.

Когда-то чудо видел я;
передаю созвучьям ныне
то чудо, но душа моя --
как птица белая на льдине,

и хоть горит мой стих живой,
мне чуждо самому волненье.
Я скован. Холод заревой
кругом. И это -- вдохновенье...










Ее душа, как свет необычайный,
как белый блеск за дивными дверьми,
меня влечет. Войди, художник тайный,
и кисть возьми.

Изобрази цветную вереницу
волшебных птиц, огнисто распиши
всю белую, безмолвную светлицу
ее души.

Возьми на кисть росинки с розы чайной
и красный сок раскрывшейся зари.
Войди, любовь, войди, художник тайный,
мечтай, твори.






Ты на небе облачко нежное,
ты пена прозрачная на море,
ты тень от мимозы на мраморе,
ты эхо души неизбежное...
И песня звенит безначальная.
Зову ли тебя - откликаешься,
ищу ли - молчишь и скрываешься,
найду ли? Не знаю, о Дальняя.




Ты сон навеваешь таинственный.
Взволнован я ночью туманною,
живу я мечтой несказанною,
дышу я любовью единственной.
И счастье мне грезится дальнее,
и снится мне встреча блаженная,
и песня звенит вдохновенная,
свиваясь в кольцо обручальное.




На ярком облаке покоясь,
ты проплываешь надо мной.
Под липами, в траве сырой
я отыскал твой узкий пояс.
Он ослепляет серебром...
Я удаляюсь. В песне четкой
я расскажу дриаде кроткой
об одиночестве моем.
Под липами -- ручей певучий,
темнеют быстрые струи.
Подкидывают соловьи
цветные шарики созвучий...
Вот и янтарная луна.
В луче вечернем, чародейном,
ты дуновеньем легковейным
на небеса унесена...





Будь со мной прозрачнее и проще:
у меня осталась ты одна.
Дом сожжен и вырублены рощи,
где моя туманилась весна,

где березы грезили и дятел
по стволу постукивал... В бою
безысходном друга я утратил,
а потом и родину мою.




И во сне я с призраками реял,
наяву с блудницами блуждал;
и в горах я вымыслы развеял,
и в морях я песни растерял.

А теперь о прошлом суждено мне
тосковать у твоего огня.
Будь нежней, будь искреннее. Помни,
ты одна осталась у меня.





Я видел, ты витала меж алмазных
стволов и черных листьев, под луной,
воздушно выбегала из бессвязных
узоров сумрака на луг лесной.

Твое круженье было молчаливо,
как ночь, и вдохновенно, как любовь...
Руками всплескивала, и тоскливо
склонялась ты, и улетала вновь.

И волосы твои струились, ноги
стремительно сияли, и луна
в глазах плясала... Любовались боги
лесные, любовалась тишина...

А жизнь, а жизнь, распутывая тени,
к тебе тянулась, бредила, звала,
но пеньем согласованных движений
ты властно заколдована была...





 

К тебе, в минувшее, к иной, чудесной доле, душа моя плывет в зазубристой гондоле; осталось горе за кормой.
Я рад, что до конца молчали мы упрямо,
что в пышный, страшный сад не вышли мы из храма
любви глубокой и немой:
на каменных устах прекрасного былого
улыбкою горит несказанное слово,
невоплощенная мечта,--
как световой двойник стоцветной, вечной зыби,
дрожащий, над водой, на внутреннем изгибе
венецианского моста...

 

  И в утро свежее любви
на берег женственно-отлогий
мы выбегали, и твои
босые вспыхивали ноги.

 

Мы задыхались в серебре
осоки сочной, и, бывало,
подставя зеркальце к заре,
ты отраженье целовала.




Твой крест печальный -- красота,
твоя Голгофа -- наслажденье.
Скользишь, безвольна и чиста,
из сновиденья в сновиденье,

не изменяя чистоте
своей таинственной, кому бы
ни улыбались в темноте
твои затравленные губы.










Она давно ушла, она давно забыла...
Ее задумчивость любил я... Это было
в апреле лет моих, в прелестные лета,
на севере земли... Печаль и чистота
сливались в музыку воздушную, в созвучья
нерукотворные, когда, раздвинув сучья,
отяжелевшие от желтых звезд и пчел,
она меня звала. Я с нею перечел
все сказки юности, туманные, как ивы
над серым озером, на скатах, где, тоскливый,
играл я лютикам на лютне, под луной...
Ее задумчивость любил я. Надо мной
она как облако склонялась золотое,
о чем-то сетуя и в счастие простое
уверовать боясь. Ее полуобняв,
рассказывал я сны. Тогда, глаза подняв
(и лучезарная в них осень улыбалась),
она глядела вдаль, и плавно колебалась
тень ивовой листвы на платье, на плечах
ее девических, а волосы в лучах
горели призрачно... и все так странно было...
Она давно ушла, она давно забыла...



О чем я думаю? О падающих звездах...
Гляди, вон там одна, беззвучная, как дух,
алмазною стезей прорезывает воздух,
и вот уж путь ее -- потух...

Не спрашивай меня, куда звезда скатилась.
О, я тебя молю, безмолвствуй, не дыши!
Я чувствую -- она лучисто раздробилась
на глубине моей души.



Стихи Владимира Набокова


Картины Mark Arian

Серия сообщений "СТИХИ":
Часть 1 - О, женщина...
Часть 2 - Её глаза на звезды не похожи...
...
Часть 5 - Я люблю твой взгляд туманный, Я люблю твои укоры...
Часть 6 - Не грусти… в этом мире всё тленно – Только вечны любовь и покой…
Часть 7 - Под липами, в траве сырой я отыскал твой узкий пояс.
Часть 8 - Мне не пьётся вино...
Часть 9 - В ней есть душа, в ней есть свобода, В ней есть любовь, в ней есть язык...
...
Часть 39 - Я жизнь прожил, и это не смешно...
Часть 40 - Благодарю тебя, июль...
Часть 41 - Я только для себя живу

Серия сообщений "КРАСОТА":
Часть 1 - Под липами, в траве сырой я отыскал твой узкий пояс.
Часть 2 - В ней есть душа, в ней есть свобода, В ней есть любовь, в ней есть язык...
Часть 3 - Пожалуйста, заботься обо мне...
Часть 4 - Групповая голая фотосессия на память.

Серия сообщений "ЖИВОПИСЬ":
Часть 1 - О, женщина...
Часть 2 - Женщины в нашей жизни.
...
Часть 5 - Не грусти… в этом мире всё тленно – Только вечны любовь и покой…
Часть 6 - Эротика по китайски.
Часть 7 - Под липами, в траве сырой я отыскал твой узкий пояс.
Часть 8 - В ней есть душа, в ней есть свобода, В ней есть любовь, в ней есть язык...
Часть 9 - На лице живут глаза...
...
Часть 30 - Gary Ruddell
Часть 31 - Tomasz Klimczyk
Часть 32 - Ludwik Stasiak (1858 - 1924)