Анатолий Митяев. Книга будущих командиров. М., Молодая гвардия,1974
Анатолий Митяев. Книга будущих адмиралов. М., Молодая гвардия, 1980

Одно из самых первых детских воспоминаний. Наша первая квартира, смотрящая окнами на Лосиный остров. Зеленый линолеум. На нем книга. Балка еще не провисает. Темы Олимпиады-80 в сознании еще нет. Значит мне не больше четырех лет. Передо мной на полу книга. «Книга будущих командирова» Анатолия Митяева. Первое издание в твердой обложке. Москва. «Молодая Гвардия» (цитадель русских патриотов той поры). 1974 год.

Ключевые идеи воспитания мальчиков:

Долг («Долг – стержень мужской силы»).

Честь («Честь – хранитель помыслов и сердца мужчины»).

Защита тех, кто в этом нуждается («Защищая тех, кто в этом подлинно нуждается, ты увеличиваешь собственную силу»).

Познание мира и самого себя («Изучай мир внешний, изучай свой мир внутренний, находи баланс в этих занятиях»).

Преодоление трудностей, лени, препятствий и победа («Трудности – это вызов мужской силе, тренировка способности побеждать»).

Самовоспитание («Самодисциплина и самовоспитание - фундамент мужского жизненного успеха»).

Приключение («Жизнь это большое Приключение, береги его и никогда не превращай в неприятности или праздность»).

Эти идеи, глубоко принятые родителями, как жизненные ценности, передаются детям неведомыми информационными путями. Любая беседа с ребенком так или иначе будет иллюстрировать хотя бы одну из этих простых истин.

Цитата: Татьяна Зинке-Евстигнеева
Ключевые идеи воспитания мальчиков

http://www.cka3ka-miks.com/index/otkryityij-lektorij-dlya-roditelej/poleznyie-stati/kak-vospityivat-malchikov.-tatyana-zinkevich-evstineeva.html

Занятие не женское

Воспитание мальчиков – не женское занятие. Так считали в древней Спарте и потому рано отделяли сыновей от матери, передавая их на попечение воспитателей-мужчин. Так считали и в старой России. В дворянских семьях с самого рождения за младенцем мужского пола ухаживала не только нянька, но и крепостной «дядька», а к шести­семилетним мальчикам приглашали не гувернанток, а гувернеров. Мальчишки же из низших сословий просто в силу жизненных обстоятельств быстро окунались в мужскую среду, приобщаясь к мужским делам. Достаточно вспомнить хрестоматийное стихотворение Н. А. Некрасова «Крестьянские дети», герою которого всего шесть (!) лет, а он уже возит из лесу домой дрова, прекрасно управляется с лошадью и чувствует себя кормильцем семьи.

ПЕТР СТОЛЫПИН

Петр Аркадьевич Столыпин, чье 150‑летие мы празднуем в этом году, — великая фигура в русской истории, несмотря на неоднозначные оценки его личности. В нем видят первого государственного деятеля, пытавшегося установить в России «диктатуру закона»; его же считают самонадеянным реформатором, вовлекшим в аграрную авантюру тысячи крестьян.

Разговор с Анатолием Маркушей и его правдивые истории из собственной жизни

Я пришел к Анатолию Маркуше в его квартиру на Маяковке (где он живет, кстати, с двухлетнего возраста – а это 1923 год!), чтобы задать свои вопросы. Анатолий Маркович отвечал, но понемногу наш разговор вырвался на волю из тисков означенной темы. Тема («особенности воспитания мальчиков») определялась тем, что А.Маркуша написал немало книг для детей, причем часть из них адресована именно мальчишкам. Но хорошо, что тема раздвинулась, что она обросла какими-то как бы посторонними рассказами и призвуками. На самом деле, они не посторонние. Для внимательного читателя они проиллюстрируют живыми сценками высказанные писателем, скажем так, теоретические положения. И это тоже очень хорошо. Бог знает, что этому способствовало. Быть может, то, что в квартире писателя такие высокие потолки. А может быть, гроза, разразившаяся за окнами. Но, скорее всего, интереснейшая судьба этого человека, которому никак не дашь его лет. Он очень молодо выглядит. Есть, правда, проблемы со слухом. Но это вовсе не связано с возрастом. Сорок лет назад один из полетов летчика-испытателя Маркуши чуть не закончился трагедией. Ему пришлось падать в бессознательном состоянии с высоты десять километров, и лишь в полукилометре от земли удалось, придя в сознание, спасти самолет. И спастись самому. Этот страшный полет отразился на слухе.

Вот, не заметив, я уже начал рассказывать о судьбе этого человека. В годы Великой Отечественной войны он был летчиком-истребителем. После войны попал в первый выпуск школы летчиков-испытателей. Летал практически на всех тогдашних типах самолетов. А потом стал писателем, попрощавшись с авиацией. Хотя последнее не совсем верно. В сущности, А.Маркуша никогда с ней не расставался. О небе он написал несколько книг, которые определили судьбу многих мальчишек. Всего же им написано более 70 детских и взрослых книг, изданных общим тиражом около 15 млн экземпляров. Новые книги пишутся и сейчас.

Когда писатель начинает первую страницу словами «Добрый день, мой друг!», это настраивает на определенный лад. Это знак доверия. Причем доверия взаимного. «Мы встречаемся, – продолжает он, – чтобы научиться чему-то новому». А это уже о том, что привычная воспитательная иерархия (воспитатель – вверху, воспитуемый – внизу) разрушена, и начинается «общее дело».

В рыцарской школе Гвейн Лякур-Харди числился среди отстающих учеников. Он был высокого роста, строен и силен, но силы духа ему явно недоставало. На практических занятиях он предпочитал отсиживаться в сторонке. Одноклассники подначивали его: «Ну, иди же к нам и сверни себе шею, как настоящий мужчина!» Гвейн только качал головой и виновато улыбался — было видно, что их предложение совсем не кажется ему соблазнительным. И пускай турниры были учебные, копья — из папье-маше, а в качестве боевых коней использовались низкорослые пони. К тому же стояла необычная для осени сушь, так что даже шлепнуться в грязь ученикам не грозило. Но и это не прибавляло Гвейну энтузиазма.

ТЭФФИ

Прежде чем начать военные действия, мальчишки загнали толстую Бубу в переднюю и заперли за ней дверь на ключ.
Буба ревела с визгом. Поревет и прислушается — дошел ли ее рев до мамы. Но мама сидела у себя тихо и на Бубин рев не отзывалась.
Прошла через переднюю бонна и сказала с укором:
— Ай, как стыдно! Такая большая девочка и плачет. 
— Отстань, пожалуйста, — сердито оборвала ее Буба. — Я не тебе плачу, я маме плачу.
Как говорится — капля камень продолбит. В конце концов мама показалась в дверях передней.
— Что случилось? — спросила она и заморгала глазами. — От твоего визга опять у меня мигрень начнется. Чего ты плачешь?
— Ма-альчики не хотят со мной играть. Бу-у-у!
Мама дернула дверь за ручку. 
— Заперта? Сейчас же открыть! Как вы смеете запираться? Слышите?
Дверь открылась.
Два мрачных типа, восьми и пяти лет, оба курносые, оба хохлатые, молча сопели носами.
— Отчего вы не хотите с Бубой играть? Как вам не стыдно обижать сестру?
— У нас война, — сказал старший тип. — Женщин на войну не пускают.
— Не пускают, — басом повторил младший.
— Ну что за пустяки, — урезонивала мама, — играйте, будто она генерал. Ведь это не настоящая война, это — игра, область фантазии. Боже мой, как вы мне надоели!
Старший тип посмотрел на Бубу исподлобья.
— Какой же она генерал? Она в юбке и все время ревет.
— А шотландцы ведь ходят же в юбках?
— Так они не ревут.
— А ты почем знаешь?
Старший тип растерялся.
— Иди лучше рыбий жир принимать, — позвала мама. — Слышишь, Котька! А то опять увильнешь.
Котька замотал головой.
— Ни-ни за что! Я за прежнюю цену не согласен.
Котька не любил рыбьего жира. За каждый прием ему полагалось по десять сантимов. Котька был жадный, у него была копилка, он часто тряс ее и слушал, как брякают его капиталы. Он и не подозревал, что его старший брат, гордый лицеист, давно приспособился выковыривать через щелку копилки маминой пилочкой для ногтей кое-какую поживу. Но работа эта была опасная и трудная, кропотливая, и не часто можно было подрабатывать таким путем на незаконную сюсетку.
Котька этого жульничества не подозревал. Он на это способен не был. Он был просто честный коммерсант, своего не упускал и вел с мамой открытую торговлю. За ложку рыбьего жира брал по десять сантимов. За то, чтобы позволить вымыть себе уши, требовал пять сантимов, вычистить ногти — десять, из расчета по сантиму за палец; выкупаться с мылом — драл нечеловеческую цену: двадцать сантимов, причем оставляя за собой право визжать, когда ему мылили голову и пена попадала в глаза. За последнее время его коммерческий гений так развился, что он требовал еще десять сантимов за то, что он вылезет из ванны, а не то так и будет сидеть и стынуть, ослабеет, простудится и умрет.
— Ага! Не хотите, чтобы умер? Ну так гоните десять сантимов и никаких.
Раз даже, когда ему захотелось купить карандаш с колпачком, он додумался о кредите и решил забрать вперед за две ванны и за отдельные уши, которые моются утром без ванны. Но дело как-то не вышло: маме это не понравилось.
Тогда он и решил отыграться на рыбьем жире, который, всем известно, страшная гадость, и есть даже такие, которые совсем его не могут в рот взять. Один мальчик рассказывал, что он как глотнет ложку, так этот жир у него сейчас вылезет через нос, через уши и через глаза, и что от этого можно даже ослепнуть. Подумайте только — такой риск, и все за десять сантимов.
— За прежнюю цену не согласен, — твердо повторил Котька. — Жизнь так вздорожала, невозможно принимать рыбий жир за десять сантимов. Не хочу! Ищите себе другого дурака ваш жир пить, а я не согласен.
— Ты с ума сошел! — ужасалась мама. — Как ты отвечаешь? Что это за тон?
— Ну, у кого хочешь спроси, — не сдавался Котька, — это невозможно за такую цену. 
— Ну, вот подожди, придет папа, он тебе сам даст. Увидишь, будет ли он с тобой долго рассуждать.
Эта перспектива не особенно Котьке понравилась. Папа был нечто вроде древнего тарана, который подвозили к крепости, долго не желавшей сдаваться. Таран бил по воротам крепости, а папа шел в спальню и вынимал из комода резиновый пояс, который он носил на пляже, и свистел поясом по воздуху — жжи-г! жжи-г!
Крепость обыкновенно сдавалась прежде, чем таран пускался в ход.
Но в данном случае много значило оттянуть время. Еще придет ли папа к обеду. А может быть, приведет с собой кого-нибудь чужого. А может быть, будет чем-нибудь занят или расстроен и скажет маме:
— Боже мой! Неужели даже пообедать нельзя спокойно?
Мама увела Бубу.
— Пойдем, Бубочка, я не хочу, чтобы ты играла с этими дурными мальчишками. Ты хорошая девочка, поиграй со своей куколкой.
Но Бубе, хотя и приятно было слышать, что она хорошая девочка, совсем не хотелось играть с куклой, когда мальчишки будут разделывать войну и лупить друг друга диванными подушками. Поэтому она хотя и пошла с мамой, но втянула голову в плечи и тоненько заплакала.
У толстой Бубы была душа Жанны д’Арк, а тут вдруг извольте вертеть куколку! И, главное, обидно то, что Петя, по прозванью Пичуга, младше нее, и вдруг имеет право играть в войну, а она нет. Пичуга — презренный, шепелявый, малограмотный, трус и подлиза. От него совершенно невозможно перенести унижение. И вдруг Пичуга, вместе с Котькой, выгоняют ее вон и запирают за нею двери. Утром, когда она пошла смотреть на их новую пушечку и засунула палец в ее жерло, этот низкий человек, подлиза, на год моложе ее, завизжал поросячьим голосом и нарочно визжал ненормально громко, чтобы Котька услышал из столовой.
И вот она сидит одна в детской и горько обдумывает свою неудачно сложившуюся жизнь. 
А в гостиной идет война.
— Кто будет агрессором?
— Я, — басом заявляет Пичуга.
— Ты? Хорошо, — подозрительно быстро соглашается Котька. — Значит, ложись на диван, а я буду тебя драть.
— Почему? — пугается Пичуга.
— Потому что агрессор — подлец, его все ругают, и ненавидят, и истребляют.
— Я не хочу! — слабо защищается Пичуга.
— Теперь поздно, ты сам заявил.
Пичуга задумывается.
— Хорошо! — решает он. — А потом ты будешь агрессор.
— Ладно. Ложись.
Пичуга со вздохом ложится животом на диван. Котька с гиканьем налетает на него и прежде всего трет ему уши и трясет его за плечи. Пичуга сопит, терпит и думает:
«Ладно. А вот потом я тебе покажу».
Котька хватает за угол диванную подушку и бьет ею со всего маху Пичугу по спине. Из подушки летит пыль. Пичуга крякает.
— Вот тебе! Вот тебе! Не агрессничай в другой раз! — приговаривает Котька и скачет, красный, хохлатый. «Ладно! — думает Пичуга. — Все это я тебе тоже». Наконец Котька устал.
— Ну довольно, — говорит, — вставай! Игра кончена.
Пичуга слезает с дивана, моргает, отдувается.
— Ну, теперь ты агрессор. Ложись, я тебя вздую.
Но Котька спокойненько отходит к окну и говорит:
— Нет, я устал, игра кончена.
— Как устал? — вопит Пичуга.
Весь план мести рухнул. Пичуга, молча кряхтевший под ударами врага во имя наслаждения грядущей отплатой, теперь беспомощно распускает губы и собирается реветь.
— Что же ты ревешь? — спрашивает Котька. — Непременно хочешь играть? Ну, раз хочешь играть, начнем игру сначала. Ты опять будешь агрессором. Ложись! раз игра с того начинается, что ты агрессор? Ну! Понял!
— А зато потом ты? — расцветает Пичуга.
— Ну разумеется. Ну, ложись скорее, я тебя вздую. 
«Ну, погоди ж ты», — думает Пичуга и со вздохом деловито ложится. И снова Котька натирает ему уши и лупит его подушкой.
— Ну, будет с тебя, вставай! Игра кончена. Я устал. Не могу я колотить тебя с утра до ночи, я устал.
— Так ложись скорей! — волнуется Пичуга, кубарем скатываясь с дивана. — Теперь ты агрессор.
— Игра кончена, — спокойно говорит Котька. — Мне надоело.
Пичуга молча распяливает рот, трясет головой, и по щекам его бегут крупные слезы.
— Чего ревешь? — презрительно спрашивает Котька. — Хочешь опять сначала?
— Хочу, чтобы ты агр-рес-ссор, — рыдает Пичуга. Котька минутку подумал. 
— Тогда дальше будет такая игра, что агрессор сам бьет. Он злой и на всех нападает без предупреждения. Пойди спроси у мамы, если не веришь. Ага! Если хочешь играть, так ложись. А я на тебя нападу без предупреждения. Ну, живо! А то я раздумаю.
Но Пичуга уже ревел во все горло. Он понял, что торжествовать над врагом ему никогда не удастся. Какие-то могучие законы все время оборачиваются против него. Одна утеха оставалась ему — оповестить весь мир о своем отчаянии.
И он ревел, визжал и даже топал ногами.
— Боже мой! Что они здесь творят?
Мама вбежала в комнату.
— Зачем подушку разорвали? Кто вам позволил драться подушками? Котька, ты опять его прибил? Почему вы не можете играть по-человечески, а непременно как беглые каторжники? Котька, иди, старый дурак, в столовую и не смей трогать Пичугу. Пичуга, гнусный тип, ревун, иди в детскую.
В детской Пичуга, продолжая всхлипывать, подсел к Бубе и осторожно потрогал за ногу ее куклу. В этом жесте было раскаяние, была покорность и сознание безысходности. Жест говорил: «Сдаюсь, бери меня к себе».
Но Буба быстро отодвинула куклину ногу и даже вытерла ее своим рукавом, — чтобы подчеркнуть свое отвращение к Пичуге.
— Не смей, пожалуйста, трогать! — сказала она с презрением. — Ты куклу не понимаешь. Ты мужчина. Вот. Так и нечего!

Притча неизвестного происхождения

Шёл рыцарь по пустыне. По пути он потерял коня, шлем и доспехи. Остался только меч. Рыцарь был голоден, и его мучила жажда.

Вдруг вдалеке он увидел озеро. Собрал рыцарь все свои силы и пошёл к воде. Но у самого озера сидел трёхглавый дракон. Рыцарь выхватил меч и начал сражаться с чудовищем. Сутки бился, вторые бился. Две головы дракона уже отрубил. На третьи сутки дракон упал без сил. Рядом упал рыцарь, не в силах уже более стоять на ногах и держать меч.

И тогда из последних сил дракон спросил:

— Рыцарь, а ты чего хотел-то?

— Воды попить.

— Ну, так и пил бы…

Вильям САРОЯН

Война дошла и до нас¹. Нас убеждали не есть слишком много, ничего зря не тратить, все стало очень дорого. Мы посылали на войну тысячи солдат через Атлантический океан, а это стоило денег. Нас призывали зарабатывать деньги и покупать военные марки, двадцать пять центов штука. Мисс Гамма говорила, что мы, дети, такие же солдаты, как и люди в военной форме. Устраивались парады. Мы видели, как маршируют солдаты. Мы видели, как они грузятся в поезда на Южном Тихоокеанском вокзале. Мы слышали, как плачут на вокзале их матери и сестры.