Не кричите, говорите шепотом,
Может быть, поменьше будет лжи.
Собственным готов поклясться опытом,
Шепот — самый громкий крик души.

Вдадимир Дагуров         https://vk.com/v.dagurov

Наталия Абрамцева

Тише, пожалуйста

Где-то в лесу жила-была речка. Чистая-чистая, прозрачная-прозрачная. Весь свой лес поила холодной водой. Каждому позволяла смотреться в себя, как в зеркало. Ни с кем не ссорилась, со всеми болтала. Веселая, добрая речка. Так было долго. Но однажды утром проснулась она в плохом настроении. То ли сон грустный увидала, то ли еще что случилось. Вздохнула речка печально, потянулась и зацепилась волной за корягу, поцарапалась. Совсем расстроилась речка, чуть помутнела вода. Заметило это солнце. Решило развеселить речку. Пощекотало ее своим длинным лучиком, да как-то неудачно: сломался луч, уколол и без того поцарапанную волну. Вскрикнула речка испуганно: «Что за глупые шутки?» – подумала она обиженно. А тут еще неприятность: кто-то больно толкнул речку копытцем. Оказывается, совсем маленький лосенок, покачиваясь на своих тоненьких ножках, пришел попить. Запутался в речной траве и упал в воду, еле выбрался. Эта мелочь окончательно вывела речку из себя. Да, расстроенная, испуганная, обиженная речка рассердилась, разозлилась, фыркнула и... вышла из себя. Из берегов своих... Сначала осторожно, на прибрежную траву. Дальше – до первых кустов. Потом закружилась вокруг стволов деревьев. Во все стороны, дальше, дальше, дальше растекается речка... И понимает, что не то делает, а вернуться не может. И коряга не хотела царапаться, и солнечный луч нечаянно уколол, и лосенок, конечно же, не нарочно упал в воду. Все понимает бывшая речка, а теперь бесформенная мелкая лужа. Все понимает, а вернуться не может... Сорвалась... Вышла из себя. И вперед бежать не может, сил больше нет...

Качается почти стоячая вода меж кустов и деревьев. Гниют ветки, листья, трава в стоячей воде. Никто не пьет из бывшей речки, никто в нее не смотрится. Мутной, грязной, вязкой трясиной стала чистая, светлая речная вода...

Болото... Неверные кочки... Ползучие стебли... Страшные черные оконца... Болото...

А была речка. Была... Добрая, веселая лесная речка. Только вот из себя вышла... Выйти каждый может. Всегда может. Выйти легко... Очень... Слишком даже...

...Не надо кричать... И дверью хлопать не стоит... Спокойно... Зачем бить посуду? Тише, пожалуйста... Тише...

Тишины хочу, тишины...
Нервы, что ли, обожжены?
Тишины...
Андрей Вознесенский

— Тссс! — тихонько шепчет кто-то невидимый внутри нас. — Тихо!
Куда там! Трамваи звенят, машины гудят, дворники железом по асфальту скребут — аж скулы сводит. Окно закроешь, занавески задернешь поплотнее — так нет: теперь телевизор бормочет что-то бесконечно-надрывное. Его выключишь — телефон заливается, как с цепи сорвался. А из крана вода капает, и прямо во вчерашнюю сковородку, монотонно так, безысходно, с оттяжкой — бу-ульк, бу-ульк, бу-ульк... Двери скрипят, тарелки гремят, газеты шуршат, и с лязгом размеренно содрогается холодильник.
— Шшшш, — внутренний невидимка умоляюще прикладывает палец к губам.
Нет, тише не становится. Да еще другой шум, беззвучный, бьет по глазам. Рекламы мельтешат, зеркальные стекла слепят, светофоры перемигиваются, газетные заголовки друг на друга налезают — так стараются на глаза попасться, сверкают витрины, заманивают журналы, сияют макияжем дикторши. И все в три цвета, в пять красок, с серебряным тиснением и золотым обрезом, с подсветкой, блестками, искрами, чтоб светилось, переливалось, подмигивало и мерцало.
— О-о-ох! — невидимый морщится, жмурится и отворачивается.
А люди? Вон их сколько кругом, и все постоянно чего-то хотят. Передать за проезд, сказать, чтоб не занимали, продиктовать телефончик, сдать отчет в трех экземплярах, ответить на запрос, уступить место, голосовать за кандидата, заплатить налоги, внести квартплату, купить со скидкой — и непременно прямо сейчас. Голоса требовательные, вид угрожающий, тон уверенный. Напридумывали средств связи — не спрячешься. По телевизору пресс-конференцию посреди фильма воткнут, письмами засыпят, звонками достанут, листовками парадную дверь в три слоя обклеят. Поневоле проголосуешь — только чтоб отстали.
Незримый внутренний собеседник совсем замирает. 
Если б все вокруг смолкло, как он всегда хотел, он смог бы нашептать нам что-то очень важное. Ему бы тишины, покоя, ему бы уговорить нас вырваться из цепкой будничной круговерти, остановиться, оглянуться, прислушаться, заметить оттенки, ощутить прикосновения, услышать шорохи — и его шепоток.
На заснеженной аллее безмятежного старого парка, под ритмичный скрип снега под ногами он напомнил бы нам о чем-то сокровенном, заветном, бережно хранимом в каких-то, только ему ведомых, тайниках. Что-то царапнуло бы за сердце, и мы бы вдруг почувствовали себя ранимей и впечатлительней, а значит — моложе и лучше... 
Провожая долгий молчаливый закат над гладью северного озера, мы бы размечтались вместе с ним под плеск воды и шелест осоки и неожиданно поняли бы, что принимали поворот за финиш, а этап — за финал, отчего отлегло бы от сердца, и планы, еще вчера бывшие тягостной обязанностью, внезапно наполнили бы нас радостным воодушевлением.
Все, что нам нужно, — это тишина. Не безмолвие, давящее ватным отсутствием звуков, не молчание, пугающее своей недосказанностью, а именно тишина, затишье, передышка. Пусть колышется листва, тихо шуршит дождь, еле стрекочет электрический счетчик, умиротворенно шумит чайник и звучит внутри нас этот еле слышный шепот. Тогда мы не останемся в одиночестве — даже наедине с собой.

Марк САРТАН
В оформлении использована литография
современного американского художника
Джорджа Тукера «Голос»

Тишина - это какое-то особое состояние мира и человеческой души. Мне кажется, мы себя чувствуем частичкой природы, каплей океана в тишине, и только. Вне тишины нельзя понять красоту. Тишина - это жизнь, всё великое совершается в тишине.
[Евгений Леонов]