Без заголовка |
Серия сообщений "Аудиокниги":
Часть 1 - 10 рассказов В. Шукшина
Часть 2 - Дарья Донцова. Новинки 2019 года
...
Часть 24 - Фантастика, Мистика
Часть 25 - Тайна трёх бриллиантов - Николай Леонов, Алексей Макеев
Часть 26 - АудиоКниги
Серия сообщений "Бродилки для вас":
Часть 1 - Бродилка по сайтам для Фотошопа
Часть 2 - Лёгкие Обеды на Каждый День
...
Часть 18 - Смотрим кино онлайн
Часть 19 - Кулинарные Сайты для Вас
Часть 20 - АудиоКниги
Часть 21 - Полезные ссылки Интернета
Часть 22 - Кулинарная Бродилка
Часть 23 - Бродилка по Урокам от Любаши К
Метки: аудиокниги |
Без заголовка |
15 сентября могло бы исполниться 95 лет одному из самых известных поэтов-песенников Михаилу Таничу, но 10 лет назад он ушел из жизни. Он был автором хитов, которые знают абсолютно все, – «Черный кот», «Мы выбираем, нас выбирают», «На тебе сошелся клином белый свет», «Погода в доме». Однако вряд ли широкой публике известно, что перед тем, как прославиться на всю страну, Танич прошел войну, а затем был осужден и приговорен к 6 годам лишения свободы, и что свою настоящую фамилию ему долгое время приходилось скрывать.
Серия сообщений "никто не забыт":
Часть 1 - Владимир Высоцкий. (25 января 1938 г - 25 июля 1980 г).
Часть 2 - Памяти Вячеслава Васильевича Тихонова.
...
Часть 49 - Марина Цветаева - поэтесса, наполнившей мир особенными стихами о любви.
Часть 50 - Знаменитости ушедшие из жизни в 2018 году (Видео, Часть 1).
Часть 51 - Зигзаги судьбы Михаила Танича: Почему знаменитый советский поэт-песенник шесть лет провел в лагерях. Фото и видео.
Метки: танич |
Без заголовка |
9 сентября 2018 года исполняется 190 лет со дня рождения Льва Николаевича Толстого.
Граф Лев Николаевич Толстой — один из наиболее широко известных русских писателей и мыслителей. Участник обороны Севастополя. Просветитель, публицист, религиозный мыслитель, авторитетное мнение которого спровоцировало возникновение нового религиозно-нравственного течения — толстовства.
Идеи ненасильственного сопротивления, которые Л. Н. Толстой выразил в работе «Царство Божие внутри вас», оказали влияние на Махатму Ганди и Мартина Лютера Кинга.
|
Больше всего меня поразило в Толстом то, что он подкреплял свою проповедь делами и шёл на любые жертвы ради истины Он был самый честный человек своего времени. Вся его жизнь — постоянный поиск, непрерывное стремление найти правду и воплотить её в жизнь. Толстой никогда не пытался скрыть правду, приукрасить её; не страшась ни духовной, ни светской власти, он показал миру вселенскую правду, безоговорочную и бескомпромиссную. Махатма Ганди |
|
Толстой — величайший и единственный гений современной Европы, высочайшая гордость России, человек, одно имя которого — благоухание, писатель великой чистоты и святыни. Александр Блок |
|
Мир, возможно, не знал другого художника, в ком вечно эпическое, гомеровское начало было бы так же сильно, как у Толстого. В творениях его живёт стихия эпоса, её величавое однообразие и ритм, подобный мерному дыханию моря, её терпкая, могучая свежесть, её обжигающая пряность, несокрушимое здоровье, несокрушимый реализм. Томас Манн |
Метки: толстой л |
Без заголовка |
Метки: дементьев андрей |
Без заголовка |
"Самое непонятное для меня
существо - человек нечитающий"
В.В.Конецкий
В данном каталоге Вы найдете официальные сайты Ваших любимых русских писателей и поэтов, как прошедших веков, так и современности.
• Официальные сайты русских писателей.
• Писатели
• Поэты
Кликайте на картинку или на ссылки и попадёте на сайт, далее кликните на фото и попадёте на сайт, где можно прочитать биографию и произведения выбранного автора. Для облегчения поиска, фамилии авторов расположены в алфавитном порядке.
В каталог добавлено более 100 сайтов.
Серия сообщений "проза":
Часть 1 - Газеты и журналы можно читать Он-лайн.
Часть 2 - Для тех, кто любит читать газеты. Старые газеты.
...
Часть 15 - Сказка для взрослых: "О ненужной жертве". Автор: Ирина Семина.
Часть 16 - Радищев — русский писатель, который был приговорён к смертной казни за написанную книгу: "Путешествие из Петербурга в Москву"
Часть 17 - Официальные сайты русских писателей. Ссылки.
Метки: жзл |
Без заголовка |
Метки: бузина олесь |
Без заголовка |
Метки: поэты |
Без заголовка |
Идут белые снеги,
как по нитке скользя...
Жить и жить бы на свете,
но, наверно, нельзя.
Чьи-то души бесследно,
растворяясь вдали,
словно белые снеги,
идут в небо с земли.
Идут белые снеги...
И я тоже уйду.
Не печалюсь о смерти
и бессмертья не жду.
Я не верую в чудо,
я не снег, не звезда,
и я больше не буду
никогда, никогда.
И я думаю грешный,
ну, а кем же я был,
что я в жизни поспешной,
больше жизни любил?
А любил я Россию
всею кровью, хребтом --
ее реки в разливе
и когда подо льдом,
дух ее пятистенок,
дух ее сосняков,
ее Пушкина, Стеньку
и ее стариков.
Если было несладко
я не шибко тужил.
Пусть я прожил нескладно,
для России я жил.
И надеждою маюсь,
(полный тайных тревог)
что хоть малую малость
я России помог.
Пусть она позабудет,
про меня без труда,
только пусть она будет,
навсегда, навсегда.
Идут белые снеги,
как во все времена,
как при Пушкине, Стеньке
и как после меня,
Идут снеги большие,
аж до боле светлы,
и мои, и чужие
заметая следы.
Быть бессмертным не в силе,
но надежда моя:
если будет Россия,
значит, буду и я.
Е.Евтушенко
Метки: евтушенко |
Без заголовка |
Метки: есенин |
Без заголовка |
Начало здесь.
Когда Николай Гумилёв приехал из Лондона в Петербург, имение его в Слепнёво было конфисковано, дом в Царском Селе заселён.
усадьба в Слепнёво Бежецкого района Тверской губернии
Здесь жили Гумилёв и Ахматова с 1911 по 1917 годы.
их дом в Царском Селе. ул. Малая, дом 63
Игорь Северянин, побывав у них в гостях перед войной, писал:
Я Гумилеву отдавал визит,
Когда он жил с Ахматовою в Царском,
В большом прохладном тихом доме барском,
Хранившем свой патриархальный быт.
Не знал поэт, что смерть уже грозит
Не где-нибудь в лесу Мадагаскарском,
Не в удушающем песке Сахарском,
А в Петербурге, где он был убит.
И долго он, душою конкистадор,
Мне говорил, о чем сказать отрада.
Ахматова стояла у стола,
Томима постоянною печалью,
Окутана невидимой вуалью
Ветшающего Царского Села...
Теперь там жили другие люди. Но Гумилёв не растерялся, как не терялся никогда. «Теперь меня должны кормить мои стихи», - заявил он. До сих пор поэту не приходилось зарабатывать, он жил на ренту. Но он добился своего — до самой смерти Гумилёв жил литературным трудом. Изданием новых книг, переводами для издательства «Всемирная литература», где был членом редколлегии. Читал лекции в Пролеткульте, в Балтфлоте, в Институте Истории Искусств, вёл студию «Звучащая раковина», где обучал молодых технике стихосложения. В феврале 1921 года был избран вместо Блока руководителем Петербургского отделения Всероссийского Союза поэтов.
Голод, холод, нищета и насущный вопрос «как выжить?» Гумилев решил его для себя однозначно: работать. Искусству нет дела до того, какой флаг развевается над Петропавловской крепостью. Поэт считал уныние тяжким грехом и не позволял ни себе, ни другим опускаться до отчаяния. Он свято верил, что литература - это целый мир, управляемый законами, равноценными законам жизни, и чувствовал себя не только гражданином этого мира, но и его законодателем.
В. Ходасевич вспоминал, как на святках 1920-го года в Институте истории искусств устроили бал. (Российский институт истории искусств (РИИИ РАН) был основан графом В. П. Зубовым в Санкт-Петербурге в 1912 году и стал первым в России искусствоведческим научным учреждением).
В огромных промёрзших залах Зубовского особняка на Исаакиевской площади — скудное освещение и морозный пар. В каминах чадят и тлеют сырые дрова. Весь литературный и художнический Петербург — налицо. Гремит музыка. Люди движутся в полумраке, теснясь к каминам. Боже, как одета эта толпа! Валенки, свитеры, потёртые шубы, с которыми невозможно расстаться в танцевальном зале.
Белый зал в Институте искусств
И вот с подобающим опозданием появляется Гумилёв под руку с дамой, дрожащей от холода, в чёрном платье с глубоким вырезом.
Прямой и надменный, во фраке, Гумилёв проходит по залам. Он дрогнет от холода, но величественно и любезно раскланивается направо и налево. Беседует со знакомыми в светском тоне. Он играет в бал. Весь вид его говорит: «Ничего не произошло. Революция? Не слыхал». Стойкий оловянный солдатик...
Гумилёв был наивен в делах политики. Сохранилось письмо Брюсова, в котором тот благодарит поэта за свои стихи, напечатанные им в газете «Раннее утро». Гумилёв смущённо признаётся, что он так и не понял, какого направления эта газета. В анкете на вопрос о своих политических убеждениях он пишет: «Аполитичен». Да, он не любил большевиков за то, что «они неблагородны». Но врагом советской власти никогда не был. Иначе бы сражался в армии Деникина, а не сотрудничал бы с советскими учреждениями. Или вообще остался бы за границей. Во всём его творчестве не найти ни одной контрреволюционной строки. И тем не менее...
Ирина Одоевцева свидетельствует в своих мемуарах, что Гумилёв показывал ей револьвер и пачки денег. Но как же это по-мальчишески для опытного конспиратора! Он честно намекал ей на свою контрреволюционную деятельность, а ей всегда казалось, что он только играет в заговорщика.
Он был бы рад в огонь и дым,
за вас погибнуть дважды,
но потешались вы над ним:
ведь был солдат бумажный.
Из воспоминаний И. Одоевцевой:
«Однажды в 1919 году Гумилёв появился в Доме литераторов в нелепом виде — в какой-то старой вязаной шапке, стоптанных валенках, с огромным мешком за плечами.
- Коля, ты что, на маскарад собрался? Не время, кажется, - спросили его коллеги.
Гумилёв торжественно объявил, что идёт на Васильевский остров агитировать, а оделся так, чтобы внушить пролетариям доверие.
- Побойся Бога! - говорили ему, смеясь. - Какое уж тут пролетарское доверие! Ты похож на воронье пугало.
Гумилёв холодно и веско произносит:
- И так провожают женщины героя, идущего на смерть!
Все продолжают смеяться. Кузмин говорит ему:
- Ох, доиграетесь, Коленька, до беды!
Но Гумилёв самонадеянно отвечал:
- Это совсем не опасно, я слишком известен, они не посмеют меня тронуть.
Посмели. Николай Гумилёв стал первым, с кого начался счёт поэтов, убитых советской властью. За ним следуют тени Осипа Мандельштама, Павла Васильева, Тициана Табидзе, Даниила Андреева, Бориса Корнилова... И кто знает, может быть, страна наша до сих пор расплачивается за этот грех, за уничтожение интеллигенции, духовного генофонда нации, и все наши несчастья, может быть, - это возмездие за убиенных.
Несчастливое счастье Анны Энгельгардт
Когда Гумилёв на свой вопрос Ахматовой, кто же его преемник, получил ответ, что это Шилейко, он был поражён. Но быстро овладел собой, заставил себя улыбнуться и сказал, что очень рад, что Анна первая сообщает ему об этом, ибо он тоже хочет жениться и только не решался сказать ей об этом. Он сделал паузу, соображая, на ком же он хочет жениться, чьё имя назвать, и назвал первое, что пришло в голову: на Анне Энгельгардт. И, гордый тем, что ему так ловко удалось отпарировать удар, отправился делать предложение Анне Второй, как её в шутку потом называли друзья. В её согласии Гумилёв был заранее уверен.
Анна Энгельгардт была дочерью известного историка и литературоведа Н. А. Энгельгардта, по слухам — незаконной дочерью Бальмонта, чем Гумилёв втайне гордился.
Это была юная, хорошенькая, но простоватая девушка. Когда Гумилёв сделал ей предложение, она упала на колени и заплакала: «Нет, я не достойна такого счастья!» Но счастья и не случилось.
5 августа 1919 года состоялся официальный развод Гумилёва с Ахматовой, после чего он уехал с новой юной женой в Бежецк знакомить с родителями, которые жили теперь в уездном городе, неподалёку от их бывшего имения Слепнёво.
дом Гумилёвых в Бежецке.
Рожденственская ул., д. 68/14 (ныне улица Чудова)
14 апреля 1920 года у них родилась дочь Елена. Гумилёв утверждал, что его дочь будет поэтом — ибо с момента рождения она кричала ритмически. (Забегая вперёд, скажу, что его предсказания не оправдались — Елена звёзд с неба не хватала, работала где-то счетоводом.) Стихов не писала, к тому же унаследовала не ослепительную внешность матери, а наружность отца, в том числе косоглазие. Но Гумилёв и этим очень гордился: «Я разноглазый и дети мои разноглазые. Никакого сомнения, кто их отец», - с удовлетворением говорил он.
Н. Гумилёв. Рис. Н. Войтинской
Однако семейная жизнь с заурядной простенькой девушкой ему быстро наскучила: он оставил жену в Бежецке, где она жила в глуши в безрадостном обществе его матери и престарелой тётки и воспитывала детей — Леночку и Лёву Гумилёва, который с рождения рос с бабушкой, и уехал в Питер. Девическая мечта о небесном счастье брака со знаменитым поэтом рассыпалась в прах. Аня Энгельгардт в каждом письме умоляла мужа взять её к себе в Петроград, но тщетно. Он навещал её раз в два-три месяца, но больше трёх дней не выдерживал и вновь уезжал.
«Николай Степанович всегда холост. Я не представляю его себе женатым», - ядовито замечала Ахматова.
Гумилёв с головой уходит в литературную жизнь, от которой отвык за годы войны, путешествий и службы за границей. Он много печатается, работает в издательстве «Всемирная литература», руководит созданным им «Цехом поэтов». Заработка однако не хватало, и он продавал свои вещи и книги, отправляя деньги семье.
Судьба Анны Энгельгардт была печальной. Через два года она лишится мужа, так и не успев насладиться семейным счастьем.
Надо было как-то поднимать детей. Она переехала в Петроград, танцевала в нэповских кафе, имела репутацию доступной женщины, от соседа по коммуналке родила ещё одну дочь. Потом работала актрисой в кукольном театре. А во время блокады Ленинграда в июле1942-го они лишились продуктовых карточек и вся семья Энгельгардтов умерла от голода.
Соседи рассказывали, что Анна умирала последней и стала добычей крыс. От слабости она уже не могла шевелиться, и они ели её несколько дней. Трудно представить себе более страшную смерть.
Дочь Гумилёва Лена умерла в блокаду в 23 года. Фотографии её не сохранилось, возможно, потому, что её прятали как дочь «врага народа». А вторая дочь Анны Энгельгардт уцелела, так как была эвакуирована в глубинку с детдомовскими детьми, позже её удочерили родственники.
Галина Серафимовна Недробова, вторая дочь Анны Энгельгардт
Матери она почти не помнит, а бабушка (мать Гумилёва) её не любила, так как, видимо, не могла простить измены невестки своему погибшему сыну. Галина закончила институт культуры, работала в Челябинске в городской публичной библиотеке, вышла замуж, родила мальчика Юру и дочь Лену.
Елена и Лев Гумилёвы не оставили детей и единственные потомки поэта - две дочери и один сын Ореста Высотского. Сейчас живы старшая дочь Высотского Ия, у неё есть дочь и внучка, а также три дочери Ларисы Высотской, её младшей сестры, трагически погибшей в 1999 году.
памятник в Бежецке Н. Гумилеву, А. Ахматовой
и их сыну, известному ученому, историку-евразийцу Л. Гумилеву.
Шестое чувство
Когда 35-летний бывший прапорщик и Георгиевский кавалер был расстрелян, оказалось, что написал он не так уж и много. И в умах тогдашних и более поздних читателей остался именно певцом конквистадоров, этаким флибустьером со шпагой. Не все обратили внимание на его последние стихи. А они поразительны.
Он открещивается в них от близорукой «жизни современной» («всё, что смешит её, надменную, Моя единая отрада»). Ещё один угол отстранённого зрения – из неувядающего в памяти детства, глазами прирождённого пантеиста:
Только дикий ветер осенний,
Прошумев, прекращал игру,—
Сердце билось еще блаженней,
И я верил, что я умру
Не один — с моими друзьями,
С мать-и-мачехой, с лопухом,
И за дальними небесами
Догадаюсь вдруг обо всём.
Взглянув с этих заповедных высот на «военные забавы», поэт признаётся себе, «что людская кровь не святее изумрудного сока трав». То же особое зрение позволяет ему провидеть свою смерть от руки рабочего «в блузе светло-серой» и заглянуть ещё дальше – в «прапамять», где «наконец, восставши От сна, я буду снова я…».
Мало у кого можно найти такой мощный по концентрации мысли и стихотворной плоти шедевр, принадлежащий не только русской теперь, но и мировой поэзии, как стихотворение Гумилёва «Шестое чувство». В нём поэт сумел передать, с какой мукою выбирается из растительной плотской оболочки земного существования духовное начало, заложенное в человеке, как потенция, как искра, которая, разгораясь, жжёт и мучит тёмную внутренность человеческого естества.
Прекрасно в нас влюбленное вино
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.
Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бессмертными стихами?
Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.
Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти всё мимо, мимо.
Как мальчик, игры позабыв свои,
Следит порой за девичьим купаньем
И, ничего не зная о любви,
Все ж мучится таинственным желаньем;
Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Еще не появившиеся крылья;
Так век за веком - скоро ли, Господь? -
Под скальпелем природы и искусства
Кричит наш дух, изнемогает плоть,
Рождая орган для шестого чувства.
Гумилёв сравнительно поздно раскрывается как большой поэт. Его последний прижизненный сборник «Огненный столп», вышедший в августе 1921 года, был единодушно признан лучшей книгой его стихов. Это настоящее сокровище русской поэзии, каждое произведение здесь — жемчужина.
Он посвящён его второй жене Анне Энгельгардт. Это книга глубоких и в поэтическом отношении совершенных стихов, по преимуществу философской лирики. Что самое поразительное — это полнейшая лирическая открытость Гумилёва. Ничего от прежней маски! Исчезли декорации, позёрство, экзотические красивости, чем грешили его ранние книги. Просветлённое мудростью и страданием поэтическое слово в «Огненном столпе» предстаёт совершенным — без броских одежд и украшений. У Гумилёва появляется свой взгляд на мир, попытки создать свой особый эпос, где представлена своеобразная биография Земли и Вселенной.
Образы Гумилева уводят наши мысли к дальним горизонтам. Это и «билет в Индию Духа», и «сад ослепительных планет», и «скальпель природы и искусства». Тайн поэтического колдовства в «Огненном столпе» не счесть. Все они возникают на пути, трудном в своей главной цели — проникнуть в несовершенство человеческой природы, предсказать возможность ее перерождения.
Поразителен триптих «Душа и тело». Это философский разговор о побуждениях человека, о страстях души и желаньях тела, о том, что все человеческие устремления, телесные и духовные, оказываются отражением высшего, божественного начала.
Посмотрите видеоклип по этим стихам:
ДУША И ТЕЛО
Над городом плывет ночная тишь
И каждый шорох делается глуше,
А ты, душа, ты всё-таки молчишь.
Помилуй, Боже, мраморные души.
И отвечала мне душа моя,
Как будто арфы дальние пропели:
— Зачем открыла я для бытия
Глаза в презренном человечьем теле.
— Безумная, я бросила мой дом,
К иному устремясь великолепью.
И шар земной мне сделался ядром,
К какому каторжник прикован цепью.
— Ах, я возненавидела любовь,
Болезнь, которой все у вас подвластны,
Которая туманит вновь и вновь
Мир мне чужой, но стройный и прекрасный.
— И если что еще меня роднит
С былым, мерцающим в планетном хоре,
То это горе, мой надежный щит,
Холодное презрительное горе.
II
Закат из золотого стал, как медь,
Покрылись облака зеленой ржою.
И телу я сказал тогда: — Ответь
На всё, провозглашенное душою.
И тело мне ответило моё,
Простое тело, но с горячей кровью:
— Не знаю я, что значит бытиё,
Хотя и знаю, что зовут любовью.
— Люблю в солёной плескаться волне,
Прислушиваться к крикам ястребиным,
Люблю на необъезженном коне
Нестись по лугу, пахнущему тмином.
И женщину люблю… когда глаза
Её потупленные я целую,
Я пьяно, будто близится гроза,
Иль будто пью я воду ключевую.
— Но я за всё, что взяло и хочу,
За все печали, радости и бредни,
Как подобает мужу, заплачу
Непоправимой гибелью последней.
III
Когда же слово Бога с высоты
Большой медведицею заблестело,
С вопросом — кто же, вопрошатель, ты? —
Душа предстала предо мной и тело.
На них я взоры медленно вознес
И милостиво дерзостным ответил:
— Скажите мне, ужель разумен пёс,
Который воет, если месяц светел?
— Ужели вам допрашивать меня,
Меня, кому единое мгновенье
Весь срок от первого земного дня
До огненного светопреставленья?
— Меня, кто, словно древо Игдрасиль,
Пророс главою семью семь вселенных,
И для очей которого, как пыль,
Поля земные и поля блаженных?
— Я тот, кто спит, и кроет глубина
Его невыразимое прозванье:
А вы, вы только слабый отсвет сна,
Бегущего на дне его сознанья!
А «Заблудившийся трамвай»! Перед нами — странствия бессмертной души в бесконечном времени и пространстве. Трамвай жизни поэта сошёл с рельсов, «заблудился в бездне времён». Он несётся куда-то — через Неву, Сену и Нил — в некую Индию Духа, о которой грезит поэт как об обетованной земле, прародине, где можно обрести твёрдую почву, что стремительно уходит из-под ног. Сошла с рельсов жизнь, в мире и в душе происходит что-то непонятное и странное...
Читает Евгений Евтушенко:
Шёл я по улице незнакомой
И вдруг услышал вороний грай,
И звоны лютни, и дальние громы,
Передо мною летел трамвай.
Как я вскочил на его подножку,
Было загадкою для меня,
В воздухе огненную дорожку
Он оставлял и при свете дня.
Мчался он бурей тёмной, крылатой,
Он заблудился в бездне времён...
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон!
Поздно. Уж мы обогнули стену,
Мы проскочили сквозь рощу пальм,
Через Неву, через Нил и Сену
Мы прогремели по трём мостам.
И, промелькнув у оконной рамы,
Бросил нам вслед пытливый взгляд
Нищий старик,- конечно, тот самый,
Что умер в Бейруте год назад.
Где я? Так томно и так тревожно
Сердце моё стучит в ответ:
"Видишь вокзал, на котором можно
В Индию Духа купить билет?"
Вывеска... кровью налитые буквы
Гласят: "Зеленная",- знаю, тут
Вместо капусты и вместо брюквы
Мёртвые головы продают.
В красной рубашке с лицом, как вымя,
Голову срезал палач и мне,
Она лежала вместе с другими
Здесь в ящике скользком, на самом дне.
А в переулке забор дощатый,
Дом в три окна и серый газон...
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон!
Машенька, ты здесь жила и пела,
Мне, жениху, ковёр ткала,
Где же теперь твой голос и тело,
Может ли быть, что ты умерла?
Как ты стонала в своей светлице,
Я же с напудренною косой
Шёл представляться Императрице
И не увиделся вновь с тобой.
Понял теперь я: наша свобода -
Только оттуда бьющий свет,
Люди и тени стоят у входа
В зоологический сад планет.
И сразу ветер знакомый и сладкий
И за мостом летит на меня,
Всадника длань в железной перчатке
И два копыта его коня.
Верной твердынею православья
Врезан Исакий в вышине.
Там отслужу молебен о здравьи
Машеньки и панихиду по мне.
И всё ж навеки сердце угрюмо,
И трудно дышать, и больно жить...
Машенька, я никогда не думал,
Что можно так любить и грустить!
Эти стихи — не просто великолепная картина и великое предсказание, они — один из путей русской поэзии, только намечавшийся и оборванный, как струна, в 1921 году. Гумилёв был, по словам Ахматовой, «визионер и пророк. Он предсказал свою смерть в подробностях, вплоть до осенней травы». Но прежде чем мы перейдём к этой, последней странице его жизни, ещё одна история...
«Машенька, здесь ты жила и пела...»
У израильского поэта Моше Дора есть стихотворение «Думая о Гумилёве», где он пишет:
Покуда рука твоя ночью чертила заново
Карту моего метеоритами битого тела, -
Я думал о поэте и о разведчике, о Гумилёве.
Душа моя вспять из-под век глядела:
Вот он в далекую Африку отплывает в начале столетия,
Которое от избытка сил столь праздно-пышно бурлило, -
Чтоб написать о жирафах, о капитанах ли и вернуться
в страну огромную, где мрачно, нечисто, стыло, -
Чтоб жениться вскоре на грядущей Ахматовой,
Став королем сероглазым, и чтобы потом - порывая
С Анной, - до безумья влюбиться в простую Машеньку
И бродить на путях заблудившегося трамвая...
А в изданных на Западе воспоминаниях Глеба Струве есть фраза, которая всегда приводила в ярость Ахматову, о том, что единственной настоящей любовью Николая Гумилёва была Маша Кузьмина-Караваева. (Ахматова, как правило, с легкостью говорившая о любовных «шалостях» Гумилева, эту старательно обходит стороной; то же относится и к воспоминаниям друзей и биографов ее круга (например, Павла Лукницкого, чьи записи она лично редактировала).
Это трогательная романтическая история, которая заслуживает отдельного рассказа.
Родственница Гумилёвых Кузьмина-Караваева часто приезжала в их имение Слепнёво с двумя дочерьми Ольгой и Машей, прелестными молодыми девушками, приходившимися Николаю двоюродными племянницами. В 1911 году, после возвращения из Африки, куда поэт отправился сразу после женитьбы, он посещает имение матери, где обнаруживает двух хорошеньких кузин, одна из которых, Машенька Кузьмина-Караваева, совершенно очаровала своего молодого дядю.
Вот на этой фотографии она стоит рядом с Ахматовой, крайняя справа.
Убедившись в том, что душевного единства, без которого настоящая семья невозможна, с Ахматовой ему достичь не суждено, Гумилев находит родственную душу в Машеньке. В ее лице он обрел свой детский рай и свой юношеский идеал. Новое чувство вспыхивает быстро и сильно, захватывая поэта целиком.
Это о ней думала Анна, когда в те годы писала:
Жгу до зари на окошке свечу
и ни о ком не тоскую.
Но не хочу, не хочу, не хочу
знать, как целуют другую, -
впервые почувствовав настоящую женскую ревность к мужу, свою власть над которым считала безграничной.
Но она была несправедлива к сопернице: Маша осталась чиста перед ней.
Хрупкое голубоглазое создание занозой вошло в сердце поэта. Это её он имел в виду в стихотворении «Дорога», вошедшем позднее в его сборник «Фарфоровый павильон», хотя речь в нём (для конспирации?) шла не о русской, а о китайской девушке.
Когда она родилась, сердце
в железо заковали ей,
и та, которую люблю я,
не будет никогда моей.
Гумилёв почувствовал, что в этой девушке он мог бы найти чуткую и столь нужную ему, ещё не тронутую жизнью душу. В этом убеждаешься, когда читаешь его стихи, написанные в альбом Маше. В них, нередко даже сквозь шутливые строки, проступает удивительно чистое, почти благоговейное чувство.
Вот я один в вечерний тихий час,
Я буду думать лишь о Вас, о Вас.
Возьмусь за книгу, но прочту: «она»,
И вновь душа пьяна и смятена.
Я брошусь на скрипучую кровать,
Подушка жжет... Нет, мне не спать, а ждать.
И, крадучись, я подойду к окну,
На дымный луг взгляну и на луну.
Вон там, у клумб, вы мне сказали «да»,
О, это «да» со мною навсегда.
И вдруг сознанье бросит мне в ответ,
Что вас покорней не было и нет.
Что ваше «да», ваш трепет, у сосны
Ваш поцелуй — лишь бред весны и сны.
(«Сомнение»)
В стихотворениии «Затворнице», позднее опубликованном под нейтральным названием «Девушке», поэт тщетно обращался всё к той же Маше, с упрёком называя её «героиней романов Тургенева»:
Мне не нравится томность
Ваших скрещённых рук,
И спокойная скромность,
И стыдливый испуг.
Героиня романов Тургенева,
Вы надменны, нежны и чисты,
В вас так много безбурно-осеннего
От аллеи, где кружат листы.
Никогда ничему не поверите,
Прежде чем не сочтёте, не смерите,
Никогда, никуда не пойдёте,
Коль на карте путей не найдёте.
И вам чужд тот безумный охотник,
Что, взойдя на нагую скалу,
В пьяном счастье, в тоске безотчётной
Прямо в солнце пускает стрелу.
Он и любил, и вместе с тем негодовал, чувствуя её сдержанность и, как ему казалось, чрезмерно рассудочный подход к жизни. Гумилёв пытался убедить её в ошибочности её взглядов, в том, что в ней слишком «много безбурно-осеннего, от аллеи, где кружат листы». И неожиданно с сожалением предрекал:
Ведь для Вашей торжественной осени
есть один только выход — зима.
Однажды поэт осмелился взволнованно и страстно заговорить с Машей о своей любви к ней.
Она ответила ему, что не вправе кого-либо любить и связать, так как давно больна и чувствует, что ей недолго осталось жить. Это тяжело подействовало на поэта.
У Маши был туберкулёз лёгких. Вскоре здоровье её ухудшилось и её отправили на лечение сначала в Финляндию, а затем в Италию. Однако там ей становилось всё хуже.
Шли месяцы. Наступило Рождество. Гумилёв, полный надежд на лучшее, записывает в Машин альбом, оставшийся в России:
Хиромант, большой бездельник,
Поздно вечером, в Сочельник
Мне предсказывал: «Заметь:
Будут долгие недели
Виться белые метели,
Льды прозрачные синеть.
Но ты снегу улыбнёшься,
Ты на льду не поскользнёшься,
Принесут тебе письмо
С надушённою подкладкой,
И на нем сияет сладкий,
Милый штемпель — Сан-Ремо!»
Но предсказания хироманта оказались ложными. Вместо ожидаемого надушенного письма из Сан-Ремо поступило сообщение о том, что Маша близка к смерти.
Мария Кузьмина-Караваева скончалась в самом начале 1912 года 22-х лет от роду. Её тело было перевезено на родину и похоронено на монастырском кладбище Бежецка.
Гумилёв нашёл в себе силы присутствовать на печальном обряде похорон, ни тогда, ни позднее не обмолвившись о своём состоянии ни словом. Лишь много времени спустя имя Маши, как символ самого дорогого в жизни, оказался воскрешённым в одном из его лучших стихотворений — в «Заблудившимся трамвае». Зашифрованное, исповедальное и пророческое одновременно, постмодернистски наполненное реминисценциями, оно вызвало множество толкований, однако обращенность его именно к М. Караваевой очевидна:
Машенька, ты здесь жила и пела,
Мне, жениху, ковер ткала,
Где же теперь твой голос и тело,
Может ли быть, что ты умерла?
Как ты стонала в своей светлице,
Я же с напудренною косой
Шел представляться к императрице
И не увиделся вновь с тобой.
Верной твердынею православья
Врезан Исакий в вышине,
Там отслужу молебен о здравье
Машеньки и панихиду по мне.
И все же навеки сердце угрюмо,
И трудно дышать, и больно жить…
Машенька, я никогда не думал,
Что можно так любить и грустить.
Если верить воспоминаниям невестки Гумилёва, именно эти слова он произнёс при последнем расставании с ней. Но даже если не говорил — сказал всё равно.
Потом он посвятит Марии Караваевой стихотворение «Родос», где назовёт своей «небесной невестой».
На полях опаленных Родоса
Камни стен и в цвету тополя
Видит зоркое сердце матроса
В тихий вечер с кормы корабля.
Там был рыцарский орден: соборы,
Цитадель, бастионы, мосты,
И на людях простые уборы,
Но на них золотые кресты.
Не стремиться ни к славе, ни к счастью,
Все равны перед взором Отца,
И не дать покорить самовластью
Посвященные небу сердца!
Но в долинах старинных поместий,
Посреди кипарисов и роз,
Говорить о Небесной Невесте,
Охраняющей нежный Родос!..
Великий поэт Анна Ахматова в вышеописанной ситуации повела себя, как обычная женщина: чувствуя, что теряет мужа и ощутив значимость этой потери, она пытается привязать его к себе ребенком, она рожает ему сына. А что еще может сделать женщина, когда убеждается в бессилии своих женских чар?
Ахматова забеременела 18 декабря 1911 года — за неделю до отъезда Машеньки, к которой в эти дни неудержимо рвется душа Гумилева. Излишне говорить, что все его мысли тогда были заняты Машей — её писем он ждет, ей посвящает стихи, за нее молится.
Рождение сына не принесло ожидаемого мира, а лишь открыло новый этап войны, в которой роли сторон не то чтобы поменялись, но все же несколько изменились, и место Машеньки Кузьминой-Караваевой в качестве Небесной Невесты Гумилева навсегда осталось за ней.
Последняя любовь Гумилёва
Петербург, Невский проспект, д. 15/наб. р. Мойки, д. 59.
Это «Дом искусств» ("Диск"). У Николая Гумилева здесь была комната, он жил в ней в 1920-1921 годах. 3 августа 1921 года чекистами тут была устроена засада на Гумилева, в этот день он был арестован.
Из воспоминаний Нины Берберовой:
«И он пошел провожать меня через весь город... Я никогда, кажется, не была в таком трудном положении: до сих пор всегда между мной и другим человеком было понимание, что нужно и что не нужно, что можно и что нельзя. Здесь была глухая стена: самоуверенности, менторства, ложного величия и абсолютного отсутствия чуткости... Зачем я здесь с ним? - в эту минуту подумала я.
- Пойду теперь писать стихи про Вас, - сказал он мне на прощанье.
Я вошла в ворота дома, зная, что он стоит и смотрит мне вслед... Ночью в постели я приняла решение больше с ним не встречаться. И я больше никогда не встретилась с ним, потому что на рассвете 3-го, в среду, его арестовали».
Когда Ирине Одоевцевой в 1989 году прочли вслух эти, уже опубликованные у нас мемуары, в частности, эту сцену, она возмутилась. Привожу дословно фрагмент из книги о ней Анны Колоницкой «Всё чисто для чистого взора...» (М., «Воскресенье», 2001):
"Что же эта Бербериха всё врёт?! Зачем она врёт?! Ведь у неё был роман с Гумилёвым, он мне сам сказал об этом (что, наконец, «счастливый роман со взаимностью»). Они гуляли по Петербургу ночами, и он даже попросил Жоржа (Г. Иванова) пойти на его холостяцкую квартиру на Преображенской 5 и немного там прибрать (сам он в то время жил в «Доме искусств» со своей женой Аней Энгельгарт). В пятницу у него на Преображенской намечалось свидание с Берберовой, и он собирался «причаститься любви», так он говорил".
Петербург, ул. Радищева, д. 5.
Здесь в доходном доме снимал квартиру Николай Гумилев в 1920-1921 годах (тогда улица называлась Преображенской).
"Но в среду его забрали... Зачем же она пишет неправду?!"
Колоницкая возразила ей:
- Ну, Ирина Владимировна, женщина имеет право умолчать о чём-то личном.
Она парировала с несвойственной ей резкостью:
- Умолчать — да! Имела право! Но зачем она пишет, что отвергла его. Его, расстрелянного... Ведь она была его последней любовью и, может быть, умирать он пошёл с её именем на устах... как же она могла?..
Из воспоминаний Нины Берберовой:
«Когда все ушли, он задержал меня, усадил опять и показал черную тетрадку. "Сегодня ночью, я знаю, я напишу опять, - сказал он, - потому что мне со вчерашнего дня невыносимо грустно, так грустно, как давно не было". И он прочел стихи, написанные мне на первой странице этой тетради:
Я сам над собой насмеялся,
И сам я себя обманул,
Когда мог подумать, что в мире
Есть кто-нибудь, кроме тебя.
Лишь белая, в белой одежде,
Как в пеплуме древних богинь,
Ты держишь хрустальную сферу
В прозрачных и тонких перстах.
А все океаны, все горы,
Архангелы, люди, цветы,
Они в глубине отразились
Прозрачных девических глаз.
Как странно подумать, что в мире
Есть что-нибудь, кроме тебя,
Что сам я не только ночная
Бессонная песнь о тебе.
Но свет у тебя за плечами,
Такой ослепительный свет.
Там длинные пламени реки,
Как два золотые крыла.
Я чувствовала себя неуютно в этом предбаннике, рядом с этим человеком, которому я не смела сказать ни ласкового, ни просто дружеского слова. Я поблагодарила его. Он сказал: «и только?» Он, видимо, совершенно не догадывался о том, что мне было и неловко, и неуютно с ним». («Курсив мой»)
В воспоминаниях П. Лукницкого утверждается, что эти стихи адресованы Ахматовой. Но мы знаем, что та редактировала их... Думаю, что даже если в чём-то «Бербериха» и «врёт», то здесь она пишет правду.
Так или иначе, это были последние стихи Гумилёва о любви...
Эпилог здесь.
Метки: гумилев |
Без заголовка |
Начало здесь.
Родился Николай Гумилёв 15 апреля 1886 года в Кронштадте.
Над широкою рекой,
Пояском-мостом перетянутой,
Городок стоит небольшой,
Летописцем не раз помянутый.
Знаю, в этом городке -
Человечья жизнь настоящая,
Словно лодочка на реке,
К цели ведомой уходящая...
В крепко-слаженных домах
Ждут хозяйки белые, скромные,
В самаркандских цветных платках,
А глаза все такие тёмные...
(из книги стихов «Костер»).
Мать, Анна Ивановна, урожденная Львова, была из старинного дворянского рода.
Отец, Степан (Стефан) Яковлевич служил врачом в военном флоте.
Так что морские флибустьерские мотивы и рано возникшая и через всю жизнь пронесённая страсть к путешествиям шли не только от литературы. Вид уходящих и прибывающих в гавань кораблей, рассказы отца о плаваниях в морях-океанах, военные истории дяди — контр-адмирала, - всё это будоражило воображение мальчика, который потом назовёт свою Музу — Музой Дальних Странствий.
Кронштадт
Гумилёв с детства жил в каком-то призрачном, им самим созданном мире, ещё не понимая, что это — мир поэзии. Он старался проникнуть в тайную суть вещей воображением. Вот как он писал о себе тогдашнем:
Только змеи сбрасывают кожи,
Чтоб душа старела и росла,
Мы, увы, со змеями не схожи,
Мы меняем души, не тела.
Память, ты рукою великанши
Жизнь ведешь, как под узцы коня,
Ты расскажешь мне о тех, что раньше
В этом теле жили до меня.
Самый первый: некрасив и тонок,
Полюбивший только сумрак рощ,
Лист опавший, колдовской ребенок,
Словом останавливавший дождь...
Серый лебедёнок
Фамилия Гумилёв происходит от латинского слова « humilis», что означает «смиренный». Но он эту фамилию никак не оправдывал, ибо чего ему не было дано от неба, так это смирения. Он всегда шёл наперекор судьбе, линией наибольшего сопротивления. Трудно сказать, доброй или злой была фея, положившая в колыбель будущему поэту свой подарок — самолюбие. Необычайное, жгучее, страстное! Этот дар помог Гумилёву стать тем, кем он стал. И он же привёл его к гибели.
На молодых фотографиях заметна надменность заносчивого, скрывающего свою неуверенность подростка, старающегося выглядеть старше и опытней, чем на самом деле.
У него было очень необычное лицо. Не то Пьеро, не то монгол, косящие глаза с тяжёлыми веками, бледные губы, бесцветные волосы...
По наследству от предков поэт не получил ни красоты, ни физической силы, ни здоровья. Он был скованным, как бы деревянным, за высокомерным видом скрывающим неуверенность в себе. Однако Гумилёв твёрдо верил, что силой воли он сможет переделать свою внешность. Вечерами он запирал дверь и, стоя перед зеркалом, гипнотизировал себя, чтобы стать красавцем. Ему казалось, что с каждым днём он становится красивее, и удивлялся, почему другие этого не замечают.
Поэзия, как это часто бывает, скрывала себя за чертами явно не поэтическими. (Однако с годами военная выправка, жизненный опыт, авторитет сделают Гумилёва более раскованным в общении и даже привлекательным, у него появится множество поклонниц).
портрет Н. Гумилёва работы М. Фармаковского
Сказка Андерсена о гадком утёнке словно решила повторить себя в судьбе этого царскосельского поэта. Именно этот «сюжет» имела в виду Ахматова, когда писала о нём в стихах 1912-го года:
Только ставши лебедем надменным,
изменился серый лебедёнок.
Серому лебедёнку не терпелось стать лебедем. Он с детства тайно завидовал брату, который быстрее его бегал, лучше лазал по деревьям.
Но слабый, болезненный «гадкий утёнок-лебедёнок» отважно соперничал с ловкими и задирал сильных. Ему хотелось всё делать лучше других, везде и всегда быть первым.
В семь лет он упал в обморок оттого, что другой мальчик обогнал его в беге. В одиннадцать покушался на самоубийство: неловко сел на лошадь, домашние и гости видели это и смеялись. Год спустя он влюбляется в девочку-гимназистку. Долго не решаясь подойти, идёт за ней следом и, наконец, у ворот, задыхаясь, признаётся: «Я Вас люблю!» Девочка ответила: «дурак» - и захлопнула дверь. Мальчик был потрясён, ему казалось, он ослеп и оглох. Ночами не спал, обдумывал месть: сжечь её дом, стать разбойником, похитить её, убить? Обида была так сильна, что даже в 35 лет он вспоминал о ней не смеясь, а с горечью.
Гумилёв-подросток, ложась спать, думал об одном: как прославиться? Ему хотелось, чтобы люди повторяли его имя, писали о нём книги, удивлялись ему. Понемногу в голове складывался план завоевания мира. Надо следовать своему призванию: писать стихи. Эти стихи должны быть лучше всех, должны поражать, ослеплять, сводить с ума! Надо, чтобы поражали не только стихи, но и он сам, его жизнь. Он должен совершать опасные путешествия, подвиги, покорять женские сердца. Этим детским мечтам Гумилёв, в сущности, следовал всю жизнь.
Поэт молодых
«Он был удивительно молод душой, а, может быть, и умом, - пишет В. Ходасевич о Гумилёве. - Он всегда мне казался ребёнком. Было что-то ребяческое в его под машинку стриженой голове, в его выправке, скорее гимназической, чем военной...»
Гумилёв — гимназист
гимназия в Царском селе, где учился Н. Гумилёв
В последнем классе гимназии, (директором которой, между прочим, был И. Анненский), Гумилёв выпустит свой первый сборник «Путь конквистадоров». Легендарный странствующий рыцарь, бесстрашный участник испанских завоевательных походов в Южную Америку в 15-16 веках — таков идеал, романтический образ, лирический герой поэта.
Я конквистадор в панцире железном,
Я весело преследую звезду,
Я прохожу по пропастям и безднам
И отдыхаю в радостном саду.
Как смутно в небе диком и беззвездном!
Растет туман... но я молчу и жду
И верю, я любовь свою найду...
Я конквистадор в панцире железном.
Даже в несовершенстве и угловатости этих наивных стихов было заметно, насколько не похожа муза Гумилёва на манеру тогдашних литературных кумиров массовой моды. На смену гипнотической плавной раскачке Бальмонта, грациозной кокетливости Северянина пришёл сильный, мускулистый стих с чётким, твёрдым ритмом. Это была подчёркнуто мужская поэзия.
На полярных морях и на южных,
По изгибам зеленых зыбей,
Меж базальтовых скал и жемчужных
Шелестят паруса кораблей.
Быстрокрылых ведут капитаны,
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстрёмы и мель,
Чья не пылью затерянных хартий,
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь.
И, взойдя на трепещущий мостик,
Вспоминает покинутый порт,
Отряхая ударами трости
Клочья пены с высоких ботфорт.
Или, бунт на борту обнаружив,
Из-за пояса рвет пистолет,
Так, что сыпется золото с кружев,
С розоватых брабантских манжет.
Пусть безумствует море и хлещет,
Гребни волн поднялись в небеса, -
Ни один пред грозой не трепещет,
Ни один не свернет паруса...
Знаменитые гумилёвские «Капитаны» написаны так, словно это он сам рвал из-за пояса пистолет, и потом десятки тысяч мальчишек плакали не о «времени большевиков», а о - «золоте с кружев, с розоватых брабантских манжет».
А его изысканный жираф легко перешагивал через два континента, и шёпот «послушай, послушай!» звучал громче набата двух мировых войн. К. Чуковский отметил это стихотворение Гумилёва как одно из лучших из африканского цикла.
Щемяще-поэтичное стихотворение, где поэт пытается успокоить, утешить и обрадовать тоскующую петербургскую женщину восторженным рассказом о том, что на свете существует красавец-жираф, бродящий в дебрях Африки близ озера Чад.
Но — отмечает критик — «страдающей женщине нет дела до гумилёвских жирафов. Меньше всего на свете ей необходимы жирафы». Однако Гумилёву, живущему в мире фантазии и экзотики, трудно было представить, что кто-то может быть равнодушен к такому чуду.
«Послушай, послушай!» и посмотри, читатель, этот чудный видеоклип на стихи Николая Гумилёва «Жираф»в исполнении Елены Ваенги:
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.
Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав…
Ты плачешь? Послушай… далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Странствующий рыцарь, аристократический бродяга, — он был влюблен во все эпохи, страны, профессии и положения, где человеческая душа расцветает в дерзкой героической красоте.
Павел Лукницкий писал о Гумилёве: «Читаешь его стихи — и хочется водить караваны, строить на северных утёсах златоглавые храмы, смотреть на древнее высокое небо, на звёзды и петь с ними о тайнах мира и великой к нему любви».
Среди бесчисленных светил
Я вольно выбрал мир наш строгий
И в этом мире полюбил
Одни веселые дороги.
Когда тревога и тоска
Мне тайно в душу проберется,
Я вглядываюсь в облака,
Пока душа не улыбнется.
И если мне порою сон
О милой родине приснится,
Я так безмерно удивлен,
Что сердце начинает биться.
Ведь это было так давно
И где-то там, за небесами.
Куда мне плыть — не всё ль равно,
И под какими парусами?
По известной блоковской метафоре романтическая поэзия Гумилева была похожа на пылинку дальних стран, чудом сохранившуюся на перочинном карманном ноже. Из воспоминаний Николая Пунина, искусствоведа Русского музея: «Я любил его молодость. Дикое дерзкое мужество его первых стихов. Гумилёв пугал жирафами, попугаями, дьяволами, озером Чад, странными рифмами, дикими мыслями,тёмной и густой кровью своих стихов... ещё не знавших тех классических равновесий, в которых так младенчески наивно спит, улыбаясь, молодость».
Гумилёва, как и Лермонтова, надо читать в юности — это поэт молодых. В ранних стихах — явственно влияние Ницше: напускная жёсткость, суровость, презрение к слабым, героический трагизм мироощущения — всё это от Ницше, книгами которого он зачитывался, от идеи сверхчеловека.
Но это только поза, игра в бессердечие. На самом деле Гумилёв был жалостлив и отзывчив, даже сентиментален. Он был ласков с близкими, не мог пройти мимо нищего, не подав ему. Но стыдился своей доброты, как слабости, и прятал её под маской надменного «конквистадора».
Это был его щит, панцирь, которым он прикрывал нежную ранимую душу.
Книжный мальчик. Гадкий утёнок, мечтающий стать лебедем. Стойкий оловянный солдатик... Помните, у Окуджавы?
А он, судьбу свою кляня,
не тихой жизни жаждал,
и всё просил: «Огня! Огня!» -
забыв, что он бумажный.
Он сумел заставить забыть об этом всех.
Муза Странствий
В 1906 году, окончив гимназию, Гумилёв совершает первое морское путешествие. Но морская карьера не состоялась. Морской корпус, куда его определил было отец, он променял на Петербургский университет, который тоже вскоре бросает и едет в Сорбонну, изучать французскую литературу.
Правда, и Сорбонны Гумилёв не окончил, и учился там не прилежнее, чем в гимназии. Но в то же время, надо признать, что он был чрезвычайно образованным и эрудированным человеком: он знал поэзию не только европейскую, но и китайскую, японскую, индусскую, персидскую и обладал огромным запасом знаний в истории, философии, богословии, географии, математике. В Париже Гумилёв начинает выпускать литературный журнал «Сириус», и там же выходит его вторая книжка стихов «Романтические цветы».
В 20 лет, не закончив учёбы, он вдруг увлёкся Гогеном и рванул в Африку.
Как будто не все пересчитаны звёзды,
как будто наш мир не открыт до конца...
Втайне от родителей, отправляя им из Парижа через друзей заготовленные впрок письма. Ему хотелось сотворить свою жизнь, как художник творит картину, как поэт создаёт поэму. Свою мечту, вычитанную из книг, он хотел претворить в реальность. Это было его коренное свойство — превращать в реальность то, что казалось недостижимым, как бы недоданным судьбой. Гумилёв создал новую Музу, Музу странствий.
Я люблю избранника свободы,
Мореплавателя и стрелка,
Ах, ему так звонко пели воды
И завидовали облака.
А потом эти путешествия станут регулярными, будут носить не только творческий, но и научный характер.
Гумилёв с проводниками у палатки
Привезённые им из Абиссинии экспонаты, предметы быта аборигенов, фотоплёнки представляют огромную научную ценность и уступают в этнографическом музее АН лишь собранию Миклухо-Маклая.
Африка постоянно звала поэта, жила в нём, он тосковал о ней, как о живом существе. Эта страна была им страстно любима не только из-за экзотических пейзажей или обычаев, но и как идеальная страна риска и приключений. О безрассудной храбрости Гумилёва ходили легенды. Он купался в Ниле, кишащем крокодилами, охотился на львов и слонов, в Джедде ловил акул.
Дай за это дорогу мне торную,
Там, где нету пути человеку,
Дай назвать моим именем черную,
До сих пор не открытую реку...
И это не аллегория, не метафора. Действительно, один именитый абиссинский вельможа, восхищённый смелостью русского поэта, подарил ему одну из своих рек.
В отличие от, скажем, Есенина, который писал свои «Персидские мотивы», никогда не бывав в Персии, Гумилёв Восток своих мечтаний сверил с реальным Востоком. И доказал, что Россия, уже влюблённая в Кавказ и Крым, ничуть не меньше других стран может полюбить это «чужое небо».
Художественный метод поэта был таков: отстранить повседневность, разбередить, растревожить запылённые души экзотикой невиданных, чужедальних пределов, таинством смерти, отблеском баснословных времён, и когда наконец он достигает своего, когда скинуты наземь последние филистерские отрепья, – он говорит нам прямо в очнувшуюся душу простые, детские вещи, которые предстают тогда несказанным откровением:
Оглушенная ревом и топотом,
Облеченная в пламя и дымы,
О тебе, моя Африка, шёпотом
В небесах говорят серафимы.
И твое раскрывая Евангелье,
Повесть жизни ужасной и чудной,
О неопытном думают ангеле,
Что приставлен к тебе, безрассудной.
Про деянья свои и фантазии,
Про звериную душу послушай,
Ты, на дереве древней Евразии
Исполинской висящая грушей.
Обреченный тебе, я поведаю
О вождях в леопардовых шкурах,
Что во мраке лесов за победою
Водят полчища воинов хмурых,
О деревнях с кумирами древними,
Что смеются улыбкой недоброй,
И о львах, что стоят над деревнями
И хвостом ударяют о ребра.
Николай Гумилёв был антикабинетным поэтом. В цикле «Капитаны» выражено пожизненное кредо поэта, вступившего в великое бездомное братство:
И все, кто дерзает, кто хочет, кто ищет,
Кому опостылели страны отцов,
Кто дерзко хохочет, насмешливо свищет,
Внимая заветам седых мудрецов!
Нет большего ужаса, чем «высыхать в глубине кабинета // Перед пыльными грудами книг», поэтому с такой покоряющей лёгкостью перевоплощается он в живого и зримого, полувлюблённого бродягу («Оборванец»). В «Занзибарских девушках» обнажается всё та же мораль: самое бессмысленное устремление, оплаченное годами немыслимых лишений, ему дороже во сто крат самодовольного прозябания.
Знаменитый гумилёвский «Африканский дневник» заставляет вспомнить появившуюся позже прозу Хемингуэя. Захватывающие и леденящие кровь описания джунглей, пустынь, охоты на диких зверей... Он хотел прежде жить — активно, жадно, а потом уже писать о жизни. Сочинял не только стихи, но и собственную судьбу.
рисунки Н. Гумилёва
"Африканский дневник" пока ещё только заполняется...
Всю обольстительность надежд,
Не жизнь, а только сон о жизни,
Я оставляю для невежд,
Для сонных евнухов и слизней.
Мое «сегодня» на мечту
Не променяю я и знаю,
Что муки ада предпочту
Лишь обещаемому раю.
«То, чего не терпел Гумилёв...»
У Георгия Иванова в одном из стихотворений есть строчки: «То, что Анненский жадно любил, то, чего не терпел Гумилёв». Главное, что разделяло этих поэтов-антиподов в творчестве, была принадлежность к разным литературным течениям. Символизм, к которому тяготели Анненский, Фет, Блок, Брюсов, Бальмонт, Сологуб, Волошин, уже разрушался, изживал себя. Активной натуре Гумилёва были чужды мистика, отвлечённые понятия, ненастоящая, призрачная, выдуманная жизнь. Будучи лидером по натуре, он решает создать свою школу в искусстве, объединив поэтов, близких ему по взглядам, по творческому направлению. Так в 1911 году родился «Цех поэтов».
Гумилёв относился к поэзии как к ремеслу и считал, что тайны поэзии как секреты любого ремесла можно освоить и совершенствовать. Он был педантом стихотворной техники, въедливым исследователем стихотворной речи. Хотел написать книгу о теории поэзии, не успел. Её тезисы воплощены в нескольких статьях, вышедших в книге «Письма о русской поэзии».
А в 1912 году Гумилёв становится признанным лидером нового литературного течения, противопоставившего себя символизму, - акмеизма. «Акмэ» - греческое слово, означающее апогей, расцвет, высшее развитие, а акмеист — это творец, первопроходчик, воспевающий земную жизнь во всех её проявлениях. Взамен туманных отвлечённостей и неврастении символизма провозглашалась реалистичность, достоверность, изображения, обращённые к зримому, осязаемому, предметному миру. Стихи растут из сора, темы валяются под ногами, предметом поэзии может быть не только высокое, эфемерное, но и повседневное, земное.
Акмеизм внёс здоровое начало, свежую струю в поэзию, которая уже отдавала мёртвым холодом потустороннего бытия. К Гумилёву примкнули Ахматова, Мандельштам, Городецкий, Нарбут, Зенкевич.
Гумилёв считал, что поэзии надо учиться, как игре на рояле. Он окружил себя творческой молодежью. С его лёгкой руки по всей России стали создаваться кружки поэтов, литературные студии. От желающих не было отбоя. «Он делал из плохих поэтов неплохих. У него был пафос мастерства и уверенность в себе мастера», - писал Виктор Шкловский.
Блок, который придерживался противоположных взглядов в поэзии, написал статью об акмеизме «Без божества, без вдохновенья». Он считал, что Гумилёв пытается создать поэтов из ничего. Ахматова тоже была недовольна этим обучением. «Обезьян растишь», - говорила она ему. А Гумилёв отвечал: «Я вожусь с малодаровитой молодёжью не потому, что хочу сделать их поэтами. Это немыслимо — поэтами рождаются. Но я хочу помочь им по-человечеству. Разве стихи не облегчают, как будто сбросил с себя что-то? Надо, чтобы все могли лечить себя писанием стихов. («Болящий дух врачует песнопенье», - вспомнился Баратынский). Кастальский источник есть в душе каждого, он лишь завален мусором, надо расчистить его».
Петербург. 5-ая линия Васильевского острова. д.10 (фото Павла Елизарова)
Николай Гумилев жил здесь в 1914 году, и в его квартире тут собиралось "Общество ревнителей художественного слова", организованное по его инициативе при редакции журнала "Аполлон".
Однако конфликт между «приземлённым» Гумилёвым и «возвышенным» Блоком несколько преувеличен, надуман. В жизни у них были нормальные отношения. Как поэты они не исключали, а, скорее, дополняли друг друга. То, что их разъединяло, было второстепенным, а в главном они сходились: оба жили и дышали поэзией, беззаветно любили Россию, ненавидели фальшь и ложь, превыше всего ценили честь. Обоих задушила советская власть — в прямом и переносном смысле. И умерли они одновременно ещё молодыми.
«Да, я знаю, я вам не пара, я пришел из иной страны…»
25 апреля 1910 года Гумилёв обвенчался с Анной Ахматовой,
с которой познакомился ещё в 1903-ем году в Царском Селе, когда Ане Горенко было 14 лет.
Этой женитьбе предшествовало семь лет знакомства, несколько предложений Гумилёва, отказы Ахматовой, две попытки самоубийства. В первый раз он отправился сводить счёты с жизнью в Нормандию, предварительно послав Анне свою фотографию со строкой из Бодлера. Однако вместо трагедии случился фарс: отдыхающие приняли Гумилева за бродягу, вызвали полицию, и, вместо того, чтобы отправиться в последний путь, Николаю пришлось отправиться давать объяснения в участок. Свою неудачу он расценил как знак судьбы и решил попытать счастья в любви еще раз. Он пишет Ахматовой письмо, где вновь делает ей предложение. И вновь получает отказ.
Тогда Гумилев снова намеревается покончить с собой. Эта попытка была еще более театральной, чем предыдущая. Поэт принял яд и направился дожидаться смерти в Булонский лес, где его и подобрали в бессознательном состоянии бдительные лесничии.
Пётр Нилов. Булонский лес.
Сердце Ахматовой тогда было занято другим - петербургским студентом Владимиром Голенищевым-Кутузовым, приятелем её брата, который в свою очередь не отвечал ей взаимностью. Но в конце концов она даёт согласие на брак с Гумилёвым. На вопрос, любит ли она его, честно отвечает: «Нет, но считаю Вас выдающимся человеком».
Никто из родственников жениха не явился на венчание, в семье Гумилевых считали, что этот брак продержится недолго.
Николаевская церковь, в которой венчались Гумилёв и Ахматова.
Чуть позже Анна напишет супругу своей покойной сестры: «Я отравлена на всю жизнь, горек яд неразделённой любви! Смогу ли я снова начать жить? Конечно, нет! Но Гумилёв — моя Судьба, и я покорно отдаюсь ей. Не осуждайте меня, если можете. Я клянусь Вам всем для меня святым, что этот несчастный человек будет счастлив со мной». Слова своего она не сдержала.
В стихах Ахматовой мы нигде не найдём образа Гумилёва — лишь изредка, скупо, мимолётно (за исключением, конечно, её «Anno Domini», вышедшего после казни мужа и целиком посвящённого ему). В лирике же Гумилёва властно и неотступно, до самых последних лет его жизни, сквозь все его увлечения и разнообразные темы маячил образ жены.
Героиня этих стихов обычно была зашифрована. Анна проступала в его строках то в образе русалки, то царицы, то колдуньи.
Твой лоб в кудрях отлива бронзы,
Как сталь, глаза твои остры,
Тебе задумчивые бонзы
В Тибете ставили костры...
И я следил в тени колонны
Черты алмазного лица
И ждал, коленопреклоненный,
В одежде розовой жреца.
Узорный лук в дугу был согнут,
И, вольность древнюю любя,
Я знал, что мускулы не дрогнут
И острие найдет тебя.
Тогда бы вспыхнуло былое:
Князей торжественный приход,
И пляски в зарослях алоэ,
И дни веселые охот.
Но рот твой, вырезанный строго,
Таил такую смену мук,
Что я в тебе увидел бога
И робко выронил свой лук.
Толпа рабов ко мне метнулась,
Теснясь, волнуясь и крича,
И ты лениво улыбнулась
Стальной секире палача.
(«Царица»)
Она была роковой женщиной его Музы.
Я знаю женщину: молчанье,
Усталость горькая от слов,
Живет в таинственном мерцанье
Ее расширенных зрачков.
Ее душа открыта жадно
Лишь медной музыке стиха,
Пред жизнью, дольней и отрадной
Высокомерна и глуха.
Неслышный и неторопливый,
Так странно плавен шаг ее,
Назвать нельзя ее красивой,
Но в ней все счастие мое.
Когда я жажду своеволий
И смел и горд - я к ней иду
Учиться мудрой сладкой боли
В ее истоме и бреду.
(«Она»)
И я отдал кольцо этой деве Луны
за неверный оттенок разбросанных кос...
У русалки мерцающий взгляд,
умирающий взгляд полуночи...
Петербург, Васильевский остров, Тучков пер., д. 17. (фото Павла Елизарова)
В 1912-1914 годах здесь, в комнате квартиры 29, жил Николай Гумилев с женой Анной Ахматовой.
Был ли он счастлив с Анной? Во всяком случае, для него это был брак по своей воле и по своей любви. Отношения их были далеки от совершенства. Они были неким тайным противоборством, борьбой за самоутверждение и независимость. У них были совершенно разные вкусы, взгляды на жизнь.
Он любил три вещи на свете:
За вечерней пенье, белых павлинов
И стертые карты Америки.
Не любил, когда плачут дети,
Не любил чая с малиной
И женской истерики.
...А я была его женой. -
саркастически писала Ахматова. Истерики бывали довольно часто. Когда маленького Лёву спрашивали, кто его родители, он отвечал: «Папа — поэт, а мама — истеричка».
Гумилёв в свою очередь сетовал:
Из логова змиева,
Из города Киева,
Я взял не жену, а колдунью.
А думал - забавницу,
Гадал - своенравницу,
Веселую птицу-певунью.
Покликаешь - морщится,
Обнимешь - топорщится,
А выйдет луна — затомится...
Анна ненавидела экзотику, Африку. Когда Гумилёв приезжал из своих странствий и вся семья сходилась за столом слушать его рассказы, она демонстративно уходила в другую комнату.
Да, я знаю, я вам не пара,
Я пришел из иной страны,
И мне нравится не гитара,
А дикарский напев зурны.
Не по залам и по салонам
Темным платьям и пиджакам –
Я читаю стихи драконам,
Водопадам и облакам…
Постоянные споры о стихах. Когда Гумилёв обнаружил после свадьбы, что жена его пишет стихи, он был неприятно поражён: «Муж и жена пишут стихи — в этом есть что-то комическое». И советовал ей «заняться чем-нибудь другим, например, танцами».
Но главной причиной раздоров были измены Гумилёва. Он не видел в них особого греха, они, по его мнению, мирно уживались с его бессмертной любовью. Когда Николай получил от Анны согласие на брак, он, по его словам, так обрадовался, что сразу два романа бросил. «А третий, - смеялась Ахматова, - третий не бросил! С Орвиц Занетти? Он как раз на то время приходится!»
Баронесса де Орвиц Занетти, с которой Гумилёв познакомился в Париже, вдохновила его на стихотворение «Царица Содома», позже переименованное им в «Маскарад».
Мазурки стремительный зов раздавался,
И я танцевал с куртизанкой Содома,
О чем-то грустил я, чему-то смеялся,
И что-то казалось мне странно знакомо...
Я многое понял в тот миг сокровенный,
Но страшную клятву мою не нарушу.
Царица, царица, ты видишь, я пленный,
Возьми мое тело, возьми мою душу!
Ахматова подтрунивала над романами Гумилёва, особенно тогда, когда он, по её мнению, «плохо выбирал». Но внутри себя, конечно, переживала, иначе не вырвались бы у неё такие строчки:
Как вплелась в мои тёмные косы
серебристая белая прядь, -
только ты, соловей безголосый,
эту муку сумеешь понять.
«Соловей безголосый», - о, она знала, как сказать побольнее. «А всё равно я лучше тебя стихи пишу», - говорила ему, мстительно улыбаясь, и он замолкал, сознавая горькую правду этих жестоких слов.
Вспоминается его стихотворение «У камина» с финальным двустишием: «И, тая в глазах злое торжество, Женщина в углу слушала его».
Она была горда и умна, умнее и талантливее его. Он тоже доказывал, как мог, своё превосходство, самоутверждаясь бесчисленными романами... Нашла коса на камень. В полушутливом, адресованном Анне стихотворении «Индюк» Гумилёв иронически писал:
На утре памяти неверной
Я вспоминаю пестрый луг,
Где царствовал высокомерный,
Мной обожаемый индюк.
Была в нем злоба и свобода,
Был клюв его как пламя ал,
И за мои четыре года
Меня он остро презирал.
Ни шоколад, ни карамели,
Ни ананасная вода
Меня утешить не умели
В сознаньи моего стыда.
И вновь пришла беда большая,
И стыд, и горе детских лет:
Ты, обожаемая, злая,
Мне гордо отвечаешь: "Нет!"
Но все проходит в жизни зыбкой
Пройдет любовь, пройдет тоска,
И вспомню я тебя с улыбкой,
Как вспоминаю индюка.
В конце концов они расстались. Инициатором развода была Ахматова. Гумилёв горько подытожил в «Пятистопных ямбах» историю своей любви:
Я молод был, был жаден и уверен,
Но дух земли молчал, высокомерен,
И умерли слепящие мечты,
Как умирают птицы и цветы.
Теперь мой голос медлен и размерен,
Я знаю, жизнь не удалась… — и ты,
Ты, для кого искал я на Леванте
Нетленный пурпур королевских мантий,
Я проиграл тебя, как Дамаянти
Когда-то проиграл безумный Наль.
Взлетели кости, звонкие, как сталь,
Упали кости — и была печаль.
Сказала ты, задумчивая, строго:
— «Я верила, любила слишком много,
А ухожу, не веря, не любя,
И пред лицом Всевидящего Бога,
Быть может, самоё себя губя,
Навек я отрекаюсь от тебя». —
Твоих волос не смел поцеловать я,
Ни даже сжать холодных, тонких рук,
Я сам себе был гадок, как паук,
Меня пугал и мучил каждый звук,
И ты ушла, в простом и тёмном платье,
Похожая на древнее распятье.
«В ночном кафе мы молча пили кьянти...»
В конце 1912 года в кафе "Бродячая собака" Гумилёв знакомится с актрисой петербургских театров Ольгой Высотской. Там отмечался юбилей Константина Бальмонта. Гумилев подсел за столик, где сидела Высотская с подругами.
В начале лета Гумилёв присылает ей открытку: «Целую ручки и всегда вспоминаю. Напишите в Порт-Санд в июле месяце, куда прислать вам леопардовую шкуру». И — сонет посвящения: «В ночном кафе мы молча пили кьянти...»
До знакомства с Гумилёвым Высотская жила с Мейерхольдом, о котором потом напишет воспоминания. Была там запись и об этой встрече с Гумилёвым. Их роман продолжался около года, перерос в серьёзные отношения, в результате которых 26 октября 1913 года родился сын Орест.
В начале осени 1913-го Ольга уезжает к родителям в Москву, а после рождения сына — в Курскую губернию, где было их маленькое имение. Получив от Высотской известие о рождении сына, Гумилёв написал, что приедет осенью 1914-го. Но началась война, потом революция, гражданская война...
А когда всё успокоилось, Гумилёва уже не было в живых.
Высотская узнала о его казни лишь в 1924-ом. Она всю жизнь продолжала любить его, так и не вышла замуж.
В годы советской власти моталась по городам и сёлам, ставя самодеятельные спектакли, получала нищенскую пенсию, умерла в 1968-ом.
Её сын Орест Николаевич Высотский окончил лениградскую Лесотехническую академию, работал лесничим, директором мебельной фабрики, потом защитил диссертацию, преподавал в университете. Позже познакомился со своим братом — Львом Гумилёвым, они дружили.
Лев Гумилёв
Когда в 1938 году за Львом пришли, Орест как раз был в это время у него. И сидел рядом с ним на кровати до четырех утра, пока шел обыск и пока Льва не увезли.
А утром он же пошел в Фонтанный дом к Ахматовой и всё ей рассказал. Это было в марте. А в апреле уже взяли и его. Ольга Высотская и Анна Ахматова вместе стояли в длинной очереди с передачами в "Кресты".
тюрьма «Кресты» в Петербурге
В 1939-м Ореста выпустили, он воевал, дошел до Берлина, привезя с войны не только боевые награды, но и стихи, которые никогда не печатал. Умер в 1992 году (в один год со Львом Гумилёвым).
младший сын Н. Гумилёва Орест Николаевич Высотский
Николай Гумилёв так никогда и не увидел своего младшего сына. Они жили с матерью в Куриловке Курской области, в Гражданскую та деревушка переходила от белых к красным, от красных к петлюровцам... И когда Гумилёв стал их искать, ему сказали, что они погибли.
Орест занимался биографией своего отца очень тщательно, ездил по всем местам, с ним связанным, встречался со многими людьми. Нашел дневник, который Гумилёв вел во время абиссинского путешествия и считался утерянным. Уже после его смерти в издательстве «Молодая гвардия» в 2004 году вышла книга «Николай Гумилёв глазами сына. Воспоминания современников о Н. С. Гумилёве» .
Ольга Николаевна Высотская умерла в один год с Ахматовой - в 1966-м. Успела написать мемуары, позднее Орест передал их в Пушкинский Дом.
Внучка Гумилёва Ия Высотская, по мужу - Сазонова, живет сейчас в городе Новая Каховка Херсонской области.
Продолжение здесь.
Переход на ЖЖ: http://nmkravchenko.livejournal.com/92133.html
Метки: гумилев |
Без заголовка |
10 февраля 2016 года – 179-я годовщина со дня смерти поэта.
Тропинин В.А. Портрет Пушкина Александра Сергеевича, 1827 г.
10 февраля – день памяти Александра Сергеевича Пушкина. В этот день принято возлагать цветы к памятнику поэта и рассказывать друг другу его стихотворения. Имя великого русского поэта известно даже дошкольникам, а любой петербуржец сходу ответит, что Пушкин учился в лицее, очень любил свою няню Арину Родионовну и носил бакенбарды. Однако в биографии поэта были и такие моменты, о которых знают далеко не все ценители его творчества. Историк Алексей Доронин рассказал о самых удивительных фактах из жизни поэта.
Метки: пушкин |
Без заголовка |
Русский писатель Лев Николаевич Толстой Часть 2.
: М. В. Нестеров. Л. Н. Толстой на берегу пруда в Ясной Поляне.
Метки: толстой л |
Без заголовка |
Русский писатель Лев Николаевич Толстой Часть 2.
: М. В. Нестеров. Л. Н. Толстой на берегу пруда в Ясной Поляне.
Метки: толстой л |
Без заголовка |
Русский писатель Лев Николаевич Толстой.Часть 1.
Граф Лев Николаевич Толстой (28 августа [9 сентября] 1828, Ясная Поляна, Тульская губерния, Российская империя — 7 [20] ноября 1910, станция Астапово, Рязанская губерния, Российская империя) — один из наиболее известных русских писателей и мыслителей, один из величайших писателей мира[4]. Участник обороны Севастополя. Просветитель, публицист, религиозный мыслитель, его авторитетное мнение послужило причиной возникновения нового религиозно-нравственного течения — толстовства. Член-корреспондент Императорской Академии наук (1873), почётный академик по разряду изящной словесности (1900)
Граф Лев Николаевич Толстой.
Иван Николаевич Крамской
****
Метки: толстой л |
Без заголовка |
Долгое время его биографию отшлифовывали, создавая идеальный образ «народного летописца». А между тем, в судьбе Шолохова можно обнаружить много необъяснимых, порой парадоксальных фактов. Читать далее
Метки: шолохов м |
Без заголовка |
|
Серия сообщений "Книги слушать и читать":
Часть 1 - Читать и слушать книги Даниэлы Стил / Романы
Часть 2 - Радиоспектакли по произведениям Артура Конан Дойла
...
Часть 25 - Радиоспектакли по произведениям Артура Конан Дойла - 2
Часть 26 - Слушаем радиоспектакли онлайн
Часть 27 - И снова аудиокниги онлайн
Метки: аудиокн аудиокниги |
Без заголовка |
|
Метки: аудиокниги |
Без заголовка |
В. Пикуль - Кровь, слезы и лавры
|
Метки: пикуль |
Без заголовка |
Сегодня -120 лет со дня рождения Сергея Есенина
Государственный музей-заповедник С. А. Есенина — федеральный государственный заповедный комплекс, открытый в 1965 году на родине поэта, в селе Константиново Рязанской области. Музей уникален тем, что здесь, в старинном селе над Окой представлено соседство двух усадеб — крестьянской и барской. Такое соседство двух культур, их традиций и быта позволяет на конкретном историческом материале проследить историю России рубежа XIX—XX веков.
Метки: есенин с |
