БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"...Сонет №2


Изыскан огнь осеннего листка,
Когда, лиясь, внедряются рубины
В белесоватый страх в листве осины
И кровь сквозит в листве березняка.

В персидских шалях липы. Нет цветка
Краснее ягод вызревших калины.
В них бусы вспева пламенной былины.
По ржавым листьям пляска уголька.

Лесная глушь - расплесканное море.
От искры искра, зыбь и цепь огней,
Многорасцветиый праздник головней.

Душа ликует в красочном просторе.
Что в дали той, что вовсе далека?
До моря путь - чрез три страны река.

Константин БАЛЬМОНТ, "Золотой обруч"

Среди экпериментов начала века с лестничкой Маяковского и расухабистыми частушечными ямбами Есенина, скрывающими тихие сакральные напевы Космоса Руси, изящно-элитарными рифмами и построениями Северянина и сжатыми в миньны октавами Бунина сонет, казалось, уже не обретёт былой славы и канет, как поэтическая форма, в Лету. Отнюдь!
Именно символисты возродили грандиозный пласт античной культуры, и благодаря им сонет остался популярным. Валерий Брюсов, долго не признаваемый, считал сонет образцом, идеальной формой поэтического произведения вообще и был верен ему, за что и был вознаграждён терпеливым читателем в момент буквально ренессанса сонетной формы в среде символистов, течение которых он и возглавил. Раздел «Сонеты» заключал первую послереволюционную книгу Валерия Брюсова «Последние мечты». Брюсов обращался к сонету во все периоды своего творчества, что не могла не оказать влияние на многих поэтов. Также он известен как поэт-переводчик сонетов Шекспира.
В 1920 году Вячеслав Иванов, тогда уже признанный теоретик символизма, для которого сонет был привычной строфической формой, заканчивает один из своих лучших циклов «Зимние сонеты», а в 1924 году уже в Италии пишет цикл «Римские сонеты». Я обязательно познакомлю вас с этим периодом его блистательного творчества. Ну и одним из известнейших сонетистов остается наш сегодняшний гость Константин Бальмонт. Он включает сонеты почти в каждую свою книгу, публикует венки сонетов «Перстень», «Змей», «Золотой обруч», тему которого мы начали здесь, и венок «Основа». Игорь Северянин в 1934 году издает дну из своих последних книг «Медальоны. Сонеты и вариации о поэтах, писателях и композиторах.». В 1919 году в Одессе выходит отдельной книгой цикл сонетов Леонида Гроссмана «Плеяда». Леонид Гроссман кроме того был крупным литературоведом, автором статьи «Поэтика русского сонета», который в наши дни не теряет свою ценность. В 20-е годы не появилось заметной книги сонетов, которая стала бы литературным событием. Однако, нельзя не отметить заслуги такого поэта, как Дмитрий Олерон, чьи блистательные переводы антики я тут выставлял из книжечки, купленной во студенчестве на стипендию. И хоть была она у меня повышенная, 55 рублей тогда за Олерона - великая удача. Сейчас он, отличный тогда переводчик и сонетист, который умер в 1918 году на каторге в Сибири, практически забыт, но не у меня здесь. Друзья в 1922 году напечатали его книжечку «Олимпийские сонеты», одним из счастливых обладателей которой я и являюсь. А ещё и книги сонетов Жозе Мариа де Эридана, откуда взят перевод Дмитрия Олерона. Олерон переводил Плавта, Шенье, Верлене и др., находясь в каторжной тюрьме. В сонетной форме пишет и Анна Ахматова, ее сонеты - сочетание лаконичности и необыкновенной легкости и вы тоже их увидите тут. Ну а мы устремляемся пока к продолжению самого загадочного венка Бальмонта.
Каждая строка этого венка - ключик к зашифрованным в сакральном величии арийским мистериям: цветовой гаммой, переливами звукоряда волшебных фонем арийских гимнов, укрытых в простые русские и в то же время санкритские словосочетания, магически покоряющие одинаково читателя и слушателя и на уровне подсознания приобщающего тех, кто позабыл свой Род, к его истокам и родовой памяти. Только Бальмонт-маг и Волошин-волхв, да ещё поэт-космист Иванов могли вот так возвращать прошлое целым поколениям русичей. Они приняли эстафету прямо от Пушкина, переданную ему няней Арьина Рода, Ариной Родионовной, и это ещё одна моя маленькая тайна вам. Ну и будет, кое-что я ещё в "Воине веры" поведаю...

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"...И красота их ласково-тепла


***
Как жадно я люблю твои уста,
Не те, что видит всякий, но другие,
Те, скрытые, где красота - не та,
Для губ моих желанно-дорогие.

В них сладость неожиданных отрад,
В них больше тайн и больше неги влажной,
В них свежий, пряный, пьяный аромат,
Как в брызгах волн, как в песне волн протяжной.

Дремотная, в них вечно тает мгла,
Как в келье, в них и тесно и уютно,
И красота их ласково-тепла,
И сила их растет ежеминутно.

Их поцелуй непреходящ, как сон,
И гасну я, так жадно их целуя.
Еще! Еще! Я все не побежден...
А! Что за боль! А! Как тебя люблю я!

Константин БАЛЬМОНТ

Порой Бальмонт напоминает клинок. Так просто, легко и естественно разрубающий гордиевы узлы в тайных сплетениях любовных отношений. Всё в них вроде так сложно, полно арабесков потаённых смыслов и недомолвок, скрытно, туманно и опутано условностями. "Да нет же,нет!" - восклицает маг, как бы нам напоминая: главное - любовь. И вдруг всё становится простым, понятным и доступным, а изнутри уже приступает знакомый жар любовного томления, и сохнет во рту...и немеют кончики пальцев, схватывает дыхание и узор его делается прерывистым, дрожат руки, дрожит всё, тело наливается страстной, горячей истомой... и становится тяжким...и лёгким как пушинка. Ты понимаешь, что любовная ловушка схлопнулась: нет! нет! да!!!
Сладких вам снов...если уснётся...или сладких грёз в одиночку...или вдвоём...

ВОЛОШИН: "Серебряные россыпи"...Любить, не веруя в возврат


Любить без слез, без сожаленья,
Любить, не веруя в возврат...
Чтоб было каждое мгновенье
Последним в жизни. Чтоб назад
Нас не влекло неудержимо,
Чтоб жизнь скользнула в кольцах дыма,
Прошла, развеялась... И пусть
Вечерне-радостная грусть
Обнимет нас своим запястьем.
Смотреть, как тают без следа
Остатки грез, и никогда
Не расставаться с грустным счастьем,
И, подойдя к концу пути,
Вздохнуть и радостно уйти.

Максимилиан ВОЛОШИН

Вот такая она, любовь отшельника. А вдуматься, вслушаться - феерия. Наверное, только под шум крымских волн Понта и рождаются подобные трепетные вещи: у Грина - "Алые паруса", у Волошина - вот это. За этой сдержанностью и грусной напевностью так и чувствуется светлая радость любви и обретения. Что же такое знали эти волшебники, что с ними так хорошо и светло? Жизнь...и любовь...


 

Осень в стихах и музыке... А.Фет и Ernesto Cortazar


 

Устало всё кругом:

устал и цвет небес,

И ветер, и река,

и месяц, что родился,

И ночь, и в зелени

потусклой спящий лес,

И желтый тот листок,

что наконец свалился.



А.Фет





Ernesto Cortazar -Тhe autumn miracle of love

СЕВЕРЯНИН: "Серебряные россыпи"...Иронизирующее дитя


ИГОРЬ-СЕВЕРЯНИН

Он тем хорош, что он совсем не то,
Что думает о нем толпа пустая,
Стихов принципиально не читая,
Раз нет в них ананасов и авто,

Фокстрот, кинематограф и лото —
Вот, вот куда людская мчится стая!
А между тем душа его простая,
Как день весны. Но это знает кто?

Благословляя мир, проклятье войнам
Он шлет в стихе, признания достойном,
Слегка скорбя, подчас слегка шутя

Над вечно первенствующей планетой...
Он — в каждой песне, им от сердца спетой,-
Иронизирующее дитя.

Игорь СЕВЕРЯНИН

Прежде чем подарить вам "серебряный" вечер, захотелось мне ещё раз полюбоваться одним из самых загадочных, так и непонятым поэтом этой уникальной плеяды. Его не принимала Россия царя, хоть в салонах не было более модного поэта-эстета. Первенство у него отбирали у толпы то глубочайший Есенин, создавший в салонах издевательский лубок на село, то хулиган-футурист Маяковский, готовый из-за своей несчастной любви к Лиле смести всё: в том числе и саму поэзию. У Брюсова был кружок и его мало волновала корона, Бальмонта вообще ничего не волновало кроме Любви и храма, который он для неё построил. Даже когда писал о дальних странах, у него всё равно выходила строго к рампе Любовь и тогда его было не унять среди выстроенных им самим декораций. Но вот Северянин... Салонные кокотки и бледные юноши считали его своим, но я что-то не припомню и намёка на взаимность, даже и через лирического героя этих смутных времён. Бунин, читая его буколистические строки, разбежался было искать единомыслия,...но его протянутая для пожатия "коллеге" рука так и повисла в воздухе. Позже совок не понял и не принял его удивительную для тех, полных лицемерия в жизни и творчестве дней, кристальную честность: "Заклеймён я совестью", - и "заклеймил" его изгнанием не только из страны, но и из литературы. Его не дозволяли преподавать в школах, а если упоминали, то только среди ананасов и шампанского. Я обязательно напишу тут биографическое эссе Северянина, этого изящного по слогу и глубокого по эмоциям творца хрустальных иллюзий и одновременно широчайшего, чисто русского поэта в косоворотке, которая ему удивительно шла. А сейчас пусть он немножко сам о себе, "иронизирущее дитя..."

СЕВЕРЯНИН: "Серебряные россыпи"...Как хороши, как свежи будут розы, моей страной мне брошенные в гроб!


Классические розы
Как хороши, как свежи были розы
В моем саду! Как взор прельщали мой!
Как я молил весенние морозы
Не трогать их холодною рукой!
И.Мятлев. 1843 г.

В те времена, когда роились грезы
В сердцах людей, прозрачны и ясны,
Как хороши, как свежи были розы
Моей любви, и славы, и весны!

Прошли лета, и всюду льются слезы...
Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране...
Как хороши, как свежи ныне розы
Воспоминаний о минувшем дне!

Но дни идут — уже стихают грозы.
Вернуться в дом Россия ищет троп...
Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб!

Игорь СЕВЕРЯНИН

Уже практически не признанный властью ( в отличие от деревенского Серёжи и плакатного Володи), не понятый многими собратьями по цеху, как наивен этот аристократ духа. Судьба Блока ему не указ, но и совслужбы Брюсова он не понимает. Однако, зная за собой честность в чувствах и делах изумительной чистоты, полагает, что Россия отблагодарит его за любовь. Оттого так чисты и наивны его последние строки и только нам, потомкам, дано было через десятилетия воплотить его мечту...


 

АХМАТОВА: "Серебряные россыпи"...Боль я знаю нестерпимую


x x x
Я и плакалась и каялась,
Хоть бы с неба грянул гром!
Сердце томное измаялось
В нежилом дому твоем.
Боль я знаю нестерпимую,
Стыд обратного пути...
Страшно, страшно к нелюбимому,
Страшно к тихому войти.
А склонюсь к нему нарядная,
Ожерельями звеня,
Только спросит: «Ненаглядная!
Где молилась за меня?»

Анна АХМАТОВА

Я не знаю более человека творческой и такой тяжкой судьбы, более заслужавающего любви и счастья. Они есть, несомненно есть: женщина по природе своей более жертвенна и любовь - её стихия. Но так, как высказала Ахматова её любимому и миру, не сделал больше никто, да и вряд ли: сколько веков меж ней и Сафо? И пустота или слабенькие пасторально-трагические изыски. В области творчества, но не любви, хотя любовь и есть высший акт творчества. Даже тут, сейчас творит она свою любовь через покаяние ей, а не читателю, преодалевая невыносимо жгучий стыд возврата к нелюбящему или любящему прежде себя - гедонику. И сквозь горечь и боль её для меня прорывается благоговение перед такой любовью. Она учит любви. Она её сотворила, она и несёт её по жизни. Русская Сафо...

БУНИН: "Серебряные россыпи"...Настанет день...

***
Настанет день - исчезну я,
А в этой комнате пустой
Все то же будет: стол, скамья
Да образ, древний и простой.
И так же будет залетать
Цветная бабочка в шелку –
Порхать, шуршать и трепетать
По голубому потолку.
И так же будет неба дно
Смотреть в открытое окно
И море ровной синевой
Манить в простор пустынный свой.

Иван БУНИН




Обычно я предпочитаю только текст выставлять и делиться своими ретроощущениями от нового прочтения. Но вот эта хрестоматийная вещь Бунина прочтена так потрясающе "по-бунински", что я решился на маленький эксперимент. Если вам понравится - продолжим: меня вот в некоторых местах озноб пробирал. Как же любил Бунин Русь, что, прожив вдали от неё и ненавидя до последнего мига жизни СССР, он не перенёс это чувство ни граном на свою святую любовь.
Такие они - "серебряные"...

ВОЛОШИН-поэт: "Серебряные россыпи", сонет №10


О чем бы не писал Волошин в "русском" крымском периоде, везде витает в его многомерностях магическая любовь под колдовским небом Киммерии. И знание - щедро разлитое в запаснике гиперборейской цивилизации, не случайно Спаситель провёл на Балканах и в Крыму большую часть времени из того "неизвестного", что пробыл он у гиперборейских волхвов.
Крымская земля была когда-то оживленным перекрестком, на котором сталкивались или смешивались различные культуры, но их вековые наслоения почти стерлись с ее поверхности. Для Волошина сам пейзаж Крыма был монументом его уникальной истории, и человеческой, и природной. Среди холмов и горных грядушек он зрил невидимое глазу и умел рассказывать о своей Киммерии так, как никто другой. В его откровениях события древней истории и мифологии понимались так ясно, словно о них вспоминал очевидец.

Доселе грезят берега мои
Смоленые ахейские ладьи,
И мертвых кличет голос Одиссея…

На этой чудной земле Волошин создал новый уникальный очаг культуры — Дом Поэта, как монахи-пустынники своими трудами и молитвами превращали безвестный уголок земли в новый центр духовного притяжения.
О Волошине-коктебельце, как ранее о Волошине-парижанине, складывались легенды. Как его только не называли: и Зевсом, и Орфеем, и фавном… «Хитон» и полынный веночек на волосах поэта вспоминают почти все посетители его Дома (что касается веночка, то это была, по свидетельству Марины Цветаевой, «насущная необходимость, принимаемая дураками за стилизацию»). Наделяя Волошина «мифологическими» чертами, многие обращали внимание только на сказочную сторону «мифа», но она была лишь внешним выражением глубокого стремления поэта жить в соответствии с вечными природными и космическими законами. Так и в «Corona astralis» изысканная, замкнутая в кольцо форма может напомнить о цикличности бытия, явленном в миссии Христа, и о том, что среди разрозненных, неоконченных или забытых строк нашей жизни есть главные, наполненные особо важным для нас смыслом. Я уже писал здесь и здесь о великом "венке" Волошина. Продолжим тему и вернёмся к уникальному творению мага.
Вот то, о чём писал я в коментарии к прошлому сонету из венка Волошина: это не находка Волошина и уж, тем более, не моя. Ещё древние арии представляли Троицу первоосновы не просто как Один в Трёх, но и ещё динамический процесс воссоздания себя в Боге, а значит - в Любви. У ариев Вышень есть созидатель Единства и гармонии в мире и человеке - атмане. Но единый трансцендентный мир непознаваем, чтобы его познать через имманентность иллюзий (майя) и неведения (авидья), Брахман (Бог в человеке-атмане) идёт на тяжкую жертву развоплощения, а разрушителем личности выступает Шива. Познав этот грешный и иллюзорный мир путём создания себя в Брахмане освобождением от иллюзий и невежества тяжким духовным трудом, человек-атман идентифицирует себя с Богом в себе, восклицая: "Я есть Брахман, я бессмертен". Такова эта Троичность, когда человек-творец развоплощает мир и себя для будущей манифестации себя как высшего существа. При этом Вышень в нём творит, Шива разрушает, а самое интересное - Брахман-атман: он и сам процесс и над процессом. Так ведическая Троица поставила первая и единственная из богомировоззренческих доктрин в центр мира не Бога, но - Человека!
Иисус, получивший это знание от арийских волхвов на Балканах, всегда ясно давал ученикам в своём учении не только понимание вот этой зыбкой границы созидание-развоплощение, коей в дольнем мире является смерть, но и преодаление её власти во славу бессмертия: "...верю в воскресение из мертвых и жизнь будущего века" заканчивается символ Веры молитвы "Верую".
Знал это и Волошин и вот как описал он эту границу на изломе бытия.

Тому, кто жив и брошен в темный склеп,
Видны края расписанной гробницы:
И Солнца челн, богов подземных лица,
И строй земли: в полях маис и хлеб,

Быки идут, жнет серп, бьет колос цеп,
В реке плоты, спит зверь, вьют гнезда птицы,
Так видит он из складок плащаницы
И смену дней, и ход людских судеб.

Без радости, без слез, без сожаленья
Следить людей напрасные волненья,
Без темных дум, без мысли "почему?",

Вне бытия, вне воли, вне желанья,
Вкусив покой, неведомый тому,
Кому земля — священный край изгнанья.

Максимилиан ВОЛОШИН,«Corona astralis»

В своём бессмертном венке, в 11-м сонете, он продолжает божественно-земную тему на уровне сущности бессмертия и размышления у его порога, как некогда в Lunaria.

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"...Сонет №13


Уж скоро глянет иней бледнолицый.
Из мглы болот всползет седой туман,
Стремясь от нас к теплу далеких стран.
Чу, журавли подвижною станицей.

Взревет метель забытой львами львицей.
Застынет облак белых караван.
Весь мир, как Ледовитый океан,
Раскинется безмерною гробницей.

Но в час, как с вихрем бьется снег в окно,
Как хорошо в тиши нагретой, дома,
Припоминать все бывшее давно.

Крутить мечту дорогой кругоема.
И ярки звезды в ночи декабря.
Тот любит смерть, кто прожил жизнь, горя.

Константин БАЛЬМОНТ, "Золотой обруч"

"Золотой обруч" заканчивает своё магическое коло и вновь напоминает нам: "Тот любит смерть, кто прожил жизнь, горя." Что скрывается за этими вещими откровениями? Что знает Бальмонт такого, что не открыто нам? Да открыто, всё открыто, правда большее в вещих снах, эхе генетической памяти. Трудно поверить в милость смерти, но благородный рус (так с санскрита - светлый, благородный - переводится rus), наследник праариев, верил всегда. Потому что предки наши, как и мы, были бессмертны, только ведали это, а не догадывались, как мы. И закончив Путь поставленных перед собою задач, бросались они в венке и с улыбкой на лице с сакральной горы Меру в пучину, возраждаясь в смерти для новой жизни. О чём Бльмонт ведал нам после сумасшедшего погружения в тайны и Космос Гипербореи здесь. И величие моего народа пою я не потому, что ведун маг, а ещё Брюсов в своей провидческой ULTIMA THULE и Волошин нашептали мне, и даже не потому, что сам совершил 23 погружения в страну прапредков, из них шесть - в одиночку. Каждая строка нашей истории звенит об этом гордо и сурово. И счастье иметь у себя поэтов, способных сотворять подобные шедевры венков, коих во всём их величии, не имеет ни один другой народ, нами выстрадано в таких вот прохождениях через смерть к жизни, о которых вещает тут Бальмонт. По-о-о-омни...

Баллада: обман в любви - страдание для Бога


Я - воин. Я с юности веду странную войну, в которой нет зримых побед и поражений, как практически не видно самой войны. Я иду своим путём Прави и на этом пути чаще приходится бороться с собой, чем с теми обязательными драконами на пути всякого воина, что услужливо подносят нам менестрели; о ком гласят легенды и религии; о сути которых расказывают праведники. Я сам дракон, но прежде я воин.
Этот прекрасный мир явила нам любовь и каждый вызов этому чувству - вызов лично для меня. Тогда я бросаю всё и иду туда, где попирается это светлое чувство. Потому что я - Воин веры.

СОНЕТ

Зачем мы Бога мучим так безвольно?
Презрев Любовь, явив в недобрый час
Иудин поцелуй; Ему же больно
Он разве мало претерпел за нас?

Фальшь, флирт и флёр, потоки лживых фраз
Угар животной страсти. Не довольно?
Рука бесчестна и похотлив глаз
Всё это предаёт любовь невольно

А где-то рядом принца ждёт Ассоль
Целуя крестик в трепетной надежде
Я не учу, как Он, но эта боль

И зов на бой за радость и любовь,
Дабы воскресла меж людьми, как прежде
Влечёт на крест, чтоб всё вернулось вновь

И она часто благодарит, светлая Любовь. За веру в неё, за готовность умереть ради неё...и жить ради неё. Не смог да и не желал я удержаться: сегодняшний cонет явил среди моих читателей много светлого, а мне подарил не только понимание и благодарность, но и немного любви. И теперь...так хорошо, так светло...

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"...Сонет №9


Как звонок светлый воздух сентября.
Благословеньем синего амвона
Какая тишь нисходит с небосклона,
В сознанье светят свечи алтаря.

Творец любил, творение творя.
Земля - неисчерпаемое лоно.
В селе, вдали, поплыли волны звона,
В душе поют бездонные моря.

Шуршанье листьев - музыка живая.
Спадает лист зажженный за листом,
Вещанье тихим шелестом свевая:

Разрушен дом, - в три дня восстанет дом.
И тонкий, как укол тончайшей спицы,
Хрустален свист мелькающей синицы.

Константин БАЛЬМОНТ, "Золотой обруч"

Вчера расстались мы в лёгком ошеломлении с ведической трансформой Руси в этом сонете, а уже новый завёт нас в осеннюю Русь изначальную. Кажется, что нет времени в этом волшебном венке и тысячелетия махнули лебединым крылом, не оставив следа, да так оно и есть, стоит лишь погрузиться в осеннее бормотанье природы в необъятных лесах и полях Руси-Лебедии. Каждая строка мага, звонкая как колоколокольный перезвон и прозрачная как осенний воздух, вызывает в душе такую сладкую истому, что слёзы любви плещутся в глазах и останавливается дыхание. Вы хоть разочек только попробуйте прочесть любой волшебный катрен вслух: обязательно всхлипнете и задохнётесь на каком-нибудь слове, звуке этого творения, писанного божественною душою любви мага, и погрузитесь в живую музыку золота и лазури, точно ты на Небесной кафедре и Господь с ангелами устроили литургию во славу твоей, хрустально-чистой в такие минуты и светлой бессмертной души. Бессмертие и любовь - вот о чём этот "Золотой обруч"...

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"...Сонет №12


Весь лес, - в рубинах, в меде янтаря,
В расцветностях, которых не измерим, -
Нам выстроил, пред смертью года, терем,
Всю пышность в час прощания даря.

Не льстись своей клюкой поводыря.
Живи лишь вровень с древом, с птицей, с зверем.
В людское наше мы чрезмерно верим,
Напрасно мир и смысл его коря.

Тяжелый жернов знает путь вращенья,
Он должен свой умол перемолоть.
И в куколке, до мига воплощенья,

Всю зиму мотылек лелеет плоть.
Не сетуй же, что белою зарницей
Уж скоро глянет иней бледнолицый.

Константин БАЛЬМОНТ, "Золотой обруч"

Вот уже две недели "Золотой обруч" живёт своей жизнью, независимой от рассылки, и маг, как бы несмехаясь добродушно, как и я, над Валей Шреком и прочими шреками, и изредка подбрасывая нам новые шедевры, бережно ведёт нас через сакральную арийскую многомерность к неизбежному "инею" предзимья, а там и истинно русской зимы, когда всё умирает не понарошку, а с русским размахом: от приРОДы, до человека, лелеющего долгими зимними вечерами своё чисто человеческое заблуждение, что он жив. Не-ет, это уже не есенинское "увядание", а истинная смерть чистейшей воды, закукливание до весны чувств и творчества. Майя жизни: среди мёртвого ты не можешь быть живым, а не умерев, не сможешь возродиться: сансара не даст пропустить, как здесь, ни одной из гун ни медведю, ни человеку. Ты, человек и Бог, должен проити с Ним весь путь от Рождества до смерти и Воскресения в новой ипостаси. Нет смерти - есть вечное обновление...

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"...Сонет №14


Тот любит смерть, кто прожил жизнь, горя.
Не утаил себя, как раб лукавый, -
Лелея луч внутри светящей славы,
Постиг, что спор с творцом пустая пря.

Какое счастье - расточать, беря
Из житницы, где звери, птицы, травы,
И в миг свой - боль, и в час свой - все забавы.
В деснице быть Верховного Царя.

Лишь сам себе ты облик супостата,
Когда своею краткой волей в бой
Вступить ты хочешь с Волей мировой.

Твоя хоругвь до солнца в высь подъята,
Когда ты явишь цвет цветка собой,
В красивых блесках царственного злата.

Константин БАЛЬМОНТ, "Золотой обруч"

Вот и схлопнулся среди Зодиаков наш "Золотой обруч", в очередной раз напоминая этим последним сонетом богоподобную суть Человека, выраженную в божественных ведах тождеством Атман=Брахман. Арий никогда не отличался смирением и, торжественно поправ стопой Единство, которого достиг на Пути совершенствования себя как дерзкой идеи стать чистым, совершенным и вернуться к парадигме начального существования, он в экстатическом восторге восклицает: "Я - Брахман!" Об этом же последний, блистающий сонет Посвящённого, подхватывающий и подтверждающий провидения киммерийского волхва. И как Веды и их вершина Адвайта-Веданта, так же ставит наш венок в центр мироздания Человека! Дерзость разума, посмевшего во всей полноте постичь "услышанное свыше" (smriti) и донести его в мip (mr) подхвачена эстафетой через Зодиакальные эпохи и донесена до нас двумя титанами своего времени не случайно.
СКОРО!!!

ЗАБОЛОЦКИЙ: "Серебряные россыпи"...Такая она - Прародина


В воротах Азии, среди лесов дремучих,
Где сосны древние стоят, купая в тучах
Свои закованные холодом верхи;
Где волка валит с ног дыханием пурги;
Где холодом охваченная птица
Летит, летит и вдруг, затрепетав,
Повиснет в воздухе, и кровь её сгустится,
И птица падает, замёрзшая, стремглав;
Где в желобах своих гробообразных,
Составленных из каменного льда,
Едва течёт в глубинах рек прекрасных
От наших взоров скрытая вода;
Где самый воздух, острый и блестящий,
Деёт нам счастье жизни настоящей,
Весь из кристаллов холода сложён;
Где солнца шар короной окружён;
Где люди с ледяными бородами,
Надев на голову конический треух,
Сидят в санях и длинными столбами
Пускают изо рта оледенелый дух;
Где лошади, как мамонты, огромны,
Бегут, урча; где дым стоит на кровлях,
Как изваяние, пугающее глаз;
Где снег, сверкая, падает на нас
И каждая снежинка на ладони
То звёздочку напомнит, то кружок,
То вдруг цилиндриком блеснёт на небосклоне,
То крестиком опустится у ног;
В воротах Азии, в объятиях метели,
Где сосны в шубах и в тулупах ели, -
Несметные богатства затая,
Лежит в сугробах родина моя.

Николай ЗАБОЛОЦКИЙ, "Север".

Этот гимн Северу попался мне на глаза почти случайно: в этом же источнике я искал совсем другое... Заболоцкого я тут в качестве "серебряного" практически не выставлял, т.к. по возрасту он был самым молодым из них, а знался только с Брюсовым, да и печататься стал году в 25-26-м. И как-то сразу вспомнились те два раза, когда я по-серьёзному прикоснулся к зимней ипостаси Прародины. Первый раз... То была не совсем зима: скорее осень, точнее - конец сентября, а начиналось всё и вовсе в мае. И всё-таки - зима. Белое море, устье Мезени, 42 км от ближайшего посёлка. Счастливый год...

Весной я защитился, а поскольку в нашей Силиконовой долине практически все добротные диссертации были востребованы у прикладников или практиков, мне выпала историческая (это стало ясно потом) экспедиция с геологами-геофизиками на Тиман: искать алмазы. Прибор, сляпанный по монтажной схеме нашими институтскими кулибиными на базе моих аспирантских изысков в области...Впрочем, это уже не интересно: всё в серии промышленной и давно знакомо нашим геологам-геофизикам. На мой гениальный принцип навешали монтажные сопли, из которых получился прототип...не знаю даже чего,... ну, пусть будет магнито-радиометр, хоть это и не совсем точно, нынешние на него вовсе и не похожи. Важнее то, что весил тот, первый, всего 3,75 кг вместе с экономным питанием и ма-а-а-леньким таким печатающим устройством, позволявшим забегать профиля рысью.

Профиль... н-да, это надо пояснить. Сначала из космоса ловят при магнитной съёмке аномалии. Потом их залётывает АН-2, напичканный аппаратурой. Оконтуривает аномалию на двух высотах, 100 и 50 метров, чтоб получить эпюру,...опять я в дебри полез,...короче, привязывает её фотосъёмкой к местности,... и вот они мы - герои! Которые эту аномалию захаживаем с приборами, разбив её профилями на квадраты. То есть, в лесном массиве или перелеске через каждые 10 метров на дереве делается метка с координатами сетки. То же, но на вёшках, делается на болоте, если оно проходимо. Иначе натягивают шнур-трос от электроразведки с привязанными через те же 10 метров тряпочками... и болото всё равно проходят. Кому и сейчас непонятно: мы алмазы искали и пройти профиль надо было любой ценой. Лёгкий отряд на вертолёте: с палатками, бензопилой с колуном, харчем на пару недель и, конечно, приборами.

Которых было сугубо меньше в сей раз: мой корявый "прибор" избавлял ещё и от электроразведки всилу заложенных в идее,...в общем, заложенных, чем я и по сей день горжусь. Кроме того, обычная дудка, как называют волки от геофизики магнитометр, весит, вместе с шестью щелочными аккомуляторами на горбу, около пуда. Вот от чего я ребят своим прибором избавил там, где болото, трава по зубы...или распадок, где плиты серого сланца сыплются из под ног: места древние, всё выбила эррозия, по сланцам скользишь как на лыжах...почти.

Да-с, так я о профиле,...и том, что в камералку получили дармового математика, то бишь меня. И как нашли мы сперва здесь, а потом ещё в бассейне Печоры, на Пузле, две первые в Европе...м-м, трубки, не трубки...блин так повыветрилось, что, скорее, россыпи... хоть и не совсем. Да хрен с ними, пусть спецы наши их по науке обзывают! Главное - алмазы,... если в сорокократный бинокуляр смотреть, да и то, больше гранатиков, красивеньких таких, а крошка алмазная,...ну только потому, что правильные тетраэдры, от прочей серости эруптивной брэкчии да кварца и отличаются. Во, каких я терминов там нахватался.
И ещё оказался в первой пятёрке землян, держащих на ладони первые в мире ЕВРОПЕЙСКИЕ алмазы. А годом раньше, вот также, в группе молодых учёных, соавторов уникальной технологии, я одним из первых держал первую в мире ГИС - гибридную интегральную микросхему из тех, которые америкосы не научились делать до сих пор. Как минимум два раза практически первый в мире, хотя я смутно подозреваю, что разов этих было несколько больше. Счастливый я, всё-таки, человек.

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"...Сонет №9


Как звонок светлый воздух сентября.
Благословеньем синего амвона
Какая тишь нисходит с небосклона,
В сознанье светят свечи алтаря.

Творец любил, творение творя.
Земля - неисчерпаемое лоно.
В селе, вдали, поплыли волны звона,
В душе поют бездонные моря.

Шуршанье листьев - музыка живая.
Спадает лист зажженный за листом,
Вещанье тихим шелестом свевая:

Разрушен дом, - в три дня восстанет дом.
И тонкий, как укол тончайшей спицы,
Хрустален свист мелькающей синицы.

Константин БАЛЬМОНТ, "Золотой обруч"

Вчера расстались мы в лёгком ошеломлении с ведической трансформой Руси в этом сонете, а уже новый завёт нас в осеннюю Русь изначальную. Кажется, что нет времени в этом волшебном венке и тысячелетия махнули лебединым крылом, не оставив следа, да так оно и есть, стоит лишь погрузиться в осеннее бормотанье природы в необъятных лесах и полях Руси-Лебедии. Каждая строка мага, звонкая как колоколокольный перезвон и прозрачная как осенний воздух, вызывает в душе такую сладкую истому, что слёзы любви плещутся в глазах и останавливается дыхание. Вы хоть разочек только попробуйте прочесть любой волшебный катрен вслух: обязательно всхлипнете и задохнётесь на каком-нибудь слове, звуке этого творения, писанного божественною душою любви мага, и погрузитесь в живую музыку золота и лазури, точно ты на Небесной кафедре и Господь с ангелами устроили литургию во славу твоей, хрустально-чистой в такие минуты и светлой бессмертной души. Бессмертие и любовь - вот о чём этот "Золотой обруч"...

Баллада: День у мага и скорее на луче примчалась фея

Сколько снов бывает у человека? А у мага...в День рожденья? Подите угадайте, где там сон, в том, что я вам сейчас расскажу...

Из чего родятся феи?
Дуновенье ветерка,
Запах солнца, луч астреи?
Я попробую слегка

Спеть, но маги из чего-то
В мир являются, друзья
В День рожденья мне охота
Знать, а как явился я?

Угадать. У феи, было,
Год накапал с утреца
Летом: магу в осень - мило,
Славного черты лица

Ты осенним ветерочком
Ей овей, да покружи
Всласть головку: вечерочком,
Сударь, ей наворожи

Ведь примчит сегодня фея
По лучу собралась в путь
Так встречай её скорее
Да про замок не забудь

Облаков ночных топазы
Звёзд алмазы, наконец
Млечный путь пролей - и сразу
Выйдет для двоих дворец!

Закружатся звёзды, птицы
Треск свечей, цветы, камин
Чтобы феечке резвиться
Ей гостей, а не один,

Чтоб медведи, белки, дети
Петь покличь ей соловья
Песни, танцы, всё на свете
Бал!!!... и феечка, моя!

Так подумал маг,...как свистнул!
Золотой листвы метель
Закрутил, над ней зависнул
И командует оттель

Листьям, облакам, астреям
Даже Млечному пути
Всех торопит: "Поскорее,
Скоро феечке прийти"

Я летаю ошалело.
Звуков нет. Но в грезе сна
Лес, дурманит листик прелый
И явилася она.

Кто - она? Конечно фея
Чай четыре уж годка,
Вечность счастья вместе с нею
Повод есть для вечерка

С звёздным хором и с луною
С соловьями меж цикад
Снова феечка со мною
Ловит мой влюблённый взгляд

Всё случилось, как хотелось
Фея лишь сказала: "Ой!"
Соловью и фее пелось
Маг с медведем в плясовой

Я бреду мечтою спящей,
Прямо в сказочный разлёт
Мыслей, и восторг струящий,
Дух мятежный мой поет...

Ах, как слышал мир и видел,
На шальную став межу...
Да не будьте уж в обиде,
Я вам после расскажу...

Всё кончается когда-то
Как и волшебство моё
Поразъехались ребята
И раскланялось зверьё

Замок? Замок я оставил:
Он невидим - пусть стоит
На полу листву поправил
Пусть-ка феечка поспит

Сам пока вернул астреи
Чай уж ночь, а я шалю
Вдруг сквозь сон мне молвит фея:
"Маг, я так тебя люблю..."

...Вам признаюсь, что немножко
Опьянел я ото сна...
Солнца лучик мне в окошко,
Гимн пропел: "Она!Она!!!"

Мы сегодня на рассвете
Пели фуги с соловьём,
Славно: и рулады эти
В зорьку фее мы споём...

=Судьба, по сути, лишь сценарий...=
 

Судьба, по сути, лишь сценарий..!
В спектакле мы играем роль...
И знает сценарист заранее..,
Кто - нищий, вор..,а кто - король!

Ласкают матери младенцев,
Рождённых в муках для любви...
А уж костлявая старуха
Готовит прописи свои..!

Ей бы, горбатой, мемуары
Корябать скрюченной рукой...
Так нет.., готов уже сценарий...
Ведь только в смерти есть покой..!

Из - за кулисы наблюдает
Спектакля начатого ход.
Наверняка она лишь знает,
Что и за чем произойдёт..!

Мы проживаем, как на сцене -
Марионетки на крюках...
Душа страдает под личиной
И ищет счастья в облаках..!

Твердим, актёры бесталанные,
Свою навязанную роль...
И счастье удержать стараемся
Сквозь удушающую боль..!

Нас разрушают тлен старения,
Болезни, случай и тоска...
Нам уготована в финале
Сырая жёсткая доска.

А вот последний, завершающий
Трагикомический момент:
Раскаяние.., слеза прощания...
И в дар - дежурный комплимент..!

Ну вот и всё. Опущен занавес...
Спектакль окончен наконец...
Аплодисменты...Время кончилось...
Погашен свет...Финал...Конец!

Не будет драмы продолжения..,
Никто не выйдет на поклон...
Нас окружает лёд забвения
И темнота со всех сторон...

Одна Душа, из плена вырвавшись..,
Покружит по родным местам,
И снова воспарит к Всевышнему..!
Там - Божий суд и "Аз, воздам..!"

У края постоит безмолвная..,
Посмотрит с грустью вслед, вздохнёт...
Уже сценарий новый зреет...
Старуха чистый лист берёт..!

Нина Бабенко

ВОЛОШИН: "Серебряные россыпи", сонет №14


Молодой Волошин не раз называл себя «зеркалом» или «губкой». Он жадно впитывал достижения культуры, много учился, был знаком со многими духовными деятелями своей эпохи, исследовал различные эзотерические учения. В такой восприимчивости, в стремлении всё и всех понять таится опасность потерять себя. Однако, обладая удивительной независимостью и непредвзятостью мышления, киммерийский волхв никогда не становился слепым адептом какого-либо учения, а усваивал чужие теории творчески, беря из них близкое себе, переосмысливая и применяя практически.
«Я думал, что я всегда ведь тоже ждал великого учителя, но он никогда не приходил, и я видел, что я должен творить сам и что другие приходят и спрашивают меня».
Многие мистики всерьёз считали его Посвященным высокой ступени эзотерических учений. Правда ли это? Для меня - несомненно. Нно оставим это, чтобы вернуться: нам остались свидетельства о прекрасной судьбе его, запечатленные на бумаге.
Закончим же путешествие, начатое здесь: магистрал ждёт нас.






А темные восторги расставанья,
А пепел грез и боль свиданий — нам.
Нам не ступать по синим лунным льнам,
Нам не хранить стыдливого молчанья.

Мы шепчем всем ненужные признанья,
От милых рук бежим к обманным снам,
Не видим лиц и верим именам,
Томясь в путях напрасного скитанья.

Со всех сторон из мглы глядят на нас
Зрачки чужих, всегда враждебных глаз,
Ни светом звезд, ни солнцем не согреты,

Стремя свой путь в пространствах вечной тьмы,
В себе несем свое изгнанье мы —
В мирах любви неверные кометы!

Максимилиан ВОЛОШИН, «Corona astralis»

Вот и последний, 14-й сонет "Венка". Мы прошли с вами Путь, начертаный с помощью пятнадцати сонетов: конечная строка первого здесь явленного, является начальной строкой следующего. Последняя строка последнего сонета является первой строкой первого: воистину грандиозный замысел. Но это с 1-го до 14-го, вот этого. А 15-й где? Вновь возвращаемся в тот миг, с котогого начался этот изнурительный, но и воистину феерический Путь наш с Великим Посвящённым.
Всё знание тысячелетий о любви разбросано в этой жемчужине, тот же Шекспир с его сотней разномастных фантазий меркнет перед цельным величием и монументальностью этой поистине космической цепочки эманаций любви.
Вот так случается у Волошина, таков нынче его венок: от орфических мистерий и воистину космических протуберанцев восторга любви к миру, до сомнения в сущесвовании этой любви, сомнения, похожего на восторженную манифестацию больше любого отрицания: есть она - безусловно есть, волшебная и загадочная эта субстанция по имени любовь! О! Как ждал я срока снова к нему вернуться, к этому венку, и вместе с вами ворваться в иные миры, промысленные Волошиным...
Закрученный во вселенскую спираль страстей и проведённый через всю историю падения, осмысления и возрождения духа, этот венок, как и всё иное у этого киммерийского мудреца - бесконечность...
Пройдя долгий путь постижения любви в этом мире, остановились мы вдруг перед сфинксом последней тайны - 15-го сонета. Магистрал, как я уже упоминал, и пишется первым. Невидим он нам, но может быть увиден. Есть соображения?

БАЛЬМОНТ: "Серебряные россыпи"...Сонет №3

Венки сонетов, как я уже упоминал здесь, стали украшением творчества всех великих "серебряных", в чём мы с вами убедились, трудно познавая арийские инфернальные глубины Lunaria Волошина, его же тяжкий путь развоплощения и последующее мучительное соединение с Богом в «Corona astralis». Бальмонт...Ну к его "Золотому обручу", начатому и продолженному здесь мы сегодня и возвратились. Он и тут не отказал себе в удовольствии смешать все каноны этой сложной и строгой формы, наполнив каждую строку "кольца" восторгом кружения мироздания в годичном коло-кольце, заставляя нас постигнуть все, в том числе и сакральный, смыслы кольца у ариев. Поглядите и насладитесь, как он готовит нас к Космическому коловращению, к постижению тайны коло.

До моря путь - чрез три страны река.
Поток весны - через пороги лета,
И осень, пред зимой, в огонь одета.
В тройном запястье тайна глубока.

Бездонный ров. Над ним лежит доска.
Пройди туда, где явь иного света,
Не торопя оправданность обета,
И, выпив радость, знай: нужна тоска.

К нам, в наших днях, должна прийти утрата.
У сердца с правдой мира договор.
Нам осенью поет о нем узор -

Кровавого разорванного плата.
И, эхом к нам идя сквозь гулкий бор,
Волнует зов минувшего "Когда-то".

Константин БАЛЬМОНТ, "Золотой обруч"

Кольца были чрезвычайно распространены в античном мире. Причём их носили не как украшение, но и как символ определенного социального положения: у рабов были железные кольца, у аристократов - золотые. Слово «кольцо» - от старославянского корня «коло», означающее колесо, круг, круговорот. И другое толкование – от французского «collier», что значит «шея», «ожерелье», «ошейник» - меня просто развлекает по доброму. В обыденной жизни под кольцом разумеется чаще всего украшение, которое носится на пальце. Выполняется либо исключительно из металла (по традиции это венчальное кольцо, хотя, к примеру, венчальное кольцо Девы Марии было с камнем - аметистом), либо из металла с вставкой камня, жемчуга, реже другого металла. Обруч, который краем коснётся одного из смыслов, изделие с крупной вставкой в виде щитка традиционно называется перстнем.
История колец уходит в глубокую древность. Согласно легенде изобретателем этого украшения был громовержец Зевс, повелевший Прометею носить вынутое из его оков звено на пальце. По другой, более правдоподобной, версии кольца изобрел сам Прометей, принесший людям огонь, освободивший их от ига богов. Впрочем "игры богов" допускают любое. Попробуем осмыслить и связать всё, что написано, с нашей темой. В книге Б.С. Владимирского «Камни: тайны и таинства» читаем: «Графическим выражением идеи освобождения становится рука, протягивающая огонь. На пальце - кольцо. Что это - декоративные изыски? Фантазия художника? Нет. Кольцо - это символ. Цепи, которыми титан был прикован к скале, перекованы в некий знак памяти о пережитых муках, в символ непокоренности. В него же был вставлен камень - обломок Кавказской скалы. Такова легенда о происхождении, перстней и колец». Как видим, Бальмонт, играя вселенскими игрушками, недалеко отошёл в своих забавах гения и от волхва Волошина, и от космиста Иванова. Но как он это сделал?! Через приРОДу...
Вообще, в жизни русских писателей кольца играли порой роковую роль. Известно, какое значение придавал своим кольцам наш великий поэт. «Храни меня, мой талисман», - обращался он с такими словами к заветному кольцу, подаренному ему Е.К. Воронцовой в 1824 году. На красноватом сердолике талисмана была надпись: «Симха, сын почтенного рабби Иосифа, да будет благословенна его память». Предположительно этому кольцу посвящены еще два стихотворения поэта «Талисман»: «Там, где море вечно плещет...», и «Сожженное письмо»: Уж перстня вечного утрата впечатленье/Растопленный сургуч кипит...
После смерти Пушкина кольцо это унаследовал В.А. Жуковский, затем оно перешло к сыну последнего, а тот в свою очередь передал святыню И.С. Тургеневу. После кончины Тургенева, который хотел отослать талисман Л.Н. Толстому, кольцо благодаря Полине Виардо попало в Александровский лицей, где когда-то учился Пушкин и откуда его похитили во время февральской революции.
Ныне в музее-квартире Пушкина в Петербурге можно видеть другое сердоликовое кольцо, которое досталось от поэта М.Н. Раевской, ставшей впоследствии супругой декабриста Волконского. Это кольцо - тоже талисман, оно из сердолика, но менее ярко окрашенного, на камне рисунок - три амура садятся в ладью.
Впрочем, Пушкин не расставался еще с кольцом из изумруда, которое после его кончины досталось В.И. Далю, и тот был уверен, что именно изумрудное кольцо - талисман творческой силы великого поэта. Пушкин обожал кольца и часто в своем творчестве наделял их сверхъестественной силой. В «Руслане и Людмиле» мы встречаем этот символ: Возьми заветное кольцо, Коснися им чела Людмилы, И тайных чар исчезнут силы. В маленькой драме «Жених» тоже фатальную роль играет кольцо, с помощью которого героиня Наташа раскрыла коварного убийцу.
Но вернёмся к Бальмонту. По его убеждению в жизни каждого человека особую роль играет обручальное кольцо «Власть перстня обручального крепка», - писал он. Вторили ему и другие "серебряные". Обручальное кольцо у Северянина - это как бы звено огромной «бракоцепи», с помощью которого обручающиеся подключаются к всемирной связи людей, образуя тем самым «мировое кольцо» (это снова Бальмонт). Кроме того, обручение – соединение рук вступающих в брак. Обручальные, а иногда и помолвочные кольца надевали на палец задолго до свадьбы, порой еще детям: жениху - золотое, невесте - серебряное, а иной раз, наоборот, жениху - серебряное, знак силы, невесте - золотое, знак чистоты и непорочности.
По преданию, Деве Марии Иосиф при обручении надел кольцо на средний палец левой руки. В память об этом христиане в Европе долгое время не носили обручальное кольцо на среднем пальце, а только на указательном. В древних церковных обрядах принято было в процессе венчания переносить кольцо с пальца на палец: на большой - со словами «во имя Отца, на второй - «и Сына», на третий - «и Святого Духа», и затем на четвертый, где кольцо уже оставлялось. Со времен Древней Греции жило убеждение, что безымянный палец левой руки имеет тесную связь с сердцем. Правая рука - власть, левая - сердце. Об этом читателям рассказал журнал «Новый русский базар» (1875, № 8. С. 78-79). Однако для России обручальные кольца неотделимы от правой руки, иногда сразу два кольца - свое и умершего супруга.
Пройдёмся же с Бальмонтом по его "золотому обручению с миром".