Галантный век или Жизнь великосветской дамы (II часть) |
Очаровательные сценки из жизни великосветского общества викторианской эпохи
Завтрак на траве
С наступлением лета приходит черед загородных прогулок. Так, настает вечер, когда графинюшка наша за игорным столом провозглашает: «Герцог, это лото смерть как наскучило! Мне
«Все! Когда в путь?»
«Завтра.»
«Во сколько и где?»
«В одиннадцать, у заставы
В указанный час или около того у заставы появляются всадники, коляски, портшезы, откуда выглядывают шляпки с цветами и бантами из легчайшего газа. Мне жаль мастериц, делавших дамам прическу в столь ранний час. Мы пускаемся по дороге к Венсеннскому замку; мужчины гарцуют у дверец карет. Какое удовольствие окатывать пылью путников и поселян у обочины, нахлестывать осликов, груженных кувшинами молочниц, вихрем проноситься перед носом у пеших обывателей! Перебравшись через Марну у брода, мы добираемся до маленького охотничьего домика, цели нашей прогулки.
Поездка пробудила зверский аппетит, но дамы уверяют, что выглядят ужасно. Надо, чтобы субретки живо поправили им туалеты и прически. Меж тем лакеи хлопочут о трапезе. Ручеек омывает лужайку на берегу озера, окаймленную полуразрушенной колоннадой. Посередине — статуя Амура, ему выпало председательствовать на этом обеде. Как только расстелена скатерть и опустошены корзины с провизией, а бутылки опущены в ручей вместо ведерок со льдом, все рассаживаются, и птичий щебет вместе с шелестом воды вторит песенкам и раскатам смеха.
Фрагонар любил разбрасывать на холсте подобные живые цветы в оправе чарующего пейзажа. А мадам де Лимэй не сидится на месте. Она предлагает поиграть в китайские кольца. В боскете у самого лабиринта три шутейно вылепленные птицы в натуральную величину, выкрашенные в голубую, красную и золотую краску, как будто сами помогают лакеям наладить игру. Широченный зонт с оранжевой чешуей вертится, приводя в движение тысячу колокольчиков. Пока дамы носятся по поляне, вскарабкавшись на павлина, орла или грифона, я снабжаю кольцами большую цаплю, а она передает их играющим, зажав в позолоченном клюве.
Но усталость дает о себе знать, и вскоре дамы переходят на качели, игру в волан, в кегли и один Бог знает, во что еще. Наконец,
Под звуки скрипок, при свете факелов в руках лакеев мы танцевали гавоты и бурре прямо на траве, и так — до полуночи. А потом — кучер, погоняй! И при лунном свете наш караван несется в Париж.
Несмотря на кажущееся легкомыслие и новомодный скептицизм своего окружения, графиня де Лимэй пунктуальнейшим образом исполняет свои обязанности доброй католички. Она не пропускает ни единой великопостной проповеди, празднует Пасху и часто ходит исповедоваться, хотя панье не хочет влезать в клетушку исповедника.
Для благочестивых уединений она выбрала монастыри на улице Гренель и обитель в Пантемоне, где некогда обучалась. Она испытывает ребяческую радость при виде простеньких (в сравнении с покоями в парижском особняке) апартаментов: прихожая, крошечная гостиная, соседствующая с крошечной кафедрой священника, убранной решеткой, спальня, где альков с занавесями из простого белого шелка, и комнатка, где спит Линотта. Служанка приносит туда два больших сундука и множество картонок, но не чтобы госпожа щеголяла нарядами («Как хорошо жить
Эти юные сестры приходят поперебирать кружева, фалбарки, лифы на китовом усе, панье, чепцы и пуфики для пудры — запретные плоды, напоминание о так и не познанном мире. Когда часы возвещают пансионеркам окончание молитв, Арманда спускается в сад, чтобы смешаться со стайкой играющих юных девиц. Она быстренько придумала изобразить облаву на оленя с егерями и собаками. Затем, дабы утешить самых маленьких, уставших всякий раз изображать гончих, она водит с ними хоровод и танцует с крошками и их учительницами фарандолу. Она не стесняется бегать и прыгать с ними так же резво, как в детстве.
Превращаясь снова в школьницу, она любит повторять все то, чем занималась в детстве. Если во время ее пребывания в монастыре случается свадьба, она вместе с ученицами расплющивает нос об оконные стекла, обсуждая осанку жениха, вынужденного пересечь двор, чтобы оказаться в приемном покое. Именно там его показывают через решетку невесте, которая готовится выслушать потом тысячи вопросов, критических замечаний и шуточек. Вечером, поговорив с наставницей, графиня возвращается в дортуар, где спят взрослые девицы в платьицах и белье из ситца. При свете свечи они устраивают пир с пирожными и сидром и перешептываются, сидя на постелях.
В церкви мадам деЛимэй играет на воскресной службе вместе с органом и басовой виолой, аккомпанирует поющим пансионеркам. Собираясь в дорогу, она никогда не забывает своей арфы и тетрадей с нотами, и собирающиеся у нее сестры не прочь послушать новые вещицы Глюка или Гретри. Она частенько присутствует и на уроках танцев. Под звуки маленькой карманной скрипки учитель заставляет своих воспитанниц повторять поклоны и медленные па менуэтов, и тут графиня приводит его в изумление новым кружащимся танцем под названием «вальс», вывезенным ею из Австрии. Когда она покидает монастырь, настоятельнице приходится в нарушение правил согласиться на общий прощальный завтрак. И Линотта отправляется за провизией.
Она приносит много мороженого и пирожных. Это настоящее пиршество, после коего графиня отправляется домой. Если ее возвращение наполняет жизнью парижский особняк, оно оставляет весь Пантемон в слезах; ученицы и сестры прощаются с той, которая на краткий миг оживила их монотонное существование.
Надо ли удивляться, Мадам, что у графини де Лимэй есть малыш? Признайтесь, Вы не представляли себе эту маленькую фею матерью? Впрочем, дитя ее вовсе не отягощает. Конечно, она радовалась его приходу в мир, но счастье иметь сына усугублялось заново обретенной возможностью вернуться в свет
По счастью, свет ныне таков, что ни молодых матерей, ни детей жалеть вовсе не следует: кормить самой теперь не в моде. Доктор Лорри добыл у мадам д’Амкур в заведении, поставляющем лучших кормилиц, крепкую селянку, способную выкормить с десяток таких розовых куколок, которых страшно разбить. Этикет требует, чтобы мать не выезжала в свет ранее шести недель после родов. Графиня провела это время, зарывшись в горы подушек и моря кружев, и принимала почти весь Париж, лежа в своем шезлонге. Сколько хлопотливых советов и заранее припасенных похвал ее смелости пришлось тогда выслушать!
Ребенок меж тем должен покинуть город. Графиня позволяет всем видеть свои слезы. Она в отчаянии: муж, мать — все требуют жестокой разлуки. Ею восхищаются: «Ах, сердце мое, какая Вы нежная мать!», «Успокойтесь, царица моей души, подумайте, как приятно будет навещать младенца, а пока что не портите прелестных глазок!» В день первого причастия все приезжают в каретах к церкви святого Роха, где юный де Лимэй впервые является в свете под крещенской ризкой венецианского кружева. Выходя из церкви, крестный отец разбрасывает полными горстями драже, и на ее ступенях разгорается целая баталия между мальчишками под оглушительный колокольный звон.
Распорядитель затем отправляет кормилицу в путь в тяжелом, открытом всем ветрам шарабане, где кучей теснятся на коленях у кормилиц маленькие гранды и дети разбогатевшей черни, и его орущее войско, подскакивая на ухабах, скрывается из виду. Арманда на исходе сорока дней убеждается, что силы к ней вернулись, и отправляется в церковь отпраздновать полное выздоровление. Очаровательная в своем наряде а ля Жанна д’Арк, она скромно ждет со свечой в руках, пока священник, очистив ее крестным знамением, не позволит ей взяться за его епитрахиль и не подведет к самому алтарю.
«Идите и возблагодарите, — говорит он, — сына Пречистой Девы, сподобившей Вас благости стать матерью».
Не реже раза в месяц, а ближе к лету и чаще, мадам де Лимэй ездит в деревню посмотреть на хорошенькую мордашку сына. Иногда я вызываюсь ее сопровождать, несмотря на малую мою тягу к сельской жизни. Во дворе фермы среди навозных куч мы находим господина виконта, он бродит там с сыном простолюдинки и пугает птиц вокруг черноватой вязкой лужи. Он кричит, как резаный, когда его пытаются очистить и отмыть, чтобы показать мадам, как розовы его щечки под золотистыми волосами.
Другой раз сама кормилица, вырядившись, как на праздник, приезжает в Париж. Она ходит, ступая на всю ступню, чтобы не поскользнуться на паркете, а малыш в своей детской шапочке с плюмажем, стесняясь и своего неловкого растущего тела, и нового морского костюма, ошалело разглядывает слишком изысканный будуар матери и выставленные напоказ чересчур красивые игрушки.
Театром в столице болеют все; здесь каждый — лицедей. Некогда гистрионов и близко не подпускали, нынче они учат манерам благородных людей. Всякая прелестница спешит объявить себя прилежной ученицей знаменитого актера. В каждом уважающем себя доме должна иметься сцена для драматических спектаклей.
Но, несмотря на все потуги архитекторов, их фантазия не способна угодить всем вкусам: Парижу нужны театры с машинерией, оперы, разборные сцены, портативные театрики. В этой борьбе склонность к орнаментальности и роскоши всегда берет верх над скупостью. Все спешат на маскарады на Шоссэ д’Антэн, к Гимар, но не столько ради соленых шуточек Колле, сколько для того, чтобы изучить новое устройство танцевальной залы. Графиня сияет от счастья: на месте оранжереи за три месяца построили зал для представлений. Особо она гордится не белыми с золотом балконами, не обтянутыми синим бархатом креслами, но нарисованным на стенах (в простонародном духе, за трельяжем, задрапированным тафтой) итальянским пейзажем, добавляющим пространства этому достаточно тесному помещению.
Макеты декораций изготовил Юбер Робер, и теперь под его руководством их доделывают. Среди знакомых графини он обнаружил людей одаренных и почитающих за честь войти в ее труппу, да и Ваш покорный слуга загубил здесь не одну пару брыжей. Тут будут играть пьесы Бомарше и Седена, будут петь в операх Руссо, Глюка и Гретри. И даже станцуют «Искательницу Разума». Сверху донизу дом гудит от напыщенных речей героев, от рулад на итальянский манер. Самый жиденький голосок здесь мечтает затмить Софи Арну. А сколько трудов, сколько трат ради костюмов! Мадам де Лимэй добилась привилегии получать советы от знаменитой танцовщицы с весьма тонким оригинальным вкусом и под ее водительством овладевает хореографией.
Репетиции причиняют нам великие муки, так как актеры — светские люди, а управлять такой труппой, ох, как трудно. Если мы получили согласие принца де Линя, что он возьмется за некую роль, надо быть готовым к тому, что он перепутает, когда выходить, забудет слова и, желая насладиться зрелищем сполна, откажется уходить со сцены. Судите сами, сколь чудовищный груз забот свалился на меня: я ставлю мизансцены, являюсь секретарем, счетоводом и, увы, суфлером! Я бы с удовольствием поменялся местами с господином Неккером: финансы королевства причиняют ему меньше хлопот, чем мне - театр в особняке де Лимэй. Наконец, наступает день премьеры. Костюмы графини пленительны. Она как раз одевается.
«Аббат, я хорошо нарумянена? А эта мушка внизу, скажите, как ее лучше прилепить, кометой или полумесяцем?»
Входит маркиз. Он в ярости: борода отклеивается. И лакей, представляющий беса, напился… Но бьют три удара, я бегу укрыться в каморке суфлера, в норе, как говорит графиня. Она взволнована сильней, чем в день венчания. Сердце
Рукоплескания пьянят Арманду, она верит, что действительно создана для сцены и обладает редким даром. Назавтра труппа отдохнет, превратившись в зрителей; приготовим ладоши, заточим язычки. Пусть побережется мадам де Монтессон!
Фривольна? Парижанка фривольна? Фи, Мадам! Тот, кто так говорит, не ведает, сколь мы тяготеем к серьезности! Никто не может начать читать курс, будь то химии, физики, электричества, естественной истории, чтобы наши дамы не записались в число слушательниц.
Но роль ученой женщины слишком иссушает, к тому ж самый изысканный вкус велит обожать благотворительность. Тут как тут Общество Неуклонного Попечительства со своими серыми льняными ливреями, с фиолетовыми, шитыми серебром шарфами. Собираются все в Монруже у господина де Лозена под сенью роскошного шатра — Храма Добродетели, где госпожи де Жанлис и Потоцкая предаются оргиям красноречия, сопровождающимся превосходным полдником, каковой обращается благотворительным обедом в пользу неимущих. Можно творить добро с меньшим шумом и повеселее в ордене «Как бы не так!». Кавалеры и дамы этого ордена собираются по четвергам у своей королевы, мадам де ля
Сколько бедных семейств знать не знают, что своей одеждой обязаны этому Ордену! В последнее время мадам де Лимэй видела все в розовом свете: мы только что основали, по примеру аррасцев, Общество любителей роз. Среди розовых кустов, обступивших усыпанные розами столы, сидели увенчанные розами же сотрапезники и славили цветы, любовь и богатое застолье. Именно под цветочным куполом графиня была посвящена в Кавалерственные дамы ордена Казармы, основанного молодыми офицерами. Жезл и корону вручал им сам канцлер ордена Парни, которому в том помогали Буффле, Бертен и Кюбьер. Но эти фривольные ритуалы сникли перед новой злобой дня: Усыновление, или Прием в ложу (этакое франкмасонство в юбке).
Вдумайтесь только, Мадам: загадочность, надобность хранить все в тайне — есть ли что более притягательное для женского сердца? Все начиналось с испытаний ученичества. Там графиня, запертая в темном чуланчике с головой мертвеца за компанию, проклинала собственную смелость, но тут за ней пришли, надели на нее цепи, завязали глаза. Вновь обретя зрение, она увидела, что стоит под сводом из обнаженных шпаг, и этот рукотворный коридор привел ее к алтарю, где стоял стол Достопочтенного. Фартук, перчатки, подвязка и пять поцелуев как продолжение обряда несколько ее успокоили и придали ей отваги. Чтобы получить титул Компаньонки, требовалось продержать, не дрожа, руку над жаровней: выдержать испытание огнем. Затем она уже оказывается в Эдеме — в блестяще расцвеченной комнате, которую украшают зеленые ветви и целые водопады газа вокруг искусственной яблони с обвивающим ствол змеем с глазами из глазури.
Некто Ф., сенатор, предлагает ей яблоко.
«Испытание простое, — успокаивает он, — съешьте».
Едва она надкусывает, гремит гром
Эти Ф., будучи музыкантами, устраивают концерты. Есть даже театр, где недавно сыграли «Друга дома». Что слышно о Ложе Простодушия? О Боже, вот что я Вам скажу, Мадам. И там так же, как и везде, как и всегда. Одна сплошная комедия, Мадам!
Боясь Вам надоесть, ничего не добавлю о танцах. Об этих материях настоящая француженка и так все знает, а я никогда не закончу, если буду говорить обо всех без исключения светских обязанностях. Но очаровательная графиня, как Вы говорили, никогда не отдыхает? И Вы хотели бы узнать подробности о ее домашнем уединении. Если Вы действительно думаете, что аббат способен описать Вам de visu укладывание светской дамы в постель, только скажите: я тотчас сяду в коляску и приеду поприсутствовать при Вашем отходе ко сну. Но об этом каждый парижанин вправе только мечтать.
В основу издания легла книга «Великосветская дама прошлого века», вышедшая во Франции в 1899 году. Это рассказ о веке, прославившемся изысканной вежливостью, чрезвычайной любезностью и обходительностью в отношениях, свойственных высшему свету того времени.
Перевод с французского и комментарии
Георгия Зингера
Редакторы:
Н. Лозинская, Д. Скендеров
Дизайн, верстка, цветоделение:
Агей Томеш Пресс
© Холдинговая компания «Интеррос», 2003
(с) Издательская программа «Интерроса» Flash-версия книги
Галантный век или Жизнь великосветской дамы
| Рубрики: | Образ жизни Живопись Чтение |
| Комментировать | « Пред. запись — К дневнику — След. запись » | Страницы: [1] [Новые] |
