История неопровержимо свидетельствует о первостепенной роли моральных величин в военном деле. Дух войск, высокий уровень идейно-нравственных начал – вот главные, определяющие условия победы. Нельзя забывать об этой простой, но чрезвычайно важной истине. На протяжении столетий Российская армия славилась крепостью духа и доблестью войск, отвагой и самопожертвованием, службой Отечеству «верой и правдой», «по долгу и чести». Пока эти понятия сохранялись, безопасность Отечества была гарантирована. Когда они стушевывались, исчезали (хотя бы временно), все рушилось.

История распорядилась так, что в судьбах Российской империи армия играла совершенно особую, по сути, уникальную роль. Только благодаря потокам крови, пролитым солдатами и офицерами, сохранялась сама возможность существования государства, подвергавшегося непрестанным нападениям многочисленных завоевателей.

Высочайшая ответственность, лежавшая на армии, и прежде всего на офицерах, необходимость жертвенного служения Отечеству не могли не породить особых морально-нравственных требований к командному составу. Постепенно сложилась система этических ценностей офицерства (этика — одна из форм идеологии, совокупность норм поведения, мораль какой-либо общественной группы, профессии). Отметим: специфическая воинская этика был присуща, главным образом, кадровому офицерству.

Давно ушли из жизни последние офицеры императорской армии, но память о них, как людях чести, сохранилась. Не случайно образ офицеров тех лет так притягателен для современных кинематографистов, литераторов, рядовых граждан, интересующихся военной историей.

Офицерская этика, вобравшая лучшие воинские и общечеловеческие традиции, нормы и правила поведения, как в боевой обстановке, так и в повседневной жизни, со сменой исторических эпох претерпевала некоторые изменения, однако неизменно опиралась на самые высокие моральные принципы. В начале ХХ века, в тяжелейших условиях социальных катаклизмов и войн, в период катастрофической деградации нравственных основ общества, это духовное наследие не только не было утеряно, но, напротив, получило дальнейшее развитие и закрепление.

Единого кодекса чести офицера, подобного официальному «Своду правил воинского чинопочитания и отдания чести», в русской армии не было. Однако существовали и многократно переиздавались такие сводные правила военной этики и этикета, как, например, «Советы молодому офицеру», составленные в 1904 году ротмистром В.М.Кульчитским и рекомендованные как «Катехизис для каждого офицера» генерал-квартирмейстером штаба армии.

Лаконизм изложения (вплоть до афоризмов) гарантировал быстрое запоминание и возможность найти необходимую справку в любой момент. Вот характерный стиль подобного кодекса чести:

• - Помни всегда, что ты офицер и что начальник всегда и везде начальник. Всякое его распоряжение по службе, в какой бы форме оно не было выражено, есть приказание.
• - Береги свою честь, честь полка и армии. Держи себя просто, с достоинством, без хвастовства. Будь выдержанным, корректным и тактичным всегда, со всеми и везде. Будь осторожным в выражениях. Не пиши необдуманных писем и рапортов сгоряча. Избегай скандалов, денежных счетов с товарищами. Но если надо, помоги товарищу не только словом, но и делом и деньгами.
• - Избегай разговоров на военные темы с кем бы то ни было вне службы. Будь осмотрителен в выборе знакомых.
• - Честь - святыня офицера. Офицер уважает человеческие права рядовых. Через ряды армии проходят все классы населения, поэтому влияние офицерского корпуса распространяется на весь народ. Горе стране, в которой солдат уносит со службы отвращение к армии. Солдаты, беспощадные судьи, разносят по беспредельной России все пережитое на службе, благодарность и озлобление, уважение и презрение.
• - Бить солдата запрещено законом. Более того, генерал-адъютант Драгомиров говаривал: «Стойку поправлять без прикосновения». Офицер – старший брат (но не панибрат) солдата.
• - Содержание армии дорого, но эти расходы – страховка, которую уплачивает государство в обеспечение своей безопасности…
• - В военной службе самолюбие не проявляй в мелочах, иначе будешь всегда страдать из-за него. Не пересекай черту условностей, выработанных традициями. Руководствуйся в жизни чувством справедливости и долгом порядочности. Старайся, чтобы в споре слова твои были мягкими, а аргументы тверды. В трудные минуты тон много значит: ибо что сделать – в смысле приказания, а как сделать в тон! Высший дар после силы – умение владеть собой!

Но ничто не проходит бесследно: официальные документы военного ведомства, приказы командиров и начальников различного ранга, книги и статьи тех лет, воспоминания, мемуары, дневники и письма, написанные представителями военного сословия, позволяют воссоздать этический кодекс российского офицерства.

В основе его лежали такие непреходящие ценности, как долг и честь. Еще в период обучения в кадетских корпусах, юнкерских и военных училищах у будущих офицеров формировали, прежде всего, именно эти качества. Содержание духовно-нравственного воспитания определялось интересами государства и общества и заключалось в привитии воспитанникам нравственных качеств, вытекающих из христианского понимания добра и зла, а также комплекса нравственных обязанностей по отношению к Отечеству, Престолу, другим людям, себе.

Так, «Инструкция, определяющая правила военного воспитания и устройства внутреннего порядка в юнкерских училищах», разработанная военным министерством, гласила: «Военно-воспитательная подготовка юнкеров должна заключаться… в глубоком укоренении чувства долга христианского… верноподданнического и воинского», развитии и упрочении «… сознания о высоком значении воина, призванного к защите Престола и Отечества…».

Далее в документе подчеркивалось: «Для военной службы нужен, прежде всего, безукоризненно честный воин. Поэтому внутренняя училищная обстановка и все приемы воспитания должны быть построены на основных началах чести, правды и благородства».

Здоровый консерватизм нравился в тогдашнем обществе далеко не всем. В этой связи журнал «Военный сборник», дискутируя с либеральными педагогами, обвинявшими военную школу в насаждении «грубых инстинктов в детских душах», писал: «Этим знатокам детской души мы посоветуем обратить свое внимание на настоящую язву гражданской… школы, с ее политиканством и хулиганством… в своей же военной школе мы будем заботливо насаждать все военное, в твердой уверенности, что этим мы привьем не грубость, а благородный героизм, особенно обязательный для детской души».

Духовно-нравственное воспитание юнкеров осуществлялось на основе специальных программ, учебно-воспитательных планов, разнообразных учебно-методических пособий. В целом, воспитание представляло собой целенаправленный процесс воздействия на психику воспитанников, в целях развития качеств, ориентированных на существовавшие в то время идеалы и ценности.

Вспоминая свои юнкерские годы, генерал-лейтенант А. И. Деникин писал: «… Вся окружающая атмосфера, пропитанная бессловесным напоминанием о долге, строго установленный распорядок жизни, постоянный труд, дисциплина, традиции… все это… создавало военный уклад и военную психологию, сохраняя живучесть и стойкость не только в мире, но и на войне, в дни великих потрясений…».  Училище, в котором учился будущий генерал, не было исключением: об этом свидетельствует вся история кадрового российского офицерства. После производства в офицерский чин выпускники попадали в офицерскую среду, в которой понятие о чести имело особое значение, где восполнялись пробелы воспитательной работы в период учебы.

Что же подразумевалось под понятием «честь»?

Известный в начале ХХ столетия военный юрист и публицист П. А. Швейковский, автор книг, широко распространенных среди офицеров, отмечал, что, прежде всего, «воинская честь выражается в верности Престолу, мужестве против неприятеля, в презрении к трусу; она есть высшее духовное благо армии; армия погибла, если потеряна ее честь».

Аналогично трактовал это понятие генерал-лейтенант А. Н. Апухтин, командовавший в годы Русско-японской войны полком, а в годы Первой мировой войны - дивизией: «Воинская честь, личная или корпоративная, есть высшее проявление нравственных качеств отдельного бойца или целого полка. Непоколебимая верность Царю и Отечеству, своему знамени, храбрость и дисциплина - вот главнейшие основы специальной воинской чести».

Одним из первых символов воинской чести являлись погоны. Символика погон и эполет уходит в седую старину. С 1802 года в русской армии начали вводить погоны на оба плеча. Они нашивались на мундир и шинель. Офицерские погоны обшивались золотым или серебряным шнуром. На погонах нашивались (вышивались) номера соединений (частей) или начальные буквы их наименований, а также вензеля, присвоенные войсковым частям. С 1807 года погоны офицеров и генералов были заменены эполетами.

 

Элементы военной одежды, сходные с погонами и являющиеся их предшественниками, известны с давних пор. Такими элементами были, например, наплечники (оплечья), защищавшие древних русских витязей от ударов мечей неприятеля.

Обращение к такой форме защиты воинов наблюдалось и в новое время, в частности в период тридцатилетней войны (1618-1648) в Европе. В то время в кавалерийских эскадронах (особенно среди кирасир шведского короля Густава II Адольфа) был распространен прием рубки, заключавшийся в нанесении сильного косого удара клинком по плечу неприятельского всадника и получивший название «удара смерти». Именно для защиты от таких ударов на плечи кавалеристов приклепывались металлические пластинки. В последующем эти пластинки потеряли свое значение, но, воплотившись в другом материале, вновь появились на военных мундирах в форме погон и эполет.

Самым тяжелым наказанием за бесчестный поступок в кадетском корпусе является срыв погон, обставляемый весьма торжественно-драматически: перед строем роты ротный командир срывал у виновного погоны под барабанную дробь. После этого виновный шествовал за ротой, в нескольких шагах от левого фланга. Это имело огромное воспитательное значение. Заметим, что офицер, а также юнкер и кадет ни при каких условиях не считали возможным показаться где-либо без погон.

Понятие чести было неразрывно связано с почитанием знамени части. В одном из документов той поры говорилось: «Знамя - Царское благословение на верную службу Родине. Полковое знамя - это святыня и честь полка, которую надо защищать до смерти. Потерять в бою знамя - все равно, что нарушить присягу, изменить Царю и Родине, а таких клятвопреступников, которые отдали свое знамя врагу на посмеяние, карают лишением воинской чести и смертной казнью».

Один из генералов, участвовавший в русско-японской и Первой мировой войнах писал: «Знамя - душа армии. Знамя - великий символ бессмертной идеи защиты Родины. …Нужно ли говорить о том, что тело наше могут убить, замучить на работах, унизить, заставить голодать, но бессмертной души, но сознания верности Родине и любви к ней, но седых полковых знамен и штандартов - никто уничтожить не может».

Во имя спасения армейских святынь, а значит, и воинской чести, было совершено немало героических поступков. Вот лишь некоторые из них.

1. В ходе Русско-японской войны, в бою под Мукденом (1905 г.) были окружены несколько рот 55-го пехотного Подольского полка. Командир полка полковник Васильев передал знамя ординарцам, чтобы те вынесли его к своим; остальной личный состав прикрывал их отход. Погибли все, полковника Васильева японцы подняли на штыки, но стяг не попал в руки врага.
2. При отступлении от Мукдена 1-й Восточно-Сибирский стрелковый полк вышел из боя с японцами в составе всего 3 офицеров и 150 нижних чинов, но сохранил знамя.
3. Во время Первой мировой войны дважды раненный полковник Первушин (1-й пехотный Невский полк) перед последней попыткой своей части пробиться из окружения приказал снять знамя с древка и зарыть его в землю. Знаменщик, подпрапорщик Удалых, точно запомнил место, где был зарыт стяг.

Остатки полка, которым удалось выйти из окружения, были направлены для переформирования в Лиду. Сюда же для прохождения службы прибыл подпоручик Игнатьев, который, по воспоминаниям сослуживцев, был крайне разочарован тем, что попал в полк, не имевший полковой святыни - знамени. Узнав, что в части находится подпрапорщик, спрятавший знамя и знающий его местонахождение, Игнатьев решил вернуть полковой стяг. Некоторое время спустя Игнатьев и Удалых исчезли. Отметим, что по закону, это могло привести к тяжким последствиям для них (вплоть до смертной казни).

Через 2–3 недели они вернулись в расположение полка «оборванные, в крестьянской одежде» и предъявили знамя. Оказалось, что сопровождаемый знаменщиком Игнатьев пробрался через линию фронта в Восточную Пруссию. Передвигаясь исключительно ночью, скрываясь как от немецких, так и от русских разъездов, они нашли место, где было скрыто знамя, и отрыли его. При обратном переходе линии фронта герои нарвались на немцев, Игнатьев был ранен пулей в ногу, но подоспевшие вовремя казаки выручили их.

О подвиге однополчан было немедленно доложено Верховному Главнокомандующему Великому Князю Николаю Николаевичу, их принял император Николай II. Оба героя были награждены высокими боевыми наградами.

• К сожалению, бывали случаи, когда знамя приходилось спасать от «своих» бунтовщиков, забывших присягу. В июле 1906 г. вышли из повиновения командирам несколько рот 83-го пехотного Самурского полка. Вооруженная толпа попыталась арестовать командира части и захватить знамя, чтобы сжечь его. Офицеры, во главе с командиром полка полковником Лемкулом, взяв знамя с собой, закрылись в помещении и стали отстреливаться. Четыре офицера были убиты, двое ранены, но полковой стяг удалось отстоять.

Мундир испокон веков на Руси олицетворял идею государственности, само Отечество. Потому и по сию пору особый смысл заложен в понятие «честь мундира». Честь военного мундира вообще, честь носить мундир определенной войсковой части требовала от офицера большой ответственности. Мундир нужно было носить так, чтобы ничто не бросало тень на родной полк. Понятие чести мундира было неразрывно связано с гордостью за то, что носивший его являлся офицером российской армии и служил Родине.

Известен исторический факт, который гласит, что в 1821 году во время ужина на одном из балов полковник лейб-гвардии Московского полка Г.А. Римский-Корсаков, вопреки существующим правилам, расстегнул мундир. Этого пустякового на сегодняшний взгляд, нарушения оказалось достаточно для его вынужденного ухода в отставку. Император Александр I приказал: «Мундира (т.е. права его ношения) Корсакову не давать, ибо замечено, что оный его беспокоит». Что это? Прихоть самодержца? Скорее всего, забота о том, чтобы офицер никогда не забывал, кто он такой, какой мундир носит.

Сын Николая I Алексей являлся шефом 89-го пехотного Беломорского полка. Носил он обычную шинель из грубого сукна, никаких скидок на высокое положение. Все по уставу. Наследник должен был являться на полковые праздники одетым строго по форме. Так с детства у цесаревича, да и не только у него, воспитывалось чувство братства защитников Отечества. Впрочем, этот факт говорит, вопреки внушавшимся нам искаженным представлениям, и об определенном демократизме, существовавшем в русской армии.

 

Практически все императоры, начиная с Петра I, носили военные мундиры, числились в различных полках и были их шефами. Недаром «табель о рангах» отводил военным одну из высших ступеней в иерархической лестнице. Сравниться с ними могли лишь придворные и дипломаты. Поэтому честь мундира была настолько высока, что офицер никогда не появлялся в обществе в другой одежде.

В соответствии с тогдашними требованиями, офицеры носили форму на службе, в свободное время и даже в отпуске, и это постоянное пребывание в мундире являлось непрестанным напоминанием о принадлежности к корпусу офицеров.

Человек в военной форме резко выделялся среди людей, одетых в штатское платье, поэтому офицер постоянно был на виду; общественное мнение оценивало его поведение не только в личностном плане, но и как представителя всего офицерского корпуса. Это накладывало чрезвычайно высокую ответственность на каждого, носившего мундир.

«Каждый офицер должен себя держать в обществе так, чтобы своими действиями… не только не совершить того, что считается противным общественным понятиям о чести вообще и специально воинским понятиям… о достоинстве офицерского звания, но и чтобы… избегнуть самого малейшего намека на что-либо противное чести и благородству», — писал современник.

Те, кто вел себя в общественных местах неподобающим образом, осуждались товарищами и старшими начальниками. Например, в одном из приказов по Кавказскому военному округу говорилось о необходимости увольнения со службы офицера, который напился, стрелял на улице из револьвера, танцевал под гармонь, отказывался платить по счету. Такое поведение, сказано в приказе, изобличает в нем «… отсутствие… понятий о воинской чести и доблести офицерского звания.

Когда под влиянием либеральных идей среди некоторых молодых офицеров распространились взгляды, что мундир - это всего лишь рабочая одежда, знаменитый на всю Россию генерал от инфантерии М. И. Драгомиров ответил на это так: «Господам, которые щеголяют своей прогрессивностью, кажется, что мундир есть не более как рабочий костюм: да, рабочий, да работа-то наша особенная. Ведь, чтобы ее сделать, нужно жертвовать жизнью… Мы, обреченные таким образом на смерть для блага народа, уже по этому самому должны быть отмечены внешним образом от рабочих других профессий, и дорожить такими внешними отличиями».

Именно честь мундира обязывала офицера «… помнить, что не только перед нижними чинами или… начальством, но в присутствии кого бы то ни было, он ни в каком случае не может себе позволить быть в нетрезвом, даже слегка, виде, в неряшливо содержащейся одежде…».

Борьба со случаями пьянства велась на самом высоком уровне. С одобрения императора Николая II военное министерство в мае 1914 г. издало специальный приказ, называвшийся «Меры против потребления спиртных напитков в армии». В нем, в частности, указывалось, что «появление офицера в нетрезвом виде, где бы то ни было, а особенно перед нижними чинами, считается тяжким проступком, не соответствующим офицерскому званию…», и предписывалось, в зависимости от обстоятельств, подвергать нарушителей различным наказаниям, вплоть до увольнения от службы.

Приказы, а также неписаные правила, соблюдение которых было не менее обязательным, воспрещали офицерам посещение мест, не соответствовавших офицерскому достоинству. Так, офицерам было запрещено посещать частные клубы и собрания, где играли на деньги, а так-же участвовать в биржевой игре. В связи с пристрастием отдельных офицеров к подобным «заработкам» журнал «Разведчик» писал: «Если кому-то нужна легкая нажива, то пусть они снимают свой мундир, который должен служить эмблемой скромности и воздержания… и тогда уже смешиваются с толпой биржевых дельцов сомнительной репутации». Офицер также не должен был бывать в трактирах, чайных, кофейнях, пивных, портерных, буфетах 3-го класса, ресторанах низших разрядов.

Не следует, однако, считать, что, офицерам предписывалось вести себя подобно «кисейным барышням». Журнал «Офицерская жизнь» писал: «Офицер - не отшельник, не мальчик и не институтка, а взрослый и полноправный человек. Значит, следует только знать границу. Так, если он пьет, то не должен пить до неприличия; если играет в карты, то не должен зарываться в игру настолько, чтобы это могло вредно отзываться на его бюджете, в виде долгов…».

Граница, о которой говорил автор, обусловливалась не только этическими, но и сугубо практическими соображениями: офицер был обязан «… до самого своего ухода в отставку быть пригодным и морально, и физически исполнить свое назначение. Поэтому он не имеет права предаваться страстям, в большинстве случаев действующим пагубно».

Заметим, что рабочий день офицеров продолжался 10–11 часов в сутки, включая субботу. При этом уровень материального благосостояния офицерства был настолько низок, что известный политический деятель А. И. Гучков в своем докладе на заседании Государственной Думы в мае 1908 г. официально заявил: «Офицеры живут в бедности, вплоть до того, что многие из них со своими семьями переходят… на довольствие из ротного котла».

Безусловной нормой являлось уважение к старшему по чину и по должности. «Помни, что начальник всегда и везде начальник. Никогда не критикуй действий и поступков начальства вообще; при ком-либо - особенно и, Боже избави, при нижних чинах. Всякое распоряжение начальника по службе, в какой бы форме оно ни было выражено (предложение, просьба, совет) - есть приказание».

В то же время и старший должен был уважать офицерское достоинство младшего. «Идея военного братства только и может осуществляться в том обществе, где начальники не рискуют натолкнуться на бестактность подчиненных, а подчиненные на резкость со стороны начальников. Истинная дисциплина именно к этому и ведет, ее девиз: отдай начальнику весь положенный долг и умей при этом держать себя с гордым сознанием своего офицерского достоинства», — писал известный в то время военный педагог генерал-лейтенант Н. Бутовский.

Конечно же, нельзя утверждать, будто в офицерской среде нормы взаимоотношений никогда не нарушались.В повседневной жизни встречались проявления несдержанности, некорректности, даже грубости начальников по отношению к подчиненным. Подчеркнем, однако, что подобные факты осуждались в офицерской среде, против этого явления боролась военная пресса, за это наказывали в дисциплинарном порядке.

Так, в одном из приказов по Кавказскому военному округу за 1908 г. описывается следующая ситуация: командир полка смотрел показное ротное учение. Когда один из взводов, выполняя строевые приемы по новому уставу, сбился, командир полка произнес в адрес взвода громкие ругательства. Главнокомандующий войсками округа генерал от кавалерии И. И. Воронцов-Дашков объявил выговор командиру полка, ибо «… начальник ни при каких обстоятельствах не должен и не имеет права допускать унизительное обращение со своими подчиненными…».

Чрезвычайно важным элементом понятия «честь» в офицерской среде считалась такая черта, как умение держать свое слово. «Верность слову… всегда отличала офицера. Измена слову… недостойна звания его». Не случайно в те времена под «слово офицера» одалживали крупные суммы денег и вверяли самые важные, в том числе личные секреты, ибо нарушить слово считалось невозможным в принципе.

Верность российского офицерства данному слову вызывала уважение даже у врагов. Так, в тексте соглашения о капитуляции Порт-Артура японская сторона указала, что офицеры, «давшие честное слово» не возвращаться в строй и не принимать участия в действиях против японской армии до конца войны, получат разрешение вернуться на родину.

В отношениях с представителями других социальных групп офицерская этика предписывала следующее: «Офицер должен относиться ко всем лицам других сословий с уважением и свое чувство собственного достоинства не должен выражать надменностью перед этими лицами». Мотивировалось это, прежде всего, тем, что офицеры служат «… не только Государю, но и народу, главою которого является Государь».

От каждого члена воинского сословия требовалось быть выдержанным, корректным и тактичным всегда, со всеми и везде. При этом было «необходимо помнить ту границу, где кончается полная достоинства вежливость и где начинается низкопоклонство».

К льстецам, пытавшимся добиться расположения начальства, в офицерской среде традиционно относились с крайним неодобрением. «Льстивость… никогда и нигде не считалась достоинством офицера. В старой русской армии таких «служак» презирали». Не случайно в корпусе офицеров широкой популярностью пользовался афоризм генерала М. И. Драгомирова: «Ведет себя достойно пред неприятелем только тот, кто ведет себя достойно пред начальником».

Особо следует сказать об этических нормах, определявших отношение офицеров к нижним чинам (рядовым и унтер-офицерам). Дело в том, что еще до 1917 г. либеральная интеллигенция и революционные партии нередко использовали клевету и подтасовки как средство дискредитации офицерского корпуса; в последующие десятилетия подобная практика стала нормой.

В частности, в одном из «трудов», вышедших в 1930-е годы, так описывались порядки, «установленные золотопогонной сворой» в солдатских казармах: «… Жестокие и унизительные наказания за малейшую провинность, грубое обращение и мордобой… разжигание национальной розни, поощрение неграмотности…». Далее делался вывод:«какого же еще обращения, кроме скотского, можно было ожидать от офицера, убежденного, что солдат есть животное, обладающее даром речи?». Подобные измышления не просто далеки от исторической правды: они насквозь лживы. Тогдашние армейские реалии были сложными, но совершенно иными.

Реформы 60–70-х годов ХIХ века значительно изменили социальную обстановку в стране, существенно повлияли на мировоззрение и психологию всех сословий и социальных групп. В частности, отмена крепостного права и установление сословного равенства принципиально изменили положение в армейской среде. Если до этого отношения между солдатами и офицерами в значительной мере строились на основе принадлежности командного состава к высшим сословиям, то после реформ «… офицер-барин перестал существовать, нижний чин-холоп - тоже». К началу ХХ века «бессловесный солдат превратился в сознательное существо». В новых условиях обеспечить решение стоявших перед войсками задач, обучить и воспитать подчиненных, завоевать у них авторитет и уважение офицеры могли только за счет личных качеств, а также справедливого и заботливого отношения к солдатам.

Между офицерами, особенно в офицерском собрании, практиковалось товарищеское обращение независимо от воинского звания и служебного положения. Во внеслужебное время, на отдыхе и во многих случаях даже в служебное время офицеры обращались друг к другу, как правило, по имени-отчеству. Особенно это широко было распространено в военно-морском флоте.

Приведем несколько цитат из популярных книг и сборников того времени.

«Чем больше со стороны офицера будет теплоты, участия, терпения, тем легче он найдет доступ к сердцу и сознанию молодого солдата; в таком случае лучше пойдет его воспитание и образование…».

«Солдаты не безмолвные бараны, а беспощадные судьи, пришедшие из разных концов беспредельной России, уносящие обратно, туда же, всё пережитое на службе: благодарность и озлобленность; уважение и презрение; любовь и ненависть».

«Офицер должен уважать человеческие права своего собрата - нижнего чина».

Следует подчеркнуть, что эти мысли не были отвлеченными рассуждениями дилетантов. Их авторы - офицеры и генералы, много лет служившие в армии, глубоко понимавшие суть процессов, происходивших в войсках.

По решению специальной государственной комиссии неграмотных солдат в обязательном порядке стали обучать чтению и письму (процент неграмотных среди призывников составлял в 1901–1910 гг. в среднем до 50%). При этом обучали солдат грамоте офицеры, в основном, ротного звена. Кроме того, именно офицеры по собственной инициативе комплектовали ротные библиотеки, покупая книги за личные деньги.

В войсках делались попытки использовать совершенно новые для того времени формы работы с нижними чинами. Например, в 1-й и 2-й пехотных дивизиях были созданы особые советы офицеров с целью содействия умственному и нравственному развитию солдат; в 8-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии ежемесячно проводились совещания офицеров, на которых обсуждались методы обучения и воспитания нижних чинов, разбирались различные ситуации из жизни и службы солдат и офицеров. Известно немало фактов, когда офицеры даже в мирное время рисковали жизнью для спасения подчиненных.

Так, в декабре 1902 г. в Андижане произошло сильное землетрясение. Один из офицеров, поручик Девдориани, во время подземных толчков вбежал в помещение, где стояло знамя, и вынес его. Двое других - поручик Герцулин и капитан Тучков - выводили солдат из казарм, оставаясь в них вплоть до выхода последнего человека. Вследствие этого поручик Герцулин погиб, а капитан Тучков был тяжело ранен.

В Киевском военном округе во время учений солдат бросил связку динамитных патронов, которая не взорвалась. Надо было выяснить, продолжается ли горение фитиля. Подпоручик 7-го саперного батальона Васильев извлек динамит сам, не подвергая опасности нижнего чина, человека менее опытного. Командующий войсками поблагодарил подпоручика «… за правильное понимание обязанностей офицера и примерное отношение к служебному долгу».

Конечно, понять суть сложнейших социальных процессов, происходивших в стране и армии, могли не все офицеры, и не сразу. Сказывались пережитки времен крепостного права, когда сословия весьма значительно различались в правах, инерционность мышления, отсутствие знаний в сфере педагогики и психологии, в училищах не преподававшихся.

Были такие, кто считал, что достаточно одной требовательности в отношении нижних чинов. Однако утверждения о том, что в российской армии начала ХХ века процветал «мордобой», являются лживыми измышлениями.

До 1910 г. офицеры за нанесение побоев солдатам подвергались наказаниям, включавшим арест на полгода и увольнение со службы. В 1910 г. был объявлен новый Воинский устав о наказаниях, ужесточавший ответственность за рукоприкладство.

За нанесение нижним чинам ударов или побоев виновные офицеры подвергались длительному аресту на гауптвахте или иным дисциплинарным взысканиям, в случае повторения - заключению в крепость до двух лет и увольнению со службы. Если же начальник причинял тяжкие телесные повреждения, или хотя бы легкие, но способом особо мучительным для потерпевшего, то он приговаривался к наказаниям, определенным общими уголовными законами, но всегда с увеличением наказания, определявшимся Воинским уставом о наказаниях.

Случаи рукоприкладства были, однако их количество было невелико, они предавались широкой огласке и публично осуждались. В одном из приказов войскам Туркестанского военного округа за 1900 г. указывается, что есть случаи нанесения побоев солдатам: «Такое противозаконное обращение с подчиненными… унижающее достоинство человека вообще, а русского солдата, как Царского слуги, в особенности, вынуждает принимать самые действенные меры к искоренению этого зла».

«Господа, воображающие, что кулаками они поддерживают дисциплину, не понимают, что сами ее этим подрывают, подавая пример нарушения закона», — подчеркнул командующий войсками Киевского военного округа. Ответственность за побои, нанесенные нижним чинам, наступала неизбежно, ибо вышестоящие начальники, как правило, не желали, да и не могли, учитывая традиции офицерской среды, покрывать нарушителей. За рукоприкладство привлекали к ответственности даже в условиях военного времени. Например, в 1916 г. был предан киевскому военно-окружному суду командир 647-й пешей Волынской дружины подполковник Хондзинский за то, что ударил старшего унтер-офицера той же дружины  К. Костюка.

Говоря об этике офицеров российской императорской армии, нельзя не коснуться роли такого института, как суды чести (до 1912 г. они назывались суды общества офицеров). Как указывалось в Уставе дисциплинарном, «суды чести учреждаются для охранения достоинства военной службы и поддержания доблести офицерского звания»; на них возлагалось «рассмотрение поступков, не совместных с понятиями о воинской чести, служебном достоинстве, нравственности и благородстве». Суды чести могли рассматривать как проступки, за которые уголовная ответственность не предусматривалась, так и уголовно наказуемые деяния, не подменяя при этом судебные органы.

В число проступков, разбиравшихся в полковом суде чести, входили: заём денег в долг у нижних чинов, игра с ними в карты, написание анонимных писем, нечестная игра в карты, отказ от уплаты карточного долга, двусмысленное ухаживание за женой товарища по полку, появление в общественном месте в нетрезвом виде и т. п. Суд чести мог вынести приговор об оправдании обвиняемого, или сделать ему внушение, или же принять решение об увольнении офицера со службы. В случае увольнения офицера со службы решением суда чести, командование отчисляло его от должности. Затем, после соблюдения определенных процедур, решением военного министерства его увольняли в запас или отчисляли от службы совсем.

В компетенцию суда чести входили также дела об оскорблениях и столкновениях в офицерской среде. Разбирая подобные дела, суд чести мог принять решение о примирении поссорившихся офицеров, если оно признавалось согласным с достоинством офицера и традициями части, или же принимал решение о необходимости поединка, если находил, что поединок является единственным средством удовлетворить оскорбленную честь офицера.

Закон не давал определения поединка, но в офицерской среде им считался «… условленный бой между двумя лицами смертоносным оружием, для удовлетворения поруганной чести, с соблюдением известных установленных обычаем условий относительно места, времени, оружия и вообще обстановки выполнения боя».

Если кто-либо из поссорившихся офицеров отказывался от вызова на поединок или не принимал мер к получению удовлетворения путем поединка, он должен был подать в отставку. В случае, когда офицер не подавал прошение об отставке, командир части по истечении двух недель сам выходил с ходатайством об увольнении такого офицера.

Причиной дуэли могли стать только конфликты в частной жизни, а не по служебным вопросам: «Оскорбление на службе не может иметь места, ибо оно является оскорблением службы и касается чести не оскорбленного, а оскорбителя».

Обер-офицер не мог вызывать на поединок штабофицера или генерала, как старших, в то время как они обладали таким правом в отношении обер-офицеров. За вызов начальника на поединок по делу, касавшемуся службы, следовало наказание в виде разжалования в рядовые или заключения в крепость на срок не ниже 1 года и 4 месяцев. Начальник, принявший вызов, подлежал такому же наказанию, что и сделавший вызов.

Исторически сложились правила проведения дуэлей, которые были закреплены в Уставе дисциплинарном. Договаривались о дуэли секунданты. Поединки могли быть на холодном или огнестрельном оружии, при этом оружие должно было быть одинаковым.

Дуэли были: до первой крови, до наступления невозможности со стороны одного из дуэлянтов продолжать бой, до тяжкой раны, дуэль с условием биться насмерть. Если холодное оружие выпадало из рук или ломалось, то пользоваться этим и бить безоружного было нельзя; не допускались также удары по упавшему.

После первой раны бой обычно считался оконченным, но раненый мог потребовать продолжения дуэли. Во время дуэли на пистолетах первый выстрел делался или оскорбленным, или по жребию, или по желанию, в зависимости от достигнутой договоренности.

После поединка суд чести проводил дознание о поведении дуэлянтов и секундантов, ибо вдруг кто-то из участников дуэли «… не проявил при этом истинного чувства чести и личного достоинства, а обнаружил старание соблюсти лишь одну форму». Кроме того, рассматривались условия поединка. В обществе были различные точки зрения на дуэли. Многим они были глубоко чужды, особенно в среде либеральной интеллигенции, их считали архаикой, предрассудком, ненужным и вредным.

Однако это было мировоззрением сугубо штатских людей, и офицерство придерживалось иных взглядов. «Для людей со слабо развитым чувством чести дуэль - варварство, но для офицера готовность стать под пулю ради защиты чести (своей или взятого под защиту лица, или своего полка, или своей Родины) была доказательством чести».

Специфику воинской этики в этом вопросе тонко подметил выдающийся адвокат того времени В. Д. Спасович, который говорил, что поединок является символом того, как «… человек может и должен в известных случаях жертвовать… жизнью… за вещи, которые, с материалистической точки, не имеют значения и смысла: за веру, родину и честь. Вот почему обычаем этим нельзя поступаться».

Именно культ чести побуждал офицеров выходить на дуэль, так как сохранение чести почиталось важнее сохранения жизни. «Честь — святыня офицера, она — высшее благо, которое он обязан хранить и держать в чистоте. Честь — его награда в счастье и утешение в горе… честь не знает ни тягот, ни опасностей, делает лишения легкими и ведет к славным подвигам. Честь не терпит и не выносит никакого пятна.

Таким был нравственный облик офицеров российской армии начала ХХ столетия. Конечно, как все люди, офицеры имели недостатки, человеческие слабости, различались характерами и привычками. Они жили в эпоху радикальных перемен, и происходившее в стране и обществе, так или иначе, оказывало на них влияние.

Однако все познается в сравнении. Жертвенное служение офицерства дает все основания согласиться с утверждением о том, что на переломе эпох корпус офицеров «в моральном отношении… стоял на высоте, возвышавшейся над всеми… Это не теория, это не лирика, это - действительность, подтвержденная тем непреложным фактом, что большая часть кадрового офицерства полегла на войне 1914–1917 гг., а оставшиеся в живых все, за малыми исключениями, были многократно ранены…».

Много воды утекло с тех пор, и мир стал иным. Однако профессия военного по-прежнему остается не такой, как все остальные: только воинская служба подразумевает обязанность умереть, если это потребуется, во имя высших интересов. Как и в начале ХХ века, ныне говорят о том, что готовность военных умереть — варварский атавизм, и надо воевать так, чтобы все выжили. Но война подразумевает смерть, и кто назовет хотя бы одну войну, в которой не было погибших?

Воинское служение имеет сакральный смысл, ибо осознанно умирать из-за денег не будет никто. Осознанно погибнуть можно за идею, подобную той, что одухотворяет воинскую службу. Наемная армия не пойдет на верную гибель, ибо главная цель наемников - выжить и заработать денег. Офицеры императорской, а затем Советской Армии, в громадном большинстве своем, служили во имя идеи, и значит, не были наемниками.

Известный афоризм гласит: история наказывает за беспамятство. Кроме того, забывать о предшествующих поколениях, служивших во имя высоких целей, - безнравственно. Значит, наши современники должны воспринять у предшественников то лучшее, что оставило память в веках, и прежде всего - этический кодекс офицерства.