Элина Авраамовна Быстрицкая — советская и российская актриса театра и кино, театральный педагог. Народная артистка СССР(1978г.).

Участница Великой Отечественной войны.

Элина Быстрицкая родилась 4 апреля 1928 года в Киеве. Ее отец Авраам Быстрицкий был военным врачом-инфекционистом, капитаном медицинской службы. Мать будущей актрисы Эсфирь Быстрицкая работала в школе. Она назвала свою дочь Эллиной в честь героини пьесы «У врат царства» норвежского драматурга Кнута Гамсуна. Однако паспортистка ошиблась и записала имя с одной буквой «л».

С детства Элина Быстрицкая мечтала стать актрисой. С другими детьми она устраивала представления для соседей. Сестра артистки София Шегельман так описывала их любительский театр: «Мама, папа, любящая бабушка, школа, подружки, игры в доктора или в Чапая. Самодельная сцена на лестничной площадке, занавес — бабушкина юбка, зрители — соседи, артисты — дети, дружная компания».

В 1941 году отец Быстрицкой получил назначение на санитарно-эпидемиологическую станцию города Нежина. На летние каникулы к нему из Киева приехала семья....

...Когда настало лето 1941 года, мы решили, что каникулы проведем у папы. Перед отъездом мама понесла в починку примус. Слесарь ей сказал:
— Куда вы едете, мадам? Будет война!
— Не говорите глупостей! — решительно ответила моя оптимистка мама. Хотя о надвигавшейся войне тогда говорили многие.
Мы поехали. Взяли только летние вещи, предполагалось, что я буду купаться и загорать. В Киеве остались вся наша теплая одежда, альбомы с фотографиями, все то, что в каждой семье накапливается годами.
Несколько лет назад я попыталась у давних знакомых нашей семьи по Киеву отыскать наши семейные фотографии. Нашлись три-четыре, остальные погибли в огне войны, которая обрушилась на страну, на всех нас.
Она началась внезапно — бомбежками близкого Киева, спешной погрузкой частей местного военного гарнизона в эшелоны, воздушными тревогами, длинными очередями на призывных пунктах.
Я тоже хотела защищать Родину. И через неделю после начала войны, в конце июня, пошла в госпиталь, в котором служил мой отец. Его хорошо знали и уважали. Конечно, я могла бы попросить папу определить меня на службу, но решила действовать самостоятельно — уже в то время полагалась на собственные силы.
Часовые на проходной остановили меня, и я не смогла уговорить их пропустить. Тогда завернула за угол ограды и перелезла через нее.
В штабе госпиталя я нашла кабинет комиссара, смело вошла к нему и заявила:
— Хочу помогать фронту.
Фамилию комиссара я запомнила — Котляр. А имя и отчество уже стерлись в памяти. Он внимательно посмотрел на меня — тоненькую, худенькую, и спросил:
— Что ты умеешь делать?
Я очень важно, с достоинством ответила:
— Для фронта я умею делать все.
Комиссар вполне серьезно решил:
— Хорошо, будешь работать в нашем госпитале. Разносить раненым почту, писать им письма под диктовку, читать газеты...
Комиссар был мудрым человеком. Он понимал, как важно искалеченным войной людям общаться с приветливой, жизнерадостной девочкой.
Вначале на довольствие меня не ставили, сделали это потом, когда увидели, что я не сбежала ни от крови, ни от боли. Так я стала помогать в армии, и эта служба продолжалась довольно долго.
Госпиталь располагался в Гоголевском лицее, в котором перед войной и после нее находился Нежинский педагогический институт. Когда я первый раз в 1948 году пришла туда на занятия и увидела аудитории, в которых в 1941 году были палаты с ранеными, мне показалось, что я возвратилась в прошлое, в страшные дни начала войны, ужасы отступления по всем фронтам.
Госпиталь развернули как стационарный, но был он в Нежине очень недолго, так как вскоре пришлось отступать. Я пишу деликатно: отступать... Фронт быстро докатился до нашего городка. Из Нежина лаборатория, которой руководил мой отец, и еще какое-то подразделение госпиталя выбирались на крытых грузовиках. Весь остальной личный состав уезжал поездом. Мы должны были соединиться на небольшой станции Готня под Харьковом.
Наши грузовики ехали по дорогам мимо сел и горящих полей. Неубранный хлеб сжигали, чтобы ничего не досталось врагу. А урожай в то лето выдался богатый... Низко стелился дым, пламя катилось по полям, и казалось, это сгорает наша прежняя жизнь.
Чтобы проскочить через пожарища, мы поливали брезент кузова водой. Это был ужас, и не верилось, что нам удастся выбраться из огненной западни. Первую ночь мы провели в сарае вместе с кроликами. Радовались, что над головой была крыша...

Из: Э. Быстрицкая. «Встречи под звездой надежды»

6 марта, при полном аншлаге,

в Московском Государственном Театре Эстрады,

прошел творческий вечер Народного Артиста России

Александра Юрьевича Домогарова.

Артист представил зрителю театрально-музыкальный

проект «Мои времена года».

Не знаю и не понимаю по каким причинам такие проекты не

находят поддержки у телевидения.

И, только, благодаря поклонникам творчества АРТИСТА

(за что хочется сказать огромное им спасибо),

мы имеем возможность приобщиться к тому, что там

происходило.

Никогда нельзя открываться до конца. Следует какие-то вещи сохранить для себя, для людей, которых любишь.



Если я через своих героев, через всё то, что сделал, приношу людям мечту, значит, я не зря прожил жизнь. Мечта нужна всегда, и она будет жить, пока в мире есть звёзды… Без них – в кино и на улице, в воображении и в реальной жизни, воцарилась бы тьма.

Опять подошли "незабвенные" даты,
И нет среди них ни одной не проклятой.

А.Ахматова

Но только лиры милой не отдам.

С. Есенин

Сто лет назад, невеселую евпаторийскую осень и зиму, Анна Ахматова, на семнадцатом году своей жизни, проводила в Евпатории. Подробностей известно не слишком много, сама Ахматова об этом вспоминать, как видно не только не любила, но и не хотела привлекать к этому времени внимание. В автобиографической заметке "Коротко о себе" сказано: "Мы целый год прожили в Евпатории, где я дома проходила курс предпоследнего класса гимназии, тосковала по Царскому Селу и писала великое множество беспомощных стихов".
Стихи этого периода, за малым исключением, не сохранились, и вероятнее всего, утрачены навсегда. Как впоследствии вспоминала Ахматова, она с детства записывала стихи в тетрадь и ставила номер. Потом, когда стала печататься и пришла известность, эту тетрадь сожгла.

  Эрих Мария Ремарк (урождённый Эрих Пауль Ремарк) — один из наиболее известных и читаемых немецких писателей двадцатого века, родился 22 июня 1898 в Оснабрюке. Он был вторым из пяти детей книжного переплётчика Петера Франца Ремарка и Анны Марии Ремарк. В юности Ремарк увлекался творчеством Стефана Цвейга, Томаса Манна, Фёдора Достоевского, Марселя Пруста и Иоганна Гёте.

  В 1904 Ремарк поступил в церковную школу, а в 1915 — в католическую учительскую семинарию. В 1916 был призван в армию, 17 июня направлен на Западный фронт. 31 июля 1917 был ранен в левую ногу, правую руку и шею и провёл остаток войны в военном госпитале в Германии.

После смерти матери в 1918 Ремарк сменил своё второе имя в её честь.

 В 1919 он работал учителем, а с конца 1920 часто менял профессии, работал и продавцом надгробных памятников, и воскресным органистом в часовне при госпитале для душевнобольных.

  В 1921 Эрих Мария Ремарк начал работать редактором в журнале Echo Continental, в это время он поменял правописание фамилии на Remarque.

  В октябре 1925 Эрих Мария Ремарк женился на Ильзе Ютте Замбона, бывшей танцовщице. Ютта в течение многих лет страдала от чахотки. Она стала прообразом для нескольких героинь произведений Ремарка, в том числе и Пат из «Трёх товарищей». Брак продлился чуть более 4 лет, после чего они развелись. Впрочем, в 1938 Ремарк снова заключил с Юттой брак — чтобы помочь ей выбраться из Германии и получить возможность жить в Швейцарии, где жил он сам, а позже они вместе уехали в США. Официально развод был оформлен лишь в 1957. Писатель до конца жизни выплачивал Ютте денежное пособие и завещал ей 50 тысяч долларов.