Петр Мамонов

Умер гений, потрясающий актер, русский православный человек Петр Мамонов.

Его преображение в жизни и творчестве стало откровением для многих. Когда мы в середине 1980-х смотрели в передаче «Музыкальный ринг» ужасающие гримасы и ужимки рок-группы «Звуки Му» и ее солиста Мамонова, и казалось, что он сейчас сам себя изблюет, настолько был именно что безобразен, – невозможно было предположить, что спустя годы мы со вниманием станем слушать мудрые размышления этого удивительного человека, который начнет вести интенсивную духовную жизнь.

«Только бы успеть! Только бы успеть приготовиться!» – восклицал он в ожидании Суда.

Он много лет был иконой русского рока, проходя, как мы теперь понимаем, апофатический путь: кривляния (дьявол – обезьяна Бога!), алкоголь, наркотики, разгул. Потому потрясением для всех стало глубокое погружение Мамонова в христианство, Православие.

Помню, как на одном из киевских телеканалов в ноябре 2004 г. с пафосом анонсировали беседу с Мамоновым, и телеведущая с придыханием задала гостю студии вопрос: «Как вам наша оранжевая революция?» Ожидая от культовой фигуры андеграунда восторга, она чуть не впала в столбняк, когда услышала: «Г…о ваша революция!» А что же тогда имеет ценность, спросила девушка, придя в себя. И услышала лаконичный ответ: «Православие».

В фильмах Павла Лунгина он потряс зрителей – в «Такси-блюз», «Царь», а особенно, конечно, в «Острове».

Картина «Такси-блюз» (1990) с Мамоновым в главной роли некоторым и до сих пор кажется – «Ну, вот уж если есть в явной форме антирусский фильм, то это именно он». Другие полагают, что это кино – антисоветское, в жанре «перестроечная чернуха», тогда такого много было. Третьи видят в сюжете просто извечный конфликт художника с чернью, о котором и Пушкин писал. Мамонов сыграл саксофониста Алексея Селиверстова очень ярко, но в своей первой, еще «доправославной» жизни.

В «Царе» (2009) по признанию артиста, он играл циклично непоследовательного грешного человека, наделенного огромной властью, а не собственно Иоанна Грозного.

Мамонов сложно и противоречиво искал себя и свой путь к Богу и, в общем, нашел его. От «звуков му» – к словам о вечном, о Боге. В 45 лет, по его же признанию, понял, что оказался во мраке безысходности, и в течение 20 лет изживал в себе алкогольную зависимость, боролся с бесами.

Поражали не только его дарования, несомненные и разнообразные, но и то, как он бился за свою душу.

«Для меня Господь – это постоянная радость Его присутствия. Я хочу жить так, мне так очень хорошо – крепко, плотно, сильно… А если я в грехе, то сразу чувствую – я один, этот день прожит мимо. Схема очень проста: с Богом – жизнь, без Бога – смерть».

И так еще говорил:

«Я ложился в ‟Острове” в гроб. Строгая вещь. Четыре стеночки и крышка – ни Евангелия, ни икон, ничего нет. С чем ляжем? Что я собрал? Записывать умею, водить машину умею, тем-то пользоваться умею. Прощать не умею, не раздражаться не умею, отдавать, чтобы не было жалко, не умею. Все, что в вечности пригодится, все, что потрогать нельзя – не умею. А я научился за эту жизнь тысяче ненужных там вещей.

«Я научился за эту жизнь тысяче ненужных там вещей»

Что же делать? Отлипать потихоньку. Как липучку от раны, потихоньку отрывать. Господь дал дом огромный. Хожу я там, нравится мне – у меня и спальня, и кабинет, и все это придется оставлять. Жалко! Виниловых пластинок 4000 штук избранных коллекция – жалко! А потом смотрю – не так уж и жалко, со временем. С радостью вижу в себе начатки отлипаний. Вот на что стоит тратить жизнь – на подготовку к вечности».

Доверительность и всеобщность интонации говорящего Мамонова таковы, что понимаем: мы потеряли близкого человека.

Ролью старца Анатолия в картине «Остров» (2006 г., по сценарию Дмитрия Соболева) Мамонов многих привел к Богу. Можно только руками всплескивать и удивляться, вослед Патриарху Алексию II, который воскликнул в беседе с Павлом Лунгиным: «Как же вам удалось это снять!»

Мамонов в «Острове» не играл, а жил и молился. Он умирал в фильме не только по сценарию, он умирал как кающийся грешник. Люди смотрели и оплакивали свои грехи, видя силу покаяния и радость общения с Господом. Было до боли внятно: эта душа вопиет, Петр Мамонов просил у Господа прощения грехов и за героя сюжета, и за себя одновременно. И за нас, за нас, за нас!

​

Нельзя не согласиться с мыслью, что отец Анатолий, по сценарию, получил от Бога дары прозорливости и чудотворения, а Петр Мамонов получил дар убеждения, дар настоящей проповеди. Лунгин случайно или сознательно выбрал на роль не идеального актера, а именно искренне верующего и кающегося человека. Это не просто режиссерское попадание в цель, это был Промысл Божий.

Лунгин случайно или сознательно выбрал на роль искренне верующего и кающегося человека

Петр Мамонов научал нас простым словом. Понятным каждому. Отрезки его собственной жизни – вот его притчи. Высказывался так, что насквозь пробивал наши толстокожесть и окаменелость. Да, это фактически были богословие и проповедь, причем своей искренностью Мамонов расположил к себе и вере многие тысячи душ. Дай Бог нам внять многому, о чем он говорил!

Интересно, с каким трепетом и ученическим восхищением-обожанием смотрели на Петра Николаевича телеведущие – Дарья Спиридонова в «Белой студии» и Ксения Собчак в «Док-Ток». Причем разговор с последней, посвященный 70-летию артиста, пришел к гармонии не сразу, и отрадно было видеть, как собеседник своей проповедью смирил несмиренную, и передача завершилась благостно.

Его внутреннее взрастание нашло отражение в замечательной книге миниатюр и афоризмов с показательным, «детским» названием «Закорючки». Только он, наверное, и мог найти такое точное название и написать такую книгу. Вышло несколько томиков «закорючек».

«Это и не дневниковые записи, и не полноценные стихи в прозе, и не выдержки из записной книжки – это действительно закорючки, которые написаны, нарисованы рукой не вполне еще послушной, не умеющей чертить привычные линии, но воспроизводящей внутренний мир человека, воспринимающего мир по-детски, а значит – по-христиански».

Некоторые заметки выдают в Мамонове поэта:

«Небо. Я смотрю в окно. Передо мной куча желтых листьев, нападавших с вишни. Каким-то образом в них отражается весь небосвод».

Или поэта-философа:

«Ива у реки большая, сгорбленная и старая. Узловатый, весь в жилах и черных дуплах ствол. Ствол окружен сетчатым ореолом веток, веточек и совсем крошечных прутиков и листков. Похоже на жизнь, полную суетливых, не всегда нужных движений. Иногда: очень важное – крупная ветка и хорошие, сочные листья. Все присоединено и соединяется смертью. Это ствол. Он уже умер, выкормил зеленую жизнь. Нижняя часть растет в землю. Я не вижу корней, но знаю о них; они напитаны соком и никогда не перестанут, потому что питает их Бог. Смотрю на иву и уже меньше боюсь смерти; не так сильно начинаю ценить жизнь. Как ива всем своим деревом глядит в плавно и быстро текущую реку, так и меня все больше интересуют бесконечность и небеса».

Боровшийся с собственной гневливостью Мамонов писал:

«Однажды все мне было не так. Приезжаю домой, а там новый кот лохматый, жена пустила. Вот, думаю, бестолочь, – своих 9 человек, а она еще тащит. Кот прыг на стол. Это уж слишком! Хлоп его. Сразу жалко стало. Нагнулся погладить, – кожа да кости, наверное, дачники выкинули, изголодался. Чуть не заплакал.

Авва Аммон сказал: я препроводил 14 лет в скиту, моля Бога денно-нощно, чтобы Он даровал мне победить гнев».

Почитаем Петра Мамонова внимательней.

***

«Я все умею – пилить, строгать, колоть. Мужик должен все это делать, а не гири тягать в фитнес-клубе. Ой, жалуются некоторые, работы нет. Научись плитку класть – будешь на ‟Мерседесе” ездить. Я у себя на участке город целый выстроил, баню, сарай. А если на диване лежать и дыню наедать – плохо закончишь. Алкоголем, наркотиками. К сожалению, сейчас много таких мужиков...».

***

«Когда ко мне приезжают, говорят: ‟Далеко вы забрались”. А я спрашиваю: ‟Далеко от чего?” И человек замолкает. Из-за того, что я в деревне живу, у меня каждый день – другой. Каждый день – другое небо. Утром встал – и завертелось, а вечером смотришь и видишь: и такие облачка, и этакие Господь подпустил. Ни фига себе!»

***

«Стоишь и как безумный смотришь на эти звезды, и думаешь: ‟Боже мой, вот завтра умру, и что я скажу Ему?” Как в молитве говорится: если тень твоя так прекрасна, каков же ты сам? Я однажды вошел в дом, думал, сейчас компьютер включу, а электричества не было.

И я оказался в полной темноте. Лягте как-нибудь в темноте, отключите все ‟пикалки” и задайте себе такой вопрос: кто вы и как вы живете? Я вообще нормальный парень или так себе?»

***

«Тропа у людей одна: мы все уйдем из жизни. Вчера я, двадцатилетний, бегал по улице Горького – и вот уже завтра умирать. Без аллегорий. Страшно ли мне? Страшно. Дело ведь небывалое. Но интересно очень! Там же Господь, Вечность. Не готов».

***

«Пушкин нам ответил: ‟Я с отвращением листаю жизнь свою, но строк позорных не смываю”. Мой ответ такой же, как у него. Сидим мы как-то с Ванечкой Охлобыстиным на съемках фильма ‟Царь”, гримируемся и разговариваем о том, кто что читал и слышал о вечной жизни. Гример говорит: ‟Ой, какие вы смешные!” Я ему: ‟А когда предстанем перед Творцом, вообще обхохочешься”.. Ведь с нашими совестями такими-сякими, с нашей жизнью такой-сякой надо будет глядеть в глаза Богу, который за нас отдал жизнь Свою на кресте...».

***

«Не надо обольщаться, что после смерти от нас один прах останется. Все крупные ученые – верующие. Все мои знакомые врачи, которые имеют дело с жизнью и смертью, – веруют.

О клинической смерти оставлены тысячи свидетельств, доказывающих, что конца нет. Эйнштейн в существовании Бога не сомневался, и Пушкин, и Ломоносов, и Менделеев. А какая-нибудь Леночка семнадцати лет заявляет: ‟Что-то я сомневаюсь, что ваш Бог есть...”. А ты почитай сначала, изучи вопрос, тогда и скажешь. Это как в метро вошел, увидел схему – кольцо какое- то, разноцветные точки. Махнул рукой: ‟А, фигня, поеду сам”. Так и будешь по Кольцевой всю жизнь ездить. Богу не важны наши поступки, ему нужен мотив: зачем мы это делаем, зачем мы живем».

***

«Смерть грешника люта. В том ужасном состоянии, в каком погибнешь, и застынешь, дружок, в вечности таким и будешь. Там изменения нет, потому что нет воли, нет тела. Тело и есть наша воля к изменению».

***

«На съемках ‟Острова” я должен был ложиться в гроб. Три раза из него выскакивал – не выдерживал. Строгая вещь – гроб: лежишь, стеночки узенькие – и ничего больше нет. Даже Евангелия, чтобы почитать. Что собрал в душе, с тем и лежишь. В вечность мы возьмем то, что потрогать нельзя, – то, что уступили, простили, отдали. Блаженнее же отдавать, чем брать».

«В вечность мы возьмем то, что потрогать нельзя, – то, что уступили, простили, отдали»

***

«Ты хочешь ‟Феррари”? Стяжи Духа Святаго – и увидишь, что уже не хочешь ‟Феррари”. Потому что за одно мгновение жизни в Духе, по слову Серафима Саровского, любой человек согласился бы, чтоб его тысячу лет грызли черви. Я больше верю святому Серафиму, чем механизаторам из Италии».

***

«Божий мир. Есть такое выражение. Что же оно значит? Для меня – это мир Бога. Все, что отражает величие и красоту Его. Иногда это моя душа, иногда автомобиль, иногда – деревья или трава. Или когда в сентябре, ясным утром, солнце и луна видны вместе по обе стороны неба. Тогда можно сказать, что Бог всюду? Кроме тех мест, откуда мы его прогнали. Так страшно становится, когда, например, уродливый дом или матом ругаются».

***

«Иногда целый день бегаешь, хлопочешь, по телефону разговариваешь – а ничего не сделал. А бывает, помолился коротко, но постарался от всей души с Богом пообщаться, сильно-сильно. Остальное время пролежал у речки, все на воду смотрел, и понимаешь неожиданно: а ведь сегодня не зря прожил, потрудился».

***

«…Чем сильнее тебе выпало страдание, тем, значит, сильнее твоя душа, потому что Бог хочет всем спастись и попускает по силам. Так что учусь терпеть с радостью – недалеко Царство, и вечность ждет. Вечность, а не 30–40 лет. Пшик!!!»

***

«Грех. Не помню, когда и где видел, но до сих пор стоит перед глазами: мужчина из ревности или еще по какой дурацкой причине схватил нож, вонзил в грудь любимой и тут же вытащил обратно. Как бы: «Ой, нет-нет. Извини. Я не хотел». – И поразило, что хотел – не хотел, а все, поздно.

Так и грех, даже мелкий, оставляет на моей душе неизгладимый шрам. Вроде все хорошо: не пьешь, не куришь, а все равно – утром встал, и тоска. За что? Да потому, что живого места нет. Ничего почти не оставил себе, чем жить, чем любить. Одни шрамы. И становится очень страшно и как-то досадно; своей рукой все сделал».

***

«Как жив остался, известно только Богу. Это Он зачем-то спас; и веру Он дал; и теперь на меня такого надеется. У Него других нету. Блудница, мытарь и разбойник.

У Него других нету. Блудница, мытарь и разбойник

Один умный человек сказал, что грех – это то, что отделяет нас от Бога. Когда успеваю задуматься: а меня вот это сейчас отделяет? Тогда получается, если попросишь.

И потом: всегда страдает невинный. Из-за меня. Из-за того, что я сделал или не сделал. Из-за того, что в моем сердце: злоба или любовь».

***

Так хочется начать жить без страха. Это и есть – взять крест. Принять все, что случается: хорошее и плохое.

***

И такие простые умудренные четверостишья мы находим среди мамоновских «закорючек»:

Славу Господу Богу!
Я смотрю на дорогу.
Там всего понемногу.
Слава Господу Богу!

Перед своей кончиной артист, находясь в тяжелом состоянии в больнице, пригласил священника, успел собороваться и причаститься.

«Когда буду умирать, мне не надо дубовых гробов и цветов. Молитесь, ребята, за меня, потому что я прожил очень всякую жизнь!».

Молимся. Помяни, Господи, в вере и надежде живота вечнаго преставившегося раба Твоего Петра и прости ему все согрешения вольные и невольные, и даруй ему Царствие Небесное!

С рождением тебя в Жизнь вечную, дорогой Петр Николаевич!