Хочется слиться с природой, прекрасной, гигантской, и вечной... Художник Hans Fredrik Gude / Ханс Фр...
Я пью сентябрьский солнечный коктейль.... - (0)Я пью сентябрьский солнечный коктейль.... Рано или поздно мы все приходим к отметке насыщени...
Все когда-нибудь кончается - и плохое и хорошее.... - (0)Все когда-нибудь кончается - и плохое и хорошее.... Ведь жизнь — непредсказуема, она Порой нам ...
А Осень ведь и, правда, хороша! - (0)А Осень ведь и, правда, хороша! Осень молчала. Молчала на все мои вопросы. На мои просьбы, ...
Забытое ретро: Клавдия Шульженко - Бабье лето (1965) - (0)Забытое ретро: Клавдия Шульженко - Бабье лето (1965)
Анна Павлова. Танцующий бриллиант или ожившее вдохновение |
Она была самой Душою Танца
О подлинной жизни балерины известно мало. Она сама написала прекрасную книгу, но книга эта больше касалась трепетных и ярких секретов ее искусства, в котором было много импровизации, чем самой ее биографии. Ее муж и импрессарио Виктор Дандре тоже написал о ней прекрасную и выразительную книгу, где трепетал отблеск живого чувства и боль сердца, ошеломленного внезапной потерей дорогого и любимого существа. Но и эта книга – лишь малый штрих к тому загадочному, что было, сверкало, переливалось в Анне Павловой, что было самою ее сутью, ее дыханием, - Вдохновение, что жило во всей ее творческой натуре! О ее пути сложилось много легенд.
Быстротечное время всегда безжалостно к прекрасному в любых его формах и видах: краски на картине с годами блекнут и стираются, слова в старинных книгах бесследно исчезают в омуте беспамятности новых поколений. Но всего безжалостнее время к прекрасному в танце, в искусстве движений, жестов, мимики..
В одном из древних мифов ярко и живо описываются страдания юной девушки, которая хотела сделать свой танец живущим вечно, поскольку это было то, единственное, в чем она была неподражаема, единственное, что умела! День и ночь не отходила искусная танцовщица от святилища в храме, простирая руки к священному огню.
И, наконец, смилостивившись, сама Повелительница муз с улыбкою ответила на ее жаркие мольбы, что это возможно будет лишь в том случае, если девушка вложит в танец свою душу. И, возможно, тогда она и сама станет Музой танца!
Что уж там было далее, в присказке - легенде, но 12 февраля 1881 года, в Петербурге родилось хрупкое создание, которому под силу стало именно таким образом обессмертить искусство движения, танца, искусство балета. Звали создание - Анна Павлова.
Еще девочкой Аня знала, что станет танцевать. В своей автобиографии она вспоминает что, несмотря на бедность, мама по праздникам старалась баловать дочь. И однажды, когда Нюре было 8 лет, мама пошла с ней в Мариинский театр. С первых же звуков оркестра девочка попала в плен красоты, а после спектакля заявила, что будет танцевать, как сама «спящая красавица» из балета.
Бабушка Анечки имела двухэтажную дачу в Лигово – аристократическое дачное предместье северной столицы, где селилась на летние сезоны театральная и артистическая богема, аристократы и разбогатевшие чиновники; год учебы в императорской балетной школе, за которую нужно было заплатить немалые деньги. Это делал настоящий отец девочки – богатый купец второй гильдии Лазарь Поляков. Маленькую Анечку Павлову, несмотря на оплату, придирчивые педагоги с трудом приняли в балетный класс: у нее была сгорбленная спина, малокровие. Часто повышалась температура, девочка кашляла, вообще, была чересчур хрупка, как нежный цветок, вовсе не для суровой школы балета.
Педагоги сдались только на ее усиленные просьбы. Она кружилась в детском вальсе и умоляла строгую комиссию уже не словами, нет, а жестами, мимикой, всем своим маленьким детским тельцем, всем существом.
Седоусый строгий Мариус Петипа несколько раз пристально поглядев на нее, наконец произнес какие то слова вполголоса, по – французски, и щелкнул пальцами.
Комиссия переглянулась и вынесла положительный вердикт, хотя и пожимали педагоги плечами: при чем здесь «Пушинка, легкость, ветер?!» Но «богу танца» перечить никто не посмел.
Целое лето перед поступлением любящая бабушка отпаивала Анечку парным молоком и откармливала блинчиками. Девочка отчаянно боялась потолстеть и упорно истязала себя ходьбой на кончиках пальцев: по росистой траве, лугу, натертому воском паркету.
Она ходила, танцуя, танцуя готовилась ко сну, и просыпалась утром уже внутренне готовая к танцу, настроенная на него. Она мечтала быть такою же, как сказочная принцесса Аврора из «Спящей красавицы» и порхать бабочкою по сцене с малиновым бархатным занавесом, что из того, что пальцы могут быть сбиты в кровь?! Ее ничто не пугало.
В училище Анечке было трудно не только оттого, что ученицы часто смеялись над ее осанкою и дали ей обидное прозвище : « Швабра». Она по характеру и вообще – то была весьма замкнута и трудно сходилась с людьми. Предпочитала в редкие свободные часы сидеть на широком подоконнике с книгою в руках или чертить карандашом в альбоме. Слушать в музыкальной комнате, как кто либо из учениц играет на рояле.Заниматься языками или историей.
Ни рисунков, ни записей, ни нотных тетрадей, ни любимых своих книг Анечка никому не показывала. Только иногда беззвучно плакала во сне.
Все же, как ни странно, строгая дисциплина балетного училища, от которой другие девочки просто стонали, как то помогала Павловой забыться и преодолеть тоску по дому и близким. Она была любимою ученицей первых своих педагогов: Александра Александровича Облакова, в прошлом - характерного танцовщика, - и Екатерины Оттовны Вазем.
Строгая Вазем всегда особо выделяла Павлову – черноглазую, худенькую, особо беспокоилась за нее,настаивала на том, чтобы она пила рыбий жир, и была очень требовательна в балетной технике – добивалась от ученицы твердой постановки ног – пятки в вывороченном положении, с вытянутыми носками, и «говорящие» руки – плавные, мягкие движения, в такт звукам музыки, что требовало большого внимания , но Анечка легко с этими требованиями справлялась: ее слух был абсолютным.
Занятия в балетных и учебных классах длились по восемь с лишним часов в день.
Вставали в восемь утра, по звуку медного колокола.
Обливания холодной водой, обязательная молитва, завтрак. Уже в девять утра начинался первый урок танца.
В двенадцать часов дня у воспитанников был второй завтрак – кофе с белыми сухарями, затем – прогулка на свежем воздухе около часа. После – снова учеба, но уже - в образовательном классе. В четыре пополудни – обед. После него - уроки музыки, репетиции, дополнительные занятия хореографией, особенно, если предстоял императорский спектакль, с посещением театра особами царской фамилии.
В девять вечера звонил колокол, начиналась подготовка ко сну, а в половине десятого все должны были быть в постелях. Так было изо дня в день, с редким разнообразием рождественских и пасхальных каникул, когда воспитанницы и воспитанники разъезжались по домам. И девочки и мальчики занимались всегда отдельно, только занятия хореографией велись общие, но во время их учащимся категорически запрещалось говорить друг с другом. Приходилось усердно осваивать мимику жестов и язык взглядов.
Особо живые и темпераментные ученицы, такие, как Малечка Кшесинская, сердились на такое «пуританское воспитание», иногда шутливо жаловались родным, но Анечка Павлова, неизменно погруженная в себя, как то легко, непринужденно переносила все тяготы запрета, ведь ни с чем несравнима была для нее радость танца, в котором она могла подчинить себе не только свое собственное тело гибкое и грациозное, но и дыхание зрительного зала. Оно тоже становилось подвластным ей!
Уже со второго года обучения маленькая Павлова познала это несказанное волшебство большой сцены, секрет ее магии, нередко участвуя в вечерних спектаклях, небольших дивертисментах и вставных номерах – вариациях, которые были столь модными в балете.
Выпускной спектакль застенчивой молчуньи Анечки Павловой был для нее и первым в качестве корифейки – то есть постоянной танцовщицы в составе труппы императорского театра. Премьера его состоялась на сцене Мариинского театра 11 апреля 1899 года. Назывался этот одноактный балет «Мнимые дриады» и был больше похож на огромный концертный номер с вариациями, танцами и адажио из разных балетов, стройно объединенных увертюрой в стиле восемнадцатого столетия.
Вступив на службу на сцене Императорского театра раннею весною 1899 года, уже 19 сентября того же года корифейка Анна Павловна* (*для благозвучия на сцене было изменено ее отчество – автор.) Павлова успешно танцует небольшую партию в балете «Тщетная предосторожность», затем получает сольные партии в балетах: «Спящая красавица» (феи Кандиды), «Эсмеральда», «Жизель» (роль Зюльмы) в хореографии М. Петипа.
Одна из ее подруг и преданных последовательниц, Наталья Владимировна Труханова позже вспоминала с искренней горечью:
«Как мне всегда было жаль, что я не могла зарисовать ее Танца! Это было что - то неповторимое. Она просто жила в нем, иначе не скажешь. Она была самой Душою Танца. Только вот вряд ли Душа выразима словами..!»
Из простой балерины – танцовщицы с заученными характерными па Павлова стремительно вырастает в великую артистку, истинную жрицу балетного искусства. Но продолжает прилежно, истово, словно новичок, учиться у прославленного маэстро Чеккети, у Евгении Павловны Соколовой – старейшего педагога Мариинского. Боится хоть на несколько минут опоздать на репетицию, Она балерина, блистающая в «Жизели», и заставлявшая публику плакать, от танца с кинжалом в сцене безумия в роли простой деревенской девушки, легко краснела и смущалась от любой, малейшей похвалы или критического замечания Евгении Павловны Соколовой, строго ставившей искусство на первое место, а все «прихоти» частной жизни - на второе.
До изнеможения занималась Павлова в балетной студии, в своей новой петербургской квартире с окнами на замерзшую Неву, куда она перевезла мать и бабушку. Изнурительные экзерсисы ее были бесконечными, казалось, что балерина не отдыхает, не спит, и напрочь забывает о еде…
Но нет, иногда она не забывала о небольших удовольствиях и развлечениях.
Анна, вообще, была порывиста, вспыльчива, импульсивна, экзальтированна, могла, например, внезапно приказать затянуть весь пол своей домашней студии, с огромным портретом Марии Тальони на стене, голубым бархатом, украсить цветами, и устроить в ней чаепитие для своих подруг или учениц.
Или же - за два часа до генеральной репетиции - уехать кататься в санях на рысаках по заснеженному озеру. Молниеносно проиграть крупную сумму денег в рулетку в Монте – Карло, чтобы выручить впервые сделавшего ставку игрока – юнца. Подарить нищенке на улице платок со своего плеча или теплую муфту.
Человека, которого она самозабвенно любила, который был ее самым преданным и горячим поклонником, верным импрессарио и весьма заботливым мужем, - хоть и тайным - с 1911 года ! – Виктора Эммануиловича Дандре, сына обрусевшего французского эммигранта, сенатора, надворного советника, члена петербургской городской думы, аристократа и успешного в те годы в России коммерсанта, Анна Павловна много лет мучительно терзала бесконечными перепадами своего настроения, молчаливой погруженностью в себя, притворною холодностью и всепоглощающей преданностью своей лишь единственно Святому для нее на свете – искусству, танцу, сцене, театру, балету, публике.
Но Дандре, раз и навсегда ошеломленный ее талантом, (они повстречались у случайных знакомых зимою 1904 года - автор.) силою ее искусства, прощал ей многое, неизмеримо больше возможного в отношениях мужчины и женщины, прощал ей почти все, ибо знал истинную цену сокровищам, которые таила в себе ее Душа гениальной артистки.
Ее упорное самоистязание в работе доходило до того, что Павлова выходила на сцену с температурою, совершенно больная, даже и с растянутыми упражнениями связками, со сломанною ногой, как это было, например, во время гастролий в США.
И представление шло всегда, как ни в чем не бывало, Анна Павловна танцевала в полную силу, считая, что отменить спектакля из – за болезни артиста нельзя, ведь зритель пришел увидеть на сцене тот или иной образ, и он должен увидеть то, что ожидает, а внутренняя жизнь и драмы сердца артиста зрителя никак не должны касаться! Танец, искусство, существуют помимо жизненных тревог, оно несет прекрасное, а прекрасное побеждает тлен и суетность!
Не собиралась умирать, для нее смерти не существовало, ведь она сумела остановить время в изящном беге по сцене, в медленном грациозном па своего неповторимого «Лебедя», в романтическом кружении прозрачной Сильфиды, в медленном танце грациозно - безумной Жизели.
Большая творческая дружба связывала балерину и Михаила Михаиловича Фокина. Михаил Фокин считается основателем романтического балета. Он создал совершенно новый вид спектакля: драматически насыщенный одноактный балет. Его «Лебедь», этот танец о хрупкости счастья, стал визитной карточкой балерины. Танец родился очень быстро — за несколько минут до благотворительного концерта. В первоначальном замысле балерина просто безмятежно плыла по сцене. Ее говорящие руки завораживали.
Изумительное видео «Умирающий Лебедь» в исполнении М. Плисецкой
Рубрики: | Увенчанные лаврами |
« Пред. запись — К дневнику — След. запись » | Страницы: [1] [Новые] |