Мария Тальони (23 апреля 1804, Стокгольм — 22 апреля 1884, Марсель) — прославленная балерина XIX века, представительница итальянской балетной династии Тальони в третьем поколении, одна из центральных фигур балета эпохи романтизма.

Мария родилась в семье балетмейстера и хореографа Филиппо Тальони. Внучка придворного певца Кристофера Кристиана Карстена, солиста Королевской оперы в Стокгольме. Девочка не обладала ни балетной фигурой, ни привлекательной внешностью. Несмотря на это, отец решил сделать из неё балерину. Мария училась в Вене, Стокгольме, а затем в Париже у Франсуа Кулона. Позже отец занимался с Марией сам.
Девочки, вместе с которыми она училась танцевать, называли ее «маленькая горбунья». Все в ней было неправильно, все противоречило тому образу красавицы танцовщицы, который был привычен публике. Но именно она стала символом романтического балета.
Ее отцу, Филиппу Тальони, отчего-то казалось, что из нее получится настоящая балерина. Он решил, что старая французская система обучения танцам не соответствует ее индивидуальности, и стал заниматься с ней сам. Это была очень жестокая школа. Отец требовал от дочери безукоризненно простых, благородных, лишенных малейшего налета фривольности движений. Более того, его муштра преследовала фантастическую цель – преодолеть земное притяжение. Все, что разрешалось Марии, – это слегка, незаметным усилием оттолкнуться от земли, чтобы лететь. «Да, она летала», – скажут ее будущие зрители.

Однажды, когда слава Марии Тальони уже гремела вовсю, человек, живший под ее квартирой, пожаловался на шум от репетиций и тренировок балерины. Узнав об этом, отец Марии негодовал: «Передайте же, что он лжец. Я, отец, никогда не слышал шума шагов моей дочери». Современники утверждали, что походка Тальони в жизни была неподражаемой, что же говорить о сцене. Но никто не знал, какой изнуряющей работой давалось это сопротивление вечному закону земного притяжения.
Трудно что-то придумать, если у талантливой девочки короткая спина, несообразно длинные руки и ноги, сутулость и какая-то болезненная худоба, но отцу удалось задуманное – в восемнадцать лет она дебютировала в Венском театре в партии Нимфы. Это был балет «Прием юной нимфы при дворе Терпсихоры», поставленный Филиппом Тальони, и именно тогда Мария впервые надела то платье, которое впоследствии прославилось: белое, воздушное, открывающее покатые плечи. Это было непривычно для публики, однако понравилось.
После дебюта в Вене отец повез ее в Германию и Италию. Работа не прекращалась – Мария училась прятать недостатки, округлять длинные и худые руки, поворачиваться к залу в выгодном для себя ракурсе, совершенствовала технику прыжков – прыжки у нее были замечательные. А Филипп Тальони все яснее понимал, что ей нужен свой репертуар – такой, где у нее не будет конкуренток и соперниц.
Возможно, именно тогда он стал учить дочь танцу на пуантах.
Это было нечто совершенно новое и неожиданное. Случалось, танцовщицы вставали на самый носок и удерживали позу одну-две секунды, публика и этому подвигу аплодировала. Но танец? Отцу с дочкой пришлось поломать голову над подходящей обувью.
Сохранились туфельки Марии Тальони. На вид они совершенно мягкие, без того жесткого носка и прокладки-супинатора, которые свойственны современным пуантам. Исследователи недоумевали, как можно было в них танцевать на пальцах, пока не догадались вывернуть наизнанку. Тогда обнаружили следы клея. Мария вставляла в носок какую-то жесткую прокладку, закрепляла, а перед тем как дарить туфельки, все вытаскивала.
Ее танец на пуантах создавал иллюзию легкого, случайного прикосновения ноги к поверхности сцены, и это производило на публику грандиозное впечатление. Казалось, танцовщица парит над землей.
Наконец отец и дочь приехали в Париж. Там Марии удалось обратить на себя внимание дирекции Оперы. Она исполнила главные партии в балетах «Весталка», «Сицилиец», «Спящая красавица». Это было успехом – но не таким, на который она рассчитывала. Ей требовался свой репертуар – и в 1832 году Филипп Тальони поставил балет «Сильфида». Тут ей было чем блеснуть! В создании пластической характеристики образа Сильфиды балетмейстер исходил из особенных индивидуальных данных танцовщицы – большой и свободный прыжок, точность фиксации, естественная грация, необычайная лёгкость и кантиленность танца. При этом учитывались особенности ее сложения и ограниченные возможности в области пантомимы – это искусство Марии плохо давалось. Партия Сильфиды была насыщена разнообразными прыжковыми движениями, арабесками в статике и динамике, позами на высоких полупальцах и пуантах.
«Сильфида» принесла 28-летней Марии Тальони мировую славу, которую она удерживала четверть века. В сиянии ее славы померкло имя создателя балета, отца Марии. И этот балет стал первым, в котором женский танец доминировал над мужским. Пуанты открыли перед исполнительницами новые горизонты – теперь им было где проявить техническую виртуозность, и мужчины-танцовщики вынуждены были уступить им ведущее место и лавры. Балетмейстеры эпохи романтизма Филиппо Тальони, Жан Каралли, Жюль Перро возвели женский танец до уровня, недосягаемого для мужчин-танцовщиков по выразительности и техническому мастерству.
За «Сильфидой» последовали новые партии в отцовских балетах, но легкокрылая Сильфида оставалась главной. Карьера танцовщицы не помешала великой Тальони иметь семью и детей: в 1832 году Мария вышла замуж за графа де Вуазен, но продолжала носить девичью фамилию и не бросила сцены. От этого брака у нее были дочь и сын. Легкомысленный супруг с годами растратил и свое состояние, и часть доходов Марии. В 1835 году балерина вынуждена была расстаться с ним. Приходилось вновь надеяться только на себя, на свой талант и на свой характер.
Она могла быть мелочной, требовательной, капризной, жестокой. Но в то же самое время посетители ее салона восторгались ее обворожительностью. Разумеется, жертвами Тальони чаще других становились директора театров, среди которых за ней закрепилась репутация «деспота в юбке».
Тальони умела ценить свой талант. Подобные заработки никому и не снились, что не мешало ей крайне аккуратно вести свою бухгалтерию. В случае задержки жалованья она прибегала, как писали, «к энергичным мерам». «Деньги вперед!» – это было ее правилом. Так, однажды в Лондоне, не получив утром обещанного гонорара, она не вышла вечером на сцену, несмотря на все заверения директора, что он с ней расплатится.
Злость на Тальони со стороны театрального руководства доходила до того, что директор Парижской оперы мсье Верон искал в Европе замену звезде. Конечно, это была очень трудная задача, но контракт с Тальони все-таки возобновлен не был, и в 1837 году она в последний раз танцевала «Сильфиду».
Впереди были российские гастроли.
Приезда Тальони в Россию в 1837 году ожидали с нетерпением. В Петербурге отдельной брошюрой даже вышла ее биография. В день первого выступления в «Сильфиде» петербургский Большой театр был переполнен, а билеты на спектакли с участием Тальони можно было достать, только имея особые знакомства и связи. Балет имел оглушительный успех. О нем заговорили как о сенсации. Пять петербургских сезонов превратились для нее в один сплошной триумф, гонорары балерины намного превышали парижские. Ее имя приобрело такую популярность, что появились карамель «Тальони», вальс «Возврат Тальони», шляпы «Тальони», сливочный торт «Тальони», модный танец «Тальони-гавот». Изменился даже театральный этикет: с легкой руки архитектора Дюпоншеля, бросившего еще в Париже к ногам балерины букет цветов на представлении балета «Психея». Стало принято вызывать актеров и выходить на поклоны публике столько, сколько она этого захочет. Дамская же часть зрителей получила право выражать свои эмоции аплодисментами, что раньше считалось нарушением приличий.
А после отъезда Тальони, как утверждает один из современников, оставленные танцовщицей туфельки были куплены за большие деньги, разыграны в лотерею и… съедены под соусом поклонниками.
Общее увлечение Сильфидой словно затмило всем глаза – недостатков Марии Тальони публика просто не замечала. Даже если доводилось видеть балерину совсем близко – образ Сильфиды все затмевал. Под обаяние этого образа не подпали разве что дети. Вот как вспоминает о великой танцовщице писательница и мемуаристка Авдотья Панаева, посещавшая тогда театральную школу:
«Приехала в Петербург знаменитая балерина Тальони с своим отцом, маленьким старичком, и являлась с ним в школу упражняться. Директор и другие чиновники очень ухаживали за обоими иностранцами; им подавался в школе отличный завтрак. Тальони днем была очень некрасива, худенькая-прехуденькая, с маленьким желтым лицом в мелких морщинках. Я краснела за воспитанниц, которые после танцев окружали Тальони и, придавая своему голосу умиленное выражение, говорили ей: «Какая ты рожа! какая ты сморщенная!»
Тальони, воображая, что они говорят ей комплименты, кивала им с улыбкой головой и отвечала:
– Merci, mes enfants!»
Но взрослых она умела заставить забыть о своем лице.
Из Санкт-Петербурга Тальони обычно уезжала с началом Великого поста, на два-три месяца, и выступала в европейских городах. Однажды на границе таможенники спросили ее: «Мадам, где ваши драгоценности?» А она сняла туфли и, показав на ноги, сказала: «Вот они!»
Во время петербургских гастролей начался неожиданный роман. Молодой студент Академии художеств Ованес Айвазовский случайно познакомился с 

балериной. 

История любви и"Тайна белых ландышей"

В ночь с 18 на 19 апреля 1900 года тихо во сне скончался Ованнес Айвазовский. Ему было 82 года. Он умер, так и не узнав ответа, быть может, на самый сокровенный вопрос, преследовавший его на протяжении всей жизни...

Ранним утром 2 апреля того же года в феодосийском доме Айвазовского зазвонил колокольчик: посыльный принес корзину ландышей. За первым даром последовали другие: маки, мимозы, тюльпаны, нарциссы... Было Вербное воскресенье, а горожане на праздники вечно задаривали старого художника цветами. Вечером он пил чай на балконе, который утопал в цветах. Корзина с ландышами лежала на инкрустированном столике. Айвазовский смотрел на них и ощущал смутную тоску и беспокойство. Ему казалось, будто он их уже где-то видел... Художник поделился этими мыслями с женой. Она с улыбкой ответила, что точно такие корзины она видит каждое Вербное воскресенье год за годом. И все хочет спросить, от кого это... Неужели он сам не замечал? Оказывается, нет. Слишком много в доме цветов. От кого же эти ландыши? Здесь нет ни записки, ни визитной карточки. Как таинственно!.. Художник запомнил лишь посыльного: высок, сед, в потертом сюртуке, он даже смог бы его нарисовать. Анечка постаралась успокоить Ивана Константиновича: наступит следующее Вербное воскресенье, и все прояснится. Но Айвазовский был уверен, что тут кроется что-то весьма важное...

...Однажды, возвращаясь из академии домой, Айвазовский не заметил несущуюся вскачь упряжку. Успел отбежать, но, потеряв равновесие, упал. В экипаже сидела дама под белой вуалью. Аромат духов, грациозность, изящество вскружили голову пылкому юноше. Пока незнакомка подвозила молодого человека к его дому, он все время бормотал: "Не беспокойтесь, не беспокойтесь". На прощание дама поинтересовалась, как зовут жертву кучерской неосторожности, но сама так и не представилась. Айвазовский сидел дома и грезил о дивной незнакомке, когда к нему ввалились друзья, огорченные тем, что не смогли раздобыть билеты на "Сильфиду" с божественной Мари Тальони, гастролировавшей в Петербурге. И вдруг на пороге появился посыльный с письмом. Айвазовский вскрыл надушенный конверт, оттуда выпали какие-то билеты. Оказалось - на Тальони, да не на галерку, а в 4-й ряд. Недоумению не было конца... Балерина Мария Тальони В театре громче всех рукоплескали балерине молодые люди. Когда у артистического подъезда появилась Тальони, человеческое море рванулось ей навстречу. Чтобы сдержать толпу, юноши схватились за руки. Добравшись до кареты, Тальони вдруг оглянулась, она узнала Айвазовского. Да, это была она, его прекрасная дама! Она бросила ему букет роз. "Сто рублей за один цветок, молодой человек, умоляю!" - тут же полезли поклонники балерины к Айвазовскому. Но он бросился бежать, прижимая к себе драгоценный дар... Спустя несколько дней балерина уехала из Петербурга, а Айвазовский совсем потерял голову. Мария Тальони Вскоре его назначили на должность живописца Главного морского штаба. Впрочем, заманчивые карьерные перспективы мало занимали влюбленного юношу. Прелестный образ итальянки не померк в его сердце. Он надумал поехать в Венецию, чтобы вновь увидеть Мари, и убедил Художественную академию, что ему как маринисту необходима итальянская стажировка. ...Балерины в городе не было. Покрутившись на гондоле вокруг палаццо с темными окнами, Айвазовский решил дождаться ее и отправился в армянский монастырь Св.Лазаря, где много лет жил его брат Габриэл. В ожидании приезда Тальони художник рисовал Венецию. Его картины раскупались, а сам Папа Римский Григорий XVI купил для Ватикана его "Хаос". Это был оглушительный успех! Однажды Айвазовскому сказали, что пару его картин купила сама Тальони. Это означало, что она вернулась в Италию. Скоро ему в гостиницу принесли письмо в знакомом голубом конверте, в котором снова обнаружились билеты на "Сильфиду". И снова она - воздушная и грациозная - танцевала на сцене, и снова Айвазовский стоял у артистического подъезда. По дорожке, усыпанной цветами, Тальони побежала к своей гондоле и позвала: "Синьор Айвазовский, ну что же вы, я жду!" В тот вечер они долго катались по Венеции. Для Айвазовского настали счастливые дни. Он жил в ее доме. С утра писал картины, прислушиваясь к звукам музыки из комнат Мари, - она репетировала. В полдень за завтраком они встречались, а потом катались по каналам. Айвазовский мечтал, чтобы это продолжалось вечно, но сам же все испортил, не справившись с нахлынувшими чувствами. Он признался ей в любви и сделал предложение выйти за него замуж. Но она не стала выбирать между семейной жизнью и искусством. "Вот этот башмачок, - сказала она юноше, - растоптал мою любовь. Возьмите его на память и возвращайтесь в Россию. Там ваша жизнь, а свою женщину вы еще встретите". - Но оставьте мне хотя бы надежду! - в сердцах воскликнул Айвазовский. - Нет, милый мальчик! Я никогда не полюблю вас... Айвазовский был убит отказом, но, как ни плакал он над подаренной Тальони розовой балетной туфелькой, прошло немного времени и он признал, что великая балерина была права. Его жизнь - в России. Прошло время, и Айвазовский встретил новую любовь. Это была прекрасная гувернантка Юлия Гревс - дочь осевшего в Петербурге врача-англичанина. Спустя 12 лет их брак распался. Обретя статус жены знаменитого художника, Юлии хотелось блистать, а не преподавать в феодосийской глуши. Айвазовский же наотрез отказался перебираться в столицу. Каждый раз после семейных сцен он доставал из шкатулки башмачок Тальони и размышлял о том, сколько жертв требует искусство даже от самого удачливого художника. Во второй раз художник женился лишь через 22 года, когда ему исполнилось уже 65 лет. Анна Саркизова сразу потрясла его своей красотой, а для молодой девушки пожилой живописец представлялся кем-то вроде волшебника. В этом она, впрочем, убедилась, выйдя за него замуж - отказа Анне ни в чем не было. "Моя душа должна постоянно вбирать красоту, чтобы потом воспроизводить ее на картинах, - говорил художник. И все же иногда он вынимал из шкатулки розовую туфельку и грустил о женщине, которая когда-то отвергла его. В такие моменты Айвазовского не радовали ни молодая жена, ни богатство, ни уважение и почет, которыми на старости лет окружили его земляки. А феодосийцам было за что боготворить Айвазовского: он не только прославил их город, он крестил их детей, выдавал замуж их дочерей, хоронил их родителей... Кроме того, он построил им железную дорогу и водопровод, поставил в городе прелестный фонтан. Не удивительно, что по каждому поводу горожане засыпали своего благодетеля цветами, которые свозились к его дому арбами. И все же эти ландыши... они не давали Айвазовскому покоя... Он начал поиски посыльного, ему казалось, что следующего Вербного воскресенья он не дождется. Так, впрочем, и случилось. Когда умер Айвазовский, Феодосия оделась в траур. Закрылись школы, магазины, базар умолк. Среди сотен людей, шедших за гробом, был и старик в потертом сюртуке. Идущим рядом он говорил: "Некому теперь носить посылку от Трубецкого... Итальянка Мари Тальони, выдавшая дочь замуж за князя, умирая, завещала каждый год на Вербное воскресенье посылать Ивану Константиновичу ландыши. А ежели тот поинтересуется от кого, сказать: от женщины, которая в этот день много лет назад его отвергла, хотя всю свою жизнь любила лишь его одного. Шестнадцать корзин отнес я Ивану Константиновичу, а он так ни разу ни о чем и не спросил. Может, догадывался, откуда ландыши?" ...Розовую туфельку вдова художника, разбирая его вещи, вскоре сожгла в печке...

Знаменитая танцовщица пробыла в Петербурге до 1842 года, но с каждым сезоном ее успех становился все меньше и меньше и уже не приносил полного сбора в театре. Она вернулась во Францию и исполнила главную партию в балете своего отца «Тень». Но она опоздала – подросло новое поколение танцовщиц, которых готовили именно для романтического балета. Тальони отправилась в Лондон, там она выступила в балетах Перро «Па-де-катр» и «Суд Париса». В 1847 году прославленная танцовщица оставила сцену и стала давать уроки танцев. В 1859–1870 годах она преподавала в балетной школе Парижской оперы. В 1870–1882 годах Тальони жила в Лондоне, преподавала танцы в аристократических семьях. И, наконец, поселилась в своем палаццо на озере Комо.
Мария Тальони умерла в 1884 году в Марселе, похоронена в Париже на кладбище Пер-Лашез. На ее надгробии – такие слова: «O terre ne pese pas trop sur elle, elle a si peu pese sur toi» («Земля, не дави на нее слишком сильно, ведь она так легко ступала по тебе»).

Источники: 24open.ru›groups…7345/tayna-belih-landishey/ и Википедия.