Герман Гессе. Деревья (из цикла "Странствия: записки и зарисовки")
Я считаю деревья самыми проникновенными проповедниками. Я благоговею перед ними, когда они живут племенами и семействами, в лесах и рощах. Но еще больше я благоговею перед деревьями, стоящими одиноко. Они напоминают мне одиноких людей. Не отшельников, скрывающихся от всех из-за каких-то своих слабостей, а великих одиночек, таких как Бетховен и Ницше. Самые высокие из них хранят в своих ветвях гул вселенной, а их корни покоятся в бесконечности, но они не теряют себя, они борятся изо всех своих жизненных сил, чтобы достичь лишь одного: реализовать себя в соответствии со своими собственными законами, создать свою собственную форму, стать своим собственным представителем. Нет ничего более величественного и образцового, чем красивое сильное дерево. Срубленное дерево обнажает солнцу свою открытую смертельную рану, и на его блестящем исчерченном линиями срубе можно прочесть всю его историю: все его годичные кольца, все шрамы, все невзгоды и страдания, все болезни, там честно записаны все его времена счастья и процветания, тяжелые годы и годы изобилия, все удары, которые были выдержаны, и все штормы, которые были выстояны. Любой деревенский мальчишка знает, что у самой твердой и благородной древесины бывают самые узкие годичные слои, и что высоко в горах и в условиях постоянной опасности растут самые сильные, самые совершенные деревья.
Дерево - это храм. Тот, кто умеет разговаривать с деревьями, кто умеет их слушать, может познать правду. Они не проповедуют учение, не дают наставлений и не замечают мелочей. Они проповедуют древний закон жизни.
Дерево говорит: Во мне спрятано ядро, искра, мысль, я - жизнь, возникшая из вечной жизни. Попытка и риск, предпринятые вечной матерью для зарождения меня, - уникальны, так же как уникальны поверхность и прожилки моих листьев, как уникально расположение каждого листа на моих ветвях и малейший шрам на моей коре. Я было создано для того, чтобы каждой своей мельчайшей уникальной деталью воплотить и продемонстрировать вечность.
Дерево говорит: Моя сила - в доверии. Я не знаю ничего о своих отцах, я не знаю ничего о тысячах своих детей, ежегодно зарождающихся от меня. Я проживаю до самого конца тайну моего семени, и мне нет дела ни до чего другого. Я верю, что Бог - во мне. Я верю, что мой труд священен. Я живу благодаря этой вере.
Когда на нас обрушивается отчаянье и мы не в состоянии больше выносить эту жизнь, дерево словно говорит нам: "Сохраняй спокойствие! Жизнь не бывает ни легкой, ни трудной. Это наивные детские мысли. Прислушайся к голосу Бога внутри тебя, и твои мысли умолкнут. Тебя мучает тревога потому, что твоя дорога уводит тебя от матери и от дома. Но каждый твой шаг и каждый твой день ведут тебя назад к матери. Твой дом - не там и не здесь. Дом - или внутри тебя или нигде."
Тяга к странствиям разрывает мне душу, когда по вечерам я слышу шум деревьев. Если слушать их молча и долго, тогда обнажается сущность и смысл этой тяги. Она - не бегство от страдания, как это может казаться. Она - тоска по дому, по памяти о матери, по новым метафорам жизни. Она ведет нас домой. Каждая дорога - это дорога домой, каждый шаг - это рождение, каждый шаг - это смерть, каждая могила - это мать.
Вот о чем шелестят деревья вечерами, когда мы остаемся наедине со своими мучительными мыслями. У деревьев - долгие и длинные мысли, которые, словно глубокое дыхание, приносят отдохновение. Они ведь и живут дольше, чем мы. Они мудрее, чем мы, - так мы думаем, не умея их слушать. Но когда мы постигаем умение слушать деревья, тогда краткость, стремительность и детская торопливость наших собственных мыслей приносят ни с чем несравнимую радость. Тот, кто научился слушать деревья, уже больше не хочет быть деревом. Он хочет быть тем, кто он есть. Это и есть дом. Это и есть счастье.
