Столица Франции: наблюдения, размышления и руководство к действию

Люди в нашей галактике делятся на три категории. Первые из них — это те, кому уже удалось побывать в Париже. Вторая категория — это те, кто обязательно там побывает. И к третьей принадлежат граждане, которым град Париж нужен, как педикулёз. Т.е. вообще не нужен, по умолчанию. Вот для второй категории я свои впечатления (благо, что каникулы новогодние) и описываю, может, кому и пригодится, хочется верить. В любом случае, когда я пойду хлопотать себе пенсию, я этот рассказик распечатаю, захвачу с собой, и буду требовать повышения.

Последнее время получается большей частью по Европам гонять, но каким-то образом все дорожки для меня в Париж складываются. Бывал там уже несколько раз, во все времена года, и мне всегда там нравится, тут я солидарен с всесезонной любовью Эллы Фитцджеральд. И меня, как это ни пошло звучит, вновь туда тянет. Как и многих других побывавших там россиян.

Почему Париж имеет для нас особое значение? Вполне объяснимо. Начать с того, что исторически нас очень многое связывает. Город стойко пережил три волны русской эмиграции. Две из них — интеллигенция (вшивая, естественно). Некоторые из русских писателей, которые бывали или сами годами жили во Франции (Толстой, Гоголь, Тургенев...), недолюбливали всё французское по той причине, что русские, по их мнению, чрезмерно всему этому французскому поклонялись. Мы скопировали ряд блюд из их кухни, вследствие чего нам очень комфортно в их ресторанах. Целые поколения россиян выросли на книгах французских писателей и воспитывались на музыке французских композиторов. Их архитекторы, художники и скульпторы и сегодня всемирно известны и служат образцами для подражания. Так что же к ним не съездить?

В наши дни подготовка к поездке, как правило, включает в себя предварительное чтение отзывов туристов. И тут сталкиваешься с тем, что отзывы о Париже, хотя их и много, как правило, несколько сумбурны. Когда люди пишут, скажем, о Германии, то всё у них получается как-то более упорядоченно, информация неизменно чёткая и рациональная. В парижских же рассказах авторы любят щегольнуть переписанными зачем-то из путеводителей историческими фактами, датами, именами и т.д. В глазах так и рябит от Людовиков.

Возможно, много лишней пурги ещё от того, что немалую долю пишущих составляют наши экзальтированные девы от 30-ти и до бесконечности. Эти пассионарные особы, готовые сразу же после Парижа и умереть, легко узнаваемы в сети по названиям их карамельных творений, обычно они именуют их «Мой Париж!», «Ах, Париж!» или «Париж — праздник, который всегда со мной!» и т.д. Если верить их восторженным повествованиям, они все постоянно ходят в мурашках от окружающего их великолепия, вокруг них феерично сияют огни, перманентно играет аккордеон, и нежный ветер Сены без устали обдувает их лица под звуки чарующей музыки колоколов собора Нотр Дам. Всё кругом поражает их воображение, они везде умудряются дышать прекрасными ароматами, любой уличный бутерброд — для них блаженство, а от эклера за полтора евро их просто разрывает. А если им ещё и мужичонка какой подвернётся, так тут ваще така романтика начинатся, така романтика...

Что ж, доля правды тут есть, избитая фраза о том, что Париж — город влюблённых, столь же тривиальна, сколь и справедлива. В нём воссоздана такая слюнявая атмосфера, что удержаться от чувств часто просто невозможно. В некоторых местах, куда не глянь — все вокруг обнимаются да целуются, что тебе наши футболисты. По количеству поцелуев на один квадратный метр в день с Парижем может соперничать лишь итальянский городок Риччоне на время проведения там международного чемпионата по спортивным поцелуям под водой. Но, учитывая, что там основную массу соревнующихся всё же составляют профессиональные целовальники, пальму первенства sans doute следует присудить Парижу, где для всех приезжих влюблённых пар (а также трио, квартетов и т.д...) созданы предельно комфортные условия.

Местная молодёжь здесь тоже лобызается практически везде — при встречах, сидя на ступеньках памятников, прячась от дождя в желтых телефонных будках, жуя шаурму в маленьких кафе Латинского квартала, валяясь на газонах в парках и скверах.

Но львиную долю среди целующихся составляют туристы, концентрация которых особенно усиливается на рождественские праздники, Валентинов день и 8-е марта, когда их привозят в Париж целыми отарами. Они оккупируют для поцелуев многочисленные смотровые площадки, задние сиденья больших туристических автобусов и курсирующие по Сене кораблики. А многие из туристов-молодожёнов специально подгадывают свою брачную ночь на 21 декабря — самую долгую ночь в году. И, вычитав в путеводителе, что влюблённым, чтобы прожить долго и счастливо, нужно непременно прокатиться вместе на карусельке, рискуя вышибить зубы, чмокаются, покачиваясь на красочных танцующих коняшках.

Не очень понятна цель поездки некоторых других, странных, на мой взгляд, людей, что тоже впрочем, пишут отклики. Приезжают они без знания города, языка, и боюсь, что и без мозгов, прости меня господи. Ходят они по Парижу бесцельно, ничего вокруг не понимая по определению. Как у Чехова — по Гороховой шёл, но гороху не нашёл. «Нас Где-то высадили, и мы Куда-то пошли по Какой-то улице и увидали Кому-то памятник. Потом в Каком-то кафе натыкали пальцем в меню, заказали Какое-то блюдо, и сгрызли, но что это было — мясо или рыба, мы не поняли. Потом, так как погода была не очень, решили пойти в Лувр, но не нашли вход». Для кого выложены такие рассказы? Загадка.

Другая крайность — это отзывы людей, кому Париж совершенно не нравится, в равной мере, как и Сидней, Осло и т.д. И вообще любая заграница нужна им, как Буратино азбука. Дома у них всегда всё лучше, и не надобен им берег турецкий. Французский язык для них — это замаскированная форма унижения русской имперской нации, в ресторанах всегда невкусная еда и француженки — так себе дамы. И Петергоф красивее Версаля, и Эрмитаж богаче Лувра, Эйфелева башня — это куча металлолома, а в Анапе отдыхать в разы приятней, чем на Лазурке. Ну, что тут скажешь? Практически ничего. Такие и до виагры доживут, а мнения своего не поменяют. Чего приезжали-то?

Между тем, Париж — город далеко не заурядный и для осмотра очень удобный, мерси Осману. И у многих он заслуженно вызывает восторг, отличаясь от похожих друг на друга европейских городов. Часами можно любоваться его дворцами, парками, площадями со статуями и фонтанами, набережными с мостами. Балконы домов украшены кружевной ковкой и притом они пустые (где у них хранится зимняя резина, непонятно). Штампов в Париже мало, все районы разные и по-своему красивые. Видно, что создавалось всё это с умом и любовью. Все коммуникации проведены под землёй, над головой не висят сопли проводов, как у нас. Становится даже обидно за Тюмень, испоганенную нынешним мэром златоглавой. Псевдоэлитные здания из шлакоблоков и стекла, отсутствие зелени, скользкая евробрусчатка (кстати, почему она евро?), засранные машинами дворы, нелепые скульптуры на голых площадях. Жуть.

Париж сейчас — это гигантский современный мегаполис, с очень непохожими районами, разделёнными, в первую очередь, по социальному признаку. И в нём, к неудовольствию многих туристов, уже появились обширные афро-азиатские округа, более шумные, более грязные и живущие часто по своим правилам. Широкую общественность нередко любят пугать по ТВ репортажами о беспределе, который творят франко-африканские подростки, что покрыли старушку Францию, как бык Европу и теперь вовсю бесчинствуют там, сжигая автомобили и грабя туристов.

Но, на самом деле, не всё так трагычно, как говорит белорусский батька. Как и везде, до девяноста процентов преступлений составляет далеко не бандитизм, а банальная бытовуха. То есть всякие междоусобицы с роднёй, соседями и т.п. Как у Пушкина с Дантесом, который, к слову, тоже доживал в Париже. Конечно, этническая преступность присутствует, но не в таком явно расово-выраженном виде. У криминала вообще не бывает национальности, уверяю Вас.

Скажем, в парижском метро карманники обоих полов — не редкость, причём в равной мере и белые, и чёрные. А то и вместе. И с машинами всё проще, на самом деле. Когда сожгли первую парочку из них (естественно, в пригороде, а не в центре), то к вечеру там образовалась огромная пробка — все лягушкины поехали парковать свои ренушки в тот район и, вытащив из них самые ценные вещи, оставляли на ночь. Французская система страхования позволяет, в случае поджога, взять новое авто почти в два раза дешевле. Такого шанса французы с их природной жадностью упустить просто не могли.

Остальное довершили вездесущие журналюшки. В наш цифровой век, когда из любой лужи можно сделать наводнение, они с радостью раздули эти события до планетарного масштаба. И это совершенно понятно, Париж — город особенный. Никому из нас не интересно читать про то, как ночью сгорело несколько машин где-нибудь в Кабуле. Ну, сожгли и сожгли, их проблемы, к подобным новостям телевидение давно сделало нас равнодушными. А вот в Париже — другое дело. Вэри импрессив.

Кстати, немного о французской меркантильности. Сталкиваясь с ней, многие склонны считать французов жаднющими и мелочными людишками, что мать родную за еврик продадут. Тут не всё так однозначно и зависит, скорее, от угла зрения. Для французов нормальная разумная экономия абсолютно естественна, и они, в свою очередь, не понимают нашей тяги к необоснованным и нерациональным тратам в магазинах, странного на их взгляд разухабистого поведения в ресторанах со щедрыми чаевыми и т.п. Даже самый благородный французский кавалер не постесняется разделить чек за ужин со своей дамой сердца. А француженка, прикупив на «секонде» какую-нибудь добротную вещь, не смущаясь трещит об этом со своими подругами. А что, с другой стороны, всё правильно с точки зрения здравого смысла — и деньги сэкономлены, и хорошая вещь получила вторую жизнь. Так что, ca depend.

Нужно просто понимать, что сегодняшняя Франция уже другая. И в ней уже не будет многого того, к чему мы все привыкли, представляя её себе раньше. Не будут повсюду звучать знакомые песни Монтана и Азнавура, не будет утончённых мужчин в беретах с багетами под мышкой, как и страстных женщин с чёлкой Мирей Матье. Т.е. это всё в какой-то мере присутствует, но далеко не в том объёме, как мы привыкли о них думать. Всё несколько изменилось и произошло это, по меркам истории, сравнительно недавно.

Когда доблестные французские войска (продувшие, как известно, все три свои последние войны) покидали свои североафриканские колонии, то им пришлось захватить с собой несколько десятков тысяч арабов, служивших в национальной полиции, в администрации и т.п. Выхода не было — либо брать их с собой, либо им дома свои, не медля, башку отрежут. Эти алжирцы и тунисцы осели во Франции, занимаясь, в основном, мелкой торговлей (слово «араб» у французов имеет, кстати, и такое значение — уличный торговец на углу). И обосновавшись, первым делом, начали выписывать к себе великие тыщи своих сродственников.

Результат перед Вами. Вы, к примеру, не увидите по современному французскому ТВ какое-либо шоу без представителей афро-французов. В любом случае, какая-нибудь мулаточка кофейная сидеть там будет. Не то, чтобы страна стала из-за них хуже. Нет. Она просто уже другая. Те арабы давно акклиматизировались, и они уже сами не в восторге от тех, кто прибывает теперь.

Как и Америка в своё время не очень радовалась приезду тысяч итальянцев в прошлом веке. Понятно, приезжают сейчас не лучшие, а те, кому нечего терять дома, кто не умеет себя вести и с деньгами у кого негусто. И, вообще, не очень-то хочет работать. Гораздо лучше банчить «Мальборо» у метро и зазывать прохожих заплести афрокосички в один из многочисленных «institut de beaute». Или просто толпой стоять в полуспущенных штанах, слушая музу из наушников и выкрикивать проходящим туристкам различные сентенции, смысл которых неизменно сводится к предложению организовать незабываемый досуг одиноким белым женщинам.