Цитата сообщения smart50
Евгения Смольянинова «Очень помогает искренность»
Смольянинова Евгения Валерьевна
Родилась 28 февраля 1964 года в семье учителей в Новокузнецке, потом семья переехала в Кемерово. Евгения поступила в музыкальное училище Петербурга на фортепианное отделение, и одной из замечательных сторон в начинаниях Евгении стал интерес к музыкальным архивам Петербурга, благодаря которому она сначала открыла для себя, а потом дала 2-ю жизнь целому ряду забытых городских романсов и песен ХIХ и начала ХХ веков.
Заслуженная артистка РФ (2011).
http://www.kino-teatr.ru/kino/acter/w/star/24582/bio
Евгения Смольянинова «Очень помогает искренность»
№1(80), январь 2012
Текст: Ирина Истринская
Певица, композитор, заслуженная артистка России Евгения Смольянинова о самом главном в своей жизни, а также творчестве и воспитании детей.
Евгения,расскажите, пожалуйста,про выдающуюся фольклорную певицу, вашего учителя Ольгу Федосеевну Сергееву. Как вы с ней познакомились?
Вначале заочно — я услышала ее голос по радио и сразу же влюбилась в нее. Когда слушала Ольгу Федосеевну, она мне казалась такой поющей Жар-птицей необыкновенной, волшебным персонажем. Потом я увидела ее на концерте –старенькую бабушку, внешне очень обыкновенную, если не будешь знать, что она поет — пройдешь мимо и не заметишь. Ну, кроме глаз, внешне в ней не было ничего примечательного, потому что они, конечно, необыкновенным образом о таланте говорят, они не обманывают. Такой чудный, удивительный взгляд был у нее — синие-синие глаза, большие, красивые, они были наполнены светом, сиянием и энергией… Ну а дальше уже, как говорится, судьба. У нас с Ольгой Федосеевной оказался общий знакомый, который порекомендовал меня ей. Я к ней приехала в Псковскую область, мы познакомились поближе. Она для меня стала родным человеком. Я ее воспринимала как бабушку, близкую душу, сердце. И голос ее был родным, у меня не было никаких барьеров в общении с ней, сдерживающих мое чувство, не было никаких подозрений.
А она вам давала какие-нибудь советы профессионального плана?
Нет, наше общение было другим — не таким, когда учитель говорит: здесь так, а здесь вот так. Это учительство другого рода. Оно ближе к таким древним способам обучения, когда тебе не говорят, а показывают, как надо. И ты невольно это копируешь. Даже просто рядом находясь и имея желание учиться, чувствуешь, как твоя внутренняя плазма начинает менять форму, синхронизировать то, что происходит. Это почти неуловимый процесс ни глазами, ни сознанием — никак. А потом через какое-то время ты начинаешь ощущать, будто в тебя бросили некое семя, оно в тебе проросло и начало давать плоды. Ты улавливаешь в собственном голосе любимые интонации, тональность, ноту, которая начинает настолько убедительно звучать в тебе, и чем дальше, тем больше. Я думаю, что это любовь. Она именно так себя проявляет. Это история про то, как люди прорастают друг в друга, как они становятся единым целым. Это, может быть, звучит немного романтично, но если отбросить мои восхищенные интонации — в этом есть какой-то механический процесс, как закон физики. Это не только романтика, но и абсолютная рациональная реальность.
Как вы составляете репертуар ваших композиций? В частности, где вы берете тексты народных песен, откуда духовные стихи?
Они каким-то естественным образом ко мне приходят. Ну, народные песни мы берем из личных встреч с исполнителями плюс какие-то записи фольклорные, которые мне до сих пор иногда дарят. Эти композиции я иногда включаю в свой репертуар. А что касается духовных стихов – это тоже какие-то записи, кассеты. Ну и фольклорные экспедиции, потому что часто в них можно встретить и духовные стихи тоже. Бывают целенаправленные поездки, предположим, к старообрядцам. В их среде очень хорошо сохранился пласт духовных песен.
Вообще в жизни разные случаи бывают. В частности, в Петербурге, в Казанском соборе, я стояла перед иконой, подошла пожилая женщина и начала петь. Я подождала, пока она пропоет, подошла к ней, спросила, что это за произведение. Она ответила, что это духовный стих «Страдания Святой Великомученицы Варвары», я попросила мне его спеть, оставив телефон, что она и сделала. Я записала стихи, это было так трогательно, такое это было мое, настоящее, мне подаренное, спетое. В этом такое что-то простое было.
Сейчас много изданий духовных баллад, не канонических церковных песнопений, а вот то, что называется духовными стихами, псалмами — этого сейчас очень много. Но когда я начинала это петь, в начале 80-х годов, их было совсем чуть-чуть, они собирались по крупицам. Еще иеромонах Роман не выпускал кассеты или диски определенным тиражом, а пел для себя, и кто-то на сподручные средства записи его пение фиксировал.
Все это только начиналось. Это было очень интересно, потому что тогда никто не знал, что будет впереди. Каждая такая песня была необыкновенным событием. Я до сих пор помню, как мне в Тверской области один священник подарил кассету, на которой был записан духовный стих «Душа моя прегрешная». Я его пела, мне казалось, что это
я его нашла, а потом услышала, что ансамбль «Сирин» Андрея Котова тоже поет этот же стих, но у нас немного отличаются слова в одном месте. Я стала узнавать, когда они начали это петь. Выяснилось — примерно в то же время, что и я. Параллельный такой процесс происходил. Это было так здорово. На самом деле я с умилением и ностальгией сейчас вспоминаю об этом, когда все это только-только брезжило, еще вкус был не потерян, аромат каждой песни был очень остр. Я помню, спела какой-то духовный стих на концерте, и вдруг, после исполнения, такой требовательный мужской голос в зале воскликнул: «Что это?! Скажите немедленно, что это?!» И понятно, что человек жизнь почти прожил и не знал даже о существовании такого жанра. И это так его поглотило, настолько он был потрясен… Сейчас таких песен очень много, это естественное явление.
А когда и как вы пришли к вере?
Наверное, в детстве. У меня была верующая няня. Она в течение каждого дня молилась. Я была еще совсем маленькая (мне было около трех лет) и не понимала, что она делает. Она приходила рано, вставала лицом к востоку, казалась мне такой большой в проеме окна и молилась, крестилась, кланялась, а я стояла напротив нее и повторяла за ней. Я ее спросила: «Что ты делаешь?» Она, видимо, чтобы лишних разговоров не было, мне ответила: «Это зарядка, миленькая, это зарядка», что, по сути, правильно. И мы с ней эту зарядку делали все время. Мне очень нравилось, что, когда она ложилась спать, она все время долго шептала молитву, и бабушка моя делала то же самое. И вот этот долгий шепот, когда ты закрываешь глаза, кажется таким искренним, таким сердечным. Двойственное чувство возникает: с одной стороны, что ты невольно подслушиваешь, а это нехорошо, поэтому стараешься не слушать, с другой стороны, периодически какие-то слова долетают до тебя. Для ребенка это очень много значит. В тот момент, когда он постигает, узнает, определяет мир, есть что-то, как бы некая тайна, которой он может только коснуться. Эта завеса с детства передо мной стояла, а потом уже, когда мне было 10 лет, мы с бабушкой стали ходить в церковь. Я случайно очень хорошо помню роспись образа Святой Варвары в церкви на колонне, она мне казалась там самой красивой. Я обомлела, стояла с широко раскрытыми глазами и не могла понять, как возможна такая красота.
Все это как-то постепенно складывается. Я думаю, что каждый верующий человек в минуты своей искренности и особой открытости неожиданно может быть даже настоящей проповедью для другого, когда твое понимание не нуждается в доказательствах и знаниях, просто веришь безоговорочно.
Евгения, вы сами мать. Как, по-вашему, стоит воспитывать детей?
Мне кажется, очень помогает искренность. Даже сознавая свои родительские несовершенства, я считаю, что обязательно нужна честность. Лицемерие убивает все. Воспитание детей — это наиболее тонкое, тесное, долгое и ранимое общение. Что нам важно в общении с людьми? Важно, чтобы человек был культурным, уважал достоинство другого. Это и нужно воспитать в своем ребенке, чтобы и он свое достоинство сохранял, и чтобы ни в коем случае не нарушал достоинства другого человека. Этого всего можно добиться в ребенке только личным примером. Дети смотрят и повторяют. Если мы сами лишены благородства по отношению к другим людям, плохо поступаем и не признаем своей вины, не раскаиваемся в своих поступках — это очень плохо. В этом смысле церковь как раз все смыслы открывает и в общении, и воспитании, когда дети и родители причащаются у одной чаши, когда ребенок может так же, как и его родители, глядеть на открывающиеся Святые врата, петь вместе «Верую» или «Отче наш», или даже на клиросе стоять и петь «Херувимскую» — это то, что наполняет подлинным смыслом все взаимоотношения между людьми. Это когда ребенку можно тоже, будучи еще очень маленьким, уже иметь собственное достоинство и знать, в чем оно состоит. Лучше этого ничего нет. На самом деле всегда очень жаль те семьи, в которых не укоренилась церковность или ее вообще никогда не было. Без нее очень трудно. Тяжело, когда нет никакой помощи.
Что для вас главное в жизни и что для вас пение?
Пение — это мой способ существования в мире, моя профессия. Это как ток крови, который наружу льется — так моя жизнь проявляется вовне. В этом есть многое, в том числе мои творчество и любовь. Чем старше я становлюсь, тем больше я по ощущениям превращаюсь в птицу. А главное в жизни… мы уже с вами столько сегодня об этом говорили. (Улыбается.)
Вы были во многих городах России. Где вам больше всего понравилось?
Трудно сказать. Запоминаются люди и сами концерты, города почти не остаются в памяти.
