Сегодня я попала под ливень… Я шла с важной встречи, брела по уставшему от жары городу, смотрела на уставших вымотанных людей, смотрела как всем все равно на других, каждый в своих заботах, мыслях, планах… И тут начал капать дождь… Сначала понемногу а потом все сильнее и сильнее… а потом начался настоящий ливень!!! У меня с собой был зонт… Но… Когда я последний рас гуляла под дождем? Все знают что я не совсем в себе? Ну так вот я не в себе точно! За пару минут я промокла до нитки! Я смотрела как люди прячутся под крыши, открывают зонты… Мне стало очень скользко в своих лакированных туфельках на платформе и я их сняла… Странно я наверное выглядела но мне было очень хорошо! Босиком по лужам, вся мокрая до нитки,  мои жутко фиолетовые волосы прилипли к лицу но на лице улыбка, очень веселый дождь, на встречу идет группа таких же безумцев… Девушка тоже босая и с розовыми волосами (я не одна психопатка во Львове) и два парня… Мы улыбнулись друг другу, ну конечно ведь приятно осознавать что ты не один такой псих и что еще есть такие же как ты…  А еще, пара… застывшая посреди улицы и страстно целующаяся… Я не смогла не улыбнуться хоть и не много грустно но все же как это прекрасно!

Это потрясающе, и хоть сейчас я чихаю без остановки, я не жалею о том что погуляла под дождем….

А вы давно гуляли под дождём?
Не так, чтоб из маршрутки до подъезда
бежать, укрывшись бережно зонтом.
А чтоб сухого не осталось места...
Чтоб ручейки сползали по щекам,
а волосы, похожие на тину
прилипли паклей к шее и ушам,
и лужи громко хлюпали в ботинках...

А вы не целовались под дождём?
Не так, чтоб три секунды, для отмазки,
а чтобы затерялись вы вдвоём.
Чтоб на её лице - природы краски.
А на твоём - желание собрать
со щёчек капли тёплыми губами.
Желание по лужам танцевать,
соединившись мокрыми телами...

А дома, обмотавшись в тёплый плед,
обнявшись, посидеть за мятным чаем.

Вы так гуляли? Я пока что нет.
Хотя всю жизнь свою о том мечтаю....

© Олег Алексеев

Я люблю дождь…

    Нет! Я не просто люблю – я обожаю дождь!!!...

    Он всегда начинается вовремя… Когда больше не хватает сил выдержать жизненный марафон. Когда все кажется ничтожным и ненужным, когда теряешь веру в себя и просто устаешь… Дождь даёт мне передышку. Возможность подумать, помечтать, вспомнить хорошее и плохое, настроить воздушных замков и придумать, как сделать их реальностью…

    Я сажусь у камина, закутываюсь в старый, но такой уютный плед, беру в одну руку чашку с горячим чаем, а в другую – сборник любимых японских сказок и… и чувствую себя абсолютно счастливой. Стает все равно, что происходит в огромном мире за окном, где прыгают по лужам мокрые прохожие и тихо ненавидят серый дождик. Еще вчера казалось, что жизнь рушится, а сегодня знаю: все будет хорошо и у меня хватит сил преодолеть любые невзгоды. Я обязательно справлюсь со всеми  проблемами и испытаниями, посланными свыше. Но потом. Когда засветит солнышко, все куда-то заспешат, и у меня просто не будет права бездействовать.

    А сейчас идет дождь… Время, когда в голову приходят гениальные, но абсолютно сумасшедшие мысли, когда принимаются самые важные в жизни решения. Время, когда я на минуту останавливаюсь и вспоминаю о своих мечтах, о вещах, которые действительно важны. В повседневной жизни мы постоянно куда-то несемся… И порой забываем о конечной и такой желанной остановке нашего маршрута. Главное – не останавливаться! Бежать, бежать, бежать… А куда?.. Вот об этом мне и даёт возможность подумать дождь. Я вспоминаю название конечной станции, корректирую маршрут и… бегу дальше. До следующей грозы. И когда на стекле появляются первые прозрачные капельки, я с облегчением забрасываю все свои дела подальше и иду искать старый плед.

    Ведь время дождя – это священное время…

Шел дождь.

Он снова был пьян.

Он шел по городу и лил. Люди прятались от него. А он спотыкался, разражаясь проклятьями. Эхо этих проклятий серебряными трещинами разрывало небеса.

Он шел. Он снова был пьян.

Он до костей промок, но остановится и не идти уже не мог. Он шатался, то и дело обнимая деревья и столбы… хватаясь за провода… он шел на красный свет. Он переходил дорогу в неположенных местах. Он взбирался на крыши, потом спускался по водосточным трубам и гнался за желто-красным трамваем… но тут же выдыхался. А через мгновение опять начинался и шел.

Он был пьян. И его красивое лицо было мокро от пьяных слез и другой воды… Черные волосы прилипли ко лбу, и крупные капли стекали с них по римскому носу и резко очерченным темным губам.

Он был пьян. Он уже давно не помнил себя трезвым. Он вообще давно не помнил себя…

Забрызганный грязью серый плащ, когда то был элегантным. Черные туфли из кожи тонкой выделки были бездушно и безжалостно уничтожены постоянным хождением в дрянную погоду… Туфель было жалко. Они же не виноваты в том, что их хозяин – неудачник: даже в самый безоблачный солнечный день, стоило ему выйти на улицу, как тут же начиналась эта гадость…

Потом ему захотелось солнца, захотелось тепла а их не было. Они исчезали, как только он появлялся. Он гнался за ними, он кричал, он просил, но они были глухи к его мольбам.… И он снова оставался один на мокрых улицах в мокром плаще, и что самое смешное – всегда без зонта!.. Это люди могли спрятаться от него под зонтами и козырьками домов, а он не мог спрятаться от себя. Ему некуда было деется. Он лил.

Так он и запил…

От безысходности.

 Вот и в этот день он не нашел никакой веской причины для того, что бы не набраться виски.… А что еще делать в такую погоду?!

Он беспрестанно прикладывался к серебряной фляге, с которой не расставался уже очень давно… Он делал маленькие глотки и, и почти не морщась, стараясь не смотреть на прохожих, продолжал пить. Он знал, что люди его ненавидят. Раньше это приводило в ярость: он набрасывался на прохожих, он заливал им за шиворот цистерны ледяных слез, он толкал их в лужи…. И в то же время он не хотел, что бы его ненавидели! Наоборот! Он мечтал быть любимым! И сам хотел любить….

Но и это прошло….

Осталась только фляга и вечный кашель…. Хронический бронхит беспрестанно терзал его душу хриплыми раскатами грома…. Он лечился виски. По крайней мере, успокаивал себя тем, что это он так лечится….

… Опять был отвратительный день, такой же, как все. Ничем, ничем не отличающийся от миллионов таких же дней! Он шел по городу, нигде не находя спасения от самого себя. Желто-серые дома ненавистно смотрели на него своими квадратными стеклянными глазами. Он отворачивался, но везде натыкался на эти злые холодные взгляды….

Нет, пожалуй это был особенный день. Сводня окна светились просто невыразимой ненавистью…. Он не знал, куда деть свои мутные пьяные глаза, которые когда то были полны такой глубокой серо-зеленой ясности….  

И вдруг увидел окно….

Не поверил, зажмурился, потер широкой ладонью мокрые глаза, открыл из и… снова не поверил. Одно окно, которое не смотрело на него с ненавистью, оно горело мягким теплым светом, оно не мигая, глядело с сочувствием, даже с сожалением….

Он подошел ближе, все еще думая, что сейчас мираж исчезнет, и мир опять станет таким, каким он его знал: холодно-стеклянным и квадратно-злым. Но видение не пропало.

Он заглянул в окно и увидел… Ее. Она сидела за столом, уронив голову на руки, и плакала. Он мгновенно протрезвел. Такого он еще не видел. Всю свою сырую, промозглую жизнь он прожил с сознанием того, что на слезы и жалость имеет право только он. А эти насмешливые вечно опаздывающие куда-то существа (за что им такое счастье?) могут видеть солнце или слушать радио на теплой кухне, не страдая от холода и кашля! Они достойны только зависти. Они не имеют права на слезы. Их слезы лживы и смешны. Они безмерно счастливы!

Но эта… эта так плакала, что он забыл о своем кашле, о грязном плаще, о промокших туфлях и о годах скитаний по слякоти и лужам….

Он постоял еще немного перед окном в странном оцепенении и наконец решился постучать….

Она услышала стук, подняла голову, и он увидел ее лицо. Бледное с ярко-синими заплаканными глазами. На высокий чистый лоб падали пряди светло-русых чуть вьющихся волос, бледно-розовые губы были искусаны в кровь, на ресницах осколками хрусталя дрожали не естественно большие слезы.

Она вскочила и бросилась к окну, ее тонкие немного детские руки дрожали, пытаясь отворить его. Наконец оно поддалось, и стеклянная преграда исчезла, впуская холодный ветер и дождь в ее маленькую комнату.

- Здравствуйте… - смущаясь сказал он пытаясь не дышать на нее. – Простите, я просто проходил мимо и увидел, что вы плачете…. Знаете… не стоит! Вы не поймете, но бывает вообще,… так… что даже плакать уже нет сил…

- Здравствуй,… заходи! – очень взволновано произнесла она.

 - Нет, я… я не могу к вам зайти… я бы с удовольствием… но мне нельзя никуда заходить….

- Почему?! – срывающимся голосом крикнула она, и это крик отразился в ее глазах невыразимым отчаянием. Он отшатнулся.

- Понимаете… я… - он пытался улыбаться, но выходила только кривая усмешка. – Я приношу несчастье…

- Если ты не хочешь войти – я сама выйду к тебе! – хрипло шепнула, да так, будто они знакомы тысячу лет.

- Что вы?.. – с тревожным недоумением говорил он – перестаньте! Вы промокните! И если я войду в ваш дом, будет то же самое…. Вы просто не знаете, кто я…. Мне пора идти….

- Идти?! Нет!!!

Она закричала так страшно, что он сам не понял, почему и каким образом вдруг перешагнул через окно и оказался в ее комнате. Он стоял на чистом паркете, глядя на свои грязные туфли и плащ, с которого ручьями стекала вода. Но она не обращала на это внимание.

- Господи! Ты же до нитки промок! Раздевайся быстрее! Я разведу огонь в камине! Он только сейчас обратил внимание, что в комнате был камин. По одному взгляду на него можно было понять, что огонь в нем не разводили уже много лет.

- Снимай плащ! А я сейчас чаю согрею… - быстро говорила она, возясь у камина.

- не надо чаю!.. не надо, - чуть слышно сказал он, доставая серебряную флягу.

Она остановилась, мгновение, не отрываясь, смотрела ему в глаза, подошла, забрала флягу и тихо сказала:

- бедный мой, бедный… Я согрею чаю, все будет хорошо!

- Да ничего не будет! – вдруг закричал он – посмотри на потолок! Посмотри!

Она обернулась и увидела, как с потолка по стенам бегут струи воды.

В комнате начинался дождь.

Он закашлялся, сначала тихим сухим кашлем, а потом громко, надрывно, да так, что из груди вырвались оглушительные раскаты, а в небе сверкнули два серебряных лезвия…

- Господи! Ты же совсем больной! Да снимай скорее этот плащ! – закричала она стаскивая с него одежду. – И туфли! Боже мой!...

У него закружилась голова и дрогнули колени. Она уложила его на диван у камина. Он смотрел на мокрый потолок, на быстрые ручьи воды, со всех сторон хлынувшие в комнату, и без связно шептал: - Не надо… нет,… ты погибнешь,… я тебя погублю,… я должен уйти… ты замерзнешь,… Кто ты? Кто?

И вдруг ощутил горячее прикосновение где то возле губ. Горячее… Он никогда до конца не мог понять этих слов: горячее, теплое… Он тихо застонал. Открыл глаза и увидел ее лицо, оно было совсем близко, он светилось, оно сверкало. Оно было – Солнце!

- Я тебя нашла… - сказало Солнце.

- Мы погибнем… - он поцеловал ее. – мы погибнем…

Ручьи бежали по стенам все быстрее. Он закрыл глаза и покрыл поцелуями ее лицо и шею.

Мы погибнем… - обреченно выдохнул он, уже не в силах ничего остановить…

Когда он проснулся, то понял, что умер и почему то попал в рай. Она лежала рядом, ее дыхание, казалось дыхание самого Бога! Спящее лицо светилось спокойным внутренним светом.

Он окинул взглядом комнату. Потолок и стены свидетельствовали о том, что в доме, когда то прохудилась крыша, но ее, видимо, уже давно починили.

В камине пылал огонь.

Он тихо поднялся и подошел к окну. За окном лил дождь, он вздохнул и поднял глаза к небу, в небе светило солнце, оно отражалось в каждой дождевой капле, в каждой луже и делало мир золотым.

Утренний город был пуст.

Но по мокрому тротуару с веселыми воплями бежали мальчик и девочка, они танцевали на булыжной мостовой чачу и хохотали до упаду…