5. Алогичность благодати

Если бы не эта деталь, не эта мелочь, танца бы не было, но, между тем, существует только танец.
Т. С. Элиот
Новая арифметика благодати
Когда в журнале «Христианство сегодня» появилась моя статья под названием «Жестокая арифметика Евангелия», я быстро понял, что никто не оценил этой сатиры. Мой почтовый ящик был завален письмами с резкой критикой. «Филипп Янси, твой путь лежит далеко от Бога и Иисуса! — писал один рассерженный читатель. — Эта статья — позор». Другой осуждал мою «антихристианскую, заумную философию». Еще один чита тель окрестил меня «сатанистом». «У вас что, не хватает обозревателей в штате, чтобы искоренить эту вызревающую заразу?» — адресовал он свой вопрос главному редактору.
Почувствовав, что на меня обрушилась кара, и не привыкший к тому, чтобы меня называли источником позора, антихристом и сатанистом, я снова вернулся к этой статье и задумался. В чем же была моя ошибка? Я использовал четыре истории, по одной из каждого Евангелия, и с затаенной усмешкой — так мне казалось — рассмотрел всю абсурдность используемых там расчетов.
Лука рассказывает о пастухе, который бросил свое стадо из девяносто девяти овец и отправился в ночь искать одну потерявшуюся овцу. Благородный поступок, что и говорить! Но задумайтесь на секунду о стоящих за этим цифрами. Иисус говорит, что пастух оставил девяносто девять своих овец «на пастбище». Это подразумевает, что они свободно могли быть украдены ворами, съедены волками или разбежаться. Как бы почувствовал себя пастух, если бы найдя одного потерявшегося ягненка, он вернулся назад и обнаружил, что в его отсутствие пропало еще двадцать три овцы?
В эпизоде, приведенном в Евангелии от Иоанна, женщина по имени Мария взяла фунт экзотических масел (год работы!) и омыла ими ноги Иисуса. Задумайтесь над этой расточительностью. Разве унции масла не хватило бы для того, чтобы сделать то же самое? Даже Иуда мог обратить внимание на эту абсурдность. Ведь средства, которые теперь бежали благоухающими ручьями через грязный дверной порог, можно было использовать на благо бедным.
Вдобавок, Марк описывает третью сцену. Увидев, как одна вдова бросила две мелкие монеты на пожертвование для храма, Иисус назвал гораздо меньшими другие более значительные пожертвования. «Истинно говорю вам, — заметил он, — эта бедная вдова положила больше всех, клавших в сокровищницу». Я надеюсь, что он сказал это мягко, чтобы остальные люди, совершающие свои пожертвования, не слишком вдох новлялись его сравнением.
Четвертая история, приведенная в Евангелии от Матфея, содержит притчу, которую я почти никогда не слышал на проповеди, и по вполне понятной причине. Иисус рассказал о хозяине, который нанимал людей работать на его винограднике. Некоторых он нанял рано поутру, некоторых около третьего часа, некоторых около шестого и девятого часа, а некоторых за час до окончания работы. Каждый казался довольным своей оплатой, пока те, кто трудился двенадцать часов под палящим зноем, не узнали, что счастливчики, взявшиеся за дело в последний момент и едва проработавшие час, получили ту же плату. Поступок хозяина противоречил всему, что они знали о мотивациях труда и о справедливой компенсации за него. Это была жестокая экономика, примитивная и простая.
Помимо того, что я узнал много нового о сатире после опубликования моей статьи, я много узнал и о благодати. Возможно, слово «жестокий» было выбрано неудачно, но благодать действительно резко свидетельствует о несправедливости. Почему монеты, брошенные вдовой, должны весить больше, чем миллионы, отданные богачом? И какой работодатель станет платить бездельникам, взявшимся за работу в последний момент столько же, сколько проверенным трудягам?
Вскоре после того, как я написал статью, я пошел в театр на спектакль «Амадей» (в переводе с латыни «любимый Богом»). В этой пьесе показан композитор семнадцатого века, пытающийся понять то, что представляет собой Бог. Благочестивый Антонио Сальери исполнен усердного желания, хотя и не наделен талантом, создать бессмертную музыку, восхваляющую Бога. Его приводит в бешенство то, что Бог наделил величайшим за все времена даром музыкального гения озорного юнца по имени Вольфганг Амадей Моцарт.
Во время спектакля я вдруг понял, что наблюдаю оборотную сторону той проблемы, которая столь долгое время волновала меня. В пьесе ставился тот же вопрос, что и в библейской Книге Иова, только с изнанки. В Книге Иова автор размышляет над тем, почему Бог «наказал» самого праведного человека из всех живущих на земле. Автор пьесы «Амадей» размышляет над тем, почему Бог «вознаграждает» тех, кто этого не заслуживает. Проблема страдания находит свое соответствие в скандале, связанном с благодатью. Одна из линий, проведенных в пьесе, выражает это возмущение благодатью: «На что, в конце концов, еще годен человек, кроме как учить уроки, заданные Богом?»
Почему Господь отдает предпочтение Иакову, смотрящему на многие вещи сквозь пальцы, перед исполнительным Исавом? За что, подобно Моцарту, сверхъестественная сила присуждается преступнику по имени Самсон? Почему коротышка Давид, придворный и пастух, становится царем Израиля? Почему высший дар мудрости дается Соломону, появившемуся на свет в результате царского прелюбодеяния? Действительно, в каждой из этих ветхозаветных историй слышно, как между строк рокочет возмущение благодатью, пока, наконец, в притчах Иисуса, оно не прорывается наружу в драматической ломке всех представлений о нравственности.
Притча Иисуса о работниках и той чрезвычайно несправедливой плате, которую они получили, прямо противостоит этому возмущению. По одной современной еврейской версии этой истории работники, которых хозяин нанимает после обеда, трудятся настолько усердно, что он, пораженный, решает вознаградить их труд, заплатив им за полный рабочий день. Совсем иначе выглядит версия, рассказанная Иисусом, в которой говорится, что последняя группа нанятых работников праздно стояла на торжище, что в сезон полевых работ делали только самые ленивые, неумелые работники. Более того, эти бездельники ничего не предпринимают для того, чтобы как-то выделиться, и другие работники шокированы той платой, которую они получают. Какой хозяин в здравом рассудке будет платить те же деньги за час работы, что и за двенадцать часов!
В истории, рассказанной Иисусом, нет смысла с экономической точки зрения, и в этом-то заключалась его цель. Он сообщал нам притчу о благодати, которую нельзя высчитать как плату за день работы. Благодать не зависит от того, кто и во сколько начал или закончил работать. Она не имеет ничего общего с расчетами. Мы обретаем благодать как дар, посланный Богом, а не как что-то, что мы зарабатываем тяжелым трудом. Это Иисус разъясняет, приведя ответ хозяина:
«Друг! Я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мною? Возьми свое и пойди; я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе; разве я не властен в своем делать, что хочу? Или глаз твой завистлив оттого, что я добр?»
«Ты завидуешь, Сальери, потому что я так добр к Моцарту? Ты завидуешь, Саул, потому что я так добр к Давиду? Вы завидуете, фарисеи, потому что я в самом разгаре этой игры открываю калитку неевреям? Потому что я молитву мытаря предпочитаю фарисейской, потому что я принимаю раскаяние вора, к которому он приходит в после дние минуты своей жизни, и обещаю ему рай? Это вызывает в тебе ревность? Ты завидуешь тому, что я оставляю послушную отару, чтобы найти заблудшую овцу, или помогаю расточительному человеку, дав ему откормленного теленка?»
Хозяин в истории, рассказанной Иисусом, не обманул тех своих работников, которые работали весь день, заплатив остальным столько же за час работы. Нет, они получили ту плату, которая им была обещана. Их неудовольствие было вызвано возмутительной, с их точки зрения, арифметикой благодати. Они не могли примириться с тем, что хозяин имел право распоряжаться своими деньгами как ему угодно, если он платил этим подлецам в двенадцать раз больше того, что они заработали.
Показательно то, что многие христиане, читая эту притчу, идентифицируют себя с теми работниками, которые трудились полный рабочий день, а не с теми, кто присоединился к ним вечером. Нам нравится считать себя ответственными работниками, и странное поведение хозяина ошеломляет нас так же, как оно ошеломляло людей, слушавших тогда притчу из уст самого Иисуса. Мы рискуем упустить основное зерно смысла в этой истории: Бог раздает дары, а не плату. Никому из нас не платят в соответствии с заслугами, потому что никто из нас не приблизился к тому, чтобы его жизнь удовлетворяла требованиям, предъявляемым Богом к совершенной жизни. Если бы нам платили по заслугам, мы бы все оказались в аду.
Как сказал Роберт Феррар Капон: «Если бы мир мог быть спасен хорошим ведением бухгалтерии, его спасителем был бы Моисей, а не Иисус». Благодать нельзя свести к общим принципам бухгалтерского дела. В царстве не-благодати, где ведется счет прибыли и убыткам, некоторые работники заслуживают большего, чем остальные. В царстве благодати неуместно само слово «заслужить».
Фредерик Бюхнер пишет:
«Люди готовы ко всему, кроме того, что за пределами тьмы, вызванной их слепотой, есть великий свет. Они готовы к тому, чтобы гнуть свою спину, обрабатывая одно и то же старое поле, пока коровы, пасущиеся без присмотра, не вернутся домой. Они готовы работать, пока не споткнутся обо что-то твердое, что окажется зарытыми на этом поле сокровищами, которых будет достаточно для того, чтобы купить весь штат Техас. Они готовы к тому, что Бог заключает сделки, которые нужно отрабатывать в поте лица, но не к тому, что он платит за час работы столько же, сколько платит и за день. Они готовы к тому, что Царство Божие подобно горчичному зерну, что оно не больше, чем глаз тритона, но не к тому, что оно станет огромной смоковницей, в ветвях которой птицы будут петь музыку Моцарта. Они готовы к скудному пресвитерианскому ужину, но не к свадебному столу с ягненком...»

продолжение следует...

 

 

 

 

остальное тут : 

http://www.reformed.org.ua/2/492/6/Yancey