НЕ ПОХОЖАЯ НА ДРУГИХ
Я сидела в дорогом полупустом ресторане - я могла себе это позволить - и ненавидела пристальные взгляды официанток и немногих посетителей. Я специально выбирала рестораны с минимумом публики, так как знала реакцию окружающих, знала, и вжималась в кресло под тяжестью вины. Хотя какая у меня могла быть вина? Не я планировала свою внешность - это мама меня такой родила.

Но к многочисленным взглядам я так и не смогла привыкнуть, вжиматься в кресло уже стало моим условным рефлексом в общественных местах.

Но господи, разве я виновата? Неужели в прошлой жизни я совершила столько страшных преступлений, что в нынешней жизни меня наделили ТАКОЙ внешностью?

Я попивала кофе из маленькой чашечки драгоценного Японского фарфора, сжимая её побелевшими пальцами, словно желая отогреться.

Я хорошо зарабатывала - слава богу, что на работе требовался мой мозг, - и никто не обращал внимание на мою внешность. Слава богу за отдельный кабинет, куда редко заходили посторонние, и я могла расслабиться, не вжиматься в кресло, желая стать невидимкой.

Дома у меня не было зеркал, я старалась не смотреться в вечерние стёкла, когда они начинали отражать с пугающей ясностью моё лицо. По вечерам я закрывала шторы.

У меня не было любимого человека, только моя белая кошечка любила меня. Ей было всё равно как я выгляжу - кошки не разбираются в человеческой внешности - зато они чувствуют сердце.

У меня нет подруг. Я никогда не была с мужчиной. Иногда я подумываю о пластической операции, которая могла бы в корне изменить всю мою жизнь. Но я не хочу идти наперекор природе. Внешность - моё проклятие, мой крест, и я добровольно пронесу его через всю мою жизнь...

Я почти допила кофе, когда увидела его. Снова. Ради этой встречи я и пришла сюда. Мой избранник работал в той же фирме, где и я. Ирония заключалась в том, что он был моим шефом. Я даже ни разу не разговаривала с ним - на работу меня принимал его помощник - подслеповатый парень в большущих очках. Наверное, он и взял меня на работу из-за подслеповатости.

Мой шеф не был красавчиком, но в нём было нечто большее, чем точёные черты - надёжность, нежность, доброта, хоть и скрываемая за внешней суровостью. Я чувствовала, что такой человек не оставил бы меня, если бы полюбил. Даже, если бы я стала вдруг калекой или в старости. Его чуть горбоносый профиль и глубокие, бархатные карие глаза заставляли моё сердце биться, так же, как и его крепкая, высокая фигура без единого грамма жира. Он - я знала это по слухам - ведёт здоровый образ жизни, холостяк с твёрдыми моральными принципами. Любитель одиночества, природы и хороших книг.

Я чувствовала, как моё сердце разрывается, я не могла больше терпеть этой муки: видеть его каждый день за обедом, и быть им незамеченной.

"Нет, хватит! Лучше быть уволенной, чем оставаться для Алекса пустым местом!" - твёрдо решила я.

Расплатилась. И подошла к нему на дрожащих, подгибающихся ногах.

- Извините меня за наглость, но я вас люблю! - едва выдавила я пересохшими губами, ожидая услышать короткую насмешку, которая вбила бы меня в землю, как молоток.

... Каким-то чудом я оказалась в его постели. Мой натиск напоминал завоевание варварами Рима. Я была безжалостна, я угрожала покончить с собой, если он мне не уступит.

Алекс оказался милосердным.

- Я тоже тебя люблю, - тихо признался он после ночи неистовой любви. - Но наши дети будут очень несчастливы, если пойдут в тебя, извини. Не уходи, оставайся со мной! - умолял он, хватая меня за руку, когда я попыталась встать.

- Я не уйду, - прошептала я сквозь слёзы. - Я рожу тебе сына точь-в-точь похожего на тебя - самого совершенного человека в мире! Но мне надо в душ.

... В душе было зеркало во весь рост, и я невольно взглянула на себя голой.

Я не хотела больше убегать от реальности - я стояла и мужественно смотрела на своё лицо и тело. А по моим щекам стекали слёзы. Я, опять же против своей воли, стояла как столб и не могла оторвать взгляда от своего ПРЕКРАСНОГО лица и ИДЕАЛЬНОГО тела.

Только глупцы могут считать красавиц счастливыми!

Нина ДЪЯЧЕНКО