Элина Авраамовна Быстрицкая — советская и российская актриса театра и кино, театральный педагог. Народная артистка СССР(1978г.).

Участница Великой Отечественной войны.

Элина Быстрицкая родилась 4 апреля 1928 года в Киеве. Ее отец Авраам Быстрицкий был военным врачом-инфекционистом, капитаном медицинской службы. Мать будущей актрисы Эсфирь Быстрицкая работала в школе. Она назвала свою дочь Эллиной в честь героини пьесы «У врат царства» норвежского драматурга Кнута Гамсуна. Однако паспортистка ошиблась и записала имя с одной буквой «л».

С детства Элина Быстрицкая мечтала стать актрисой. С другими детьми она устраивала представления для соседей. Сестра артистки София Шегельман так описывала их любительский театр: «Мама, папа, любящая бабушка, школа, подружки, игры в доктора или в Чапая. Самодельная сцена на лестничной площадке, занавес — бабушкина юбка, зрители — соседи, артисты — дети, дружная компания».

В 1941 году отец Быстрицкой получил назначение на санитарно-эпидемиологическую станцию города Нежина. На летние каникулы к нему из Киева приехала семья....

...Когда настало лето 1941 года, мы решили, что каникулы проведем у папы. Перед отъездом мама понесла в починку примус. Слесарь ей сказал:
— Куда вы едете, мадам? Будет война!
— Не говорите глупостей! — решительно ответила моя оптимистка мама. Хотя о надвигавшейся войне тогда говорили многие.
Мы поехали. Взяли только летние вещи, предполагалось, что я буду купаться и загорать. В Киеве остались вся наша теплая одежда, альбомы с фотографиями, все то, что в каждой семье накапливается годами.
Несколько лет назад я попыталась у давних знакомых нашей семьи по Киеву отыскать наши семейные фотографии. Нашлись три-четыре, остальные погибли в огне войны, которая обрушилась на страну, на всех нас.
Она началась внезапно — бомбежками близкого Киева, спешной погрузкой частей местного военного гарнизона в эшелоны, воздушными тревогами, длинными очередями на призывных пунктах.
Я тоже хотела защищать Родину. И через неделю после начала войны, в конце июня, пошла в госпиталь, в котором служил мой отец. Его хорошо знали и уважали. Конечно, я могла бы попросить папу определить меня на службу, но решила действовать самостоятельно — уже в то время полагалась на собственные силы.
Часовые на проходной остановили меня, и я не смогла уговорить их пропустить. Тогда завернула за угол ограды и перелезла через нее.
В штабе госпиталя я нашла кабинет комиссара, смело вошла к нему и заявила:
— Хочу помогать фронту.
Фамилию комиссара я запомнила — Котляр. А имя и отчество уже стерлись в памяти. Он внимательно посмотрел на меня — тоненькую, худенькую, и спросил:
— Что ты умеешь делать?
Я очень важно, с достоинством ответила:
— Для фронта я умею делать все.
Комиссар вполне серьезно решил:
— Хорошо, будешь работать в нашем госпитале. Разносить раненым почту, писать им письма под диктовку, читать газеты...
Комиссар был мудрым человеком. Он понимал, как важно искалеченным войной людям общаться с приветливой, жизнерадостной девочкой.
Вначале на довольствие меня не ставили, сделали это потом, когда увидели, что я не сбежала ни от крови, ни от боли. Так я стала помогать в армии, и эта служба продолжалась довольно долго.
Госпиталь располагался в Гоголевском лицее, в котором перед войной и после нее находился Нежинский педагогический институт. Когда я первый раз в 1948 году пришла туда на занятия и увидела аудитории, в которых в 1941 году были палаты с ранеными, мне показалось, что я возвратилась в прошлое, в страшные дни начала войны, ужасы отступления по всем фронтам.
Госпиталь развернули как стационарный, но был он в Нежине очень недолго, так как вскоре пришлось отступать. Я пишу деликатно: отступать... Фронт быстро докатился до нашего городка. Из Нежина лаборатория, которой руководил мой отец, и еще какое-то подразделение госпиталя выбирались на крытых грузовиках. Весь остальной личный состав уезжал поездом. Мы должны были соединиться на небольшой станции Готня под Харьковом.
Наши грузовики ехали по дорогам мимо сел и горящих полей. Неубранный хлеб сжигали, чтобы ничего не досталось врагу. А урожай в то лето выдался богатый... Низко стелился дым, пламя катилось по полям, и казалось, это сгорает наша прежняя жизнь.
Чтобы проскочить через пожарища, мы поливали брезент кузова водой. Это был ужас, и не верилось, что нам удастся выбраться из огненной западни. Первую ночь мы провели в сарае вместе с кроликами. Радовались, что над головой была крыша...

Из: Э. Быстрицкая. «Встречи под звездой надежды»

Вот уже пять лет, как нет с нами Майи Плисецкой, а её творчество продолжает восхищать всех любителей балета. Её талант и грация покорили весь мир, ей рукоплескали в разных странах и городах, а потому даже трудно себе представить, что был период в жизни балерины, когда КГБ не оставляло её своим вниманием. Её категорически не выпускали на зарубежные гастроли за исключением стран соцлагеря, и даже на спектаклях в Большом театре почему-то опасались провокаций от Майи Плисецкой.  Читать далее

.

Сегодня мы с вами улыбнемся  работам Антона Горцевича. Увидим, быть может, в этих работах и себя. Наивные, с одной стороны картины его, но, с другой стороны ,такие актуальные в нашей жизни. Добрые, позитивные, похожи на иллюстрации к добрым детским книгам. Обнимашки с котиками, я уверена, никого не оставят равнодушными.

Удивительный мастер – стеклодув, Hans Hodo Frabel родился в Йене, в Восточной Германии в 1941 году.

Две сотни человеческих душ ждут, когда,  наконец, распахнутся двери. Шума нет, тишина, все немного напряжены. Попасть сюда немного непросто, билеты продают по записи, поэтому случайно зашедших зевак нет. Кое-кто пришел со своими экскурсоводами, но они пока молчат, выдерживая паузу. В вопросах церемониала итальянцы педантичны, опоздавших не впустят. Поэтому у всех присуствующих есть минута отбросить суетное. Как и в театре: действо начинается с гардероба и в нем есть свой собственный ритм.

Себя я понимаю, есть о чем задуматься. У меня немного сложное восприятие барокко.

Почти всю жизнь я живу в микрорайоне, застроенном домами в стиле барокко. Не классицизм или ампир, которые часто использовали, подчеркнуть значимость места, а именно барокко. Правда, лепные украшения с балконов в последние годы сбили, чтобы случайно лепнина не обрушилась на головы прохожих. Но жизнерадостная архитектура играет линиями. Она для меня родная. Есть карнизы сложных линий, игривая лепнина, круглые слуховые окна, арки, флигеля, балконы с балюстрадой, винтажный горельеф на фронтоне заменил изначальный.

Но скульптуру и живопись я воспринимаю немного сложнее. В эпоху ренессанса каждый живописец и скульптор нес людям свою правду о боге, о жизни, о людях. Каждый мог задуматься и встрепенуться, поймав волшебную ноту:  не так живу, не так чувствую, вот это важное я не донес до души! Мастер мог донести правду, а мог и коснуться души. Он был не проповедником, скорее - вестником. Не верите? А попробуйте зайти в собор Святого Петра или встать перед большой фотографией Пьеты. Сколько раз здесь бывал – люди затихают. Столько неизбывной человеческой трагедии в этой скульптуре – Мать, потерявшая сына.

Художник, он нес свою правду. И поэтому был велик. Техника Чимабуэ и Джотто Вам сейчас покажется детской, но как дорожат ими итальянцы, а с ними и все любители живописи. Они открыли окно в мир, а за ними пришли титаны. Гений Микеланджело, Рафаэля и Леонардо настолько велик, что их послания расшифровывают до сих пор, открывая все новые строки. Не верите? В этом году расшифровали послание Микеланджело в сикстинской капелле. Но об этом как-нибудь потом.

А потом пришла время нуворишей. Начали внезапно возникать огромные состояния, церковь разрешила человеческое, и нравы за пару сотен лет взяли все пределы. Каждый, кто богат, стал откровенно жить для себя. И диктовать законы под свои запросы.

Возник спрос на новое искусство. Но только теперь заказчик диктовал художнику. И те подчинялись. Время правды прошло, начался период лести в искусстве. Украшательства. Пика он достиг в почти сусально-кукольном рококо. Искусство стало украшательством, развлечением, возвеличиванием заказчиков и шоу для гостей. Желаемый взгляд стало возможным заказать, как рекламу сегодня.

Позже освободившиеся от испанского гнета Нидерланды сделали живопись масс-культурой. Зарождался и вставал на ноги капитализм. В Нидерландах на два с половиной миллиона человек написали 5 миллионов полотен живописи. Каждый стремился доказать свой статус. А потом возникнут критические взгляды, направления нигилизма и нотки, а то и темы Апокалипсиса.

«Художники существуют только потому, что мир несовершенен» Андрей Тарковский.

Не понимаю и не принимаю творчество за деньги. Суть мастера – отразить свой взгляд и свое восприятие реальности.  Поэтому мне сложно говорить с мастерами барокко. А ведь приходишь именно услышать их послание.

Может быть, я не так вижу действительность. Не изучал историю искусств, не учился в колледже Лувра. Но то, что удается увидеть, порой бывает откровением. И в этом есть своя внутренняя музыка.

К счастью, большую часть мировых музеев первой величины удалось посетить. И в каждом есть несколько характерных работ, которые создают его внутреннюю атмосферу, придают актуальность.

Боргезе – это сотни работ, здесь немало известнейших имен. Но все же, этот музей – сосредоточие барокко, а барокко в Италии - это Бернини. И противоположный сладости барокко горький антипод – Караваджо. И, наконец, Канова уже из эпохи классицизма.

Я пришел, прежде всего, к Бернини. Посмотреть. Может быть, понять. Он великий. И не вписывается в мое упрощенное понимание барокко.

Не говорите, что я пишу о чем-то далеком. Вы немного знаете Бернини, где бы Вы ни жили. Бернини – это колоннада площади Ватикана перед собором Святого Петра. Колоннада, символизирующая руки Господа, берущего человечество в свои ладони и под свою защиту. С любовью.

Эту площадь видели все – десятки раз она мелькает на экране телевизора в новостях и фильмах, ее фотографии печатают и печатают. Все потому, что ему удалось донести до нас эту идею.

По  двухмаршевой лесенке мы поднимаемся на небольшую, но изящную террасу с колоннадой. Терраса – это уже мир скульптуры и дыхание античного Рима. Эскизы виллы набросал сам заказчик – Шипионе Боргеза, а строил придворный архитектор папы Фламинио Понцио.

Ну вот, наконец! Двери распахнулись, и мы через небольшой портик попали внутрь. В роскошный зал дворца. А он действительно роскошен. Залит светом и гармоничен. Стены взмывают ввысь. Громадный живописный плафон потолка сияет как драгоценность. Под ногами переливается древнеримская мозаика.

Первые две минуты все стоят молча, ошеломленные великолепием зала. Потом наша толпа начинает радостно, гудеть, делясь ощущениями. Экскурсоводы, почувствовав почву под ногами, начинают повествования в разных концах зала. 

По величине зал не такой уж и большой, и уступает большим дворцовым залам Версаля и Екатерининского дворца, Павловска и многим другим. Но внутренняя гармония передает радость достижения совершенства. Высокие потолки, подчеркнутые стремительными вертикальными пилястрами создают ощущение объема. Великолепная роспись стен, мраморные колонны, оформляющие ниши, двенадцать античных скульптур, барельефы и горельефы в нишах, гипсовые камеи в медальонах на стенах, и, наконец, плафон потолка органично сочетаются, рождая ощущение совершенства. В зале нет мебели, но его богатое оформление создает ощущение насыщенности.

Живописный плафон великолепен. Его создавал сициалийский живописец Мариано Росси. Он расписывал фреску потолка в 1775 – 1779 годах. В центре плафона Юпитер приветствует Ромула, одного из братьев, основавших Рим. Чуть ниже Марк Фурий Камилл побеждает в сражении галлов. Теперь этот зал носит название большого салона или, по имени художника, салона Мариано Росси. Через 170 лет после постройки виллы ее очередной владелец Маркантонио IV Боргезе провел большую реконструкцию. На роспись плафона его вдохновил громадный живописный плафон виллы Барберини, созданный  знаменитым живописцем Пьетро да Кортона. Виллу выстроил папой из рода Барберини в паре километров к югу. Еще три живописца работали над росписью стен салона.

На пол положили древнеримскую мозаику третьего века, обнаруженную при раскопках. Мраморный пол органично принял встроенную мозаику  одной из древнеримских вилл со сценами охоты, боев гладиаторов. Несколько сюжетных композиций со сценами из жизни Рима передают ушедшую от нас реальность. Рисунок здесь более плоскостной, как во времена раннего возрождения, и легкая сдержанность в цветопередаче.

Раскопки открыли существование фантастически современных по технике древнеримских мозаик, глядя на которые, не можешь отделаться от ощущения, что их создавали в наше время. Мозаики римских вилл Помпей и Кипра совершенны в технике, легки и гармоничны в композиции и цветопередаче, они современны.И хотя мозаики виллы Боргезе не совершенны и более напоминают работы раннего возрождения,  невольно возникает мысль, что человечество куда-то потеряло тысячу лет, 

разделяющую древний Рим и эпоху Возрождения.

На ту же мысль наводят великолепные по технике, выполненные в полные рост мраморные статуи Бахуса (II  века до нашей эры), и атакующего Сатира (120 года от Рождества Христова). 

1. Плафон салона


2. Барельеф лошади


3. Атакующий Сатир, 120 год нашей эры


4.


5.


6.


7.


8. Бахус, II век до нашей эры


9.


10.


11.


12.


13.


14.


15.


16.


17.


18.


19.


20. Древнеримские мозаики. Бои гладиаторов и зверей. Около 300 года нашей эры. 


21.


22.


23.


24.


25.


26.


27.


28.


29.


30.
 

Начну с того, что Марина Аскерова закончила Академию художеств в Санкт-Петербурге. После окончания академии Марина работает в художественной школе – преподает рисунок и лепку.

И вот совсем недавно (всего несколько лет назад) она увлеклась таким видом прикладного творчества, как картины из шерсти.

Сегодня она известна, как один из самых серьезных профессионалов в этом красивом деле. Да, она ещё ведет мастер-классы для учеников разного уровня подготовки.

Культовый фотограф Harper’s Bazaar, она превращала любой снимок в искусство. Кристиан Диор доверял свои коллекции только ей. Когда на смену изящным моделям пришли «остро-худые старлетки», Лиллиан Бассман разочаровалась в мире глянца. Она вернулась в него только в 1990-х, когда ей было хорошо за 70 – восстановила старые работы в новом цифровом формате и снова покорила мир.

Этого талантливого художника-самоучку подозревали в разных ухищрениях, позволяющих создать невероятный свет, будто исходящий с картин, но секретом был лишь его талант. И.Е. Репин сказал о нем: «Иллюзия света была его богом, и не было художника, равного ему в достижении этого чуда живописи».Давайте в день его рождения вспомним лучшие работы этого замечательного пейзажиста.

Michal Negrin (Михаль Негрин) — популярный и всемирно известный израильский дизайнер и создательница международного бренда фантазийных украшений и одежды. 

Я восхищаюсь ее умению создавать вещи, которые невозможно перепутать ни с одним другим брендом. Ее первые украшения были настолько необычными и особенными, что небольшая палатка на улице мастеров Нахалат Беньямин очень быстро превратилась в первый магазин на улице Шенкин. Спустя 25 лет Michal Negrin — это 22 магазина по всему Израилю, и 38 магазинов по всему миру

Мастерская FlorenceStudio расположена в самом сердце Тосканы, между Флоренцией и Сиеной. Ее слава связана с именем скульптора Джузеппе Армани, который с конца семидесятых годов и до самой своей смерти в 2006 году создавал знаменитые статуэтки Florence. Уже более тридцати лет произведения синьора Армани пользуются неизменным успехом и являются предметом охоты коллекционеров всего мира.
Джузеппе Армани всегда работал в мастерской, пристроенной к его дому – в точности так, как работали скульпторы в старинных итальянских мастерских.

После смерти Джузеппе Арчимбольдо был забыт на долгих четыре века, но, воскрешенный усилиями сюрреалистов в начале века двадцатого, он сразу встал рядом с великим Леонардо да Винчи, не уступающим ему ни по широте эрудиции, ни по универсальности талантов, ни по гениальности.

Сегодня Арчимбольдо в числе тех немногих художников, что оказали наиболее сильное влияние на европейскую живопись, задав ей новое направление.

Джузеппе начал первым изображать уродливое, тем самым поставив под сомнение утверждение, что предметом искусства является только прекрасное. Потом эту линию продолжат другие художники, а потом и поэты, писатели, музыканты, режиссеры...

О этот мир, печальный мир и бренный!

И все, что видишь в нем и слышишь - суета.

Что эта жизнь?-

Дымок в небесной бездне,

Готовый каждый миг исчезнуть без следа...

Фудзивара Киёскэ (1104 -1177)