Мемориальная доска на доме 18 по Моховой улице, где в квартире №6 до 1937 года жил и работал Сергей Колбасьев, была открыта в 2007 году.

В музыкальном фильме «Мы из джаза» эпизодически всплывает персона капитана Колбасьева. Большинство зрителей считают этот персонаж вымышленным. Хотя Сергей Ада­мович Колбасьев — фигура реальная. Человек, проживший жизнь не самую долгую, но бурную и трагичную. Он не был музыкантом, но невероятно много сделал для развития джаза в советской России.

Племянник изобретателя

На выбор жизненного пути юного Сережи Колбась­ева повлияли не «штатские» родители, а его родной дядя — блистательный морской инженер-офицер Евгений Колбасьев. Это он, будучи преподавателем Крон­штадтской водолазной школы, создал корабельный и подводный телефоны, разработал систему телефонной связи с водолазом и способ подводного освещения, изобрел конструкцию плавающей мины и даже особый тип подводной лодки.

Разумеется, такой родственник не мог не стать кумиром для подростка-гимназиста, и в 1914 году по протекции дяди Сергей поступил в Морской корпус. Хотя на тот момент по складу своему мальчик был в большей степени гуманитарием: уже что-то пописывал и сочинял, изучал иностранные языки.

Последняя страсть обернется глубоким знанием не только основных европейских — английского, французского, немецкого — языков, но и приличным владением еще пятью «экзотическими», включая шведский и фарси.

Посвящение от Гумилева

В марте 1918 года по случаю грянувшей революции Морской корпус был распущен, и Сергей Колбасьев выпустился досрочно.

В отличие от многих однокашников советскую власть он принял безоговорочно и стал моряком рабоче-крестьянского Красного флота. Поначалу проходил службу на линкоре «Петро­пав­ловск» на Балтике. А вскоре перевелся в Волжско-Кас­пийскую флотилию, ходил на эсминцах «Моско­витя­нин» и «Прыт­кий», после служил в Азовской флотилии, был командиром дивизиона канонерских лодок.

За время службы на флоте у Колбасьева случились две судьбоносные встречи: первая — на Волге, где Сергей познакомился с командующим Волжско-Кас­пий­­с­кой военной флотилией, будущим советским дипломатом Федором Раскольни­ковым.

Федор Раскольников

Вторая, летом 1921 года, — в Севасто­поле, где Колбасьев ненадолго сошелся с отдыхавшим там Николаем Гумиле­вым. В память об этой встрече в своем стихотворении «Мои читатели» Гумилев посвятит Колбасьеву несколько строк:

Лейтенант, водивший канонерки
Под огнем неприятельских
батарей,
Целую ночь над южным морем
Читал мне на память
свои стихи.

Оставаясь моряком, Колбасьев продолжал заниматься своими литературными опытами. И небезуспешно. По крайней мере, в 1922 году, по ходатайству наркома Луначар­­с­кого, моряка-романтика уволили в запас и делегировали с флота в издательство «Всемирная литература», где Колбасьев начал работать переводчиком. В том же году вышла его авторская поэма «Открытое море».

Язык до Кабула и Хельсинки доведет

Забавно, но одной из первых стран, открывших у себя советское посольство, был… Афганистан. И первым главой нашей афганской дипмиссии назначили упомянутого Федора Раскольникова. Похоже, именно он, припомнив былую волжскую встречу с образованным офицером, к тому же говорящим на фарси, «выписал» в Кабул литературного переводчика.

Так Колбасьев неожиданно стал сотрудником дипмиссии. Правда, в Афганистане пробыл совсем недолго. По одной из версий — из-за личного «мужского» конфликта с Раскольниковым (по слухам, тут не обошлось без подруги главы дипмиссии, любвеобильной «валькирии Революции» Ларисы Рейснер). Так или иначе, уже в 1923 году Колбасьев вернулся в Петроград, где снова оказался востребован в качестве носителя языка — на сей раз шведского. На следующие пять лет он стал сотрудником советского торгпредства в Хельсинки.

Там Колбасьев вновь окунулся в родную стихию. В свободное от работы время он ходил под парусом, писал стихи и прозу на морскую тематику, воодушевившись примером дяди-изобретателя, убитого бандой крымских татар в Инкермане еще в 1918‑м, принялся за радиодело и даже смастерил своего рода прообраз магнитофона — устройство для записи человеческого голоса.

В Хельсинки Колбасьев окончательно заболел джазом. С пылкостью меломана он скупал в местных магазинах пластинки и в 1928 году вернулся в родной город, будучи обладателем едва ли не самой крупной на тот момент в СССР частной коллекции джазовой музыки. Неудивительно, что в скором времени в квартире Колбасьева практически «прописался» перебравшийся в Ленинград Леонид Утесов со всем своим «теа-джазом».

Сюда же, на Моховую улицу, потянулись теоретики и практики новой музыки. Все те, кто был категорически не согласен с «авторитетным» мнением Горького, заклеймившего джаз как «музыку толстых». Так квартира капитана-меломана стала, по сути, первым советским неофициальным джаз-клубом. Колбасьев, когда удавалось, выступал на радио, читал лекции в ленинградских и московских домах культуры. Как мог, пропагандировал джаз.

Бронислав Брондуков (Лже-Колбасьев)

Виталий Бобров (настоящий Колбасьев)

Арест пропагандиста

В последние годы жизни Колбасьев полностью сосредоточился на литературной деятельности, ключевой темой его творчества оставался флот. Книги регулярно печатали, даже невзирая на то, что в период 1933–1934 годов его дважды арестовывали по подозрению в сотрудничестве с иностранными разведками. Оба раза Колбасьев был освобожден. Но «охота на ведьм» продолжалась, и в апреле 1937 года он был арестован снова и обвинен по статьям «измена Родине» и «контрреволюционная агитация». На допросах ему также ставили в вину пропаганду «чуждой буржуазной музыки». Следствие еще велось, когда в передовице журнала «Рабочий и театр» «бывший офицер Колбасьев» был назван в числе «подонков, оказавшихся агентами фашизма». Судя по такой вот поспешности, окончательный приговор капитану был предрешен.

Журнальное «пророчество» сбылось — 25 октября 1937 года постановлением Особой тройки УНКВД Ленобласти капитану Колбасьеву была определена высшая мера наказания. Сведения о дате и месте приведения приговора в исполнение противоречивы и до сих пор окончательно не установлены.

Одесситы считают ленинградца Колбасьева «своим парнем» на том основании, что он официально родился в Южной Пальмире в 1899 году, а сам род Колбасьевых имел глубокие одесские корни

Встреча в тюрьме

В романе Василия Аксенова «Московская сага» есть вымышленный эпизод, в котором литературный герой сталкивается в тюремной камере в «Лефортове» с реальным Колбасьевым. «…Никита еще и на воле слышал о Колбасьеве, питерском интеллигенте и коллекционере джаза. Такой человек, конечно, не мог быть не заметен чекистской шваброй, вот он и был заметен. С одной стороны, в ужас приходишь от того, как они очищают страну от всего человечески ценного, а с другой стороны, есть все-таки и повод для гордости, все-таки делишь свою судьбу с такого сорта людьми, а не с мразью».



Игорь Шушарин
https://history1.ru/