— Как? У тебя нет янтаря? — Глаза у Крота сделались огромными, как булавочные головки. Это означало, что Крот удивлён, ведь у кротов глазки такие маленькие, что их почти не видно.— Как? У тебя нет ни одного янтаря?

— Нет,—сказал я.

— Тогда следуй за мной,—строго сказал Крот.—Правда, у тебя какие-то редкие брови.

Крот придирчиво рассматривал меня.

— Привяжи к бровям зубные щётки, а то песок насыплется в глаза.

Махнув мне лапой, он пропал в норе. Потом снова вылез наружу:

— Ну, а ты что стоишь?

Привязав к бровям зубные щётки, я полез в нору.

Через пару часов Крот сказал:

— Ты слишком медленно ползёшь. Мы проползли только десять метров. А до озера Энгурес — десять километров. Иди лучше по земле, а я поползу. Чтоб ты меня не потерял, я буду иногда высовывать голову. Не спутай меня с другими кротами! Смотри:

у меня один зуб янтарный. Высуну голову из-под земли и засмеюсь — сразу узнаешь, что это я.

Тут Крот засмеялся — крикс-крикс-крикс! — как будто трижды переломил карандаш.

Крикс! Крикс! Крикс!

Я отвязал щётки, и мы снова отправились в путь.

Добирались долго. Три недели.

По дороге я часто отдыхал. Крот не успевал за мною, под землёй ползти всё-таки трудней, чем шагать по поверхности. По пути нам попадались ручейки и канавы. Я их перепрыгивал, а Кроту приходилось ползти под ними.

Поджидая Крота, я читал книжки. Прочитал всё о кротах, о янтаре, об озере Энгурес. Оказывается, в этом озере так много янтаря потому, что когда-то здесь было море. Янтарь лежал на дне моря.

На третью неделю мы были уже неподалёку. В земле, взрытой Кротом, иногда поблёскивали кусочки янтаря. 

— Отдаёшь их мне? — спросил я. 
  Крот засмеялся.

— Это ещё не янтарь,— сказал он,— очень уж маленький. Таких маленьких янтарчиков здесь много. Походи по картофельным бороздам.

Я походил и действительно набрал полный карман янтарчиков.

Видел я, как мальчишки ходили за плугом. Отец пахал, а они шли следом и собирали янтарчики, как грачи собирают червей.

Потом мы попали в большой сосновый бор на берегу озера. Здесь не было ни кустика, ни травинки, а на земле меж сосен светлел серый мох, в котором росло много грибов.

Крот высунул голову и сверкнул—крикс-крикс-крикс!— янтарным зубом.

— Здесь,—сказал он.—Ползи за мной. Я снова привязал к бровям зубные щётки и пополз. Мы ползли и ползли, пока не вползли в какой-то зал. Здесь работало много кротов. Все стены были здесь из чистого янтаря, и кроты выламывали его из стен, точили, шлифовали, пилили и сверлили.

  

— Здесь янтарь раздевают,—сердито сказал Крот.—С каждого янтаря срывают его камзольчик, причёсывают и так шлифуют, что все становятся одинаковыми. А потом делают из них ручки для мухобоек, янтарные мыльницы и мундштуки.

— Кому нужны эти мыльницы?—удивился я.

— Дуракам. Их делают глупцы для дураков. Кроты, которые делали мыльницы, сами разукрасились как могли. Один привинтил себе янтарные уши, другой вставил янтарный глаз, третий привинтил к башмакам янтарные каблуки. Видно было, что каждый хочет показать, как сильно любит янтарь. Мне здесь не понравилось. Янтарь здесь тратили как картошку: жарили, варили, снимали кожуру.

И я вдруг услышал, как янтарь жалуется и плачет, ругает этих мастеров. Но они ничего не понимали. Они не знали янтарного языка.

— Это — глупцы,— повторил Крот.— Они не знают янтарного языка. Ползём дальше.-

Привязав покрепче щётки, я пополз за Кротом. Ползли мы, ползли и приползли в новую мастерскую.

— Здесь знают язык янтаря,—сказал Крот. И верно, я слышал, как мастер разговаривал с кусочком янтаря:

— Хочешь, я сохраню этот блеск справа?

— Угу.

— А эту неровность?

— Полируй.

Здесь всё принимали во внимание, сохраняли каждый изгиб, каждую линию.

Если у какого-нибудь янтарчика было три ноги, его не мучили, третью не отрывали. Пускай не будет похож на других и живёт как может, с тремя ногами.

Четыре уха? Тоже хорошо. Пускай останется четырёхухим!

Здесь каждый кусочек янтаря сам выбирал, что хочет.

— Мне мельхиоровый воротник!

— А мне деревянную рамочку!

— Ну, а тебе серебряную цепочку. И обыкновенный янтарь вдруг так поворачивался, что все удивлялись:

— Смотрите—какой красивый!

— Здесь работают художники,—сказал Крот,—которые делают не только украшения. Они создают человеческие свойства. Видишь вон ту куклу?

Я увидел соломенную куклу. В пупке у неё сиял янтарь.

— Это Хвастливость,—сказал Крот.

Когда мы уходили, Крот разрешил мне выбрать то, что я хочу взять с собою из янтарной сказки. Я, признаться, выбрал Любовь.

Это такой странный янтарь, что я не могу его описать или нарисовать.

Но когда я взял его в руки, показалось — он запел далёким голосом моей мамы. Когда я уже полз обратно и остановился передохнуть, вдруг почувствовал: на меня кто-то смотрит. Это был мой янтарь. Мне стало хорошо и легко, потому что так смотрели люди, которые любили меня.

Я вылез из норы — янтарь мой внезапно исчез и засиял вдали, как звезда. И я сразу узнал его. Среди тысяч звёзд я всегда узнаю свою.

Вернувшись домой, я положил его на стол, и мне никогда не бывает с ним скучно.

В новогоднюю ночь он горит бенгальской свечой, по вечерам пахнет сосновыми цветами.

Порою он разговаривает со мной. И если я устал, он найдёт слово, от которого проходит усталость.

Когда приходит ко мне неважный человек — янтарь мой меркнет, а уж если хороший придёт — оживает янтарь и сияет так, что у меня сердце кружится и глаза становятся тёплыми.

Мне хорошо и легко жить с моим янтарём.

А Крота-то моего я больше не видал. Видел разных кротов, но того, с янтарным зубом — крикс! крикс! крикс! — не видал.

Если встретите его, не бойтесь, смело ползите с ним, и он приведёт вас в янтарную сказку. А может, в другую.

Всё равно мы все ещё встретимся.

Может быть, в цветной сказке, а может быть, в сказке запахов. А может быть, в той сказке, где ветер шумит в листве и море бушует?

Сказок ведь очень много, и они никогда не кончаются.