Город можно считать оригинальным, если у него есть свои оригиналы. Одессит — это уже что-то с чем-то. Но у Одессы были оригиналы, как говорили их завистники — «со знаком качества», или, как говорили сами одесситы, — «оригиналы на всю голову».

Гермес из греческой кухмистерской
Во времена Пушкина жил в Одессе поэт Василий Иванович Туманский. Пушкин с ним дружил, а за неимением здесь других собратьев по перу чуть не каждый день затевал творческие диспуты. Диспуты проходили оригинально. Пушкин для придания дискуссии остроты бросал:
— Пожалуй, возьмём солёной лакерды под малабарским соусом.
— Ни в коем случае, лучше с малукской гвоздикой, — бродя пальцем по карте блюд, протестовал Туманский (вот вам и повод сцепиться!).
— Ладно уж, но вдогонку сразу баранинку на углях с баклажаном по-гречески, — не хотел сразу заострять диспут Пушкин. — А для зачина под бутылочку кьянти непременно устриц, целый поднос.
— И снова, Саша, с тобой не соглашусь. Брать надо не один поднос, а два. Вчера, вспомни, одного не хватило.
— Так вчера и бутылки кьянти не хватило. Может, две?
— Ни за что — только четыре!

Как видим, истина рождалась в спорах, а творческая жизнь в Одессе била ключом, хотя всё же правильней сказать: лилась рекой.

Человек горячих чувств и пылкого ума Туманский и с тем, и с другим был не ладах. Иначе как бы он прослыл оригиналом. Если бы большевики задумали делать революцию не в 1917 году в Петрограде, а в 1817 году в Одессе, властям не нужно было бы отдавать приказ: «Лишите народ почты, телефона, телеграфа!». Достаточно было лишить общества Туманского, ибо в те времена он заменял в Одессе и почту, и телефон, и телеграф. В себе, и даже на себе он разносил по городу «заразу новостей». Приезд Пушкина в Одессу, как сказали бы мы сегодня, очень поднял рейтинг Василия Ивановича, одесского Гермеса (Туманский мало чем отличался от этого греческого бога красноречия и покровителя глашатаев). Брызжа слюной, он о каждом шаге поднадзорного поэта информировал всех, так что никакой тайный надзор и не требовался. А Пушкин, чистая душа, это чувствовал, но ничего не предпринимал.

— Туманский добрый малый, — говорил Пушкин, — но оригинал: иногда врёт.
И при этом оригинал Туманский искренне преклонялся перед гением Пушкина. Он даже называл его «Иисусом Христом русской поэзии». Куда уж больше! Не будем только забывать, что Христа распяли за длинные языки его же друзей.


Казанова улицы Дерибасовской
Хочется назвать ещё одного оригинала, причём, назвать просто Саша Джибелли, без всяких отчеств, ибо такой мелочью в Одессе никто бы Сашу не оскорбил.

За что ж его любили и уважали? Никаких подвигов Саша Джибелли не совершал, ничего не изобретал, никаких военных доблестей за ним не числилось. «Но настолько был, миленький, красив и лицом, и движениями, настолько приятен, и в таких гулял по Дерибасовской умопомрачительных, в складочку выутюженных белых брюках с обшлагами, и также носил, душка, гетры на жёлтых штиблетах с пуговицами. Ходили за ним по Дерибасовской, как за Качаловым на Кузнецком мосту, толпы поклонниц, вежливо сказать, «скорбных головою», а без надуманной литературщины — просто психопаток. Каких только ему не приписывали оперных примадонн, драматических гран-кокетт, львиц большого света и львиц полусвета, хористок, гимназисток, белошвеек и епархиалок, — списку этому и сам Дон-Жуан мог позавидовать. А сам он только щурился и улыбался, и всё дымил папиросками, по названию «Графскими». (Это из воспоминаний Дона-Аминадо, окончившего юрфак Новороссийского университета).

Не знаю как вам, но мне именно таким видится одессит начала века. Лев Никулин в своих «Воспоминаниях» красочно дополняет приведенный выше портрет, цитируя жалобу этого бонвивана и бильярдиста: «Выпьешь в шантане одну-другую бутылку «Мумм кордон вер», дальше всё как в тумане... Проснёшься — чёрт его знает, день или ночь... какая-то комната, постель, женщина... Кто? Откуда... Горестная жизнь фата...».

Но уже шёл 1915 год. «Мучаться» Джибелли оставалось всего-ничего. В 1917 году горестная жизнь фата сменилась радостной жизнью эмигранта, в чьих списках невзначай оказался и Саша Джибелли.

Несомненно одно: очищенная от легенд и приукрашений биография Саши Джибелли ещё при жизни героя вошла в историю города, и историей этой город весьма гордился, как до сих пор гордится Казановой Венеция.


Тосканини Приморского бульвара
Некогда на Приморском бульваре, заставляя млеть прелестных дам, звучал Штраус. Это каждый вечер на круглой площадке по соседству с популярным в Одессе рестораном, на дверь которого то ли по-царски, то ли по-швейцарски указывал бронзовой рукой дюк де Ришелье, надрывался ещё более популярный духовой гарнизонный оркестр. Если не отступать от военной терминологии, его главнокомандующим был маэстро Давингоф. Это был большой оригинал. Понимая, что великого дирижёра Тосканини в музыкальном плане ему не превзойти, Давингоф однажды объявил: «Мы пойдём другим путём».

Путь этот был нелёгок. Приходилось постоянно что-то изобретать. Во-первых, всегда, даже в лютый мороз, Давингоф дирижировал заиндевевшей веткой туберозы. Дамы умирали от восторга.

Да уж, маэстро бульварных сладкозвучий Давингоф был чертовски изобретателен. Это именно он решил дирижировать оркестром, сидя на лошади. Конечно, с лошадью надо было вначале договориться, кто в их дуэте главный. Короче, резко перехватив инициативу, размахивая хвостом, как дирижёрской палочкой, лошадь повела за собой оркестр. Когда же Давингоф попытался восстановить себя в дирижёрских правах, восходящая музыкальная звезда отбила копытом не только такт оркестру, но и всю охоту Давингофу дирижировать.

Всё шло замечательно до 19-го такта, когда в оркестре зазвучала труба. Лошадь оказалась полковой и, заслышав трубу, тут же пошла в атаку на неприятеля, то есть на оркестр. Но и оркестр тоже оказался военным и действовал тактически грамотно. Отбивая атаки неприятеля, он отступил сначала по Потёмкинской лестнице в порт, потом на корабль, а затем и в Константинополь. Что вы хотите, шёл не только 19-й такт, но и 1919-й год!

Вот уж был успех так успех! С оркестром, который не затихал с 1885 года и который уже в течение двух лет не могла заставить замолчать даже доблестная Красная Армия, лошадь разобралась за 19 тактов. Естественно, что её тут же стали приглашать поработать с крупнейшими европейскими оркестрами. Говорят, что именно в ходе этого триумфального турне родилось выражение «галопом по Европам».


Сатрап с Думской площади
Но полагать, что Одесса оригиналами считала только неких чудаков — ошибочно. Одесса могла присвоить звание оригинала даже градоначальнику. Конечно, тому надо было поднатужиться. В конце ХІХ века у власти в Одессе стал градоначальник-самодур с экологической фамилией Зелёный. Правда, ему ближе была вторая часть слова «самодур», короче, с дурью там было всё в порядке. Хрестоматийным стал эпизод, когда Зелёный, посетив одесский цирк, увидел там в буфете дрессировщика Дурова, забежавшего перекусить. Приход градоначальника не испортил Дурову аппетита, а то, что он не встал при появлении символа власти, даже и аппетит артисту прибавило. Став зелёным, Зелёный злобно прошипел сопровождавшему его хозяину цирка:
— Скажите этому олуху, что я — Зелёный!
Тогда Дуров, промокнув рот салфеткой, передал через директора:
— Скажите, что, когда он созреет, я обязательно с ним поговорю.

Быстро закончив ужин, Дуров стрелой побежал за кулисы и покрасил одну из своих дрессированных актрис, то есть свинью, в зелёный цвет и на ней выехал на манеж. Понятно, что на следующий день он выехал (не на манеж, а теперь из Одессы) в сопровождении полицейских чинов, правда, уже не на свинье.

Невольно задумываешься: как стереотипно мыслят по недоразумению пришедшие к власти правители. Так П.А. Зелёный потребовал от П.К. Саксаганского, игравшего в Одессе спектакли вместе с Обществом украинских артистов, «реабилитировать» русский язык, так как жена Зелёного, часто заглядывавшая в театр, плохо понимала не только мужа, но и украинский язык. Приказ гласил: ежевечерне ставить столько действий русских пьес, сколько и украинских, скажем, пять на пять. А если в русской пьесе актов было не пять, а четыре, то будьте любезны допишите ещё один. Не правда ли что-то знакомое слышится нам в этом приказе.

Саксаганский не растерялся и отписал в Петербурге, испросив защиту у императора Николая Второго. Тот заступился за украинских артистов. Но вы же понимаете, что для этого нужно быть Николаем Вторым. Где сейчас такого второго сыщешь?!

Ну что ж, если мы заглянем в словарь Даля, то прочтём, что «оригинал» означает не только «чудак», но имеет второе значение — «подлинник». Вот и задумываешь в канун дня рождения города: может быть, оригиналы и есть подлинная Одесса, по крайней мере, её настоящее лицо.

Автор: Валентин Крапива