Цитата сообщения Arin_Levindor Модники и модницы XVIII века

Частности и мелочи – это детали, которые создают мозаичный портрет эпохи. XVIII век стал одним из самых ярких и бурных в истории Европы, возможно, самым многоликим и переменчивым. Постоянно изменялись границы государств, представления о жизни, мода. Он остался в памяти под множеством имен – век Просвещения, Абсолютизма, век Галантный, Модный.
«Мода» – слово XVIII века. Дидье Дидро, один из ярчайших писателей и философов той эпохи, вынужден был признать всесильность, хотя и очевидную вздорность ее: «...в области моды безумцы издают законы для умных, куртизанки – для честных женщин, и ничего лучшего не придумаешь, как следовать им. Мы смеемся, глядя на портреты наших предков, не думая о том, что потомки будут смеяться, глядя на наши».


Еще во времена Людовика XIV (1661-1715) французский двор стал главным законодателем европейской моды. Увлечениям аристократии следовали не только французские дворяне, но и представители буржуазии, священники. И не было ни одного государства в Европе, так или иначе не подвергшегося влиянию Парижа.
Во Франции даже после смерти Людовика XIV носили принятые при нем одежды и украшения. Историки искусства считают классицизм стилем той эпохи.

С наступлением эпохи Регентства (девятилетнее правление Филиппа Орлеанского – регента при малолетнем Людовике XV) строгость костюма сменилась преднамеренно демонстрируемой небрежностью и пышностью. Воцарилась атмосфера маскарада, кажущегося легкомыслия и беспорядка в одежде. Этот период породил стиль рококо, главенствующий до середины века. Повзрослев, Людовик XV счел нужным вновь установить строгий придворный этикет, что вызвало к жизни совсем иную моду. Она перестала быть сводом обязательных правил только для приближенных короля.
Роскошь и великолепие королевского двора диктовали фаворитки. Одна из них, знаменитая маркиза де Помпадур, по преданию, произнесла фразу, определяющую царящее при Людовике XV мироощущение: «После нас – хоть потоп».
Следующий этап в развитии французской моды наступил в 1770-е годы, когда на нее оказали заметное влияние философия и литература, прежде всего творчество Жан-Жака Руссо, потребовавшие внимания к естественным, природным качествам человека, к классической простоте и достоинствам. Классицизм в новом понимании опять стал главенствующим стилем. Образ жизни общества определяли вкусы супруги короля Людовика XVI Марии-Антуанетты. Эта тенденция господствовала вплоть до революции 1789-1794 годов, когда бурные перемены во всех сферах жизни общества вызвали пестрый всплеск фантазий: конец столетия во Франции был отмечен возвращением роскоши.
Развитие экономики и промышленности в Европе в XVIII веке способствовало быстрому распространению нововведений. Ни один промышленный секрет не удавалось долго держать в тайне. Появился такой прием, как создание внешне схожих изделий из разных материалов. Прежде неизвестные или почитавшиеся неблагородными, эти материалы с XVIII века получили «гражданство» в арсенале создателей предметов роскоши.

Золоченые медь и бронза уподоблялись настоящему золоту, а часто изделия из них превосходили золотые в художественном отношении. Изделиям из фарфора подражали в своих работах эмальеры и стеклодувы. Возникали новые приемы художественной обработки дерева. В украшениях соседствовали драгоценные камни, натуральный жемчуг, кораллы, янтарь и их имитации. Черепаховые пластины наравне с подделкой из рога служили материалом для модных мастеров. Оказались востребованными модной индустрией и перламутр, пенка, галюша (акулья кожа). Даже полированная сталь стала модным материалом.
Потребность в излишествах оказалась столь велика, что удовлетворить ее привычными способами было невозможно. Наряду с традиционной ювелирной промышленностью, работавшей преимущественно на заказ, появились ремесленные мастерские, ориентированные исключительно на рынок. Это был неведомый ранее риск: моде давали кредит.

В XVIII веке возникла галантерейная промышленность, специализирующаяся на производстве разнообразных мелочей, главным образом для костюма. Ассортимент изделий был широчайший: иногда мода на них была однодневной, а иногда на удивление стойкой. В России такой товар назывался щепетильным, а человек, который очень следил за модными мелочами, – щепетильником – в отличие от петиметра, скорее склонного к модному поведению.
Казалось бы, такая простая вещь – пуговица. Ее главная функция в ту эпоху – декоративная. Пуговицы обычно бывали «нарядно украшенными», но иногда в их роли выступали и просто кристаллы драгоценных камней. Именно в XVIII веке пуговицы получили широкое распространение, став, наверное, самой многочисленной разновидностью галантерейного товара. И в самом деле, когда в 1730-е годы крупные декоративные пуговицы потребовались не только для мужских камзолов, но и для подвязок новомодных белых шелковых чулок, производство этих необходимых мелочей не могло не возрасти! А введение во многих армиях Европы единообразной формы, ставшей вскоре излюбленным объектом приложения фантазии полководцев, предоставило этому производству неограниченные перспективы. Мало кто из королей и императоров в XVIII веке отказывал себе в удовольствии лично проследить за подобной мелочью, а заказы на армейскую фурнитуру позволили обогатиться многим промышленникам.
Штатское платье тоже давало немало возможностей для применения пуговиц, их использовали и на нижней одежде, подвязках, перчатках, сапогах и туфлях, на головных уборах. И не по одной.

В XVIII веке появились предметы, ранее не существовавшие и в следующую эпоху не перешедшие. Например, кошелек для косы мужского парика. Огромные парики, преимущественно из конского волоса, применявшиеся прежде, сменились в 1730-х годах завитыми напудренными головными украшениями. К слову заметим, что и французская мода подвергалась некоторым иностранным влияниям. Так, из Пруссии пришла мода на особую форму париков – с косой сзади. Но она сильно пачкала одежду на спине – поэтому косу стали прятать в специальный четырехугольный кошелек из черной тафты, завязанный красивым бантом. Приспособления эти просуществовали до 80-х годов, когда мода потребовала загибать косу вверх и пришпиливать к волосам.

В XVII веке посох стал тростью, потеряв при этом свое функциональное и ритуальное назначение. Теперь трость – модный элемент костюма, обязательный атрибут дворянина и светского человека. С 30-х годов трость стали использовать и дамы. Примерно в те же годы она стала обязательным предметом экипировки офицеров.
Первоначально размер трости соответствовал примерно половине человеческого роста – 80-90 см. По мере того как она становилась все более модной, ее размер уменьшался. Пик моды пришелся на конец века, и тогда она уже укоротилась вдвое. Опираться на такую трость человек мог лишь стоя, сильно изогнувшись, а при ходьбе вынужден был носить ее под мышкой.
Но не для всех трость была только декоративным дополнением, – существовали трости-ножны, в которых пряталось опасное лезвие шпаги или кинжала, трости-готовальни и трости-табакерки – с соответствующим назначением.

Не мог приличный человек появиться в обществе без карманных часов (одних, двух, трех – одновременно). Даже упрямые голландцы, не желавшие носить одежду по иноземной моде, не могли отказать себе в такой «мелочи», обязательно украшенной драгоценными камнями. Часы хранились в кармашках одежды, прикрепленные к петличкам цепочками, шнурками или ленточками, на которых позвякивали привески: печатки, зубочистки, карандашики и другие брелоки, иногда чисто декоративные. Лишь в конце столетия щеголи согласились удовлетвориться одними часами и одним брелоком-печаткой.



Для того чтобы привески между собой не путались, были изобретены шателены. Это плоские панцирного плетения цепочки из очень широких звеньев, собранные в пучок или в широкую полосу, на концах которой находились замки-карабины. К ним-то и прикреплялись брелоки и часы. Брелоки-печатки, брелоки-талисманы, брелоки-табакерки, брелоки-ароматницы и даже брелоки-готовальни, причем универсальные, способные удовлетворить чуть ли не все потребности владельца.
Готовальня
Обычно готовальня представляла собой красиво украшенный плоский футляр с откидной крышкой, внутри которого в особых отделениях размещались разные мелкие вещички.
Маленькие ножнички предназначались и для маникюра, и для рукоделия, и для любого другого занятия. Они были изготовлены из высококачественной стали, очень острые и прочные, «два кольца» которых были затейливо украшены и, как правило, позолочены.


Другая обязательная вещь – пинцет с широкими острыми концами, также сделанный из стали, иногда вороненой или же просто полированной. Пинцет мог иметь на одной лапке специальную насечку, превращавшую его в пилочку для ногтей или, при необходимости, в пилку для дерева – способную снять ненужный заусенец или спилить черешок растения для гербария.

В готовальне, естественно, находилось место и для карандаша – узенького цилиндрика, в который, по желанию, можно было вставить графитовый или угольный стержень или палочку-краску декоративной косметики.
Еще одно вложение – книжечка из пластинок слоновой или другой кости, соединенных нарядно выполненной кнопкой. Пластинки эти почти белые, тонкие и длинные. Ими можно было полировать ногти, чтобы они приобрели вид и цвет розовых раковин – мечта щеголей и щеголих. А в век Просвещения можно было использовать их и как записную книжку.
В готовальне лежала также складная линейка, которая служила одновременно и циркулем.
Под крышкой пряталось еще несколько вещичек пикантного назначения: ложка-копоушка (чтобы ухо прочистить не вульгарно – пальцем, а деликатно – специальной золоченой штучкой); блохоловка (также золоченая) и толстая, прочная, не очень острая игла с большим продолговатым ушком.
Иногда в готовальне оказывался и цилиндрической формы футляр с завинчивающейся крышкой для какого-нибудь сыпучего вещества, а иногда – стеклянный флакон. У него обычно кроме навинчивающейся крышки была и притертая пробка. В такой склянке хранили духи или чернила.
Ширина юбок и всевозможные ухищрения и приспособления для придания им формы в XVIII веке были в центре внимания как общества, так и промышленности. К 1725 году диаметр фижм достиг у модниц более трех метров! Юбок было несколько, да еще на каждой нашиты рюши, позументы, пуговицы и другие украшения. Конечно, поддерживать такой наряд мог лишь надежный каркас из дерева или, лучше, из стали, причем сложной конструкции. С некоторой оговоркой эти каркасы – иногда шедевры инженерной мысли – можно отнести к числу галантных мелочей.

По устоявшемуся мнению, главное украшение дамы – обувь. Знатные женщины носили в XVIII веке шелковые или лайковые туфельки на красном французском каблуке. Это лукавое и остроумное изобретение не только делало женскую фигуру выше, а осанку и походку изящнее, – французский каблук сделал ножку... маленькой! Это достигалось тем, что каблук-рюмочка смещал свой выступ к середине ступни, оставляя под пяткой лишь небольшое утолщение. Правда, ходить приходилось, семеня на цыпочках.
Дамы маленького роста носили особые башмаки – патены – на подставках-платформах. Модницы постепенно уменьшали количество материала, шедшего на туфли, все больше обнажая ногу. К середине века закрытыми оставались лишь кончики пальцев и узенькая полоска вдоль подошвы. Ни пряжки, ни пуговицы тут прикрепить уже было некуда. А закончился век и вовсе сандалиями и туфлями на плоской мягкой подошве, повторяющей форму стопы, с ремнями и лентами, обвивавшими голень.
Дамская мода с 1775 года, с воцарения Марии-Антуанетты, менялась чуть ли не ежедневно. Законом становился ее личный пример. В создании туалетов молодой королевы принимали участие не только она сама и ее модистка мадемуазель Бертрэн, но и фаворитка королевы танцовщица Гимар. Оттого, видимо, наряды эти были весьма откровенными и несколько театральными: постороннему взору все больше открывались ноги, как никогда глубоким стал вырез на корсаже, до конца 80-х годов были короткими рукава. Из театральных же постановок, где обычно героинями были прелестные пейзанки, в моду как обязательная деталь вошел передник, иногда украшавший даже придворный бальный наряд.
В ту эпоху мало было придумать костюм, – важно было дать ему название, причем весьма красноречивое. Например, чередовалась мода на юбки «взволнованные», «удивленные», «решительные», «робкие» и даже «нахальные». И все в обществе понимали, о чем идет речь!

Напудренные локоны, сменившие прежнюю многоярусную конструкцию, обильно украшались лентами, бусами, камнями, булавками с головками в виде цветов и бабочек. В середине века модная дама носила малюсенький плоский чепчик, пышно украшенный лентами и кружевами. Позднее же эта мода сменилась на прямо противоположную.


Мария-Антуанетта, супруга Людовика XVI, уделяла массу времени и фантазии придумыванию модных туалетов. Именно она ввела моду на страусиные и павлиньи перья для украшения причесок. Волосы на дамской головке должны были быть высоко и пышно уложены и сложно, со смыслом украшены. Невозможно было разделить собственно прическу, ее украшения и головной убор. Появились шляпы-натюрморты в виде корзин с цветами, фруктами и птицами, шляпы-победы – трансформированные венки античных героев, представлявшие собой пышный букет из настоящих дубовых и лавровых ветвей, «адмиральские» шляпы выглядели как настоящие корабли.
К числу изобретенных лично королевой принадлежит удивительная шляпа под названием «а-ля Монтань» – объемный макет гористой местности с долинами, ручьями, садами и лесами, выполненными из самых разных материалов: эмали, серебра, ткани. Фасоны шляп менялись приблизительно два раза в месяц, и каждый носил свое название. При этом перенять модную новинку можно было, не только лично увидев в Тюильри королеву и ее придворных дам, но и... полистав «Журнал мод». Восемнадцатому столетию мы обязаны появлением и такой галантной вещицы, как модный дамский журнал.

С приватными обстоятельствами Марии-Антуанетты связана одна резкая перемена в моде на прически. В 1785 году после родов она... облысела. Королеве Франции пришлось надеть парик, густые кудри которого и стали самыми модными в конце XVIII века.
Натуральный цвет волос вернулся лишь в 1789 году, когда многие благородные модницы стали терять свои головы в самом буквальном, трагическом смысле. Пудра для волос получила отставку... Мужчины же, особенно офицеры, были вынуждены пудрить шевелюры еще в XIX веке – до конца наполеоновских войн.

Оставшиеся к середине века единственным украшением мужской головы, шляпы стали претерпевать заметные изменения. Унаследованные от предыдущей эпохи черные треуголки оставались великолепными: бобровые или шелковые, с пышным плюмажем. Но, по-видимому, они сильно осложняли жизнь своих владельцев вне улицы, да и портили сложную напудренную прическу. Тенденция к уменьшению размера мужской шляпы оказалась неодолимой: треуголки становились все меньше и меньше, все плотнее и плотнее прилегали поля к тулье. В результате пышный головной убор превратился в маленькую шляпу, которую носили под мышкой, причем истинные щеголи сохранили ей верность до самого конца века, а кое-где она просуществовала и дольше – в качестве обязательной детали мундира придворного или дипломата.
Менее рафинированная публика с 1780-х годов стала носить шляпы разнообразных форм. Из Англии пришла мода на круглые цилиндрические шляпы, которые, однако, кое-где восприняли как французское изобретение. Знатного мужчину простоволосым в обществе в ту эпоху увидеть было практически невозможно – только такие эксцентричные особы, как Петр I и Наполеон Бонапарт, могли себе это позволить.
Все модницы в Европе, кроме англичанок, употребляли пудру, румяна, белила, разнообразные краски для бровей, ресниц и губ. Подкрашивать приходилось не только лицо, но и другие части тела, по прихоти моды остававшиеся не скрытыми одеждой. Дамы редко подставляли лица яркому солнцу, и при свете свечей без интенсивного макияжа они казались мертвенно-бледными. Поэтому существовало немало вещиц для удовлетворения косметических и парфюмерных потребностей. А потребности эти были велики: только для лица и тела (без учета прически) даме требовалось в год около восьми килограммов пудры!

У баночки-помадницы обычно на крышечке было зеркальце – стеклянное или из отполированного металла. Флакончик для ароматной соли или настойки имел притертую металлическую или стеклянную пробку, а сверху еще и навинчивающуюся крышку, которая прикреплялась к горлышку цепочкой. А вот и вовсе шедевр галантности – флакончики и медальоны из прозрачного стекла или камня, в которых носили... блоху, пойманную на теле возлюбленного!
К слову, в континентальной Европе в городах грязь и вонь были чудовищными, бани и просто мытье заменялись обтиранием ароматическими уксусами или водами, великолепные прически подолгу находились на головках своих хозяек. Для того, чтобы почесать голову под такой прической или париком, использовали специальные спицы... трансформировавшиеся затем в знаменитые дамские шляпные булавки. Необходимым предметом была блохоловка – миниатюрная вилочка с подвижными зубцами-усиками, которые светские дамы носили во Франции на шее.


В России модницы также уделяли внимание декоративной косметике, – даже на петровские ассамблеи дамы являлись не только набеленными и нарумяненными, но и с черненными зубами. Вскоре, впрочем, в свете эта мода исчезла, но еще и в конце столетия продолжала жить в простонародной среде.
Все дамы были обязаны иметь особые баночки, с выдумкой и вкусом оформленные, плотно закрывающиеся откидной крышкой, но не имеющие отношения к хранению ароматных веществ. Это – мушечницы. Но не беспокойтесь, к насекомым они не имели никакого отношения! В них хранились маленькие кружочки, вырезанные из черной тафты, которые было модно носить на лице, шее, груди. Эти мушки – имитация родинок.


Мода на мушки пришла во Францию из Италии. Они оттеняли фарфоровую белизну кожи, но главной причиной популярности стала их красноречивость. Ибо мушка, расположившись на той или иной части лица, сообщала важную информацию о характере дамы. В Париже 1748 года, по свидетельству современника, «страстные женщины ставили мушку под глазом, любительницы таинственных амурных похождений – в уголке губ, кокетки – прямо на губах, дерзкие – на носу, игривые и веселые – на щечках, кичившиеся собственным величием – посреди лба.»
Даже сам факт использования мушек в украшении лица характеризовал женщину той эпохи как особу светскую. Дени Дидро, желая подчеркнуть перемену в поведении одной из своих литературных героинь, прямо говорит, что «она сбросила маску, пренебрегла молвой, нарумянилась, посадила мушки на щеки и пустилась в широкий свет, где у нее были похождения». Была эта мода распространена и в России, где
в 1769 году об этом писал «Письмовник» – пособие по модным формам приличного общения. Любопытно, что язык мушек прямо отнесен к форме принятой передачи информации – письму. Вот уж воистину: «На лице написано!».

Как это часто бывает, мнения француженок и русских дам не всегда совпадали. В конце века одно из русских изданий сообщало, что мушка под левым глазом обозначает намек на слезы, на губах – «прелесть», на носу – «званство», а на кончике носа – «одному отказ». Мушки на щеках означали: на левой – «радость», на правой – «дева». А мушка посреди лба русской модницы указывала, что она кого-то любит. В то же время в России было в ходу и другое толкование языка мушек, также очень красноречивое и откровенное: в углу глаза – «я вами интересуюсь», а на верхней губе – «я хочу целоваться». Как же можно было, однако, жестоко ошибиться, не зная местной версии такого популярного в XVIII веке языка!


Если кавалера той эпохи мы представляем со шпагой в руке, то дамским ее эквивалентом следует признать веер. Веер был для светских дам XVIII века не только опахалом, но и «семафором», и иногда «прибором наблюдения». В традициях средневековой испанской школы тем или иным образом раскрытый или повернутый веер говорил «да» или «нет», назначал свидание или указывал на те или иные чувства... Если его резко складывали, то как бы произносили: «Вы мне неинтересны!». В веера вставляли зеркальца, которые позволяли наблюдать за интересующим объектом, находящимся сзади или сбоку, не поворачивая головы, увеличительные стекла, чтобы можно было лучше рассмотреть ту или иную особу, а при подходящей погоде – обратить на себя внимание, послав солнечный зайчик: ожог вполне мог сойти за укол стрелы Амура.
Дамы предпочитали складные веера-гармошки. Они украшались рисунками и вышивкой, расписывались самыми знаменитыми художниками. Постепенно размеры стали уменьшаться, все большее значение придавалось ажурным рейкам конструкции, а не полотну, их соединяющему. Такие ажурные веера получили даже особое название – «скелетики».

В 1770-е годы появился еще один модный аксессуар – дамский зонтик. Сначала лишь для тени, а с конца 1780-х годов – и от дождя. С зонтиками прогуливались и мужчины. Зонтики, в России называемые парасольками, были складными, очень нарядными, с довольно короткой ручкой и цветным многослойным тентом, по краю обшитым бахромой, позументом или кружевом. Независимо от предполагавшейся погоды дамы брали их на прогулку, раскрыв над плечом или повесив на руку в сложенном виде. У складных зонтиков были, естественно, и чехлы – особые конусообразные футляры с кулиской и разрезом, сделанные таким образом, чтобы пышная отделка зонта не помялась и была заметна и в сложенном виде.


Люди, желавшие что-то рассмотреть получше, пользовались зрительными трубками. Но мало было обладать модной вещью, надо было еще и уметь соответственно пользоваться ею. Модники XVIII века при встрече разглядывали друг друга сквозь трубки в упор, тем самым бравируя своим пренебрежением благопристойным поведением. Взгляд в упор всегда воспринимался как непозволительная дерзость, почти вызов.
Особое внимание уделялось и очкам – предмету, известному европейцам давно, но ношение которого было ограничено массой условностей. Дамы очков не надевали ни публично, ни дома за работой. Только в конце века некоторые, да и то уже достигнув преклонных лет, позволяли себе при работе с бумагами, а чаще – во время игры в карты, использовать «стеклышки». К числу таких дам принадлежит и Екатерина II.
Да и мужчины строго следили за использованием этого прибора. Дело в том, что человек в очках в общественном месте воспринимался как дерзкий, почти наглец – ведь он позволял себе взгляд в упор. Дерзость, эпатаж свойственны поведению «золотой молодежи» в любую эпоху. Оттого-то очки стали очень модным предметом у молодых людей – джентльменов, англичан или англоманов, полагавших, что они делают вызов старомодным, замшелым французским вкусам.

В России младшим категорически запрещалось смотреть сквозь очки на старших по возрасту или чину (потому-то и за картами их позволяли себе надевать лишь старики и старухи). А в конце века молодым людям вовсе было запрещено ходить в очках вне дома. Так же непросто было носить очки в Испании: там еще помнили, что в предыдущем веке право пользоваться очками давали или принадлежность к сословию высшей аристократии – грандам, или личное дозволение короля, даруемое как награда за важные государственные заслуги.
В 1780-е годы в моду вошли лорнеты. Это были, так сказать, очки-маска. Потому, наверное, они быстро стали обязательной принадлежностью любой светской дамы, кроме, может быть, самых юных. И поигрывали ими владелицы, как веерами: складывали, открывали, подносили к лицу, держали на коленях.

На балу даме требовался и еще один предмет – порт-буке, то есть футляр для букета. В XVIII веке танцующая дама обязана была иметь в руках или у корсажа живые цветы. Иногда такой букет являлся своего рода пригласительным билетом на танцевальный вечер. Букет был также знаком отличия светской дамы, признанной королевой бала. А чтобы цветы не вяли и не пачкали платье, их стебельки прятали в специальный футляр, имевший форму конуса, богато украшенный в тон платью. Иногда конусовидный футляр имел ручку для удобства владелицы.

О многом надо было помнить щеголю: встречи, визиты, долги, всевозможные приватные и официальные события! А мода требовала еще и сохранения впечатлений об увиденном, записей метких словечек, собственных и услышанных в обществе! Разве можно все запомнить? Требовалось это записать и заметки не растерять. И очень популярны в XVIII веке стали бумажники. В то время это был раскладывающийся на две или три части прямоугольный кошелек размером с ладонь, с несколькими отделениями. В отделениях хранились записки, письма и другие важные бумаги. Бумажные ассигнации появились гораздо позже самого бумажника, в XVIII веке благородные люди пренебрегали любыми эквивалентами золотых и серебряных монет, кроме игральных фишек, может быть, им бы и в голову не пришло назвать бумажник французским словом, обозначающим кошелек для денег, – портмоне.

Итак, бумажник имел карманчики и отделения для разного рода бумаг, но, кроме того, и вкладную книжку с мелованными листами (в прямом смысле слова – они были покрыты слоем мела) – на них можно было писать карандашом или острой палочкой. Такой карандаш (деревянный с графитовым стержнем) или палочка-спица служили замком для бумажника. На обрезе находились петли, в которые и вставлялся такой практичный замок. Спица была не только орудием письма, но и приспособлением для снятия печати с корреспонденции. Такие бумажники – записные книжки были и у женщин, и у мужчин. Путешественник мог оставить где-то весь багаж, но карандаш с записной книжкой должны были сопровождать его повсюду.