Воспоминания о Крыме (15). Гурзуф, Артек и размышления о русской колонизации Тавриды

Гурзуф, старое фото из коллекции (Я)

От почтовой станции Ай-Даниль до самого Гурзуфа идет опять густая растительность диких кустарников и дерев, а ближе к берегу виднеются помещичьи домики и виноградники. Гурзуф расположен на покатости горы, вдающейся в море скалистыми оконечностями; с шоссе заметны только отдельный утес, на котором неясно рисуются остатки древней крепости, домики обширной татарской деревни, расположенной длинным полукругом, испещренным садами, виноградниками, разбросанными утесами и большими камнями, скатившимися с хребта гор.


Несколько утесов скатилось в море, и два из них стоят отдельными островками и высоко подымаются над волнами. Вокруг них разливается синее, спокойное море, замыкаемое с одной стороны горой Аю-Дагом, которую в эту минуту освещало золотым блеском заходящее солнце.

Налево от шоссе, с северо-востока, долина защищена хребтом Яйлы, покрытым на высотах густым, сосновым лесом. Местами, вблизи самой дороги, выдаются темные, шиферные скалы; они совершенно голы и гладки, как исполинские аспидные доски.

Шоссе беспрестанно то спускается в овраг, то опять подымается на гору. Через быстрые горные ручьи, через шумящие речки перекинуты так называемые римские мосты, заимствованные римлянами у греков и построенные здесь их потомками во всей своей первобытной изящной простоте.

За Гурзуфом всюду по долине и у подошвы горного хребта разбросаны каменные массы, целые груды скал, отдельные утесы, как например: Кизил таш (красный камень), давший свое название татарскому селению, расположенному у его подножия.

Проезжая по Гурзуфской долине, любуясь грандиозностью этой горной картины, вглядываясь до утомления в странные и прихотливые очертания окружающих меня утесов и скал, я невольно повторила слова ученого геолога, бывшего когда-то на Крымском полуострове: Une montagne fracassee a seme le sol de ses d'ebris et jusqu'au dela d'Oursouf l'on marche au milieu d'un chaos.

(Ученый и путешественник Дюбуа де Монпере (1798-1850), родом из Швейцарии. В 1831-34 гг. путешествовал по Южной России, Кавказу и Крыму при поддержке русского правительства. Описание путешествия в шести томах издано в Париже в 1839 г., получило Большой приз Парижского географического общества — прим. ред.)

От Гурзуфа до Артека езды немного более часа, так что мы, свернув с шоссе направо, подъехали к воротам Артека у подошвы Аю-Дага, когда еще было светло. Проехав мимо виноградника и дома г. Кирьякова, мы стали спускаться по весьма крутой, натуральной дороге к строениям Артека, расположенным на полугоре между большой дорогой и морем. Они были заметны от самого Гурзуфа, как белые точки в расстилающемся кругом их море густой зелени; но по мере того, как мы к нему приближались, Артек все более и более скрывался в своем непроницаемом, изумрудном оазе и, наконец, совершенно исчез из наших глаз.

Дорога, хотя недавно исправленная, была местами изрыта, и кучер, опасаясь за целость своей коляски, а может быть боясь, что не сдержит своей тройки на крутых поворотах и спусках, предложил нам пройтиться пешком, привязал третью лошадь сзади экипажа и стал спускаться на паре, проклиная живописные местности в виде косогоров, прорытых канавок и проч.

Артек, Суук-Су. Старая открытка с сайта artekovetc.ru
Но я была в восхищении. Мы шли густым лесом, наполненным всевозможными деревьями; около дороги росли кустарники диких роз, терновника, кизила; за ними виднелись огромные серые, красноватые камни, заросшие плющом; плющ обвивал стволы деревьев и падал бесконечными гирляндами то на зеленую траву, то на темную землю, перекидывался причудливыми фестонами с одной стороны дороги на другую, устраивая нам воздушные беседки и зеленые арки.

Мне казалось, что это первобытный лес Америки, что эти дубы, буки и ясени огромные деревья нового света, что эти темные плющи, гибкие лианы, пестрые орхидеи. И под этим впечатлением я быстро шла вперед, пока на одном повороте не открылась предо мной новая, еще прелестнейшая картина.

Я стояла на довольно широкой площадке, окаймленной буксами, низкорослыми лаврами, кустами роз; за ними террасами спускались виноградники, виднелись разбросанные по лугу кипарисы и другие деревья, возвышалась на высоком холме изящная беседка, а за ней далеко-далеко расстилалось безбрежное, розовое море.

Я прожила в Артеке целый месяц, но ни разу не видала моря с таким красным отблеском заходившего солнца. Оно уже давно скрылось за Яйлой, но какой-нибудь запоздалый луч окрасил этим прелестным розовым отливом море и белое облачко, висевшее над ним.

Я все еще стояла неподвижно на том же месте. Розовое освещение мало помалу стало исчезать, начали набегать вечерние тени; над Аю-Дагом светлой полосой забелело небо; это был предвестник восходящей луны.

За спиной послышался стук колес, я обернулась. Передо мной был дом Гг. Первушиных, нынешних владетелей Артека

(Московский купец И.А.Первушин приобрел имение Артек в 1875 г., после смерти Т.Б.Потемкиной (урожденной Голицыной, жены князя А.М.Потемкина) в 1869 г. — ред.)

Дом не велик, но весь обвит зеленью. Плющи, глицинии, колокольчики, розы, всех возможных сортов, обвивают его, лезут на крышу, спускаются разноцветными гирляндами на близ стоящую мимозу и перемешиваются с огромными кистями винограда. Около дома — ряд темных кипарисов, несколько магнолий, павлонии, мимозы; за ними — гора, вся покрытая лесом; у подножия горы, в десяти шагах от дома, — прелестная маленькая, деревянная церковь, покрытая изумрудной сеткой плюща и вьющихся роз разных сортов и колеров.

Перед церковью — клумбы штамбовых роз и других растений, большая магнолия; под ней стоит скамейка и вблизи, в тени арбутуса и платана, окруженный померанцевыми и апельсинными деревьями, в кадках, с зеленым балконом, обвитый плющами и розами, — домик, где мне была приготовлена комната.

Управляющий имением г. В., очень предупредительно, приглашает меня взойти в мое новое жилище, и я воцаряюсь, на целый месяц, в этом эдеме, в этом земном раю, недаром названном греками Артек, или Кардиогрикол, что значит утешение сердца.

На другой день по приезде я проснулась довольно рано и вышла на выдающуюся над виноградником террасу против моего дома. Солнце уже золотило верхушки Яйлы и Аю-Дага и начинало обогревать нижнюю долину, еще покрытую росой; виноградники уже были облиты его лучами и широкие, мокрые листья, под которыми прятались незрелые, темно-синие и желтые кисти винограда, быстро высыхали и распространяли кругом очень сильный запах. Его доносил до меня утренний ветерок, пробегающий легкой зыбью по тихому морю и нагоняющий на отроги гор, спускающихся обнаженными скалами к самому берегу, прозрачные, белые тучки.

По прямой линии море расстилалось и исчезало в бесконечной дали. Более четырех сот верст отделяло меня от азиатского берега, но серые тучи подымались из вод сизым туманом и, принимая фантастические формы, казались мне то далеким берегом, покрытым лесом, то цепью гор с белыми, снежными вершинами.

А между тем с настоящими горами, стоявшими за мной гигантскими уступами, совершалась странная метаморфоза.

Вершины Яйлы, Ай-Даниля и других высоких гор, только что освещенные сверкающими лучами солнца, окутывались постепенно белыми облаками; с моря подымались длинными полосами туманные, водянистые массы то сероватых оттенков, то отражающие солнце, как бледные радуги, и вся эта вереница облачков, тучек, прозрачных туманов лезла на горы, стелилась по зеленым покатостям, по обнаженным утесам, до самых вершин хребта, пока, наконец, она не скрыла их совершенно в густой, непроницаемой мгле.

Я знала, что это предвещает дурную погоду. Когда мы выезжали из Севастополя, наш ямщик, указывая на хребет Яйлы, увенчанный тучами, говорил нам, что на южном берегу будет дождик непременно.

До сих пор его предсказание не сбылось, а дождя желали все, особенно для виноградников, которых в Крыму не поливают; поливка же табачных плантаций и прочих растений производится посредством орошения; то есть вода проводится из гор по прорытым канавкам.

В Артеке, по крайней мере, это производится следующим образом: три дня в неделю вода принадлежит Артекской экономии, то есть течет с шумом, очень приятным, точно журчанье ручья, по всем направлениям дачи через довольно глубокие канавки; три остальные дня она принадлежит соседней экономии, а в воскресенье и все ночи вода принадлежит Татарам окружающих селений.

Но они недовольствуются этим распределением; занимаясь почти исключительно табачными плантациями, для которых нужно много воды, они часто отнимают и днем воду у своих соседей, из чего, конечно, возникают ссоры, подлежащие судебному разбирательству. Но пока владельцы садов и имений жалуются на них судебным порядком, эти дети природы мало заботятся о наложении на них штрафа, в 2-ва или 3-ри рубля; они спасают, от засухи, дорогой свой табак и вполне уверены, что если русские отняли у них лучшие земли, они не имеют, ни малейшего права, на их воду, вытекающую из их родной Яйлы.

Вообще отношения татар к русским, хотя и не враждебны, но не вполне дружелюбны. Мне кажется, что они часто вспоминают с грустью свою прежнюю жизнь и то приволье, которым они пользовались до присоединения Крыма к России.

Если судить беспристрастно, надо признаться, что русская колонизация Таврического полуострова не принесла ему больших выгод и не сделала его обитателей ни счастливее, ни богаче.

Гурзуф, фото конца 19-начала 20 века с сайта artekovetc.ru
Этот благодатный край, обладающий прекрасным климатом, плодородной почвой, всеми удобствами морского сообщения, с незапамятных времен привлекал к себе массы переселенцев из Греции, Рима, Венеции и Генуи и скоро стал житницею древнего мира. На берегах Черного моря стали возникать поселения, росли города, устраивались гавани, вмещавшие в себе корабли всех тогда известных народов. Херсонес, Чембало, Кафа, Пантикапея, Судак, или тогдашняя Солдайя, блистали роскошью и богатством.

Эти великие торжища азиатского востока и европейского запада, куда привозились из лесов Сибири пушной товар, из Персии и Индии — пряности и драгоценные, шелковые ткани, были украшены великолепными зданиями и храмами, водопроводами, банями и изящными фонтанами.

Вскоре эти приморские города сделались приманкой для хищников, предметом их зависти и беспрестанных распрей; но переходя от одних властителей к другим, Таврида продолжала быть все также цветущей и благодатной. Земля все также щедро вознаграждала труды земледельца, торговля процветала, и даже под владычеством Турок Крым продолжал быть богатым и многолюдным.

Только со времени присоединения его к России он стал видимо пустеть; выселение Греков к Азовскому морю, Ногайцев — в Мелитопольский и Бердянский уезды, южнобережных татар — в горы и, наконец, в 1865 году последнее переселение их в Турцию в количестве почти 100,000 душ нанесло окончательный удар промышленности и благосостоянию края, где несмотря на призванных потом колонистов немцев и чехов, очень много пустопорожних и запущенных земель.

Цветущие колонии и богатые города древности заменились теперь жалкими развалинами или ничтожными уездными городами, отличающимися от прочих уездных городов России только прелестью горной природы, чарующим видом моря и расстилающимся над ними синим, южным небом. Что же касается населения, то и на него сближение с русскими не повлияло благодетельно.

Русская культура если коснулась татарина, то испортила его, как, например, в Ялте, Бахчисарае и прочих городах Крыма, где на каждом шагу прелесть и поэзия востока уступают место пошлости и нравственной порче наших торговых центров, и где татарин утрачивает с каждым днем свои патриархальные обычаи, образ жизни, гостеприимство, вежливость, благородную гордость и сознание личного достоинства.

Фонтан в Гурзуфе, фото начала 20 века с сайта artekovetc.ru
Этот тип встречается теперь только в горах, в мало доступных селениях, где его ревниво берегут татарские муллы, усердные блюстители закона Магомета, питающие фанатическую ненависть к христианам, опасаясь особенно сближения татарских жен с христианками. В этом отношении их опасения напрасны; русские не заражены духом пропаганды. Крымское же духовенство, особенно, относится весьма равнодушно не только к обращению татар в христианскую веру, но даже и к своей православной пастве, так что бедным русским рабочим, заброшенным какими бы то ни было обстоятельствами в Крым, а особенно их несчастным детям, редко приходится слышать Слово Божие.

В Крыму русские пришельцы живут изо дня в день, не зная ни праздников, ни постов и помня воскресенье и праздничные дни только потому, что работы в экономиях в эти дни прекращаются, и они могут прогулять тяжко добытые ими деньги в течение недели в трактирах и тому подобных увеселительных заведениях.

Что же сделано до сих пор Россией для Крыма в продолжение ее столетнего владычества?

Вскоре после его присоединения к русским владениям богачи и вельможи стали приобретать земли на южном берегу, скупали их у татар за баснословно дешевые цены и устраивали на них роскошнейшие виллы и дачи.

Во время управления Новороссийского края герцогом де-Ришелье и потом князем Воронцовым много было потрачено денег и трудов для устройства садоводства в больших размерах, правильной культуры винограда и развития виноделия, но собственно для обогащения края, для поощрения всякого рода торговли и промышленности, для разумной обработки плодородной почвы ничего не предпринято до сих пор,

и несмотря на прелесть и величие природы, на обаяние южного климата и красоты горных видов и морского берега, Крым на каждом шагу неприятно поражает резкими противоположностями, с одной стороны роскошь и увеселительные парки, с другой бедность, доходящая до нищеты безземельного русского населения, постепенное обеднение татар и целые участки земель — истощенные или даже совсем необработанные.

Вот мысли, которые не редко приходили мне в голову во время моей четырехнедельной жизни в Артеке.

http://www.bigyalta.com.ua/node/2962