- Остин, как думаешь, мы доживем до утра?
- Мало вероятно, чувак. Я трахался с ней весь год. Да, это было круто, но вот чем всё обернулось. Мы сидим тут. Обдолбанные вхлам, поедаемые крысами. Пиздеец.
- И похуй. Мы же хотели любви.. Выеби меня! Я реально. Блять, прости. Не знаю сколько все это может продолжаться, а я ниразу не трахался с мужиком, тем более таким как ты.
- Иди нахуй. Ты ебанулся. Я знал, мой мозг когда-нибудь не выдержит тебя, и, видимо, это случится сейчас. Я бы избил тебе лицо..
- Хорошо, что мы можем говорить.
- Ага. Во рту, блять, будто насрали.. Насваи.. Я это пить больше не могу. Они явно мешают что-то туда.
- Получай кайф от этой жидкости. Мне даже нравится. Как впасть в кому, но всё понимать. Только вот обычно коматозники лежат в палатах, их лечат маленькие ангелы, без крыльев, но с крестами.

Странно, но даже в этой ситуации, когда я не чувствую жопы, которую отморозил тюремняй бетонный пол, у меня при мысли о моей кровати, на которой развалилась обнаженная Лола, выставив всё что можно на обозоение мне, курившая сигареты только с желтым фильтром, у меня в штанах образовался неловкий бугорок. Моя. Она была, блять, только моя.Похуй. Ее уже нет. Теперь только горничная уделит ей внимание, свалившись в обморок при виде прекрасного голого тела с разбитым сердцем. В пряммом смысле. Ее механизм, перегоняющий кровь от бархатных пяточек до головы, был вырван из груди и разбросан по всему номеру.От этого не становится жутко, благодаря атмосфере КАМЕРЫ, в которой мы просто валялись, обнявшись с крысами и обдолбавшись хренью, которую невозможно пить.
Что делает с нами любовь? Власть? Ревность, наверное.

- Ненавижу думать!
- Говори. Этой единственный способ, не сойти с ума.
- Это трудно воспринять. Да даже сказать ТЯЖЕЛО. Язык прилипает к небам, и губы трескаются пр малейшем растягивании кожи.
- Наверно.