Другие люди.
– Время здесь текуче, – сказал бес. Человек с первого взгляда понял, что это бес.И понял,что здесь Ад. Ну а что ещё это может быть.
Комната напоминала длинный коридор, и бес ждал его у дальней стены, стоя рядом с дымящейся жаровней. На серых каменных стенах висели предметы, которые, пожалуй, не стоит рассматривать вблизи,-- это немудро и не внушает оптимизма. Потолок низко нависал, пол был до странности иллюзорен. – Подойди ближе, – сказал бес. Человек сделал, как было сказано. Бес был до странности иллюзорен.
- Подойди ближе,- сказал бес,и челловек подошел.
Бес был тощь и абсолютно гол.Все тело его покрывали глубокие шрамамы,и,похоже,когда-то давно с него пытались содрать кожу.Ни ушей, ни признаков пола. У него были тонкие губы аскета и бесовские глаза: они видели много всего и зашли чересчур далеко – под их взглядом человек чувствовал себя ничтожней мухи.
– И что теперь? – спросил он.
– Теперь, – сказал бес, и в его голосе не было ни печали, ни удовольствия, ни злорадства – только страшное безжизненное смирение, – тебя будут мучить.
– Долго?
Но бес не ответил, лишь покачал головой. Он прошел вдоль стены, разглядывая инструментарий на крюках. В дальнем углу,у закрытой двери, висела кошка-девятихвостка из колючей проволоки. Бес благоговейно снял плеть со стены трехпалой рукой и вернулся к жаровне. Положил плеть на горячие угли и стал смотреть, как нагреваются хвосты.
– Это бесчеловечно.
– Ага.
Кончики плети уже накалились мертвым оранжевым блеском.
Замахнувшись для первого удара, бес сказал так:
– Со временем даже это мгновение станет нежным воспоминанием.
– Врешь.
– Нет, не вру, – произнес бес.- Потом,-прибавил он за миг до того,как опустил руку с плетью,- будет хуже.
Хвосты вонзились в спину с шипением и треском, разорвали дорогую одежду – обожгли, раскромсали, рассекли плоть, и человек закричал. Не в последний раз.
На стенах висело двести одиннадцать разнообразных орудий пытки, и со временем он испытал на себе все до единого.
А когда наконец «Дочь Лазаря», которую он познал интимнейшим образом, была очищена от крови и водворена обратно на стену, на свое двести одиннадцатое место, человек прошептал разбитыми губами:
– И что теперь?
– Теперь, – сказал бес, – будет по-настоящему больно.
И было так.
Все, что сделал человек, – все, чего делать не стоило. Каждый обман- каждая ложь себе и другим. Каждая мелкая боль – и каждая большая боль. Все это вытянули из него, дюйм за дюймом, подробность за подробностью. Бес содрал все покровы забывчивости, ободрал все до самой правдивой правды – и это было больнее всего.
– Скажи, что ты подумал, когда она вышла за дверь, – велел бес.
– Я подумал: «Мое сердце разбито».
– Нет, – сказал бес без ненависти, – ты подумал не это. Он смотрел на человека равнодушно, и тот поневоле отвел взгляд.
– Я подумал: «Теперь она никогда не узнает, что я спал с ее сестрой».
Бес разодрал его жизнь на куски, на минуты, на страшные секунды. Это длилось сто лет или, может, тысячу –у них в этой серой комнате была целая вечность, – и под конец человек осознал, что бес не обманул. Муки плоти были добрее.
И это тоже закончилось.
И едва закончилось, опять началось по новой.Теперь пришло знание о себе, которого не было в первый раз, и так все было гораздо хуже.
Теперь человек говорил и ненавидел себя. Никакой лжи, никаких ухищрений и отговорок, не было места ни для чего, кроме боли и ярости.
Он говорил. Он больше не плакал. А закончив тысячу лет спустя,взмолился лишь об одном: пускай бес подойдет к стене и взял нож для свежевания, или железный кляп, или тиски.
– Еще раз, – сказал бес.
Человек закричать. Он кричал долго.
– Еще раз, – сказал бес, когда человек замолчал. Словно до этого не было сказано ничего.
Как будто чистишь лук. На сей раз, проживая опять свою жизнь, человек узнал о результатах своих поступков – поступков, которые он совершал вслепую, не задумываясь о последствиях; о том, сколько боли доставил он в мир – сколько вреда причинил людям, которых даже не знал, не встречал, не видел. Пока что это был самый тяжелый урок.
– Еще раз, – сказал бес тысячу лет спустя.
Человек сидел, скорчившись, на полу возле с жаровни. Он легонько покачивался, закрыв глаза, и рассказывал историю своей жизни, и переживал ее снова, пока говорил, от рождения до смерти, ничего не меняя, ни о чем не умалчивая, глядя правде в глаза. Он раскрыл свое сердце.
Закончил, он еще долго сидел с закрытыми глазами, ждал, когда голос скажет ему: «Еще раз», – но ему ничего не сказали. Человек открыл глаза.
ОН медленно поднялся на ноги. Он был один.
В дальнем углу комнаты была дверь, и под его взглядом она открылась.
В комнату вошел человек. У него на лице были написаны ужас,и высокомерие, и гордыня. Человек, одетый дорого и элегантно, неуверенно шагнул раз,другой и замер. И увидев этого человека, он сразу все понял.
– Время здесь текуче, – сказал он вновь прибывшему.
Автор Нил Гейман.
