе, врученном ей в честь сорокалетия работы в Лухтоновском детдоме, они написали:

"...Мы были твоими самыми первыми воспитанниками и самыми первыми выпускниками 1945 года. В те далекие, страшные дни войны нас, осиротевших, голодных ленинградских детей, привезли сюда по ленинградской Дороге жизни… Мы очень любили тебя, потому что ты глубоко понимала наше детское горе и окружала нас такой материнской заботой и лаской, что стала для нас родным и близким человеком...

Прошло много лет, нам уже за пятьдесят, но все эти годы мы храним благодарную светлую память о нашей второй родине - Лухтонове, и о тебе, как одном из лучших воспитателей.

Ты помогла нам стать настоящими людьми, любящими труд, мир, добро и все прекрасное на нашей Земле..."

Источник: beewap.narod.ru 09.03.2006

Вязниковский уезд всегда славился множеством озер, расположенных на левобережье Клязьмы, среди глухих лесов. Одно из них - озеро Ламненское.

Как утверждают ученые-филологи, название этого водоема имеет древнеславянские корни. Доныне в сербском языке слово "ламна" имеет значение "ломить, разламывать берег". Очевидно, Ламненское озеро (Ламна, как его называют местные жители)карстового, провального происхождения. Сегодня его площадь составляет почти сто двадцать гектаров, а глубина местами достигает тринадцати метров. Вода в Ламне удивительно чистая и прозрачная, хотя, как и во многих лесных озерах, имеет легкий желтоватый оттенок.

Берега Ламненского озера с давних пор привлекали монахов-отшельников. В незапамятные времена, еще при царе Иване Грозном, на возвышенной береговой круче возник Богоявленский мужской монастырь, входивший в состав Суздальской епархии. Сегодня о ее существовании напоминают лишь второе название озера - Богоявленское, да каменная церковь в честь Владимирской иконы Божией Матери с архаичной шатровой колокольней. Храм закрыли еще в 1930-х годах, и он медленно разрушается.

К строительству храма, равно как и к истории села Малая Ламна, возникшего из монастырской Сретенской слободки, причастны члены семейства Гончаровых - ближайших родственников жены великого Пушкина. В конце XVIII столетия берега Ламненского озера принадлежали именно Гончаровым. Афанасий Абрамович Гончаров, предок Натальи Николаевны, был крупным предпринимателем во времена Петра Великого. Он организовал производство парусов для всего российского военного флота, и даже британское адмиралтейство пользовалось услугами гончаровской фирмы.

В 1784 году за наследниками коллежского асессора Афанасия Абрамовича Гончарова значились "приселок Сретенский, Малая Ламна тож", в котором тогда проживало около сорока крестьян. Всего же в Вязниковском уезде Гончаровы владели более чем тысячей душ крепостных, получая с них огромный доход. Помимо оброка из вязниковских вотчин господам регулярно отправлялся "столовый запас", в том числе и рыба из Ламненского озера.

В старину рыбы в Ламне водилось великое множество: щуки, лещи, окуни, налимы и караси. Попадались там и сомы, причем, по свидетельству старожилов, до пяти пудов весом. Долгое время среди местных жителей ходила легенда, будто бы один из таких сомов заживо заглотил упавшего в воду рыболова. Не менее жуткие истории рассказывались про блуждающие острова, которые могли казаться частью берега, но потом неожиданно "отчаливали" на середину озера вместе с находившимися на них людьми или забредшей туда с пастбища скотиной. А однажды вдруг баня, стоявшая на озерном берегу, пустилась в плавание прямо с парившимися внутри мужичками, густо дымя печной трубой...

Впрочем, если страсти про гигантских сомов больше похожи на сказки, то плавучие острова - вещь вполне реальная. Озерная вода до сих пор сильно подмывает берега, и от них порой обрушиваются целые глыбы. Островки из торфа, дерна и веток, сверху поросшие травой и даже мелким кустарником, дрейфуют по водной глади, подгоняемые ветром. Не исключено, что прежде такие острова были гораздо больших размеров.

Несуществующее ныне село Малая Ламна, в котором осталась лишь пара домов и нет ни одного постоянного жителя, - настоящее царство рыболовов. Вместо прежних крестьянских изб там сегодня выросла целая улица сарайчиков и навесов любителей рыбалки.

Однако самым знаменитым выходцем из Малой Ламны стал не рыбак, не помещик и не инок, а артиллерист! Потомок старинного рода сельских священнослужителей Петр Альбицкий (его дед и тезка иерей Петр был настоятелем Владимирского храма на берегу Ламненского озера) во второй половине XIX века стал признанным на всю Россию специалистом в сфере баллистики и пороха. Он составил таблицы стрельбы для нарезных орудий и разработал новый состав порохов для зарядов. Обладавший огромной эрудицией и феноменальными математическими способностями, Альбицкий выполнял вручную сложнейшие вычисления, причем с компьютерной точностью и почти такой же скоростью. Во многом благодаря трудам Петра Альбицкого русская артиллерия во время русско-турецкой войны 1877-1878 годов оказалась на голову выше турецкой.

Источник: "Призыв"

В гербе Мурома, одного из древнейших городов России, — изображение калачей. Гербовник П.П. Винклера даёт такое его описание: «В верхней части герб Владимирский. В нижней части — в голубом поле три крупитчатые калача». Герб утверждён императрицей Екатериной Великой 16 августа 1781 г. и существует до сих пор согласно Уставу города.

Почему же именно калачу была оказана честь стать символом города? Известно, что уже после утверждения герба из Мурома пришло сообщение о том, что он имел старый герб, и было дано его описание по военному знаменному гербовнику 1729 — 1730 гг.: «Стена белая и рука из облака, которая на золотой цепи держит княжескую корону, поле лазоревое». Этот герб был помещён на знамени Муромского пехотного полка. В символику же Мурома он так и не вернулся.

Ещё первый составитель гербов России — Санти — в 1722 г. обращал внимание на то, что городской герб должен отражать хозяйственную деятельность города, его место в политической жизни государства, территориальные и природные особенности. Герольдмейстерская контора Екатерины Великой нашла возможным использовать в муромском гербе два признака из этих требований — калачи и реку. Итак, калачи. «Словарь русского языка XI — XVII веков» так определяет это «печево», вошедшее в наш герб: «Пшеничный хлебец, выпеченный в форме замка с дужкой». А «Толковый словарь» Владимира Даля разъясняет, что калач — это татарское слово, обозначающее — «будь голоден» и выпекается он как «пшеничный сгибень с дужкою». Калачи бывают разных видов, в зависимости от сортов муки. Наш, изображённый на муромском гербе, как уже указывалось, — крупитчатый, что означает — «изготовленный из разных сортов пшеничной муки». Калачное тесто, как утверждает Владимир Даль, мнут и долго трут. Отсюда и поговорка: «Это тёртый калач».

А вообще-то калач был весьма популярен на Руси. О нём создано множество пословиц и поговорок. Например: «Хочешь есть калачи — так не сиди на печи», «В городе не пашут, а калачи едят», «Калачом только брюхо раздразнишь». О муромских калачах впервые стало известно лишь из документов XVI в., хотя, несомненно, появились они у нас гораздо раньше. «Писцовая книга» 1566 г., описывающая все дома тогдашнего города, сообщает и о восьми дворах, хозяева которых выпекали калачи. И это при том, что дворов, где изготовлялись другие виды хлебной продукции, были единицы, так как спрос на неё был недостаточным. Калачи же были и у жителей города, и у гостей нарасхват. Была в то время в городе и Калачная улица, состоявшая из пяти домов, хотя на ней в середине XVI в. не было ни одного калачника.

В следующие два столетия число дворов, где пеклись калачи, не уменьшалось. И лишь во времена «моровых поветрий», вроде эпидемий холеры или чумы, в городе оставалось один-два калачника. Забирали муромских мастеров калачного дела и в столицу. Так, и грамоте 1666 г. говорится, что «на житьё в Москву иманы были муромские посадские люди: калашники, харчевники, портные». А и 1729 г. отмечается, что главный приток ремесленников шёл из разных городов, причём из Мурома шли скорняки, сапожники и калачники. Слава о муромских калачах всё шире распространялась на Руси. Появилась и такая пословица: «Кяхтинский чай да муромский калач — полдничает богач». На городском рынке появился калачный ряд, в котором было до двадцати лавок с этим товаром. Большим спросом пользовались калачи и на ежегодных ярмарках, которые в 1864 г. были перенесены с площади около собора на новое место (туда, где сейчас располагается городская баня).

Если выпуск изделий, составлявших славу древнего Мурома, — боевых топоров, юфти, широких полотен — сокращался, то калачи по-прежнему пользовались огромной популярностью и в XIX, и в начале XX века. Почти в каждой хлебопекарне, в каждом хлебном магазине (а их в 1911 г. было более десяти), в каждой харчевне можно было их приобрести. Да и при советской власти, ещё в 1930-е гг., выпекали калачи в артели «Пищевик». Ими торговали и вразнос, и в фирменном магазине на Московской улице.

В последующие годы калачи исчезли, а если и появлялись, то на городских торжествах вроде 1100-летия города Мурома. Но они уже и по внешнему виду и, главное, — по вкусу мало походили на те, что составляли славу города. Кто-то выпек калачи и на 1130-летие первого упоминания Мурома в летописи, но это уже была пародия даже на то, что мы, старшее поколение муромцев, покупали в тридцатые годы! Они напоминали пресную лепёшку, сделанную в виде калача, но уж никак не тот пышный прадедовский «висячий замок», изготовленный из пористого, пружинящего теста, что был особенно хорош с пылу, с жару к горячему чаю или молоку.

Как хотелось бы снова увидеть на прилавках тот наш муромский калач «с герба». Правда, выпекали его из особого теста, приготовление которого требовало и времени, и немалых усилий. Привожу всё-таки его рецепт, который трудно найти в кулинарных книгах. Для теста нужно: 1 килограмм муки (можно разных сортов), 2,5 стакана воды, одна чайная ложка сахарного песка, половина чайной ложки соли, 25 граммов дрожжей. Дрожжи распускают в стакане тёплой воды с добавлением сахарного песка и стакана просеянной муки. Всё хорошо вымешивают и ставят в тёплое место на 20–25 минут до увеличения в объёме в 2–3 раза. Затем в массу вливают остальную воду, кладут муку и соль. Ёмкость с замешанным тестом завязывают салфеткой и ставят в тёплое место для подъёма на 1,5–2 часа. При первом подъёме (в 2–3 раза) тесто следует обмять. Но лучше, если тесто выложить на специальную доску, посыпать мукой и выбить его хорошенько, а затем вторично переложить в ёмкость и поставить на подъём. В течение 1,5–2 часов созревания теста его выбивают два раза. После этого разделывают на калачи, укладывают их на металлический лист, смазанный жиром и посыпанный мукой, ставят на расстойку в тёплое место на 20–25 минут. Хорошо поднявшиеся калачи обильно посыпают мукой и выпекают в печи или духовке при температуре 180–200 градусов. Хлопотно? Да! Но должно получиться то, о чём в старину говорили: «Ай да калач, вкусен и горяч!».

Источник: Записки владимирских краеведов. Выпуск 6

Река Нерль, столь хорошо знакомая владимирцам, имеет свои до сих пор так и не разгаданные тайны. Одна из них - легендарный замок Мирславль на Нерли.

Мирславль был основан в еще домонгольские времена в качестве одной из твердынь, прикрывающей соседние города Юрьев-Польской и Суздаль. О первоначальном местоположении крепости на Нерли исследователи спорят до сих пор. По одной из версий, она находилась ниже по течению нынешнего села Мирславль близ современной границы Юрьев-Польского района Владимирской и Гаврилово-Посадского района Ивановской областей. На правом берегу Нерли будто бы и стоял древний замок. Существует легенда, что прежде это был оплот князей Мирславльских - потомков Юрия Долгорукова.

Ни один корабль не мог пройти по реке без их дозволения. Дабы надежнее стеречь важный водный путь и для того, чтобы поднять уровень реки, при замке была устроена плотина, где имелся лишь узкий проход, через который пропускались ладьи и барки. После неоднократных татарских набегов старый замок был разрушен, и от него остались лишь развалины. Историческое же название Мирславль (считается, что оно произошло от словосочетания «мир славлю» - крепость появилась после окончания одной из усобиц между суздальскими и ростовскими князьями как гарант заключенного мира) унаследовало возникшее неподалеку село.

Только в 1920-е годы по известному плану ГОЭЛРО на руинах мирславльского замка вновь закипела жизнь. Там на историческом месте, на основании старой крепости была построена гидроэлектростанция — одна из первых на Нерли и вообще в наших краях. Электрический свет пришел в избы местных крестьян раньше, чем во многие городские кварталы Владимирской губернии. В послевоенные годы Мирславльская ГЭС была еще более расширена, а ее мощность значительно возросла. Однако если в первый раз мирславльский замок разорили враги, то устроенную на руинах крепости гидроэлектростанцию уничтожили… свои же военные.

На противоположном левом берегу Нерли в нынешней Ивановской области, всего в 5 километрах от владимирских пределов, в 1970-е годы расположилась ракетная часть стратегического назначения. Ракетчикам требовался мощный и постоянный источник энергии. Поэтому для них была устроена новая энергосистема, запитанная на Ивановскую ГРЭС в городе Комсомольске. Военные щедро поделились источником электричества с местными колхозами и совхозами. После этого Мирславльская ГЭС оказалась попросту не нужна, и ее упразднили.

Сегодня развалины ГЭС - бывшего Мирславльского замка служат лишь украшением серединного течения Нерли и местом паломничества рыбаков и путешественников. Над низкими берегами реки вдруг поднимается, видимое еще издалека, массивное здание с огромными - метров в 10 в высоту арочными окнами. Внушительный цокольный этаж этой громады имеет трое сводчатых ворот для пропуска воды. После разрушения плотины они оказались намного выше уровня Нерли. На фасадах «гидроэлектрозамка» еще уцелели остатки лепнины, которой щедро украшались дома той поры. Глядя на высоченный фундамент, углубленный не менее чем на высоту пятиэтажного дома, поневоле начинаешь верить, что ГЭС действительно возвели на основании бастионов Мирславльской крепости.

Гостей там встречают грозные таблички, запрещающие проход на территорию бывшей ГЭС, так как своды здания могут обрушиться в любой момент. Но это, разумеется, никого не пугает и не останавливает. Внутри жутковатая тишина и погруженные в полумрак огромные залы. Карнизы у цокольного этажа теперь превратились в «балконы» для любителей рыбной ловли. Разместиться на них можно с комфортом, чувствуя за плечами надежный тыл. Да и ветерок обдувает там не в пример лучше, чем у самой воды. Поэтому там собираются любители посидеть с удочкой всех поколений, в том числе и барышни…

Рыбы в Нерли предостаточно. Окрестные сельхозпредприятия и заводики почти не работают, поэтому, как говорится, нет худа без добра - вода в реке стала значительно чище. Потом, правда, пришла другая беда: браконьеры, пользуясь параличом власти и наглея от безнаказанности, стали перегораживать Нерль поперек мелкоячеистыми китайскими сетями, из которых не вырвется даже самая мелкая рыбешка. Один из московских дачников - по рождению местный, из числа заядлых нерльских рыболовов, так рассказал о том беспредельном времени:

«Беда случилась с рекой. Нет, скорее не с рекой, а в сознании отдельных граждан помутнение рассудка случилось. Ну, где же это видано, чтоб на одном перекате выставлялось по 15 сетей кряду? Да сетка-то китайская с самой мелкой ячейкой! Душа кровью обливалась у нас с дядькой! Не успевали эти сети резать: вечером порежем, а утром на этом месте новые стоят. Мы вновь за ножи, а вечером снова… Так продолжалось несколько лет. До тех пор, пока даже уклейка в эти сетки попадаться перестала. Вот бракаши и съехали. А может, наши с дядькой «убеждения» подействовали. Конечно, и рыбнадзор подсобил: редко, но устраивал противосеточные рейды. Так или иначе, в последние годы сетей на реке практически нет...»

Теперь рыбное изобилие на Нерли возрождается. Водятся там щука, жерех, плотва, лещ, красноперка, полосатик, густера, голавль. Разве что судаков нет…

Рыбаки ловят там и с лодок, для которых, правда, до сих пор непроходимой преградой являются остатки когда-то высокой плотины, расположенной рядом с руинами «мирславльского замка». Плотина уцелела в еще меньшей степени. Груды камней и сотни, а может, и тысячи потемневших от времени деревянных свай (среди них, говорят, есть и из мореного дуба, которым более 500 лет) ныне образуют подобие рукотворного переката. Нерльская вода бурлит и пенится, пробивая себе путь среди полуразрушенной, но все еще ясно видимой плотины.

Смельчаки уже который год практикуют там опасную забаву: перебираются через бурлящую Нерль по остаткам конструкций плотины – подгнившим, скользким от воды бревнам, рискуя сорваться в клокочущий водоворот, на дней которого камни, сваи и острые обломки дерева. Однажды не обошлось без трагедии: молодой человек, прежде чем штурмовать мирславльскую плотину, выпил для храбрости. Но водка, как водится, сыграла дурную шутку. Храбрости стало через край, а осторожности и быстроты реакции изрядно поубавилось. В результате - падение и смертельный удар головой о бревна. После этого печального случая, наполовину в шутку, наполовину всерьез, «аборигены» называют это место «плотиной смерти».

Впрочем, в целом те места мрачного впечатления ни в коей степени не производят. Окрестности старого замка и соседнее село («Новый Мирславль) - созданный природой и людьми удивительный уголок между «Суждалью» и Опольем. Словно часовой, сторожит покой этих мест громада «электрокрепости», а через реку напротив уже который век высится храм в честь преподобного Сергия Радонежского - самого почитаемого святого на Руси. И все это объединяет загадочное, но одновременно манящее имя - Мирславль.

Источник: газета "Призыв", № 111 от 30.07.2010.

Фамилия Дубровский известна даже тем, кто не особенно хорошо разбирается в художественной литературе. Роман Александра Сергеевич Пушкина, многократно экранизированный, знаком каждому, кто закончил хотя бы неполную среднюю школу. А главный герой уже давно стал персонажем анекдотов или «крылатых» выражений. Помните? «Спокойно, Маша, я — Дубровский!» Но почему классик выбрал именно эту фамилию для «благородного разбойника»? Этот вопрос ставит в тупик даже маститых пушкинистов. Литературоведы точно установили, что первоначально центральный персонаж Пушкина должен был именоваться «Островский». Однако потом Александр Сергеевич вдруг изменил его фамилию на «Дубровский». Почему? Существует легенда, что это произошло вследствие поездки автора во… Владимирскую губернию!

Предание рассказывает, что в давние времена жил во Владимирском уезде в селе Язвицы некий помещик Дубровский. В молодости он был офицером, а потом, выйдя в отставку, вел беспорядочную жизнь, враждовал с соседями по имению и, будто бы, составив из своих крепостных шайку, не гнушался разбойничать на большой дороге — «владимирке». Однако потом барин-грабитель влюбился в дочку одного из землевладельцев, но ее родители отказали ему. Тогда Дубровский решил похитить невесту, но погоня, посланная вдогонку, настигла беглецов за деревней Болдино на пути в Москву. В итоге девушку выдали замуж за другого. А Дубровский, потрясенный крахом своих надежд, полностью переменил образ жизни, обратился к Богу, щедро жертвовал на храмы и монастыри, а потом выстроил церковь и в своей усадьбе. Рядом с ней его и схоронили. Узнав во время посещения окрестностей Язвиц (к тому времени это село именовалось Омофорово) об истории Дубровского, Пушкин, поразился тому, что деревня, близ которой настигли влюбленных, называется так же, как его родовое имение. Запомнив услышанное, Александр Сергеевич, будто бы, и дал его фамилию главному герою нового романа, позаимствовав и кое-что из биографии нашего земляка…

Конечно, это лишь легенда. Впрочем, обратимся к историческим фактам. В середине XVIII столетия в селе Язвицы Владимирского уезда действительно жил помещик Павел Иванович Дубровский. Отставной офицер, он выстроил усадьбу на берегу небольшой речки Язвенки, впадающей в реку Вороновку — левый приток Клязьмы. Какой именно образ жизни вел Дубровский в этом селе точно неизвестно. Однако селяне до сих пор рассказывают легенду о несчастливом сватовстве местного помещика, его попытке взять невесту «увозом» и о том, как погоня, посланная матерью девушки, настигла беглецов у… Болдина! Архивные документы свидетельствуют, что в 1769 году по благословению епископа Владимирского и Муромского Павла (Гребневского) Дубровский выстроил в Язвицах каменный храм в честь Покрова Пресвятой Богородицы, в честь образа, привезенного им из паломнической поездки. От Омофора (Покрова) Богоматери, чья икона почиталась в Язвицах как чудотворная, это село получило новое название — Омофорово. Дубровский, скорее всего, и был погребен при том храме, который он построил. Во всяком случае, с давних пор в этом селе рядом с церковью можно видеть массивную гранитную плиту, надпись на которой разобрать уже почти невозможно. Местные жители утверждают, что это памятник Дубровского.

Что же касается Пушкина, то он впервые побывал во Владимирской губернии в сентябре 1830 года, причем его путь лежал во Владимир через Покров и Покровский уезд. Поэт если и не был в Омофорово, то проехал всего лишь в 3 верстах от этого села. При этом он проследовал через деревню Болдино Покровского уезда, а его путь лежал в… Болдино — родовое имение в соседней Нижегородской губернии (именно там его ждала ставшая творческим взлетом знаменитая «Болдинская осень»). Так что о Дубровском из Омофорово Пушкин вполне мог узнать от кого-либо из чиновников или проезжающих на почтовых станциях по пути во Владимир.

Неудивительно и то, что направлявшегося в нижегородское Болдино впечатлительного поэта могло поразить совпадение названия в рассказе о трагической судьбе Дубровского с пунктом его назначения, куда, как свидетельствуют сохранившиеся письма Александра Сергеевича, он ехал с тяжелым чувством. Пушкин тогда был пылко влюблен в Натали Гончарову (их брак состоялся в марте 1831-го), и необходимость уезжать от любимой далеко на восток, ввергала его в печаль и меланхолию. Узнав о несчастливой любви омофоровского помещика, связанную с «болдинским» эпизодом, и сопоставив свои чувства и поездку в другое Болдино, Александр Сергеевич имел основания запомнить этот сюжет, а потом при работе над новым романом использовать его.

Роман же «Дубровский», различные варианты которого Пушкин вчерне разрабатывал уже давно, был создан в период времени с октября 1832 по февраль 1833 года — вскоре после поездки Пушкина по Владимирской губернии, когда его впечатления об осени 1830-го еще были свежи в памяти.

В 1778 году после учреждения Владимирской губернии Омофорово вошло в состав новообразованного Покровского уезда. В конце XIX века усадьба Дубровского перешла к его дальним родственникам помещикам Жаровым, Соловьевым и Вахрушевым. У потомков Вахрушевых чудом уцелели старые фотографии более чем столетней давности, сделанные в Омофорово. В то время там помимо двухэтажного каменного помещичьего дома, выстроенного в архитектурном стиле барокко, имелись два деревянных флигеля, конный завод, барская псовая охота и обширный усадебный парк из липовых и еловых аллей.
Один из обитателей господского дома в Омофорово титулярный советник Евгений Гавриилович Вахрушев занимал должность земского начальника Покровского уезда. Он был страстный охотник, прекрасный стрелок, любитель и знаток собак, а также хороший наездник. До наших дней дошли охотничьи записки Вахрушева, уникальное свидетельство изобилия дичи в лесах Владимирской губернии столетие назад. После потрясений 1917 года Вахрушев уцелел и даже не попал в жернова политических репрессий. Человек высокообразованный, он устроился на работу в качестве музыканта. Однако от судьбы не уйдешь. В 1936 году бывший дворянин и царский чиновник погиб в автокатастрофе.

Трагической оказалась и судьба последнего омофоровского священника Василия Махаева. Потомственный священнослужитель, во время Гражданской войны он был мобилизован в Красную Армию, но затем вновь стал пастырем. В Омофорово отец Василий был переведен из Карабаново, но в 1930-м его арестовали. Батюшка вскоре погиб на лесоповале в одном из лагерей ГУЛАГа. Тогда же закрыли и омофоровский храм. Вплоть до недавнего времени там находилась прачечная школы-интерната, причем здание пришло в аварийное состояние.
Только в 2008 году по инициативе настоятеля Свято-Казанского храма города Лакинск, расположенного в 5 километрах от Омофорова, протоиерея Андрея Панина началось возрождение церкви, построенной Павлом Дубровским. Хотя в последнее время в глубинке московские дачники у многих вызывают откровенное раздражение, в Омофорово именно они активно взялись за восстановление едва не превратившегося в руины храма, возведенного возможным прототипом классического романа Пушкина господином Дубровским. В отличие от местных жителей, большинство которых равнодушно смотрели, как прахом рассыпается Покровская церковь, где были крещены многие поколения их предков, москвичи вкладывают свои средства и ищут благотворителей, дабы отремонтировать аварийное здание. Причем это отнюдь не олигархи, а люди со средним или даже скромным достатком.

Душой всей многотрудной деятельности по восстановлению храма в Омофорово стала москвичка Зинаида Ивановна Глушенкова, бухгалтер по специальности, работающая менеджером таксомоторного парка. Уже третий год она и церковный староста, и казначей. У нее дачный домик близ соседней деревне Гнусово. Однако дачная жизнь превратилась в бесконечную стройку. Поначалу приходилось вести самые настоящие раскопки — уровень шлака и всевозможного мусора внутри здания доходил до полутора метров. Неожиданными помощниками стали учащиеся все того же Омофоровской специальной коррекционной школы-интерната, который занимает территорию бывшей усадьбы Дубровского и его наследников. Но основная нагрузка все равно легла на плечи хрупких женщин.

Первой помощницей З.Глушенковой стала пенсионерка Лидия Ивановна Дерюгина. Она родом из этих мест, а в столицу уехала после того, как вышла замуж. А теперь на слоне лет вновь потянуло на малую родину. Несмотря на преклонный возраст, энергии у Лидии Ивановны столько, что молодым впору.

— Местные жители нам почти не помогают, — рассказала З.Глушенкова. — Средства для ремонта требуются большие, находить их непросто. Сначала мы хотели лишь расчистить храм. А потом взялись и за его восстановление. Пока церковные службы проходят в трапезной. Там установлены пластиковые стеклопакеты, наведен относительный порядок. Вместо остатков арматуры старого, водружен новый вызолоченный церковный купол. Ведутся работы по восстановлению придела. Мы писали даже В.Путину, просили помочь. Но из Москвы переслали наше письмо во Владимир, оттуда — в Собинку, а дальше в Лакинск. В итоге муниципальные власти отделались лишь отпиской. Храм возможного прототипа Дубровского никому не нужен! Лишь такие люди, как Лидия Ивановна, даже еще несколько дачников, например, семья Королишиных — тоже из Москвы, постоянно участвуют в возрождении храма. Работы еще — непочатый край, но с Божьей помощью — справимся!

В окружении вековых лип и елей, рядом с изрядно обмелевшими прудами и наполовину перестроенным господским домом уже сверкает сквозь листву деревьев золотая церковная маковка. А древние Язвицы — село Омофорово уже без малого два столетия по-прежнему скрывает загадку Дубровского.

Источник: газета "Призыв", № 104 от 20.07.2010

На северо-западе Собинского района есть деревня Крутой Овраг. Давным-давно, в поисках лучшей доли, появился в этом местечке всадник - мастеровой крестьянин. Может, проехал бы он и дальше, да остановил его крутой склон оврага. Крестьянин, оглядевшись вокруг опытным взором, удивился красоте несказанной. Противоположный южный склон радовал его белоствольными березами, вековыми соснами и могучими дубами. От основания южного склона до северного - не более версты. А между ними, по цветущему лугу, поблескивает извилистая речка, окаймленная раскидистыми ветлами. Сзади, откуда он приехал, по отлогому, почти прямому склону, - пустующие земли и лес. Слева и справа от мастерового, метрах в пятидесяти, крутой склон пропадал, открывая свободный доступ к лугу и речке.

К осени следующего года на северном склоне стояла рубленная из смолистой сосны, на дубовом фундаменте изба в три оконца, глядящими на луг, речку, лесистый юг.

Шло время. Прибавлялись избы, пустыри превращались в ухоженные наделы, родящие рожь, гречиху, горох, овес. Огороды зеленели, желтели, краснели, белели овощами, ягодами, яблоками. Речка кишела рыбой, раками. Леса одаривали грибами, орехами, птицей и зверьем. Тяжелый труд кормил, одевал крестьян и делал все вокруг еще краше.

Вдоль деревенской слободы пролегла пешеходная тропа, а чуть ниже - проезжая дорога. В центре деревни, рядом с дорогой, на пустыре покоился неподъемный дикий камень. Камень этот понемногу, почти незаметно, опускался в чрево земли. В начале прошлого века, а, может, раньше, родилась легенда, связывающая судьбу деревни с судьбой камня. Легенда гласит: «Деревня будет убывать по мере приближения верхушки камня к поверхности земли. Как только верхушка сравняется с землей, исчезнет и последний дом деревни». Родилась легенда, когда деревня достигла своей максимальной численности - тридцати изб. В таком виде она дожила до октября 1917-го, пережила гражданскую войну, разруху и дружно вступила в колхоз.

В те времена председателя колхоза избирали на общем деревенском сходе. Приходили все - от мала до велика.

В 1938 году председателем избрали Николая Яковлевича Волкова. Его ценили за строгий и добрый нрав, за немногословие и знание всех тонкостей крестьянского труда. К тому же он был мастером на все руки.

33-летний Николай Яковлевич с женой Александрой Андреевной растили четверых детей: старшему Мише было 9 лет, младшему Саше - 1 год, дочке Зое - 6 и Оле - 3 года.

За работу молодой председатель взялся уверенно, дело шло, колхоз справлялся со всеми обязательствами перед государством. Предвоенные колхозные годы крестьяне всегда вспоминали, как самые лучшие. Иногда председатель из любопытства заглядывал к камню-легенде. Поглядит, прикинет: «Да, прошлым летом был выше… Странно… Ерунда это все». Покачает головой, окинет взглядом красоту вокруг - и на душе светлеет.

Грянул тот страшный, скорбный день. Война. Заголосили женщины. Глядя на них, покатились слезы у малых детей, а те, кто постарше, нахмурились, посуровели. Мужики и парни, помимо колхозной работы, без отдыха торопились закончить дела по устройству личного подворья. Им помогали подростки. Они тоже спешили. Спешили вникнуть, понять премудрости плотницкой работы, без знания которой в деревне ну никак нельзя. Миша Волков многому был научен отцом, но и он не упускал момента поработать по-плотницки рядом с батей. Это умение особенно пригодится ему через полвека.

О том, как воевали, как работали в тылу те поколения наших людей, много сказано-пересказано и в фильмах, и в книгах, и из уст в уста. Выжили. Выстояли. Победили. Победили такую долгую, разрушительную, кровавую войну, погубившую десятки миллионов замечательных людей. Погибли в ней и двадцать восемь воинов из малой деревеньки Крутой Овраг. Погиб и Николай Яковлевич Волков.

Война закончилась, но жизнь народа продолжалась на пределе возможного. Надо было поднять из руин разрушенное, строить дома, школы, больницы, фабрики и заводы… Во Владимире набирал обороты тракторный завод. Первые пять универсальных тракторов УН-2 мощностью 22 лошадиные силы выпущены в июле 1944 года, а уже 24 апреля 1945 года с конвейера сошел 500-й трактор. Всего же за этот год произведено 1166 машин.

На 1 января 1945 года на заводе было всего 1436 рабочих: женщин 1321, мужчин - 115 (раненые фронтовики, старики и подростки). На заводском поселке строятся дома, общежития. Готовятся кадры для растущего производства: в техникумах и на курсах повышения квалификации обучаются 320 тракторозаводцев. Рабочих рук не хватает, особенно мужских. Такая же ситуация на всех предприятиях города, страны. Повсюду в деревнях появились вербовщики. Они приглашали, уговаривали молодежь идти работать на городских предприятиях. Говорили о преимуществах городской жизни и работы. Но никто не хотел менять привычный образ жизни. От вербовщиков прятались, порой убегали в лес. В конце концов молодежь стали забирать принудительно - по разнарядке.

Пожив в общежитии, поработав, получив зарплату, молодые люди поняли разницу между городом и деревней. Работа и жизнь в городе были не сахар, но и не каторга. К тому же появилась возможность продолжить образование… И потекла деревенская молодежь в города неудержимым потоком. Какие только препоны не ставила сельская власть, чтобы удержать молодых крестьян на земле. Но, как говорится, от добра добра не ищут.

Колхозы укрупнялись. Деревня Крутой Овраг стала неперспективной и вошла в состав колхоза «им. Мичурина» с центральной усадьбой в с. Волосово. К началу 70-х верхушка камня-легенды опасно приблизилась к поверхности земли. К этому времени в деревне осталось всего 11 домов, в которых (кроме двух) жили одинокие пенсионерки. Их дети, живущие в городах, навещали родителей по выходным, в отпуска радуя бабушек внуками и помощью по хозяйству.

Пожилые одинокие люди до последних дней трудились в колхозе. А когда они умирали, их детям правление колхоза запрещало пользоваться земельным участком при родительском доме. То была своеобразная месть за «измену», как будто наследники жили и работали в чужой враждебной стране.

Городские крестьяне охотно брали участки в 4-6 соток в коллективных садах. Брали загодя, зная, что в родной деревне землицы не дадут. И, конечно, многие бывшие деревенские все реже появлялись на родной сторонушке - разве лишь на могилах близких.

Ветшали, разрушались, превращались в прах избы. Бесхозные приусадебные участки зарастали бурьяном, дичали. Сохли плодово-ягодные деревья, кустарники. Все остальное за пределами усадеб было ухожено, вспахано, засеяно. Луга, овраги, обочины проселков тщательно выкошены. На всех полевых, сеноуборочных и других работах трудились горожане - дети и внуки все тех же крестьян. Городские предприятия оказывали селянам шефскую помощь - плату за отток крестьян в городе.

Крутому Оврагу повезло. Все одиннадцать домов устояли до середины 80-х. А вот соседние деревни: Пшеничниково, Корякино и Каняжая, - исчезли бесследно.

В 1985 году высшая власть спохватилась - за наследниками деревенских домов закрепили по шесть соток земли, а позже, в 1989 году, - весь приусадебный участок. Кроме того, колхозам и совхозам рекомендовано из неиспользуемых земельных угодий, в пределах сел и деревень, выделять по 15 соток всем желающим под строительство дач и ведение крестьянского хозяйства.

И теперь уже предвоенные и послевоенные крестьянские дети, ставшие пенсионерами, потянулись в уцелевшие родительские дома. На девяностые годы пришелся строительный бум в так называемых неперспективных деревнях. Дворцов там не строили, а добротные деревенские избы вырастали как грибы после хорошего теплого дождя. Капитально ремонтировали и уцелевшие старые дома.

Не осталась в стороне от добрых перемен и деревня Крутой Овраг. Все дети Николая Яковлевича Волкова так или иначе работали на сельское хозяйство, трое: Зоя, Ольга и Александр - на тракторном заводе, соответственно - распредом, мастером ОТК, рабочим литейного цеха. Михаил трудился шофером в областной «Сельхозтехнике». И как трудился… Сначала он был награжден орденом «Знак Почета», потом был представлен к званию «Герой Социалистического Труда». Документы на награждение «ушли» в Москву. Но там, наверху, дали добро лишь на орден Трудового Красного Знамени.

Михаил Николаевич вернулся в родную деревню первым. Оформил 15 соток земли на пустыре возле родительского дома и начал строить свой собственный. Работал без передыха. В выходные дни помогал сын Николай да еще совсем юный внук Миша. Добротный, просторный рубленый дом вырос напротив основной слободы, на виду всей деревни. Дикий пустырь стал прекрасным молодым садом-огородом. Кто бы ни приехал, ни пришел в деревню, перво-наперво видит дом в саду и Михаила Николаевича всегда при каком-то деле на собственной земле.

Вслед за Михаилом Николаевичем построил дом сын Зои Николаевны Сергей Сергеевич, потом - сыновья Ольги Николаевны Александр Петрович и Михаил Петрович.

Вот такие крепкие корни оставил после себя Николай Яковлевич Волков - труженик и воин. У него сегодня пятеро праправнуков-малышей, семеро взрослых правнуков. Среди его наследников есть инженеры, врач, офицер, рабочие и студент.

Поднялась деревня Крутой Овраг. Двадцать восемь домов насчитывает она сегодня. Семь гектаров земли «дачники» превратили в райские кущи, где все зеленеет, цветет, плодоносит, радует. Как много всего родит ухоженная земля-кормилица! Столько семей, столько ртов она кормит яблоками, сливами, грушами, смородиной, помидорами, огурцами, морковью, картошкой, луком, чесноком - всем, кто чего захочет. А чистая родниковая вода… А лес с его дарами… А малышня крепкая и загорелая бегающая и лазающая с утра до ночи… И, конечно, работа, работа и работа. Чего-чего, а трудиться русский «дачник» - пенсионер умеет. Работать творчески, с азартом, да так, как никто другой в целом мире не умеет - ни американец, ни немец, ни француз…

10 августа 2008 года умер Михаил Николаевич. Всей своей жизнью, своей ненавязчивой помощью нуждающемуся в том или ином деле, своим искренним уважением к каждому из нас - всем этим он оставил о себе добрую память.

В том году овес уродился отменным - стоял стеной кисть к кисти. Такого урожая здесь раньше не бывало.

На следующий год то большое поле засеяли пшеницей. Крупные, тяжелые колосья покачивались на гибких, хорошей высоты стеблях. Стебли росли густо, колосья касались друг друга. Поле, как бескрайний золотистый каравай, дышало тонким пшеничным ароматом…

А что там с камнем-легендой? Удивительно, но когда деревня уменьшилась до 11 изб, камень перестал «тонуть», замер. Может быть, его основание достигло твердого грунта? А, может, камень держит паузу и чего-то выжидает?

Многим кажется, что история Владимирского края уже изучена вдоль и поперек. Но хотя о прошлом нашей древней земли написаны тома научных исследований, опубликованы тысячи краеведческих работ, художественных произведений и заметок в периодической печати, до сих пор дальние лесные уголки скрывают множество неразгаданных тайн. Одно из таких загадочных мест - село Милиново бывшего Владимирского, а потом - Судогодского уездов, ныне расположенное на самой южной границе Ковровского района. Когда-то Милиново являлось местной столицей - волостным центром для несколько десятков сел и деревень. Теперь оттуда до ближайшего асфальтированного шоссе более 8 километров достаточно скверной дороги, которую лесовозы местами изуродовали до малопроезжего состояния.

С каких пор существует это село - точно неизвестно, но, во всяком случае, более пяти веков. О происхождении его названия есть версия, больше смахивающая на анекдот. Мол, в сельском имени содержится «память» о том, как в тех местах выстроили водяную мельницу, и кто-то сказал «мели, новая!». Конечно, такая «топонимика» по меньшей мере смехотворна, а истинный смысл названия Милиново, возникшего в незапамятные времена, скрыт от нас, возможно, навсегда. Во всяком случае, похожая на ручей речка Милиновка, скорее всего, названа по селу, а не наоборот.

Когда-то в Милиново проживало почти 500 человек, там насчитывалось до 90 крестьянских дворов, имелись волостное правление, школа, больница, почта, церковь, ветряные и водяные мельницы, несколько лавок, а потом магазин, клуб и колхозная ферма. Сегодня там нет ничего. Лишь в центре на возвышении стоит полуразрушенная церковь из красного кирпича. Даже беглого взгляда достаточно для того, чтобы понять: это здание выстроено в допетровские времена. Одноглавый храм в честь святителя и чудотворца Николая в стиле нарышкинского барокко с шатровой колокольней возведен еще во второй половине XVII столетия. Сразу видно, что эта церковь особенная: звонница «вырастает» прямо из трапезной, словно мачта корабля, а приделы выдаются вперед, что очень необычно для традиционной православной архитектуры. Именно с Никольским храмом и связана удивительная легенда, связывающая Милиново с тайнами кремлевскими двора «тишайшего» царя Алексея Михайловича и его семейства.

Второй государь из династии Романовых царь Алексей был женат дважды. От первого брака с Марией Милославской появились на свет 13 детей (в том числе будущие цари Федор III, Иван V и царевна-правительница Софья), а от второго с Натальей Нарышкиной - еще трое (в их числе царь Петр I). Часть этих царских детей умерла во младенчестве. Самым старшим ребенком в семье из числа выживших оказалась царевна Евдокия Алексеевна. Изначально ей был предначертан печальный удел безбрачия. Считалось, что царские дочери могут выходить замуж только за членов семей венценосных особ, причем исключительно православной веры. Но в России равные по положению царевнам женихи отсутствовали изначально, а после падения Византии и в Европе православных принцев было днем с огнем не найти. Осталось лишь вынужденное затворничество в теремах - подобии золотых клеток.

Однако не все дочери царя Алексея, рано оставшиеся без матери, смирились с такой долей. Больше всего из них известна царевна Софья - правительница России в малолетство своих братьев Петра и Ивана, которая вступила в тайный брак с князем Василием Голицыным. А вот ее старшая сестра Евдокия оказалась почти совершенно забытой. Между тем и этой царевне ничто человеческое было не чуждо. «Симпатией» Евдокии Алексеевны уже после смерти родителей оказался дворянин Василий Загряжский - один из придворных ее отца и брата Федора. Загряжские - потомки татарского мурзы «мужа честна, свойственника царя Ордынского», Исахара, во крещении Гавриила, который перешел на службу еще к Дмитрию Донскому. Из рода Загряжских были многие видные дипломаты и воеводы. Отец Василия Максим Загряжский служил стольником - имел придворное звание наподобие позднейшего камергера.

Существует предание, что царевна Евдокия Романова и Василий Загряжский тайно встречались в подмосковных селах, когда летом члены царской семьи выезжали в загородные дворцы - как мы сейчас говорим «на дачу». Милиново, которое в XVII веке входило в состав Владимирского уезда, было родовым владением Василия Загряжского, доставшимся ему от отца. Согласно легенде, похожей на сказку, однажды именно в этом селе состоялось романтическое свидание Василия и Евдокии. Однако сказка получилась с печальным концом. Брак между сыном стольника и дочерью царя всея Руси был невозможен. В конце концов Загряжский вступил в брак с девицей из своего круга. А Евдокию ее младший брат Петр после очередного мятежа стрельцов, который инспирировала царевна Софья, упрятал в Новодевичий монастырь (правда, это было не заключение, а, скорее, почетная ссылка). Там в мае 1712 года несчастная царевна Евдокия Алексеевна и скончалась. Гроб с телом этой много перестрадавшей женщины был скрыт под плитами Смоленского собора Новодевичьей обители.

Казалось бы, легенда и не более. Но почти два века спустя преподаватель Владимирской духовной семинарии Василий Добронравов, занимавшийся в 1890-е годы по поручению тогдашнего архиепископа Владимирского и Суздальского Сергия (Спасского) изучением церковных древностей Судогодского уезда, обнаружил в Никольском храме села Милиново несколько старинных серебряных сосудов. На каждом из них была выгравирована надпись: «…Делан сей сосуд повелением благородныя государыни царевны великия княжны Евдокии Алексеевны…» Получается, что уже на склоне лет царская дочь пожертвовала драгоценную утварь в храм того села, где пережила самые счастливые мгновения своей жизни! Скорее всего, дар был прислан при освящении каменной Никольской церкви, на строительство которой царевна, по-видимому, также пожертвовала немалые средства. Во всяком случае, во всем прежнем Судогодском уезде храм в Милиново был наиболее древним из всех каменных церквей.

При учреждении Владимирской губернии в 1778 году Милиново было перечислено из Владимирского в Судогодский уезд. Тогда это село принадлежало действительному статскому советнику Алексею Леонтьевичу Ермолову, который в молодости служил в гвардии, а к тому времени занимал пост председателя Новгородской палаты уголовного суда. Ермолову милиновская вотчина досталась в приданое за женой Марией Александровной Загряжской, внучкой Василия Максимовича Загряжского. Нельзя не отметить, что Алексей Леонтьевич был дедом знаменитого генерала Алексея Петровича Ермолова - героя войны 1812 года и наместника Кавказа. Старожилы рассказывали, что сам кавказский генерал-губернатор наведывался в Милиново навестить родню. Потомкам Загряжских это село принадлежало вплоть до отмены крепостного права.

Выстроенная в 1680-1690-х годах милиновская Никольская церковь несколько раз перестраивалась, благодаря чему и приобрела нынешний весьма причудливый вид. В течение почти целого века настоятелями там были члены одной и той же священнической семьи Яхонтовых. До сих пор за алтарем храма в Милиново можно видеть массивные каменные надгробия иерея Александра Яхонтова, выпускника Владимирской семинарии 1837 года, скончавшегося в 1867-м; его зятя священника Федора Петрова; сына Николая Яхонтова, возглавлявшего приход в Милиново примерно полвека; и внука Александра Яхонтова - кандадата богословия и студента 4-го курса Петербургского университета, скончавшегося от чахотки в январе 1912 года.

При милиновском храме сохранялся большой камень, на котором когда-то одному из селян явилась икона Николая Чудотворца, почитавшаяся в селе как чудотворная. Богомольцы откалывали от этого камня маленькие кусочки, после чего настаивали на них воду и пили. Такое «лекарство» помогало от многих болезней. В середине XX века валун разбили на несколько частей, обломки от которых можно видеть и сейчас неподалеку от церковных стен.

В 1931 году в Милиново был организован колхоз имени Ленина, а в 1939-м Никольский храм решением Ковровского райисполкома (с 1929-го село вошло в Ковровский район) закрыли и разорили. Последний его настоятель, ветеран Первой мировой войны иерей Павел Воронцов был арестован как «враг народа» и расстрелян. Среди милиновцев ходили толки, что в подземельях возведенной еще в позднее средневековье церкви до сих пор скрыты тайники с «царскими» драгоценностями. Известно, что «черные» кладоискатели не раз пытались найти эти сокровища, но пока безуспешно.

Сегодня все население Милиново, прежде большого села с полутысячным населением, состоит из… одного-единственного человека! Его последний житель 76-летний Виктор Иванович Щикунов раньше работал в находившемся неподалеку подсобном хозяйстве Ковровского электромеханического завода, а теперь уже давно на пенсии и ведет жизнь настоящего отшельника. Его дом № 3 на улице Никольской (это единственная сохранившаяся улица села) хотя и соседствует с тремя другими, но остальные подворья стоят заколоченные и практически круглый год нежилые.

- Раньше тут много народа проживало, - вспоминает последний милиновец. - Действовало милиновское отделение колхоза «Новая жизнь». Большим авторитетом пользовался Василий Прокофьевич Дрожилин, крепкий старик, настоящий неформальный лидер в селе. А последним моим односельчанином был Михаил Александрович Назаров. Недавно его дом за прудом сгорел. Сейчас, кроме нашей улицы, других целых домов в Милиново вообще не осталось. Тут некоторые даже просто бросали свои усадьбы - жить в селе зимой почти невозможно. Приходилось на лыжах за продуктами ездить. Теперь здесь безлюдно. Разве что порой приезжают «черные» копатели. Перерыли чуть ли не все село. Нередко ищут клад в церкви. Однажды увидел, как трое незнакомцев выламывали кованые решетки нашего заброшенного храма. Не выдержал, подошел к ним. «Не боитесь, - спрашиваю, - «храм Божий курочить? На том свете ответ держать придется…» А они лишь ржут: «А мы и в чистилище устроимся - истопниками!» Вот так…

На приусадебном участке у Виктора Ивановича пять ульев. Он сам и его пчелы нынче и есть все местные обитатели. Вокруг - безлюдье и тишина. Милиново почти на глазах превращается в село-призрак. Рядом с храмом руины кирпичного здания сельской школы, чуть далее - магазина. На обширной территории то тут, то там видны остатки изб, заборов, банек, стоят электрические столбы - по большей части без проводов, еще не заросли веками наторенные дороги, а в водах пруда в центре села отражается силуэт не желающей расставаться со своими тайнами Никольской церкви. Говорят, что если долго вглядываться в подернутую легкой рябью воду пруда, то в нем отразится храм во всем прежнем великолепии, словно былинный град Китеж, на одно лишь мгновение вернувшийся из небытия…

На иллюстрациях:
1. Милиново - село-призрак
2. Царь Алексей Михайлович
3. Царица Мария Милославская, мать царевны Евдокии
4, 5. Царевна Софья Алексеевна. Считается, что ее сестра Евдокия, ни одного портрета которой не сохранилась, была похожей на Софью
6. Фамильный герб Загряжских
7. Царь Алексей Михайлович со свитой на охоте. Крайний справа в алом кафтане - Василий Загряжский
8. Смоленский собор Новодевичьего монастыря в Москве, в котором похоронена царица Евдокия Алексеевна
9. Генерал Алексей Петрович Ермолов - потомок последних милиновских помещиков
10. Никольская церковь в Милиново
11. Милиново. Вид со стороны пруда

Высоченная четырехъярусная колокольня Преображенской церкви в селе Давыдово Камешковского района видна издалека и чем-то напоминает звонницу Петропавловского собора в Петербурге. Из десятков и сотен владимирских сел у этого особое очарование. Помимо необычного храма и удивительным образом сохранившегося при нем сельского кладбища, где уцелели почти нетронутые временем и людьми богатые памятники местных крестьян-отходников из темного гранита и светлого мрамора, Давыдово уже 130 лет связано с именем российского композитора-классика Александра Бородина. Здесь он провел три лета — в 1876, 1878 и 1879-м, создавая главное творение своей жизни — оперу «Князь Игорь». Можно сказать, что в определенном смысле Давыдово — родина известного на весь мир музыкального образа князя Игоря Святославича.

Повернись история чуть иначе, село Давыдово вполне могло бы стать центром… российско-грузинской дружбы в нашем регионе. Сегодня мало кто знает, что до сих пор остающийся «на слуху» даже у очень далеких от музыки наших сограждан композитор с русской фамилией, именем и отчеством Александр Порфирьевич Бородин вполне мог бы зваться… сиятельным князем Александром Лукичом Гедеванишвили. Достаточно посмотреть на портрет или фотографию композитора, чтобы убедиться в его грузинском происхождении.

Отец композитора имеретинский князь Лука Семенович Гедеванишвили принадлежал к одному из древнейших и аристократических родов Грузии, ведущего счет предкам от современников Иисуса Христа. Однако его сын Александр, появившийся на свет в 1833 году, был рожден вне брака, а официальным отцом числился крепостной князя Порфирий Бородин. Перед своей кончиной в 1840 году настоящий родитель материально обеспечил мальчика и его мать, хотя фамилию и титул передать не смог. Тем не менее, Александр Бородин сегодня — в числе наиболее чтимых композиторов не только в России, но и в Грузии, причем в обеих странах его считают «своим».

В село Давыдово тогда еще Владимирского уезда Бородин в 1870-е годы попал благодаря своему ученику и коллеге по кафедре химии Петербургской медицинской академии (именно там было основное место работы композитора, который занимался музыкой лишь в качестве хобби) Александру Дианину. Последний был сыном настоятеля Преображенского храма в Давыдово священника Павла Афанасьевича Дианина.

Отец Павел прослужил в этом селе более 50 лет. При нем в 1841 году был выстроен и ныне существующий величественный каменный храм. Кстати, селом Давыдово стало сравнительно недавно. Первая деревянная церковь появилась там лишь при Петре I в 1717 году, а до того существовала лишь деревня Давыдова, принадлежавшая Владимирскому Богородице-Рождественскому монастырю. С 1764-го прежняя монастырская вотчина стала казенным имением. Местные мужики занимались различными отхожими промыслами, преимущественно в сфере строительства, уходили и в коробейники. Состоятельных односельчан и убедил в конце 1830-х годов молодой тогда священник Павел Дианин вместо часто горевших и быстро ветшавших деревянных храмов выстроить каменный. А уже в процессе строительства давыдовцы до того «вошли во вкус», что отгрохали не просто заурядную сельскую церковь, а одну из самых значительных по размерам и красоте среди во всей округе. До сих пор рядом с церковной стеной сохранилось металлическое надгробие иерея Павла Дианина, которого односельчане похоронили в 1891 году на самом почетном месте.

Гораздо меньше известно, что помимо Давыдова Бородин, хотя и не столь продолжительное время, побывал в гостях и в селе Михайловское — неподалеку от погоста Спас-Купалищи. Там его принимал хозяин имения — светлейший князь Николай Грузинский из рода Багратионов — внук последнего царя Грузии Георгия XII, поклонник и соотечественник композитора, хорошо знавший его семейную историю.

В доме Дианиных, который выстроил еще священник Павел в середине XIX столетия, с 1980 года — музей Бородина. Точнее это дом-музей Дианиных, в котором в качестве дачника гостил композитор. Инициатором его создания стал внук о.Павла и сын профессора-химика Александра Дианина математик и физик Сергей Дианин. Выпускник Петербургского университета, он много лет отдал преподавательской работе, занимался изучением эпистолярного наследия Бородина (издал несколько томов его писем), а в родовом доме в Давыдово оказался, будучи эвакуирован из блокадного Ленинграда во время Великой Отечественной войны.

Поселившись на родине предков, Сергей Александрович по своей инициативе открыл в собственном доме… музыкальную школу для сельских ребятишек. Там имелся инструмент — старое пианино, но С.Дианин обучал детвору не только технике игры, но и постижению прекрасного. «Наш дедушка Дианин», — так называли его ученики. В 1967 году Дианин написал завещание, отдав свой дом сельсовету «для использования в качестве музея или школы». В 1968-м он скончался накануне 80-летнего юбилея.

Последнюю волю Сергея Дианина выполнили лишь спустя 12 лет после его кончины, когда в 1980 году в Давыдове открылся-таки музей Бородина. В его создании огромную роль сыграла многолетний председатель Давыдовского сельсовета Клавдия Щербакова. Благодаря ее усилиям, старый дианинский дом был отремонтирован, а в комнатах устроена экспозиция, рассказывающая о пребывании композитора в гостях у прежних хозяев. Средства собирали по крохам, из-за чего открытие столь и затянулось. Если ли бы не напористость и верность идее К.Щербаковой, пожалуй, вообще ничего бы не получилось.

Теперь дом Дианиных в Давыдово — филиал Камешковского историко-краеведческого музея. Интерес к музею немалый, туда часто ездят экскурсии из Камешково и иных мест. Музейное собрание пополняется новыми экспонатами, которые привозят даже скупившие половину домов в селе московские дачники, с немалым почтением относящиеся к столь примечательному соседству. В музее собрано множество уникальных экспонатов, есть даже гравюры 150-летней давности из США. Не оставляют своим вниманием гостеприимный дом Дианиных и ветераны, постоянно принося что-то новое, отрывая от себя то немногое, что имеют.

Музей в Давыдово производит двойственное впечатление. Удивительные вещи, документы и фотографии соседствуют с проваливающимися полами и давно (чуть ли не со времени открытия) некрашеными дверями и рамами, с приколотым ржавыми кнопками листком-объявлением о часах работы музея, также некрашеным унылым палисадником и откровенными дырами в стенах пристроенной к дому хозяйственной клети. Контраст от расположенных рядом дач разителен. А напротив дома-музея у церкви красуется проржавевший убогий (иначе не скажешь!) памятник с напрочь размытой сыростью фотографией подарившего людям все свое достояние «дедушки Дианина», биография которого внесена в десятки словарей и энциклопедий. Надгробие это земляки уже который год собираются заменить, но как-то все руки не доходят.

Трудно представить, что в нынешнем XXI веке существуют уединенные монашеские скиты, где братия живет, словно на другой планете - без электричества и телефона, без телевизора и радио, без дорог и техники. Керосиновые лампы, одна-единственная лошадка, запряженная в телегу, - вот и все, чем располагают иноки Серапионовой пустыни в Вязниковском районе. Вокруг бесчисленные озера, протоки, болота, сосновые боры, дубравы, непролазные заросли кустарников, медовый аромат всевозможных цветов и тишина, нарушаемая лишь щебетом птиц и шелестом ветра. Попав туда, словно на машине времени переносишься в иной мир, который, казалось, уже навсегда утрачен…

От Вязников до Серапионовой пустыни по прямой всего 8 километров. Однако столь короткое расстояние можно преодолеть разве что по воздуху. А по земле получается крюк едва ли не втрое длиннее. Причем и этот окольный путь непрост - местами можно пробираться лишь пешком, да и то заплутать недолго. Именно поэтому Серапионова пустынь заслужила славу одной из наиболее труднодоступных обителей срединной России. В старину иноки как нельзя лучше находили места, где можно найти уединение для молитв и монашеских подвигов. Так в незапамятные времена и была основана Серапионова пустынь - среди заклязьминских болот и лесных дебрей. Точное время ее возникновения неизвестно до сих пор. По преданию, первым насельником там был монах Серапион - отсюда и название.

Обитель с деревянной Троицкой церковью (сохранилось ее описание за 1702 год - «об одной главе, глава обита чешуею древяною, крест опаян белым железом, с двух сторон паперти, крыто тесом») просуществовала до середины XVIII столетия. В 1764 году императрица Екатерина II своим указом упразднила множество малых монастырей на Руси. В их числе оказалась и Серапионова пустынь. Троицкая церковь была обращена в приходскую, но прежнее название осталось - теперь уже за погостом. В приходе пустыни значилось около 100 крестьянских дворов. В 1828-1829 годах на пожертвования прихожан вместо старой деревянной церквушки был возведен новый Троицкий каменный храм.

В 1865 году епископ Владимирский и Суздальский Феофан (Говоров), позже получивший известность как святитель Феофан Затворник, благословил основание женской иноческой обители на месте упраздненного мужского монастыря. Эта вторая по счету Серапионова пустынь просуществовала чуть более полувека. В 1900 году к Троицкому храму была пристроена каменная колокольня вместо прежней невысокой деревянной звонницы. В июне 1915-го специально прибывший для этого в пустынь архиепископ Владимирский и Суздальский Алексий III (Дородницын) торжественно совершил закладку каменного Преображенского храма. Однако в 1922-м обитель была вновь упразднена - теперь уже Советской властью.

Недостроенную Преображенскую церковь богоборцы взорвали. Но в уцелевшей Троицкой долгое время теплилась духовная жизнь. Там в уединенном месте находили приют гонимые священники и православные миряне.
18 августа 1937 года целый отряд сотрудников НКВД нагрянул в Серапионову пустынь. Там были арестованы укрывавшийся в погосте бывший настоятель Муромского Благовещенского монастыря Мелхисидек (Бирев) и последняя настоятельница общины игуменья Дарья. А через две недели чекисты забрали и последнего настоятеля Троицкого храма священника Михаил Купрессова. Отца Михаила в октябре того же года приговорили к расстрелу. А архимандрит Мелхисидек, отбыв 5 лет в сталинских лагерях, вышел на свободу и остаток дней служил настоятелем храма в селе Станки на противоположном берегу Клязьмы всего в двух с половиной километрах от Серапионовой пустыни.

Долгое время Троицкая церковь в уничтоженной обители стояла почти не разоренной. Но когда в 1950-х годах умер последний церковный сторож, то и этот храм пришел в запустение. Постепенно обезлюдели или вовсе исчезли деревни по соседству. Оставалось только старое название, которым обозначалось место с руинами Преображенского и почти развалинами Троицкого храмов, да старое кладбище рядом.

Новое возрождение Серапионовой пустыни началось в 2001 году. Это уже третья по счету обитель на святом намоленном месте. Сегодня Серапионова пустынь - скит вязниковского Свято-Введенского монастыря. Этот монастырь основан совсем недавно. Все его достояние - Введенский храм в центре Вязников, который долгое время был закрыт и использовался в качестве помещения спортивной школы. Средства у братии более чем скудные. Но постепенное восстановление поруганных святынь идет, в том числе и в Серапионовой пустыни.

Для того чтобы попасть в пустынь, надо преодолеть два моста. Первый - гремящий железный наплавной через Клязьму близ Вязников. Второй - недавно устроенный из бетонных блоков через исток неподалеку от турбазы Порзамка. Дальше мостов нет, но местами нет и самой дороги. Даже заслуженно славящаяся своей проходимостью "Нива" забастовала на очередном топком месте, которое, если проще сказать, больше напоминало обычное болото, нежели проселочную дорогу. Дабы не искушать судьбу и не утопить транспорт, дальше пришлось продвигаться пешим порядком.

Топкая луговина сменилась перелеском, потом вновь пошло поросшее разнотравьем поле, над которым в знойном мареве роились тучи слепней. Дальше колея, проходимая разве что для «Урала», вывела на более сухое место в сосновый бор. Идти стало легче, но не надолго - дорога вновь завела в дебри, причем по непролазной грязи там смог бы пройти разве что танк. Затем колею перегородило подобие шлагбаума, за которым над болотиной была настелена гать из местами покривившихся древесных плах, стянутых ржавым металлическим тросом. Грубо сбитый деревянный крест на краю этой «дороги жизни» с образком Святой Троицы, словно дошедшее из седой старины ведение, указывало, что пустынь рядом.

Действительно, сквозь листву показалась сверкающая оцинкованным железом маковка краснокирпичной колокольни. Слева на возвышенности - восстанавливаемая Троицкая церковь. На небольшой опушке среди сосен и дубов находится небольшой кирпичный домик, заново выстроенный насельниками скита. Рядом - несколько деревянных хозяйственных построек. Напротив, словно место боя, вывороченные давним взрывом обломки кирпичных стен Преображенского храма, над которыми уже выросли деревья изрядной величины.

Монах Тихон, который является старшим в скиту, принимает гостей радушно. «Экскурсия» по Серапионовой пустыни включает непременный подъем на колокольню Троицкой церкви. Деревянные лестницы узки и круты, но неудобство восхождения с лихвой возмещается красотой открывающегося вида. Оттуда все немудреное хозяйство братии как на ладони. Пустынь находится на берегу Троицкого озера - старицы Клязьмы. Рыбалка - одно из любимых занятий насельников скита. В озере - изобилие рыбы. Там обитают два вида щук, карась, окунь, плотва, линь, лещ и иные, менее ценные виды.

Монастырский «флот» состоит из двух видавших виды лодчонок. На одной из них отец Тихон за капитана вывозит гостей на середину Троицкого озера, откуда открывается прекрасный вид на храм и окрестности пустыни.
Конь Буран - единственное транспортное средство. Запряженный в телегу, он исправно преодолевает самые тяжелые участки так называемой дороги.

Троицкий храм возрождается медленно. Местных прихожан практически не осталось, разве из деревень, что за несколько километров, кто-то иногда забредет. Приезжие бывают в пустыни частенько, но попадают туда или туристы-экстремалы, или же особо настойчивые паломники. По большому счету и тех, и других немного.
Инок Тихон находится в скиту два года. Прежде состоял при Владимирском епархиальном управлении. Потом владыка Евлогий благословил его на служение в удаленном скиту.

Всего в Серапионовой пустыни нынче жительствуют 5 человек: кроме инока Тихона, еще два монаха-послушника - Анатолий и Алексей, трудник Георгий из вязниковского поселка Лукново и оставшийся в обители паломник Анатолий из Никологор. Скитоначальником является недавно назначенный настоятелем Свято-Введенского монастыря иеромонах Севастиан - тот самый, который возродил Свято-Казанский скит в Акиншино неподалеку от Мстеры. Теперь отцу Севастиану предстоит благоустраивать новую обитель. В скит он приезжает регулярно, но у него и в Вязниках немало забот.

Летом солнце заходит поздно, рабочий день в скиту продолжается дотемна. Осенью и зимой, когда над пустынью сгущаются ранние сумерки, послушания и чтение душеспасительных книг продолжаются при свете керосиновых ламп (сегодня к ним очень сложно достать керосин особого «светового» сорта) или при обычных свечах. Никакой навязчивой музыки из динамиков, никаких теле- или радионовостей, ни газет, ни телефонных звонков, не говоря уже о компьютере и Интернете. Бытие здесь течет размеренно и неторопливо, позволяя увидеть, услышать и понять то, на что у большинства из нас не хватает времени, внимания, желания, а, в конечном счете, и всей жизни.
 

Владимирская область – это уникальная среда, взаимодействие природных, исторических, социально-экономических, культурных и религиозных факторов.

Составляющими исторического культурного ландшафта Владимирского края, сложившегося к середине XIX в., является совокупностью уникальных исторических территорий, фактически эталонным русским ландшафтом¹. На территории Владимирской области имеются различные типы уникальных исторических территорий:

/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> монастыри (монастырские комплексы) – Боголюбовский, Стефано-Махрищский, Благовещенский (Киржач), Лукианова пустынь, Смоленская Зосимова пустынь (все – в Александровском районе), Троице-Никольский (Гороховец), Успенский (Александров), Троицкий (Муром), Космин (Небылое), Княгинин монастырь (Владимир) и т.д.;
/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> малые исторические города (Суздаль, Гороховец, Вязники и т.д.);
/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> исторические села и деревни (с. Кидекша, с. Весь Суздальского р-на, с. Сима Юрьев-Польского р-на и т.д.);
/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> сельские и городские усадьбы (в список памятников истории и культуры Владимирской области внесено 38 усадебных ансамблей2 - Воронцовых-Дашковых в с. Андреевском, имение Храповицких в Муромцеве Судогодского р-на и т.д.);
/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> исторические центры городов – Владимир, Муром и т.д.;
/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> древние исторические пути – Стромынка, Владимирка и т.д.;
/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> природные охраняемые территории – Боголюбовский луг и т.д.

История Владимирского края неразрывно связана с историей Русской Православной Церкви и имеет свое духовное измерение и понимание. Подлинная история Церкви есть история святости. Владимирская святость имеет свои неповторимые образы:

Подвижничество

/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> Преподобная Евфросиния Суздальская (1250 г.) – дочь князя Черниговского Михаила, замученного в Орде. Получила домашнее христианское образование и с детских лет стремилась к иноческой жизни. Была монахиней Суздальского Ризоположенского монастыря. В житии преподобной Евфросинии указывается, что она «превзошла все науки». Но главным делом преподобной стало стяжание духовной силы для противостояния греху и искушениям.
/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> Преподобный Сергий Радонежский дважды пребывал на Владимирской земле. В 1354 г. во время спора о первенстве в Троицком монастыре преподобный Сергий уклонился от этого и покинул обитель на Маковце. Преподобный Сергий первоначально посетил преподобного Стефана и монастырь на Махре. Далее он ушел на реку Киржач, где был основан Благовещенский монастырь. Преподобный Сергий посетил наш край и в 1365 г. во время тяжбы нижегородского и суздальского князей при посещении Нижнего Новгорода. Благодаря авторитету Печальника земли Русской этот спор завершился примирением.
/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> Святитель Афанасий Ковровский (+1962 г.). Владыка Афанасий провел в тюрьмах и лагерях около 22 лет, около 7 лет находился в ссылках и был 11 раз арестован. Епископ Афанасий неизменно исповедовал свою веру в Христа и верность Православной Церкви. Является виднейшим богословом. Святитель Афанасий (Сахаров) имел особый дар «пострадать за Христа». Прославлен на юбилейном соборе 2000 года в лике новомучеников и исповедников Российских. Мощи находятся в Богородице-Рождественском монастыре г. Владимира.

Патриотическое служение

/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> Преподобный Илия Муромец – любимый герой русского эпоса; родился в селе Карачарово под Муромом, прославился своими богатырскими подвигами, был пострижен в монахи Киево-Печорского монастыря, где ныне находятся его мощи.
/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> Благоверный князь Андрей Боголюбский (+1174 г.) перенес политический центр русских земель из Киева во Владимир, сделал столицей княжества Владимир, впервые сформулировал комплекс общественно-политических идей, которые впоследствии были реализованы в деятельности московских князей по собиранию Русских земель. Князь отличался личным благочестием и глубоким религиозным чувством.
/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> Благоверный князь Георгий Всеволодович (+1238 г.) – основатель Нижнего Новгорода, погиб в битве на реке Сить.
/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> Благоверный князь Александр Невский (+1263 г.). В течение одиннадцати лет (1252-1263гг.) был Великим владимирским князем. Здесь проявился его дар не только полководца, но также государственного деятеля и дипломата. После своей кончины был погребен в Богородице-Рождественском монастыре во Владимире. В 1723 г. мощи князя были перенесены из Владимира в Санкт-Петербург.

Семейное благочестие

/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> Благоверные князь Петр и княгиня Феврония – муромские чудотворцы - считаются на Руси покровителями брака. В житии описывается, какое сопротивление в обществе встретило социальное различие между князем и простой крестьянкой и как сила любви преодолела эти предубеждения. После смерти их тела были положены в отдельных гробах, но чудесным образом и после смерти они остались неразлучными. Ныне их мощи находятся в Троицком монастыре г. Мурома, где они почивают в общем гробу. День Петра и Февронии отмечается 8 июля.

Особое значение имеют традиции храмового и монастырского строительства. В 1086 г. был создан древнейший на территории России Спасский монастырь в Муроме. Во Владимиро-Суздальском княжестве в первой трети XIII века существовало уже 23 монастыря. 22 августа 1191 г. в списке монастырей владимирской земли появляется новое наименование. Создание при епископе Иоанне в этом году Владимирского монастыря во имя Рождества Пресвятой Богородицы Великим Владимирским князем Дмитрием Юрьевичем (Всеволодом Большое Гнездо) явилось этапным событием. На круче над рекой Клязьмой в восточной части владимирского детинца возвысился монастырский белокаменный Богородице-Рождественский собор, создание которого завершает формирование южной фасадной панорамы города, создает полноту его духовного бытия. Три белокаменных собора – кафедральный Успенский, великокняжеский Дмитриевский и монастырский Богородице-Рождественский, стоящих на одной линии на береговой кромке, венчают Владимир-на-Клязьме. Владимирская архитектурная триада являлась градостроительной скрепой городского ландшафта, обращенной по старорусской традиции к речной магистрали³. Велико значение монастыря в общерусской перспективе. Иноческая обитель числилась главной на Руси вплоть до 1561 г., когда первенство переходит к Троице-Сергеевой лавре. С монастырем связаны жизнь и деятельность многих деятелей истории и культуры. В их числе имена епископа Симона – инициатора создания и автора «Киево-Печорского патерика», монаха Лаврентия – создателя «Лаврентьевской летописи», святого благоверного великого князя Александра (в схиме - Алексия), Святителей Феофана Затворника и Афанасия Ковровского.

С X до середины XVIII вв. города Владимирского края развивались в соответствии с нормами и традициями византийского и древнерусского градостроительства – «Закон градский» (Прохирон). Планировку древнерусского города обусловливали принципы - центричности (город всегда центричен) и «прозрачности», т.е. включенности зданий и архитектурных ансамблей в окружающий ландшафт.

Со второй половины XVIII в. осуществляется перепланировка городов в соответствии с принципами западноевропейского «регулярного» строительства, сочетающимися с древними традициями градостроительства. Для Владимирского края характерна удивительная насыщенность пространства памятниками истории и культуры. В каталог памятников (археологии, архитектуры, искусства и т.д.) включены сведения о 3439 памятниках⁴.

Особое значение имеют памятники XII в. белокаменного Владимиро-Суздальского зодчества. Наиболее важные памятники зодчества включены в список Всемирного наследия (решение XVI cессии комитета Всемирного наследия при ЮНЕСКО, г. Санта-Фе, США, 6-14 декабря 1992 г.). В список Всемирного наследия из архитектурных памятников нашей области включены:

/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> церковь Покрова на Нерли (1165 г.)
/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> собор Рождества Пресвятой Богородицы и палаты князя Андрея Юрьевича в Боголюбове (1158-1165 гг.)
/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> Золотые ворота во Владимире (1164 г.)
/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> Успенский собор во Владимире (1158-60 гг., 1189 г., реставрация 1889 г.)
/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> Дмитриевский собор во Владимире (1194-1197 гг.)
/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> церковь Бориса и Глеба в Кидекше (1152 г.)
/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> Рождественский собор в Суздале (1222-1225 гг., XVI в.)
/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> Архиерейские палаты Суздальского кремля (XV-XVIII вв.)
/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> Спас-Евфимиев монастырь в Суздале (XIV в.)
/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> Покровский монастырь в Суздале (XIV в.)

Особенность историко-культурного наследия Владимирского края заключается в том, что оно не может быть рассмотрено только в региональном контексте. Так, главный собор Владимирской земли – Успенский - может быть адекватно воспринят в рамках: мирового культурного наследия, всероссийском историко-культурном масштабе, а также и на региональном уровне. Это относится и к другим наиболее значимым памятникам Владимирской земли.

Свято-Успенский кафедральный собор является усыпальницей Владимирских святителей и Владимирских великих князей. Некрополь Успенского собора насчитывает свыше 40 захоронений. В северной галерее Свято-Успенского кафедрального собора находятся гробницы Владимирских князей:

/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> Святого благоверного князя Андрея Юрьевича Боголюбского (1174 г.);
/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> Князя Изяслава Юрьевича (1164 г., первое погребение в стенах собора);
/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> Князя Мстислава Юрьевича;
/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> Князя Андрея Даниловича – третьего сына Святого благоверного князя Даниила Московского (последнее княжеское погребение в соборе).

В центральном нефе Свято-Успенского кафедрального собора находятся гробницы:

/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> Святого благоверного великого князя Георгия Всеволодовича (1238 г.);
/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> Святого благоверного великого князя Александра Невского (1263 г.).

В южной галерее Свято-Успенского кафедрального собора находятся гробницы Владимирских святителей и князей:

/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> Князя Глеба Андреевича (XII в.);
/www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png" target="_blank">http://www.vladregion.info/sites/default/themes/vladregion/images/list-level-1.png);"> Епископа Симона – автора Киево-Печорского патерика.

Таким образом, территория Владимирской области является уникальным местом для широкого развития историко-культурного туризма в регионе.