Долгое время одежды, в котороую бы специально одевали детей, вообще не существовало. В Средние века одевали с одинаковым безразличием все возрастные категории. Единственное, что требовалось подчеркнуть — это место, занимаемое в социальной иерархии.

 Полное безразличие — если, конечно, речь не шла о ребенке Девы Марии,— вплоть до XIII века к чертам, свойственным детству, проявляется не только в изобразительном искусстве: костюм тех времен в полной мере доказывает, насколько в реальной жизни не придавалось значения отличиям детства от взрослого состояния. Как только ребенок вырастал из пеленок (то есть его переставали заворачивать в кусок ткани), его одевали как женщину или мужчину его сословия.

Диего Веласкес - Портрет принца Балтазара Карлоса в охотничьей одежде.

Однако в XVII веке, по меньшей мере, ребенок из высшей среды — дворянской или богатых буржуа — уже не одевается, как взрослый. Основное отличие: он отныне одет в соответствии со своим возрастом, что выделяет его. Деталь, уже в начале XVII века заметная с первого взгляда на картинах, изображающих детей.

Взглянем на чудесное полотно Филиппа де Шампеня из музея Реймса. Восемь детей из семьи Абер; самому старшему десять лет, самому младшему — восемь месяцев. Эта картина очень ценна для нас тем, что художник старательно вписал точный возраст каждого, включая количество месяцев. Старший, десяти лет, одет как маленький мужчина — он закутан в плащ, и внешне он уже принадлежит миру взрослых. Правда, только внешне. На самом деле он посещает коллеж — учеба в коллеже, таким образом, удлиняет период детства, но пройдет совсем немного времени, и он присоединится к другим мужчинам, чей костюм он уже носит теперь и чьи дела он разделит в военных лагерях, в торговле или в другой деятельности. Но двум близнецам, трогательно держащимся за руки, обнявшимся за плечи, по четыре года девять месяцев; они одеты уже не как взрослые — в длинное платье, которое отличает от женского открытый перед и застежки то в виде пуговиц, то в виде булавок: оно напоминает сутану священнослужителя. Точно такое же платье обнаруживаем в «Tabula Cebetis» при изображении человеческой жизни. Самый ранний возраст едва отделен от небытия — голое тельце. Два последующих возраста определены пеленками. Третий соответствует примерно двум годам — ребенок только встал на ноги, но на нем уже платье, и мы знаем, что это мальчик. Четвертый — верхом на деревянной лошадке, в том же самом длинном платье с пуговицами в средней части, что и близнецы Абер Филиппа де Шампеня, оно застегивается спереди и напоминает сутану.

Людовик XIV в возрасте восьми лет - Simon Vouet

Это же платье можно видеть на Людовике XIII, на многочисленных детских портретах французских, английских и голландских мастеров, и даже в начале XVIII века, например на молодом Бетизи, написанном Беллем около 1710 года. На его картине платье для мальчиков уже не застегивается спереди, но все же отличается от платья для девочек и лишено вставок и аксессуаров. Оно чаще бывает простым, как детское платье мальчика на деревянной лошадке с гравюры Мериана. Однако оно может быть шикарным и заканчиваться шлейфом, как платье герцога Анжуйского на гравюре Арну.

        Платье, похожее на сутану, не было первой после пеленок детской одеждой. Вернемся к портрету детей Абер Филиппа де Шампеня. Двадцатитрехмесячный Франсуа и самый младший восьмимесячный ребенок одеты в точности, как их сестра, то есть как маленькие женщины: юбка, платье и фартук. Вот одежда самых младших мальчиков: в XVI веке стало привычным их одевать, как девочек, которые, впрочем, носили костюм взрослых женщин. Женщины все еще не разделяются на детей и взрослых. Эразм в «Христианском браке» дает описание такого костюма. У его издателя в 1714 году не возникло проблем с переводом, так  как речь шла о вещах, свойственных и его эпохе: «Им (детям) прибавили к тому рубашку, очень теплые чулки, огромную нижнюю юбку и верхнюю одежду, покрывающую плечи и бедра большим количеством материи и складок, после им сказали, что выглядят они замечательно». Эразм протестует против этой новой моды, он выступает за большую свободу для молодого тела; его мнение не стало мнением большинства, и нужно было ждать конца XVIII века, чтобы детский костюм стал легче, проще и удобнее. На рисунке Рубенса опять видим детский костюм наподобие того, что описал Эразм: платье на пуговицах, из-под которого выглядывает юбка. Ребенок начал ходить, и его поддерживают за лямки-помочи. 

В дневнике Эроара, описывающем день за днем детство Людовика XIII, читаем (страница датирована 28 июня 1602 года, Людовику девять месяцев): «Ему к платью приделали помочи, чтобы начать учить ходить». Людовик XIII не любил когда его сестра носила похожее платье: «Пришла Мадам, одетая в точно такое же платье, и он прогоняет ее из ревности». Пока мальчики носили женское платье, про них говорили «мальчики в слюнявчиках». Это продолжалось до четырех-пяти лет. Жан Ру (род. в 1638 году) рассказывает в своих мемуарах, что его очень рано отправили в коллеж. Он пошел туда в сопровождении служанки: «Тогда я был еще в слюнявчике, то есть у меня не было еще этого длинного платья с воротником, которое позже меняют на одежду со штанами, я был единственным, одетым в такой манере (то есть как девочка), и это было нечто вроде нового явления в местечке, где ничего подобного раньше не видели». Воротник на платье был мужским воротником. Манера одеваться определяла для каждого возраста свой костюм: слюнявчик и платье девочки, затем длинное платье с воротником, называвшееся еще жакетом. В правилах приходской школы 1654 года сказано, что по воскресеньям ведут детей в церковь, они остаются на мессу после занятий: приказано не смешивать маленьких и больших, то есть длинные и короткие платья, следовало «посадить малышей в жакетах с себе подобными».

       Дневник Эроара о детстве Людовика XIII показывает всю серьезность, с которой отныне относятся к детскому костюму: по нему можно было проследить все этапы взросления и превращения ребенка во взрослого человека. Эти стадии, когда-то почти незаметные, стали частью ритуала, требующего неукоснительного соблюдения,— Эроар тщательно отмечает их, как вещи особой важности. Так, 17 июля 1602 года к платью дофина пришивают лямки. Он будет их носить более двух лет; в три года и два месяца ему дадут «первое платье без помочей». Ребенок счастлив. Он говорит капитану гвардейцев: «Гля (отметим, Эроар подражает детскому говору дофина), у меня нет лямок. Я хожу сам». Несколькими месяцами раньше его переложили из колыбели в большую кровать — это тоже этап. На свой день рождения в четыре года он носит чулки под платьем, а еще через год с него снимают детский чепчик и дают шляпу взрослого. Это тоже дата: «Теперь, когда с вас сняли чепец, вы перестали быть ребенком, вы становитесь взрослым» (7 августа 1606 года). Однако неделю спустя королева вновь велит надеть на него чепчик.

     8 января 1607 года дофин «спрашивает, когда он будет носить штаны (вместо платья). Мадам де Монгла отвечает — когда ему исполнится восемь лет».

    6 июня 1608 года, ему семь лет и восемь месяцев, Эроар отмечает с некоторой торжественностью: он одет в штаны и куртку — никакой детской одежды (то есть платья), примеряет плащи. цепляет шпагу (как старший из детей Абер с картины Ф. де Шампеня). Нередко на него надевают еще чепчик и платье, но ему они противны: когда он в штанах и куртке, «он невероятно доволен и ни в какую не хочет надевать платье». Следовательно, вид одежды уже что-то значит в то время! Связь между костюмом и ощущением того, что он символизирует, здесь совершенно очевидна.

       В коллежах полупансионеры носят штаны под платьем. В «Диалогах» Кордье описывается пробуждение пансионера: «После того как я проснулся, я встал с кровати, надел мою куртку и сорочку, я сел на табурет, я взял мои чулки и штаны и надел их, я пристегнул булавками штаны к куртке, я закрепил чулки подвязками выше колен, надел пояс, расчесал голову и надел платье», потом «вышел из комнаты».

       В Париже в начале XVII века: «Представьте себе входящего в класс Франсиона, кальсоны торчат из-под штанов до самых ботинок, платье надето шиворот навыворот, с портфелем под мышкой, он раздает тому пощечину, а тому подзатыльник» . В XVIII веке в циркуляре интерната Флеш указывается, что нужно иметь в гардеробе «платье пансионера», рассчитанное на два года.

 Ганс Гольбейн . Портрет Эдуарда VI, 1539 г

 Анжело Бронзино. Портрет Биа де Медичи, 1542 г

       У девочек же подобной дифференциации костюмов не наблюдается. Они, как некогда и мальчики, сразу же, выйдя из пеленок, одеты как маленькие женщины. Однако при более близком рассмотрении рисунков на платьях маленьких мальчиков и девочек мы видим особое украшение, не встречающееся в костюме женщин: это две широкие ленты, прикрепленные сзади к плечам и свисающие со спины. Эти ленты видны сбоку у третьего слева ребенка Абера. на изображении четвертого возраста в «Таbula Cebets» (ребенок, играющий с деревянной лошадкой), на девочке десяти лет с картины возрастной лестницы начала XVIII века «Тщета человеческая, или Страсти души во всех возрастах» — ограничимся примерами с изображений, уже процитированных здесь; их часто можно наблюдать на детских портретах вплоть до Ланкре и Буше. Ленты исчезают к концу XVIII века, когда детский костюм претерпевает изменения. Может быть, последний портрет ребенка с лентами за спиной написан Габриель Гийар для Мадам Аделаиды и Виктории в 1788 году. На нем она изобразила их сестру, инфанту, умершую тридцать лет назад. Сама инфанта прожила 32 года. Мадам Габриель, однако, изобразила ее еще ребенком рядом с кормилицей, и эта попытка представить тридцатилетнюю женщину в детском облике выявляет совсем новое чувство. На ней хорошо видны ленты, которые носили в 1730 году и которые вышли из моды ко времени создания портрета.

Антонис ван Дейк. Портрет Марии Клариссы, супруги Яна Вовериуса, с ребенком"

Антонис ван Дейк - Портрет Шарлотты Баткенс, госпожи Ануа, с сыном.

      Таким образом, в XVII и в начале XVIII веков ленты становятся признаком детского костюма как для девочек, так и для мальчиков. Наши современники обратили внимание на эту деталь детской одежды. Они часто ее путали с «lisieres» (помочами на одежде совсем маленьких, которые еще плохо ходили). В музее Вестминстерского аббатства как-то выставили посмертные изображения из воска — раньше их клали поверх гроба во время церемонии похорон, довольно распространенная в Средневековье практика, продержавшаяся в Англии примерно до 1740 года. Одно из этих изображений представляет маленького маркиза де Норманби, умершего в возрасте трех лет: он одет и юбку желтого шелка под бархатным детским платьем, сзади ленты, которые в каталоге названы lisieres. На самом деле помочи делались из веревок и не имели ничего общего с лентами; на гравюре Герара, иллюстрирующей «возраст возмужания», изображен ребенок (девочка или мальчик) в платье, на голове шляпа на манер Фонтанжа, он стоит к нам спиной: между двумя лентами, ниспадающими с плеч, видны те самые лямки, за которые поддерживали малыша, когда учили ходить.

        Этот анализ позволил нам выделить свойственный детям костюм, принятый в конце XVI века и остававшийся в употреблении вплоть до середины XVIII. Эта традиция, позволившая отличать детскую одежду от взрослой, свидетельствует о новом подходе, неизвестном в Средние века, о желании отделить детей с помощью своего рода униформы.