I
Судя по всему, сторож так сильно скрывал заинтересованность моей персоной, что удосужился узнать лишь мое имя, когда я входил.
Я гордо сказал:
«М. Дмитрий».
Он лишь промычал что – то нечленораздельное в ответ и начал скрести ручкой по засаленной бумаге. Этого пустого взгляда, выражающего безразличие, было достаточно для того, чтобы понять: пора предоставить его самому себе.
Тяжелая массивная дверь грустно скрипнула и закрылась за мной, оставляя мне лишь полумрак темных помещений. Моим глазам предстал вход в библиотеку. Подойдя к нему, я едва не принял ее за контрольную точку схода готов: лишь в одно окно поодаль несмело проникали солнечные лучи, остальные же были занавешены длинными шторами цвета засохшей крови. Я позволил себе переступить порожек и вдохнуть запах старых засаленных страниц, витающий в воздухе. Хранитель библиотеки сидел за стойкой с закрытыми глазами, подпершись о руку. Его обитель была практически пуста, и лишь изредка за дальними стеллажами с книгами раздавался шепот, кажется, маленьких человечков.
От этой мысли мне стало не по себе. Перед глазами стояли сюрреалистичные картинки, в которых маленькие тельца залазят в мои уши, рот, набивают все мое тело, не оставляя ни шанса на спасение. Страх сковал сознание, а все, чего я хотел – это покинуть это место. Нельзя было быть столь неосмотрительным: мой коричневый ботинок задел треклятый порог, и я потерял равновесие. Двигатель перестал справляться с моим весом и такому невезучему малому, как я, пришлось с грохотом плюхнуться на пятую точку.
Звук был столь сильным, что его хватило бы даже на то, чтобы разбудить роту солдат.
В это время где – то на втором этаже, отдаваясь страсти тонких девичьих рук, рвало глотку пианино. А здесь, в самом низу, среди пыли, которая поднялась благодаря моему падению, задыхался я. В голову лезли самые разные мысли, от невероятно глупых до крайне осмысленных. «Классики Золотого и Серебряного века здесь никому не нужны» - так мне думалось. Но на самом деле не нужен никому был неопрятный малый, вроде меня. Мое сердце, волею судьбы зашедшее в это здание вместе со мной, орало внутри меня, вторя крику пианино, словно эти тонкие девичьи пальцы нежно царапают и меня изнутри тоже. А может быть, оно так и было, может быть, я и был тем самым музыкальным инструментом, просто не помню этого.
-Молодой человек, нельзя ли падать потише?
Ну вот, кажется, моя аварийная посадка разбудила библиотекаря.
-Здравствуйте. А могут ли падать тише люди, у которых отказали двигатели?
Мне показалось крайне остроумным задать подобный вопрос этому умудренному старостью человеку. Его взгляд выражал удивление, морщины на лбу – растерянность, а рука с дряблой коричневой кожей несмело чесала затылок.
-У меня два вопроса, могу ли я вам их задать?
-Конечно, хранитель.
-Первый: как вас зовут? Второй: могу ли я посмотреть ваш черный ящик?
Рука библиотекаря показалась мне удивительно приятной на ощупь, а потому я с удовольствием позволил ему помочь мне подняться. Раньше я и представить не мог, что библиотекари могут оставить свой пост и закрыть библиотеку на время ради такой ерунды, как мое падение. Теперь же, мы вместе с ним сидели в комнате, вход в которую находился за стойкой, и молча пили чай. И именно поэтому эта ситуация казалась мне сюрреалистичной и абсурдной одновременно.. Наверное, я не могу передать и капельки из моей палитры чувств: в моем маленьком теле смешалась целая художественная школа, а центральная нервная система начала отказывать от буйства красок. Дурманящий аромат крепкого чая, тихое покачивание маятника настенных часов, спокойное сопение хранителя – все это сказывалось на мне отнюдь не успокаивающе, а наоборот – возбуждающе.
Когда я уже подумал, что этот миг будет длиться вечно, вселенское молчание прервало громкое покашливание старика. Поверх чуть спустившихся с носа очков на меня пристально смотрели мудрые зеленые глаза, а его руки что – то писали в блокноте едва заметным в руках маленьким карандашом.
-Как чувствуете себя, молодой человек? Не ушиблись? Голова не болит?
-Нет.. кажется, нет.
-Это хорошо.
Он опустил глаза и продолжил что – то писать, уже не отрываясь на большую кружку(такие, обычно, выдают в поездах непутевым пассажирам, забывшим свои)с налитым внутри чаем. Мне же ничего не оставалось делать, кроме как пялиться в окно позади меня. Там, словно большие муравьи, бежали люди. Бежали без остановки, бежали, словно времени у них совсем не осталось.
Еще люди говорят, что по поведению живых существ можно определить, что приближается опасность. Может, наш муравейник ждало затопление, а мы просто достаточно невнимательны, чтобы посмотреть на сидящего рядом муравья и сказать, - так ли это?
Жаль, что современные социологи не могут опросить парочку колоний этих насекомых касательно геополитической ситуации на планете. Может быть, они тоже считают, что потоки воды уже стучатся к нам?
Тут же, по улице, неслись машины. Из одной из них играла музыка, и я узнал в этой музыки отрывки своего далекого прошлого.
Спой мне, амиго, грустную песню про бездну и день
Пятый мохито, пожеванный фильтр, молитвы святым
Соло на фибрах пыльной души, не накликай беду
Так много взрывов, ночью проснуться в холодном поту, и
Моя линия судьбы зашла куда – то в тупик моей ладони, и выходить оттуда она не слишком спешила, а может я просто не мог покинуть зону комфорта. Может именно поэтому мой двигатель уже не мог тащить мое тело на себе. Помятая белая рубашка вся была липкой от пота, и я едва ли мог бы оторвать ее от своего тела. Лучи заходящего солнца били мне в глаза и освещали книжную полку позади старика, где за книгами спали маленькие человечки и уже были готовы проснуться, чтобы наказать нас с ним за беспокойство. Именно такие моменты меняют наши жизни. Одно слово, случай, предложение, одна невысказанная мысль. Тысяча линий судеб, пересеченных в единой точке. Часы пробили шесть вечера, а хранитель просто сказал мне:
- У меня есть к вам предложение.
И это предложение оказалось очень интересным.
II
Пока все приготовления были закончены, солнце уже решило, что ему пора спать и медленно ложилось на свою космическую колыбель. Но в моих глазах не было и капли сонливости. Моя рубашка была расстегнута, и сейчас к моей груди были подключены с десяток разноцветных проводов, как будто я - новогодняя елка на рождественском празднике.
Суть эксперимента была до невозможности проста: поскольку старику необходимо было протестировать свои новые инструменты для извлечения черных ящиков, а также новый аппарат для восстановления человеческих двигателей, он воспользуется моей поломкой и совместит приятное для себя с полезным для меня. Это, в целом, было неплохим решением, единственный минус я пока что видел лишь в одном - сидя на стуле, я почувствовал, что теперь и мои ноги вспотели, а шорты связались с ними узами брака.
Перед самим действом старик потратил еще немного времени на то, чтобы рассказать о том, что работает он в библиотеке для души, что на самом деле раньше он работал на предприятии по разработке двигателей для людей и их домашних животных, а потом - главным оператором по интеграции отладки обратных процессов черного ящика. Чуть позднее, он затронул и тему самих своих методик: введенное в больших дозах усыпляющее средство NIS-2 оставит меня в сознании, но полностью подавит боль и лишь оставит мироощущение для просмотра диафильмов из моей головы; «машинный доктор»(так он себя называл, считая всех людей машинами) сделает надрез моего корпуса и осторожно извлечет эту странную черную штуковину, раскрутит заднюю панель и поместит пленку на «Диапроигрователь1323», который тут же передаст изображение на доску, а это , в свою очередь, определит суть моей проблемы.
«Удобно. Безболезненно. Быстро» - так он сказал.
В целом, все шло по плану, хотя и не обошлось без конфузов: например, длинная синеватая игла сначала упорно не хотела входить в мою руку, а потом, когда вошла, оказалось, что не туда, куда нужно; а потом так же упорно не хотела выходить. Долго не действовал NIS-2(на этом моменте хранитель уже хотел использовать NIS-1, но тут мое сознание перестало сопротивляться и отдалось на растерзание какому – то странному парню(он представился неким Морфеем)).
Знакомо ли вам чувство, когда все самое обычное вдруг кажется нереальным? Именно такому чувству сейчас отдался я: даже пылинки на лучах засыпающего солнца казались мне чем – то из иного мира. Библиотекарь взял со стола кружку с давно остывшим чаем и разом осушил ее, затем снова посмотрел на меня, улыбнулся. Записал что – то в блокнот, поворошил старые чертежи на столе, потом снова подошел ко мне и поправил парочку проводков.
- Все смешалось. Кажется, в детстве меня не учили правильно смешивать краски? Сари, моя милая Сари. Голубой – цвет неба. Зеленый – цвет травы. Зеленое небо, голубая трава. Хорошоооооо! Если смешать голубой и зеленый – получится поле. Цветочное. Я упал на голубую траву и смотрю на зеленое небо… -
Старик чуть наклонился к моему лицу, заглянул в мои глаза и улыбнулся. Кажется, он попытался приободрить меня, поскольку следом последовал хлопок по плечу.
- Этот старик… Кажется, его зовут… ? –
Инструменты он хранил в «хайтековском» Кубе Сопряжения. Немного покрутив его в руках, библиотекарь нажал на кнопочку в середине, и это синее изобретение современного мира распахнулось прямо на столе. Внутри оказались различные ножнички, ножи, щипцы и еще невероятное количество всяческих инструментов. Если бы я был в этот момент в сознании, то, вероятно, упал бы со стула от удивления, ведь еще каких – то пять лет назад такую вместимость и представить никто не мог. Но мне было не до этого: из – за слишком интенсивного действия анестетика на мой организм, мой резервуар для пищи упорно протестовал и пытался выбросить остатки обеда наружу, поддавшись его побочному эффекту. К большому радости , этому не суждено было сбыться: хранитель начинал действовать. В его руках, казавшихся мне до этой секунды дряблыми, сверкало лезвие.
Хотя, это было секунду назад. Сейчас он ювелирными движениями резал мою плоть, а моя черная кровь хлестала на его голубой фартук.
Смешная ситуация. Смешная хотя бы по той причине, что она была абсолютно нормальной, хотя и абсолютно необычной. В один момент даже показалось, будто глаза уловили движение за книжной полкой на стене, и маленький человечек ободрительно помахал мне рукой. А может быть, лишь казалось.
В нашей обычной жизни, если у людей отказывает какая – либо заводская запчасть, они идут на завод, предписанный им по месту жительства, стоят в долгих очередях и благополучно умирают от недостатки кислородной подпитки ввиду непригодности кислородной трубки, или же теряют конечности из – за того, что амортизатор сгнил, а чинить его некому. Мне повезло немного больше, хотя судьба и предоставила мне спасение, замаскировав его столь комичной ситуацией:
маленький заводик, подмененный библиотечной каморкой и инженер с «айкью» выше ста пятидесяти, замененный хранителем библиотеки. Ну не смех ли? Вот и я говорю, что смех.
Следом за лезвием шли щипцы для листового металла. С их помощью инженер человеческих двигателей без труда раздвинул створки щитка, предохраняющего мои внутренности от повреждений. Теперь путь к искомому черному устройству был открыт.
Далее действовал «Извлекатель частей». Словно полуночник с букетом цветов, бегущий по практически не освещенным улицам к своей любимой, бежало по моему телу к черному ящику это странное устройство, именуемое FXO-4. В состоянии покоя похожее на полицейскую дубинку, FXO на самом деле было отличным устройством для извлечения человеческих запчастей любых размеров. При активации оно загоралось голубоватым светом и из него вытаскивались два наэлектризованных штыря, способных легко вытаскивать что угодно и из кого угодно. Этим «кем – то» сегодня суждено было быть мне.
III.
Я впервые видел свои внутренности вживую. Раньше приходилось иметь дело лишь со школьными учебниками различных авторов, да тем, что выбрасывалось на помойки.
-Вот это - заднее крепление черепной коробки - тараторила моя молодая учительница, - а вот это - устройство для хранения памяти, именуемое..
- Черным ящиком! - выкрикнул мой сосед по парте Билл.
Его глаза выражали не то радость от того, что он знал правильный ответ, не то восхищение этой штуковиной.
Эти воспоминания уходили из меня вместе с Извлекателем и черным ящиком на нем. Я с трудом улавливал их, пытался жадно глотать губами тонкие улочки, по которым я бегал в детстве и уроки анатомии. Волею судьбы я стал рыбой, выброшенной на берег. Мне хотелось вернуться к началу .
Евгений быстро раскрутил заднюю панель и вынул запутанный клубок моей жизненной нити из него. Затем, правой рукой приподнял крышку красноватого диапроигрывателя и намотал мою ленту на два ржавых штыря, находящихся внутри. Проигрыватель весело запищал и подмигнул мне своими датчиками. Далее последовало жужжание, по проводам изображение с ленты передалось на экран, а оставшиеся на моей груди проводки поддерживали меня в сознании, поскольку были подключены к аппарату жизнеобеспечения.
- Нет, она меня не любит. Она любит другого.
- Кого же, интересно?
- Другого.
У меня была с ней история, правда, очень короткая история. А любит она… совсем другого.
Сегодня у Сари особенно хорошо получается изображать рассерженного меня. Вообще, у нее огромное множество талантов, от виртуозной игры на пианино до бальных танцев. А у такого парня, как я, почему - то нет таланта изображать обиженного, поэтому я просто смеюсь. Это наше с ней свидание запечатлят на свой полароид лишь камыши да длинные травинки, подглядывающие за нами. Мне стоило бы отлепить ее губы от своих, чтобы поругать их, но я не могу.
- Давай немного поиграем в «кулинарное шоу»?
-Давай! А это как? - она лукаво улыбается.
-Я попробую тебя, а затем буду передавать свои вкусовые ощущения!
Мы начинаем целоваться. Ее губы пахнут переспелой вишней, а их вкус мои вкусовые рецепторы определяют вкусом тертого шоколада, рассыпанного на пломбир.
В процессе я просовываю свой язык в ее ротик, минуя чуть распахнутые дверца. Они сжимаются, а наши слюни смешиваются вновь и вновь. Я чувствую, как эта, примерная дома, девочка , прижимается ко мне все сильнее, а ее губы скользят по моему красному лезвию все интенсивнее. Затем она раскрывает их и начинает использовать свой язык, касаясь его кончиком кончика моего, мурча при этом как кошка.
Я больше не могу сдерживать свои руки. Я пытался, правда! Левая ладонь скользит по ее талии, а правая уже давно потерялась где – то в джунглях ее длинных волос.
Отрываясь от нее, я перехожу к дегустации шеи. Она по вкусу напоминает мне клубничный джем, а пряди волос, свисающие на нее, пахнут яблоками. Мои пальцы перебирают кожу на ее ключицах, заставляя ее чувствовать приятное покалывание во рту. Я чувствую это, потому что она чуть прогибает спину ко мне. Наши разгоряченные тела сливаются в теплые объятия, а в моих ушах начинают свой звон маленькие колокольчики.
Такое состояние нормально для нас. Все, чего я сейчас хочу, это – быть с Сари, а ее сладкие губы твердят мне о том, что она хочет того же.
И Н Т Е Г Р А Ц И Я П А М Я Т И З А В Е Р Ш Е Н А У С П Е Ш Н О 1111\1111
Приветливый голубоватый фон встречает меня в этой небольшой комнате библиотекаря, освещенной лишь тусклым светом фонаря да отражением лучей солнца от луны.
Дышать крайне тяжело, но это и понятно: мой корпус неплохо покромсало лезвие машинного хирурга.
Вот, кстати, и он. Только что зашел в комнату.
-Ситуация нешуточная, молодой человек.
Все верно, нешуточная.
Это было наше последнее свидание с Сари. При внутреннем возгорании моего двигателя достаточно сильно пострадала и начинка моего черного ящика, хоть это и не было понятно на первый взгляд. В любом случае, сейчас доставать другие воспоминания было бы чревато для меня, да это было уже и не нужно.
Она ушла в один из теплых майских дней. В один из тех дней, когда чувствуешь, что лето уже входит в свои права. Именно такие моменты меняют наши жизни. Одно слово, случай, предложение, одна невысказанная мысль. Тысяча линий судеб, пересеченных в единой точке.
Уличный фонарь стал свидетелем нашего вынужденного разрыва. Вынужденного для меня, но якобы добровольного для нас обоих.
Городские часы пробили шесть, а Сари просто сказала мне:
лучше бы нам больше не видеться
и это было чертовски плохим предложением.
Подлунную тишину маленького завода нарушил чей – то хриплый бас. Это был мой голос, который я сначала не узнал.
- Все настолько грустно, хранитель?
-Хуже, чем мы могли бы представить изначально. Интеграция ключевого воспоминания показала, что вашему серд.. то есть, простите, двигателю, нанесен фатальный урон. Могу лишь вычислить примерные сроки дальнейшей эксплуатации. Еще дальше – утиль.
Он снова кашлянул и грустно посмотрел на меня.
Я чувствовал безразличие. Наверное, от того, что меня накачали анестетиком, не иначе.
IV.
В это время где – то на втором этаже, отдаваясь страсти тонких девичьих рук, рвал глотку я. А там, в самом низу, из – за отсутствия половины наружной и внутренней обшивки, задыхался какой – то парень. В голову мне лезли самые разные мысли, от невероятно глупых до крайне осмысленных. «Эти пальцы делают меня слабым » - так мне думалось. Мои клавиши, волею судьбы являющиеся частью меня , орали вместе со мной , вторя безмолвному крику этого парня , словно эти тонкие девичьи норовят вытащить и мои внутренности . А может быть, оно так и было, может быть, я и был тем самым парнем , просто не помню этого.
Сари подошла к окну и, смотря на луну, задумалась. Только что в музыкальный кабинет заходил Евгений, спрашивал, не видела ли она дополнительную порцию анестетиков и щипцов для прерывания эксплуатации корпуса. Сказал, что для какого – то парня, которому осталось недолго .
Все же интересно - думала она, - в наш век высоких технологий – и умирать молодым! Уму непостижимо!
На журнальном столике лежала стопка очень старых книг. Она подошла к ней и взяла ту, которая была сверху.
Би… Биология. Нечто смутное, но нечто знакомое. Любопытство Сари взяло верх.
Страница 124. Сердце и сосуды.
… Форма определяется возрастом, полом, телосложением, здоровьем, другими факторами. В упрощенных моделях описывается сферой, эллипсоидами, фигурами пересечения эллиптического параболоида и трехосного эллипсоида…
Сари подумала про себя, что это… сердце(?) очень простое устройство. И чего эти люди прошлого так долго в нем разбирались? То ли дело настоящие двигатели людей будущего.
А сердце.. сердце – это такая ерунда.
