— Я не могу есть мясо. Оно ходило, любило, смотрело... Может быть, я психопатка? Нет, я себя считаю нормальной психопаткой. Но не могу есть мяса. Мясо я держу для людей.

* * *
Из записок актрисы:

Все ушли… Рядом бродяга, псина, безумно её полюбила. Думаю, что собаки острее чувствуют, потому что не умеют говорить. Заразила я ее бессонницей и моей звериной тоской. Когда ухожу, она плачет. Беру ее с собой в театр, а потом рвусь к ней. Мне еще никто так не радовался.

*
Мне видится детство все чаще и чаще. Разные события всплывают из недр памяти и волнуют до сердцебиения.
Я вижу двор, узкий и длинный, мощенный булыжником. Во дворе сидит на цепи лохматая собака с густой свалявшейся шерстью, в которой застрял мусор и даже гвозди, – по прозвищу Букет. Букет всегда плачет и гремит цепью. Я люблю его. Я обнимаю его за голову, вижу его добрые, умные глаза, прижимаюсь лицом к морде, шепчу слова любви. От Букета плохо пахнет, но мне это не мешает.

*
Несчастной я стала в 6 лет. Гувернантка повела в приезжий «Зверинец». В маленькой комнате в клетке сидела худая лисица с человечьими глазами, рядом на столе стояло корыто, в нем плавали два крошечных дельфина, вошли пьяные шумные оборванцы и стали тыкать палкой в дельфиний глаз, из которого брызнула кровь...

Сейчас мне 76 лет. Все 70 лет я этим мучаюсь.

*

В природе больше всего люблю собак и деревья. На цветы смотреть тяжело теперь.
Больница, 77 г., осень. Лес осенью — чудо! Смотрю в окно, как деревья умирают стоя. Кричит ворон с отчаяньем, жаль его, наверное голодный.

*
Сейчас долго смотрела фото — глаза собаки человечны удивительно. Люблю их, умны они и добры, но люди делают их злыми.

*
Кто-то подбросил собаку к дому, где я существую, собака обезумела от страха перед незнакомым ей местом, ходит взад-вперед, останавливается, долго стоит, смотрит, всматривается, не узнает, и опять ходит, и опять долго стоит, смотрит. Ни разу не присела, и так уже 10 дней. Где она ночует, где спит и почему не умирает с голоду? Кто бы знал, как мы обе несчастны.

*
Мучительная нежность к животным, жалость к ним, мучаюсь по ночам, к людям этого уже не осталось. Старух, стариков только и жалко никому не нужных.
У планеты климакс — весны не было, весной была осень, сейчас июнь — холодно, дождь, дождь.

Меня забавляет волнение людей по пустякам, сама была такой же дурой. Теперь перед финишем понимаю ясно, что всё пустое. Нужна только доброта, сострадание.

...Сижу в Москве, лето, не могу бросить псину.
Одиноко. Смертная тоска.
Читаю Даррелла, у меня его душа, а ум курицы. Даррелл — писатель изумительный, а его любовь к зверью делает его самым мне близким сегодня в злом мире.

*
Масик маленький, родной,
Он приполз ко мне домой,
Он со мной и день и ночь,
Потому что он мне дочь!

Посвящение Масику, бросившему, изменившему мне ради Брониславы Захаровой.

*
И вот разуверившись в добрых волшебниках,
Последнюю кость закопав под кустами,
Собаки, которые без ошейников,
Уходят в леса, собираются в стаи...
Ты знаешь, у них уже волчьи заботы!
Ты слышишь:
Грохочет ружейное полымя!
Сегодня мне снова приснятся заборы,
И лязги цепные под теми заборами.
Потому-то и убежала раньше срока из санатория, где голодные, несчастные псы под деревьями. Больную щеночку выбросили в лес, где ей предстояло умереть с голоду.
Старая я. «Все мы немножко лошади». Лошадки.

*
Принесли собаку, старую, с перебитыми ногами. Лечили ее добрые собачьи врачи.
Собака гораздо добрее человека и благороднее. Теперь она моя большая и, может быть, единственная радость. Она сторожит меня, никого не пускает в дом. Дай ей Бог здоровья!

*
Увидела на балконе воробья — клевал печенье. Стало нравиться жить на свете. Глупо это...

 

 

 

*
...Мой подкидыш в горе. Ушла нянька, которая была подле него два года (даже больше). Наблюдаю псину мою... А она смертно тоскует по няньке. В глазах отчаянье, ко мне не подходит. Ходит по квартире, ищет няньку. Заглядывает во все углы, ищет. Упросила няньку зайти повидаться с псиной. Увидел ее — упал, долго лежал не двигаясь. У людей это обморок. У собаки — больше, чем обычный обморок.
Я боюсь за него, это самое у меня дорогое — псина моя, Человечная.

*
Если бы на всей планете страдал хоть один человек, одно животное, — и тогда я была бы несчастной, как и теперь.

*
Зима нудная, долгая, конец февраля, а белый снег, как мой саван. Ненавижу зиму. Зима — сезон для молодых: коньки, лыжи. В старости зима — Божья кара. На улицу не выхожу, боюсь упасть. И зачем все это пишу? Рядом уже никого нет. Смерти побаиваюсь, а больше страха смерти; страх за маську, моего подкидыша. С ним что будет?
...Не наблюдаю в моей дворняге тупости, которой угнетают меня друзья-неандертальцы.
А где взять других?
Стало холодно, конец декабря.

 Elena Kuzmina