Антонио Страдивари родился в 1644 году в маленьком городке близ Кремоны. Его родители жили раньше в Кремоне. Страшная чума, начавшаяся в Южной Италии, переходила с место на место, захватывала все новые области и докатилась до Кремоны. Город опустел, улицы обезлюдели, жители бежали куда глаза глядят. Среди них были и Страдивари - отец и мать Антонио. Они бежали из Кремоны в небольшой городок поблизости, вернее село, и больше в Кремону не возвращались.

Там, в селе близ Кремоны, прошло детство Антонио. Отец его был обедневший аристократ. Он был человек гордый, скупой, нелюдимый, любил вспоминать историю своего рода. Отцовский дом и малый городок быстро надоели молодому Антонио, и он решил уйти из дому.

Перебрав много профессий, он всюду испытал неудачу. Хотел стать ваятелем, подобно Микеланджело, линии его статуй были изящны, но лица были не выразительны. Он бросил это ремесло, зарабатывал свой хлеб резьбой по дереву, изготовляя деревянные украшения для богатой мебели, пристрастился к рисованию; с величайшем страданием изучал он орнаментику дверей и стенной живописи соборов и рисунки великих мастеров. Потом его привлекла музыка, и он задумал стать музыкантом. Упорно учился скрипичной игре; но пальцам не хватало беглости и легкости, а звук скрипки был глух и резок. О нем говорили:" Ухо музыканта, руки резчика ". И он бросил ремесло музыканта. Но, забросив не забыл его. Он был упрям. Часами смотрел на свою скрипку. Скрипка была дурной работы. Он разобрал ее, изучил и - выбросил. А купить хорошую у него не хватало средств. Тогда же, будучи 18-летним юношей, он поступил учеником к знаменитому скрипичному мастеру Николо Амати. Годы, проведенные в мастерской Амати, запомнились ему на всю жизнь.

Он был бесплатным учеником, исполнял только черновую работу и починки и бегал по различным поручениям мастера. Так продолжалось бы долго, если бы не случай. Мастер Николо зашел в мастерскую во вне урочное время в день дежурства Антонио и застал его за работой: Антонио вырезал эфы на брошенном, ненужном обрезке дерева.

Мастер ничего не сказал, но с тех пор Антонио уже не приходилось разносить готовые скрипки заказчикам. Он проводил теперь весь день, изучая работу Амати.

Здесь научился Антонио понимать, как важен выбор дерева, как добиться того,чтобы оно звучало и пело. Он увидел, какое значение имеет сотая доля в распределении толщин дек, понял назначение пружины внутри скрипки. Теперь ему открылось, как необходимо соответствие отдельных частей между собой. Этому правилу следовал он затем всю жизнь. И, наконец, оценил важность того, что некоторые ремесленники-мастера считали только украшением, - важность лака, которым покрывается инструмент.

К его первой скрипки Амати отнесся снисходительно. Это придало ему силы.

С необыкновенным упрямством добивался он певучести. А когда добился, что его скрипка звучала так, как у мастера Николо, ему захотелось, чтобы она звучала по-другому. Его преследовали звуки женских и детских голосов: вот такими певучими, гибкими голосами должны звучать его скрипки. Это долго ему не удавалось.

" Страдивари под Амати ", - говорили о нем. В 1680 году он оставил мастерскую Амати и начал работать самостоятельно.

Он придавал скрипкам разную форму, делая их длиннее и уже, то шире и короче, то увеличивал, то уменьшал выпуклость дек, его скрипки уже можно было различить среди тысячи других. И звук у них был свободный и певучий, как голос девушки утром на кремоновской площади. Он стремился в юности быть художником, любил линию, рисунок и краску, и это осталось навсегда у него в крови. Он ценил в инструменте, кроме звука, его стройную форму и строгие линии, любил украшать свои инструменты, вставляя кусочки перламутра, черного дерева и слоновой кости, рисовал на шейке, бочках или углах маленьких купидонов, цветки лилии, плоды.

Еще в молодости он сделал гитару, в нижнюю стенку которой вставил полосами слоновую кость, и она казалась как бы разодетой в полосатый шелк; звуковое отверстие он украсил резаными по дереву сплетениями из листьев и цветов.

В 1700 году ему была заказана четера. он долго с любовью работал над ней. Завиток, завершавший инструмент, изображал голову Дианы, обвитую тяжелыми косами; на шее было надето ожерелье. Ниже он выточил две небольшие фигуры - сатира и нимфы. Сатир свешивал свои козлиные ножки крючком, крючок этот служил для ношения инструмента. Все было выточено с редким совершенством.

В другой раз сделал он карманную узкую скрипку - "сордино" - и завитку из черного дерева придал форму негритянской головы.

К сорока годам он был богат, и его знали. О его богатстве складывали поговорки; в городе говорили: "Богат, как Страдивари".

Но жизнь его не была счастливой. У него умерла жена; он потерял двух взрослых сыновей, а их он хотел сделать опорой своей старости, передать им секрет своего ремесла и все, чего он добился за всю жизнь.

Оставшиеся в живых сыновья Франческо и Омобоно хотя и работали вместе с ним, но не понимали его искусства, - лишь старательно подражали ему. Третий же сын, Паоло, от второго брака, и совсем презирал его ремесло, предпочитая заниматься коммерцией и торговлей; это было и легче, и проще. Еще один сын, Джузеппе, стал монахом.

Теперь мастеру шел 77-й год. Он достиг глубокой старости, большого почета, богатства.

Одна из скрипок Антонио Страдивари



Жизнь его подходила к концу. Оглядываясь, он видел свою семью и все возраставшую семью своих скрипок. Дети имели свои имена, скрипки - свои.

Жизнь его кончалась мирно. Для большего спокойствия, чтобы все было чинно, как у людей зажиточных и почтенных он купил склеп в церкви св. Доминика и сам определил место для своего погребения. А кругом со временем лягут его родные: жена, сыновья.Но когда мастер думал о сыновьях, он омрачался. В это было все дело.Он оставлял им свое богатство, они построят или, вернее, купят себе хорошие дома. И богатство рода будет рости. Но разве напрасно работал он, добился, наконец, славы и знаний мастера? И вот мастерство оставить некому, мастерство может принять в наследство только мастер. Старик знал, как жадно добиваются его сыновья отцовских секретов. Не раз заставал он во внеурочное время Франческо в мастерской, находил оброненную им записную книжку. Чего искал Франческо? Зачем рылся в записях отца? Тех записей, которые ему нужны, он все равно не найдет. Они крепко заперты на ключ. Иногда, думая над этим, мастер сам переставал понимать себя. Ведь через три года, пять лет его сыновья, наследники, все равно откроют все замки, прочтут все его записи. Не отдать ли им заблаговременно те "секреты", о которых все говорят? Но не хотелось отдавать в эти короткие тупые пальцы такие тонкие способы составления лаков, записи неровностей дек - весь свой опыт.

Ведь все эти секреты никого не могут научить, они могут помочь. Не отдать ли их в руки жизнерадостного Бергонци, который переимчив и ловок? Но сможет ли Бергонци применить весь широкий опыт своего учителя? Он - мастер виолончели и любит больше всего этот инструмент, а ему, старому мастеру, несмотря на то, что он немало времени и труда положил на создание совершенной виолончели, хотелось бы передать весь свой накопленный опыт, все свои знания. Да и, кроме того, это значило бы обокрасть своих сыновей. Ведь как честный мастер копил он для своего рода все знания.И теперь оставить все чужому? И старик медлил, не принимая решения - пусть до времени записи лежат под замком.А теперь еще другое стало омрачать его дни. он привык быть первым в своем мастерстве. Давно уже на кладбище лежал Николо Амати, мастерская Амати распалась еще при его жизни, и он, Страдивари, - преемник и продолжатель искусства Амати. В скрипичном мастерстве до сего времени не было равного не только в Кремоне, но и во всей Италии, не только в Италии, но и во всем мире - ему, Антонио Страдивари.

Но только до сего времени...

Давно уже шли, сначала сомнительные и робкие, а потом и вполне ясные слухи о другом мастере из семьи хороших и способных, но несколько грубых мастеров.

Мастера этого Страдивари хорошо знал. И в начале он был вполне спокоен за себя, потому что человек, который может достичь чего-либо в скрипичном деле, прежде всего, должен быть человеком жизни спокойной, трезвой и умеренной, а Джузеппе Гварнери был пьяница и буян. У такого человека дрожат пальцы и слух всегда туманен. И однако же...



И вот однажды, рано утром, когда еще не начиналась жизнь в его мастерской, а он по обыкновению уже побывал и на секадоре, и спустился вниз - проверить лаки, - в дверь постучались. Принесли в починку скрипку. Всю жизнь Страдивари, работая над новыми скрипками, не забывал благородного мастерства починки. Он любил, когда из ломанных, старых скрипок работы хороших, средних и совсем неизвестных мастеров получались скрипки с чертами его мастерства; от правильно поставленной пружины или оттого, что он покрывал скрипку своим лаком, чужая скрипка начинала звучать благороднее, чем раньше, до поломки, - к инструменту возвращались здоровье и молодость. И когда заказчик, отдававший инструмент в починку, изумлялся перемене, мастер чувствовал гордость, как врач, излечивший ребенка, когда его благодарят родители.

Человек, который принес скрипку, не был кремонцем; он объяснил, что его хозяин два года назад проездом купил здесь эту скрипку, и вот теперь ее поломали, надо починить. Адрес мастера он потерял в дороге, но конечно, он попал, куда надо: все здесь указывают на знаменитого мастера Антонио Страдивари.

- Покажите вашу скрипку, - сказал Страдивари.Человек бережно достал из футляра скрипку, не переставая болтать:

- Мой хозяин - большой знаток, он высоко ценит эту скрипку, она поет таким сильным, густым голосом, какого мне не доводилось слышать до сих пор ни одной скрипки.

Скрипка - в руках Страдивари. Она - большого формата; светлый лак. И он сразу понял, чьей она работы.
- Оставьте ее здесь, - сказал он сухо.