Федот Васильевич Сычков (1870 -1958)"Крестьянская девушка"

      ОДА, НЕ ЛЕНИВАЯ БЫЛА
     
      Кажется, я, красна девица,
      Не жалела могуты-силы,
      И ни в летней-то работушке,
      И ни в зимнем обряженьице!
      Я слуга была вам верная,
      Была верная вам ключница.

      Жизнь девушки, несмотря на предоставленную ей некоторую свободу, проходила в общем для всего деревенского сообщества ритме жизни. В первую очередь он определялся сменой времен года. Весной, с первых чисел марта, начинались земледельческие работы, которые завершались в октябре.

Ф.В. Сычков "Девушка в синем платке" , 1935

Осень и первозимье отводились для обработки собранного урожая. Зимой пряли, ткали, шили, заготавливали дрова, ремонтировали сельскохозяйственный инвентарь, играли свадьбы. Годовой круг забот и дел прерывался «праздными днями», предназначенными для отдыха. Жизнь крестьян подчинялась и недельному кругу: с понедельника по четверг проводились все основные работы, в пятницу обычно убирали дом, в субботу топили баню для мытья и стирки, воскресенье считалось праздничным днем. Суточный ритм также включал в себя работу и отдых.

          
      Будничный день начинался с восходом солнца и заканчивался с его закатом. Он состоял, как говорили крестьяне, из уповодов, то есть времени, занятого хозяйственными делами (работой в доме и на дворе, в поле, в лесу), и «праздного времени», посвященного молитве, приему пищи и сну (полудничанью – после обеда и сумерничанью – ночью). Летом работы было больше: «Летом и по осени поднимаются до свету, – писал очевидец из Тверской губернии. – Жать идут часов в шесть-семь, позавтракав и истопив печки, и жнут до позднего вечера, даже обедая на полосе. И редко кто отдохнет хоть с час за целый день, разве только тогда, когда совсем кто-нибудь выбьется из сил. По собственному признанию крестьян, у них не бывает отдыха с Петрова дня и до Успеньева: некогда, работают иногда по 18 часов в сутки с перерывами для еды и чая – часа два, а спят часа четыре-пять» (Русские крестьяне. Т. 1. С. 463–464). А ярославский краевед в 1897 году оставил такое описание крестьянских будней зимой: «Зимний рабочий день у крестьянина начинается часов с пяти-шести. В это время крестьяне встают и принимаются за ежедневные работы. Если крестьянин ездит в лес „по дрова" и если лес отстоит далеко от дома... то он тотчас, закусив всухомятку хлебу, отправляется в лес. Оставшиеся дома задают скотине корм и пойло, в то же время топится печка. Часам к десяти печка бывает истоплена, и следует завтрак, после которого бабы принимаются за свои бабьи работы – шить, пряжу, тканье и т. д. Оставшиеся дома мужики или делают что-нибудь по дому, или же если занимаются каким-нибудь домашним кустарным промыслом, то принимаются за эту работу. Часам к двенадцати приезжают уехавшие члены семьи, и вся семья принимается за обед. В зимнее время смеркается скоро, и вся семья вскоре же после обеда принимается за чай, после которого следует обряжение скотины и затем отдых – „сумерничанье". После того сумерничанья зажигается огонь, и семья сидит за ручными работами часов до восьми-девяти, после чего часть семьи ложится спать, а другая сидит за работой, например бабы за пряжей, часов до одиннадцати-двенадцати» (Там же. Т. 2. С. 402-403).
      Вся работа, которую полагалось выполнять девушкам, воспринималась ими как органическая часть их жизни и не казалась им тяжкой обязанностью, навязанной родителями или наказанием, посланным Богом. Любая девушка умела делать все, что полагалось выполнять женщине в крестьянском хозяйстве: жать, заготавливать сено, ухаживать за скотом, выращивать и обрабатывать лен и коноплю, прясть, ткать, шить, вышивать, вязать, топить печь готовить еду, стирать, убирать избу и, естественно, нянчить детей. В семье дочка всегда считалась помощницей матери. Однако каждая мать, особенно в семьях, где было много здоровых и сильных невесток, старалась не «впрягать в крестьянскую лямку» дочь, то есть не обременять ее особенно тяжелой работой: «Еще успеет, наработается, а теперь пусть покрасуется да понежится у батюшки с матушкой».
     

Ф.В. Сычков "Жница " ,1931 

   В летнее время девушки были заняты на сенокосе и жатве, на выращивании и уборке льна, то есть на тех работах, выполнение которых требовало силы, быстроты и большого количества рабочих рук. В осенне-зимнее время девушки пряли, ткали, вышивали, вязали, то есть готовили себе приданое. Любая работа, за которую брались девушки, обычно превращалась в своего рода игру: девушки пели, шутили, кокетничали перед парнями, соревновались друг с другом, демонстрируя свои умения и трудолюбие.
     
      Люблю я в полюшко ходить,
      Люблю я сено шевелить.
      Как бы с милым повидаться,
      Три часа поговорить. 

На сенокосе. Фото. Начало XX в.	Б. М. Кустодиев. Сенокос. 1917. Фрагмент
А. И. Морозов. Отдых на сенокосе. Ок. I860	Женщины в покосных рубахах на уборке сена. Фото. Начало XX в.
Группа молодых женщин и девушек с граблями. Фото. 1915. Ярославская губ.	Сушка сена на кольях. Фото. 1920-е. Ленинградская обл.

     
      Сенокос начинался в самом конце июня: «Июнь с косой по лесам пошел», со дня Самсона Сеногноя (27 июня /10 июля), с Петрова дня (29 июня /12 июля) или с летнего дня Кузьмы и Демьяна (1/14 июля). Основная работа приходилась на июль-«сенозорник».
      Сено заготавливалось на заливных лугах, располагавшихся в долинах рек, и на небольших, отвоеванных у леса участках земли. Сенокосные угодья могли находиться как вблизи деревни, так и на некотором расстоянии от нее. На дальние луга крестьяне выезжали всей семьей: «Всякий, кто дорос, спеши на сенокос». Дома оставались только старики и старухи для присмотра за малышами и ухода за скотом. Вот как, например, отправлялись на сенокос крестьяне деревень Ямны, Васса, Сосна Мещовского уезда Калужской губернии в конце 1890-х годов: «Настало время косовицы... Ямненцы, вассовцы, сосенцы едут на семи-восьми лошадях с сундуками (с съестным), с косами, граблями, вилами. На каждой почти телеге три-четыре человека, конечно, с ребятишками. Некоторые везут бочонок квасу, кувшины с молоком. Едут разряженные: мужчины в ситцевых рубахах всех цветов и самой дикой фантазии; молодежь в пиджаках, сверх того жилетах... Женщины представляют из своих сарафанов с оборками и казачков-кофточек в талию такой цветник, что в глазах рябит. А платки! Но о платках лучше умолчать: их разнообразию и яркости нет числа. И в дополнение фартуки, то есть передники. Теперь здесь встречаются и матроски, так что встретитесь с хорошенькой крестьяночкой, и вполне можете подумать, что это городская барышня, или, чего доброго, помещица. Подростки и дети тоже стараются нарядиться во все лучшее. Едут и поют во всю мочь песни» [Русские крестьяне. Т. 3. С. 482).
      Сенокосную пору девушки ждали с большим нетерпением. Яркое солнце, близость воды, душистые травы – все это создавало атмосферу радости, счастья, свободы от повседневности, а отсутствие строгого глаза стариков и старух – деревенских стражей нравственности – позволяло вести себя несколько более раскованно, чем в обычное время.
      Жители каждой деревни, приехав на место, устраивали стоянку – станок: ставили шалаши, в которых спали, приготавливали дрова для костра, на котором готовили пищу. Таких станков вдоль по берегам реки было много – до семи-восьми на двух квадратных километрах. Каждый станок обычно принадлежал жителям одной деревни, которые работали на лугу все вместе. Скошенную и высушенную траву станок делил по количеству мужчин в семье.
      Вставали рано утром, еще до восхода солнца, и, не позавтракав, отправлялись на косьбу, чтобы не пропустить время, пока луг покрыт росой, так как влажную траву легче косить. Когда солнце поднималось над горизонтом выше и росу начинало «обтягивать», семьи садились завтракать. В скоромный день ели мясо, хлеб, молоко, яйца, в постные дни (среду и пятницу) – квас, хлеб и лук. После завтрака, если роса была сильная, продолжали косить, а затем раскладывали траву ровными тонкими рядами на лугу, чтобы она просохла. Потом обедали и отдыхали. За это время трава немного обвядала, и ее начинали ворошить граблями, чтобы она лучше сохла. Вечером высушенное сено складывали в копны. В общей работе семьи каждый знал свое дело. Парни и молодые мужчины косили траву. Женщины и девушки раскладывали ее рядами, ворошили и собирали в копны. Метание стогов было работой парней и девушек. Парни подавали сено на деревянных вилах, а девушки раскладывали его по стогу, уминали ногами, чтобы оно плотнее ложилось. Вечер для старшего поколения заканчивался отбиванием кос молотками на маленьких наковальнях. Этот звон разносился по всем лугам, означая, что работа закончилась.
      «Сбил сенозорник у мужика мужицкую спесь, что некогда и на печь лечь», – говорит пословица о занятости людей на косовище с утра до вечера. Однако для парней и девушек сенокос был временем, когда они могли продемонстрировать друг другу умение хорошо работать и веселиться. Недаром на Северной Двине общение молодежи в пору сенокоса называлось красованием.
      Веселье царило в обеденное время, когда старшие отдыхали в шалашах, а молодежь шла купаться. Совместные купания парней и девушек не одобрялись общественным мнением, поэтому девушки отправлялись подальше от станка, стараясь, чтобы парни их не выследили. Парни все-таки их находили, прятали одежду, вызывая негодование девушек. Возвращались обычно вместе. Девушки пели своим ухажерам, например, такую песню:
 
      Дождь пойдет, сенцо подмочит,
      Будет тятенька ругать –
      Помоги-ка мне, хороший,
      Мой зародец дометать.
      Частый дождик поливает,
      Меня милый вспоминает:
      – Мочит милушку мою
      На сенокосе, бедную.
     
      Главное веселье наступало вечером, после захода солнца. Молодежь стягивалась к одному из станков, где было много «славниц». Играла гармошка, начинались пляски, песни, хороводы, гулянья парами. Радость гуляний, продолжавшихся почти до самого утра, хорошо передает песня:
 
      Петровская ночка,
      Ночка невеличка,
      А рельё, ладо,
      Невеличка!
      А я, молодая,
      Не выспалася,
      А рельё, ладо,
      Не выспалася!
      Не выспалася,
      Не нагулялася!
      А рельё, ладо,
      Не нагулялася!
      Я с милым дружком
      Не настоялася!
      А рельё, ладо,
      Не настоялася!
      Не настоялась,
      Не наговорилась,
      А рельё, ладо,
      Не наговорилась!
 
      Под конец гулянья исполнялась «разборная» песенка девушек:
 
      Пойдемте, девушки, домой,
      Зорька занимается!
      Зорька занимается,
      Мамаша заругается!

 
      Сенокос оставался «приятнейшей из сельских работ» даже в том случае, если он проходил поблизости от деревни и поэтому каждый вечер нужно было возвращаться домой. Очевидцы писали: «Время года, теплые ночи, купанье после утомительного зноя, благоуханный воздух лугов – все вместе имеет что-то обаятельное, отрадно действующее на душу. Бабы и девки имеют обычай для работы в лугах надевать на себя не только чистое белье, но даже одеваться по-праздничному. Для девок луг есть гульбище, на котором они, дружно работая граблями и сопровождая работу общей песней, рисуются перед женихами»
      Сенокос кончался к празднику Казанской иконы Божьей Матери (8/21 июля) или к Ильину дню (20 июля / 2 августа): «Илья Пророк – косьбе срок». Считалось, что «после Ильи» сено будет уже не так хорошо: «До Ильина дня в сене пуд меду, после Ильина дня – пуд навозу».

Уж вы жнеи, вы жнеи
      Мои молодые!
      Жнеи молодые,
      Серпы золотые!
      Уж вы жните, жните,
      Жните не ленитесь!
      А обжавши нивку,
      Пейте, веселитесь.
 
      Вслед за сенокосом наступала жатва «хлебов» – так называли все зерновые культуры. В разных регионах хлеба созревали в разное время в зависимости от климатических условий. В южной части России жатву начинали уже в середине июля – с праздника Казанской иконы Божьей Матери, в средней полосе – с Ильина дня или со дня свв. Бориса и Глеба (24 июля / б августа), а на севере – ближе к середине августа. Первой поспевала озимая рожь, за ней яровые хлеба, овес, а потом гречиха.
 
      Жала, жала я овес,
      Перешла на гречу.
      Если милого увижу –
      Я к нему навстречу.
 
      Уборка урожая считалась делом девушек и замужних женщин. Однако главными жнеями были девушки. Сильные, крепкие, ловкие, они легко справлялись с довольно трудной работой.
     
      

П. Вдовичев, Жатва. 1830-е	Рожь поспевает. Фото С. А. Лобовикова. 1926-1927
Жница. Фото С. А. Лобовикова. 1914-1916	А. Г. Венецианов. На жатве. Лето. До 1827

      Жатву полагалось начинать всем в один день. Перед этим женщины выбирали из своей среды зажинальщицу, которая совершит символический зажин поля. Чаще всего это была женщина средних лет, хорошая жница, с «легкой рукой». Рано утром, тайком от всех, она бежала на поле, сжинала три небольших снопа, приговаривая, например, так:
 
      Кыш, полышко, на конец,
      Как татарский жеребец!
      Бежи и ржи, уминай и рви
      И у поля конец ищи!
      Выбежи, выбежи,
      Нам волюшку дай!
      Мы пришли с вострыми серпами,
      С белыми руками,
      С мягкими хребтами!
 
      После этого зажинальщица укладывала снопы крест-накрест на краю поля, а рядом оставляла кусочек хлеба с солью для Матери-Земли и иконку Спасителя для предохранения урожая от нечистой силы.
      На жатву выходила вся женская половина семьи во главе с хозяйкой. Девушки и женщины надевали особую жатвенную одежду – подпоясанные белые холщовые рубахи, украшенные по подолу и на рукавах красным тканым или вышитым узором. В некоторых селах верхнюю часть рубахи шили из яркого ситца, а нижнюю – из холста, который прикрывали красивым фартуком. Головы повязывали ситцевыми платками. Жатвенная одежда была очень нарядной, соответствующей столь важному дню, когда Мать-Земля родит урожай. При этом одежда была еще и удобной для работы, свободной, в ней было не жарко под летним солнцем.
      Первый день жатвы начинался с общей молитвы семьи на своей полосе. Жницы работали на поле в определенном порядке. Впереди всех шла хозяйка дома, приговаривая: «Благослови, Боже, ниву зажать! Дай, Господи, спорыньи и легкости, доброго здоровья!» (Народная традиционная культура Псковской области. С. 65). По правую руку от нее шла старшая дочь, за ней по старшинству – остальные дочери, а за ними снохи. Первый сноп полагалось сжать старшей в семье дочери, чтобы она осенью вышла замуж: «Первый снопик жать – жениха наживать». Верили, что первая пясточка срезанных стеблей ржи и первый собранный из них сноп обладают «спором», «споркостью» – особой жизнедающей силой, так необходимой будущей хозяйке и матери.
      На поле жнеи отправлялись после того, как солнце осушит росу. Хлеб, покрытый росой, жать было нельзя, чтобы зерно и солома не сгнили до обмолота. Девушки вместе шли на поле, пели песни, которые получили название жатвенных. Главной темой песен была несчастная любовь:
 
      Рано-рано наше подворьице зарастает.
      Заросло-зацвело наше подворьице травою-муравою.
      То не травушка в поле, не муравушка, розовы цветочки.
      Там цвели в поле цветочки, цвели, да повяли.
      Любил парень красну девицу, да покинул.
      Покинувши девчонку, над ней насмеялся.
      Ты не смейся, парень, над девчонкой, ты еще сам холост.
      Холост-неженатый, нету жены взятой.
 
      Во время работы девушкам петь не полагалось – это была прерогатива только замужних женщин. Замужние женщины обращались в песнях к Богу, ниве, солнцу, полевым духам с просьбой о помощи:
 
      Да унеси, Боже, тучу грозовую,
      Да спаси, Боже, ниву трудовую.
 
      Крестьянские поля (полосы) располагались рядом. Жницы могли видеть, как работают соседки, перекликаться друг с другом, подбадривать уставших, укорять ленивых. Песни перемежались так называемым гуканьем, то есть криками, возгласами «У-у!», «Эй!», оханьем-уханьем. Гуканье было столь сильным, что его можно было услышать в отдаленных от полей деревнях. Весь этот многоголосный шум красиво назвали «пением жнивы».
      Чтобы к вечеру была выполнена определенная часть работы, отстающих подгоняли: «Подтягай! Подтягай! Тяни! Тяни козу-то свою!» Каждая девушка старалась нажать побольше снопов, опередить своих подруг, а не попасть в отстающие. Над ленивыми смеялись, кричали: «Девка! Кила тебе!» – а ночью на полосу нерадивым девушкам «ставили килу»: втыкали в землю палку с привязанным к ней пуком соломы или старым лаптем. По качеству и быстроте работы определяли, «работлива» ли девушка, будет ли она хорошей хозяйкой дома. Если жница оставляла за собой несжатую бороздку, то говорили, что у нее «мужик будет нутрец»; если снопы получались большие, то и мужик будет большой, если ровные и красивые, то богатый и трудолюбивый. Чтобы работа спорилась, девушки приговаривали: «Полоска в край, как белый зай, кыш, погоняй, кыш, погоняй!», а чтобы не уставать, перепоясывались жгутиком из стеблей со словами: «Как матушка рожь стала год, да не устала, так и моя спинушка жать бы не устала» .
      Работа заканчивалась, когда солнце склонялось к закату и жнива покрывалась росой. Оставаться на поле после захода не разрешалось: по поверью, это могло помешать умершим предкам «гулять по полям и радоваться урожаю». Перед уходом с недожатой полосы полагалось для предохранения ее от порчи положить крест-накрест две горсточки стеблей. Серпы, спрятав, обычно оставляли в поле, а не несли их в дом, чтобы не накликать дождь.
      После трудового дня девушки опять собирались в стайку и все вместе отправлялись отдыхать, распевая про несчастную любовь:
 
      Песни пела, грудь болела,
      Сердце надрывалося.
      По лицу катились слезы –
      С милым расставалася.
 
      Услышав громкое пение, появлялись парни, которые заигрывали с девушками в расчете на их благосклонность. Шутки парней порой бывали довольно грубоватыми. Например, парни пугали девушек, неожиданно нападая на них из-за кустов, или ставили «кляпцы»: перевязывали верхушки трав, росших по обе стороны дорожки, по которой шли девушки. В темную пору девушки могли не заметить ловушки, падали, вызывая радостный смех парней.
      Дальше шли вместе, а девушки «припевали» парням невест:
 
      У нас Марьюшка садом шла,
      У нас Васильевна зеленым.
      Заглядел ее Иван-молодец:
      «Вот идет моя ценная, красотою неоценная.
      Всю деревеньку насквозь прошел,
      Краше-лучше я Марии не нашел.
      Ты, Марьюшка, душечка,
      Обойми меня радостно,
      Поцелуй меня, пожалуйста, в уста».
      

Серпы разной формы. XIX в.	Жатва. Фото. 1910-е. Владимирская губ.
Обед на жниве. Доставка на поле воды для питья. Фото. Начало XX в.	Основные посевные культуры, распространенные в России:       1 – овес; 2 – ячмень; 3 – пшеница; 4 – рожь; 5 – гречиха
А. М. Максимов. Девушка со снопом. 1844	Последний сноп. Фото. Начало XX в.

      Жатву старались завершить все в один день. Если кто-либо не справлялся вовремя, ему на помощь спешили соседи. Это было вызвано естественным желанием помочь соседу, а также тем, что несжатые полосы мешали вывозу снопов с полей на гумно и выпасу скота, который выпускали на пожню.
      Окончание тяжелой страдной работы отмечалось очень празднично. Девушки и женщины исполняли дожинальные песни, в которых славили ниву и Бога:
 
      А слава Богу
      До нового году,
      Слава Богу,
      Ниву пожали,
      Страду пострадали!
      Слава Богу
      До нового году!
 
      В последний день жатвы проводилось множество обрядов. Их суть заключалась в том, чтобы поблагодарить поле за урожай, попросить его плодоносить на будущий год и взять от поля здоровье себе и своим близким. В одних селах девушки и женщины становились в круг, брали серпы, поднимали их вверх и просили: «Уроди, Господи! на будущий год, чтоб рожь была стеной». В других благодарили за работу серп, навивая на него стебельки ржи: «Спасибо, серяпок, что меня ты поберег, теперь я тебя поберегу, пшеницей накормлю».
      Почти по всей России был распространен обычай «завивать бороду», то есть специально оставленные на поле несжатыми колосья завязывали лентами или заплетали в косичку, а под ними на землю клали кусок хлеба с солью. «Бороду» завязывала хозяйка дома в присутствии всех жниц семьи. Девушкам разрешалось перед началом обряда сжать несколько пясточек, оставленных Илье на бороду колосьев. Если девушка сжинала парное количество колосьев – это означало, что на Покров к ней приедут сваты, если нечетное – придется ждать сватов до зимнего мясоеда. После этого девушки уходили веселиться своей стайкой, а бабы, взявшись за руки, начинали приплясывать вокруг бороды, произнося заклинание:
 
      Уж мы вьем, вьем бороду
      У Гаврилы на поле,
      Завиваем бороду
      У Васильевича да на широком,
      У Васильевича да на широком.
      На нивы великой,
      На полосы широкой,
      Да на горы на высокой,
      На земле чернопахотной,
      На землице на пахотной.
 
      После уборки всех хлебов в деревне устраивалась коллективная трапеза с пивом, вареным мясом, «отжиночными» пирогами, яичницей. Девушки и парни, посидев вместе со всеми, отправлялись на гулянье и веселились до самого утра.

http://www.booksite.ru/fulltext/girls/rus/san/2.htm