Открыл Раневскую, воскресил Ленина и научил снимать Тарковского. Но в историю мирового кино Михаил Ромм вошел как автор бьющего наотмашь «Обыкновенного фашизма».

«Я занялся режиссурой, потому что решил, что это дело безответственное, легкое. Литература – дело серьезное, скульптура – тоже, она требует отдачи всех сил. И я подумал: займусь-ка я кинематографом». Эти слова принадлежат Михаилу Ромму – великому режиссеру и не менее великому учителю Андрея Тарковского, Александра Митты, Сергея Соловьева, Василия Шукшина, Георгия Данелии и многих других. Но что бы ни говорил Ромм о «безответственном и легком деле», он сокрушался, что в сутках не 34, а 24 часа: тогда бы он мог каждый день работать над фильмами на десять часов больше.

Михаил Ромм был почти ровесником мирового кинематографа – он родился в Иркутске в 1901 году, всего через шесть лет после первого публичного сеанса братьев Люмьер. Отца Миши, врача-бактериолога и социал-демократа, сослали в Сибирь на пять лет за распространение нелегальной литературы. По возвращении из ссылки семья поселилась в Вильне – это современный Вильнюс, а в 1907 году переехала в Москву. Там Михаил Ромм окончил гимназию и в 1917 году поступил учиться на скульптора.

Отца этот выбор очень огорчил, поскольку он сомневался в таланте сына. Однажды он тайком взял одну из его работ и отнес своему знакомому, считавшемуся знатоком искусства. Знакомый работу похвалил, и Ромм-старший смирился. Однако проучился Михаил Ромм все равно недолго – вмешалась Октябрьская революция. Только в 1921 году, после демобилизации из Красной армии, ему удалось вернуться в училище, которое к тому времени было переименовано во ВХУТЕМАС. Изменилось не только название, но и порядки. «Никаких общеобразовательных предметов не было. Каждый лепил, что хотел и как хотел», – вспоминал Ромм.

В 1923 году Ромм сделал деревянные статуи рабочего и крестьянина для первой Всероссийской сельскохозяйственной выставки. В образе рабочего он воплотил автопортрет. Скульптура простояла больше года в парке Горького, но Ромм не любил, когда знакомые его узнавали: работу он считал неудачной и нисколько ею не гордился. Он все критичнее относился к своему творчеству и к выпуску совершенно утратил интерес к скульптуре, хоть и получил диплом.

В поисках призвания он пробовал себя как переводчик, писатель, художник-иллюстратор – и везде успешно. Но Ромм считал, что все это не его. В 1929 году он устроился в Институт методов внешкольной работы, где ему поручили изучать реакцию детей на кинофильмы. Пересматривая киноленты вместе с детьми, он страстно увлекся кино и понял: вот оно, дело его жизни!

Карьеру в кино Ромм начал как сценарист. Учился он, препарируя фильмы: отсматривал их и подробно описывал покадрово, а потом анализировал. Так он выучил наизусть около десятка картин, после чего начал писать собственные сценарии и рассылать их во все советские киностудии. Ни один из них в работу не взяли, однако на Московской фабрике Совкино – будущем «Мосфильме» – разглядели его талант и предложили поработать над несколькими сценариями уже по заказу: по ним были сняты проходные фильмы на революционную тематику. В одном из них, фильме 1931 года о польских рабочих-коммунистах «Рядом с нами», сыграл свою первую роль Георгий Милляр.

В том же году режиссер Александр Мачерет предложил Ромму место своего ассистента, а в 1933-м ему доверили самостоятельно снять фильм «Пышка» по одноименной новелле Мопассана. Правда, в связи с очень ограниченным бюджетом условия поставили крайне жесткие: немая картина с участием не более десяти дешевых актеров, без массовых сцен, в простейших декорациях.

Ромм с радостью согласился и принялся обходить театры в поисках характерных, но малоизвестных актеров: пригласить звезд даже не первой величины ему не позволяла смета. В Камерном театре Таирова он увидел Фаину Раневскую и не раздумывая пригласил ее в картину. Согласно байке, ходившей в актерской среде, Раневская начала восторженно хвалить фильмы Ромма и сказала, что для нее честь – сняться у такого известного мастера. Ромм замотал головой: «Простите, но я не тот Ромм, я еще не снял ни одного фильма!» Дело в том, что Михаила Ромма нередко путали с известным в то время режиссером Абрамом Роммом, работавшим под псевдонимом Роом. Раневская смутилась, но отказываться от предложения «не того Ромма» не стала. Так фильм «Пышка» стал для них обоих первой – и весьма успешной – работой. Позднее Раневская сыграет одну из своих самых ярких ролей в другом фильме режиссера – картине 1941 года «Мечта».

На волне успеха «Пышки» Ромму доверили фильм о советских пограничниках «Тринадцать». На съемках этой картины Ромм познакомился со своей будущей женой, актрисой Еленой Кузьминой. Возможно, отношения между ними так и остались бы чисто рабочими, если бы не ревнивый муж Кузьминой, режиссер Борис Барнет. Будучи настоящим домашним тираном, он не хотел выпускать ее из виду и не разрешал поехать на съемки в Туркмению. Когда Кузьмина получила прямую директиву из «Мосфильма», Барнет оказался бессилен, но примчался в пустыню Каракумы, подозревая жену в измене с Роммом. Убедившись, что между Роммом и Кузьминой ничего нет, Барнет уехал восвояси. Однако именно этот его визит пробудил в них взаимный интерес. В итоге Кузьмина по возвращении со съемок ушла от Барнета, а в конце того же 1936 года вышла замуж за Ромма.

Летом 1937-го Ромма вызвали в Госкино и поручили ему снять фильм «Восстание» о Ленине и Октябрьской революции. Казалось бы, удивительное дело: молодому режиссеру, автору всего двух фильмов доверяют монументальное полотно о вожде. Но при ближайшем рассмотрении ничего удивительного не оказалось: опытный режиссер едва ли подписался бы на такую рискованную авантюру. Фильм требовалось снять к 20-летию революции 7 ноября – то есть всего за два с половиной месяца. Не успеть в срок было бы равносильно смертному приговору. Знакомые отговаривали Ромма, но тот не испугался: «Я решил – пан или пропал».

В роли Ленина он видел исключительно Бориса Щукина. Все удивлялись такому выбору, поскольку Щукин внешне не походил на вождя мирового пролетариата. Но Ромм в молодости несколько раз видел Ленина лично, а однажды даже перекинулся с ним парой слов. Видимо, поэтому он улавливал внутреннее сходство и продолжал настаивать на кандидатуре Щукина.

Когда Щукин, загримированный под Ильича, впервые появился перед камерами, все убедились, что Ромм не ошибся с выбором. Старый большевик, хорошо знавший Ленина и приглашенный в качестве консультанта, чуть не прослезился, увидев «живого Владимира Ильича». Но и Ромму, и Щукину из-за сжатых сроков пришлось работать на износ. Оба почти не спали, сцены снимались с первого дубля – иначе было не успеть. «Я практически не спал два месяца, в лучшем случае два-три часа в день, а держался исключительно на кофеине», – вспоминал Ромм.

Но этот кошмар на поверку оказался еще не кошмаром. Настоящий ужас случился в день премьеры 6 ноября 1937 года. Фильм показывали в Большом театре вместо традиционного праздничного концерта. Из-за технических сбоев изображение на экране было очень мутным, звук – хриплым, а пленка во время сеанса рвалась более десяти раз. Все это безобразие из правительственной ложи видел в том числе Сталин, но когда пошли титры, он встал и зааплодировал – а за ним овациями разразился весь зал. Дело в том, что Сталин посмотрел фильм заранее – в нормальном качестве – и остался доволен: лишь предложил сменить название на «Ленин в Октябре».

После премьеры Ромм приехал домой, лег спать и велел жене не будить его раньше чем через сутки. Но разбудили его через три часа. Внизу уже ждала машина. Ромма отвезли в Госкино и сообщили, что, по мнению Сталина, в фильме не хватает сцен штурма Зимнего дворца и ареста временного правительства. Картину, афиши которой уже вывесили кинотеатры по всей стране, экстренно сняли с проката, а от Ромма потребовали доснять недостающие эпизоды. «Тогда я впервые в жизни упал в обморок», – говорил Ромм.

После «Ленина в Октябре» последовало столь же успешное продолжение «Ленин в 1918 году». За оба фильма Ромму вручили Сталинскую премию и назначили на руководящий пост в одной из дочерних контор Госкино. Правда, в чиновничьем кресле Ромм продержался недолго в силу прямолинейного характера. В 1943-м его сняли с должности. Ромм вернулся к режиссуре и еще в годы войны начал работу над драмой «Человек № 217», которая в 1946 году получила приз Каннского фестиваля за лучшую режиссуру.

После еще нескольких работ Ромм перестал снимать на пять лет. Он взял паузу, поскольку прошлые работы его перестали устраивать, а что снимать дальше, он пока не знал. Итогом стал совершенно новый для него по формату фильм-размышление «Девять дней одного года» о физиках-ядерщиках с Алексеем Баталовым и Иннокентием Смоктуновским. Он был признан лучшей картиной 1962 года в СССР и получил ряд советских и зарубежных премий – в Польше, Чехословакии, Австралии, США.

Казалось, Ромм поймал новую волну, но неожиданно для всех режиссер переключился на документалистику. После фильма о Борисе Щукине он приступил к непростой работе над «Обыкновенным фашизмом». Больше месяца он ездил по бывшим концлагерям Польши и Германии, изучал свидетельства с Нюрнбергского процесса и другие документы. Однако концепция сложилась не сразу. Сначала Ромм считал, что «самым сильным материалом, разоблачающим фашизм, будут зверства, которые чинили обыкновенные люди». Но зрители, которым режиссер показывал черновые материалы, не выдерживали: отводили взгляд, закрывали глаза, а то и вовсе вставали и в слезах уходили с просмотра. «Фильм не получался, получалась лекция», – сокрушался Ромм.

И тогда режиссер решил чередовать эпизоды: жизнерадостные сцены он «сталкивал» с тяжелыми. Вот молодые немецкие парни мирно отдыхают в компании девушек – а вот они же стоят над трупами убитых мирных жителей. Это оказалось гениальным решением: с одной стороны, зритель получал отдушины, а с другой – контраст и эмоциональные качели только усиливали эффект. Картина снискала триумф и множество премий, люди на сеансах аплодировали стоя. Ее показывали по всему миру, но особенно важным для Ромма стало признание немецких зрителей. «Трудно передать, что должен пережить советский режиссер – представитель страны, которая так пострадала от фашизма, когда ему аплодируют тысячи зрителей-немцев, – писал он. – Овация была такой долгой, что я наконец заметил, что стою в позе индийского йога, сложив ладони прямо перед лицом и не зная, что делать в таких случаях».

«Обыкновенный фашизм» стал последней работой Ромма, которую он успел доснять до конца. В 1967 году он перенес тяжелый инфаркт, а когда оправился, начал снимать документальную картину под рабочим названием «Мир сегодня». В нем он переосмыслял ключевые события ХХ века и показывал актуальные проблемы современной ему эпохи. Но завершить картину Ромму не удалось – он скоропостижно скончался в 1971 году. Доснимали ленту Элем Климов, Марлен Хуциев и Герман Лавров. В прокат она вышла под названием «И все-таки я верю…» в 1974 году.

В первой трети фильма зрителя сопровождает закадровый голос самого Ромма, но он успел озвучить только «полвека». Там, где фонограмма заканчивается, Климов, Хуциев и Лавров вмонтировали в картину своеобразный мемориал. Взрывы в Хиросиме и Нагасаки, о которых идет речь, транслируются на экране телевизора в углу кадра, а в центре крупным планом появляется фотография Ромма. А за ней – надпись: «Здесь обрывается голос автора фильма…»

Елена Горовиц