Цитата сообщения patcelnei АТАКА.

30 января 1945 года легендарный российский подводник Александр
Маринеско потопил немецкий транспорт "Вильгельм Густлов".
Эд. ПОЛЯНОВСКИЙ.
Немецкий писатель, лауреат Нобелевской премии Гюнтер Грасс выпустил
роман-эссе "Траектория краба", в основе которого - потопление легендарным
подводником транспорта "Вильгельм Густлов", гордости немецкого флота. Роман
стал бестселлером, в Европе заново пробудился интерес к событиям военной
давности, к личности Маринеско.
2003 год можно окрестить годом подводника Маринеско. 15 января
исполнилось 90 лет со дня его рождения. В ноябре, 25-го, будет 40 лет со
дня смерти. Между этими круглыми датами - сегодняшняя, некруглая: 30
января, поздним вечером, он совершил свой главный подвиг.
"Известия" в свое время писали о подвиге Александра Маринеско,
подводника N 1. После каждой публикации в "Известия" шли огромные мешки
гневных писем - "Потрясен... Боже мой!", "История с Маринеско - наш
национальный позор", "Доколе же России верные сыны будут на положении
дворовых?", "Не могу больше находиться в вашей мерзкой партии...". По
городам прошли демонстрации в защиту Маринеско.
Он ничего не боялся.
Вообще-то изначально - Маринеску. Отец его - румын. В 1893 году он избил
офицера, грозила смертная казнь, но он из карцера бежал, переплыл Дунай.
Женился на хохлушке, букву "у" в конце фамилии поменял на "о".
По решимости, удали и бесстрашию Александр Иванович - в отца.
В 13 лет начал плавать учеником матроса.
В школе юнг ему, как лучшему, сократили срок обучения и без экзаменов
перевели в мореходное училище.
Затем - высшие курсы командного состава. В разгар занятий пришел приказ:
слушателя Маринеско отчислить, из флота демобилизовать. Причина - "анкета".
Ему отказали даже на торговом флоте.
Самолюбивый и гордый Маринеско не написал ни единой просьбы -
разобраться.
В конце концов - восстановили, курсы окончил досрочно.
Уже через год после того, как Маринеско принял подлодку "Малютка", она
установила рекорд скорости погружения, успешнее всех провела торпедные
стрельбы и в 1940 году была признана лучшей на Балтике.
В начале войны на маломощной "Малютке" Маринеско потопил транспорт
водоизмещением 7000 тонн и был награжден орденом Ленина. Александра
Ивановича переводят на "С-13". В первом же походе с новым командиром лодка
топит очередной транспорт. Еще один орден - Красного Знамени.
Подвиг был ему предназначен.
Никакая учеба не дала того, что досталось от Бога. В море он поступал
вопреки всем законам подводной войны и даже логике. Атаковал порой со
стороны немецкого берега, с мелководья, а уходил от погони - к месту
потопления. Лез в самые опасные места - потому что его там не ждали, и в
этой нелогичности была высшая логика.
На Балтике воевало 13 подводных лодок-"эсок".
Уцелела единственная, под несчастливым номером.
Он ничего не боялся, ни на море, ни на суше. Но если в море был
расчетлив и хитер, то на берегу не знал ни умеренности, ни осторожности. С
начальством - прямой, порой - дерзкий. Его прямота и самостоятельность
раздражали береговых штабных работников. Они не любили его. Да и он
симпатий к ним не питал.
За всю службу на флоте - с 1933 года и за всю войну до 1945 года
Александр Иванович "сорвался" дважды. И самовольная отлучка, и опоздание
были связаны с выпивкой.
Тут нужны объяснения. Немцы гораздо лучше подготовились к подводной
войне. Балтика была густо заминирована, она, как и Ленинград, оказалась в
блокаде. Долгими месяцами лодки простаивали в доках - в ремонтах. Но
главное, в 1943 году при форсировании заграждений подорвалось несколько
первоклассных лодок. Возникла пауза до осени 1944 года.
Тогда же, в 1944-м, у Маринеско скончался от тяжелых ран отец.
Он обратился к Орлу, комдиву: "Мне надоело безделье. Стыдно смотреть в
глаза команде".
Наступил роковой для Маринеско 1945 год. Он с товарищем был отпущен в
город (Турку, нейтральная Финляндия). В пустом гостиничном ресторане они со
славянской широтой попросили накрыть стол на шестерых. Как вспоминал он
сам: "Мы в меру выпили, закусили, стали потихоньку петь украинские песни".
Маринеско очаровал молодую красивую хозяйку гостиницы - шведку и у нее
остался.
Под утро постучала горничная, сообщила, что внизу ждет жених хозяйки с
цветами. "Прогони", - сказал он. - "Ты же на мне не женишься?" - "Не
женюсь, - сказал Маринеско, - но все равно прогони". Вскоре в дверь снова
постучали, теперь уже офицер с лодки: "Беда, на базе переполох, вас ищут.
Уже финским властям заявили...". "Прогони", - сказала она. "Как так - не
могу". - "Я ради тебя жениха прогнала. Какие ж вы победители, с бабой
переспать боитесь".
И командир сказал офицеру: "Ты меня не видел".
Вернулся вечером.
Прошел слух, что его завербовала вражеская разведка. Маринеско должен
был предстать перед военным трибуналом.
Идти в море с другим командиром экипаж отказался.
Александр Евстафьевич Орел, комдив (впоследствии - адмирал, командующий
Балтийским флотом):
- Я разрешил им выйти в море, пусть там искупает вину. Мне говорили:
"Как же ты такого архаровца отпустил?". А я ему верил, он из похода пустой
не возвращался.
Светопреставление.
"Атака века" описана предостаточно. Скажу лишь, что ее никогда бы не
было, если бы Маринеско, вопреки приказу, не сменил в море курс. 20 дней
"эска" курсировала впустую в заданном районе. Маринеско покидает район и,
как вольный хищник, выходит на охоту и выслеживает океанский гигант -
"Вильгельм Густлов". Все три торпеды попадают в цель.
Гюнтер Грасс считает, что на лайнере было около десяти тысяч человек.
Спаслось меньше тысячи.
Главные страдальцы - дети, старики и женщины. Шлюпок и спасательных
плотов оказалось слишком мало, "солнечная" палуба, которая вела к ним,
обледенела, как каток, когда она накренилась, люди посыпались в морскую
воронку. 18 градусов мороза при ледяном ветре. Беженцы, сгрудившиеся на
верхней палубе - на высоте десятиэтажного дома, замерзли насмерть и
продолжали стоять, как ледяные столбы. "Стариков и детей, - пишет Гюнтер
Грасс, - затаптывали насмерть на широких лестницах и узких трапах. Каждый
думал только о себе". Офицер-преподаватель застрелил в каюте троих детей,
жену и застрелился сам.
Сегодня жив последний из офицеров подводной лодки "С-13" - штурман
Николай Яковлевич Редкобородов:
- Торпедисты сделали надписи мелом на всех торпедах - "За Родину!", "За
Сталина!", "За советский народ!", "За Ленинград!".
В пустом бассейне "Густлова", выложенном разноцветным кафелем и
мозаикой, разместились в тесноте девушки из вспомогательного флотского
батальона - 370 человек. Торпеда с надписью "За советский народ!" попала в
бассейн и превратила все в месиво. "Многих девушек разорвало на куски
осколками кафеля и мозаичного панно. Вода быстро прибывала, в ней плавали
куски человеческих тел, бутерброды... спасательные жилеты".
Ужаснее всего был вид мертвых детей: "Все они падали с корабля головками
вниз. Так они и застряли в своих громоздких жилетах ножками вверх:"
Погибло более четырех тысяч детей.
"Коллективный вопль" с тонущего судна и с моря - со шлюпок и плотов
накрыла сирена гибнущего "Густлова" - жуткое двуголосие. "Этот крик
позабыть невозможно".
"Да, погибли преимущественно женщины и дети: в неприлично очевидном
большинстве спаслись мужчины, в том числе все четыре капитана".
Вопреки стойким и красивым легендам в Германии не было трехдневного
траура, и Гитлер не объявлял Маринеско личным врагом. Ни слова о гибели
любимого лайнера фюрера. Такое сообщение могло подорвать у нации стойкость
духа.
Молчала и советская пропаганда.
Позже раздались голоса в Германии: Маринеско - не герой, а варвар,
потопивший мирное, неохраняемое судно.
Советское военное командование с удовольствием подхватило эту версию:
никак не могли простить Маринеско его загул.
Между тем когда-то белоснежный туристический лайнер "Вильгельм Густлов"
уже давно стал плавучей учебной базой немецких подводников, здесь готовили
"смертников" (из 30 000 немецких подводников погибли больше 80%). На борту
лайнера, по данным Гюнтера Грасса, находилось более тысячи
моряков-подводников (по другим данным - 3700), женский батальон ВМФ,
войсковое соединение 88-го зенитного полка, хорватские добровольцы. Это был
вооруженный лайнер, подчиненный ВМФ, который шел без опознавательных
знаков, с сопровождением.
Как признал потом весь мир, в том числе и немцы, "это была законная цель
для атаки".
После этой атаки Маринеско на базу не спешил и через 10 дней потопил еще
и мощный крейсер, на борту которого было около трех тысяч солдат и
офицеров.
* * *.
"Атака века" - оценка не наша, так оценили подвиг экипажа "эски"
английские историки. Западные исследователи - английские,
западногерманские, шведские - десятилетиями исследовали историю подводной
лодки "С-13", экипаж которой по тоннажу потопил за войну восьмую часть
того, что все остальные подводники Балтики. Почему Маринеско не Герой? -
задаются они вопросом. И приходят к выводу: советское военное командование
не поверило в фантастические победные результаты.
Комдив А. Орел представил Маринеско к "Золотой Звезде". Награду
Маринеско снизили до ордена Красного Знамени. Из подвига вычли вину.
Соответственно резко снизили награды и всему экипажу.
- Награждение Маринеско "Золотой Звездой" разлагающе подействует на
матросов, - это объяснение от руководства ВМФ я слышал сам. Нужно, чтобы
Герой был непременно хрестоматийным, уставным.
Хрестоматийный никогда бы не совершил ничего подобного. Впрочем, о чем
говорить, внеуставными были целые нации.
Штурман Редкобородов:
- В 1967 году газета "Страж Балтики" опубликовала статью, в которой
написала: "Густлов" топил старпом Ефременков, а не Маринеско. Намекали, что
командир, дескать, был не в рабочем состоянии... Александр Иванович уже
умер, это ему вдогонку...
Долгие десятилетия имя его называли полушепотом, словно речь не о
подвиге, а о преступлении.
Государственная "атака века".
После того как его и весь экипаж лишили заслуженных наград, Маринеско
дал себе волю - выпивки, конфликты с начальством. По свидетельству писателя
А. Крона, у него начались приступы эпилепсии. Трудно поверить, но Александр
Иванович, с его-то гордостью, чувством собственного достоинства, просит
парткомиссию БПЛ КБФ: устал, выпиваю, потому что болен, прошу направить
меня лечиться...
Шел август 1945-го. Война была уже позади. Теперь он и трезвый
государству не нужен. Маринеско просто уволили с флота, понизив в звании
сразу на две ступени.
То, что творила с ним советская власть вплоть до его нищенской смерти и
после смерти, тоже можно назвать "атакой века".
Опять невольная параллель - у них, у нас. В послевоенные годы
продолжалось разорение "Густлова" - различные водолазы, охотники за
сокровищами, прочие хищники искали там легендарную Янтарную комнату, золото
Имперского банка.
Во второй половине восьмидесятых годов в Лиепае на деньги моряков был
поставлен памятник Маринеско. По распоряжению политуправления ВМФ фамилию
Маринеско с памятника сорвали - ночью, по-воровски. Тогда-то "Известия" и
ввязались в двухлетнюю (семь публикаций!) борьбу, не просто неравную -
безнадежную, за имя легендарного подводника, за присвоение ему звания
Героя. Против "Известий" обрушилось не только военное ведомство (чиновные
адмиралы грозили судом), но и Главное политуправление армии, Министерство
обороны СССР. Лично министр маршал Язов писал на "Известия" жалобу в ЦК.
Главный редактор (И.Д. Лаптев) не дрогнул. Но не язовская жалоба была
самой неприятной.
На "Известия" пожаловалась... дочь Маринеско от первого брака, Леонора.
- Зачем вы травите военно-морское ведомство? - говорила она мне по
телефону. - Вы хотите меня с ними поссорить? Вы же отца не знаете, он
бросил нас с матерью и не платил алименты.
- В какое время это было?
Оказалось, во времена, когда Александр Иванович был совершенно
беспомощен и сам нуждался хотя бы в копеечной поддержке.
- В это время не он, а вы должны были помочь ему.
- Вы все равно ничего не добьетесь, он никогда не получит Героя.
Жалобу свою Леонора передала в "Красную Звезду", которая использовала ее
в своей новой травле Маринеско.
А Таня, дочь от второго брака Александра Ивановича, позвонила после
первой же публикации:
- Спасибо.
Роковой, мистический Маринеско и при жизни, и после смерти весь мир
расколол надвое.
Письма из неволи.
С 1948 года Маринеско работал в институте переливания крови замом
директора. Директор-хапуга строил дачу, хотел избавиться от принципиального
зама. С согласия директора Александр Иванович развез по домам
низкооплачиваемых работников валявшиеся во дворе списанные торфобрикеты.
Директор - Викентий Кухарчик - сам же и позвонил в ОБХСС.
Первый состав суда распался. Прокурор, фронтовик, видя липу, от
обвинения отказался, оба народных заседателя заявили особое мнение. Лишь
судья Прасковья Васильевна Вархоева не сдалась.
Маринеско приговорили к 3 годам лишения свободы.
На такой срок далеко не отправляют. Но Маринеско загнали на Колыму.
Запихнули в один вагон с недавними полицаями.
Из рассказа Маринеско - Крону: "Раздача пищи в их руках... Чую - не
доедем. Стал присматриваться к людям - не все же гады. Вижу: в основном
болото, оно всегда на стороне сильного! На счастье оказалось рядом
несколько моряков. Сговорились... При очередной раздаче пищи началась
драка. Сознаюсь вам: я бил ногами по ребрам и был счастлив". Явился
начальник поезда, разобрался, "власть" передали морякам.
Этим письмам более полувека. Александр Иванович писал их Валентине
Ивановне Громовой, второй жене.
"Здравствуй, милая, дорогая Валюшка!
Город Ванино - большая деревня, нет водопровода, нет канализации.
Сильная снежная пурга замела наш дом до крыши, и чтобы выйти, нам
пришлось вылезать в отверстие в потолке (для печки-времянки) и очистить
снег от двери.
Я надежды не теряю и твердо уверен, что буду еще с тобой счастливо
доживать свой век (лет до 80-90), уже сейчас начал подготовку, в эту
получку 50 рублей отдал портному, которому заказал пошить "москвичку" -
полупальто из шинели, а всего за работу надо заплатить 200 рублей.
С тем любящий тебя безмерно, твой слуга и муж. 4/1-1951 год".
Это подцензурные письма.
А это реальная жизнь. У Маринеско украли книгу - подарок жены. Узнав об
этом, хозяин камеры, "пахан", сказал: "Через минуту книга будет у тебя". Но
оказалось, что молодой вор уже разрезал книгу на карты. По приказу "пахана"
четверо урок убили парня: раскачали и - об пол. (Охране сказали: упал с
нар.).
По-своему, по-звериному, его "берегли" в камере. В чем притяжение
личности даже для урок? Ведь о подвигах Маринеско они не знали.
Александр Иванович нашел способ переписываться не через лагерный
почтовый ящик. "Здравствуй, дорогая Валюша! К нам для проверки заглянуло
начальство и, узнав, что я пишу письма не через п/я 261/191, забрало все
твои письма, которые я хранил, и наказало меня, сняв с бригадиров и
переведя в грузчики.
До свидания, счастье мое невидимое! 29/1-1951 год".
"Здравствуй, дорогая, милая и самая близкая из всего существующего в
мире, Валюша!
Из моей шинели получилась очень хорошая "москвичка".
Хотел Александр Иванович подкопить деньги и на брюки, но...
С первой семьей Маринеско давно расстался, и вдруг - сюрприз.
"Получил новости: Леонора Александровна (восемнадцатилетняя дочь. -
Авт.) выслала на п/я "Исполнительный лист". Могла, конечно, Лора написать
мне письмо, объяснить свое положение, и, конечно, я как-нибудь бы ей помог,
но, видно, дело повела ее мать так, чтобы окончательно снять с меня штаны.
Но что же делать? До сего времени я получал на руки 200 рублей, а сейчас
проживу и без них. 20/IV-51 года".
Мать Маринеско - старушка Татьяна Михайловна, узнав об "Исполнительном
листе" на сына от его взрослой дочери, устроилась на работу, чтобы помогать
сыну. Она написала письмо Сталину.
"Дорогой и любимый наш Иосиф Виссарионович!
Пишет Вам исстрадавшаяся в муках мать героя войны Александра Маринеско.
Над моим сыном нависла - ложь!
Родной наш Иосиф Виссарионович! Я становлюсь перед Вами на колени, я
умоляю Вас - помогите... Утешьте сердце матери. Станьте отцом моему сыну.
Мы знаем, что Вы самый справедливый человек на земле".
Зреет тревога: "Милая Валюша! Пишу третье письмо, но ответа от тебя все
нет и нет. Наверное, тебе уже надоело ждать меня".
Она ответила из какой-то северной Затейки, где работала в
геолого-разведочной экспедиции. Звала к себе.
"Не было предела моей радости. Но есть ли в Затейке суда, где я мог бы
устроиться старшиной судна? И возьмут ли меня?
Сейчас у меня есть хорошая "москвичка", но остального ничего нет, ехать
прямо к тебе в Затейку даже и не совсем прилично, значит, нужно заехать в
Ленинград за документами и прочей мелочью - хотя бы за бритвой.
Если бы ты знала, как мне хочется быть с тобой! Я не хочу задерживаться
даже на мгновенье. Но сейчас стало значительно труднее зарабатывать зачеты.
Сегодня получил мамино письмо... Собирается выслать посылку мне. О моих
чувствах писать не стану, ибо во всем виноват я. Напиши ей, что когда я
освобожусь и немного мы накопим денег, то обязательно приедем к ней в
Одессу..."
Заметьте, несчастный узник продляет себе будущее:
"У нас с тобой осталось жизни не более 50-60 лет. Дорогая моя детка, ты
мне пишешь, что стала белая. И борода моя белая до единого волоска, а также
и виски. Когда мы будем вместе, то, наверное, все будут любоваться нами -
молодыми, но белыми. Не горюй, мы еще с тобой дадим "жизни".
"Любимая моя Валюша! Много положил я труда для быстрейшего освобождения,
но причина в деньгах: было бы у меня рублей 500, я возвратился бы месяца на
2 раньше. Даже здесь решают вопрос деньги.
Сегодня очень плохо себя чувствую, болит в правой стороне груди и
температура до 38 градусов, но работать необходимо - нужны зачеты рабочих
дней. Я почти каждый день молю Бога о быстрейшем с тобой свидании. Но Бог,
очевидно, не слышит меня, но слава ему, что он дает мне надежду!"
"Вся жизнь зависит от нас самих - от нашего отношения друг к другу и к
людям".
"Я начинаю терять веру в Советскую власть".
10 октября 1951 года он был освобожден досрочно. Просидел почти два
года. К этому времени уже посадили за хищения директора института.
Работал грузчиком, топографом, а потом пришел на завод "Мезон", заслужил
немало благодарностей, его портрет висел на Доске почета. Вплоть до 1960
года, пока Александр Крон не выступил в газете, никто вокруг не знал о
военных заслугах Александра Ивановича. Хозяйка квартиры увидела однажды
орден Ленина, поинтересовалась. "Была война, - ответил коротко, - многие
получали".
В конце пятидесятых, прожив вместе 15 лет, Александр Иванович расстался
с Валентиной. Остались в добрых отношениях.
Пенсию он получал небольшую, поэтому заработок был ограничен. Да еще
алименты. Заводские руководители пошли навстречу, разрешили зарабатывать
сверх потолка. Нагрянула ревизия, по суду (опять суд!) Маринеско стал
возвращать излишки. Когда смертельно заболел - два рака, горла и пищевода,
излишки стали вычитать из пенсии.
Около двухсот офицеров, среди них - 20 адмиралов и генералов, 6 Героев
Советского Союза, 45 командиров и комиссаров подводных лодок обратились в
ЦК КПСС: "Учитывая исключительные заслуги А.И. Маринеско перед нашей
Родиной, убедительно просим ЦК КПСС и ходатайствуем о назначении Маринеско
персональной пенсии. Нельзя признать справедливым, что столь заслуженный
командир-подводник оказался в пенсионном обеспечении в неизмеримо худшем
положении, чем офицеры, не участвовавшие в войне".
В просьбе отказали.
Маринеско написал Крону: "Последнее время - на 51-м году жизни я начинаю
терять веру в Советскую власть".
После смерти Маринеско его имя изъяли из обращения.
Судостроители обратились к Главкому ВМФ адмиралу Горшкову с просьбой
присвоить одному из кораблей имя Александра Маринеско. Адмирал поставил
резолюцию на коллективном письме - "Недостоин".
Сергей Георгиевич Горшков обе свои "Золотые Звезды" получил спустя много
лет после войны - в подарок. Именно с его участием раздувалась эпопея Малой
земли с полковником Брежневым. Он командовал флотом 30 лет.
Я встречался с Главкомом.
- Маринеско? Ему просто повезло с этим потоплением, - ответил с
раздражением. - Да и в 1945 году это уже роли не играло, конец войны...
Значит, тем, кто через три месяца штурмовал Берлин, совсем никакой цены
нет.
Он же, Сергей Георгиевич, отказался поддержать ходатайство о
персональной пенсии матери Маринеско. Татьяна Михайловна пережила сына на
12 лет. Жила в Одессе в коммунальной квартире, на девятом десятке лет за
дровами и водой ходила во двор и пенсию получала - 21 рубль.
* * *.
Сама виновата, мать, сама виновата: не того сына родила.
Только чокаться не будем.
Была и отрада в конце жизни. Появился свой маленький угол. Женщина,
которая разделила последние муки.
Валентина Александровна Филимонова:
- Мы у знакомых встретились. Брюки в заплатах, пиджак на локтях в
заплатах. Единственная была рубашка, воротничок у рубашки отваливался,
только что на галстуке держался. Чист, очень опрятен, но уже так беден.
Пошел меня провожать и у меня остался. У него какая-то сила притяжения
была, как гипноз, это чувствовали и дети, и взрослые. У него походка была
необыкновенная: голова немного приподнята - гордо так, величественно
вышагивал. Особенно когда выходили на набережную, на Неву - он сливался с
гранитом. В получку приносил 25 рублей, в аванс - чуть больше. И я, чтобы
маме показать, что в доме действительно мужчина появился, стала свои деньги
к его подкладывать и маме отдавала.
Через год мы поехали с ним на встречу ветеранов-подводников, ничего не
поняла: называют Сашину фамилию и такой гром оваций, не дают дальше
говорить. Я только тогда, через год, узнала, КТО он.
Только-то и было у них жизни - год. Два остальных Александр Иванович
мучительно, смертельно болел.
Михаил Вайнштейн, бывший дивизионный механик, друг:
- Маринеско лежал в очень плохой больнице. Для госпиталя у него не
хватало стажа. Мы, ветераны, пошли к командующему Ленинградской
военно-морской базой Байкову. Адмирал был взбешен: "В нашем госпитале черт
знает кто лечится, а для Маринеско нет места?" Тут же распорядился, дал
свою машину.
Валентина Александровна:
- Именно тогда, а не позднее, как многие пишут, по дороге из больницы в
госпиталь мы увидели корабли на рейде, и Саша единственный раз заплакал:
"Больше я их никогда не увижу".
Последним Маринеско видел Михаил Вайнштейн:
- Настроение у него было невеселое: "Все, это конец". Подошло время
обедать, а жена мнется. Он говорит: "Ничего, пусть смотрит, ему можно. Она
разбинтовала живот, и я увидел трубку, которая шла из желудка. Валентина
Александровна вставила воронку и стала наливать что-то жидкое. Мы с ним по
рюмке коньяка выпили, было уже все равно - врачи разрешили. Он сказал:
"Только чокаться не будем" - и вылили коньяк в воронку. Горло было черное,
видимо, облучали. А второй раз я пришел, уже и в горле была трубка. Она
быстро засорялась, Саша задыхался, и Валентина Александровна каждые 20-30
минут ее прочищала. Теперь, когда смерть была рядом, у него, как всегда в
самые трудные минуты в войну, взыграл бойцовский дух. Видимо, когда я
вошел, то растерялся, говорить он уже не мог, взял лист бумаги и написал:
"Миша, у тебя испуганные глаза. Брось. Вот теперь я верю в жизнь. Мне
поставят искусственный пищевод".
25 ноября 1963 года Александр Иванович скончался. В возрасте 50 лет.
Деньги, которые ему переплатили на заводе, не успели все вычесть из
маленькой пенсии. И мертвый остался в долгу у Советской власти.
* * *.
Судьба, словно проверяя его, подвергала двойным испытаниям. Два
увольнения из флота (первое - из-за "анкеты"). Два суда. Два рака с двумя
трубками.
И шапка по кругу тоже была брошена дважды - на памятник и при жизни. 4
октября 1963 года писатель Сергей Смирнов в телепередаче сказал, что
легендарный подводник живет практически в нищете.
Со всех концов страны в Ленинград хлынули деньги, в том числе от
студентов, пенсионеров - часто по три, пять рублей.
Валентина Александровна смогла теперь уволиться с работы, для нее
поставили в палате кровать рядом.
Умер, а переводы все шли.
В 1990 году в юбилей Победы Александр Иванович Маринеско был наконец-то
посмертно награжден "Золотой Звездой".
Победили читатели "Известий", или, как мы привычно и безымянно говорим,
"народ".
<$>
//Источник информации: Известия //Дата источника: 30.01.2003