Он был не похож на других. Сколько он себя помнил, люди в их деревушке относились к нему как-то странно – кто с опаской, кто со скрытой усмешкой, кто и вовсе старался обойти его стороной. И уж все без исключения избегали встречаться взглядом. Так было всегда, и он привык, поэтому не задумывался: а почему так?

Он и не стремился завоевать чье-то расположение. Он предпочитал уходить в лес, где разговаривал с деревьями и пересвистывался с лесными птицами, или играл в прятки с грибами, или шептался со старым папоротником. Часто он шел к реке – вода завораживала его, и если в нее долго смотреть, можно увидеть чудесные картины: большие города, быстрые повозки, сверкающих оперением птиц или неземной красы цветы.

Иллюстратор Gilbert Williams

Иногда он шел к холмам. Там жил смешной маленький народец, обитавший прямо внутри холмов. Народец был скрытный и осторожный, днем наверх не вылезал, зато по ночам жители холмов часто выходили посмотреть на звезды и попеть странные, причудливые песни. Он не лез к ним, хотя в темноте видел ничуть не хуже, чем днем. Просто сидел в сторонке и тоже смотрел на звезды. Постепенно народец привык к молчаливому мальчику и вскоре перестал его бояться. Жители холмов разговаривали на каком-то певучем, незнакомом языке, но он непостижимым образом понимал, о чем идет речь. Его речевой аппарат не мог бы воспроизвести их странный говор, но он в этом не нуждался – можно было и так общаться, без слов. Маленький народец холмов был первым, кто принял его как друга, не опасаясь смотреть в глаза. Жители холмов знали множество занимательных историй – о забытых кладах, о давно ушедших народах, о взаимосвязи всего сущего в Мироздании, и он впитывал в себя эти древние знания.

Когда мальчик подрос, его отдали в деревенскую школу, но там ему было скучно. Его учили каким-то странным вещам – он точно знал, что ему это в жизни не понадобится никогда, и поэтому его внутренняя сущность протестовала и не хотела впускать бесполезные знания. Он пытался рассказать то, что узнал от маленького народца, но его жестоко высмеял учитель, а дети потом долго дразнили. Он понял, что лучше помалкивать и делать вид, что ты такой же, как все. Это у него получалось – у него вообще все получалось. Казалось, что Мир только и ждет, когда он что-то пожелает – чтобы немедленно кинуться выполнять.

Став подростком, он понял, что родители, конечно, любят его, но иногда кидают на него осторожные взгляды, в которых читаются вопрос и тревога. Он ощущал, что родители не понимают, почему он не такой, как все, и тревожатся за его будущее: как он сможет приспособиться к жизни? Что его ждет потом? У него были хорошие, заботливые родители, но он точно знал: открыть им свой внутренний мир – значит навеки поселить в них страх и непонимание. И он ничего не говорил – опять же, старался быть как все.

Чем старше он становился, тем больше чувствовал, что ему тесно в рамках, куда его постоянно загоняли традиции деревенской жизни. Тело его росло, наливалось силой, он чувствовал, как кожа его временами словно бы трещит по швам, и так же трещала черепная коробка – словно в нее вливалось что-то сверх меры.

Но он не хотел ничего такого знать, он твердо говорил себе: я – как все, и Мир послушно вторил ему: «Конечно, ты как все».

А ночью опять шел к холмам, чтобы вдоволь наговориться о дальних странах и послушать причудливые истории и песни маленького народца, и не понять было, где сказка, а где быль, и волшебство присутствовало в каждом слове, в каждом событии. Наверное, если бы он спросил у народца холмов, кто он есть на самом деле, они бы ответили – мудрый это был народец и очень древний, — но он не спрашивал. Может, в глубине души боялся услышать ответ, а может – просто не догадывался.

…Однажды утром, на рассвете, когда край солнца уже высоко поднялся над горизонтом, он возвращался с холмов, все еще переполненный странными историями, лунным светом и мерцанием звезд. Картина, которая открылась ему, когда он вышел на луг, заставила его остановиться и замереть в восторге. На лугу танцевала девушка. Она была в простом белом платье, длинные волосы ее были украшены луговыми цветами, босые ноги, казалось, еле касались земли. Он узнал ее: первая красавица, разбившая не одно сердце своей недоступностью. Она нравилась и ему, но он даже близко не смел подойти – знал, что уж ему-то вообще не светит. Но сейчас она казалась совсем другой, почти родной – он услышал музыку, под которую она танцевала, и сорвался с места, чтобы присоединиться к ней. Но девушка вскрикнула и остановилась, в страхе прижав руки к груди.

— Что ты здесь делаешь? – холодно спросила она, справившись с собой.

— Я шел мимо, — смутился он, — и просто захотел потанцевать вместе. Я думал, вместе веселее…

— Мне и одной неплохо, — проговорила она, глядя ему прямо в глаза. Это его удивило – она не боялась его взгляда, не как другие деревенские.

— Я тоже люблю делать странные вещи, — робко сообщил он.

— Что такого странного я делала? – еще холоднее спросила она. – Всем известно, что танцы на рассвете, на утренней росе, сохраняют молодость и красоту. Вот и все. Ничего странного.

— Извини, — еще больше смешался он. – Я вовсе не хотел тебя обидеть. Я, пожалуй, пойду.

— Подожди, — остановила она его. Она медленно окинула его с ног до головы оценивающим взглядом, а потом неожиданно улыбнулась. – Так и быть, я потанцую с тобой. Но если ты меня на руках отнесешь до реки.

Он прикинул расстояние, поднял ее на руки – и побежал. Его переполняли непонятные чувства, от которых за спиной вырастали невидимые крылья, а тело наливалось невероятной мощью. Он мчался, как неудержимый ветер, и казалось, что он мог бы так мчаться вечно – всю жизнь. Только на берегу реки он остановился, но не спешил разжимать руки. Она смотрела на него удивленно, чуть приоткрыв полные губы, и ничего не говорила. И тогда он наклонился и поцеловал ее в эти приоткрытые губы. Она ответила на поцелуй, но потом быстро освободилась от его объятий, подошла к кромке воды и, наклонившись, омыла зарумянившееся лицо. Казалось, она принимает какое-то решение.

— Не ожидала, — насмешливо сказала она, повернувшись наконец к нему. – Оказывается, ты сильный. А в деревне тебя считают чуть ли не дурачком…

— Ерунда. Я – как все, — недовольно буркнул он.

— Да нет, не как все, — задумчиво глядя на него, проговорила она. – Есть в тебе что-то такое… особенное. Хочешь, вечером пойдем на танцы?

Он обомлел от неожиданности. Такая красавица, недотрога, мечта всех деревенских парней – и выбрала его?

— Ну что ты стоишь, как истукан? – поторопила она его. – Я разрешаю тебе ухаживать за мной, или ты не хочешь?

— Я… я… я сделаю все, чтобы тебе было хорошо, — в волнении сказал он.

— И будешь любить меня всегда? – чуть улыбаясь, спросила красавица.

— Обещаю, — выдохнул он.

Она удовлетворенно кивнула и взяла его за руку.

— Ну что ж, посмотрим, насколько ты хорош… — с сомнением сказала она.

Он готов был сделать все, чтобы развеять эти сомнения, чтобы доказать ей, что он лучше всех, сильнее всех, вернее всех.

Страсть обычно лишает разума, а он, не избалованный вниманием, потерял голову совсем. В деревне о них судачили – но он даже не вслушивался в эти разговоры. Он постоянно думал только о своей красавице, и мысль о ней была чиста, ярка и прекрасна. Он знал, что умеет любить, как никто другой – и это твердое знание придавало ему уверенность, что теперь она не захочет уйти никогда, ни к кому, никуда. Он делал ей дивные ожерелья из лесных ягод, добывал для нее дикий мед, ладил браслеты из причудливых корешков, пел ей песни и сочинял стихи.

— Ты и правда какой-то необыкновенный, — говорила ему красавица, и он верил в то, что действительно необыкновенный.

— Почему ты так часто пропадаешь в лесу? – спрашивала его девушка, и он начинал рассказывать ей о том, как здорово брать Силу у деревьев и играть в догонялки с белками, не замечая, что глаза ее прищуриваются, а взгляд становится все более недоверчивым.

— Ты такой фантазер, — говорила ему она, и непонятно было, одобрение это или осуждение.

Ему хотелось рассказать ей все истории, которые ему были известны, научить ее всему, что знает и умеет сам, открыться перед ней полностью – раскрыть ей душу, впустить ее в свой чудесный мир. Только она одна его понимала и принимала, только она одна была достойна прикоснуться к его сокровенному – к самой его сути.

Ослепленный своей любовью, он не замечал, что и она временами поглядывает на него с недоумением и опаской – как когда-то родители. А его душа пела, и песни эти сливались в многоголосье и слагались в прекрасный гимн Великой Любви.

Но ей так и не суждено было сложиться.

Однажды он решил, что пора познакомить ее с маленьким народцем холмов. Он верил, что она тоже полюбит смешной народец, и они смогут вместе слушать их древние легенды, валяясь на мягкой траве и глядя в звездное небо.

Она неожиданно легко согласилась уйти с ним ночью в холмы. Он понял это как знак доверия и очень обрадовался. В эту ночь они должны были стать еще ближе, и это ожидание наполняло его тихим радостным светом.

На закате они расположились на холме и наблюдали, как солнце плавно опускается за горизонт. Когда погас последний луч, а небо сменило сиреневую нежность сумерек на фиолетовую глубину ночи, на поверхности стали появляться подземные обитатели – маленький народец холмов. Они не торопились подходить – на холмах присутствовал новый человек, и к этому нужно было привыкнуть.

— Ну долго мы еще будем так сидеть? – капризно спросила красавица.

— Пожалуйста, говори потише, — попросил он. – Местные жители не любят шума. Смотри, как они испугались.

— Кто испугался? – непонимающе спросила девушка, оглядываясь по сторонам.

— Ну вот же, вот они! – показал он рукой в сторону своих маленьких приятелей.

— Да нет там никого, — с досадой сказала девушка. – Холм, трава, и все.

— Ну как же ты не видишь? – настаивал он. – Смотри, вот же они! Они маленькие, у них необычные одежды и очень мудрые глаза!

— Только трава и лунные блики, — отрезала красавица. – И перестань заниматься ерундой. Ты говорил, что сегодня случится что-то очень важное, что сделает нас ближе. Ну!

— Что «ну»? – не понял он.

— Так чего ж ты медлишь? – нахмурилась она.

— Я хотел, чтобы ты увидела мою тайную жизнь, — смешался он. – Познакомилась с моими маленькими друзьями… Услышала их дивные песни и странные сказки. Они очень интересные, поверь мне! И ты научилась бы понимать их язык…

— Замолчи! – закричала вдруг красавица, и народец холмов отпрянул, попрятался в свои норки.

— Никогда, никогда больше не смей нести чушь! Нет никакого народца! Есть холмы. Трава. Ночь. Мы есть! И все! А твоей ерунды нет, нет, нет! – она кричала все громче, лицо ее исказилось, кулачки сжались, и вдруг в призрачном свете Луны он понял, что сквозь ее красоту проступает какое-то совсем другой, очень неприятный образ. «Это ее Истинное Лицо», — вдруг догадался он.

— Ты просто ненормальный! – кричала она. – Нельзя жить придуманной жизнью, понял, ты, идиот??? Я хочу жить в богатом доме и рожать детей от здорового мужа. А ты… да пошел ты! Иди к своему народцу! Проваливай!

Он в полном оцепенении смотрел на эту беснующуюся ведьму и чувствовал, как с каждым ее словом, с каждым выкриком внутри него что-то закручивается, ворочается и разрастается. Это ощущение захватывало его все больше и больше, и он уже прислушивался не к ней, а к тому, что рождалось внутри. Оно быстро набухало, становилось все больше и распирало его, рвалось наружу.

Вся его жизнь трещала по швам, и сам он трещал по швам, и голова трещала по швам, и все это было по фигу, потому что его Великая Любовь оказалась Великим Обманом, а его красавица – не поняла его. Не разглядела… Не почувствовала.

— Я думала, что ты сильный! Настоящий! А ты – урод, сумасшедший, такой же, как все! – донеслось до него.

Это было уже слишком, через край.

— Неееееет!!!!! – раздался над холмами звериный рык. Он одним рывком вскочил на ноги, заставив ее умолкнуть на полуслове.

— Неееееет!!!!! – кричал он в черное небо, потрясая руками – она отпрянула и попятилась в ужасе.

— Неееееет!!!!! Я не такой, как все! – рычал он, разрывая ворот рубахи, который мешал дышать. И кожа тоже мешала дышать, и она начала трескаться, освобождая грудную клетку.

— Слышишь??? Я не такой, как все!!!! – раздирал он лицо криком, и кожа кусками отваливалась, обнажая его Истинное Лицо.

Она побежала вниз по склону холма, спотыкаясь и все время оглядываясь, но ему было уже все равно.

— Я не такой, как все!!!! – кричал он звездам, как будто они могли его услышать. – Я иной!!!! Слышите, вы????

И тут треснуло что-то в его черепной коробке, взорвалось звездопадом, и сознание отключилось.

Очнулся он от протяжной песни и от того, что кто-то гладил его – по голове, по рукам, по обнаженному торсу, и эти поглаживания были дружескими и теплыми.

Он открыл глаза и увидел над собой спокойную мягкость ночного неба, вокруг себя – зеленые холмы, а рядом с собой – маленький народец. Это они пели песню и гладили его. Они казались радостными и взволнованными. Когда он открыл глаза, среди народца пошло движение, и над самым ухом кто-то сказал скрипучим голосом: «С возвращением!».

Он повернул голову и увидел совсем уж древнего жителя холмов. Был он сморщенный и веселый, а в глазах его таилась вековая мудрость. «Эльф», — почему-то подумалось, откуда-то пришло такое знание.

Он с трудом разлепил пересохшие губы и хрипло спросил:

— Вы что, по-нашему заговорили?

— Да нет, это ты по-нашему заговорил, — усмехнулся старый эльф. – Ты вернулся, мы тебе рады.

— Что значит «вернулся»? – с трудом соображая, спросил он.

— Ты сбросил чужую шкуру. Теперь ты Тот, Кто Есть На Самом Деле.

— А кто я есть на самом деле? – наморщил лоб он.

— Ты – Див, вольный дух лесов и полей, — радостно сообщил эльф.

— Я – Див? – удивился он и бросил взгляд на свои руки. Это заставило его вскочить на ноги – народец еле успел брызнуть в стороны. Это были его – и не его руки. И сам он стал чуть не вдвое выше ростом – хотя и раньше был не маленький. А уж грудная клетка раздвинулась точно вдвое. Он ощупал свое лицо – и оно неузнаваемо изменилось. Он не видел себя, но почему-то знал, что теперь он по-настоящему силен и прекрасен.

— Подними голову, посмотри на Млечный Путь, — посоветовал старый эльф.

Он поднял глаза к звездному небу – и словно какая-то заслонка сдвинулась в голове, и туда потоком хлынули знания – о том, кто он, и откуда взялся, и почему совсем малышом оказался у тех, кого считал родителями, и отчего деревенские его побаивались и называли странным…

— Но почему я выглядел человеком? – задал он вопрос, который мучил его и требовал ответа.

— Чтобы выжить, малыш, чтобы выжить, — вздыхая, сказал ему старый эльф. – Ты наделен многими способностями, в том числе наводить морок на людей. Ты хотел быть как все – и до поры до времени у тебя это получалось.

— И что теперь? – напряженно спросил Див, разглядывая свои руки.

— Теперь тебе предстоит вспомнить все и выполнить свое Предназначение, — объяснил эльф. – Принять на себя ответственность за свою жизнь.

— В чем же Предназначение?

— А это тебе предстоит понять самому, малыш. Но ты не беспокойся: если ты понял, Кто Ты Есть На Самом Деле, весь Мир будет помогать тебе по первой твоей просьбе. Считай, что только теперь ты по-настоящему родился…

— А моя Великая Любовь? – печально спросил Див.

— А твоя Великая Любовь еще впереди, — сообщил эльф. – В этом мире много тебе подобных. И как только ты почувствуешь, что окончательно вернулся к себе – ты найдешь себе пару и продолжишь славный, древний род Дивов.

— Но я так любил ее… — вспомнил Див.

— Благослови ее – за то, что она дала тебе возможность вернуться к себе. Пусть даже через боль. Иногда уходят – тоже из любви.

— Что мне делать сейчас? – спросил Див.

— Для начала искупайся в речке, — вздохнув, посоветовал старый эльф. – Смой с себя остатки чужой шкуры. И чужой жизни заодно.

… Никого из людей не было в эту ночь на холмах. И поэтому никто не видел дивную процессию: величественно спускающегося с холмов к реке вольного духа лесов и полей — Дива, исполненного первобытной свободы, мощи и красоты, и сонмища сопровождающих его эльфов, танцующих в великой радости и поющих древнюю песнь Возвращения к Себе.

Эльфика

http://classic-online.ru/archive/?file_id=258

Пётр Ильич Чайковский. Симфония №1 соль минор «Зимние грёзы»

Волшебное перышко

Елена Гвозденко

Расскажу я вам сказку, не простую, а волшебную. Кто внимательно сказку прочтет, тому откроется дверка в самый чудесный мир!

***
Филимон грустил. Да и как не грустить домовому, если самому маленькому члену семьи, четырехлетнему Саше, тоже было грустно. Мальчик уныло катал по полу новую машинку, изредка поднимая глаза к экрану включенного телевизора.
«Как жаль, что я не умею читать», - услышал Филимон мысли мальчика. И в этом не было ничего необычного, все домовые легко слышат мысли людей.
«И я не умею», - пронеслось в голове домового. Филимон, по потусторонним меркам, был совсем еще маленький домовой, домовенок. Недавно ему исполнилось сто лет, поэтому вполне объяснимо, что он еще не научился читать. Он вместе с Сашей выучил все-все буквы, играя в разноцветные кубики. Но буквы эти никак не хотели подчиняться, рассыпались, будто мамины бусы, не желая превращаться в слова. Вот как из этих «Эс», «Ка», «А», «Зе», «Ка», «И» получаются волшебные «Сказки»?

Филимон зашмыгал носом, он совсем не мог терпеть, когда малышу было плохо
Домовенок пробрался на кухню. Бабушка Саши, Антонина Сергеевна, колдовала над кастрюльками, привычно сжимая свободной рукой телефон. «Ох уж эти телефоны, вредные аппараты, лишающие душевного зрения», - ворчал Филимон, устраивая привычную каверзу - разрыв связи, в робкой надежде, что бабушка, наконец, займется внуком. Но Антонина Сергеевна, отложив ложку, которой она что-то помешивала в булькающей кастрюльке, полностью переключилась на управление кнопками.

«Надо что-то делать», - решил домовенок и проскользнул сквозь стену в соседнюю квартиру, где проживал его приятель, домовой Панкрат. Старый Панкрат часто помогал юному соседу, вот и сейчас, расположившись на самом большом подоконнике, они мирно беседовали, попивая из дымящихся чашек ароматный чай.

- Ты, друг мой, не части, говори помедленней да погромче. Староват я стал, плохо слышу, восьмую сотню лет людям помогаю.
- Я и говорю, - Филимошка вытер набежавшие слезинки, - плохо мальчишке, одиноко. Дневная бабушка только кормит, правда, вкусно кормит, а вечерние родители разбредаются к своим экранам, кто к телевизору, кто к монитору. Для Сашки только время вечерней сказки остается, но и ее читают второпях, будто повинность отбывают.
- Беда. А ты им мысли подправить пробовал?
- А что я могу? Как-то забрался в их головы, а там… Насилу обратно вернулся.
- А свет отключить?
- Пробовал, да только Сашкин отец в электричестве лучше моего разбирается. Вот если бы нам с Сашкой читать научиться. Мечта у нас такая – одна на двоих.
- Хорошая мечта, добрая. Можно, конечно, подождать, когда Сашка в школу пойдет, там его обязательно научат, а можно, - Панкрат надолго замолчал, будто обдумывая, - есть еще один путь, волшебный.
- Говори скорее, - Филимошка от нетерпения даже чашку отставил.
- Не знаю, сможешь ли, не забоишься?
- Да я для друга…
- Ох, не торопись, Филимоша, обещания-то раздавать. Подожди, - старый домовой тяжело спрыгнул с подоконника и скрылся под большой кроватью. Он долго шуршал, охал и чихал, пока, наконец, не появился с пыльным клубком, зажатым в ладони.
- Двадцать первый век на дворе, компьютеры, интернеты, навигаторы, а без волшебного клубка обойтись не можем. Держи, - протянул домовенку, - тот самый, путеводный, дорогу в волшебный лес указывает. Этот лес, сам понимаешь, от всех людских поисковиков зашифрован. Пусть в свою науку играют, дети они, им до волшебства еще расти и расти. Теперь внимательно слушай инструктаж. Учить мне тебя особо некогда, темнеет уже, а до леса еще добраться надо. Чудеса в нем ровно в полночь начинаются. Так что, слушай и запоминай, тестировать не буду. Если что прослушаешь, на себя пеняй, из этого леса можешь и не вернуться.
- Ой, - только и ответил испуганный Филимошка.
- В лесу том главный – лесовик. Он, конечно, вредный, но справедливый. Кто в лес с уважением входит, того не трогает. Любит лесной хозяин, чтобы все было задом наперед. Только к лесу подойдешь, сразу рубаху наизнанку выверни, да лапотки переобуй: левый на правую ногу, а правый – на левую. Потом повернись спиной, да так и пяться. В этом лесу только так и можно ходить. И ничего не бойся. До полуночи в лесу тишина такая, что почудится тебе, будто оглох. А ты, знай себе, желание тверди. Ровно в полночь лес подсказывать начнет. Слушай внимательно. Сможешь разобрать загадки лесные, обязательно исполнится. Ну а коли не силен умишком, придется ни с чем обратно возвращаться. Ты клубочек-то за ниточку дерни, он домой и приведет.

- Я буду стараться, - Филимон уже начал разматывать разноцветную нить.
- Не спеши, постреленок, помни, лес очень внимательно слушать надо. А теперь – в добрый путь!

Домовенок только и ждал, дернул за ниточку, и в тот же миг все вокруг завертелось, закружилось, как в работающей стиральной машине. Однажды он имел неосторожность уснуть на куче белья, ожидающего стирку. Ну а мамы - те же люди, домовых они просто не видят. Филимон хорошо помнит, как его, еле живого, повесили на веревку вместе с простыней. С тех самых пор он к машинке и близко не подходил.

Внезапно мир остановился, и Филимошка шлепнулся на землю. Город, с его огнями и людской суетой, остался позади, впереди чернел мрачный лес. Домовенок поежился, страх заползал под его рубашку липким холодом.
«Взялся за гуж, не говори, что не дюж», - подбадривал себя хранитель дома, переодеваясь. Он всегда знал, что в пословицах заложена огромная сила, не случайно большинство пословиц людям домовые нашептывают. Наконец он вступил в этот молчащий лес. На мгновенье ему показалось, что он оглох и ослеп. Домовенок немного постоял, присматриваясь к темным теням, и попятился по тропинке.

«Я хочу научиться читать, я хочу научить читать Сашу», - твердил он как считалочку. Вдруг что-то изменилось, лес, будто ожил, загудел, зашевелился, и в глубине раздался стук: «Д-Д-Д».
«Дятел», - подумал Филимон, не сбавляя ходу. Идти было неудобно, лапти, обутые на другую ногу, цеплялись за траву.

«У-У-У», - раздалось в ночном лесу.
«Батюшки, волк», - домовенок даже в муравейник сел от испуга. Конечно, Филимон, выросший в городе, о волках знал только из книжек, что читали взрослые, но то, что он знал, было страшным.
«А как же мое и Сашино желание? Не страшны нам злые волки, мы идем к своей мечте», - почему-то пропел наш герой, вставая с ожившей кучи.

«П-П-П», застучали по листочкам капли дождя.
«Ну вот, теперь я вымокну и обязательно заболею. А малинового варенья в доме нет, разучились бабушки варить варенье. Что это я разворчался, как старый Панкрат? Вперед, вперед, задом наперед, к мечте!»
«Л-Л-Л» - загудело высоко в кроне.
«Мухи какие-то проснулись. Или пчелы? Лучше бы мухи, они не так больно жалят, но лучше прибавить ходу», - домовенок припустился во всю прыть.
«О-О-О», - застонал кто-то совсем близко. И судя по тому, как звучало это «О», незнакомец был довольно большим.

Лес стих так же внезапно.
«Вот и все, закончились подсказки, а я ничего не понял», - на глаза Филимона набежали предательские слезы.
«Так я и не пытался! Вот сейчас сяду под этим деревом и все хорошенько обдумаю. Сначала я услышал стук дятла. Как он звучал? Д-Д-Д. Потом завыл страшный волк: «У-У-У». Капли дождя выбивали по листве: «П-П-П». Получилось «ДУП». Затем рой каких-то мух гудел громче самолета: «Л-Л-Л». И наконец, кто-то большой и страшный стонал во сне: «О-О-О». «ЛО»! А вместе? ДУПЛО. Ура! Я догадался. Только где искать это самое дупло в темном лесу?»

Неожиданно прямо на голову домовенку упала огромная шишка. Филимон посмотрел вверх и увидел то самое дупло, над которым была прибита вывеска: «Дом Совы. Стучать три раза, но только в случае крайней необходимости».
Необходимость была самая крайняя, и до трех он считать умел, поэтому смело постучал по дереву. Сначала из дупла показалась большая голова, а потом и вся Сова перевесилась и с любопытством рассматривала посетителя.
- Зачем пожаловал?
- Здравствуйте, уважаемая Сова. Мне бы читать научиться.
- Ходят тут всякие, от наук отвлекают. Чему тебя учить, ты и без меня прекрасно читаешь.
- Нет, я не умею.
- А кто прочитал, что стучать надо три раза? То-то. Лес, позволь заметить, волшебный. Ты сумел звуки услышать? Сумел. Из них слово нужное сложил? Сложил. Так что тебе еще надо?
- Мне бы хотелось друга моего, Сашу, читать научить.
- Друга? Это задачка посложнее. Ну да ладно, помогу, чем могу. Вот, лови, - и Сова сбросила перышко, - это не простое перышко, волшебное, перышко Великого Выдумщика. Береги его, оно и тебе и другу поможет. Ну, прощай, мне спать пора, светлеет уже.

Сова скрылась в своем дупле.
«Как перышко помочь может?» - думал Филимон, возвращаясь домой.
А дома Саша вяло размазывал кашу по тарелке. «Не грусти, приятель, пойдем играть в шарик», - вдруг прошептал кто-то в самое ухо. Мальчик повеселел, быстро доел завтрак и отправился в свою комнату. Вчера родители подарили ему красный шарик, который можно было надуть до огромных размеров, чем Саша и занялся. Но игрушка неожиданно вырвалась из рук малыша, и, кружась по комнате, запела: «С-С-С».
- А – А – А, я догадался, это звук «С», надо найти кубик с такой же буквой. Кубик нашелся как по волшебству. Рядом почему-то оказался кубик с буквой «А».
- Странно, - подумал ребенок, но дети долго не могут думать о странностях. Он поймал непослушный шарик и принялся снова дуть в него. Шарик опять вырвался из его рук. Теперь его песенка была совсем другой, она больше напоминала шипение: «Ш-Ш-Ш».
- Ищем букву «Ш», - Саше понравилась новая игра. Он почувствовал, как кто-то невидимый подтолкнул еще один кубик, с любимой гласной.
«С-С-С-А-Ш-Ш-Ш-А», - прочитал малыш первое слово, а Филимон вытер выступивший пот.
«Непросто быть Великим Выдумщиком. А перышко и вправду волшебное, какую игру подсказало. Надо его беречь. Вот вырастет Сашка, подарю. Пусть будет Великим Сказочником!»

***

В сказке используются два дидактических приема, помогающих малышу освоить грамоту - звуковая дифференциация, вычленение звуков на слух, и протяжное слияние. Для отработки этого метода лучше использовать слова, которые пишутся так же, как и слышатся (например, дом, мама, рыба, дно и т.д.)

© Copyright: Елена Гвозденко, 2015
Свидетельство о публикации №215012701868 

Иллюстрация Марины Рюминой. Домовенок Кузя

Серия сообщений "Чайковский Петр Ильич":
Часть 1 - Времена года (осень)... П.И.Чайковский
Часть 2 - Вальс из балета "Спящая красавица"... П.И.Чайковский
...
Часть 15 - "Я люблю Вас..." Михаил Казиник / Думка. Петр Чайковский
Часть 16 - Улитка. Философская лирика. Марк Азов / Концерт для фортепиано с оркестром №1 си-бемоль минор. Петр Ильич Чайковский
Часть 17 - Волшебное перышко. Елена Гвозденко / Пётр Ильич Чайковский. Симфония №1 соль минор «Зимние грёзы»
Часть 18 - Ему вкололи в кровь тревогу... Свет Мой

Серия сообщений "Разное...":
Часть 1 - Былое... сон.. Файфер / Анданте из Четвертой сонаты. Сергей Прокофьев
Часть 2 - Живу спокойней и ровней... Николай Дмитриев / Русская песня. Игорь Стравинский
...
Часть 8 - «Мне принесли репродукции работ Геннадия Доброва... Я буквально заболел, я всю ночь не спал. Я бы разослал эти репродукции по свету...»
Часть 9 - "Не может быть одно сердце для ненависти, а второе - для любви. У человека оно одно". Воспоминания женщин-ветеранов из книги Светланы Алексиевич
Часть 10 - Волшебное перышко. Елена Гвозденко / Пётр Ильич Чайковский. Симфония №1 соль минор «Зимние грёзы»
Часть 11 - Ты узнаешь меня... Бастракова Арина / Сюита-Фантазия из музыки к балету "Анюта". Валерий Гаврилин
Часть 12 - Я такое дерево. Григорий Поженян / Семь песен-речитативов на стихи Григория Поженяна. Микаэл Таривердиев
...
Часть 22 - Вечер у Эммы. Владимир Липилин
Часть 23 - унесённые летом. Стеклянный Дым
Часть 24 - Дорога Домой. Алексей Архиповский

О том, что грядет Великий Переход, знали все.

Когда-то об этом туманно высказывались пророки, потом эзотерики слегка разогнали туман и конкретизировали детали, еще позже подключились работники искусства и литературы, не говоря уже о ясновидящих и контактерах. А еще были те, кто транслировал послания Высших Сил, общался с внеземными цивилизациями, применял нумерологию и составлял астрологические прогнозы… В общем, к Великому Переходу человечество готовили долго и вдумчиво, чтобы потом никто не разрушился от радости. Вот только по поводу того, как именно это должно произойти, имелись большие расхождения во мнениях. Кто-то утверждал, что сначала будет Конец Света, и кто выживет, тот и перейдет; другие возражали, что, мол, не Конец Света, а всеобщее вознесение, третьи ждали знаков и знамений, четвертые считали, что нужно изо всех сил готовиться, потому что перейдут только те, у кого вибрации соответствуют. В общем, идея Великого Перехода так или иначе обсуждалась, его ждали и побаивались: как же все-таки произойдет это эпохальное событие? А самое главное – кто окажется достоин перейти в новую жизнь?

А произошло все буднично и одномоментно. Просто в один прекрасный день (а вернее, в прекрасную ночь) к каждому жителю Земли во сне явилось некое световое существо, которое сообщило, что с завтрашнего дня на всей земле, близ каждого населенного пункта, откроются многочисленные Райские Врата, и, пройдя в них, каждый может совершить свой Великий Переход в новое измерение. Если захочет, конечно, потому как дело это сугубо добровольное. Найти Райские Врата будет легко и просто – над ними воссияет радуга. Нужно идти на этот ориентир – только и всего, и рано или поздно ты окажешься у цели, и там тебя встретят. Суетиться и торопиться не нужно, потому что свободный доступ будет обеспечен всем, а время не ограничено.

Наутро супруги Юркины проснулись, посмотрели друг на друга и сразу вспомнили удивительный сон.

— А мне приснилось…

— И мне!

Не сговариваясь, они бросились к окну и действительно увидели невероятно красивую и яркую радугу.

— Райские Врата! – хором выдохнули Юркины.

— Так. Давай собираться, — деловито скомандовала Юркина. – Ты доставай чемодан, а я пока соберу деньги и документы.

— А зачем нам в раю деньги и документы? – удивился Юркин.

— А ты знаешь, как оно там устроено, в Новом Измерении? – парировала жена. – Лучше заранее все предусмотреть. Сам о себе не побеспокоишься – никто не побеспокоится!

— Это да, это конечно, — согласился Юркин и полез на антресоли за чемоданом.

Сборы надолго не затянулись: вскоре все необходимые вещи были упакованы в чемодан и две сумки.

— Нам это все точно понадобится? – с сомнением спросил Юркин.

— Это самое необходимое на первое время, — уверила его жена. – Потом, конечно, обживемся, а пока вот так.

— А одеваться как, по-походному? – уточнил Юркин.

— Да ты что! Мы же не на пикник собираемся, а в Райские Врата! Наденешь серый костюм и галстук, что я тебе на 23 февраля дарила. А я – красное платье и черные туфли. Это будет и строго, и нарядно.

Время от времени супруги выглядывали в окно посмотреть, не исчезла ли радуга. Она сияла по-прежнему, невзирая на хмурое серое небо.

— Ты бери чемоданы и иди заводи машину, а я нам бутерброды в дорогу сделаю.

— А нас там что, кормить разве не будут? Там, наверное, манна, амброзия и нектар, — вспомнил Юркин.

— Манка – вредно, нектар – не натуральный сок, а амброзия – вообще сорняк, — отрезала жена. – Хватит болтать, делай, что сказано.

На лестничной клетке Юркин встретил соседа Николая, который как раз запирал свою дверь.

— Тоже к Райским Вратам? – спросил Юркин.

— Не… я не к Вратам. Я в магазин. Такое событие, надо отметить! – жизнерадостно доложил Николай.

— Какое «отметить»? А вдруг не успеешь, попадешь к шапочному разбору?

— На фига в раю шапки? – хохотнул Николай. – Не, сосед, я на тот свет не тороплюсь! Я сперва в магазин…

Юркина неприятно царапнуло «на тот свет». Конечно, рай – хорошо и все такое, но ведь «на тот свет» — это, как ни крути, означает смерть на этом свете? Или не означает?

— Великий Переход, Великий Переход, — с досадой пробормотал Юркин. – Неужели нельзя без театральных эффектов? Почему бы не устроить рай на земле, если на то пошло? Каждому, так сказать, по потребностям…

Он вздохнул и повлек чемодан и сумки вниз по лестнице.

— Лапа, а как быть с телефоном? Отключать? Не отключать? – прижимая трубку к уху, тем временем озабоченно спрашивала Юркина свою ближайшую подругу Нелечку. – И вообще – вдруг, пока мы там у Райских Врат толкаться будем, нам тут квартиру обворуют? Что делать-то?

Нелечка не знала, что делать и ничего умного посоветовать не могла, она и сама была в растерянности. Здесь у нее была квартира в престижном районе и высокий покровитель Сидор Степанович, а там? Полная неизвестность и неопределенность. В Рай, конечно, хотелось, но…

Наконец, сели в машину.

— Давай скорее, а то в пробку попадем! – нервно сказала Юркина. – Не одни же мы такие умные, небось, все в Рай торопятся. Вот увидишь, у Райских Врат сейчас уже полгорода толпится, еще придется в очереди стоять.

Но, как ни странно, особо напряженного трафика не наблюдалось. То ли народ еще не осознал, то ли, как Юркины, вдумчиво собирался, то ли, как сосед Николай, решил сначала отпраздновать… Как ни странно, в обратном направлении, то есть в город, движение было куда более оживленным.

— Не понял, откуда это они с утра пораньше? – озадаченно пробормотал Юркин.

Как только выскочили за город, сразу увидели Райские Врата во всей красе. Они были установлены прямо под радугой, раскинувшейся в чистом поле, и сияли так, что глазам больно было. Но вот что странно: никакой многотысячной толпы рядом не наблюдалось. Нет, народ, конечно, был, но совсем не так много, как следовало бы предположить. Поодаль, у дороги, было припарковано десятка три машин, и Юркин свернул туда же.

Доставая из багажника чемодан, они увидели мужчину, который как раз шел от Врат к своему автомобилю.

— Привет, земляк! – обратился к нему Юркин. – Ну как там?

— Что «как там»? – задумчиво уточнил мужчина.

— В смысле, как там Великий Переход? Уже пропускают?

— Да пропускать-то пропускают, — пожал плечами мужчина. – Вопрос, нужно ли? Вы чемоданы-то с собой не тащите, сначала сходите, посмотрите!

— И то верно! – обрадовался Юркин. – Милая, пойдем, поглядим, что и как, а потом уж… А ты, земляк, почему в обратном направлении движешься? Забыл чего?

— Может, и забыл. А может, и не знал, — мужчина выглядел слегка растерянным. – Продумать надо. Осмыслить.

— Надеюсь, там ничего страшного нет? – обеспокоилась Юркина. – Документы требуют?

— Нет-нет, ничего не требуют. Вы и правда сходите, посмотрите. Там не сразу Переход осуществляется, сначала демо-версия. Все покажут, все расскажут, а вы потом сами решите, сейчас пойдете или потом когда-нибудь.

— А что, и так можно? – удивился Юркин.

— Да по-всякому можно, — отозвался мужчина. – Нет, вот подумать только: я всю жизнь ждал этого Перехода, гору специальной литературы перелопатил, столько тренингов прошел, медитировал, йогой занимался! Теоретическая подготовка – будь здоров! А вот коснулось практики, и… Ладно, что я вам каркать буду? Может, вам этот Переход – раз плюнуть. Короче, удачи! А я поеду, мне подумать надо.

С этими словами он плюхнулся в свой автомобиль и отправился назад, в город. Юркины, остолбенев, проводили его глазами в полном молчании.

— Милый, я боюсь! – пискнула Юркина.

— Бояться нечего! – наставительно ответил Юркин. – Насильно никто не загонит. Говорят же тебе, демо-версия имеется! Вот пойдем и посмотрим. Там еще очередь, наверное, занимать придется.

У Райских Врат, против ожиданий Юркина, очереди не было. Слонялся народ – это да, но при приближении Юркиных все поспешно расступались, освобождая дорогу. У самых Врат уже приветливо махало рукой то самое световое существо, которое было во сне. Или, может, не то, но очень похожее.

— Добро пожаловать! – приветствовало существо. – Вы хотите совершить Великий Переход сразу или желаете, чтобы вам продемонстрировали ваши новые возможности?

— Конечно, возможности! – быстро сказал Юркин. – Правда, дорогая? Надо же понимать, куда мы намерены переселиться!

— Конечно-конечно! – бодро согласилось существо. – Мало кто готов перейти не глядя. Надо посмотреть, обдумать…

— А грешников в Рай пускают? – с опаской спросила Юркина.

— Эээ… видите ли… у нас тут не существует понятий «грех» и «грешник», — разъяснило световое существо. – Пройти могут все, но каждый сам решает, готов он или не готов.

— А как мы поймем, что готовы? – напряженно уточнил Юркин. – Нужны какие-то специальные знания, или как?

— Нет, знания тут вряд ли помогут. Понять умом это невозможно, можно только почувствовать. Душа запоет, сердце подскажет – как-то так.

— Тогда хорошо, — успокоился Юркин. – Тогда давайте уже перейдем к делу. Представьте нам, пожалуйста, демо-версию!

— Прошу к калитке, — пригласило существо. – Только проходить по одному – такое условие. Не беспокойтесь, я буду с вами.

Оказывается, в воротах была еще и калитка, которая сейчас распахнулась, и Юркин мужественно шагнул в нее первым.

Что он ожидал увидеть? Наверное, какой-нибудь прекрасный город, с висячими мостами и причудливыми строениями, над которыми бесшумно и плавно передвигаются летательные аппараты. А может, ангелов, играющих на арфах некую космическую симфонию? Впрочем, неважно: ничего такого там не было.

— А это точно Рай? – растерянно спросил Юркин, озирая бескрайнюю голую равнину невнятного серого цвета.

— Абсолютно точно, — подтвердил его провожатый.

— Но здесь же ничего нет! То есть вообще ничего!

— Разумеется. Так и должно быть. Старый мир остается по ту сторону, а здесь каждый строит новый мир – так, как он его видит. С нуля. С чистой страницы.

— Простите, но это же нонсенс! – в замешательстве уставился на него Юркин. – Как можно в одиночку построить целый мир? Озеленение, коммуникации, инфраструктура… На это не то что жизни – сто жизней не хватит! Да и потом: я же не строитель, не садовник… Я ничего этого не люблю и не умею!

— Но что-то же вы умеете? В чем-то же вы Творец? Ведь вы же очень часто говорили, что мир несовершенен, несправедлив, что многое в нем надо бы изменить! Неужели вам никогда не хотелось сделать все самому – так, как вы считаете нужным? Построить свой собственный Рай?

Хотелось ли ему? Да конечно, хотелось, только давно, когда он был еще молод и полон романтических бредней. Тогда он еще был уверен, что каждый – кузнец своего счастья, и что у всех равные возможности, и что уж он-то обязательно пробьется и построит свой рай-на-земле! И ведь построил: карьера, квартира, машина, семья, дача – все, что нужно для счастья. Вот только от этого в окружающем мире не стало меньше ни подлости, ни пошлости, ни воровства, ни мздоимства, ни мутных политических личностей, которые вечно что-то там крутили-вертели, как наперсточники на рынке… Он давно уже научился абстрагироваться от этого: это ваш мир, а мой – вот он, я толерантен к вам, а вы, уж пожалуйста, не лезьте ко мне. Столько лет строил, и теперь что же – все бросить и снова с нуля начинать?

— Я не смогу ничего построить, — упавшим голосом сказал Юркин. – Если хотя бы лет на двадцать раньше… А теперь — силы уже не те. И, если честно, страшно.

— Новое всегда страшно. Но недаром же люди говорят: «глаза боятся – руки делают».

— Во мне не осталось ничего творческого, — признался Юркин. – Понимаете, я слишком долго жил по правилам и по привычке. Рутина… быт… словом, сплошные шаблоны. Я думал, Райские Врата – это пропуск в справедливый мир, который создал для нас сам Творец.

— Так в этом и есть суть Великого Перехода! – с жаром сказало световое существо. – Теперь каждый сам себе Творец и может творить миры. Эти миры будут соприкасаться, частично накладываться друг на друга, взаимопроникать, смешиваться… Представьте себе это буйство красок и звуков, разнообразие комбинаций! Неужели вам не интересно?

— Не знаю, — устало ответил Юркин. – Подумать надо. Ведь Переход – это же не одномоментно? В том смысле, что к Вратам всегда можно вернуться?

— Время у вас есть, — подтвердил провожатый. – Для этого и демо-версия, чтобы каждый мог сам определить степень готовности.

— А если кто-то так и не будет готов? Те, кто не захотят переходить – умрут, да?

— Зачем? – удивилось существо. – Нет, конечно. Будут жить, как и жили, долго и по возможности счастливо, весь свой отпущенный срок. Далеко не всем нужен Великий Переход, это же понятно.

— Ага, значит, все-таки сортируете? – горько усмехнулся Юркин. – Отделяете зерна от плевел?

— Да ради Бога! – всплеснуло руками световое существо. – Кому это надо – сортировать? Сами сортируетесь. Сами делаете выбор и принимаете решение. Причем никто вас с этим решением не торопит. Можете через какое-то время снова вернуться, посмотреть, оценить силу своего намерения. Возможно, за это время вы вспомните, в чем вы проявляете себя Творцом, и вам захочется воплотить в жизнь какие-нибудь идеи.

— Пожалуй, я так и сделаю, — решил Юркин. – Сейчас я переходить просто не готов.

— Как и многие другие, — утешил его провожатый. – Идемте, там вас уже жена ожидает.

В глубокой задумчивости Юркин вернулся в привычный мир, напоследок еще раз бросив взгляд на серую равнину. Идей не возникло, и он, вздохнув, шагнул за калитку.

Пока шли к машине, он рассеянно слушал взволнованный голос жены:

— Представляешь, ничего ведь нет, ни-че-го! И он мне говорит: обустраивайтесь, воплощайте! А я и так всю жизнь пахала, как лошадь, почему это я должна снова горбатиться? Чего ради? По мне, если уж Рай, так благоустроенный, чтобы можно было отдыхать и наслаждаться.

На подходе к стоянке пришлось переждать: туда как раз подъехала машина, откуда стремительно выскочил мужчина с гитарой.

— Тю! Да это снова ты, земляк! – удивился Юркин, опознав в нем любителя тренингов, с которым они беседовали по приезду. – Ты ж, вроде, подумать хотел?

— Да вспомнил по дороге, — возбужденно заговорил мужчина. – Я ж когда-то пел и на гитаре играл, как бог. Песни сочинял! Потом как-то забросил. А сейчас снова пришло – слова сами льются, в строчки складываются. Вот, заехал домой за инструментом – хочу еще раз попробовать.

— А вы свой мир песнопениями собрались строить? – скептически поджала губы жена Юркина. – Соловья-то баснями не кормят, а попрыгунья стрекоза лето целое пропела – помните, что с ней случилось? Между прочим, народная мудрость!

— Ага, — подтвердил мужчина. – Только это же мудрость старого мира. Там, за Райскими Вратами, все по-другому устроено. Там не важно, что ты знаешь – важно, что чувствуешь. Не ум, а душа, понимаете? Говорят, там неважно, в чем ты Творец – главное, чтобы проявлялся. Хочешь – строй, хочешь – пой, хочешь – рисуй или из пластилина лепи, а то и прямо из ничего образы материализуй, если получится. Главное, чтобы представлял, какой мир хочешь построить.

— Так ты же вроде не представлял? – спросил Юркин.

— Теперь уже начинаю, — бодро заявил мужчина. – Ладно, я побежал, а то меня творчество распирает! Удачи вам!

Юркин посмотрел ему вслед с легкой завистью.

— Давай скорее в город поедем! – потребовала жена. – Дома столько дел, а мы тут прохлаждаемся.

Юркин хмыкнул и пошел к машине. Уже открывая дверцу, он взглянул на Райские Врата, и… На какую-то секунду они перестали отчаянно сиять и стали совершенно прозрачными, и взору Юркина открылись чудные города с воздушными виадуками и удивительными зданиями, с висячими садами и летательными аппаратами… Но прежде, чем он успел хотя бы ахнуть, видение исчезло.

Юркин вырулил на трассу и включил радио.

«Чтобы успешно совершить Великий Переход – нужно ощутить себя Великим Человеком, — вещал голос из приемника. – Райские Врата открыты для всех, но жить по ту сторону смогут только те, кто осмеливается творить. Ведь новый мир может создать только Творец, и это единственное условие для Великого Перехода».

— Не грусти! Я тебе сейчас такой пирог сотворю – пальчики оближешь! – пообещала жена.

«А ведь все мы в чем-то творцы, — вдруг подумалось Юркину. – Надо только вспомнить, в чем именно. Хорошо, что время еще есть!».

Эльфика

Художник Размадзе Рамаз. Лестница в Небо

— Я не прощу, — сказала Она. – Я буду помнить.

— Прости, — попросил ее Ангел. – Прости, тебе же легче будет.

— Ни за что, — упрямо сжала губы Она. — Этого нельзя прощать. Никогда.

— Ты будешь мстить? – обеспокоенно спросил он.

— Нет, мстить я не буду. Я буду выше этого.

— Ты жаждешь сурового наказания?

— Я не знаю, какое наказание было бы достаточным.

— Всем приходится платить за свои решения. Рано или поздно, но всем… — тихо сказал Ангел. — Это неизбежно.

— Да, я знаю.

— Тогда прости! Сними с себя груз. Ты ведь теперь далеко от своих обидчиков.

— Нет. Не могу. И не хочу. Нет им прощения.

— Хорошо, дело твое, — вздохнул Ангел. – Где ты намерена хранить свою обиду?

— Здесь и здесь, — прикоснулась к голове и сердцу Она.

— Пожалуйста, будь осторожна, — попросил Ангел. – Яд обид очень опасен. Он может оседать камнем и тянуть ко дну, а может породить пламя ярости, которая сжигает все живое.

— Это Камень Памяти и Благородная Ярость, — прервала его Она. – Они на моей стороне.

И обида поселилась там, где она и сказала – в голове и в сердце.

Она была молода и здорова, она строила свою жизнь, в ее жилах текла горячая кровь, а легкие жадно вдыхали воздух свободы. Она вышла замуж, родила детей, завела друзей. Иногда, конечно, она на них обижалась, но в основном прощала. Иногда сердилась и ссорилась, тогда прощали ее. В жизни было всякое, и о своей обиде она старалась не вспоминать.

Прошло много лет, прежде чем она снова услышала это ненавистное слово – «простить».

— Меня предал муж. С детьми постоянно трения. Деньги меня не любят. Что делать? – спросила она пожилого психолога.

Он внимательно выслушал, много уточнял, почему-то все время просил ее рассказывать про детство. Она сердилась и переводила разговор в настоящее время, но он снова возвращал ее в детские годы. Ей казалось, что он бродит по закоулкам ее памяти, стараясь рассмотреть, вытащить на свет ту давнюю обиду. Она этого не хотела, а потому сопротивлялась. Но он все равно узрел, дотошный этот дядька.

— Чиститься вам нужно, — подвел итог он. – Ваши обиды разрослись. На них налипли более поздние обиды, как полипы на коралловый риф. Этот риф стал препятствием на пути потоков жизненной энергии. От этого у вас и в личной жизни проблемы, и с финансами не ладится. У этого рифа острые края, они ранят вашу нежную душу. Внутри рифа поселились и запутались разные эмоции, они отравляют вашу кровь своими отходами жизнедеятельности, и этим привлекают все новых и новых поселенцев.

— Да, я тоже что-то такое чувствую, — кивнула женщина. – Время от времени нервная становлюсь, порой депрессия давит, а иногда всех просто убить хочется. Ладно, надо чиститься. А как?

— Простите ту первую, самую главную обиду, — посоветовал психолог. – Не будет фундамента – и риф рассыплется.

— Ни за что! – вскинулась женщина. – Это справедливая обида, ведь так оно все и было! Я имею право обижаться!

— Вы хотите быть правой или счастливой? – спросил психолог. Но женщина не стала отвечать, она просто встала и ушла, унося с собой свой коралловый риф.

Прошло еще сколько-то лет. Женщина снова сидела на приеме, теперь уже у врача. Врач рассматривал снимки, листал анализы, хмурился и жевал губы.

— Доктор, что же вы молчите? – не выдержала она.

— У вас есть родственники? – спросил врач.

— Родители умерли, с мужем в разводе, а дети есть, и внуки тоже. А зачем вам мои родственники?

— Видите ли, у вас опухоль. Вот здесь, — и доктор показал на снимке черепа, где у нее опухоль. – Судя по анализам, опухоль нехорошая. Это объясняет и ваши постоянные головные боли, и бессонницу, и быструю утомляемость. Самое плохое, что у новообразования есть тенденция к быстрому росту. Оно увеличивается, вот что плохо.

— И что, меня теперь на операцию? – спросила она, холодея от ужасных предчувствий.

— Да нет, — и доктор нахмурился еще больше. – Вот ваши кардиограммы за последний год. У вас очень слабое сердце. Такое впечатление, что оно зажато со всех сторон и не способно работать в полную мощь. Оно может не перенести операции. Поэтому сначала нужно подлечить сердце, а уж потом…

Он не договорил, а женщина поняла, что «потом» может не наступить никогда. Или сердце не выдержит, или опухоль задавит.

— Кстати, анализ крови у вас тоже не очень. Гемоглобин низкий, лейкоциты высокие… Я пропишу вам лекарства, — сказал доктор. – Но и вы должны себе помочь. Вам нужно привести организм в относительный порядок и заодно морально подготовиться к операции.

— А как?

— Положительные эмоции, теплые отношения, общение с родными. Влюбитесь, в конце концов. Полистайте альбом с фотографиями, вспомните счастливое детство.

Женщина только криво усмехнулась.

— Попробуйте всех простить, особенно родителей, — неожиданно посоветовал доктор. – Это очень облегчает душу. В моей практике были случаи, когда прощение творило чудеса.

— Да неужели? – иронически спросила женщина.

— Представьте себе. В медицине есть много вспомогательных инструментов. Качественный уход, например… Забота. Прощение тоже может стать лекарством, причем бесплатно и без рецепта.

Простить. Или умереть. Простить или умереть? Умереть, но не простить? Когда выбор становиться вопросом жизни и смерти, нужно только решить, в какую сторону ты смотришь.

Болела голова. Ныло сердце. «Где ты будешь хранить свою обиду?». «Здесь и здесь». Теперь там болело. Пожалуй, обида слишком разрослась, и ей захотелось большего. Ей вздумалось вытеснить свою хозяйку, завладеть всем телом. Глупая обида не понимала, что тело не выдержит, умрет.

Она вспомнила своих главных обидчиков – тех, из детства. Отца и мать, которые все время или работали, или ругались. Они не любили ее так, как она этого хотела. Не помогало ничего: ни пятерки и похвальные грамоты, ни выполнение их требований, ни протест и бунт. А потом они разошлись, и каждый завел новую семью, где ей места не оказалось. В шестнадцать лет ее отправили в техникум, в другой город, всучив ей билет, чемодан с вещами и три тысячи рублей на первое время, и все – с этого момента она стала самостоятельной и решила: «Не прощу!». Она носила эту обиду в себе всю жизнь, она поклялась, что обида вместе с ней и умрет, и похоже, что так оно и сбывается.

Но у нее были дети, были внуки, и вдовец Сергей Степаныч с работы, который пытался неумело за ней ухаживать, и умирать не хотелось. Ну правда вот – рано ей было умирать! «Надо простить, — решила она. – Хотя бы попробовать».

— Родители, я вас за все прощаю, — неуверенно сказала она. Слова прозвучали жалко и неубедительно. Тогда она взяла бумагу и карандаш и написала: Уважаемые родители!Дорогие родители! Я больше не сержусь. Я вас за все прощаю.

Во рту стало горько, сердце сжалось, а голова заболела еще больше. Но она, покрепче сжав ручку, упрямо, раз за разом, писала: «Я вас прощаю. Я вас прощаю». Никакого облегчения, только раздражение поднялось.

— Не так, — шепнул Ангел. – Река всегда течет в одну сторону. Они старшие, ты младшая. Они были прежде, ты потом. Не ты их породила, а они тебя. Они подарили тебе возможность появиться в этом мире. Будь же благодарной!

— Я благодарна, — произнесла женщина. – И я правда очень хочу их простить.

— Дети не имеют права судить своих родителей. Родителей не прощают. У них просят прощения.

— За что? – спросила она. – Разве я им сделала что-то плохое?

— Ты себе сделала что-то плохое. Зачем ты оставила в себе ту обиду? О чем у тебя болит голова? Какой камень ты носишь в груди? Что отравляет твою кровь? Почему твоя жизнь не течет полноводной рекой, а струится хилыми ручейками? Ты хочешь быть правой или здоровой?

— Неужели это все из-за обиды на родителей? Это она, что ли, так меня разрушила?

— Я предупреждал, — напомнил Ангел. – Ангелы всегда предупреждают: не копите, не носите, не травите себя обидами. Они гниют, смердят и отравляют все живое вокруг. Мы предупреждаем! Если человек делает выбор в пользу обиды, мы не вправе мешать. А если в пользу прощения – мы должны помочь.

— А я еще смогу сломать этот коралловый риф? Или уже поздно?

— Никогда не поздно попробовать, — мягко сказал Ангел.

— Но они ведь давно умерли! Не у кого теперь просить прощения, и как же быть?

— Ты проси. Они услышат. А может, не услышат. В конце концов, ты делаешь это не для них, а для себя.

— Дорогие родители, — начала она. – Простите меня, пожалуйста, если что не так… И вообще за все простите.

Она какое-то время говорила, потом замолчала и прислушалась к себе. Никаких чудес – сердце ноет, голова болит, и чувств особых нет, все как всегда.

— Я сама себе не верю, — призналась она. – Столько лет прошло…

— Попробуй по-другому, — посоветовал Ангел. – Стань снова ребенком.

— Как?

— Опустись на колени и обратись к ним, как в детстве: мама, папа.

Женщина чуть помедлила и опустилась на колени. Она сложила руки лодочкой, посмотрела вверх и произнесла: «Мама. Папа». А потом еще раз: «Мама, папа…». Глаза ее широко раскрылись и стали наполняться слезами. «Мама, папа… это я, ваша дочка… простите меня… простите меня!». Грудь ее сотрясли подступающие рыдания, а потом слезы хлынули бурным потоком. А она все повторяла и повторяла: «Простите меня. Пожалуйста, простите меня. Я не имела права вас судить. Мама, папа…».

Понадобилось немало времени, прежде чем потоки слез иссякли. Обессиленная, она сидела прямо на полу, привалившись к дивану.

— Как ты? – спросил Ангел.

— Не знаю. Не пойму. Кажется, я пустая, — ответила она.

— Повторяй это ежедневно сорок дней, — сказал Ангел. – Как курс лечения. Как химиотерапию. Или, если хочешь, вместо химиотерапии.

— Да. Да. Сорок дней. Я буду.

В груди что-то пульсировало, покалывало и перекатывалось горячими волнами. Может быть, это были обломки рифа. И впервые за долгое время совершенно, ну просто ни о чем, не болела голова.

Эльфика

Художник Мирошников Вячеслав. Дверь 

http://classic-online.ru/ru/listen/70443

Симфония «Песни любви» (1974). Нино Рота

Александр Куприн

Синяя звезда

Давным-давно, с незапамятных времен, жил на одном высоком плоскогорье мирный пастушеский народ, отделенный от всего света крутыми скалами, глубокими пропастями и густыми лесами. История не помнит и не знает, сколько веков назад взобрались на горы и проникли в эту страну закованные в железо, чужие, сильные и высокие люди, пришедшие с юга.

Суровым воинам очень понравилась открытая ими страна с ее кротким народом, умеренно теплым климатом, вкусной водой и плодородною землей. И они решили навсегда в ней поселиться. Для этого совсем не надо было ее покорять, ибо обитатели не ведали ни зла, ни орудий войны. Все завоевание заключалось в том, что железные рыцари сняли свои тяжелые доспехи и поженились на местных красивейших девушках, а во главе нового государства поставили своего предводителя, великодушного, храброго Эрна, которого облекли королевской властью, наследственной и неограниченной. В те далекие наивные времена это еще было возможно.

Около тысячи лет прошло с той поры. Потомки воинов до такой степени перемешались через перекрестные браки с потомками основных жителей, что уже не стало между ними никакой видимой разницы ни в языке, ни в наружности: внешний образ древних рыцарей совершенно поглотился народным эрнотеррским обличьем и растворился в нем. Старинный язык, почти забытый даже королями, употребляли только при дворе и то лишь в самых торжественных случаях и церемониях или изредка для изъяснения высоких чувств и понятий. Память об Эрне Первом, Эрне Великом, Эрне Святом, осталась навеки бессмертной в виде прекрасной, неувядающей легенды, сотворенной целым народом, подобной тем удивительным сказаниям, которые создали индейцы о Гайавате, финны о Вейенемейне, русские о Владимире Красном Солнышке, евреи о Моисее, французы о Шарлемане.

Это он, мудрый Эрн, научил жителей Эрнотерры хлебопашеству, огородничеству и обработке железной рудыю Он открыл им письменность и искусства. Он же дал им начатки письменности и закона: религия заключалась в чтении молитвы на непонятном языке, а основной закон был всего один: в Эрнотерре никто не смеет лгать. Мужчины и женщины были им признаны одинаково равными в своих правах и обязанностях, а всякие титулы и привилегии были им стерты с первого дня вступления на престол. Сам король носил лишь титул "Первого слуги народа".

Эрн Великий также установил и закон о престолонаследии, по которому наследовали престол перворожденные: все равно будь это сын или дочь, которые вступали в брак единственно по своему личному влечению. Наконец он же, Эрн Первый, знавший многое о соблазнах, разврате и злобе, царящих там внизу, в покинутых им образованных странах, повелел разрушить и сделать навсегда недосягаемой ту горную тропу, по которой впервые вскарабкались с невероятным трудом наверх он сам и его славная дружина.

И вот под отеческой, мудрой и доброй властью королей Эрнов расцвела роскошно Эрнотерра и зажила невинной, полной, чудесной жизнью, не зная ни войн, ни преступлений, ни нужды в течение целых тысячи лет.

В старом тысячелетнем королевском замке еще хранились, как память, некоторые предметы, принадлежавшие при жизни Эрну Первому: его латы, его шлем, его меч, его копье и несколько непонятных слов, которые он вырезал острием кинжала на стене своей охотничей комнаты. Теперь уже никто из эрнотерранов не смог бы поднять этой брони хотя бы на дюйм от земли или взмахнуть этим мечом, хотя бы даже взяв его обеими руками или прочитать королевскую надпись. Сохранились также три изображения самого короля: одно - профильное, в мельчайшей мозаике, другое - лицевое, красками, третье - изваянное в мраморе.

И надо сказать, что все эти три портрета, сделанные с большой любовью и великим искусством, были предметом постоянного огорчения жителей, обожавших своего первого монарха. Судя по ним, не оставалось никакого сомнения в том, что великий, мудрый, справедливый , святой Эрн отличался исключительной, выходящей из ряда вон некрасивостью, почти уродством лица, в котором, впрочем, не было ничего злобного или отталкивающего. А между тем эрнотерры всегда гордились своей национальной красотою и безобразную наружность первого короля прощали только за легендарную красоту его души.

Закон наследственного сходства у людей знает свои странные капризы. Иногда ребенок родится не похожим ни на отца с матерью, даже ни на дедов и прадедов, а внезапно на одного из отдаленнейших предков, отстоящих от него на множество поколений. Так и в династии Эрнов летописцы отмечали иногда рождение очень некрасивых сыновей, хотя эти явления с течением истории становились все более редкими. Правда, надо сказать, что эти уродливые принцы отличались как нарочно, замечательно высокими душевными качествами: добротой, умом, веселостью. Таковая справедливая милость судьбы к несчастным августейшим уродам примиряла с ними эрнотерров, весьма требовательных в вопросах красоты линий, форм и движений.

Добрый король Эрн XXIII отличался выдающейся красотой и женат был по страстной любви на самой прекрасной девушке государства. Но детей у них не было очень долго: целых десять лет, считая от свадьбы. Можно представить себе ликование народа, когда на одиннадцатом году он услышал долгожданную весть о том, что его любимая королева готовится стать матерью. Народ радовался вдвойне : и за королевскую чету и потому, что вновь восстанавливался по прямой линии славный род сказочного Эрна. Через шесть месяцев он с восторгом услыхал о благополучном рождении принцессы Эрны XIII. В этот день не было ни одного человека в Эрнотерре, не испившего полную чашу вина за здоровье инфанты.

Не веселились только во дворце. Придворная повитуха, едва принявши младенца, сразу покачала головой и горестно почмокала языком. Королева же, когда ей принесли и показали девочку, всплеснула ладонями и воскликнула:

- Ах, боже мой, какая дурнушка! - И залилась слезами. Но, впрочем только на минутку. А потом, протянувши руки сказала:

- Нет, нет, дайте мне поскорее мою крошку, я буду любить ее вдвое за то, что она бедная так некрасива.

Чрезвычайно был огорчен и августейший родитель.

- Надо же было судьбе оказать такую жестокость! - говорил он.

- О принцах-уродах в нашей династии мы слыхали, но принцесса-дурнушка впервые появилась в древнем роде Эрнов! Будем молиться о том, чтобы ее телесная некрасивость уравновесилась прекрасными дарами души, сердца и ума.

То же самое повторил и верный народ, когда услышал о некрасивой наружности новорожденной инфанты.

Девочка меж тем росла по дням и дурнела по часам.

http://classic-online.ru/ru/listen/25863

Сюита для лютни до минор, BWV 997. Иоганн Себастьян Бах

...

Моя бабушка прячет от всех свои крылья. Но когда ей холодно, я вижу, как они дрожат под одеждой. Я боюсь, что однажды бабушка все-таки улетит. Тогда я подхожу к ней и обнимаю крепко-крепко.

— Бабуля, не улетай, — говорю я и зарываюсь носом в ее кофту.

Бабушка смеется и говорит, что никогда не оставит меня одну. Я ей верю. Моя бабушка никогда не обманывает.

Художник-иллюстратор Екатерина  Бауман. Все бабушки умеют летать

...

Я встаю, чтобы сказать бабушке доброе утро. Но папа с мамой останавливают меня и прижимают к себе. Они говорят, что бабушки больше нет. Я вижу открытое окно. Значит, бабушка все-таки улетела. Мне становится очень обидно, что она не попрощалась. Но я рада, что ее крылья в порядке.

Полина Яковлева. Все бабушки умеют летать...

Серия сообщений "Бах Иоганн Себастьян":

Михаил Казиник: «Бах говорит с нами на величайшем всемирном языке – на языке Бога. Он рассказывает нам всю космогонию, всю историю цивилизации, всю историю жизни и смерти на земле. Он отвечает на вопросы, которые каждый человек задает себе на протяжении всей жизни. А мы этого даже не слышим.»

Часть 1 - Токката и фуга ре минор И.С. Баха... Ванесса Мэй
Часть 2 - И.С. Бах - Концерт для клавира с оркестром, ре минор
...
Часть 22 - Долгий путь к Себе... Наталья Конюхова / Трио-соната №3. Иоганн Себастьян Бах
Часть 23 - Странник. Тед Жан Но / Концерт для скрипки и струнных соль минор. Иоганн Себастьян Бах
Часть 24 - Все бабушки умеют летать... Ирина Зартайская / Сюита для лютни до минор. Иоганн Себастьян Бах
Часть 25 - Когда вы глубоко чувствительны, вы, естественно, не срываете цветов... Джидду Кришнамурти / Фантазия и фуга ля минор. Иоганн Себастьян Бах
Часть 26 - Твое сердце состоит из любви, а не из клапанов, мышц и артерий... Таико Варгис
Часть 27 - Рассказ-элегия Алиса. Инна Димитрова
Часть 28 - бегущие. Стеклянный Дым

Серия сообщений "Полина Яковлева":
Часть 1 - Все бабушки умеют летать... Ирина Зартайская / Сюита для лютни до минор. Иоганн Себастьян Бах

Художник Зверкова Марина. Тсссс, ща будет СУРПРИИИИЗ

Давным-давно, где-то далеко-далеко, в самом тайном уголке Вселенной обосновалось племя Волшебников. Они жили обособленно, потому что обладали удивительным даром – оживлять слова. Представьте себе, стоило Волшебнику произнести слово, как оно тотчас оживало. Естественно, волшебники были немногословны. Большая часть их жизни протекала в безмолвии.

Вы можете подумать, что так жить невероятно скучно. Однако у волшебников было множество безмолвных дел. Ведь для того, чтобы поддержать свой Дар, нужно было каждую секунду очищать свои мысли, созерцая красоту окружающего мира. Они любовались разноцветными бабочками, солнечными и лунными бликами на воде, игрой света в дождевых каплях…

В душах волшебников жила Любовь, поэтому произносимые ими слова дополняли окружающий мир новой жизнью и красотой.
Надо ли говорить, что Волшебники ни в чем не испытывали нужды. Если какая-то вещь приходила в негодность, они с помощью слова и чистой мысли обновляли ее.

Однако, как ни обособленно жили волшебники, слухи об их Даре оживлять слова разнеслись далеко. И немало путешественников отправилось искать их место обитания – многим хотелось приобрести способность оживлять слова. Ведь это так здорово: не нужно работать, сказал слово – и все готово! Кроме того, на этом можно сделать целое состояние в самых разных странах.

Волшебники встретили первых путешественников с миром. Сказала они: «Кресла!», и тут же усталые путники оказались в старинных удобных креслах.
Сказала они: «Яства!», и путешественники уже сидели за столом, накрытым с царской роскошью.

«Вот это да! – думали чужестранцы. – Если бы мы научились этому, как бы мы разбогатели!»

И обратились чужестранцы к волшебникам с такими речами:

- Мы пришли к вам из далеких бедных стран. Наш народ не такой сильный и красивый, как вы. Мы не можем строить такие красивые дома, создавать такие красивые вещь, а нам это так нужно. Научите нас оживлять слова – и жизнь в наших странах станет лучше.

Волшебники пробовали жестами объяснить путешественникам, что первое условие волшебства – чистые мысли, но люди не понимали их. Тогда Волшебники сказали: «Чистые мысли!», и множество искорок разлетелось вокруг. Куда они падали, на том месте распускались чудесные цветы.

И волшебники удалились, оставив изумленных чужестранцев наедине друг с другом.
- Вы видели? – восхищенно говорили одни.
- Да ерунда все это! Подумаешь – чистые мысли, это только для того, чтобы направить нас на ложный путь, - усмехались другие.
- Точно, - поддерживали их третьи, - они нас хотят отвлечь от поиска их волшебных книг с заклинаниями.

Шло время, чужеземцы обошли всю страну волшебников и удивительно: в одной из пещер нашлись мудрые книги. Когда-то ими пользовались первые волшебники, пока не открыли более простой рецепт волшебства. Тогда-то они и сложили книги в пещеру, замаскировав вход.

Находка окрылила чужестранцев. Они жадно впитывали древние знания. И постепенно у них стало получаться оживление слов.

Вот тут-то и начались неприятности. Ведь оживали не только красивые слова, но и грубые, некрасивые слова из прежней жизни. Не всегда новоявленным магам удавалось сдержать свои несовершенные чувства, и они оживали в безобразных существах.

Скоро цветущая страна волшебников стала приобретать совсем иной вид, ибо ее разрушали безобразные существа, порожденные грубыми словами и нечистыми мыслями чужеземцев.

Шло время, волшебники то ли ушли жить в другое место, то ли растворились среди иноземцев, которых постепенно становилось все больше и больше. И теперь уже именно они считали себя хозяевами этой страны. Правда, она уже не была такой красивой, да и люди постепенно потеряли способность оживлять слова и стали слишком многословными.

Однако красивые слова, порожденные красивыми мыслями, создают вокруг человека невидимое излучение. Его невозможно потрогать руками, но каждый ощущает его тепло.

Грубые слова и некрасивые мысли тоже создают вокруг человека невидимое кольцо. До него тоже нельзя дотронуться, но почему-то некоторые люди бояться испачкать руки и отходят от грубых и неискренних людей…

Вам это покажется странным, но грубые люди, предки которых жаждали овладеть даром волшебников, научились быть милыми, проявлять внешнюю заботу и даже ум. Они стали занимать видное положение среди людей, их даже уважали…

А немногие потомки волшебников, напротив, были не всегда устроены; как ни пытались они донести до людей крупицы знаний своих предков, им мало верили и часто не слышали…
И тогда поняли потомки волшебников, что сила их в чистоте помыслов и устремлений. И что теряется она от обид и ощущения несправедливости.

Озарение осветило души потомков волшебников чистой радостью их предков. Как только это произошло, ручейки блестящих мыслей от каждого волшебника слились в единый поток.

Он тек, стремительный и могучий, но невидимый для дурного глаза, очищая сердца людей и давая им прозрение.

Все встало на свои места. Талантливые одухотворенные люди стали занимать видное положение в обществе, а те, чье сердце было еще не раскрыто, заняли подобающее им место учеников…

И постепенно к людям стал возвращаться Дар оживлять слова…

Практикум по сказкотерапии. Татьяна Зинкевич-Евстигнеева 

Самое сложное на Земле -  это по-прежнему мыслить...  

Сказка про Курочку Рябу или притча о шансе

Жили были дед и баба..
И была у них курочка Ряба…

Все мамы рассказывают своим детям “сказку про Курочку-Рябу”. Но ведь “Курочка-Ряба”- не сказка, а ошибочно принятая за нее мудрая философская притча.
Если с этим не согласиться, то смысл “Курочки” как сказки выглядит, по крайне мере, нелепо.

И вправду: однажды в жизни свершилось чудо: курочка снесла не простое, а золотое яичко, т.е создала произведение искусства-слиток золота яйцеобразной формы, совершенной обработки (ну представьте себе, скажем, яйцо Фаберже!

А глупые дед и баба этого не поняли, не оценили и стали вести себя с золотым так, как всю жизнь вели себя с простыми: стали бить, чтобы использовать в кулинарных целях.

Затем следует эпизод с мышкой, которая, махнув хвостиком, сделала то, чего не удалось ни деду, ни бабе. Яичко упало и разбилось.
Нелепость ситуации только подчеркивает тот факт, что весь эпизод с мышкой - лишь тест, проверка деда и бабы на реакцию.
Разбилось, что будут делать теперь?
Плакать!!!!

Но почему “плачет дед и плачет баба”? Может быть, они поняли, что свершилась трагедия -погибло творение искусства?
Вовсе нет.

Плачут потому, что они остались без яичницы!!!

И вот тогда Курочка произнесет мораль притчи: ”Не плачь, дед; не плачь, баба! Я снесу вам новое яичко - не Золотое, а простое”.

То есть вы получите то, что ожидаете, то, что заслуживаете.

“Курочка Ряба”- это великая притча О ШАНСЕ.

О том, что жизнь предоставляет нам возможность иного пути, иного измерения,
но мы – зашорены,
зомбированы,
способны жить без чудес,
без глубинного зрения и слуха.

Не случайно именно маленькая девочка неполных семи лет, рано научившаяся читать и писать, сочинила письмо к Курочке Рябе.

Я не помню его дословно, но мысль письма такова:

“Дорогая Курочка Ряба!
Очень прощу тебя – снеси мне золотое яичко. Я не буду его бить, я поставлю его на мою полочку и буду всем-всем показывать. Все станут любоваться и говорить: ”Какая молодец Курочка Ряба, какое прекрасное яичко она снесла!”

Вот где – конгениальность восприятия!

Только у маленькой девочки художник оценен по достоинству.”

Автор: Михаил Казиник

Художник-иллюстратор: Ольга Встретинская

А ниже данная сказка-притча звучит из уст самого автора.

СКАЗКА О ЖАР-ПТИЦЕ

Давным-давно в некотором царстве, в тридесятом государстве жила-была Марьюшка, девица-сиротинушка. И была она нежна, скромна и тиха душою. Никто не умел вышивать лучше Марьюшки. Расшивала она шелками разноцветными и бисером — для одного рубашку, для другого полотенце, для третьего — красивый кушак. И всегда она была благодарна каждому, сколько бы он ни давал ей за ее работу.

Слава о мастерице разнеслась по всему свету, и узнали о девице купцы за синими морями. Из далеких и близких земель съезжались они, чтобы полюбоваться работой Марьюшки. Разглядывая вышивки, они дивились им как невиданному чуду. Один за другим уговаривали гости Марьюшку уехать вместе с ними, суля ей богатство и славу. Но она лишь опускала долу взор свой и отвечала скромно: «Не нужны мне никакие богатства земные, никогда не покину я родной своей сторонушки, а вот работу свою продам любому, кому она по нраву придется». Так ни с чем, опечаленным, приходилось разочарованным купцам разъезжаться по домам. Покидая землю, где жила Марьюшка, разносили они по всему миру славу об ее мастерстве.

И вот однажды прослышал о ней злой волшебник Кащей Бессмертный. Разгневался он, что до той поры не знал о ней ничего, и решил сам поглядеть на красу ту невиданную. И, перелетев через моря глубокие, горы высокие и леса дремучие, обернулся он добрым молодцем и вошел в избу, где жила Марьюшка. Постучал он в дверь заветную и, поклонившись, по обычаю, девице в пояс, попросил показать ему шитье чудное. Разложила Марьюшка рубашки расшитые, полотенца, платки и покрывала узорчатые — одно краше другого. «Бери, сударь мой, — молвила она, — все, что любо тебе. Коли нет денег, заплатишь потом, как накопятся. А коли не радует тебя работа моя, будь добр, посоветуй, что сделать надобно, я уж постараюсь исполнить все, что сумею». От слов ее добрых и красы той невиданной только пуще раздосадовался Кащей Бессмертный. Где это видано, чтобы простая деревенщина могла вышить вещи лучше тех, что были у него, у самого Кащея Бессмертного? И, призвав на помощь всю свою хитрость и коварство, молвил он ласково: «Поедем со мной, Марьюшка, я сделаю тебя царицею. Будешь ты жить во дворце яхонтовом, есть с тарелок золотых и спать на перинах пуховых. Будешь гулять ты по садам, где райские птицы поют свои песни сладкие и где яблоки зреют золотые». «Будет об этом, — отвечала Марьюшка, — не нужны мне ни богатства твои, ни чудеса диковинные. Нет ничего милее родных полей и лесов. Не покину я никогда край свой милый, где лежат во сырой земле матушка с батюшкой и где живут люди добрые, кому шитье мое в радость. Не стану я никогда трудиться для тебя лишь одного». Пуще прежнего разгневался Кащей в ответ на слова Марьюшки. Потемнело его чело, и прошипел он зловеще: «Ну, коль не хочешь покидать свое родное гнездо, быть тебе теперь навсегда птицей, а не красной девицей».

И в мгновение ока там, где только что стояла Марьюшка, захлопала крыльями Жар-птица. А Кащей обратился в огромного черного коршуна и, взмыв в поднебесье, камнем упал на беззащитную Жар-птицу, схватил ее своими железными когтями и унес высоко за облака. Как только Марьюшка ощутила на себе цепкие когти злодея и поняла, что не видать ей больше родной сторонушки, решила она оставить память о себе на земле русской. Она сбросила свое прекрасное оперение, и перья одно за другим плавно закружились, падая на луга и теряясь в лесной чаще.

Озорной ветер накрыл перья травой и листьями, но ничто не могло отнять у них их яркого радужного сияния. Вместе со своим опереньем Марьюшка теряла и силы. Но хотя сама Жар-птица погибла в черных когтях Коршуна, ее перья, упав на землю, продолжали жить.

Они были не простыми, а волшебными — только тот, кто любил красоту и хотел дарить ее людям, мог найти такое перо и любоваться им.

http://subscribe.ru/group/slavyano-arijskaya-kultura/5836982/

Художник-иллюстратор Анастасия Ополева. Жар-Птица

Невидимая свобода

Синичка запрыгнула на самую верхнюю ветку любимой березы. Ветка закачалась, а Синичка радостно чирикнула. Ей хотелось петь. Несмотря на осень, несмотря на то, что почти все деревья облетели, а солнце, хоть и светило ярко, совсем не грело. Синичка только что прилетела с полей. Она так наелась, что до любимой березы скорее не долетела, а еле доползла, но о птичках так не говорят.

Синичка довольно покачалась на тонкой ветке любимой березы и даже немного попела, как умела. Желтогрудая птичка оживленно крутила головкой, надеясь увидеть что-то интересное. Ведь нет ничего лучше, чем на сытый желудок посмотреть что-нибудь интересное! Поэтому высокая береза и была любимым деревом Синички — с верхушки всегда видно очень далеко!

Вокруг тихонько шелестел осенний лес, теряя последние листья. Гулял ветерок, то прячась, а то неожиданно выскакивая из-под деревьев. Вот показался пушистый хвостик Белочки, но тут же исчез, так что Синичка не успела окликнуть подружку. Да и не стоило сейчас разговаривать с Белочкой. Она готовилась к зиме, и было бы нехорошо отвлекать ее праздной болтовней. Да к тому же в последнее время Белочка здорово изменилась. Летом она познакомилась с деловитым и очень практичным Ежиком и теперь уже не скакала просто так, а запасала орешки и грибы.

Синичка чирикнула и прищурилась на небо. Там тоже не было ничего интересного, поэтому Синичка решила вздремнуть. Это было вторым самым лучшим занятием после сытного обеда. Синичка как следует уцепилась лапками, нахохлилась и, раскачиваясь на ветке, задремала...

Когда она вновь открыла глаза, то первым делом посмотрела вокруг, надеясь, что за время ее сна в лесу все-таки появится что-нибудь достойное внимания. И тут же встрепенулась, потому что и правда — появилось!

Полезное свидание

Ежику нравилась Белочка. Когда Ежик выглядывал из норки по своим важным делам, то видел, как она беззаботно скачет по веткам высокой сосны. Белочка жила как раз на сосне, под которой Ежик построил домик.

«Как она здорово скачет, какая она веселая и какой у нее пушистый хвостик!» — думал Ежик, следя за Белочкой глазами. Он давно хотел с ней познакомиться, но, во-первых, не было времени, ведь надо было заниматься очень важными делами, а во-вторых, Ежик стеснялся.

Но вот он наконец решился. Оставив важные дела и домашние заботы на целый день, Ежик вылез из норки-домика, посмотрел вверх и крикнул беззаботно сидевшей Белочке.

— Привет, чем занимаешься?

— Ничем! — весело откликнулась Белочка.

— Как это так, «ничем»! — возмутился Ежик. — Разве так можно! Надо обязательно чем-то заниматься!

— А я уже занимаюсь! — возразила Белочка.

— Чем это? — с подозрением спросил Ежик.

— Разговариваю с тобой! — Белочка спустилась на несколько веточек вниз.

— Хм! Это не дело. Дело — это когда ты делаешь что-то полезное!

— Да? — Белочка задумалась. — И что мне делать?

— Давай, погуляем вместе... — вдруг сказал Ежик и даже чихнул от такой смелости.

— Давай, — легко согласилась Белочка. — А это полезное дело?

— Нет, — нехотя признался Ежик. — Бесполезное. Но я отложил все важные дела и готов потратить впустую целый день, чтобы познакомиться с тобой. Ты мне очень нравишься.

— Ты мне тоже! — обрадовалась Белочка. — А что за важные дела?

— Собирать ягоды и грибы, готовиться к зиме... — стал перечислять Ежик. — Много разных вещей, но я подумал, что один день можно выделить для Белочки, которая мне нравится. И серьезные дела от этого не сильно пострадают... Так ты погуляешь со мной?

— Ты приглашаешь меня на свидание? — уточнила Белочка.

— Да, — важно сказал Ежик.

— Хорошо! — согласилась Белочка и спрыгнула на землю. — А куда мы пойдем?

— Куда хочешь! — великодушно предложил Ежик.

— Я хочу на полянку, где поют соловьи...

— Зачем?

— Послушать, как поют соловьи...

— И какой в этом смысл? — возразил Ежик. — Может, лучше пойдем на полянку, где есть земляника? Ты любишь землянику?..

— Люблю, но ведь мы на свидании, и надо слушать соловьев! — ответила Белочка.

— Ладно, пойдем, посмотрим твою полянку-где-поют-соловьи! — с неудовольствием согласился Ежик.

Они пошли вместе по лесной тропинке и скоро вышли на чудесную светлую полянку.

— Что же ты меня обманываешь? — удивился Ежик. — Ведь это всем известная полянка-на-которой-растет-земляника, а совсем не твоя бесполезная полянка-на-которой-поют-соловьи!

И ежик стал радостно собирать крупную землянику.

— Но и соловьи здесь тоже поют... — ответила Белочка и прислушалась. — Только сейчас они почему-то молчат...

— Ты просто перепутала полянки, — сказал Ежик, уминая землянику, чтобы накопить побольше жира к зиме.

— Тогда пойдем к ручью, посмотрим радугу! — снова воодушевилась Белочка.

— Ладно, пойдем, — нехотя согласился Ежик, отрываясь от вкусных ягод. — А что такое радуга?

— Это цветные узоры прямо в воздухе! — ответила Белочка

— Да? — равнодушно поинтересовался Ежик, облизываясь. — И зачем они? Эти твои узоры в небе?

— Они красивые и мы будем на них любоваться! — объяснила Белочка.

— Хм? — Ежик хотел сказать, что это глупо. Но только посопел и без энтузиазма пробурчал: — Ладно, пойдем, посмотрим на твои узоры!

Они долго пробирались по запутанной тропинке, пока не вышли к ручью.

— Как здорово! — снова удивился Ежик. — Это совсем не твой дурацкий ручей-с-радугой! А ручей-с-камышами! Я их собираю и делаю мягкую подстилку в своем домике!

Ежик быстро сломал несколько камышей, а потом отгрыз мягкие верхушки.

— Обычно здесь бывает очень красивая радуга, — задумчиво сказала Белочка. — Но сегодня с ней что-то случилось...

— Да? — равнодушно откликнулся Ежик, закрепляя на иголках пушистые камыши.

Белочка вздохнула и задумалась.

— Уже темнеет! Не пора ли нам домой? — спросил Ежик, управившись с работой.

— Наверное, — согласилась Белочка. — Только давай еще сходим на вершину холма, чтобы посмотреть, как восходит луна...

На этот раз Ежик даже не спрашивал «Зачем?». Он почти привык к бесполезным желаниям Белочки. Он тяжело и протяжно вздохнул, а потом обреченно согласился:

— Ну давай, сходим, посмотрим на твой холм-с-которого-видно-восход...

Они заспешили в сторону высокого холма. И когда подошли к нему совсем близко, Ежик вдруг радостно воскликнул:

— Похоже, ты опять ошиблась! Это вовсе не бесполезный холм-с-которого-виден-восход, а холм-на-котором-много-грибов!

— Нет, раньше это был холм, на котором я смотрела восход луны... — прошептала Белочка, а потом остановилась и сказала Ежику: — А можно, я пойду на него одна?

— Почему это? — возмутился Ежик.

— Соловьи, радуга... Это не так важно, — грустно сказала Белочка. — Но я не могу допустить, чтобы не взошла луна...

© Максим Мейстер, 2 августа 2004, Пермь

 Художник Виктория Кирдий. Кабальеро

Мальчик-Звёздочка

Даша Желнова

Жил-был мальчик. Он всё время что-то придумывал. То разноцветные самовдевающиеся шнурки. То тапочки, светящиеся в темноте – чтоб найти ночью легче. То будильник, который будит не звоном, а ароматом свежих булочек. То ещё что…

А ещё он придумывал голоса вещам. Овощам и машинкам. Картинам и дверным ручкам. И рисовал улыбки. На всём. Сначала его ругали, потом перестали.

А потом он исчез. И начал всем сниться. Не как Оле Лукойе, а по-другому. Он приходил к детям во сне и спрашивал, какую просьбу передать взрослым. Потом приходил к этим взрослым и показывал им картинки. Взрослые улыбались – и понимали. Хорошие просьбы взрослых он тоже передавал. Как мультики. И дарил каждому ребёнку по маленькой серебряной звёздочке, в знак уговора. Его так и называли «Звёздочка».

Фотограф Oxana Zuboff. Gute-Nacht-Geschichte

Но однажды он вдруг перестал приходить к людям. Пропал на несколько дней. И все почувствовали, как им не хватает Звёздочки. И он вернулся. А на вопросы загадочно ответил: «Я ходил на Ту Сторону Реки. Там мой дом. Раз в несколько сотен лет возвращаясь туда, я встречаюсь с такими же мальчиками и девочками, как я. Мы играем, рассказываем друг другу истории, показываем, чему научились. И я понимаю, как мало я ещё умею. И меня начинает тянуть обратно, к вам». – «Ты эльф?» - спросила маленькая девочка. Мальчик улыбнулся, покачал головой, и вокруг него появились танцующие радужные пузыри. «Нет, нет! Я такой же, как вы. Просто знаю дорогу на Ту Сторону Реки. И поэтому ничего не боюсь».

Он покачал головой – и с волос посыпались серебряные звёздочки. Дети ловили их в ладошки и весело смеялись.

Отец мальчика глядел на них – и тоже смеялся. Из его смеха рождались новые большие звёзды…

© Copyright: Даша Желнова, 2009
Свидетельство о публикации №1904133193