И песнь поднималась легко на веранде,

Смущение верилось зонту...

Виконт целовал башмачок виконтессы,

Она отдавалась виконту!

Игорь Северянин

Увлеченность  галантным веком началась у Александра Бенуа после поездки в Париж в 1896 году. Бенуа сам имел французские корни и с волнением ступил на землю своих предков. Через три недели он отправился в Версаль, который его совершенно его покорил. Тут стоит дать слово ему самому, даже через пятьдесят с гаком лет, впечатления от поездки он помнил живо и эмоционально :
"Я отлично знаю и, отправляясь туда, я был уверен, что ничего совершенно для себя неожиданного я там не найду. Однако и тут вышло совсем иначе. Именно таким, каким Версаль предстал тогда, я никак не думал его увидать. Я не думал, что он до того грандиозен и в то же время исполнен какой-то чудесной меланхолии... Что-то даже грозное и трагическое почудилось мне как в самом дворце, так и в садах в тот мрачный ноябрьский вечер... Особенно меня поразили черные конусы и кубы стриженных туй и зеркальность бассейнов, отражающих серые, нависшие тучи и темные, гладкие бронзовые божества, что покоятся на беломраморных окаймлениях этих зеркал.

То не был Версаль веселых празднеств Короля-Солнца и то не была прекрасная и парадная декорация для тех романтических авантюр, которые здесь разыгрывались. Почему-то я сразу перенесся в последние годы царствования Людовика XIV. Я чуть не расплакался, когда под самый конец этого нашего первого посещения Версаля лучи заходящего солнца на минуту прорвали густую пелену туч и оранжевым пламенем засияли бесчисленные окна дворца. И почему-то именно этот момент показался мне тогда чем-то удивительно знакомым, точно я это самое уже когда-то видал и «пережил». Подобные же ощущения я испытывал и в Петергофе, и в Царском, и в Ораниенбауме, но здесь, в Версале, они приобрели небывалую, почти до физического страдания дошедшую остроту.

Не мудрено поэтому, если я затем на годы «зарядился» версальскими настроениями и тогда же затеял картину, изображавшую прогулку старца-короля по построенным им волшебным садам. Особенно усердно принялся я за разработку такой серии «Последних прогулок короля» в следующую осень (1897 г.), и именно этой серии я обязан своим первым решительным успехом как в России, так и во Франции."

Серия работ получилась удачной и под вдохновением от Версаля Бенуа далее рисует эскизы к одному из самых первых балетов Дягилева, показанных в Париже - "Павильону Армиды"композитора Черепнина. Армида,  мифическая волшебница, жившая в гроте, привиделась Бенуа в виде дамы, одетой в стиле времен рококо.
Бенуа сам так описал спектакль :" Его настоящим назначением было возродить балет à grand Spectacle ** в несколько старомодном вкусе."

Прекрасная Павлова появилась на сцене в платье, имитировавшем наряды красавиц при дворе Людовика 14. Конечно, они были короче и приспособлены для танца, но узнавались основные детали. Это заметно при сравнении с портретами той эпохи, и кто, как не маркиза де Помпадур , чье имя стало уже нарицательным, возникает у нас  сразу в памяти ?




Пышная юбка на панье, которое заменяла пачка.



После Анны Павловой Армиду танцевала Тамара Карсавина.



Зинаида Серебрякова написала портрет А. Даниловой в костюме "Армиды".



Показывать французам французское был большой риск для бенефиса. Хорошо знаем по кино, какую развесистую клюкву нам показывают в фильмах про нашу страну ( развесистую, кстати, не потому что на развес, а потому что Александру Дюма она когда-то привиделась в виде дерева ). Однако  у наших творцов получилось удивить парижан.
Бенуа объяснил это таким образом :" В нашем репертуаре "Павильон Армиды" имел назначение показать французам русское понимание "наиболее французской " эпохи ХV111 . И вот что получилось. Людям, привыкшим к тем приторным "кондитерским" изделиям, которыми их угощают под видом эпохи рококо парижские театралы ( например, в постановке "Манон" в "Opera Comique"), наши краски показались чересчур яркими, а грация наших танцовщиков несколько вычурной, зато людям, умеющим еще находить в Версале, в гобеленах, раззолоченных залах и стриженных парках подлинный дух того, все по-прежнему не стареющего искусства, мы в «Павильоне Армиды» угодили. "
Костюм "Духа времени".



Так бывает, свежий взгляд со стороны видит то, к чему мы сами привыкли, чем забыли  восхищаться и принимаем как естественную принадлежность нашей жизни. Так и мы, бегаем по Невскому, подчас не понимая глаз на его прекрасные фасады.
Среди версальской серии Бенуа есть картина "Купальня маркизы".



Сложно теперь угадать какую маркизу имел в виду Александр Бенуа, вполне возможно , что как раз маркизу Помпадур, столь соблазнительный образ фаворитки Людовика Пятнадцатого, которая ловко управляла им в течение 20 лет. И не только им, а была покровительницей искусств и моды.



Почти на всех портретах она в прическе по голове, однако считается, что именно она ввела моду на высокие прически и высокие каблуки, поскольку была маленького роста. Прически, дошедшие при другой законодательнице мод королевского двора, Марии- Антуанетте  до полного безумия.
Изощренная наука любви , институт фавориток и развращенность нравов французского двора достигли в это время апогея.
Любить в ту эпоху было даже не модно, было модно предаваться любви. Совращать и быть совращаемыми.
Как написал писатель Жирар в своих "Синонимах" : " Обычай, разрешающий замужним женщинам галантность, запрещает им страсть, она выглядела бы смешной."
Близкий друг Бенуа с гимназических лет Константин Сомов под впечатлением от работ Александра или вообще под вдохновением от эпохи сделал серию графических работ под названием "Книга маркизы". Книга была издана в 1907 году в Германии за вычетом совсем откровенных рисунков, на которых нравы маркизы представали в полной красе, потом она была переиздана уже в полном варианте. В годы начала перестройки, когда страна вдруг обнаружила, что секс на свете всё-таки есть, она была издана  в виде открыток и тайные эротоманы ( вроде Хоботова) покупали и наслаждались утехами маркизы в закоулках Версальского парка.  Впрочем, их успех быстро захлестнула мутная волна современной фотографически- порнографической продукции.



Прелесть рисунков Сомова не только в  блестящей стилизации эпохи, но еще в тонкой иронии над игривыми маркизами и виконтами, которые стали уже театром теней. Призраками, навевающими улыбку. И некоторую ностальгию по времени, когда других забот кроме любви и развлечений было немного.



Его Коломбины и Арлекины из той же эпохи, это те же маркизы, отправившиеся на карнавал неузнанными, чтобы флиртовать безнаказанно с незнакомцами.





В 1924 году Сомов нарисовал свою версию костюма для Карсавиной для балета на музыку Моцарта.



В этой паре видятся герои книги де Лакло, прожженная интриганка - маркиза де Мертей и юный Дансени.



Шодерло де Лакло, переживший ненадолго эпоху закончившуюся революцией , написал эпистолярный роман - диагноз эпохи ,"Опасные связи". Историю эпиграфа к "Евгению Онегину", взятого из этой книги я уже давно рассказывала : http://vita-colorata.livejournal.com/17754.html
Маркиза ( снова маркиза !) Де Мертей и её друг и бывший любовник Вальмон, выстраивают  запутанные интриги , каждый со своей целью. И влюбившийся всерьёз Вальмон более всего стесняется признаться, что влюблен, а не играет в любовь, а маркиза более всего ненавидит его из-за того, что искреннее чувство не вызвано ею.
Устами виконта  Лакло резюмирует : "Будем же откровенны: в наших связях, столь же холодных, сколь и мимолетных, то, что мы именуем счастьем, - всего лишь удовольствие".
Жорж Барбье в 1924 году был привлечен к съемкам фильма "Месье Бокэр", фильм задуманный Наташей Рамбовой для своего любимого Родольфо Валентино. Валентино не имел успеха в этом фильме.



Барбье, поработавший над эскизами костюмов к этому фильму и "Казанове", потом создал свою последнюю книгу - иллюстрации к "Опасным связям".
Маркиза и Дансени похожи на кадр из фильма.



Вы также легко узнаете поцелуй на скамейке Сомова в этой парочке.



По иллюстрациям легко вспомнить канву романа. Играющую на арфе Соланж и Дансени, который оставлял между струнами арфы любовные записочки.



Сцены бала в романе нет, но для художника нарисовать бал - одно удовольствие.



Письма любви вдохновленные Купидоном.



Вальмон, который после утех с одной пишет письмо другой и рассказывает об этом в письме к третьей.
Или , как буквально в романе: " Эта моя любезность была наградой за любезность, оказанную мне ею: она согласилась послужить мне пюпитром, на котором я написал письмо моей прелестной святоше. Мне показалось забавным послать ей письмо, написанное в кровати и почти в объятьях потаскушки".

Поза , видимо, это президентша Турвель, напоминает другой известный портрет Антуанетты Помпадур ( Две Антуанетты - вот усмешка века !)





Сцена в театре, где узнаются маркиза, юная Соланж и её строгая матушка.





Соблазнение Соланж, описанное в романе в двух письмах одному адресату, читающий роман мог представить, как развлеклась маркиза двумя версиями одного события.
Вальмон написал ей так:"Я успокоил ее первые проявления испуга, но, придя сюда не для разговоров, решился на некоторые вольности. В монастыре ей, несомненно , не разъяснили, каким разнообразным опасностям может подвергнуться робкая невинность и что именно она должна охранять, чтобы её не застигли врасплох."

Эта сцена в романе отсутствует, видимо художник дал волю своему воображению. Оно не завело его так далеко, как Сомова, но  нарисовало некие шалости между маркизами.



Роман был экранизирован, причем в 1988 и 1989 годах двумя режиссерами с разным актерским составом. Мне нравится в роли Вальмона Джон Малкович, он колоритнее и фактурнее Колина Ферта. И Глен Клоуз тоже.



Художники по костюмам наверняка смотрели не только картины той эпохи, но и рисунки Барбье.



Оба фильма получили оскары за костюмы, но об этом как-нибудь в другой раз. Скажу , что книга все равно гораздо прелестнее фильмов, благодаря своему прекрасному языку.

http://vita-colorata.livejournal.com/287714.html