Иван Сергеевич Шмелёв. "Новый год" (Париж, 1925 год):

"...Впервые за эти годы шелъ онъ зимой въ Раёво, и казалось, что совсѣмъ недавно носилъ на Рождество депеши. Голубенькая Настя выбѣгала на крылечко, стучала каблучками. Угощали мадерой, пирожками. Инженеръ жалъ руку, вѣжливо дарилъ  на праздникъ, – всѣмъ семействомъ  прiѣзжали изъ Москвы на Святки. Барышни давали  книжекъ – Чехова, Толстого.  Подъ Новый Годъ устраивали елку. Всей  «Былёвкой»  катили въ розвальняхъ на тройкѣ, рядились медвѣдями, чертями… 

Дойдя до лѣса, Васькинъ присѣлъ на пенекъ поправилъ лыжу, закурилъ папироску и осмотрѣлся. Сколько порубили! Въ снѣжныхъ еляхъ шла просѣка въ Раёво. Солнце пробивало розовыя пятна, снѣгъ теплѣлъ. Въ тѣняхъ синѣло. Съ деревни летѣли галки, стучали крикомъ. 

Здѣсь, бывало, хлопали стаканчикъ, для разогрѣва: къ аристократамъ, танцовать придется! Лошадей не сдержишь, – морозъ, и ряженыхъ боятся. Звѣзды усатыя, огромныя, лежатъ на елкахъ. Въ гитару  брякнешь, – звонъ на весь лѣсъ, хрустальный. Покойникъ Лапкинъ,  начальникъ станцiи, – готовъ ужъ, тычется въ сугробѣ, молитъ: – «Путейцы, не роняйте чести… Аристокра-ты!» – Держись!.. Снѣгомъ въ  морду, бубенцы,  гармонья… – стонъ по лѣсу! Ворота настежь, съ гикомъ,  съ трескомъ, прямо  на фонарь  у кухни. Свѣтятся оконца,  запотѣли, пылаетъ печка, дымъ столбомъ, подъ звѣзды. Лошади  въ морозѣ, фырчатъ, дымятся. Бѣгутъ изъ кухни. Садовникъ жаритъ на гармоньѣ, толстая кухарка пляшетъ, самъ почтенный Михайла Алексѣичъ, кучеръ… хозяева такъ называли. Настя съ крыльца сбѣгаетъ, зазвенитъ, бывало: – «ряженые къ намъ»! – сережки брякаютъ на ушкахъ. Михайла Алексѣичъ веселъ, лошадей въ попоны,  овса  безъ мѣрки, мужика въ людскую, вдрызгъ напоятъ. Въ кухнѣ жара, пахнетъ гусемъ, поросенкомъ съ кашей, щами. Настя передъ плитой выстукиваетъ каблучками, на щечкахъ вишни, нагрудникъ  въ буфахъ, кружевная вся, на черныхъ волосахъ наколка бабочкой, за ушкомъ бантикъ. Глаза сiяютъ, звонкая такая, сорвется – бѣжать-сказать, что ряженые прикатили…            

Васькинъ вспомнилъ, какъ снѣгъ пищалъ подъ каблучками – пик-пик-пик… – тонко-тонко. 

На кухнѣ оправлялись. Дьячокъ рядился чортомъ – рога бычачьи, лошадиный хвостъ. Бодалъ кухарку въ пузо, стегалъ хвостомъ подъ ляжки. Пончики прямо изъ кастрюли, не удержишь, жгутся. Настя звенѣла, какъ синичка: – «господа  просятъ!» – Васькинъ за ней по кухнѣ  волкомъ, за щиолотки… Визгъ, гоготъ. Духами отъ нея, сиренью… 

Шли дворомъ. На черно-синемъ небѣ, надъ снѣжнымъ садомъ, – полумѣсяцъ. На еляхъ – звѣзды. Снѣгъ скрипитъ. Крыльцо все въ трескѣ. Конторщикъ всѣхъ собакъ подниметъ, воетъ. Лапкинъ умоляетъ, шепчетъ: – «черти, не роняйте чести!» – Двери настежь, музыка, огни,  Шаляпинъ  въ граммофонѣ… – «пррравитъ  балъ-ьалъ!» – Елка до потолка, въ сверканьяхъ. Масса гостей, аплодисменты. Лапкинъ – разбойникомъ, красная рубаха, смоляная  борода до пуза, съ кистенемъ, – въ уголъ забьется, его тащатъ. Дьячокъ бодалъ старухъ, медвѣди пили… 

«Все-таки была культура… интеллигентное понятiе, и вообще… богатство»… – думалъ Васькинъ. 

Всѣхъ дарили. Васькину Лермонтова, Бокля. Лапкину – ружье. Стрѣлочникамъ посылали на рубахи. Пѣли хоромъ. Кассиръ изображалъ губами курьерскiй, товаро-пассажирскiй. Ужинъ – за однимъ столомъ со всѣми. Умывались, оказывались въ сюртукахъ, воротнички подъ жабры, морды – какъ кирпичъ, всѣ бравые, въ одеколонахъ, какъ на свадьбѣ. Лапкина терли снѣгомъ, поили нашатырнымъ спиртомъ. Сидѣлъ, какъ въ храмѣ, спичъ готовилъ. Ужинъ – царскiй: икра, балыкъ, водки  всѣхъ сортовъ, заливной поросенокъ, рябчики, индѣйка, разные пломбиры. У всѣхъ бокалы – Новый Годъ съ шампанскимъ! Ждутъ, когда часы ударятъ. Часы огромные, прикатывали изъ гостиной. Всѣ готовили спичи. Лапкина просили хоромъ: Лапкинъ! Лапкинъ!.. Говорилъ торжественно, всегда одно: – «Стрѣлки на сѣверѣ! Двѣнадцать часовъ по ночамъ!!.. Мы путейцы… стрѣлки! Не уронимъ чести! Ура!!.» – Хорошiй былъ старикъ. За что погибъ! Плюнулъ комиссару въ морду: – «не марайте нашей  чести!» – Послѣ спича  сползалъ подъ столъ… 

Васькина просили – «два слова о  культурѣ!» Выходило ловко: – «Культура, это – лакъ, которымъ покрываютъ продуктъ анродовъ. Бокль сказалъ»… – Какъ хлопали! Говорилъ стихи  экспромтомъ. Настя горѣла, ея глаза сiяли, какъ рождественскiя  звѣзды… "

Взято здесь: http://www.golos-epohi.ru