«Каждый обитатель нашего дома, в котором жила и я, знал, насколько был уродлив наш местный кот. Уродливый любил три вещи в этом мире: борьба за выживание, поедание "чего подвернётся" и, скажем так, любовь. Комбинация этих вещей плюс бездомное проживание на нашем дворе, оставила на теле Уродливого неизгладимые следы. Уродливый кот имел только один глаз. С той же самой стороны отсутствовало и ухо, а левая нога была когда-то сломана и срослась под каким-то невероятным углом, благодаря чему создавалось впечатление, что кот всё время собирается повернуть за угол. Его хвост давно отсутствовал. Остался только маленький огрызок, который постоянно дёргался. И, если бы не множество шрамов, покрывающих голову и даже плечи Уродливого, его можно было бы назвать тёмно-серым полосатым котом. У любого, хоть раз посмотревшего на него, возникала одна и та же реакция: "До чего же Уродливый кот!". Всем детям было категорически запрещено касаться его. Взрослые бросали в него бутылки и камни, чтобы отогнать подальше и поливали из шланга, когда он пытался войти в дом, или защемляли его лапу дверью, чтобы он не мог выйти. Удивительно, но Уродливый всегда проявлял одну и ту же реакцию. Если его поливали из шланга - он покорно мок, пока мучителю не надоедала эта забава. Если в него бросали что-то - он тёрся о ноги, как бы прося прощения. Если он видел детей, он стремглав бежал к ним и тёрся головой о руки и громко мурлыкал, выпрашивая ласку. Если кто-нибудь всё-таки брал его на руки, он тут же начинал сосать уголок блузки, пуговицу или что-нибудь другое, до чего мог дотянуться. Но, однажды на Уродливого напали соседские собаки. Из своего окна я услышала лай псов, его крики о помощи и команды «фас!» хозяев собак, и тут же бросилась на помощь. Когда я добежала до него, Уродливый Кот был ужасно искусан, весь в крови и почти что мёртв. Он лежал, свернувшись в клубок, дрожа от страха и боли. Его спина, ноги, задняя часть тела совершенно потеряли свою первоначальную форму. Его грустная жизнь подходила к концу. След от слезы пересекала его лоб. Пока я несла его домой, он хрипел и задыхался. Я бегом несла его домой и больше всего боялась повредить ему ещё больше. А он тем временем пытался сосать моё ухо. Я остановилась и, задыхаясь от слёз, прижала его к себе. Кот коснулся головой ладони моей руки, его золотой глаз повернулся в мою сторону, и я услышала... мурлыканье! Даже испытывая такую страшную боль, кот просил об одном - о капельке любви! Возможно, о капельке сострадания... И в тот момент я думала, что имею дело с самым любящим существом из всех, кого я встречала в моей жизни. Самым любящим и самым-самым красивым. Он только смотрел на меня, уверенный, что я сумею смягчить его боль. Уродливый умер на моих руках прежде, чем я успела добраться до дома, и я долго сидела у своего подъезда, держа его на коленях. Впоследствии я много размышляла о том, как один несчастный калека смог изменить мои представления о том, что такое истинная чистота духа, верная и беспредельная любовь. Так оно и было на самом деле. Уродливый сообщил мне о сострадании больше, чем тысяча книг, лекций или разговоров. И я всегда буду ему благодарна. У него было искалечено тело, а у меня была поцарапана душа. Настало и для меня время учиться любить верно, и глубоко. Отдавать любовь ближнему своему без остатка. Большинство из нас хочет быть богаче, успешнее, быть сильными и красивыми. А я буду всегда стремиться к одному - любить, как Уродливый кот... "

..Жена открывает дверь. Муж на пороге виновато улыбается.
- Прости. Работы много.
Целует в щеку.
- Я тебе подарочек принес. Не злись, а?
Сверток в голубой оберточной бумаге плавно ложится в женскую ладонь. Еще один целомудреный поцелуй, закрепляющий.
- Спасибо,- устало произносит она.
- Ужинать будешь?
- Нет. Я сыт, спасибо. На работе поел. У детей как дела? Хотя знаешь, я отдохну,а ты все расскажешь.
Через десять минут с бутылкой пива, газетой, перед телевизором, он думает о том...

Жена молча запихивает рубашку в стиральную машину. От рубашки ясно прослушивается аромат "1881". На воротничке след розовой помады, потертый. Она устало опускается на стул завидуя той, которой он дарил сегодня любовь и нежность. Той, которую страстно целовал и желал. Той, которая всегда хороша для него. Той, о которой он думает днями и ночами.
А дома? Проблемы, дети.
- Милый,- тихо произносит она. Завтра собрание в школе. Я не успеваю. Не мог бы ты...
- Что ты, дорогая! На работе аврал! Но я готов выходные провести с детьми. А ты пока можешь доделать все, что откладывала.
Супруга вздыхает. Понимая, что какой бы то ни было всплеск и выяснение, даст обратный эффект. Молча проглатывает слезы, решительно закрывает дверцу стиральной машинки и нажимает кнопку "Пуск".
Она может позвонить подруге, но лишь услышит в ответ какая она дура, что все это терпит.
Она может позвонить маме, но знает что услышет лишь: "Разводись! Немедленно!"
Она молча прикуривает из мужниной пачки, наливает красное вино и включает телевизор. Сегодня Дон Хуан снова добивается любви Карамелитты! Господи! Как ей надоел этот Дон со своей любовью, но подпитываясь слезами и счастьем героев, она забывает об этой чертовой рубашке, о "1881", и ей уже все равно, что муж спит "без задних ног". В выходные она сходит к парикмахеру, купит на утаенные от мужа деньги новую кофту и поговорит с соседками о том, что...

А на другом конце города, в одинокой квартире, Она плачет, сидя у телефона. Надеясь, что он позвонит ей. Надеясь, что это свидание навеки осталось в его сердце. На столе перед ней лежит сверток, в голубой подарочной бумаге. Он подарил ей уходя, и целомудренный поцелуй - закрепляющий.
Она завидует той, к которой он вернулся сегодня вечером, с которой он проведет всю ночь, к которой он возвращается каждый день, с которой он проводит выходные.
Той, которую любит, потому что она мать его детей, потому что там где она, его дом... А ее дом пуст. Она вытирает слезы платком. Можно было бы позвонить подруге, но та скажет, что он вечно будет дурить её голову и никогда не оставит свою жену. Можно позвонить маме, но она будет кричать, потому что она тратит свою жизнь на женатого мужика... Она включает телевизор, наливает в рюмку коньяк, закуривает из забытой им пачки... Сегодня опять Дон Хуан обхаживает свою Карамелитту. Боже! Как они надоели со своей "тягомотиной". Но через десять минут она забывает о том, что в спальне подушки все еще хранят его запах, что надо бы купить новый флакон "1881". В выходные она купит духи, поедет к подруге, и они будут говорить о том...

Друзья! Заранее прошу прощенья, Быть может и не время это вспоминать, А я вот вспомнил, вспомнил все мгновенно: Деревню нашу, дом, отца и мать. Отец и мать мне часто говорили: ’’Сыночек, милый, к Богу обратись!’’ И ежедневно обо мне молились, Но я любил совсем другую жизнь. Вино, друзья и сотни развлечений Мне ослепили сердце и глаза. И, ослепленный, с диким наслажденьем Смотрел я в рюмку, а не в небеса. Молитвы для меня страшнее яда были, О боге я и слышать не хотел. Летели дни… жил в грязи и в пыли… И думал я, что это мой удел. Мне не забыть, наверное, навеки Тот страшный день – отец мой умирал… Из материнских глаз слез вытекали реки, А я стоял хмельной и, хохотал: ’’Ну, где же Бог твой? Что ж ОН не спасает? Он Исцелитель, что ж ты не встаешь?! Без Бога люди тоже умирают, И ты, отец, как все, в земле сгниешь’’. Он улыбнулся и сказал сердечно: ’’Я жив еще, а ты, сынок, мертвец, Но знай, что мертвым ты не будешь вечно, И вскоре воскресит тебя Творец’’. Отца похоронили…Мать молилась, Втройне молилась о душе моей. Потоки слез, что за меня пролились, Я буду помнить до скончанья дней. Ну, а тогда я думал по – другому… Была противней мать мне с каждым днем. И вот однажды я ушел из дома, Глубокой ночью, словно вор, тайком. Теперь кричал я: «Вот она свобода! Теперь я волен в мыслях и делах». Не знал тогда я то, что жизнь – болото: Ступил на кочку и увяз в грехах. И жизнь меня как щепку закрутила В водовороте суеты и зла. Вначале хорошо кружиться было, Но вскоре заболела голова. И вскоре стал ужасной, страшной мукой Мне каждый круг и каждый оборот. Я волю напрягал, ум и до боли руки, Но жизнь – водоворот, водоворот… «Друзья»! О, Лживое, обманчивое слово, Водоворота самый первый круг. О, если б жизнь могла начаться снова, Со мною б был Единственный и самый лучший Друг! Круг развлечений, в золото одетый, Меня своим сияньем ослепил. Я был слепцом, не видел рядом света, И в страшном мраке по теченью плыл. Вино – источник зла и тысячи лишений… «Приятный круг» – о сколько он сгубил! Но есть источник жизни и спасенья, Не пил я из него, я из бутылки пил. Но кто же мог спасти меня от смерти, От тех кругов, влекущих так на дно? Не человек, не человек, поверти! Ответьте, кто же? Ну, ответьте, кто?! Метался я, не находя ответа. И вот однажды летом в сильный дождь. На улице я друга детства встретил. Увидев земляка, почувствовал я дрожь. Предстал передо мною милый образ: Глаза печальные и мокрые всегда. Забилось сердце, задрожал мой голос, А вырвались бездушные слова: «Ну, как там мать, меня хоть вспоминает? Наверное, давно уж прокляла? Хотел заехать все, да время не хватает, Сам понимаешь, то работа, то дела». «Дела, работа… Помолчал бы лучше! Твои дела не трудно угадать! Я расскажу, но только сердцем слушай Про то, как ’’позабыла’’ тебя мать. Когда сбежал ты, мать твоя от горя Вся поседела, ведь тобой жила! И каждый день, в любую непогоду, Шла на распутье и тебя ждала. И, простирая руки свои к Богу, Молясь во имя пролитой Крови, Она стояла, влитая в дорогу, Столпом надежды, веры и любви. Ну, а когда стоять была не в силах, Когда в постель она слегла, Кровать к окну подвинуть попросила, Смотрела на дорогу и ждала…» Его слова смертельным порывом С души сорвали равнодушье враз. Я задрожал и прошептал пугливо: «Скажи, что с ней? Она жива сейчас?» «Сейчас не знаю, уезжал – дышала… В ее бреду услышал я слова: «Сыночек, милый, ты пришел? Я знала!…» А ты, работа, говоришь, дела». Я побежал, подстегнутый, как плетью, Одним желаньем жгучим, как огнем, Увидеть мать, не опоздать, успеть бы Упасть пред ней, раскаяться, во всем. Вокзал и поезд… И одно лишь слово В висках стучало молота сильней. Хотел не думать, но напрасно. Снова Я слышал лишь одно, «Скорей, скорей!» Вот поезд встал. Я вышел. От волненья Меня трясло, и что-то жгло в груди. Я в ночь шагнул дрожащей, страшной тенью От пламеня, горящего в груди. …Знакомая дорога и деревья, И только незнакомый сердца стук… Вот кладбище, за кладбищем – деревня. Могилы… И отца я вспомнил вдруг. И ноги как-то сами повернули… И в тишине, зашелестев листвой, Меня к его могиле потянули Заросшей и заброшенной тропой. Я шел, до боли напрягая зренье: Знакомая березка – значит здесь… Впервые в жизни встал я на колени, Обжег щеку холодный, мокрый крест: «Отец, прости безумную ошибку! Ты прав! Ты жив, я слышу шепот. Стоишь ты предо мной, твоя улыбка… А я – зловонный, сгнивший, мерзкий труп. Но я заботой и любовью к маме Сотру все прошлое, клянусь тебе! А ты, мой папа, будешь в сердце с нами… А если?… Если мать уже в земле?!» И сердце снова бешено забилось. Я огляделся… Тьма, ни зги кругом, И вдруг – Луна… Окрестность осветилась, И я увидел рядом свежий холм. Да, лишь луна и звезды только знают, Как я со стоном на могилу пал, И мамин холмик обнимал, рыдая, И землю по-сыновьи целовал: «Ты слышишь, мамочка? Прости, родная! Не надо, не молчи, открой уста! Давай молиться вместе, дорогая, Встань, мама, слышишь, умоляю, встань!» Но холм молчал, дыша могильным тленьем. Кругом – ни звука, словно мир уснул. И вдруг я понял. Кто мне даст прощенье, И с воплем к небу руки протянул! И эта ночь последней стала ночью В моей безбожной жизненной ночи, Она открыла мне слепые очи, И я увидел НОВЫЙ – Божий мир. Когда я вижу пред собой картину: Заплаканную, сгорбленную мать, А рядом – гордого, напыщенного сына, От всей души мне хочется сказать: ! Вы, матери, имеющие сына, Прострите ваши руки к небесам И верьте, что молитвы ваши в силах Творить и после смерти чудеса!… Вы, сыновья, забывшие о Боге, Взгляните на молящуюся мать. И встаньте рядом, чтоб в своей дороге, Вам эти слезы не пришлось пожать!»