Бог всегда соответствует не только своему имени, но и своему Предначертанию, иначе его имя – пустой звук.

Настало время вспомнить о древних Богах, тех самых которым поклонялись
наши пращуры. У них была четкая классификация языческих (народных) Богов. Они знали, кто из них относился к Высшим, а кто был чуть «пониже». Так же им было известно, что Творца не принято называть Богом (что означает хозяин), так как именно Он сотворил Богов.
Это знание дошло до нас в практически не измененной формуле. Не редко
нам всем приходилось слышать, когда мы неслись по неотложным делам и до нас доносился голос человека просящего милостыню: «помогите, ради Бога!». Кто из нас задумывался о потаенной сути этих слов? А тот кто нуждается в помощи и взывает к милосердию прохожих, сам того не зная, этими сакральными словами славит Творца миров: «РА ди Богов (Бога)», то есть РА сотворил (ди) Богов.
Есть немало примеров того, как наши предки пытались донести до своих от-
даленных потомков свою Веру и Знания. Возьмем, например, словянские имена. Так издавна популярное имя – Владимир, уже несколько тысячелетий несет в се-бе скрытое послание из прошлого. Чтобы его прочесть рассмотрим его более древнюю версию, сохранившуюся без изменений в украинском языке, – Володи-мир. Популярен «перевод» русского варианта - «владеющий миром», но это тол-кование неверно, виновата в том выпавшая буква «о», но если ее поместить об-ратно, то получим: Вол сотворил мир. То есть, так же как и в первом случае, это имя – формула с заложенным в ней Знанием, которое нам через толщу тысячеле-тий передали наши предшественники. Наверное, для них было важно, чтобы мы знали, что и Мир и самих Богов сотворил РОД-Световид-Вол-РА.
До сих пор популярны имена «славления», но мы не станем их все подроб-
но анализировать, так как обычно совершенно ясно кого они славят: Вечеслав, Воеслав, Мечеслав, а вот на имени - Владислав предлагаем остановиться.
Вла-ди-слав – вновь выпавшая «о» между «в» и «л» в начале имени, подво-
дит нак к мысли, что это обычная практика для этих двух согласных: власть (рус.) - влада (укр.), властитель (рус.), по-украински будет – володарь. То есть мы ви- дим, как исчезает «о». В русском языке это «исчезновение», можно заметить если вспомним вышедшее из употребления слово «волость». Первоначально под ним понималась территория владения (володиння), а уж только потом – территориаль- ная единица. Вернувшись к значению имени Владислав, вставляем выпавшую букву и получаем: Вол -Творец славен или Славься Вол-Творец.
Давая краткое описание словяноарийским Богам, не будем брать за основу
пантеон Владимира, который предвосхитил Игнатия Лойолу своей утонченной из-бирательностью и тем самым исказил действительную Веру словян. И уж точно не стоит слепо доверять историческим хроникам, написанным христианскими мона-хами, ввиду их несомненной предвзятости.
Чтобы раскрыть истинную суть Богов, нам необходимо учесть несколько
факторов и немаловажное значение среди них имеет принцип построения имен. Так, если Дана означает: «Мать вода», то было бы нелепо поручить ей покрови- тельство семейного очага, так же как и Живу – «Дающую жизнь» не назовешь Богиней смерти. Каждый из Богов несет в себе основное чувство, которое он обя-зан олицетворять и аккумулировать в Вырие. Кроме того, Бог всегда соответству- ет не только своему имени, но и своему Предначертанию, иначе его имя – пустой
81
звук. Если мы об этом забудем, то всякий сможет по своей потребности водружать кумиры своих собственных Богов, будь-то Дый-вол, император или Великий князь.
Только стоило князю Владимиру убрать со священного капища* кумир –
(«ку» - иной мир) РОДа, а вместо него водрузить личного княжеского Бога – Перу- на и первый шаг к идеологической революции был сделан.
Всего через тысячу лет мы, потомки русов, со знанием дела опираясь на
«достоверные» источники рассуждаем о кровавых жертвоприношениях «верхов- ному» славянскому Богу – Перуну. И никого уже не удивляет тот факт, что все древние иноземные историки и путешественники отмечали, что словяне были «солнцепоклонниками». И они не искажали истину – мы действительно молились Волу-РА – видимому воплощению Творца (одной из трех Его ипостасей) и уж точ- но не приносили человеческих жертв, так как это было запрещено РОДом. Позд- ние кровавые жертвы Перуну полностью на совести князя «Красно Солнышко»…

Не плачь малыш,
завидная судьба у тех,
кто Сестрами* оплакан
будет!
«О Славе», Ростор Кривой


Давно это было. Еще в те времена, когда волхв мог быть кузнецом, а кузнец
волхвом. Когда еще не придумали ведуны свое «Право на дело»**, и даже волхвы могли заняться ремеслом. Тогда волхв Канув и выковал два меча-близнеца, проведя по всем правилам обряд посвящения. Он дал клинкам имена, вдохнув в них Душу.
Волхвы шептались между собой, что в мечах возродились Сущности из иного
Уровня, выполняя свое Предначертание. Один меч получил имя – Сверкнувший, а второй – Блик в Ночи.
Владел этими мечами сын Канува, родившийся с ними в один день, Великий
Хорс, Любимец Вола.
До нынешних поколений дошли предания о Солнечных мечах и Хорсе, хоть и
прошло с той поры шестнадцать тысяч лет.
Хорс был единственным сыном Канува. Родился он, когда ночь перевешивает
день на Коромысле, что подвешено на Оси.
Тогда народ ариев, как и ныне, буйно и весело праздновал Свято Коромысла
в студне месяце. Валом он валил на заснеженные площади, где стояли приготовленные волхвами-колядниками огромные коромысла с люльками. И каждое коромысло были насажено на ось, что символизировала собой Ось КОНа – Пирамиды и Смену–Вращение–Коловрат.
Вокруг главного Коромысла начинал ходить вол, ведомый выборным Колядой
– распорядителем Свята. Он имел почти безграничную власть все две недели празднования Свята Коромысла. Священный Вол, освящая праздник, накручивал посредством длинного рычага, прикрепленного к его спине, хитроумный механизм внутри коромысла, изготовленный ведунами.
И когда первые счастливчики занимали места в люльках, и Коляда давал
отмашку, механизм начинал раскручиваться, вращая коромысло вместе с сидящими в люльках-корзинах людьми.
После того, как раскрутили главное Коромысло, раскручивали остальные,
чтобы все желающие могли присоединиться к чествованию Коловрата.
Хохот крутящих хоро, смех и визг тех, кто вертится в люльках, крики
продавцов хмельных медов, оля и браги, скрип сотен коромысел и мычанье волов – гомон, шум и веселье целых две недели. Работать в дни Свята Коромысла строго возбранялось. Тем, кто нарушил запрет, наказание назначал сам Коляда: от огромного штрафа до изгнания в шудры или смерти – на выбор.
В один из праздничных дней Коляде донесли, что докон нарушил сам волхв –
из кузни Канува валит дым и слышен звон наковальни. Распорядитель направился к кузне волхва, сопровождаемый разъяренной толпой.
Подойдя к кузне, они увидели, что Канув и не думал таиться: перестук молотов

*Сестры – богини-плакальщицы. Желя и Карна оплакивают воинов, павших в бою, и выносят Души воев из Яви в Навь.
** «Право на дело» – особая грамота, выдаваемая ведунами за определенную плату, на право заниматься ремеслами
*** Смена-Вращение-Коловрат – есть символ беспрерывного движения, смена явного мира на навь и наоборот. Определял непрерывность цепи возрождений. Изображался в виде свастики (Возвышенное постоянство Души).
26
о наковальню разносился на большое расстояние, сея в сердцах смущение и удивление.
Коляда поднял руку, успокаивая народ, готовый по бревнышку разнести
жилище святотатца. Насупив брови, он строго глянул на присмиревшую толпу и вместе с двумя помощниками, которые обнажили мечи, зашел в кузню.
Внутри клубился едкий дым, с мороза в кузне нечем было дышать.
Прокашлявшись, они увидели самого хозяина в кожаном фартуке,
пропаленном в нескольких местах. В могучей руке Канув сжимал молот, а его серые глаза из-под нависших бровей с неподдельным изумлением смотрели на наковальню.
Коляда проследил за его взглядом и едва не вскрикнул от изумления: на
наковальне лежал новорожденный и маленькими ручонками прижимал к голому
тельцу два раскаленных до белизны меча.
То ли от жара, то ли еще от чего, но вошедшие выборные ясно видели, что
от младенца исходило свечение такое же, как и от клинков.
Сглотнув слюну, Коляда хотел сказать Кануву о нарушении покона, но так
и не смог выдавить из себя и полслова. Тогда он, молча, низко поклонился и вышел из кузни, выталкивая перед собой задеревеневших от увиденного помощников.
Глухо роптавшая толпа, увидев вышедших из кузни выборных, сразу умолкла,
словно невидимая ладонь прикрыла им рты: у всех троих на лбах появилась круглая красная отметина с более светлым пятном в центре – знак Вола-РА.
Новости обычно разлетаются очень быстро, а во время гуляний тем более.
Прошел один день, и уже не только венеты, но и другие племена ариев
обсуждали события, произошедшие в кузне волхва. Чародейство либо магия исключались: Канув, конечно волхв, но к нему в дом зашел не просто маг, а сам Коляда. А выборный Коляда на время празднеств получал не только высшую власть, но и Силу, сравнимую с Силой самого Верховного Волхва. Если власть ему вручали люди, то Силу – Вол-РА. Так говорили волхвы, а как было на самом деле, не знал никто.
Народ скор на расправу, но не менее быстр и на признание, если есть на то
воля Вола – весть о чудесном мальчике и его братьях мечах мгновенно разнеслась по землям Союза Племен. В положенное по покону время – через пять лет – мальчик получил имя – Хорс. Канув, принес на требище богатую жертву и дал имена также и клинкам: Сверкнувший и Блик в Ночи. С тех пор и пошла гулять молва, что волхв-чародей вдохнул в клинки Душу.
Прошло время, Хорс стал вождем племени венетов, а затем, когда настал
Шестой День, Вол выбрал его своим Ведущим.
Великие дела совершил Хорс. Он повел «Змею ариев» на схид, навстречу
Волу-РА. Шли они, пока не увидели, как из моря выплывает сам Тресветлый Вол-РА, но место рождения Его было осквернено порождениями Проклятого Атла, сына Чернобога.
Ужасна была Великая сеча на берегу Синего моря. Карна и Желя пролили
море слез, летая над полем битвы и оплакивая павших ариев, но РОД даровал победу своему народу – атланы оставили земли на сходе. Долго еще будет бесплодна земля, где прошел проклятый огонь Врага. Его чудовищное оружие поменяло лик мира: там, где была суша, – плещется море, где была равнина – вздымаются сопки.
Когда пришло время поворачивать в Ночь, племя айнов собрало Коло и
приняло решение заселить отвоеванные территории, чтобы охранять от скверны священное место рождения Вола-РА.
Желание айнов не противоречило обычаям ариев, так как треть их племени
оставалась на родных землях, и священное число арийских племен – двенадцать – оставалось неизменным. Хорс одобрил решение Кола племени и Совета старейшин
после того, как Верховный Волхв Союза Племен провел древнейший ритуал – Свято
27
Приобщенья.
Так засевалась земля кровью ариев.
Велика была слава Хорса. Разнеслась она по всей земле. Имя его вызывало
восторг у друзей и ужас у врагов. Атланы его именем пугали своих детей. Под его началом арии совершили самый длинный поход и сумели победить и оттеснить извечного противника.
Многими именами и прозвищами наградил его народ, но в истории остались
лишь те, что отражали истинную суть воителя. Его называли Хорс, Любимец Вола, за то, что он единственный из Ведущих, кому Вол позволил оставить свое имя, полученное на посвящении. Называли еще его Воином с Живыми Мечами. Но не многие знали Хорса под другим именем, в котором отразились те ужасные катаклизмы, что случились на сходе. Имя это – Тот, Кто Положил Начало или Зачинатель. Истинный смысл этого имени знают лишь Высшие Посвященные.
И жил Хорс во славе и великом почете, пока не возгорелась новая Заря, а
за ней новый День. Но Вол-Ра не дал своему Любимцу сыновей, и после того, как
решил Хорс покинуть народ свой, его братья-мечи достались Родану – мужу его
последней дочери Златки. Родан был вождем русов, и клинки, попав в это племя, больше не покинули родовичей Дажа Основателя.
Вот так необычные клинки, пропитанные древней магией, попали в руки
Хладомира, который был, как и его младший брат, прямым потомком Златки и Родана. Они были Хорсовичами!
Только Сила Солнечных мечей могла провести и сохранить тонкую нить,
ведущую от Хорса до Хладомира, и еще дальше – к его еще безымянному сыну.
Эта непрерывная череда поколений растянулась на тысячи лет, и она могла
прерваться уже не один раз, но мечи чародея Канува берегли его потомков.
После Хорса, Любимца Вола, ни один Хорсович не смог сражаться сразу
двумя волшебными клинками. Даже носить два меча одновременно не мог никто.
А тот, кто не принадлежал к их роду, не сумел бы поднять даже один
заговоренный меч.
Ныне Сверкнувший в руке Хладомира, а Блик в Ночи, завернутый в меха,
лежит в фургоне, рядом с сопящим младенцем – сыном сотника.
Легенда гласит, что Воин с Живыми Мечами вернется к ариям, возродившись
в одном из своих потомков. Узнать о его новом приходе будет несложно: тот, кто сумеет владеть одновременно двумя Солнечными мечами, и будет возрожденным Любимцем Вола.
За те несколько тысячелетий, что прошли со дня смерти Хорса, поднять
два меча не смог никто. Помимо Хладомира, и Слад пытался сдвинуть второй
клинок, но так же, как и старший брат, потерпел неудачу.
Глядя, как Хладомир вытирает кровь с меча, Слад в который раз любовался
игрой на лезвии света, преломляющегося на древних рунах. «Меч, конечно же, чудесный, но необходимо смотреть в оба, а не вспоминать древние легенды, иначе дикарь съест твою печень, воин», – усмехнулся Слад, отражая клинком копье, направленное ему в живот.
Дикие окружили их, выставив перед собой длинные копья с листообразными
кремневыми наконечниками. Их было не меньше двух десятков, но сразу напасть на братьев они почему-то не решались. Немы переминались на месте, словно чего-то ожидая. А может, вид трех трупов немного охладил их воинственный пыл?
Как и все дикари, известные Сладу, они были темноволосые. На некоторых
были высокие шапки из меха сурков и сусликов. Блестящие карие глаза выражали звериную ярость, необузданную жестокость и что-то неуловимое, но что – Слад
понять не мог. Одежда, состоявшая из сшитых между собой меховых штанов и
курток, свободно висела на их жилистых, коренастых фигурах. Самый рослый их

*Был еще Даж Основатель, его также не называли Волосом, но он все же считался Первым Ведущим.
28
воин едва доставал плеча не отличавшегося высоким ростом Слада. Кроме копий, они были вооружены метательными кремневыми ножами и луками, у некоторых имелись небольшие, искусно сделанные каменные топорики. В общем – типичные охотники на мамонтов, что встречались и в родных более полночных степях.
Но перед глазами Слада стояло то невероятное видение, что померещилось
ему в начале боя. Это было что-то ненормальное, противоестественное: люди сидели на лошадях.
И будто в ответ на его мысли, раздалось ржание, и из высокой травы
появились кони. На их спинах сидели люди. Они держались за веревки, продетые в лошадиные ноздри, и в правой руке сжимали копья.
Пешие воины резво отскочили в стороны, освобождая дорогу своим соплеменникам на лошадях. Но на этот раз они не застали Слада врасплох. Даже не пытаясь достать стрелу, он бросил лук на землю и вытащил метательные ножи – в ближнем бою они били надежнее.
Воины на лошадях неслись на них галопом, занося копья для броска. Слад метнул ножи с двух рук: передний всадник пошатнулся и свалился со спины лошади, второй схватился за грудь и упал на шею коня, обхватив ее руками. Слад метнул еще два своих ножа в нависающих над ним воинов, одновременно уворачиваясь от летящего в него копья. Его кремневое острие лишь царапнуло кольчугу, не причинив молодому воину вреда. Но последние броски руса не достигли цели: нельзя сразу делать два дела – метать и уворачиваться.
«Слава Волу-РА, что светит в спину русам, все же сложнее целиться этим
степным волкам», – подумал Слад и едва успел отскочить в сторону, уклоняясь от пронесшегося мимо коня, но тут же упал от сильнейшего толчка в грудь. Тяжелое
копье ударило прямо в сплетение Ярилы, сбив дыхание. Слад раскрыл широко рот и, как выброшенная на берег рыба, пытался продышаться, но ему это не удавалось. Наконец, превозмогая боль, он смог вдохнуть ставший вдруг тяжелым и твердым, как деревянный кол, и горячим, словно раскаленный уголь, воздух.
Разогнав неимоверным усилием воли туман в голове, он приподнял ее,
окидывая мутным взглядом место сражения. Рядом с ним валялось копье, не сумевшее пробить стальную кольчугу. Чуть поодаль лежала убитая лошадь, а за ней еще одна и еще.
– Ого! Кто это устроил здесь такую бойню? – проворчал молодой вой.
Схватив чуть было не прикончившее его копье, Слад, оперся на прочное
древко и встал на подгибающиеся дрожащие ноги. Оглядевшись, он увидел, что битва кипела уже повсюду: лошади на спинах с немами, потрясающими своим грубым оружием, казалось, заполонили все свободное пространство, а ариев было удручающе мало. Но навстречу диким летели стрелы, копья, ножи и чеканы, собирая богатый урожай смертей. Гортанные крики, топот, стоны и вопли раненых – обычные звуки сражений, если не считать конского ржания, что нарушало привычную музыку битвы.
Слад вертел головой в поисках брата, но его не было ни среди убитых и
раненых, ни среди сражающихся воинов в высокой по пояс траве. Он с трудом
сделал несколько неуверенных шагов, проверяя свои силы. Убедившись, что
способность передвигаться к нему вернулась, он направился к тому месту, где в последний раз видел своего брата. Там лежало семь или восемь трупов людей с черными волосами. Слад был неплохим охотником, он умел читать по следам, и картина того, что произошло на этом пятачке, ему была ясна. Дикари, решив, что он, Слад, убит, набросились на Хладомира, посчитав одного воина легкой добычей. Но
сотник их быстро разубедил: об этом свидетельствовала гора тел со следами работы Сверкнувшего. Слад ясно видел, как замешкались немы, а затем решили раздавить страшного воина тяжестью своих боевых коней. Трупы трех лошадей и тех, кто на них сидел, «сказали» русу, что и эта их затея потерпела неудачу.
«Но где же Хладомир? – беспокоился Слад. – Да и врагов было намного
29
больше, чем он обнаружил убитых!» Неужели немы оставили Хладомира и бросились искать более легкую добычу? Тогда брат обязательно подошел бы к нему, чтобы проверить, жив ли он.
Рус ясно видел следы брата на утоптанной, перемешанной с травой, кровью и
конским навозом земле, еще недавно поросшей ковылем.
– Ха! Вот и разгадка! – воскликнул он и наклонился, чтобы лучше рассмотреть
отпечаток правой ноги сотника.
Здесь земля была вдавлена глубже: вес тела перенесен на носок для
толчка. Слад сделал несколько шагов в направлении предполагаемого прыжка брата, но ничего не обнаружил. То есть совсем ничего: след исчез, словно у Хладомира выросли крылья и он улетел. На земле были только видны следы копыт лошади, не убитой Хладомиром.
«Раз сотник – не птица и летать не умеет, то единственным ответом на эту
загадку является предположение, что брат, как саблезуб, запрыгнул на круп коня
и унесся на нем!» – пришел к заключению Слад.
– Что ж, пойдем по следу этого животного! – буркнул рус и стал внимательно
всматриваться в отпечатки копыт, надеясь найти какие-то индивидуальные отличия, но, кроме того, что лошадь оставляла более глубокие следы, чем другие животные, не имеющие на себе двойного груза, ничего не обнаружил.
Тяжело вздохнув, Слад подбежал к брошенному им луку и тулу со стрелами и
нагнулся, чтобы поднять свое оружие: резкая, острая боль в груди чуть не бросила его снова на землю. Собравшись с силами, он отогнал охватившую его слабость, вытеснив ее из сознания. Применив упражнения, известные воинам-ариям и не требующие наличия Силы, Слад сумел заглушить острую боль и поднять лук. Только тогда он посмотрел на грудь. Нет, он не ошибся: звенья кольчуги выдержали мощные удары, но сила их была такова, что ребро, наверное, было сломано. И хвала Волу-РА, если одно. Но стоять некогда, нужно искать родовича.
Боль отступила и гнездилась где-то на задворках сознания. Она конечно
вернется и с утроенной силой, но это будет потом. А пока – на поиски брата.
Слад бежал по следу коня уже более четверти часа, не ввязываясь в мелкие
стычки, на которые обычно распадаются любые битвы, когда первый порыв не опрокидывает противника. Если вначале «говорили» луки, то теперь «слово взяли» мечи и копья.
След вел к одному из холмов, поросшему тисами. Руса все это время мучила
мысль, что он обманулся и бежит по ложному следу, что предположение его было ошибочно, и Хладомир даже не думал бросаться на бешеного коня.
– А что там впереди, рядом с темными громадами тисов? – прошептал вой.
Несколько десятков степняков с кем-то сражались. Сердце его екнуло,
предчувствуя встречу с братом. Он припустил еще быстрее, хотя казалось, что это уже невозможно, и услышал радостные гортанные крики врагов и до боли, до зубной ломоты знакомый клич брата – крик атакующего сокола.
И словно открылось второе дыхание, и не было долгого изнурительного
бега, не было ран и усталости, – было лишь завладевшее им жгучее желание
не опоздать.
Выпустив подряд три стрелы в спины немов, он обнажил меч и ринулся в гущу
врагов, присоединив к боевому кличу брата свой – грозный рев разъяренного носорога, с которым его, несмотря на молодость, частенько сравнивали.
В жизни Слада было не много битв. И, наверное, воином он был не
последним, раз взяли в Поиск, но подобного сражения у него не было и вряд ли будет.
Сжимая в правой руке обоюдоострый меч, а в левой острый чекан, он, словно черный смерч, вертелся в гуще врага, нанося свои и отбивая чужие удары.
Рус думал лишь об одном – прорваться к своему Ведущему и умереть рядом с

30
ним, понимая, что одолеть вдвоем такое количество опытных воинов, какими оказались степняки, они не смогут. Меч его пел в руке, будто и в него вселилась душа древнего воина и требовала все новой и новой жертвенной крови.
Степняки не выдержали натиска мелькающего колеса смерти, неумолимого и,
казалось, бесстрастного, и начали пятиться, выкрикивая:
– Хорх, хорх, – на их языке это означало – «носорог».
Когда немы раздались перед ним, Слад увидел своего брата. Хладомир был
достоин своих предков-воинов, Бог Яровит – их покровитель – должен остаться ублаготворенным: гора из трупов лошадей и людей – мила его сердцу.
Ведущий сотни стоял под могучим тисом, прикрывающим его тыл. Кольчуга
висела на нем лохмотьями, да и сам он был весь залит кровью, не понять чьей – своей или многочисленных врагов. С болью в сердце Слад подумал, что, скорее всего, кровь его брата смешалась с кровью немов, и теперь души его невольных побратимов понеслись к своим богам.
Молодой воин понимал, что он должен сполна воспользоваться тем
замешательством, что вызвало его внезапное появление, и вновь броситься на врага, но вернувшаяся боль с новой силой сжала его грудь, перехватив дыхание. Мотнув головой, он вновь проревел свой клич и, превозмогая боль, бросился на врага.
Хладомир тепло улыбнулся ему, но улыбка эта была больше похожа на
злобный оскал из-за рассеченной кремнем верхней губы и залитого кровью лица.
Степняки наседали, желая любой ценой покончить с этим воином, убившим
лучших бойцов племени и, что еще хуже, – нескольких священных боевых коней. Хладомир отбил одним движением меча сразу два копья, направленных в него, поднырнул под третье, разрубая грудь его хозяина, и, упав на колено, всадил острие клинка в низ живота высокого степняка. По богато украшенной одежде и редкому для диких стальному мечу он признал в нем одного из вождей немов. Сделав разворот корпусом, он нанес круговым движением удар, рассекая самым концом Сверкнувшего кадык открывшегося воина, и, начав подниматься с колена, использовал силу движения и вогнал меч под подбородок очередного, некстати для себя подвернувшегося врага.
Когда он вновь твердо стоял на ногах, перед ним снова было три воина,
готовых к бою. Больше трех человек одновременно к нему подобраться не могли, благодаря отлично выбранной позиции. Действительно: справа его прикрывало нагромождение тел, слева – завал упавших, поросших мхом деревьев, а за спиной – ствол тиса-патриарха. Его, конечно, могли обойти с тыла, лесом, но в скоротечной схватке было маловероятно, что вожди немов пошлют кого-то в обход ради одного воина.
Рус был опытным воем, и время от времени оглядывался, проверяя, не
подкрадывается ли с тыла какой-нибудь деятельный нем. Но, видимо, Вол-РА
покровительствовал Хладомиру: дикие лезли на него в лоб, словно напрочь лишенные страха, а вернее – разума.
Вновь пала от Сверкнувшего тройка врагов, уступая место новым смертникам.
Наверное, немы поняли, что, несмотря на внезапность их атаки из засады, победа ускользнула от них, и они решили любой ценой забрать с собой к предкам этого бойца. Они гибли, но гортанными криками созывали себе на помощь соплеменников. Их целеустремленность более походила на массовое безумие насекомых при переселении на новое место жительства, чем на осмысленные действия существ, имеющих разум. Они гибли и снова лезли по трупам своих сородичей, скользя в
крови; они походили на обожравшихся вурдалаков, направляющихся туда, где ждет их освобождающий кол.
Степные воины избегали смотреть в глаза Хладомиру, не без оснований
опасаясь магии, а те из них, кто пренебрег этой мерой предосторожности и хоть на
миг встречался глазами с арием, опускали неподъемные руки с оружием и
31
обреченно ожидали последнего удара.
Слад не в первый раз видел доказательства наличия Силы у брата и
привычно удивился: почему волхвы не берутся за обучение Хладомира? Ведь чародей был бы намного полезнее Союзу племен, чем обычный воин, даже если он сотник Поиска. Так размышляя, молодой вой сделал еще одно усилие и продвинулся на пару шагов к своему Ведущему, уложив еще двоих диких навечно в землю. Остался какой-то десяток шагов, и он сможет прорваться к уставшему брату, чтобы прикрыть его спину, а если надо, то и подставить свое тело под кремневое острие вражеского копья.
И снова проревел рус свой хриплый клич, на миг придавший ему силы, и с
удвоенной энергией, добавленной отчаянием и безысходностью, завертел мечом, нанося свои смертельные удары и отбивая вражеские. Еще один шаг – и кольцо врагов разомкнется, но этот шаг он так и не успел сделать.
Последний нем, что отделял Слада от брата, сражался на удивление
умело, словно он прошел школу яриев. Вообще-то мечнику нелегко сражаться
против копейщика, если тот еще и опытный воин. Сказывается разница в длине оружия. Слад знал это, но близость цели заставила его забыть осторожность, и он поплатился.
Степняк, по-видимому, догадывался, что кольчуга является хорошей защитой
от его копья с кремневым наконечником, и, сделав ложный выпад в грудь арию, заставив того поднять меч для отражения удара, он резко опустил копье и ударил ниже кольчуги – в правую ногу, чуть выше колена.
Резкая боль пронзила, казалось, не только ногу, но и все тело Слада, но он
нашел в себе силы и отхватил наконечник копья, пока противник не успел извлечь его из раны.
Нем отбросил свое оружие, ставшее обычной палкой, и потянулся за боевым
топором, висевшим у него на поясе, но отцепить его от петли не успел: у него появилась более неотложная задача – спешно ловить свою голову, отсеченную мечом Слада.
Избавившись от своего опытного недруга, арий бросился на двоих степняков,
сражавшихся с Хладомиром и обращенных к нему спиной. Воины нападали на уставшего руса, пытаясь ужалить его наконечниками своих длинных копий, не подозревая о смертельной опасности, нависшей над ними.
Но на этот раз Морана отсрочила свой приход к черноволосым воинам.
Хладомир, отбиваясь от наседавших врагов, прижался к стволу тиса, не
столько чтобы обеспечить себе надежный тыл, сколько поддержать тающие силы, уходившие вместе с вытекающей кровью из многочисленных порезов и ран.
Подзаряжаться от деревьев учат друзиты, и этим искусством обладают все
арии, в зависимости от вида дерева и способностей самого потребующего целительной энергии. Для Хладомира, обладающего Силой, достаточно было двух минут контакта с деревом, чтобы восстановить истекающую из него жизненную энергию. Но этих минут у него и не было.
Из-за ствола дерева выскочила четверка степняков, воспользовавшаяся
тем, что уставший арий утратил бдительность и давно не проверял свой тыл. Они обошли его тисовым лесом по широкой дуге, обретя реальный шанс покончить с этим невероятным воином.
Внезапные удары в спину Хладомир отразить не смог, а висевшая лохмами
кольчуга уже не могла служить надежной защитой.
Зашатавшись от мощных ударов, пропущенных им, арий издал то ли рык, то
ли стон и, обливаясь кровью, бросился на врагов.
Меч его словно потек и растворился, он вился сплошным кольцом, раздавая
молниеносные неотразимые удары, заставляя пятиться ошалевших от такого натиска врагов.
Слад, услышав страшный крик своего брата, похолодел и застыл, пораженный
32
отчаяньем и ужасом. Ему почудилась в этом вопле обреченность, которую он слышал уже не один раз у смертельно раненых воинов: так кричат перед тем, как умереть. Но, увидев, что Хладомир сражается с врагами с еще большим ожесточением, он пришел в себя и ринулся на диких.
Вскоре все было кончено. Слад, хромая, подошел к родичу, сидевшему
упершись спиной о дерево. Он молча сел рядом с братом. Битва завершилась. Словяне вылавливали необычных лошадей, искали в грудах тел своих раненых и убитых, вели связанных пленников.
И к ним с Хладомиром направлялась группа воинов – узнать, остался ли кто
живой среди этого невероятного нагромождения тел.
Слад вздохнул и обратился к брату:
– Пойдем к нашим, Хладомир. Тебе нужна помощь, да и мне не помешало
бы заговорить кровь.
Но Хладомир молчал. Слад коснулся руки брата и, откинув голову назад, с
силой и отчаяньем ударил ею о ствол дерева.
Одинокая свинцовая слеза медленно кралась по щеке. В голове гулко стучала
мысль: «Арии не плачут!»
Но боже, как хотелось!

Глава 1 из книги "Рассвет. Когда наступит День"


… На угрозу – кулак,
На обиду – ладонь,
На месть – меч.
Поконы ариев

Над головой сверкнул клинок, но я успел вовремя подставить Блик, крепко
сжимая рукоять меча и чуть расслабив руку, чтобы мягко принять сильный удар противника. Мелькнула мысль-воспоминание: «…если будешь жестко отбивать
мощные рубящие удары врага, то не сумеешь удержать меч». Я изготовился было
провести контратаку, но меня остановил хлопок ладоней Смотрящего. Бой был
окончен.
Вложив Блик в ножны, я поклонился ярию и оглянулся: к сражавшимся не
торопясь подходил Наставник Мечей.
– Поздравляю, ты выдержал Испыт. В общем, бой провел неплохо, но мало
уделяешь внимания ногам: на третьей минуте мог споткнуться.
И внезапно суровое, покрытое глубокими шрамами лицо Наставника Мечей
озарилось теплой, но совершенно не идущей ему улыбкой.
– Ладно, Ярил, иди, я рад за тебя.
Поблагодарив наставника наклоном головы, я, смущенный непривычной
похвалой, побежал к зрителям, наблюдавшим за парами сражавшихся. Но, вовремя опомнившись, перешел на степенный шаг, приличествующий воину-ярию. На краю площадки, вытоптанной ногами мечников, расположилось несколько десятков человек – родичей тех, кто проходил Испыт. Немного поодаль от них стояла высокая и статная девушка с роскошными огненными волосами.
Одежда девицы указывала не только на знатность рода, но и на достаток.
Ее черное с алыми разводами платье, сотканное из тончайшей шерсти, было щедро расшито блестящими каменьями, и когда она шла, то под грудью жарко сверкал Ворон асов. На очаровательную головку, что блистала пламенем в лучах Вола, она надела лишь одно кованное золотом очелье, пренебрегая обережным венцом, который обычно носили девицы.
Я почувствовал, как успокоившееся, было, сердце вновь забилось, словно
непокорный сокол в клетке.
– Привет, Фрея, рад тебя видеть! – невнятно промямлил я и, покраснев,
глупо ухмыльнулся.
Ну почему так получается? Когда нет ее поблизости, то у меня находятся
довольно смелые и раскованные слова, а вот когда смотришь в эти зеленые насмешливые глаза, только и можешь невнятно лепетать: «Привет, Фрея».
– Привет, Ярил. Я наблюдала твой танец. Еще не видела мечника, подобного
тебе. Наверное, упрошу тебя дать мне пару уроков, – улыбнулась девушка.
Ее светло-рыжие волосы блестели на солнце, словно сам Вол играл ими.
Необычайно выразительные глаза, как мне всегда представлялось, – с насмешкой разглядывали мою малопривлекательную особу: испачканную, разорванную в нескольких местах одежду, взлохмаченные волосы и выступившую на лбу испарину.
Сколько раз я обещал себе, что при следующей встрече все будет иначе, что смогу справиться со своим непонятным смущением. Но когда видел Фрею, то забывал о своих намерениях и по обыкновению не знал, куда девать свои ставшие такими ненужными руки.
Затянувшееся неловкое молчание прервал чей-то звонкий злорадный голос:
– Так вот ты где, сестрица! Я почти час тебя разыскиваю!
Облегченно вздохнув, я обернулся: на меня, презрительно сощурив глаза,
пялился брат-близнец Фреи – Локи.
Он имел определенное сходство с сестрой: высокий, стройный, и волосы
того же цвета, и глаза, но в лице у него сквозь красивые черты проступала неюношеская жестокость, что в зависимости от настроения производило впечатление то необычайной проникновенности и сострадания, то нечеловеческой беспощадности. В данный момент лицо его имело брезгливо-насмешливое выражение.
«Интересно, – подумал я, начиная терять терпение, – чем это я развеселил
детей Одина, что им сегодня так весело?!»
Возмущенно тряхнув головой, рыжеволосая красавица гневно обратилась к
Локи:
– Ну и зачем я тебе понадобилась? Как ты, наверное, знаешь, мне уже
семнадцать лет, и я не нуждаюсь в няньках!
– Не подобает тебе здесь находиться! Сегодня Испыт проходят только
безродные из Кон Яра, – ас стрельнул на Ярила глазами.
– Я сама решаю, где и с кем мне быть, не спрашивая совета у тех, кто не смог
сдать два Испыта с первого раза! – негромко ответила брату Фрея, и в ее голосе зазвучала еле сдерживаемая ярость.
– Дочь вождя и володаря асов не может находиться рядом с ларком*, – цедя
слова бросил Локи страшное оскорбление.
И мгновенно оказался на земле, не успев уклониться от удара раскрытой
ладонью в нос.
– Может, я и не помню своего отца, но знаю, кто он и кем был! А если рыжий
ас забыл, то я напомню ему о роде и чести хорсовичей, показав цвет моего меча!
Предлагаю «встречу», – выпалил я, задыхаясь от жестокой обиды.
Локи поднялся, вытирая обильно текущую из разбитого носа кровь, но не
успел ничего ответить на мой вызов. Его опередила Фрея:
– Ярил, прости моего брата! У него бывает, что слова опережают мысли, но он
не хотел оскорбить тебя! Локи был обеспокоен моим долгим отсутствием, и обидные слова сами сорвались с уст. Прости его! – девушка умоляюще сложила руки. – Прошу вас, протяните друг другу пустые длани!
Я, сжав зубы, пожал замаранную кровью ладонь ярла и принял его извинения,
сказанные покаянным тоном раскаявшегося грешника – Локи, по-видимому, был неплохим лицедеем. Но мне показалось, что в его взгляде мелькнула затаенная
жгучая ненависть, почти осязаемая, но быстро и привычно подавленная.
Простившись со мною, Фрея с братом, сопровождаемые взглядами нескольких
мужей, ставших невольными свидетелями нашей ссоры, направились в сторону фургонов своего племени. От этой группы отделился могучий воин и быстрым шагом направился в мою сторону, левой рукой придерживая длинный меч, а правой энергично размахивая.
Это был мой самый близкий родич и друг – дядя Слад. Он был младшим
братом отца – стрием. Когда отец ушел к РА, то, согласно покону предков, за ним
последовала и мать, оставив двухлетнего сына на род. Стрий Слад на правах
ближнего родовича нянчился со мною до пяти лет, пока я не получил имя, после
чего мой род определил меня в Кон Яра. И я, подобно тысячам других сирот, познавал секреты боевого искусства, обучался премудростям арийского трехвидового письма, изучал десятки ремесел под руководством мудрых наставников Кона. Но мой стрий никогда не забывал навестить своего племянника и

*Ларк (на Слове) – ла – любовь. Буквально – от любви. Понималось, как безродный сирота, зачатый на Свято Очищающего Креса.
Лярк – от ля – любовь, не освященная ни жрецом, ни Очищающим Кресом в кресне месяце. Бастард.
порадовать гостинцем.

Сегодня он пришел на Испыт Мечей переживать за меня. Увидев ссору, он,
конечно, поспешил разузнать подробности. Подойдя, он стал внимательно вглядываться в мое лицо, словно пытаясь по нему определить, что здесь случилось. Ничего не прочитав на моей невинной физиономии, он спросил:
– Ну и что тут произошло?! Что здесь делали надутые детки Одина?! И зачем
ты вывалял этого рыжего ублюдка в пыли?! Ты должен знать, что асы хитры и мстительны, тем более что этот щенок сын их вождя! – озабоченно нахмурился
стрий, переживая за меня.
Я невесело улыбнулся, сознавая правоту дяди, мудрого в житейских вопросах.
– Ты же знаешь, стрий, Покон ариев:
«… на угрозу – кулак, на обиду – ладонь, на месть – меч».
– И что тявкнул этот вислоухий тушкан с отгнившим посредине хвостом? –
спросил стрий, начиная пыхтеть и сердито хмурить брови.
Я хорошо знал эти признаки гнева, когда вся его житейская мудрость куда-то
девается и он, забыв всякую осторожность, бросается на врага, подобно носорогу.
– Оскорбление моему близкому, очень близкому родичу, – поправился дядя, –
это несмываемая обида мне. И это тогда, когда я пришел любоваться успехами
моего Ярика, единственного сына моего старшего брата! Смотрю – и вижу, что
какой-то супоросый верблюд рыжей масти портит настроение моему племяннику!
И это в такой день! – Слад фыркал в гневе, смешно притоптывая и приседая, вертя могучей шеей и возмущенно хлопая длинными руками по мощным ляжкам, и в самом деле очень напоминая лохматого и сердитого носорога.
Если мой стрий и мог своим забавным поведением вызвать безнаказанную
улыбку, то только у меня, знавшего его любовь ко мне. Но если бы, упаси бог, он заметил хоть легкую тень неуместной веселости у постороннего, то выбитые зубы
и сломанные кости были бы закономерным результатом глупой выходки весельчака.
Слад был среднего роста, но очень широк в плечах. Он имел мощные и
длинные руки, бугрившиеся мышцами, бочкообразную грудь и короткие ноги, что вполне соответствовало его прозвищу – «Сердитый носорог». Тем более что, обладая сокрушительной силой, грозным видом и громким грохочущим голосом, он производил впечатление опасного, но недалекого буяна, которого лучше обойти стороной. Отчасти этот вывод был справедлив, но лишь отчасти. Дядя Слад был далеко не глуп. Проницательный наблюдатель заметил бы, что вся его свирепость и необузданность – маска, скрывающая веселого и умного человека, может, чуть вспыльчивого, но без сомненья жизнерадостного, забавляющегося своей ролью и получающего от нее истинное удовольствие. И этот человек имел большое, доброе сердце, в котором я занимал немало места. Слад внимательно наблюдал за жизнью сироты у яриев.
Его больше всех в роде Хорсовичей беспокоила судьба мальца, ведь он дал ему взрослое имя на мистерии посвящения.
Он хорошо помнил ту Ночь Огней, словно это было вчера. Напряженные,
недетские лица пятилетних мальчишек, с замиранием сердца ждущих, когда из
толпы факельщиков выйдет отец и поведет, держа за руку, к требищу, бросит в
смагу-огонь горсть жита и назовет имя. И это имя останется с маленьким человечком до конца его долгой или не очень жизни. Но насмешки и презрение будут уделом того, кто пойдет к требищу с ярием. Ларком-безродным будут называть того, у кого не нашлось родовича, который пройдется с ним, сжимая руку, в Ночь Огней.
Слад хорошо помнил тот день, когда его пятилетний племянник стоял вместе
со сверстниками. Помнил сжавшуюся в комок фигурку, сжатые кулачки и опущенную русую голову ребенка и понимал, что этот праздничный день может стать первым в его недолгой жизни осознанным горем. Когда Слад шел на праздник, он даже
помыслить не мог, что решится повести мальца к требищу, но, увидев лицо ребенка,
взял факел и направился к своему юному родичу. Он дал ему славное имя – Ярил, и с тех пор в жизни Слада появилась ответственность за дитя перед богом и людьми. А как же иначе? Ведь он дал клятву Волу-РА на Священном огне заботиться и оберегать будущего воина. От пережитого волнения у него даже было видение: из пламени на него смотрел лик с суровыми глазами, и в ушах пульсировал голос:
– Охрани его, воин! Следуй своему Предначертанию! Отныне ты – Защитник!
Слад моргнул и потом долго всматривался в смагу, надеясь, что-то разглядеть, но пламя молчало. Он было решил, что это все ему привиделось, но, скосив глаза на освящавшего церемонию волхва Третьей Ступени Посвящения, чуть не уронил факел, что было бы ужасным святотатством. Но его шок был понятен – волхв поднял обе руки, приветствуя жертвенный огонь! И это в ночи! Каждый арий знает, что поднятые руки – это восхваление-приветствие Тресветлого РОДа Вола-РА Световида, его ипостасей или воплощений! Слад сам тысячи раз поднимал руки, встречая или провожая Вола-РА, но, конечно, не ночью! Поразмыслив впоследствии, Слад решил, что в пламени они видели Яровита – бога войны, одну из ипостасей Световида. И, конечно же, Слад принял Предначертание Бога.
А сегодня его Ярил выслушал от надменного и заносчивого аса обидные
слова, а защитничек в это время где-то топтался. И это в день успешной сдачи
Испыта мечей, когда юный рус не получил ни одной царапины, что удается едва одному из тысяч, а может вообще никому и не удается!
Громко выдохнув, Слад взял себя в руки и совладал с гневом, захлестнувшим
было его. Он фыркнул и скептически глянул на удрученного юношу.
– Ну и чего ты скис? Это же не ты валялся в пыли, словно дохлая и вонючая
рыба? Или мои старые глаза меня подвели?
– Не я. Дядя Слад, мне уже семнадцать лет, и я имею право знать, как погиб
мой отец.
Слад тяжело вздохнул, бросив на племянника угрюмый взгляд, и уселся прямо
на траву. И возбуждение, и ярость улетучились, осталась только печаль.
– Так вот отчего возникла ссора! Он оскорбил память твоего отца?
– Он назвал меня ларком, – с трудом выдавил я из себя, чувствуя, что
заливаюсь краской стыда.
– Этот рыжий щенок глуп. Уж скорее его мать не знает и не помнит от кого
понесла такую ехидну, пока ее муж пропадал на охоте, – привычно начал заводить себя стрий, но я перебил его:
– Дядя Слад, я жду.
Родич опять принялся ворчать:
– Никакого почтения к старшим, к чему катится наша молодежь? Это
дубоголовые ярии научили тебя перебивать своего стрия? – обиделся Слад, но, взглянув на меня, вздохнул и погрузился в воспоминания…
Слад поднял голову и, прикрыв глаза рукой, взглянул на Вола. Здесь, в степи, он казался более обжигающим и ярким, чем в исконных землях русов. Воин задумался, вспоминая родные места близ славного Города Киев: тучные пашни и богатые нивы. Тяжко вздохнув, он достал плетенную из лозы флягу и сделал глоток теплой невкусной воды.
И тут раздался свист иволги – условный сигнал, означающий, что краткий
отдых закончился и пора продолжить поиск. Молодой вой бесшумно поднялся и
осмотрелся: отряхиваясь и проверяя, как закреплено оружие, вокруг из высокой травы поднимались соплеменники. Когда вой в поиске, он должен быть подобен
змее-стреле: бесшумен и смертоносен. Не дай бог что-то звякнет из снаряжения
во время бега – будешь на привале вместо отдыха таскать воду для всей сотни или другой урок назначит неулыбчивый Хладомир.
Слад искоса глянул на старшего брата: Хладомир, в отличие от него, был
высок и строен, статью напоминая волка-врику. Взгляд его ярко-голубых глаз имел удивительную силу. Воины из его сотни говорили, что если хочешь провести
Хладомира, то не смотри ему в глаза, если посмотришь, то сам начнешь рассказывать правду о своей проделке. Так что обмануть Ведущего сотни поиска нелегко. Старейшины племени русов возлагают на него большие надежды. Слишком молод хорсович, а то бы выбрали вождем еще два года назад. Именно тогда предыдущий вождь русов Антар был отмечен Волом и ныне ведет народ ариев путями Бога.
Слад вновь вздохнул: строг брат, но справедлив. Требователен не только к воям, но и к себе самому.
Под ногой хрустнула ветка. Вот Мара, откуда она здесь в степи взялась?!
На привале влетит от Ведущего. «Нужно выбросить из головы досужие мысли и включаться в поиск», – подумал он, окидывая взглядом однообразную местность.
Вокруг простиралась необъятная степь, ветер гнал ковыль волнами, словно
воды Великой реки Данапр, впадающие в Теплое море на пивдне. Но степь только несведущему мужу могла показаться скучной и однообразной. В ней рождались, жили и умирали мириады живых существ, которым не было бы никакого дела до проходящих мимо ариев, если бы те не вторгались сами в естественное течение их жизни.
Сотня Хладомира привычно продвигалась по местности «волчьим скоком».
Они вели «поиск», они были острием меча, и перед ними была лишь тень Священного Вола.
Все двенадцать племен народа ариев отправили по сотне лучших, наиболее
выносливых и быстроногих воев в «поиск». Они были впереди, за ними шла разведка – тысяча от каждого племени, а затем только «Змея ариев» – основные силы племен и обоз: огромные фуры, запряженные восемнадцатью могучими волами. Тысячи и тысячи фургонов, кроме запасов и необходимого снаряжения везущих женщин, стариков, детей, больных и раненых – большую часть народа ариев.
Сладу это скопление живых существ представлялось движением
извивающейся гигантской змеи, где их поисковая группа и более многочисленная разведка были ее раздвоенным языком, ощупывающим и осязающим путь, чтобы она могла безопасно продвигаться к своей цели.
И «Змея ариев» продвигалась, сметая все со своего пути. Бесчисленные
стада коз и овец, словно саранча, оставляли за собой голую, вытоптанную землю
и выпитые озера. Это был основной запас мяса для ариев, если не считать охоту,
которая была не способом добычи пищи, а одним из немногих развлечений, доступных воину в походе.
У диких племен, обитающих в степи, поживиться чем-то было довольно
сложно: слишком много шума и суеты, которые неминуемо сопутствуют огромному скоплению людей и животных. За много поприщ слышен гул и рокот, словно от
далекой неумолимо надвигающейся грозы. Дрожит и гудит земля от поступи многих миллионов ног. Нужно быть глухим и слепым, чтобы не услышать и не увидеть того, чего лучше бы не слышать и не видеть.
Сотня Хладомира за все то время, что ведет «поиск», ни разу не сталкивалась
с чужими племенами. Нам попадались лишь следы да заброшенные, в спешке оставленные поселения и городища, а люди успевали уйти, забрав с собой свой скарб.
Они значительно отличались от поселков охотников на мамонтов, которые
Слад видел, будучи мальчишкой. Тогда они с отцом сопровождали торговый караван, везущий изделия ремесленников, ткани, украшения и зерно, чтобы обменять все это на поделки из кости мамонта: бусы, кольца, браслеты и, конечно, – меха. Ценились еще резные статуэтки, изображавшие животных и женщин, а также и иные изделия из бивней, костей и зубов животных.
Сладу запомнилась встреча с дикими охотниками, так как она была первой
и последней, больше ему встречать их не приходилось.
Когда их ведомый тремя проводниками обоз подошел к селению, юного Слада поразило его отличие от поселков и селений ариев. В том счастливом возрасте ему казалось, что все люди похожи, и образ жизни у них должен быть такой же, как и у его родовичей. Ему рассказывали, что дикари-немы живут в пещерах, вырытых в высоком берегу реки, но он не верил этому. Ну а здесь овальная обширная площадка была окружена полуземлянками, сложенными из костей и бивней мамонтов.
Навстречу фурам выбежали голые, грязные и лохматые дети. Они с опаской
косились на рычащих псов и на огромных волов. За ними прибежали их матери, с любопытством разглядывая нас и щедро раздавая своим отпрыскам оплеухи. Они также не носили одежду: то ли были еще слишком молоды, то ли им было жарко. И лишь потом, не спеша, стали подтягиваться охотники.
Слава Волу, хоть эти были одеты! Их меховые нераспашные рубашки плотно
обтягивали мускулистые тела, штаны они носили, как и рубахи, шитые из шкур, на головах – теплые шапки. Охотники постарше были в меховых плащах, накинутых на плечи. Они не взяли с собой оружия – были предупреждены гортанными криками своих сородичей-проводников, что прибыл давно ожидаемый обоз с товаром. Но торг почему-то не начинался. Похоже, все чего-то или кого-то ждали. Наконец из центральной полуземлянки, кряхтя, вылезли три старухи и, поддерживаемые подскочившими молодыми охотниками, направились к нам. Толпа перед ними расступилась, и Слад смог вблизи рассмотреть их. Они были одеты в балахоны из полотна, высоко ценимого немами, так как сами они его производить не умели. Эти невообразимые одежды были сплошь расшиты ожерельями из кости и перламутровых кругляшек, выточенных из толстых раковин моллюсков. Седые волосы старух были распущены и висели лохмами. Черные глаза зло смотрели на ариев, а беззубые рты издавали какие-то каркающие непонятные звуки. Это было отталкивающее зрелище, но все племя проявляло к ним непонятное уважение, даже раболепие.
Слад спросил тогда у отца о причине такой почтительности племени к
немощным старым женщинам, и он объяснил ему, что у некоторых диких племен сохранился обычай главенства женщин. Особенно там, где еще не было такого понятия, как брак, и дети не знали своего отца. Вот тогда женщины, имеющие взрослых сыновей, и верховодят в племени.
– Наверное, из-за этого арии и ввели много лет назад обычай, что жена
должна следовать на погребальный костер вслед за мужем, – нахмурившись, рассуждал отец.
Но Слад так и не понял тогда, чем этот обычай помог его мужской половине
предков утвердить свое господство. Он до сих пор не уверен, что они его утвердили.
Рус встряхнул головой, отгоняя воспоминания, и осмотрелся.
Их сотня, подобно одиннадцати другим, продвигалась к узкой ложбине между
двумя холмами, поросшими высокими травами.
«Идеальное место для засады, – мелькнула непрошеная мысль, – но кто
осмелится напасть на словян: уж не те ли дикари-немы, что постоянно прячутся?» – усмехнулся молодой вой и глянул на Хладомира. Старший брат бежал во главе отряда, и по его напряженной спине Слад понял, что тот разделяет его опасения, но не разделяет оптимизма: ложбина ведущему сотни явно не нравилась.
Слад привык во всем полагаться на брата и поэтому еще раз более
внимательно оглядел опасное место и подступы к нему, но ничего подозрительного не заметил, кроме того, что к ним приближались остальные поисковые сотни.
Как вода реки бьется в пороги, а потом, бурлящая, устремляется в узкий
проход, так и вои «поиска», до этого месяцами не видевшие своих соратников из
других племен Союза, соединялись перед тем, как войти в опасную ложбину.
Хладомир поднял руку, и сотня остановилась. Он зашипел, подражая тигровой
гадюке: на языке воинов это означало – «привал». Воины опустились в траву, сразу скрывшись.
«Будто выводок куропаток, напуганных орлом», – подумалось Сладу. И словно
в ответ на его мысли раздался резкий клекот лесного орла: кто-то из Ведущих предлагал сбор остальным одиннадцати.
Слад встал на колени и выглянул, словно сурок, из высокой травы: Хладомира
уже не было. Как только он услышал сигнал, по обыкновению бесшумно отправился на встречу с другими Ведущими. Стоя на коленях, он вертел головой, осматривая местность, и вдруг увидел, как справа от него из небольшой тисовой рощицы, словно островок, омываемый разнотравьем, вышло стадо мастодонтов. Наверное, их побеспокоила поисковая сотня, пробежавшая недалеко от рощи, а может, ветер донес запах извечного врага, – но как бы там ни было, огромные животные, величественно шагая, покинули свое убежище и, размахивая хоботами, двинулись в ложбину.
Рус, как зачарованный, смотрел на необыкновенную дичь, ставшую настолько
редкостной, что многие отказывались верить, что мастодонты еще бродят по равнинам. Слад до рези в глазах всматривался в живую легенду.
Эти животные заметно отличались от слонов, которые редко, но заходили на
земли центральных племен и еще больше разнились с обычными мамонтами. Сильно покатые лбы, казалось, составляли со спиной прямую линию. Длинные и массивные туловища на могучих столбообразных ногах производили впечатление необыкновенной силы и сокрушительной мощи, усиливающееся необычайно длинными, не меньше пятнадцати локтей, прямыми бивнями.
Глаза страстного охотника загорелись азартом. Слад, несмотря на свою
молодость, слыл в племени удачливым добытчиком и с юношеской горячностью старался оправдать лестную славу.
– Вот бы завалить такое чудище! Все племя русов гордилось бы отвагой
славного охотника! Особенно радовалась бы Скелла, – прошептал Слад, не отрывая затуманенного взгляда от пяти исполинов.
А мастодонты тем временем подошли к подозрительной ложбине и
остановились. Они сбились в кучу, вытянув хоботы, словно принюхивались к чему-то.
Ветер дул им в спину, и животным было нелегко распознать запахи и
определить, таят они угрозу или нет. Осторожные и умные гиганты чуяли неясную опасность перед собой, но друг-ветер подсказывал: позади скрывается их враг – человек.
Опасность явная или неопределенная: что предпочесть? Они приняли
решение:широкими шагами направились в узкую горловину, по-видимому, посчитав, что запах человека таит в себе большую беду.
Слад наблюдал за колебаниями животных, размышляя о том, что могло
напугать громадных зверей? «Наверное, саблезуб, – успокоил себя вой, – этот коварный и смертельно опасный хищник, который благодаря своим длинным клыкам нападал даже на огромных толстокожих».
Внезапно трубный вой-визг, другими словами этот звук не передать,
бесцеремонно прервал мысли Слада. На ариев, задрав хоботы и толстые хвосты, неслись мастодонты, а за ними, огибая холмы, катилась лавина лошадей.
Со всех сторон раздавался визг разъяренной лесной рыси – это был сигнал
«к бою». Обычно, воины «поиска» и разведки, используют для сигналов голоса животных, не типичных для местности, где происходит поиск. Крик серой лесной рыси как нельзя лучше отвечал этому требованию здесь, в степи. И он мог отдыхающего и расслабленного человека мгновенно превратить в готового к бою воина. Если вы когда-нибудь его слышали, то поймете, почему.
Это «очаровательная киса» размером со степного льва, и визжит она с
такой свирепой пронзительностью, что даже отважные воины чувствовали себя неуютно, когда слышали звуки, издаваемые этим хищником. Живет она исключительно в дремучих лесах, так что риск услышать ее на равнине и спутать с боевым языком-сигналом, маловероятен.
Мастодонты были уже в сотне шагов от первых воинов, стоявших на пути
обезумевших от страха зверей. Казалось, что эти горы живой плоти остановить
невозможно: еще несколько мгновений – и они налетят на людей, сокрушая все на своем пути.
Среди топота и трубного рева Слад услышал отрывистый свист и, повинуясь
приказу, отработанным движением достал лук, натянул тетиву и зажал в руке стрелу, ожидая команды. Вновь послышался свист, и рус, вскинув лук, послал стрелу в набегающего мастодонта.
И тут раздался рев. Те звуки, что были до этого, можно назвать нежными и
мелодичными, а в предсмертном реве несчастных животных выразилось все страдание и боль, которые природа приберегла для обвинения человеку.
Все пять мастодонтов были мертвы. Тяжелый боевой лук – страшное оружие.
За четыреста шагов он навылет стрелой со стальным наконечником пробивает человека в стальных же доспехах. А гигантские животные доспехов не имели и были утыканы стрелами, словно ежи иглами.
Слад опустил лук. Мастодонтов не было, но топот не утих – земля продолжала
дрожать.
«Кони», – вспомнил вой и стал всматриваться сквозь клубы пыли в
приближающийся табун.
Что-то необычное было в этих лошадях, что-то неправильное, но что –
мешала разглядеть пыль.
Вновь визжит рысь, вновь вскинут лук. И наконец порыв ветра отогнал
пылищу, и Слад сумел рассмотреть странный табун, казавшийся слишком тяжеловесным. О Сонм Великих Богов ариев! НА СПИНАХ ЛОШАДЕЙ СИДЕЛИ ЛЮДИ!
Он, как и большинство других воинов, пропустил сигнал и запоздал с
выстрелом. Он только увидел, как рой стрел влетел в табун и как покатились по земле первые кони, давя сидящих на их спинах людей.
Образовался затор, и он рос: на упавших коней и их наездников налетали
скачущие за ними и падали, а на вновь павших валились следующие за ними.
Казалось, так будет продолжаться бесконечно, но лошади стали огибать завал и
вновь устремлялись на ариев.
Слад выпустил в нападавших три стрелы, когда почувствовал удары в грудь
и живот, а затем тупую боль. Удивленно опустив глаза, он увидел две стрелы, лежащие у его ног. Он поднял одну. Она была искусно сделана, но с кремневым
наконечником, не сумевшим пробить легкую кольчугу.
Увлеченный своими исследованиями, он не заметил, как к нему, бесшумно
ступая, подобрались трое чужаков и занесли копья для удара. Слад только успел
услышать характерный свист рассекающей воздух стали.
Когда молодой воин поднял голову, то все уже было кончено – Хладомир
вытаскивал метательные ножи из двух бездыханных тел немов, третьего он зарубил мечом.
Чувствуя за собой вину, Слад протянул брату стрелу:
– Кремень.
Хладомир молча кивнул головой и вытер Сверкнувший о меховую куртку
чужака.
Сверкнувший – имя меча. Кто-то может сказать, что смешно давать имена
бездушным вещам, заурядному оружию, но меч, которым владел Хладомир, не был обычным клинком, и он не был бездушным. Меч, что носил имя Сверкнувший, был
одним из двух легендарных клинков Хорса, Любимца Вола. Их еще называли
Солнечными клинками. Они были выкованы из упавшего на землю «небесного камня» кузнецом-волхвом племени венетов Канувом.

Сладострастно изогнутые тела золотых Драконов, украшавших трон, тускло мерцали в отблесках яркого пламени. Его быстрые язычки весело полыхали в массивном серебряном треножнике, стоявшем на алом ковре, который полностью покрывал деревянный пол Зала советов.
Сегодня в этом зале было не многолюдно. Сегодня в нем держали совет лишь отец и сын. Отец сидел на троне, задумчиво смежив веки, и рассеяно теребил нижнюю губу. Сын откинулся на золоченом стольце, стоявшем напротив трона, и с явной тревогой всматривался в лицо человека, которого он мог назвать отцом лишь тогда, когда они были с ним наедине. У него были причины для тревоги так же, как и у его собеседника – для раздумий...
Наконец человек, сидевший на троне, открыл глаза и, отняв руку от губы, выудил ею прямо из воздуха свиток и протянул его сидящему на стольце.
– Отдашь это Первому. Он молод и должен скорее с ним сойти
Сын недовольно качнул головой.
– Слишком молод и слишком ретив, отец. Риск очень велик...
Отец кивнул головой.
– Знаю. Но надеюсь, что его желание взлететь выше облака, – криво усмехнулся он, - заставит его наилучшим образом выполнить это поручение. Он будет стараться. Сидевший на стольце согласно кивнул.
– Без сомнений будет. Только бы не вздумал проявлять инициативу... Иначе... Если, конечно, то, что ты мне рассказал, соответствует действительности, – он бросил быстрый взгляд на отца и продолжил, – то его самодеятельность, к которой он склонен, может сослужить нам плохую службу.
Тот, кто сидел на золотом троне, усмехнулся.
– После своей неудачной попытки ты стал излишне осторожен, сын мой. Мне, по крайней мере, мог бы верить! Да ты бы и сам мог догадаться... Помнишь, кто первым явился с дарами в его фуру, когда он родился?
Тот, кто сидел на стольце, замахал руками и засмеялся.
– Отец, неужели ты думаешь, что я запоминаю всех тех, кто навещает рожениц? Поверь мне, я даже не пытаюсь помнить всех новорожденных и умерших! Не потому, что не смогу этого сделать, а потому, что не вижу в этом необходимости.
Сидящий на троне недовольно поморщился.
– Иногда ты поражаешь меня не столько своей беспричинной осторожностью, сколько необоснованной беспечностью... И даже не знаю, что меня удивляет больше? – он сердито засопел. – Уж для потомков Любимца Вола мог бы сделать исключение и как-нибудь отслеживать все изменения, происходящие в их жизни. Ведь мы с тобой не Великие Волхвы, и нам Звезда ничего не укажет!
Сын закрыл глаза и опустил голову: на этот раз он был полностью согласен с обвинениями.
Отец самодовольно усмехнулся и уже более мягким тоном продолжил:

Увлекаюсь историей славян, языком и Богами, провожу исследования и пишу книги на эту тему. Цель создания блога - поиск единомышленников.