Крылатый, мохнатый да масленый (сказка)

На лесной опушке, в тепленькой избушке, жили-были три братца: воробей крылатый, мышонок мохнатый да блин масленый. Жили-поживали, друг друга не обижали.

Каждый свою работу делал. Воробей еду приносил.

Мышонок дрова рубил.

Блин масленый щи да кашу варил. Хорошо жили.

Бывало, воробей с охоты воротится, ключевой водой умоется, сядет на лавку отдыхать. Мышь на стол накрывает, ложки считает. Блин у печи возится - румян да пышен: щи варит, крупной солью посыпать. Сядут за стол - друг друга хвалят, да и себя не обижают.

"А все я, блин масленый, окунусь в горшок  да вылезу - вот щи и жирные!"

"А я дров навезу, мелко нагрызу, в печь набросаю, хвостиком разметаю - хорошо в печке огонь горит, обед варится", - говорит мышь.

"Ну и я, -  говорит воробей, - не промах: соберу грибов, натащу бобов - вот вы и сыты!". Только  раз призадумался воробей: "Я целый день на охоте - на тяжелой работе. По лесу летаю ножки бью, крылышки треплю, а они как работают?"

"С утра блин на печи нежится, за обед-то только к вечеру берется, а мышь утром нагрызет дров, а потом заберется на печь и спит до обеда".

Не бывать больше этому! Рассердился воробей - ножками затопал - крылышками захлопал: "Завтра же работу поменяем!"

На другой день блин пошел на охоту.

Воробей пошел дрова  рубить.

А мышонок стал обед варить.

Катится блин по лесной дорожке и поет:
"Прыг скок, прыг-скок, Я - масленый бок, На сметане замешан, на маслице жарен.."

Навстречу ему Лиса Патрикеевна: "Ты куда. блинок, бежишь-спешишь?"
"На охоту".
"А какую ты блинок песенку поешь?"
Блин заскакал на месте да и запел:
"Прыг скок, прыг-скок, Я - масленый бок, На сметане замешан, на маслице жарен.."

"Прыг-скок говоришь"?
Лиса как прыгнет да как ухватит блинок за масленый бок.
А блин кричит:
"Пусти меня, лиса, в дремучие леса, за грибами за бобами - на охоту!"

А лиса ему: "Нет, я съем тебя, проглочу тебя, со сметаной да с маслом!"
Блин бился, бился, еле от лисы вырвался - бок в зубах лисьих оставил, домой побежал. А дома-то что делается!

Стала мышка щи варить: чего не положит, чего не прибавит, а щи все не хороши, не жирны, не маслены. Вспомнила мышка, как блин щи варил: в горшок нырнет да выплывет - вот щи и жирные.

Взяла мышка да кинулась в горшок. Обварилась. ошпарилась, еле выскочила. Шубка повылезла, хвостик дрожмя дрожит. Села мышка на лавку да слезы льет.

А воробей дрова возил. Навозил да давай клевать, на мелкие щепки ломать. Клевал, клевал - клюв на сторону своротил.
Прибежал блин к дому видит: сидит воробей на завалинке, клюв на сторону, слезами заливается.

Вбежал блин в избу - сидит мышь на лавочке, шубка у нее повылезла, хвостик дрожмя дрожит. Как увидели воробей и мышка, что у блина полбока съедено, еще пуще заплакали.

Вот блин и говорит: "Так всегда бывает, когда один на другого кивает, свое дело делать не хочет".
Тут воробей со стыда под лавку забился. Ну делать нечего: погоревали поплакали.

Да стали снова жить по старому: воробей еду приносит, мышь дрова рубит, а блин щи варит. Так они и живут - пряники жуют, медком запивают, нас вспоминают.

- КОНЕЦ - 

Кузьма скоробогатый (сказка)

Жил-проживал Кузьма один-одинёшенек в тёмном лесу. Ни скинуть, ни надеть у него ничего не было, а постлать — и не заводил. Вот поставил он капкан. Утром пошёл по­смотреть — попала лисица. — Ну, лисицу теперь продам, деньги возьму, на то и же­ниться буду. Лисица ему говорит: — Кузьма, отпусти меня, я тебе великое добро доспею, сделаю тебя Кузьмой Скоробогатым, только ты изжарь мне одну курочку с масличком — пожирнее. Кузьма согласился. Изжарил курочку. Лиса наелась мясца, побежала в царские заповедные луга и стала на тех заповедных. лугах кататься. — У-у-у! У царя была в гостях, чего хотела — пила и ела завтра звали, опять пойду. Бежит волк и спрашивает: — Чего, кума, катаешься, лаешь? — Как мне не кататься, не лаять! У царя была в гостях, чего хотела — пила и ела, завтра звали, опять пойду. Волк и просит: — Лисанька, не сведёшь ли меня к царю на обед? — Станет царь из-за одного тебя беспокоиться. Собирай­тесь вы — сорок волков, тогда поведу вас в гости к царю. Волк стал по лесу бегать, волков собирать. Собрал сорок волков, привёл их к лисице, и лиса повела их к царю. Пришли к царю, лиса забежала вперёд и говорит: — Царь, добрый человек Кузьма Скоробогатый кланя­ется тебе сорока волками. Царь обрадовался, приказал всех волков загнать в ог­раду, запереть накрепко и сам думает: «Богатый человек Кузьма!» А лисица побежала к Кузьме. Велела изжарить ещё одну курочку с масличком — пожирнее, пообедала сытно и пустилась на царские заповедные луга. Катается, валя­ется по заповедным лугам. Бежит медведь мимо, увидал лису и говорит: — Эк ведь, проклятая хвостомеля, как обтрескалась! Алиса ему: — У-у-у! У царя была в гостях, чего хотела — пила и ела, завтра звали, опять пойду. Медведь стал просить: — Лиса, не сведёшь ли меня к царю на обед? — Для одного тебя царь и беспокоиться не захочет. Со­бери сорок чёрных медведей — поведу вас в гости к царю. Медведь побежал в дубраву, собрал сорок чёрных мед­ведей, привёл их к лисе, и лисица повела их к царю. Сама забежала вперёд и говорит: — Царь, добрый человек Кузьма Скоробогатый кланя­ется тебе сорока медведями. Царь весьма тому обрадовался, приказал загнать мед­ведей и запереть накрепко. Сам думает: «Вот какой бога­тый человек Кузьма!» А лисица опять прибежала к Кузьме. И велела зажарить курочку с петушком — с масличком, пожирнее. Скушала на здоровье — и давай кататься в царских заповедных ле­сах. Бежит мимо соболь с куницею: — Эк, лукавая лиса, где так жирно накушалась? — У-у-у! У царя была в гостях, чего хотела — пила и ела, завтра звали, опять пойду. Соболь и куница стали упрашивать лису: — Кумушка, своди нас к царю. Мы хоть посмотрим, как пируют. Лиса им говорит: — Соберите сорок сороков соболей да куниц — поведу вас к царю. Согнали соболь и куница сорок сороков соболей и ку­ниц. Лиса привела их к царю, сама забежала вперёд: — Царь, добрый человек Кузьма Скоробогатый кланя­ется тебе сорока сороками соболей да куниц. Царь не может надивиться богатству Кузьмы Скоробогатого. Велел и этих зверей загнать, запереть накрепко. «Вот, — думает, — беда, какой богач Кузьма!» На другой день лисица опять прибегает к царю: — Царь, добрый человек Кузьма Скоробогатый при­казал тебе кланяться и просит ведро с обручами — ме­рять серебряные деньги. Свои-то вёдра у него золотом заняты. Царь без отказу дал лисе ведро с обручами. Лиса при­бежала к Кузьме и велела мерять вёдрами песок, чтобы высветлить у ведра бочок. Как высветлило у ведра бочок, лиса заткнула за обруча сколько-то мелких денежек и понесла назад к царю. При­несла и стала сватать у него прекрасную царевну за Кузь­му Скоробогатого. Царь видит — денег много у Кузьмы: за обруча запада­ли, он и не заметил. Царь не отказывает, велит Кузьме из­готовиться и приезжать. Поехал Кузьма к царю. А лисица вперёд забежала и подговорила работников подпилить мостик. Кузьма только что въехал на мостик — он вместе с ним и обру­шился в воду. Лисица стала кричать: — Ахти! Пропал Кузьма Скоробогатый! Царь услыхал и тотчас послал людей перехватить Кузь­му. Вот они перехватили его, а лиса кричит: — Ахти! Надо Кузьме одёжу дать — какую получше. Царь дал Кузьме свою одёжу праздничную. Приехал Кузьма к царю. А у царя ни пива варить — всё готово. Об­венчался Кузьма с царевной и живёт у царя неделю, жи­вёт другую. — Ну, — говорит царь, — поедем теперь, любезный зять, к тебе в гости. Кузьме делать нечего, надо собираться. Запрягли ло­шадей и поехали. А лисица отправилась вперёд.

Видит — пастухи стере­гут стадо овец, она их спрашивает: — Пастухи, пастухи! Чьё стадо пасёте? — Змея Горыныча. — Сказывайте, что это стадо Кузьмы Скоробогатого, а то едут царь Огонь и царица Молоньица: коли не скаже­те им, что это стадо Кузьмы Скоробогатого, они вас всех и с овцами-то сожгут и спалят! Пастухи видят, что дело неминучее, и обещали ска­зывать про Кузьму Скоробогатого, как лиса научила. А лиса пустилась вперёд. Видит — другие пастухи сте­регут коров. — Пастухи, пастухи! Чьё стадо пасёте? — Змея Горыныча. — Сказывайте, что стадо это Кузьмы Скоробогатого, а то едут царь Огонь и царица Молоньица: они вас всех с коровами сожгут и спалят, коли станете поминать Змея Горыныча! Пастухи согласились. Лиса опять побежала вперёд. До­бегает до конского табуна Змея Горыныча, велит пасту­хам сказывать, что этот табун Кузьмы Скоробогатого. — А то едут царь Огонь да царица Молоньица: они всех вас с конями сожгут и спалят! И эти пастухи согласились. Лиса бежит вперёд. Прибе­гает к Змею Горынычу прямо в белокаменные палаты: — Здравствуй, Змей Горыныч! — Что скажешь, лисанька? — Ну, Змей Горыныч, теперь тебе надо скоро-наскоро прятаться. Едет грозный царь Огонь да царица Молоньи­ца, всё жгут и палят. Стада твои с пастухами прижгли и спалили. Я не стала мешкать — пустилась к тебе сказать, что сама чуть от дыма не задохлась. Змей Горыныч закручинился: — Ах, лисанька, куда же я подеваюсь? — Есть в твоём саду старый заповедный дуб, середина вся повыгнила; беги, схоронись в дупле, пока царь Огонь с царицей Молоньицей мимо не проедут. Змей Горыныч со страху спрятался в это дупло, как ли­са научила. Кузьма Скоробогатый едет себе да едет с царём да с женой-царевной. Доезжают они до овечьего стада. Ца­ревна спрашивает: — Пастушки, чьё стадо пасёте? — Кузьмы Скоробогатого. Царь тому и рад: — Ну, любезный зять, много же у тебя овец! Едут дальше, доезжают до коровьего стада. — Пастушки, чьё стадо пасёте? — Кузьмы Скоробогатого. — Ну, любезный зять, много же у тебя коров! Едут они дальше; пастухи лошадей пасут. — Чей табун? — Кузьмы Скоробогатого. — Ну, любезный зятюшка, много же у тебя коней! Вот приехали ко дворцу Змея Горыныча. Лиса встречает гостей, низко кланяется, вводит их в палаты белокамен­ные, сажает их за столы дубовые, за скатерти браные... Стали они пировать, пить-есть и веселиться. Пируют день, пируют другой, пируют они неделю. Лиса и говорит Кузьме: — Ну, Кузьма! Перестань гулять — надо дело исправ­лять. Ступай с царём в зелёный сад; в том саду стоит ста­рый дуб, а в том дубе сидит Змей Горыныч, он от вас спрятался. Расстреляй дуб на мелкие части. Кузьма пошёл с царём в зелёный сад. Увидели они ста­рый заповедный дуб, и стали они в тот дуб стрелять. Тут Змею Горынычу и смерть пришла. Кузьма Скоробогатый стал жить-поживать с женой-ца­ревной в палатах белокаменных и лисаньку всякий день угощать курочкой.

- КОНЕЦ - 

Легкий хлеб (сказка)

Косил на лугу косарь. Устал и сел под кустом отдохнуть. Достал мешочек, развязал и начал хлеб жевать. Выходит из лесу голодный волк. Видит - под кустом косарь сидит и ест что-то. Волк подошел к нему и спрашивает: — Ты что ешь, человече? — Хлеб, - отвечает косарь. — А он вкусный? — Да ещё какой вкусный! — Дай мне отведать. — Что ж, отведай. Отломил косарь кусок хлеба и дал волку. Понравился волку хлеб. Он и говорит: — Хотел бы я каждый день хлеб есть, но где мне его доставать? Подскажи, человече! —  Ладно, - говорит косарь, - научу тебя, где и как хлеб доставать. И начал волка поучать. — Прежде всего надо землю вспахать... — Тогда и хлеб будет? —    Нет, брат, постой. Потом надо землю взбо­ронить... — И можно есть хлеб? - замахал волк хвостом. — Что ты, погоди. Прежде надо рожь посеять... — Тогда и хлеб будет? - облизнулся волк. —  Нет ещё. Дождись, пока рожь взойдёт, холодную зиму перезимует, весной вырастет, лотом зацветёт, потом начнёт колоситься, потом зреть... —  Ох, - вздохнул волк, - долго ж, однако, надо ждать! Но уж тогда я наемся хлеба вволю!.. —  Где там наешься! - перебил его косарь. - Рано ещё. Сперва надо спелую рожь сжать, потом в снопы связать, снопы в копны поставить. Ветер их провеет, солнышко просушит, тогда вези на ток... — И буду хлеб есть? —  Э, какой нетерпеливый! Надо сначала снопы обмолотить, зерно в мешки ссыпать, мешки на мельницу отвезти и муки намолоть... — И всё? —  Нет, не всё. Надо муку в деже замесить и ждать, пока тесто взойдёт. Тогда в горячую печь садить. — И спечётся хлеб? — Да, спечётся хлеб. Вот тогда ты и наешься его, -закончил косарь поучение. Задумался волк, почесал лапой затылок и говорит: —  Нет! Эта работа больно долгая да тяжёлая. Лучше посоветуй мне, человече, как полегче еду добывать. —   Ну, что ж, - говорит косарь, - раз не хочешь тяжёлый хлеб есть, поешь лёгкий. Ступай на выгон, там конь пасётся. Пришёл волк на выгон. Увидел коня. — Конь, конь! Я тебя съем. —  Что ж, - говорит конь, - ешь. Только сперва сними с моих ног подковы, чтоб не ломать тебе зубы об них. — И то правда, - согласился волк. Нагнулся он подковы снимать, а конь как ударит его копытом в зубы... Перекувыркнулся волк - и бежать.

- КОНЕЦ - 

Лиса и собака (сказка)

Однажды во время охоты погналась собака за лисой. Быстро бежала лиса, а собака - ещё быстрее. Вот уж совсем близко, сейчас схватит ли­су за пушистый хвост. Вильнула лиса хвостом и припустила из послед­них сил. Добежала лиса до своей норы, а собака села рядом, ждёт, когда лиса выйдет. Лежит лиса в норе и спрашивает: -  Уши мои, что вы сделали, чтобы спасти меня? -  Мы прислушивались к каждому шороху и первыми услышали соба­чий лай. -  Правду говорите. Глаза мои, что вы сделали, чтобы спасти меня? -  Зорко глядели и первыми увидели собаку, которая бежала к тебе. -  Правду говорите. Ноги мои, что вы сделали, чтобы спасти меня? -  Мы унесли тебя от собаки. -  Тоже правда. А что сделал ты, мой пушистый хвост, чтобы спа­сти меня? - Я метался то в одну, то в другую сторону, чтобы отвлечь собаку. -  Лжёшь, проклятый хвост! Ты цеплялся за каждый колючий куст, чтобы собака могла схватить меня. Ты мне больше не нужен! И лиса высунула хвост из норы. Ухватилась собака за хвост и вытащи­ла лису.

- КОНЕЦ - 

Лиса и журавль (сказка)

Подружилась лиса с журавлём и пригласила его в гости. -  Приходи, дружочек, приходи, дорогой! Уж я как тебя угощу! Идёт журавль на званый пир, а лиса наварила манной каши и разма­зала по тарелке. Подала и угощает: -  Покушай, дружочек! Сама стряпала. Журавль стучал, стучал носом по тарелке, ничего в рот не попадает! А лисица лижет себе да лижет кашу, так всю сама и съела. -  Не сердись, любезный! - говорит. - Больше есть нечего. -  Спасибо, лиса, и за это! Приходи ко мне в гости. На другой день приходит лиса к журавлю, а журавль приготовил окрошку, наложил в кувшин с узким горлышком, поставил на стол: -  Кушай, лисонька! Лиса начала вертеться вокруг кувшина, и так зайдёт и этак, и лизнёт, и понюхает, да съесть ничего не может - не лезет голова в кувшин. А журавль между тем всю окрошку съел и говорит: -  Ну всё, лиса! Больше угощать нечем. Рассердилась лиса, думала, что на неделю наестся, а сама ушла не со­лоно хлебавши. Как аукнулось, так и откликнулось!

- КОНЕЦ

Лиса и заяц (сказка)

Жили-были два друга: зайчик Серый Хвостик и лиса Рыжий Хвостик. Построили они себе домики и стали друг к другу в гости ходить. Чуть только лисица к зайчику не идёт, зайчик бежит к лисице и кричит
- Рыжий Хвостик! что с тобой? А если зайчик к лисице не идет, лиса к зайчику бежит и кричит:
- Серый Хвостик! Что с тобой? Как-то зайчик Серый Хвостик прибежал к лисе в гости.
- Отвори-ка! Тук! Тук! Тук! Вдруг он слышит:
- Что за стук? Видишь: поздно, скоро ночь. Уходи-ка лучше прочь!
Зайчик думает: "Постой, я ведь тоже не простой! Вот лисица Рыжий Хвост прибегает к зайцу в гости.
- Отвори-ка! Тук! Тук! Тук! отвечает зайчик вдруг?
- Нет, голубушка, шалишь, слишком рано ты стучишь!
И с тех пор два лучших друга вечно злятся друг на друга.

- КОНЕЦ - 

Лиса и лапоть (сказка)

Шла лиса по дорожке и нашла лапоть, пришла к мужику и просится:
- Хозяин, пусти меня ночевать.
Хозяин говорит:
- Негде, лисонька! Тесно!
- Да много ли нужно мне места!
Я сама лягу на лавку, а хвост спрячу под лавку.
Пустил её ночевать. Лиса и говорит:
- Положи мой лапоть к вашим курочкам.
Положил хозяин лапоть в курятник, а лисонька ночью встала и выбросила свой лапоть в окно.

Поутру встаёт она и спрашивает где мой лапоть?
А хозяева говорят:
- Лисонька, ведь он пропал!
- Ну, тогда отдайте мне за него курочку.
Взяла лиса курочку, приходит в другой дом и просит, чтобы её нустили переночевать. а курочку посадили к хозяйским гусям.

Ночью лиса припрятала курочку, а утром получила гуся. Идет довольная что всех обманула. Шла она так. шла. Увидела новый дом, и просится переночевать, да говорит, что бы гуся посадилик барашкам. Опять схитрила, взяла за гуся барашка и пошла ещё в один дом.
Осталась ночевать и просит посадить её барашка к бычкам. Ночью лисонька украла и барашка, а поутру требует, чтобы ей отдали бычка.

Всех - курочку, гуся. барашка и бычка - лиса спрятала. Взяла шкуру, набила соломой - получился бычок. Лиса поставила его на дороге.
Идет медведь с волком. а лиса и говорит:
- Идите возьмите сани, да поедем кататься.
Вот они украли сани и хомут, впрягли бычка, все сели в сани. Лиса стала править и кричит:
- Бычок, соломенный бочок. Сани чужие, хомут не свой, погоняй не стой!
Бычок не идёт.
Она прыгнула из саней и закричала:
-Оставайтесь, дураки! - А сама ушла. Медведь с волком обрадовались добыче и давай рвать бычка: рвали, рвали, видят, что одна шкура да солома, покачали головами и разошлись в разные стороны.

Вот так хитрая лиса всех обманула. А тут мимо бежали собаки, увидели лису да за ней, и такую трёпку ей задали что бы неповадно было обманывать других. Отобрали и курочку, и гуся, барашка и бычка. А лиса так в лес и убежала с потрёпанным хвостом, Так ей и надо!. Не обманывай других.

- КОНЕЦ - 

Лисичка со скалочкой (сказка)

- КОНЕЦ - 

Лихо одноглазое (сказка)

Жил кузнец припеваючи, никакого лиха не знал. — Что это, — говорит кузнец, — никакого я лиха на веку своём в глаза не видал! Хоть посмотрел бы, какое   там такое лихо на свете. Вот и пошёл кузнец лиха искать. Шёл-шёл, зашёл в дремучий лес. Смотрит по сторонам и видит: неподалёку стоит большущая изба. Постучал — никто не отзывается; отворил дверь, вошёл — пусто, нехорошо. Забрался кузнец на печь и лёг спать не ужинавши. Вдруг дверь отворилась, и вошло в избу целое стадо баранов, а за ними Лихо — баба огромная, страшная, об одном глазе. Понюхало Лихо по сторонам и говорит: — Э, да у меня, никак, гости; будет мне, Лиху, что позавтракать: давненько я человеческого мяса не едало. Вздуло Лихо лучину и стащило кузнеца с печи. — Добро пожаловать, нежданный гость! Спасибо, что забрёл; чай, ты проголодался и отощал, — и щупает Лихо кузнеца, жирен ли, а у того от страха все животики подвело. — Ну, нечего делать, давай сперва поужинаем, — гово­рит Лихо. Сели ужинать. Лихо по четверти барана за раз в рот кладёт, а кузнецу кусок в горло не идёт, даром что целый день ничего не ел. Спрашивает Лихо у кузнеца: — Кто ты таков, добрый человек? — Кузнец. — А что умеешь ковать? — Да всё умею. — Скуй мне глаз! — Изволь, — говорит кузнец, — да есть ли у тебя верёв­ка? Надо тебя связать, а то ты не дашься; я бы тебе вко­вал глаз. Лихо принесло две верёвки: одну толстую, а другую по­тоньше. Кузнец взял верёвку потоньше, связал Лихо да и говорит: — А ну-ка, бабушка, повернись! Повернулось Лихо и разорвало верёвку. Тут кузнец взял толстую верёвку, скрутил бабушку хорошенько. — А ну-ка, теперь повернись! Повернулось Лихо и не разорвало верёвок. Тогда куз­нец нашёл в избе железный шкворень, разжёг его в печи добела, поставил Лиху на самый глаз, на здоровый, да как ударит по шкворню молотом — так глаз только зашипел. Разорвало Лихо все верёвки, вскочило как бешеное, село на порог и крикнуло: — Ах, злодей! Теперь ты не уйдёшь от меня! Пуще прежнего испугался кузнец, сидит в углу ни жив ни мёртв. Поутру стало Лихо выпускать баранов на паш­ню, да всё по одному: пощупает, точно ли баран, хватит за спину да и выкинет за двери. Кузнец вывернул свой тулуп шерстью вверх, надел в рукава и пошёл на четвереньках. Лихо пощупало: чует — баран; схватило кузнеца за спину да и выкинуло из избы. Вскочил кузнец, перекрестился и давай бог ноги. При­бежал домой, знакомые его спрашивают: — Отчего это ты поседел? — У Лиха переночевал, — говорит кузнец. — Знаю я те­перь, что такое лихо: и есть хочется, да не ешь, и спать хо­чется, да не спишь.

- КОНЕЦ - 

Мальчик из горошины (сказка)

Жили в одной деревне старик и старуха. У них было два сына и дочь. Когда сыновья выросли, стали помогать отцу и матери. Один раз поехали они сено косить и сестру с собой взяли.

Косили, косили и кончились у них продукты. Они сказали сестре:
— Сестра, сходи домой и принеси нам поесть. Да смотри, иди прямо и в сторону не сворачивай, а то будет беда!
Пошла сестра домой.

А в этих местах появился Змей Горыныч. Он захотел, чтобы эта девушка ему прислужничала. Забросал пнями и корягами прямую дорогу, а которая в сторону шла, расчистил.

Девушка идет-идет, видит: дорога в сторону свернула, и больше никакой нету. Девушка свернула и пришла прямо к норе Змея Горыныча. Он ее схватил и сделал своей служанкой. Говорит:
— Будешь теперь приносить мне из железного леса железные орехи.

И стала девушка собирать железные орехи и кормить Змея Горыныча.
А братья ждали-ждали сестру, никак не дождут. Пошли сами домой. Шли-шли, видят: дорога в сторону свернула, а дорога, которая прямо вела, забросана пнями да корягами. Пошли они по дороге, которая привела их прямо к норе Змея Горыныча. Змея Горыныча дома не было. Сестра встретила братьев и спрятала их. Вот прилетает Змей Горыныч, понюхал и говорит:
— Фу-фу! Что-то у нас человеческим духом пахнет. Нету ли гостей?
Она отвечает:
— Нету.
Велел ей Змей Горыныч принести из железного сада железных орехов. Девушка взяла миску, пошла в железный сад и набрала полную миску железных орехов. Принесла их Змею Горынычу. Он наелся. Девушка спрашивает:
— А если бы ко мне братья пришли, ты бы че с ними сделал?
— Накормил бы и напоил.
Она пошла и вывела братьев. Сели они со Змеем Горынычем за стол, поели, попили. Потом Змей их спрашивает:
— Ну, что будем делать? Мириться или биться? — Братья сказали, что биться. Змей Горыныч дыхнул — образовалась перед ними железная площадка. И давай они биться. Змей Горыныч ударил первого брата — тот ушел весь в железную площадку, ударил еще раз — и второй брат ускочил. Потом он их выдернул и под большой камень положил.
А старик со старухой никак не дождутся дочку и сыновей. Нету и нету. Стали вдвоем жить, без детей.

Один раз старуха пошла по воду. Видит: катится горошина. Она эту горошину взяла и съела.

Съела и на другой же день родила мальчика. Мальчик рос быстро-быстро и был сильней всех. Играют ребята, а он кого за руку схватит — сразу вывихнет, за ногу возьмет — выставит. Вот отец-старик говорит сыну:
— До тебя, сынок, были у нас два сына и дочка. Ушли на покос и не вернулись. Люди говорят, что их Змей Горыныч в плен взял. Ты еще молодой, но силы у тебя много. Может, победишь Змея и освободишь братьев и сестру.

Пошел мальчик в кузницу и говорит кузнецу:
— Скуй мне саблю богатырскую!
Кузнец сковал ему саблю богатырскую, и мальчик пошел искать Змея Горыныча. Шел-шел и попал на дорогу, которая вела к норе Змея. Пришел, встретила его сестра, а Змея не было. Они поговорили. Потом сестра спрятала мальчика, тут и Змей прилетел.
— Фу-фу! Что-то русским духом пахнет?
— Нету у нас никого.

Пошла сестра в железный сад, нарвала железных орехов и принесла целую миску, поставила омею. Тот наелся. Девушка его и спрашивает:
— А если мой младший брат в гости пришел бы, ты че бы ему сделал?
— Ниче бы не сделал!

Сестра вывела мальчика. Змей его спрашивает:
— Биться пришел или мириться?
— Биться.

Вот вышли они в чисто поле, Змей дыхнул — образовалась железная площадка. Стали биться на ней.

Змей ударил мальчика саблей — тот в железную площадку до лодыжек вошел. Потом мальчик ударил Змея — улетел в железную площадку выше колен. Второй раз взмахнул Змей и ударил мальчика — до коленок вошел в железную площадку! Тут мальчик своей богатырской саблей ударил — вбил Змея по грудки. Собрался с силами Змей Горыныч, ударил мальчика — по пояс вошел он в землю.

Размахнулся мальчик и так ударил, что по шею Змея вогнал в железную площадку и убил его насмерть. Натаскал дров и сжег Змея на огне. Потом пошел к сестре и спрашивает:
— А где же мои братья? — она ему:
— А ты вон тот большой камень видишь?
— Вижу.
— Попробуй его отворотить.

Пошел мальчик и отворотил камень в сторону.
Под ним открылась яма. А в той яме братья лежат уже не живые. Тут сидел ворон с воронятами. Мальчик схватил вороненка. Ворон закричал:
— Отдай мне вороненка!

— Принеси живой воды, тогда отдам! Улетел ворон, принес живой воды. Побрызгал мальчик на братьев — они ожили. Он их вытащил из ямы и рассказал, что он их младший брат. Потом пошли они все домой.

Дошли до развилки, разбросали пенья да коряги и дальше пошли. А дома их родители поджидают. Обрадовались, давай все гулять. И так стали жить-поживать да добра наживать.

- КОНЕЦ - 

Мальчик с пальчик (сказка)

Жили старик со старухой. Детей у них не было. Раз старуха рубила капусту и вдруг услышала чей-то плач. Развернула капустный лист, а в нём лежит мальчик ростом с пальчик. Взяла его старуха и назвала Мальчик с пальчик. Пошёл мальчик в поле помогать отцу. Пришёл он на пашню и говорит: «Здравствуй, батюшка!» Осмотрелся старик кругом: «Голос слышу, а никого не вижу. Кто это говорит со мной?» - «Это я, твой сын. Я только что народился на белый свет. Хочу тебе помогать - землю пахать. Садись, батюшка, поешь да от­дохни маленько!» Обрадовался старик, сел обедать. Мальчик с пальчик тут же залез ло­шади в ухо и стал пахать, а отцу наказал: «Захотят купить меня, прода­вай смело: не бойся - не пропаду». Вот едет мимо барин, смотрит: конь идёт и сам пашет! «Такого я ещё не видел, чтобы лошадь сама пахала!» - удивился барин. «Это мой сын пашет», - говорит старик. «Продай мне его!» - про­сит барин. «Ну, давай тысячу рублей», - согласился старик. «Что так дорого?» - спрашивает барин. «Сам видишь: мальчик мал, да удал!» Ба­рин заплатил тысячу рублей, взял мальчика, посадил в карман и поехал домой. А Мальчик с пальчик проделал дыру в кармане и убежал от барина. Вернулся он домой, и зажили старик и старуха со своим сыночком мир­но и счастливо.

- КОНЕЦ - 

Марья моревна (сказка)

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был Иван-царевич. У него было три сестры: одна Марья-царевна, другая Ольга-царевна, третья Анна-царевна. Отец и мать у них померли. Умирая, они сыну наказывали: — Кто первый за сестёр станет свататься, за того и от­давай — при себе не держи долго. Царевич похоронил родителей и с горя пошёл с сестра­ми во зелёный сад погулять. Вдруг находит на небо туча чёрная, встаёт гроза страшная. — Пойдёмте, сестрицы, домой, — говорит Иван-царе­вич. Только пришли во дворец — как грянул гром, раздвоил­ся потолок и влетел к ним в горницу ясен сокол. Ударился сокол об пол, сделался добрым молодцем и говорит: — Здравствуй, Иван-царевич! Прежде я ходил гостем, а теперь пришёл сватом: хочу у тебя сестрицу Марью-ца­ревну посватать. — Коли люб ты сестрице, я её не держу — пусть идёт. Марья-царевна согласилась. Сокол женился и унёс её в своё царство. Дни идут за днями, часы бегут за часами — целого года как не бывало. Пошёл Иван-царевич с двумя сестрами во зелёный сад погулять. Опять встаёт туча с вихрем, с мол­нией. — Пойдёмте, сестрицы, домой, — говорит царевич. Только пришли во дворец — как ударил гром, распа­лась крыша, раздвоился потолок и влетел орёл. Ударился орёл об пол и сделался добрым молодцем. — Здравствуй, Иван-царевич! Прежде я гостем ездил, а теперь пришёл сватом. И посватал Ольгу-царевну. Отвечает Иван-царевич: — Если ты люб Ольге-царевне, то пусть за тебя идёт, я с неё воли не снимаю. Ольга-царевна согласилась и вышла за орла замуж. Орёл подхватил её и унёс в свое царство. Прошёл ещё один год. Говорит Иван-царевич своей младшей сестрице: — Пойдём во зелёном саду погуляем. Погуляли немножко. Опять встаёт туча с вихрем, с мол­нией. — Вернёмся, сестрица, домой! Вернулись домой, не успели сесть — как ударил гром, раздвоился потолок и влетел ворон. Ударился ворон об пол и сделался добрым молодцем. Прежние были хороши собой, а этот ещё лучше. — Ну, Иван-царевич, прежде я гостем ходил, а теперь пришёл сватом: отдай за меня Анну-царевну. — Я с сестрицы воли не снимаю. Коли ты полюбился ей, пусть идёт за тебя. Вышла за ворона Анна-царевна, и унёс он её в своё го­сударство. Остался Иван-царевич один. Целый год жил без сестёр, и сделалось ему скучно. — Пойду, — говорит, — искать сестриц. Собрался в дорогу, шёл-шёл и видит: лежит в поле рать-сила побитая. Спрашивает Иван-царевич: — Коли есть тут жив человек, отзовись: кто побил это войско великое? Отозвался ему жив человек: — Всё это войско великое побила Марья Моревна, прекрасная королевна. Пустился Иван-царевич дальше, наезжал на шатры бе­лые, выходила к нему навстречу Марья Моревна, пре­красная королевна. — Здравствуй, царевич. Куда тебя Бог несёт — по воле аль по неволе? Отвечает ей Иван-царевич: — Добрые молодцы по неволе не ездят. — Ну, коли дело не к спеху, погости у меня в шатрах. Иван-царевич тому и рад: две ночи в шатрах ночевал. Полюбился Марье Моревне и женился на ней. Марья Моревна, прекрасная королевна, взяла его с собой в своё государство. Пожили они вместе сколько-то времени, и вздумалось королевне на войну собираться. Покидает она на Ивана-царевича всё хозяйство и приказывает: — Везде ходи, за всем присматривай, только в этот чу­лан не заглядывай. Он не вытерпел: как только Марья Моревна уехала, тот­час бросился в чулан, отворил дверь, глянул — а там ви­сит Кощей Бессмертный, на двенадцати цепях прикован. Просит Кощей у Ивана-царевича: — Сжалься надо мной, дай мне напиться! Десять лет я здесь мучаюсь, не ел, не пил — совсем в горле пересохло. Царевич подал ему целое ведро воды; он выпил и ещё запросил: — Мне одним ведром не залить жажды. Дай ещё! Кощей выпил другое и запросил третье; а как выпил третье ведро, взял свою прежнюю силу, тряхнул цепями и сразу все двенадцать порвал. — Спасибо, Иван-царевич, — сказал Кощей Бессмерт­ный, — теперь тебе никогда не видать Марьи Моревны, как ушей своих. И страшным вихрем вылетел в окно, нагнал на дороге Марью Моревну, прекрасную королевну, подхватил её и унёс к себе. А Иван-царевич горько-горько заплакал, снарядился и по­шёл в путь-дорогу: «Что ни будет, а разыщу Марью Моревну». Идёт день, идёт другой, на рассвете третьего видит чудес­ный дворец. У дворца дуб стоит, на дубу ясен сокол сидит. Слетел сокол с дуба, ударился оземь, обернулся доб­рым молодцем и закричал: — Ах, шурин мой любезный! Выбежала Марья-царевна, встретила Ивана-царевича радостно, стала про его здоровье расспрашивать, про своё житьё-бытьё рассказывать. Погостил у них царевич три дня и говорит: — Не могу у вас гостить долго: я иду искать жену мою, Марью Моревну, прекрасную королевну. — Трудно тебе сыскать её, — отвечает сокол. — Оставь здесь на всякий случай свою серебряную ложку: будем на неё смотреть, про тебя вспоминать. Иван-царевич оставил у сокола свою серебряную ложку и пошёл в дорогу.

Орёл бросился на синее море, схватил и вытащил бочку на берег. Сокол полетел за живою водою, а ворон — за мёртвою. Слетелись все трое в одно место, разрубили бочку, выну­ли куски Ивана-царевича, перемыли и склали, как надобно. Ворон брызнул мёртвою водою — тело срослось, сое­динилось. Сокол брызнул живою водою — Иван-царевич вздрогнул, встал и говорит: — Ах, как я долго спал! — Ещё бы дольше проспал, если бы не мы, — отвечали зятья. — Пойдём теперь к нам в гости. — Нет, братцы, я пойду искать Марью Моревну. Приходит к ней и просит: — Разузнай у Кощея Бессмертного, где он достал себе такого доброго коня. Вот Марья Моревна улучила добрую минуту и стала Ко­щея выспрашивать. Кощей сказал: — За тридевять земель, в тридесятом царстве, за ог­ненной рекою живёт Баба Яга. У неё есть такая кобыли­ца, на которой она каждый день вокруг света облетает. Много у неё и других славных кобылиц. Я у неё три дня пастухом был, ни одной кобылицы не упустил, и за то Баба Яга дала мне одного жеребёночка. — Как же ты через огненную реку переправился? — А у меня есть такой платок — как махну в правую сто­рону три раза, сделается высокий-высокий мост, и огонь его не достанет. Марья Моревна выслушала, пересказала всё Ивану-ца­ревичу. И платок унесла да ему отдала. Иван-царевич переправился через огненную реку и по­шёл к бабе-яге. Долго шёл он не пивши, не евши. Попа­лась ему навстречу заморская птица с малыми детками. Иван-царевич говорит: — Съем-ка я одного цыплёночка! — Не ешь, Иван-царевич, — просит заморская птица. — В некоторое время я пригожусь тебе. Пошёл он дальше. Видит в лесу улей пчёл. — Возьму-ка, — говорит, — сколько-нибудь медку. Пчелиная матка отзывается: — Не тронь моего мёду, Иван-царевич. В некоторое время я тебе пригожусь. Он не тронул и пошёл дальше. Попадается ему навстре­чу львица со львёнком. — Съем я хоть этого львёнка. Есть так хочется, ажио тошно стало. — Не тронь, Иван-царевич, — просит львица. — В неко­торое время я тебе пригожусь. — Хорошо, пусть будет по-твоему. Побрёл голодный. Шёл-шёл — стоит дом Бабы Яги, кругом дома двенадцать шестов, на одиннадцати шестах по человечьей голове, только один незанятый. — Здравствуй, бабушка! — Здравствуй, Иван-царевич. Почто пришёл — по сво­ей доброй воле аль по нужде? — Пришёл заслужить у тебя богатырского коня. — Изволь, царевич, у меня ведь не год служить, а всего-то три дня. Если упасёшь моих кобылиц — дам тебе бо­гатырского коня, а нет — то не гневайся: торчать твоей голове на последнем шесте. Иван-царевич согласился. Баба Яга его накормила-напоила и велела за дело приниматься. Только что выг­нал он кобылиц в поле, кобылицы задрали хвосты и все врозь по лугам разбежались. Не успел царевич глазами вскинуть, как они совсем пропали. Тут он заплакал-запе­чалился, сел на камень и заснул. Солнышко уж на зака­те, прилетела заморская птица и будит его: — Вставай, Иван-царевич! Кобылицы теперь дома. Царевич встал, домой пошёл. А Баба Яга и шумит и кричит на своих кобылиц: — Зачем вы домой воротились? — Как же было нам не воротиться! Налетели птицы со всего света, чуть нам глаза не выклевали. — Ну, вы завтра по лугам не бегайте, а рассыпьтесь по дремучим лесам. Переспал ночь Иван-царевич. Наутро Баба Яга ему го­ворит: — Смотри, царевич, если не упасёшь кобылиц, если хоть одну потеряешь — быть твоей буйной головушке на шесте! Погнал он кобылиц в поле. Они тотчас задрали хвосты и разбежались по дремучим лесам. Опять сел царевич на камень, плакал-плакал да и уснул. Солнышко село за лес. Прибежала львица: — Вставай, Иван-царевич! Кобылицы все собраны. Иван-царевич встал и пошёл домой. Баба Яга пуще прежнего и шумит и кричит на своих кобылиц: — Зачем домой воротились? — Как же нам было не воротиться! Набежали лютые звери со всего света, чуть нас совсем не разорвали. — Ну, вы завтра забегите в сине море. Опять переспал ночь Иван-царевич. Наутро посылает его Баба Яга кобылиц пасти: — Если не упасёшь — быть твоей буйной головушке на шесте. Он погнал кобылиц в поле. Они тотчас задрали хвосты, скрылись с глаз и забежали в сине море, стоят в воде по шею. Иван-царевич сел на камень, заплакал и уснул. Сол­нышко за лес село, прилетела пчёлка и говорит: — Вставай, царевич! Кобылицы все собраны. Да как во­ротишься домой, Бабе Яге на глаза не показывайся, поди в конюшню и спрячься за яслями. Там есть паршивый же­ребёнок — в навозе валяется. Ты возьми его и в глухую полночь уходи из дому. Иван-царевич пробрался в конюшню, улёгся за яслями. Баба Яга и шумит и кричит на своих кобылиц: — Зачем воротились? — Как же нам было не воротиться? Налетело пчёл види­мо-невидимо, со всего света, и давай нас со всех сторон жалить до крови. Баба Яга заснула, а в самую полночь Иван-царевич взял у неё паршивого жеребёнка, оседлал его, сел и поскакал к огненной реке. Доехал до той реки, махнул три раза платком в правую сторону — и вдруг, откуда ни взялся, повис через реку высокий, славный мост. Царевич переехал по мосту и махнул платком на левую сторону только два раза — остался через реку мост то­ненький-тоненький.   Поутру пробудилась Баба Яга — паршивого жеребёнка видом не видать. Бросилась в погоню. Во весь дух на же­лезной ступе скачет, пестом погоняет, помелом след за­метает. Прискакала к огненной реке, взглянула и думает: «Хо­рош мост». Поехала по мосту, только добралась до сере­дины — мост обломился, и Баба Яга в реку свалилась. Тут ей и лютая смерть приключилась. Иван-царевич откормил жеребёнка в зелёных лугах; стал из него чудный конь. Приезжает царевич к Марье Моревне. Она выбежала, бросилась к нему на шею: — Как тебе удалось от смерти избавиться? — Так и так, — говорит, — поедем со мной. — Боюсь, Иван-царевич! Если Кощей догонит, быть тебе опять изрублену. — Нет, не догонит! Теперь у меня славный богатырский конь, словно птица летит. Сели они на коня и поехали. Кощей Бессмертный домой ворочается, под ним конь спотыкается. — Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Аль чуешь какую невзгоду? — Иван-царевич приезжал, Марью Моревну увёз. — А можно ли их догнать? — Не знаю. Теперь у Ивана-царевича конь богатырский лучше меня. — Нет, не утерплю, — говорит Кощей Бессмертный, — поеду в погоню! Долго ли, коротко ли — нагнал он Ивана-царевича, соскочил наземь и хотел было сечь его острой саблею. В те поры конь Ивана-царевича ударил со всего размаху копытом Кощея Бессмертного и размозжил ему голову, а царевич доконал его палицей. После того накидал царе­вич груду дров, развёл огонь, спалил Кощея Бессмертного на костре и самый пепел его пустил по ветру. Марья Моревна села на Кощеева коня, а Иван-царевич на своего, и поехали они в гости сперва к ворону, потом к орлу, а там и к соколу. Куда ни приедут, всюду встре­чают их с радостью: — Ах, Иван-царевич, а уж мы не чаяли тебя видеть! Ну, недаром же ты хлопотал: такой красавицы, как Марья Моревна, во всём свете поискать — другой не найти. Погостили они, попировали и поехали в своё царство. Приехали и стали себе жить-поживать, добра наживать да медок попивать. - КОНЕЦ -

Маша и медведь (сказка)

Жили-были дедушка да бабушка. Была у них внучка Машенька.
Собрались раз подружки в лес — по грибы да по ягоды. Пришли звать с собой и Машеньку.

— Дедушка, бабушка, — говорит Машенька, — отпустите меня в лес с подружками!
Дедушка с бабушкой отвечают:
— Иди, только смотри от подружек не отставай — не то заблудишься.
Пришли девушки в лес, стали собирать грибы да ягоды. Вот Машенька — деревцо за деревцо, кустик за кустик — и ушла далеко-далеко от подружек.
Стала она аукаться, стала их звать. А подружки не слышат, не отзываются.
Ходила, ходила Машенька по лесу — совсем заблудилась.

Пришла она в самую глушь, в самую чащу. Видит — стоит избушка. Постучала Машенька в дверь — не отвечают. Толкнула она дверь, дверь и открылась.

Вошла Машенька в избушку, села у окна на лавочку.
Села и думает:
«Кто же здесь живёт? Почему никого не видно?..»
А в той избушке жил большущий медведь. Только его тогда дома не было: он по лесу ходил.
Вернулся вечером медведь, увидел Машеньку, обрадовался.
— Ага, — говорит, — теперь не отпущу тебя! Будешь у меня жить. Будешь печку топить, будешь кашу варить, меня кашей кормить.

Потужила Маша, погоревала, да ничего не поделаешь. Стала она жить у медведя в избушке.
Медведь на целый день уйдёт в лес, а Машеньке наказывает никуда без него из избушки не выходить.
— А если уйдёшь, — говорит, — всё равно поймаю и тогда уж съем!
Стала Машенька думать, как ей от медведя убежать. Кругом лес, в какую сторону идти — не знает, спросить не у кого…

Думала она, думала и придумала. Приходит раз медведь из лесу, а Машенька и говорит ему:
— Медведь, медведь, отпусти меня на денёк в деревню: я бабушке да дедушке гостинцев снесу.
— Нет, — говорит медведь, — ты в лесу заблудишься. Давай гостинцы, я их сам отнесу.
А Машеньке того и надо!

Напекла она пирожков, достала большой-пребольшой короб и говорит медведю:
— Вот, смотри: я в этот короб положу пирожки, а ты отнеси их дедушке да бабушке. Да помни: короб по дороге не открывай, пирожки не вынимай. Я на дубок влезу, за тобой следить буду!

— Ладно, — отвечает медведь, — давай короб!
Машенька говорит:
— Выйди на крылечко, посмотри — не идёт ли дождик?

Только медведь вышел на крылечко, Машенька сейчас же залезла в короб, а на голову себе блюдо с пирожками поставила.

Вернулся медведь, видит — короб готов. Взвалил его на спину и пошёл в деревню.

Идёт медведь между ёлками, бредёт медведь между берёзками, в овражки спускается, на пригорки поднимается. Шёл-шёл, устал и говорит:
Сяду на пенёк,
Съем пирожок!
А Машенька из короба:
Вижу, вижу!
Не садись на пенёк,
Не ешь пирожок!
Неси бабушке,
Неси дедушке!
— Ишь, какая глазастая, — говорит медведь, — всё видит!
Поднял он короб и пошёл дальше. Шёл-шёл, шёл-шёл, остановился, сел и говорит:
Сяду на пенёк,
Съем пирожок!
А Машенька из короба опять:
Вижу, вижу!
Не садись на пенёк,
Не ешь пирожок!
Неси бабушке,
Неси дедушке!.

Удивился медведь:
— Вот какая хитрая! Высоко сидит, далеко глядит!
Встал и пошёл скорее.

Пришёл в деревню, нашёл дом, где дедушка с бабушкой жили, и давай изо всех сил стучать в ворота:
— Тук-тук-тук! Отпирайте, открывайте! Я вам от Машеньки гостинцев принёс.
А собаки почуяли медведя и бросились на него. Со всех дворов бегут, лают!

Испугался медведь, поставил короб у ворот и пустился в лес без оглядки.
Вышли тут дедушка да бабушка к воротам. Видят — короб стоит.

— Что это в коробе? — говорит бабушка.
А дедушка поднял крышку, смотрит и глазам своим не верит: в коробе Машенька, сидит — живёхонька и здоровёхонька.
Обрадовались дедушка да бабушка. Стали Машеньку обнимать, целовать, умницей называть.

- КОНЕЦ - 

Машенька и Дашенька (сказка)

Жила-была бабушка Олёна. И были у неё две внучки - Машенька и Дашенька. Родные сестрёнки были, друг на друга похожие, а как поглядишь, так совсем разные.

Машенька но всем была бабушке помощница: она и на кухне работает, и на огороде, и корову подоит, и дом приберёт.

А Дашенька - ну, та ничего делать не хотела, у Дашеньки только ветер в голове. Бабушка Олёна иной раз скажет: "Даша, да помоги ты мне с Машенькой. Ведь мне, старухе, нелегко дом вести, да и Машенька весь день на работе, а ты ничего не делаешь".
А Дашенька в ответ: "Ах, бабушка, мне недосуг, меня в гости звали!"

Хлопнет дверью, да и всё тут: гулять пошла. Вот как-то утром встала бабушка Олёна, глядит - день хороший, ясный. Будит она внучек:

- Девочки, голубушки, вставайте, сходите в Иве по ягодки. Денёк хороший, ягод много уродилось, наберите по корзиночке, всё на зиму хоть маленько запасем.

А девочки и рады. Умылись, оделись, по куску хлеба съели, молочком запили, взяли корзинки и - в лес. Идут они по тропинке, выходят на полянку, глядят - и понять не могут, что творится: каждый день они по лесу бегают, свои места хорошо знают, а тут вдруг стоит на полянке избушка. Откуда взялась? Вчера ещё её на этом месте не было.

На пороге бабушка незнакомая сидит, чулок вяжет. Дашенька села в сторонке на пенёк, глядит в небо, ворон считает. А Машенька по-хорошему к старушке подошла, поздоровалась, разговорилась с нею. И тут вдруг нечаянно скатился у старушки с колен клубок; скатился - да в траву, да под горку покатился. Старушка кряхтит, поднимается идти клубок искать, а Машенька говорит:
- Сиди, бабушка, ты ведь старенькая, тебе трудно. Я сейчас твой клубочек найду.

Побежала Маша под горку, порылась в травке, нашла клубочек и приносит бабушке незнакомой:
- Вот, бабушка, пожалуйста!

- Спасибо, Машенька. Погоди, не уходи. Иди ко мне в избу, там под окном узелочек лежит. Ты возьми, тут не гляди, а домой придёшь - посмотришь.
Машенька вошла, узелочек нашла, бабушке спасибо сказала, бежит домой с сестрёнкой. Домой прибегают, ягоды - на стол, развязывает Маша узелочек, а там два сарафанчика шёлковых: один красненький, другой голубенький, один с золотыми пуговками, другой с серебряными. Такие красивые, нарядные!

Машенька радуется, смеётся, а Дашенька губы надула:
- Вот, тебе подарки, а мне - ничего! Завтра пойдём опять в лес - непременно помогу незнакомой старушке клубочек искать.

Ночь проспали, утром опять - день ясный, солнышко светит. Опять с корзинками в лес бегут. Бегут по тропинке, прибегают на полянку, глядят - избушка стоит, а бабушки нет. И дверь заперта. Села Дашенька на пенёк и говорит:
- Вот бабушка сейчас выйдет, на порог сядет, клубочек уронит, я и пойду его искать под горой.
А Машенька смотрит - бабушка из лесу идёт. И несёт старушка на спине большую вязанку хворосту. Подбежала к ней Маша:
- Бабушка, милая, давай помогу. Ведь ты старенькая, тебе трудно!
- Ох, верно, девушка, трудно. Старость не радость. Помоги, пожалуйста.
Маша помогла ей донести дрова до избушки.

- Спасибо, Машенька. Постой, не убегай. Иди ко мне в избу. Там на полке у меня большая корзинка - коробейка стоит. Ты её возьми, тут не гляди, а домой придёшь - посмотришь. Машенька вошла, коробейку нашла, бабушке спасибо сказала, бежит домой с сестрёнкой. Домой прибегают, ягоды - на стол, раскрывает Маша коробейку, а в коробейке две шубейки бархатные. Одна красненькая, другая голубенькая, одна с золотыми пуговками, другая с серебряными. Такие красивые, нарядные!

Радуется Маша, смеётся. А Дашенька плачет:
- Вот, тебе опять подарки дали, а мне опять ничего! Завтра пойдём в лес - непременно помогу незнакомой бабушке хворост нести!

Ну ладно, хорошо. Успокоились, спать легли. Утром чуть свет они уж на ногах:
- Бабушка, мы в лес побежим!
И побежали. Бегут по тропинке, выходят на полянку - а на полянке по-вчерашнему избушка стоит, а бабушки незнакомой нет. И дверь заперта. Вот Дашенька на пенёк села и говорит:
- Придёт сейчас бабушка из лесу, я увижу и помогу ей хворост до избы донести.
А Машенька глядит - бабушка-то с другой стороны идёт, от колодца. И несёт старушка два ведра воды. Подбежала к ней Маша:
- Бабушка, милая, давай помогу. Ведь тебе трудно, ты Старенькая!
- Ох, Машенька, уж какие мои силы! Помоги, пожалуйста.
Маша донесла воду до дому.

- Спасибо, Машенька! Погоди, не убегай, что ты всё торопишься. Иди ко мне в избу. Там на столе у меня малюсенькая коробочка стоит. Ты её возьми, тут не гляди, а домой придёшь - посмотришь.
Машенька вошла, коробочку нашла, бабушке спасибо сказала, бежит домой с сестрёнкой. Домой прибегают, ягоды - на стол, раскрывает Маша коробочку, а там два колечка золотых, одно с красным камешком, другое с голубеньким. Такие блестящие, красивые!

Машенька радуется, пляшет, а Дашенька... Дашенька ревёт, плачет так, что у соседей через три двора слышно:
- Вот, тебе опять подарки, а мне ничего! Завтра обязательно пойдём в лес, буду помогать незнакомой бабушке воду носить!
Ой, ревела, ревела, едва угомонилась. Однако всё-таки заснула к утру. А утром чуть свет снова в лес бегут.

Бегут по тропинке, выходят на полянку, - а на полянке-то нет ничего: травка зеленеет, ягодки краснеют, берёзки шумят, солнышко светит... А ни избушки, ни старушки ровно и не бывало.
Встала Дашенька посреди полянки, опять чуть не плачет, говорит:
- Вот, нет больше незнакомой бабушки - некому и клубочек поднять, и хворосту принести, и воды притащить...

А Машенька обняла сестрёнку и шепчет:
- Некому? Сестрица-голубушка, а забыла ты, что дома-то у нас своя бабушка есть, своя родная старушка - тоже старенькая, тоже слабенькая. Только что она подарков богатых тебе дать не может... А ты нашей-то бабушке много ли помогаешь?

Вот идут они по лесу, ягоды берут. Машенька идёт - песню поёт, Дашенька идёт - думу думает. Ягод набрали, домой пришли. Дашенька так бабушке Олене на шею и кинулась.
- Бабушка, - говорит, - ты уж прости меня... Забываю я все, что ты у нас старенькая  да слабая. Уж я постараюсь, помогать тебе, как Маша, буду.
Бабушка Олёна смеётся:
- Ну, хорошо. Спасибо, что хоть обещаешь. Поглядим, как оно на деле выйдет.

А вышло, милые мои, вышло! Стала Дашенька на сестрёнку глядеть - то одно, то другое бабушке сделает, то там, то тут поможет. Вспоминает, что ведь и верно, трудно старушке без помощи.
А Машенька была сестрица хорошая, не жадная. Она все свои подарки пополам разделила: себе оставила красный сарафанчик, красную шубейку и колечко с красным камешком, а сестрёнке все голубенькое отдала.

Вот как праздник - нарядятся они и гуляют, и гуляют с подружками по деревне. Народ в окошки глядит: "Ой, и какие девушки-то нарядные! Ой, и откуда у них такие наряды-то хорошие?" Тут всё узналось да рассказал ось. Подумали люди, подумали и сказку сложили. Назвали её "Машенька и Дашенька". И стала эта сказка по свету ходить - из деревни в деревню, с села на село. А нынче эта сказка шла, шла да и до вас дошла. До вас дошла да тут и кончилась.

- КОНЕЦ - 

Морозко (сказка)

У мачехи была падчерица да родная дочка; родная что ни сделает, за все ее гладят по головке да приговаривают: “Умница!” А падчерица как ни угождает - ничем не угодит, все не так, все худо; а надо правду сказать, девочка была золото, в хороших руках она бы как сыр в масле купалась, а у мачехи кажный день слезами умывалась.

Что делать? Ветер хоть пошумит, да затихнет, а старая баба расходится - не скоро уймется, все будет придумывать да зубы чесать. И придумала мачеха падчерицу со двора согнать:

- Вези, вези, старик, ее куда хочешь, чтобы мои глаза ее не видали, чтобы мои уши об ней не слыхали; да не вози к родным в теплую хату, а во чисто поле на трескун-мороз!

Старик затужил, заплакал; однако посадил дочку на сани, хотел прикрыть попонкой - и то побоялся; повез бездомную во чисто поле, свалил на сугроб, перекрестил, а сам поскорее домой, чтоб глаза не видали дочерниной смерти.

Осталась, бедненькая, трясется и тихонько молитву творит. Приходит Мороз, попрыгивает, поскакивает, на красную девушку поглядывает:
- Девушка, девушка, я Мороз красный нос!
- Добро пожаловать. Мороз; знать, бог тебя принес по мою душу грешную.

Мороз хотел ее тукнуть и заморозить; но полюбились ему ее умные речи, жаль стало! Бросил он ей шубу. Оделась она в шубу, подожмала ножки, сидит. Опять пришел Мороз красный нос, попрыгивает-поскакивает, на красную девушку поглядывает:
- Девушка, девушка, я Мороз красный нос!
- Добро пожаловать. Мороз; знать, бог тебя принес по мою душу грешную.

Мороз пришел совсем не по душу, он принес красной девушке сундук высокий да тяжелый, полный всякого приданого. Уселась она в шубочке на сундучке, такая веселенькая, такая хорошенькая! Опять пришел Мороз красный нос, попрыгивает-поскакивает, на красную девушку поглядывает. Она его приветила, а он ей подарил платье, шитое и серебром и золотом. Надела она и стала какая красавица, какая нарядница! Сидит и песенки попевает.

А мачеха по ней поминки справляет; напекла блинов.
- Ступай, муж, вези хоронить свою дочь. Старик поехал. А собачка под столом:
- Тяв, тяв! Старикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину женихи не берут!
- Молчи, дура! На блин, скажи: старухину дочь женихи возьмут, а стариковой одни косточки привезут!
Собачка съела блин да опять:
- Тяв, тяв! Старикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину женихи не берут!
Старуха и блины давала, и била ее, а собачка все свое:
- Старикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину женихи не возьмут!

Скрипнули ворота, растворилися двери, несут сундук высокий, тяжелый, идет падчерица - панья паньей сияет! Мачеха глянула - и руки врозь!

Старик, старик, запрягай других лошадей, вези мою дочь поскорей! Посади на то же поле, на то же место.
Повез старик на то же поле, посадил на то же место.

Пришел и Мороз красный нос, поглядел на свою гостью, попрыгал-поскакал, а хороших речей не дождался  рассердился, хватил ее и убил.

Старик, ступай, мою дочь привези, лихих коней запряги, да саней не повали, да сундук не оброни! А собачка под столом:
- Тяв, тяв! Старикову дочь женихи возьмут, а старухиной в мешке косточки везут!

Всполошилась старуха:
- Как бы и вправду чего худого с моей дочкой не случилось!
Накинула она шубу, повязалась платком и пустилась вдогонку за стариком. А метель еще пуще воет, еще пуще крутит, Совсем дорогу замело. Сбилась злая старуха с пути, и завалило ее снегом. Старик поискал-поискал в лесу старухину дочку - не нашел.  Вернулся домой и старухи нет. Собрал он соседей, пустился с ними на поиски. Долго искали, все сугробы перерыли, да так и не нашли.

Стал старик жить вдвоем с дочкой. А как пришла весна, присватался к девушке добрый молодец - из кузницы кузнец. Сыграли они веселую свадьбу и стали жить в любви да согласии.

- КОНЕЦ - 

Небылицы Деда Ивана (сказка)

Давно это было. Я тогда еще и отца с матерью не знал. А с дедом мы были одногодками.
Дружно с ним жили. Да и что нам ссориться — делить-то нечего. Зато работы у нас по горло: то дурака валяем, то весь день баклуши бьем.
Бывало, пойдем с дедом на рыбалку, сядем на речку, забросим удочки на берег и только успеваем дергать. Наловим рыбы целый ворох, разложим песок на костре и давай его на рыбе жарить. Наедимся до отвала, даже отвалиться нельзя. А ведь сами знаете, рыба воду любит, вот и пьешь с утра до вечера.
Дед пил, пил и живую рыбину проглотил. Помнится, это таймень был. Большущий такой. А у деда в животе воды, что в море. Махнул таймень хвостом и потащил деда вниз да по речке. Только волны шипят да ветер у деда в ушах свистит — на берегу слышно.

Что бы с ним сталось, если б не дедова теща!
Она за водой на речку ходила. Зачерпнула в воде прорубь да и вытащила в ведре деда.
Пришла она домой, а в печке щи выкипают. Стала бабка воду доливать и выплеснула в котел моего деда. От жары он рот разинул, дух перевести не может. Тут и рыбине невмоготу стало. Заметалась она в животе у деда да и выскочила в открытый рот. Чуть бабку не захлестнула.
А я думал: пропал мой дед, утопила его рыбина. Иду домой, а из глаз прямо речка соленая бежит, так деда жалко. (Кто знает, может, от этого в морях вода соленая.) Захожу в избу и глазам своим не верю: дед живехонький сидит и хлебает уху. И я на радостях на уху накинулся.
После обеда мы любили на полатях полежать. А деда хлебом не корми, дай поговорить.
Как начал он языком молоть, что твоя мельница. За какой-то час целый короб пирогов намолол, пришлось чай пить да водой закусывать.
Потом у нас опять работа: решетом воду черпать да из пустого в порожнее переливать.

Однажды вымокли, как сухари. Пришлось разуваться. Развесили кусты на ботинках и стали солнце на них сушить. Да так высушили — насилу потом обули.
Дед мой — такой непоседа! Чуть свободная минута выпадет, схватит грядку и бежит в огород лопату копать.

Насадил он луку. И такой лук высокий удался — что вдоль, что поперек.
Я тогда еще маленький был. Залез в эту грядку, а выйти не могу — заблудился.
Искал меня дед, искал, все ребра переломал. Насилу нашел. Обрадовался и говорит:
— Ешь, внук, лук, сколько хочешь, ешь!
Я совсем не хотел и съел всю грядку. Развалился на соломе кверху пузом, а в животе от лука петухи поют. Солнце печет, по животу течет. Слышу, что-то липкое. Попробовал — мед!
И вот налетели на меня пчелы, что твои воробьи. За один день бочку меда натаскали, эдак пудов на пять. Мы потом с дедом всю зиму мед пили и в бочку не заглядывали.
Зимой мы любили поохотиться.
Как-то дед пронюхал, что в одной роще столько зайцев водится, что тараканов на березе. Пошли мы в лес ставить зайцев на петли. Наловили так много, что и не унести. Но дед смекалистый был. Вырубил в соснячке сухой шест и лаптями привязал всех зайцев к нему. А переднему уздечку на голову накинул. И повел их гуськом домой, словно лошадь на поводе. А я сзади иду и хворостиной его подгоняю, чтобы зайцы быстрей бежали.
Ну, пришли, значит, домой… Накрошили скорехонько зайцев в чугун, да еще луку — ив печь.
По избе такой дух пошел, что нос набок воротит. Смотрю, у деда моего нос воротило-воротило и на затылок заворотило. Подкрался я сзади да щелчком его по этому самому носу. Дед не видит, кто его щелкает, только носом крутит.
Пока он носом крутил, на место его воротил, все зайцы из чугунка выкипели и в лес убежали.
Пришлось не солоно хлебавши спать ложиться.

- КОНЕЦ - 

Никита кожемяка (сказка)

В старые годы появился невдалеке от Киева страшный змей. Много народа из Киева потаскал в свою берлогу, потаскал и поел. Утащил змей и царскую дочь, но не съел её, а крепко-накрепко запер в своей берлоге. Увязалась за царевной из дому маленькая собачонка. Как улетит змей на промысел, царевна напишет записоч­ку к отцу, к матери, привяжет записочку собачонке на шею и пошлёт её домой. Собачонка записочку отнесёт и ответ принесёт. Вот раз царь и царица пишут царевне: узнай-де от змея, кто его сильней. Стала царевна от змея допыты­ваться и допыталась. — Есть, — говорит змей, — в Киеве Никита Кожемяка — тот меня сильней. Как ушёл змей на промысел, царевна и написала к отцу, к матери записочку: есть-де в Киеве Никита Кожемяка, он один сильнее змея. Пошлите Никиту меня из неволи вы­ручить. Сыскал царь Никиту и сам с царицею пошёл его про­сить выручить их дочку из тяжёлой неволи. В ту пору мял Кожемяка разом двенадцать воловьих кож. Как увидел Никита царя — испугался: руки у Никиты задрожали, и ра­зорвал он разом все двенадцать кож. Рассердился тут Никита, что его испугали и ему убытку наделали, и, сколь­ко ни упрашивали его царь и царица пойти выручить ца­ревну, не пошёл. Вот и придумали царь с царицей собрать пять тысяч ма­лолетних сирот — осиротил их лютый змей — и послали их просить Кожемяку освободить всю русскую землю от великой беды. Сжалился Кожемяка на сиротские слёзы, сам прослезился. Взял он триста пудов пеньки, насмолил её смолою, весь пенькою обмотался и пошёл. Подходит Никита к змеиной берлоге, а змей заперся, брёвнами завалился и к нему не выходит. — Выходи лучше на чистое поле, а не то я всю твою берлогу размечу! — сказал Кожемяка и стал уже брёвна руками разбрасывать. Видит змей беду неминучую, некуда ему от Никиты спрятаться, вышел в чистое поле. Долго ли, коротко ли они билися, только Никита повалил змея на землю и хотел его душить. Стал тут змей молить Никиту: — Не бей меня, Никитушка, до смерти! Сильнее нас с тобой никого на свете нет. Разделим весь свет поровну: ты будешь владеть в одной половине, а я — в другой. — Хорошо, — сказал Никита. — Надо же прежде межу проложить, чтобы потом спору промеж нас не было. Сделал Никита соху в триста пудов, запряг в неё змея и стал от Киева межу прокладывать, борозду пропахивать; глубиной та борозда в две сажени с четвертью. Провёл Никита борозду от Киева до самого Чёрного моря и гово­рит змею: — Землю мы разделили — теперь давай море делить, чтобы о воде промеж нас спору не вышло. Стали воду делить — вогнал Никита змея в Чёрное мо­ре, да там его и утопил. Сделавши святое дело, воротился Никита в Киев, стал опять кожи мять, не взял за свой труд ничего. Царевна же воротилась к отцу, к матери. Борозда Никитина, говорят, и теперь кое-где по степи видна; стоит она валом сажени на две высотою. Кругом мужички пашут, а борозды не распахивают: оставляют её на память о Никите Кожемяке.

- КОНЕЦ -

Зимовье зверей (сказка)

Шел бык лесом, попадается ему навстречу баран.
- Куда, баран, идешь? - спросил бык.
- От зимы лета ищу, - говорит баран.
- Пойдем со мною!

Вот пошли они вместе, попадается им навстречу свинья.
- Куда, свинья, идешь? - спросил бык.
- От зимы лета ищу, - отвечает свинья.
- Иди с нами.

Пошли втроем дальше, навстречу им гусь.
- Куда, гусь, идешь? - спрашивает бык.
- От зимы лета ищу, - отвечает гусь.
- Ну, иди за нами!

Вот гусь и пошел за ними. Идут, а навстречу им петух.
- Куда, петух, идешь? - спросил бык.
- От зимы лета ищу, - отвечает петух.
- Иди за нами!

Вот они идут путем-дорогою и разговаривают промеж себя:
- Как же, братцы-товарищи! Время подходит холодное, где тепла искать? Бык и сказывает:
- Ну, давайте избу строить, а то, чего доброго, и впрямь зимою замерзнем. Баран говорит:
- У меня шуба тепла - вишь какая шерсть! Я и так перезимую.
Свинья говорит:
- А по мне хоть какие морозы - я не боюсь: зароюсь в землю и без избы прозимую.
Гусь говорит:
- А я сяду в середину ели, одно крыло постелю, а другим оденусь, меня никакой холод не возьмет; я и так прозимую.
Петух говорит:
- А разве у меня нет своих крыльев? И я прозимую!

Бык видит - дело плохо, надо одному хлопотать.
- Ну, - говорит, - вы как хотите, а я стану избу строить.
Выстроил себе избушку и живет в ней. Вот пришла зима холодная, стали пробирать морозы; баран просится у быка:
- Пусти, брат, погреться.
- Нет, баран, у тебя шуба теплая; ты и так перезимуешь. Не пущу!

- А коли не пустишь, то я разбегусь и вышибу из твой избы бревно; тебе же будет холоднее.
Бык думал-думал: “Дай пущу, а то, пожалуй, и меня заморозит”,- и пустил барана.
Вот и свинья прозябла, пришла к быку:
- Пусти, брат, погреться.
- Нет, не пущу! Ты в землю зароешься и так перезимуешь.

- А не пустишь, так я рылом все столбы подрою да твою избу сворочу.
Делать нечего, надо пустить. Пустил и свинью.

Тут пришли к быку гусь и петух:
- Пусти, брат, к себе погреться.
- Нет, не пущу! У вас по два крыла: одно постелешь, другим оденешься; так и прозимуете!

- А не пустишь, - говорит гусь, - так я весь мох из твоих стен повыщипываю, тебе же холоднее будет.
- Не пустишь? - говорит петух. - Так я взлечу на чердак, всю землю с потолка сгребу, тебе же холоднее будет.
Что делать быку? Пустил жить к себе и гуся и петуха.
Вот живут они себе в избушке. Отогрелся в тепле петух и начал песенки распевать.

Услыхала лиса, что петух песенки распевает, захотелось ей петушиным мясом полакомиться, да как достать его? Лиса поднялась на хитрости, отправилась к медведю да волку и сказала:

- Ну, любезные куманьки! Я нашла для всех поживу: для тебя, медведь, - быка, для тебя волк, - барана, а для себя - петуха.
- Хорошо, кумушка! - говорит медведь и волк. - Мы твоих услуг никогда не забудем. Пойдем же приколем да поедим!
Лиса привела их к избушке. Медведь говорит волку.

- Иди ты вперед! А волк кричит:
- Нет, ты посильнее меня, иди ты вперед!
Ладно, пошел медведь; только что в двери - бык наклонил голову и припер его рогами к стенке. А баран разбежался да как бацнет медведя в бок - и сшиб его с ног. А свинья рвет и мечет в клочья. А гусь подлетел - глаза щиплет.

А петух сидит на брусу и кричит:
- Подайте сюда, подайте сюда!
Волк с лисой услыхали крик да бежать!

Вот медведь рвался, рвался, насилу вырвался, догнал волка и рассказывает:
- Ну, что было мне!.. Этакого страху отродясь не видывал. Только что вошел я в избу, откуда ни возьмись, баба с ухватом на меня... Так к стене и прижала! Набежало народу пропасть: кто бьет, кто рвет, кто шилом в глаза колет. А еще один на брусу сидел да все кричал: “Подайте сюда, подайте сюда!” Ну, если б подали к нему, кажись бы, и смерть была! А бык с друзьями стали жить-поживать. И до сих пор живут они в своей избушке.

- КОНЕЦ - 

Зимовье зверей (сказка)

У старика со старухой были бык, баран, гусь да петух и свинья. Вот старик и говорит старухе: - А что, старуха, с петухом-то нам нечего делать, заре­жем его к празднику! - Так что ж, зарежем. Услышал это петух и ночью в лес убежал. На другой день старик искал, искал - не мог найти петуха. Вече­ром опять говорит старухе: - Не нашёл я петуха, придётся нам свинью заколоть! - Ну, заколи свинью. Услышала это свинья и ночью в лес убежала. Старик искал, искал свинью - не нашёл: - Придётся барана зарезать! - Ну что ж, зарежь. Баран услышал это и говорит гусю: - Убежим в лес, а то зарежут и тебя и меня! И убежали баран с гусем в лес. Вышел старик на двор - нет ни барана, ни гуся. Ис­кал, искал - не нашёл: - Что за чудо! Вся скотина извелась, один бык остал­ся. Придётся, видно, быка зарезать! - Ну что ж, зарежь. Услышал это бык и убежал в лес. Летом в лесу привольно. Живут беглецы - горя не знают. Но прошло лето, пришла и зима. Вот бык пошёл к барану: - Как же, братцы-товарищи? Время приходит студё­ное - надо избу рубить. Баран ему отвечает: - У меня шуба тёплая, я и так прозимую. Пошёл бык к свинье: - Пойдём, свинья, избу рубить! - А по мне хоть какие морозы — я не боюсь: зароюсь в землю и без избы прозимую. Пошёл бык к гусю: - Гусь, пойдём избу рубить! - Нет, не пойду. Я одно крыло постелю, другим накро­юсь — меня никакой мороз не проймёт. Пошёл бык к петуху: - Давай избу рубить! - Нет, не пойду. Я зиму и так под елью просижу. Бык видит: дело плохо. Надо одному хлопотать. - Ну, - говорит, - вы как хотите, а я стану избу ставить. И срубил себе избушку один. Затопил печку и полё­живает, греется. А зима завернула холодная - стали пробирать моро­зы. Баран бегал, бегал, согреться не может - и пошёл к быку: -  Бэ-э!.. Бэ-э! Пусти меня в избу! -  Нет, баран. Я тебя звал избу рубить, так ты сказал, что у тебя шуба тёплая, ты и так прозимуешь. - А коли не пустишь, я разбегусь, вышибу дверь с крючьев, тебе же будет холоднее. Бык думал, думал: «Дай пущу, а то застудит он меня». - Ну, заходи. Баран вошёл в избу и перед печкой на лавочку лёг. Немного погодя прибежала свинья: - Хрю! Хрю! Пусти меня, бык, погреться! - Нет, свинья. Я тебя звал избу рубить, так ты сказа­ла, что тебе хоть какие морозы - ты в землю зароешься. - А не пустишь, я рылом все углы подрою, твою избу уроню! Бык подумал-подумал: «Подроет она углы, уронит избу ». - Ну, заходи. Забежала свинья в избу и забралась в подпольо. За свиньёй гусь летит: - Гагак! Гагак! Бык, пусти меня погреться! —  Нет, гусь, не пущу! У тебя два крыла, одно подсте­лишь, другим оденешься — и так прозимуешь. — А не пустишь, так я весь мох из стен вытереблю! Бык подумал-подумал и пустил гуся. Зашёл гусь в из­бу и сел на шесток. Немного погодя прибегает петух: — Ку-ка-ре-ку! Бык, пусти меня в избу. — Нет, не пущу, зимуй в лесу, под елью. —  А не пустишь, так я взлечу на чердак, всю землю с потолка сгребу, в избу холода напущу.

- КОНЕЦ  

Отчего волк на Луну воет (сказка)

Жил лесник Степан. Жену звали Степанидой. А вот детей у них не было. Вот они все плакали об этом, а друг другу ничё не говорили. Сидит иной раз Степанида на крыльце, плачет. Степан мимо идет.
— Ты, Степанида, небось заболела?
— Да нет, не заболела.
— А чего ж тогда плачешь?
— Да вот, соринка в глаз попала, а теперь выкатилась, и ничего. — Ну вот она и стала просить у Луны дочь:
— Дай, Луна, мне одну дочь. У меня нету детей. А у тебя детей много. Вон сколько звездочек.
А Луна отвечает:
— Да кого же тебе дать? Я тебе дам дочь самую малую. Она старательная, она будет тебе помогать.
А две другие дочери Луны-то и говорят:
— Мы тоже, мать, поедем к ней в дочери!
— Куды вас? Вы лентяйки. Вы ничё не будете пособлять.
Но она им отказала. Пошла провожать Луна дочь свою к Степаниде и дала ей кружку. А те тоже заскочили тут же, и мать не видала. Она эту провожает, целует ее и наказывает:
— Тебя на земле все научат делать. Ты, доча, старайся.
Но ладно. А те соскочили и вперед ее! А Луна дочь свою проводила и сама на свое место встала. Эти две прибежали к Степаниде и сидят там на крыльце. Эта приходит, мала-то, что такое? Сестры оказались.
— Мы тоже, — говорят, приехали к Степаниде в гости. Но ты матери не сказывай! — Она не успела и слова сказать, у Степаниды дверь открылась, она вышла. Те сразу давай плести:
— Нас мать отправила троих к тебе в дети!
Ой, Степанида обрадовалась — одна красивей одной девки-то. Ну ладно. Повела их к Степану.
— Вот каких дочерей-то нам Луна дала! — Ну и тот доволен.
— Давай, — говорит, — угощай их.
Степанида и давай их кормить. Вот эти больши наедятся и уходят. А эта, мала, все ходит за Степанидой и учится у ней. Научилась кружево вязать. Ну ко всему хозяйству просто привыкла. Теперя говорит этим своим сестрам:
— Если вы, — говорит, — желаете, то я вас научу.
— Нужно нам спину гнуть! Мы не за этим приехали, чтобы спины гнуть. Нас взяли в дочери, пусть и кормят.
Ну они и никого не делали. Возьмут орехи, семечки и уходят в лес. И там целый день. Их не видят. Только вот когда спать ложатся да утром встают. Ну вот потом, значит, они это ходили, ходили, набрали семечек и ушли в лес. И там сидели пели песни всяки. Сидят и толкуют:
— Вот надоело ведь нам эти упреки слушать. Я бы хоть за кого сейчас замуж согласна. Кто бы взял, за того бы и пошла. Хоть бы за паука и то пошла! — А тут паук спустился к ней.
— Желаешь, — говорит, — за меня замуж, дак пожалуйста.
— Я-то желаю. Дак надо это… Сестра-то моя куды?
— Куды, куды… Женихов-то ить от сколько! А тут табун серых волков. Волк приходит и говорит:
— Желаешь за меня выйти замуж? Смотри, у меня сколь войска! Ты будешь царицей, над всемя будешь командовать.
А паук первой сестре говорит:
— Будешь в шелковой сетке сидеть. Покачиваться. И будешь медок поедать.
Ну вот оне живут, поженились, свадьбу сделали. А старики потеряли их. Пошли искать. Идут, им навстречу лисица бежит:
— Куда пошли?
— Дочерей искать.
— Дак у их же свадьбы, разве вас не звали? Одна вышла за паука, друга — за серого волка.
Старики опечалились, вернулись, давай плакать. Ну что же, раз ушли, идите. Ну, а эта, мала-то, все работает, помогает. Теперя Степан заказал кузнеца, Антона, коней ковать. Молодого парня. Вот эта сидит на дворе, кружево плетет и помаленьки песенки поет. Приходит молодой такой красивый парень!
— Вот дак ладно. Меня звали коней ковать, а тут така красавица сидит! Ты кто будешь така?
— Я Луна, Степана да Степаниды дочь приемна.
Ну и вот он на ее посматриват, а она на его посматриват. Полюбили друг друга. Вот вышел Степан со Степанидой. Он им:
— Вы отдайте за меня свою дочь. Степанида руками развела, а Степан говорит:
— Да ты парень-то хороший. Руки у тебя золоты, сердце хороше. Мастер ты на все. Но мы не знаем, это не наша воля. Не можем мы отдавать так-то, спрашивай дочь.
— Я желаю.
Ну, значит, тажно Антон ее поцеловал. Решено дело. Пошел коней подковал. Теперь к свадьбе готовиться надо.
— Теперь я поеду домой, отца, мать порадую. И приедем за невестой. — А Степан со Степанидой поехали припасы эти брать свадебны. Ну и уехали. А Антон ушел домой. Она, девка-то, осталась одна. Сидит у окошечка, плетет кружево. Окошечко открыто.
А теперя сорока в лесу давай чекотать:
— Вот младша Луна выходит замуж за красивого парня, за хорошего мастера!
А сестры услыхали и думают: «Вот дак ловко! Она же над нами будет смеяться!» А мужья их уже превратили: эту в паучиху, а ту в волчицу. И говорят:
— Она над нами смеяться будет, отдадим ее замуж!
— А за кого ее отдать?
— О, да тут филин давно на нее зарится, вот за филина.
— Филин-филин, возьми нашу сестру к себе замуж.
— Я бы давно рад взять. Дак вот пойдет ли она за меня?
— Но если не пойдет, мы ее силой тебе отдадим.
Вот филин пошел. Пришел, на окошко сел. Она там плетет, он сидит.
— Ты выходи за меня замуж.
— Нет. Ты опоздал. Я просватана. Теперя паучиха села ей на руку. Поползла.
— А ты не знаешь, где мои сестры? — спросила у филина она.
А паучиха отвечает:
— Я твоя сестра.
— Какая ты мне, черт, сестра! — Взяла и за окно выбросила ее.
А волчица:
— Выходи за филина замуж, а то жизни лишишься. Мы тебя сейчас лишим жизни.
А тут этих пауков набралось, волков! Волки — в двери, стоят там. А пауки ткут. Эта паучиха сказала своему мужу:
— Прикажи им запутать ее. — Ну и ей запутали ноги, руки. А волки уж там зубами щелкают. А ей мать-то Луна корзинку дала с иголками, с булавками и сказала:
— Она тебя выручит, придет время. — Она и вспомнила об ей.
— Корзинка-матушка, помоги моему горю.
Крышка открылась, из нее вылетели эти иголки да булавки воинами. И давай этих пауков! Всех перекололи. Ножницы ишо были. А ножницы разрезали эти паутины замотаны. Ослобонили девку. А потом ножницы выскочили, эти иголки, нитки и давай колоть волков. А ножницы хвосты стригли да уши. Всех разогнали. И вот приходит этот Антон утром.
— Вот я, — говорит, — торопился. — А она начала рассказывать:
— Меня, — говорит, — тут чуть не кончили. За филина хотели замуж отдать сестры. Таперь, — говорит, — может, и ты откажешься от меня?
— Нет, не откажусь.
Взял надел ей обручальное кольцо. Гости приехали. Отец, мать. Сделали свадьбу. Гуляли. А волчице, сестре-то, стало обидно. Она прибежала и давай тут плакать, жаловаться на свою судьбу. Вот из-за этого сейчас волки все воют на луну.
А эти так и стали жить. И ее стали звать не Луной, а Оленой. Так Оленой она и осталась теперь.

- КОНЕЦ -

Пахарь (сказка)

Пахал мужик в поле, нашёл самоцветный камень и спрашивает у соседа, кому его нести. -  Неси, - отвечает сосед, - царю. Приходит пахарь во дворец, а навстречу ему - генерал. Поклонился пахарь генералу и просит проводить до царя. -  А зачем тебе? -  Несу из деревни подарок. -  Ну, мужичок, я тебя к царю провожу, а ты отдай мне половину того, чем царь тебя наградит, - говорит генерал. Пахарь согласился, и привёл его генерал прямо к царю. -  Спасибо тебе, мужичок! - говорит царь. - Вот тебе в награду две тысячи рублей. А пахарь ему в ответ: -   Не надо мне, царь-государь, иной награды, кроме пятидесяти ударов плетью. Приказал царь побить его легонько, а пахарь про себя удары считает. Как дали двадцать пять, он закричал: -  Всё, хватит с меня, другую половину награды я генералу обещал. Позвали тогда генерала и сполна отсчитали ему половину награды. А царь поблагодарил пахаря и подарил ему целых три тысячи.

- КОНЕЦ - 

Петушок - золотой гребешок (сказка)

Жили-были кот, дрозд да петушок - золотой гребешок. Жили они в лесу, в избушке. Кот да дрозд ходят в лес дрова рубить, а петушка одного оставляют. Уходят - строго наказывают:

- Мы пойдем далеко, а ты оставайся домовничать, да голоса не подавай. Когда придёт лиса, в окошко не выглядывай.
Проведала лиса, что кота и дрозда дома нет, прибежала к избушке, села под окошко и запела:
- Петушок, петушок,
Золотой гребешок,
Масляна головушка,
Шелкова бородушка,
Выгляни в окошко,
Дам тебе горошку.

Петушок и выставил голову в окошко. Лиса схватила его в когти, понесла в свою нору. Закричал петушок:
- Несёт меня лиса
За тёмные леса,
За быстрые реки,
За высокие горы...
Кот и дрозд, спасите меня...

Кот и дрозд услыхали, бросились в погоню и отняли у лисы петушка.
В другой раз кот и дрозд пошли в лес дрова рубить и опять наказывают:
- Ну, теперь, петушок, не выглядывай в окошко, мы ещё дальше пойдём, не услышим твоего голоса.
Они ушли, а лиса опять прибежала к избушке и запела:

- Петушок, петушок,
Золотой гребешок,
Масляна головушка,
Шелкова бородушка,
Выгляни в окошко,
Дам тебе горошку.
Петушок сидит, помалкивает. А лиса - опять:
- Бежали ребята,
Рассыпали пшеницу,
Курицы клюют,
Петухам не дают...

Петушок и выставил головку в окошко:
- Ко-ко-ко! Как не дают?
Лиса схватила его в когти, понесла в свою нору. Закричал петушок:
- Несёт меня лиса
За тёмные леса,
За быстрые реки,
За высокие горы...
Кот и дрозд, спасите меня...

Кот и дрозд услыхали, бросились в погоню. Кот бежит, дрозд летит... Догнали лису - кот дерёт, дрозд клюёт, и отняли петушка.

Долго ли, коротко ли, опять собрались кот да дрозд в лес дрова рубить. Уходя, строго-настрого наказывали петушку:
- Не слушай лисы, не выглядывай в окошко, мы ещё дальше уйдём, не услышим твоего голоса.
И пошли кот да дрозд далеко в лес дрова рубить.
А лиса тут как тут - села под окошечко и поёт:

- Петушок, петушок,
Золотой гребешок,
Масляна головушка,
Шелкова бородушка,
Выгляни в окошко,
Дам тебе горошку.
Петушок сидит, помалкивает. А лиса - опять:
- Бежали ребята,
Рассыпали пшеницу,
Курицы клюют,
Петухам не дают...

Петушок всё помалкивает. А лиса - опять:
- Люди бежали,
Орехов насыпали,
Куры-то клюют,
Петухам не дают...
Петушок и выставил головку в окошко:
- Ко-ко-ко! Как не дают?

Лиса схватила его в когти и понесла в свою нору, за тёмные леса, за быстрые реки, за высокие горы...

Сколько петушок ни кричал, ни звал - кот и дрозд не услышали его. А когда вернулись домой - петушка-то нет.
Побежали кот и дрозд по лисициным следам. Кот бежит, дрозд летит... Прибежали к лисициной норе.

Кот настроил гусельки и давай натренькивать:
- Трень, брень, гусельцы,
Золотые струночки...
Ещё дома ли Лисафья-кума,
Во своем ли тёплом гнёздышке?

Лисица слушала, слушала и думает:
"Дай-ка посмотрю - кто это так хорошо на гуслях играет, сладко напевает".
Взяла да и вылезла из норы. Кот и дрозд ее схватили - и давай бить-колотить. Били и колотили, покуда она ноги не унесла.

Взяли они петушка, посадили в лукошко и принесли домой.
И с тех пор стали жить да быть, да и теперь живут.

- КОНЕЦ - 

Петушок и бобовое зернышко (сказка)

Петушок на дворе рылся и нашёл бобовое зёрнышко. Хотел проглотить, да подавился. Подавился и упал, и лежит, не дышит!
Курочка увидала, подбежала к нему и спрашивает:
- Ко-ко-ко! Петушок-петушок, почему ты лежишь, не дышишь?
Петух отвечает:
- Бобком подавился...Пойди к корове, попроси маслица - бобок проглотить...

Побежала курочка к корове:
- Ко-ко-ко! Корова-корова, дай мне маслица - путушок лежит, не дышит, бобком подавился!
Корова говорит:
- Му-у, пойди к косарям, попроси сена!

Побежала курочка к косарям:
- Ко-ко-ко! Косари-косари, дайте мне сена! Сено - корове, корова мне даст маслица, маслице - петушку. Петушок лежит, не дышит, бобком подавился!
Косари говорят:
- Ступай к печее, попроси калачей!

Побежала курочка к печее:
- Ко-ко-ко! Печея-печея, дай мне калачей! Калачи - косарям, косари дадут сена, сено - корове, корова даст маслица, маслице - петушку. Петушок лежит, не дышит, бобком подавился!
Печея говорит:
- Сходи к дровосекам! Дров попроси!

Побежала курочка к дровосекам:
- Ко-ко-ко! Дровосеки-дровосеки, дайте мне дров! Дрова - печее, печея даст калачей, калачи - косарям, косари дадут сена, сено - корове, корова даст маслица, маслице - петушку. Петушок лежит, не дышит, бобком подавился!
- Сходи к кузнецу, попроси топор, рубить нечем!

Побежала курочка к кузнецу:
- Ко-ко-ко! Кузнец-кузнец, дай мне топор, топор - дровосекам, дровосеки дадут дрова, дрова - печее, печея даст калачей, калачи - косарям, косари дадут сена, сено - корове, корова даст маслица, маслице - петушку. Петушок лежит, не дышит, бобком подавился!
- Ступай в лес, нажги углей, - говорит кузнец.

Пошла курочка в лес, нажгла углей, принесла угли кузнецу. Кузнец дал топор. Принесла топор дровосекам, дровосеки дали дров. Принесла дрова печее, печея дала калачей.

Курочка принесла калачи косарям, косари дали сена. Принесла сено корове, корова дала маслица.

Принесла курочка маслица петушку. Петушок сглотнул маслица и бобок проглотил.
Вскочил и запел:
- Кукареку-у-у-у!

- КОНЕЦ - 

Петушок и бобовое зернышко (сказка)

- КОНЕЦ - 

Поди туда не знаю куда, принеси то не знаю что (сказка)

В некотором государстве жил-был царь, холост — не женат. Был у него на службе стрелок по имени Андрей. Пошёл раз Андрей-стрелок на охоту. Ходил, ходил це­лый день по лесу — не посчастливилось, не мог на дичь напасть. Время было к вечеру, идёт он обратно — кручи­нится. Видит — сидит на дереве горлица. «Дай, — думает, — стрельну хоть эту». Стрельнул и ранил её — свалилась горлица с дерева на сырую землю. Поднял её Андрей, хотел положить в сумку. А горлица говорит ему человеческим голосом: — Не губи меня, Андрей-стрелок, принеси домой, поса­ди на окошко. Да смотри, как найдёт на меня дремота — в ту пору ударь меня правой рукой наотмашь: добудешь себе великое счастье. Удивился Андрей-стрелок: что такое? С виду совсем птица, а говорит человеческим голосом. Принёс он горли­цу домой, посадил на окошечко, а сам стоит дожидается. Прошло немного времени, горлица положила голову под крылышко и задремала. Андрей вспомнил, что она ему наказывала, ударил её правой рукой наотмашь. Упала горлица наземь и обернулась девицей, Марьей-царевной, да такой прекрасной, что ни вздумать, ни взга­дать, только в сказке сказать. Говорит Марья-царевна стрелку: — Сумел меня взять, умей и удержать — неспешным пир-ком да за свадебку. Буду тебе честной да весёлой женой. На том они и поладили. Женился Андрей-стрелок на Марье-царевне и живёт с молодой женой, потешается. А службы не забывает: каждое утро ни свет ни заря идёт в лес, настреляет дичи и несёт на царскую кухню. Пожили они так недолго, Марья-царевна говорит: — Бедно живёшь ты, Андрей! — Да, как сама видишь. — Добудь-ка рублей сотню, купи на эти деньги разного шёлку, я всё дело поправлю. Послушался Андрей, пошёл к товарищам, у кого рубль, у кого два занял, накупил разного шёлку и принёс жене. Марья-царевна взяла шёлк и говорит: — Ложись спать, утро вечера мудренее. Андрей лёг спать, а Марья-царевна села ткать. Всю ночь ткала и выткала ковёр, какого в целом свете не видывали: на нём всё царство расписано с городами и де­ревнями, с лесами и нивами, и птицы в небе, и звери на горах, и рыбы в морях; кругом луна и солнце ходят... Наутро Марья-царевна отдаёт ковёр мужу: — Понеси на гостиный двор, продай купцам, да смотри — своей цены не запрашивай, а что дадут, то и бери. Андрей взял ковёр, повесил на руку и пошёл по гости­ным рядам. Подбегает к нему один купец: — Послушай, почтенный, сколько спрашиваешь? — Ты торговый человек, ты и цену давай. Вот купец думал, думал — не может оценить ковра. Под­скочил другой, за ним — ещё. Собралась купцов толпа ве­ликая, смотрят на ковёр, дивуются, а оценить не могут. В то время проезжал мимо рядов царский советник, и захотелось ему узнать, про что толкует купечество. Вы­шел из кареты, насилу пропихался через великую толпу и спрашивает: — Здравствуйте, купцы, заморские гости! О чём речь у вас? — Так и так, ковра оценить не можем. Царский советник посмотрел на ковёр и сам дался диву: —  Скажи, стрелок, скажи по правде истинной: откуда добыл такой славный ковёр? — Так и так, моя жена вышила. — Сколько же тебе дать за него? — А я и сам не знаю. Жена наказала не торговаться: сколько дадут, то и наше. — Ну, вот тебе, стрелок, десять тысяч. Андрей взял деньги, отдал ковёр и пошёл домой. А цар­ский советник поехал к царю и показывает ему ковёр. Царь взглянул — на ковре всё его царство, как на ладони. Он так и ахнул: — Ну, что хочешь, а ковра я тебе не отдам! Вынул царь двадцать тысяч рублей и отдаёт советнику из рук в руки. Советник деньги взял и думает: «Ничего, я себе другой, ещё лучше, закажу». Сел опять в карету и поскакал в слободу. Разыскал из­бушку, где живёт Андрей-стрелок, и стучится в дверь. Марья-царевна отворяет ему. Царский советник одну ногу через порог занёс, а другую не переносит, замолчал и про своё дело забыл: стоит перед ним такая красавица, век бы глаз от неё не отвёл, всё бы смотрел да смотрел. Марья-царевна ждала, ждала ответа да повернула цар­ского советника за плечи и дверь закрыла. Насилу он опомнился, нехотя поплёлся домой. И стой поры и есть — не заест и пьёт — не запьёт: всё ему представляется Стрелкова жена. Заметил это царь и стал выспрашивать, что за кручина у него такая. Советник говорит царю: — Ах, видел я у одного стрелка жену, всё о ней думаю! И не запить это, не заесть, никаким зельем не заворо­жить. Пришла царю охота самому посмотреть Стрелкову же­ну. Оделся он в простое платье, поехал в слободу, нашёл избёнку, где живёт Андрей-стрелок, и стучится в дверь. Марья-царевна отворила ему. Царь одну ногу через порог занёс, другую и не может, совсем онемел: стоит перед ним несказанная красота. Марья-царевна ждала, ждала ответа, повернула царя за плечи и дверь закрыла.

 Андрей лёг спать, а Марья-царевна пошла на кузницу и велела кузнецам сковать три колпака железных, же­лезные клещи и три прута: один железный, другой мед­ный, третий оловянный. Утром рано Марья-царевна разбудила Андрея:
— Вот тебе три колпака да клещи и три прута, ступай за тридевять земель, в тридесятое царство. Трёх вёрст не дойдёшь, станет одолевать тебя сильный сон — кот Баюн на тебя дремоту напустит. Ты не спи, руку за руку за­кидывай, ногу за ногу волочи, а где и катком катись. А если уснёшь, кот Баюн убьёт тебя.
И тут Марья-царевна научила его, как и что делать, и от­пустила в дорогу. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается — пришёл Андрей-стрелок в тридесятое цар­ство. За три версты стал его одолевать сон. Надевает Анд­рей на голову три колпака железных, руку за руку закиды­вает, ногу за ногу волочит — идёт, а где и катком катится. Кое-как выдержал дремоту и очутился у высокого столба.
Кот Баюн увидел Андрея, заворчал, зауркал да со столба прыг ему на голову — один колпак разбил и другой разбил, взялся было за третий. Тут Андрей-стрелок ухватил кота клещами, сволок наземь и давай оглаживать прутьями. На­перво сёк железным прутом; изломал железный, принялся угощать медным — и этот изломал и принялся бить оловян­ным. Оловянный прут гнётся, не ломится, вокруг хребта об­вивается. Андрей бьёт, а кот Баюн начал сказки рассказы­вать: про попов, про дьяков, про поповых дочерей.
Андрей его не слушает, знай охаживает прутом. Невмо­готу стало коту, видит, что заговорить нельзя, он и взмо­лился:
— Покинь меня, добрый человек! Что надо, всё тебе сделаю.
— А пойдёшь со мной?
— Куда хочешь пойду.
Андрей пошёл в обратный путь и кота за собой повёл. Добрался до своего царства, приходит с котом во дворец и говорит царю:
— Так и так, службу выполнил, добыл вам кота Баюна. Царь удивился и говорит:
— А ну, кот Баюн, покажи большую страсть.
Тут кот свои когти точит, на царя их ладит, хочет у него белую грудь раздирать, из живого сердце вынимать. Царь испугался:
— Андрей-стрелок, уйми, пожалуйста, кота Баюна! Андрей кота унял и в клетку запер, а сам пошёл домой,
к Марье-царевне. Живёт-поживает, тешится с молодой женой. А царя ещё пуще знобит зазноба сердечная. Опять призвал он советника:
— Что хочешь придумай, изведи Андрея-стрелка, не то мой меч — твоя голова с плеч.
Царский советник идёт прямо в кабак, нашёл там дур­ного человека в рваном кафтанишке и просит его выру­чить, на ум навести. Дурной человек стаканчик вина вы­пил, усы вытер.
— Ступай, — говорит, — к царю и скажи: пусть пошлёт Андрея-стрелка туда — не знаю куда, принести то — не знаю что. Этой задачи Андрей во веки веков не выпол­нит и назад не вернётся.
Советник побежал к царю и всё ему доложил. Царь посылает за Андреем. — Сослужил ты мне две службы, сослужи третью: сходи туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что. Сослу­жишь — награжу по-царски, а не то мой меч — твоя голо­ва с плеч.
Пришёл Андрей домой, сел на лавку и заплакал. Марья-царевна его спрашивает:
— Что, милый, невесел? Или ещё невзгода какая?
— Эх, — говорит, — через твою красу все напасти несу! Велел мне царь идти туда — не знаю куда, принести то — не знаю что.
— Вот это служба так служба! Ну ничего, ложись спать, утро вечера мудренее.
Марья-царевна дождалась ночи, развернула волшеб­ную книгу, читала, читала, бросила книгу и за голову схва­тилась: про царёву загадку в книге ничего не сказано. Ма­рья-царевна вышла на крыльцо, вынула платочек и мах­нула. Налетели всякие птицы, набежали всякие звери. Марья-царевна их спрашивает:
— Звери лесные, птицы поднебесные, — вы, звери, всюду рыскаете, вы, птицы, всюду летаете, — не слыхали ль, как дойти туда — не знаю куда, принести то — не знаю что?
Звери и птицы ответили:
— Нет, Марья-царевна, мы про то не слыхивали. Марья-царевна махнула платочком — звери и птицы
пропали, как не бывали. Махнула в другой раз — появи­лись перед ней два великана:
— Что угодно? Что надобно?
— Слуги мои верные, отнесите меня на середину Океан-моря.
Подхватили великаны Марью-царевну, отнесли на Оке­ан-море и стали на середине, на самой пучине, — сами стоят, как столбы, а её на руках держат. Марья-царевна махнула платочком, и приплыли к ней все гады и рыбы морские.
— Вы, гады и рыбы морские, вы везде плаваете, на всех островах бываете, не слыхали ль, как дойти туда — не знаю куда, принести то — не знаю что?
— Нет, Марья-царевна, мы про то не слыхали. Закручинилась Марья-царевна и велела отнести себя
домой. Великаны подхватили её, принесли на Андреев двор, поставили у крыльца.
Утром рано Марья-царевна собрала Андрея в дорогу и дала ему клубок ниток и вышитую салфетку.
— Брось клубок перед собой, — куда он покатится, туда и ты иди. Да смотри, куда бы ни пришёл, будешь умы­ваться, чужой салфеткой не утирайся, а утирайся моей.
Андрей попрощался с Марьей-царевной, поклонился на четыре стороны и пошёл за заставу. Бросил клубок пе­ред собой, клубок покатился — катится да катится, Анд­рей идёт за ним следом.
 

Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Много царств и земель прошёл Андрей. Клубок катится, нитка от него тянется. Стал клубок маленький, с куриную головочку; вот уж до чего стал маленький, не видно и на дороге... Дошёл Андрей до леса, видит — стоит избуш­ка на курьих ножках. — Избушка, избушка, повернись ко мне передом, к лесу задом! Избушка повернулась, Андрей вошёл и видит — на лавке сидит седая старуха, прядёт кудель. — Фу, фу, русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришёл! Вот изжарю тебя в печи да съем и на косточках покатаюсь. Андрей отвечает старухе: — Что ты, старая Баба Яга, станешь есть дорожного человека! Дорожный человек костоват и чёрен, ты напе­рёд баньку истопи, меня вымой, выпари, тогда и ешь. Баба Яга истопила баньку. Андрей выпарился, вы­мылся, достал салфетку и стал ею утираться. Баба Яга спрашивает: — Откуда у тебя салфетка? Её моя дочь вышивала. — Твоя дочь — мне жена, мне и салфетку дала. — Ах, зять возлюбленный, чем же мне тебя потчевать? Тут Баба Яга собрала ужин, наставила всяких кушань- ев, вин и медов. Андрей не чванится — сел за стол, да­вай уплетать. Баба Яга села рядом. Он ест, она выспрашивает: как он на Марье-царевне женился да живут ли они хорошо? Андрей всё расска­зал: как женился, и как царь послал его туда — не знаю куда, добыть то — не знаю что. — Вот бы ты помогла мне, бабушка! — Ах, зятюшка, ведь про это диво дивное даже я не слыхивала. Знает про это одна старая лягушка, живёт она в болоте триста лет... Ну ничего, ложись спать, утро вечера мудренее. Андрей уснул, а Баба Яга полетела на болото и стала звать: — Бабушка, лягушка-скакушка, живали? — Жива. — Выдь ко мне из болота. Старая лягушка вышла из болота, Баба Яга её спра­шивает: — Знаешь ли, где то — не знаю что? — Знаю. — Укажи, сделай милость. Зятю моему дана служба: пойти туда — не знаю куда, взять то — не знаю что. — Я б его проводила, да больно стара, мне туда не допрыгать. Донесёт твой зять меня в парном молоке до огненной реки, тогда скажу. Баба Яга взяла лягушку-скакушку, полетела домой, надоила молока в горшок, посадила туда лягушку и ут­ром рано разбудила Андрея: — Ну, зять дорогой, одевайся, возьми горшок с парным молоком, в молоке — лягушка, да садись на моего коня, он тебя довезёт до огненной реки. Там коня брось и вынимай из горшка лягушку, она тебе скажет. Андрей оделся, взял горшок, сел на коня Баба Яги. Долго ли, коротко ли, конь домчал его до огненной реки. Через неё ни зверь не перескочит, ни птица не перелетит. Андрей слез с коня, лягушка ему говорит: — Вынь меня, добрый молодец, из горшка, надо нам через реку переправиться. Андрей вынул лягушку из горшка и пустил наземь. — Ну, добрый молодец, теперь садись мне на спину. — Что ты, бабушка, эка маленькая, чай, я тебя задавлю. — Не бойся, не задавишь. Садись да держись крепче. Андрей сел на лягушку-скакушку. Начала она дуться. Дулась, дулась — сделалась словно копна сена. — Крепко ли держишься? — Крепко, бабушка. Опять лягушка дулась, дулась — сделалась ещё боль­ше, словно стог сена. — Крепко ли держишься? — Крепко, бабушка. Опять она дулась, дулась — стала выше тёмного леса, да как скакнёт — и перепрыгнула через огненную реку, пе­ренесла Андрея на тот берег и сделалась опять маленькой. — Иди, добрый молодец, по этой тропинке, увидишь те­рем —- не терем, избу — не избу, сарай — не сарай, за­ходи туда и становись за печью. Там найдёшь то — не знаю что. Андрей пошёл по тропинке, видит: старая изба — не из­ба, тыном обнесена, без окон, без крыльца. Он туда во­шёл и спрятался за печью. Вот немного погодя застучало, загремело по лесу, и входит в избу мужичок с ноготок, бо­рода с локоток, да как крикнет: — Эй, сват Наум, есть хочу! Только крикнул, откуда ни возьмись, появляется стол накрытый, на нём бочонок пива да бык печёный, в боку нож точёный. Мужичок с ноготок, борода с локоток, сел возле быка, вынул нож точёный, начал мясо порезывать, в чеснок помакивать, покушивать да похваливать. Обрабо­тал быка до последней косточки, выпил целый бочонок пива. —  Эй, сват Наум, убери объедки! И вдруг стол пропал, как и не бывало, — ни костей, ни бочонка... Андрей дождался, когда уйдёт мужичок с ноготок, вы­шел из-за печки, набрался смелости и позвал: —  Сват Наум, покорми меня... Только позвал, откуда ни возьмись, появился стол, на нём разные кушанья, закуски и заедки, вина и меды. Андрей сел за стол и говорит: — Сват Наум, садись, брат, со мной, станем есть-пить вместе. Отвечает ему невидимый голос: — Спасибо тебе, добрый человек! Столько лет я здесь слу­жу, горелой корки не видывал, а ты меня за стол посадил. Смотрит Андрей и удивляется: никого не видно, а кушанья со стола словно кто метёлкой сметает, пиво и меды сами в ковш напиваются и — скок, скок да скок. Андрей просит: — Сват Наум, покажись мне! — Нет, меня никто не может видеть, я то — не знаю что. — Сват Наум, хочешь у меня служить? — Отчего не хотеть? Ты, вижу, человек добрый. Вот они поели. Андрей и говорит: — Ну, прибирай всё да пойдём со мной.. Пошёл Андрей из избёнки, оглянулся: — Сват Наум, ты здесь? — Здесь. Не бойся, я от тебя не отстану. Дошёл Андрей до огненной реки, там его дожидается лягушка: — Добрый молодец, нашёл то — не знаю что? — Нашёл, бабушка. — Садись на меня. Андрей опять сел на неё, лягушка начала раздуваться, раздулась, скакнула и перенесла его через огненную реку. Тут он лягушку-скакушку поблагодарил и пошёл пу­тём-дорогой в своё царство.

Идёт, идёт, обернётся: — Сват Наум, ты здесь? — Здесь. Не бойся, я от тебя не отстану. Шёл, шёл Андрей, дорога далека — прибились его рез­вые ноги, опустились его белые руки. — Эх, — говорит, — до чего же я уморился! А сват Наум ему: — Что же ты мне давно не сказал? Я бы тебя живо на место доставил. Подхватил Андрея буйный вихрь и понёс — горы и леса, города и деревни так внизу и мелькают. Летит Андрей над глубоким морем, и стало ему страшно. — Сват Наум, передохнуть бы! Сразу ветер ослаб, и Андрей стал спускаться на море. Глядит — где шумели одни синие волны, появился островок, на островке стоит дворец с золотой крышей, кругом сад прекрасный... Сват Наум говорит Андрею: — Отдыхай, ешь, пей да и на море поглядывай. Будут плыть мимо три купеческих корабля. Ты купцов зазови да угости. Есть у них три диковинки. Ты меня променяй на эти диковинки; не бойся, я к тебе назад вернусь. Долго ли, коротко ли, с западной стороны плывут три корабля. Корабельщики увидали остров, на нём дворец с золотой крышей и кругом сад прекрасный, — Что за чудо? — говорят. — Сколько раз мы тут пла­вали, ничего, кроме синего моря, не видели. Давай пристанем! Три корабля бросили якоря, три купца-корабельщика сели на лёгкую лодочку, поплыли к острову. А уж Андрей-стрелок их встречает: — Пожалуйте, дорогие гости. Купцы-корабельщики идут дивуются: на тереме крыша как жар горит, на деревьях птицы поют, по дорожкам чудные звери прыгают. Андрей повёл гостей в терем: — Эй, сват Наум, собери-ка нам попить, поесть! Откуда ни возьмись, явился накрытый стол, на нём — вина и кушанья, чего душа захочет. Купцы-корабельщики только ахают. — Скажи, добрый человек, кто здесь выстроил это чудо чудное? — Мой слуга, сват Наум, в одну ночь построил. — Давай, — говорят, — добрый человек, меняться: уступи нам своего слугу, свата Наума, возьми у нас за него любую диковинку. — Отчего ж не поменяться? А каковы будут ваши дико­винки? Один купец вынимает из-за пазухи дубинку. Ей только скажи: «Ну-ка, дубинка, обломай бока этому человеку!» — дубинка сама начнёт колотить, какому хо­чешь силачу обломает бока. Другой купец вынимает из-под полы топор, повернул его обухом кверху — топор сам начал тяпать: тяп да ляп — вы­шел корабль; тяп да ляп — ещё корабль. С парусами, с пушками, с храбрыми моряками. Корабли плывут, пушки палят, храбры моряки приказа спрашивают. Повернул топор обухом вниз — сразу кораб­ли пропали, словно их и не было. Третий купец вынул из кармана дудку, задудел — войс­ко появилось: и конница, и пехота, с ружьями, с пушками. Войска идут, музыка гремит, знамёна развеваются, всад­ники скачут, приказа спрашивают. Купец задудел с друго­го конца в дудку — и нет ничего, всё пропало. Андрей-стрелок говорит: — Хороши ваши диковинки, да моя стоит дороже. Хоти­те меняться — отдавайте мне за моего слугу, свата На­ума, все три диковинки. — Не много ли будет? — Как знаете, иначе меняться не стану. Купцы думали, думали: «На что нам дубинка, топор да дудка? Лучше поменяться, со сватом Наумом будем безо всякой заботы день и ночь и сыты и пьяны». Отдали купцы-корабельщики Андрею дубинку, топор и дудку и кричат: — Эй, сват Наум, мы тебя берём с собой! Будешь нам служить верой-правдой? Отвечает им невидимый голос: — Отчего не служить? Мне всё равно, у кого ни жить. Купцы-корабельщики вернулись на свои корабли и да­вай пировать — пьют, едят, знай покрикивают. — Сват Наум, поворачивайся, давай того, давай этого! Перепились все допьяна, где сидели, там и спать повали­лись. А стрелок сидит один в тереме, пригорюнился. «Эх, — думает, — где-то теперь мой верный слуга, сват Наум?» — Я здесь. Чего надобно? Андрей обрадовался: — Сват Наум, не пора ли нам на родную сторонушку, к молодой жене? Отнеси меня домой. Опять подхватил Андрея вихрь и понёс в его царство, на родную сторону. А купцы проснулись, и захотелось им опохмелиться: — Эй, сват Наум, собери-ка нам попить-поесть, живо поворачивайся! Сколько ни звали, ни кричали, всё нет толку. Глядят, и острова нет: на месте его шумят одни синие волны. По­горевали купцы-корабельщики: «Эх, надул нас недобрый человек!» — да делать нечего, подняли паруса и поплыли, куда им было надобно. А Андрей-стрел о к прилетел на родимую сторону, опус­тился возле своего домишки, смотрит: вместо домишки обгорелая труба торчит.

- КОНЕЦ - 

Привередница (сказка)

Жли-были муж да жена. Детей у них было всего двое - дочка Малашечка да сынок Ивашечка. Малашечке было годков десяток или поболе, а Ивашечке всего пошел третий. Отец и мать в детях души не чаяли и так уж избаловали! Коли дочери что наказать надо, то они не приказывают, а просят. А потом ублажать начнут:
- Мы-де тебе и того дадим и другого добудем!
А уж как Малашечка испривереднилась, так такой другой не то что на селе, чай, и в городе не было! Ты подай ей хлебца не то что пшеничного, а сдобненького, - на ржаной Малашечка и смотреть не хочет!

А испечет мать пирог-ягодник, так Малашечка говорит:
"Кисел, давай медку!" Нечего делать, зачерпнет мать на ложку меду и весь на дочернин кусок ухнет. Сама же с мужем ест пирог без меду: хоть они и с достатком были, а сами так сладко есть не могли.

Вот раз понадобилось им в город ехать, они и стали Малашечку ублажать, чтобы не шалила, за братом смотрела, а пуще всего, чтобы его из избы не пускала.
- А мы-де тебе за это пряников купим, да орехов каленых, да платочек на голову, да сарафанчик с дутыми пуговками. - Это мать говорила, а отец поддакивал.
Дочка же речи их в одно ухо впускала, а в другое выпускала.

Вот отец с матерью уехали. Пришли к ней подруги и стали звать посидеть на травке-муравке. Вспомнила было девочка родительский наказ, да подумала: "Не велика беда, коли выйдем на улицу!" А их изба была крайняя к лесу. Подруги заманили ее в лес с ребенком - она села и стала брату веночки плесть. Подруги поманили ее в коршуны поиграть, она пошла на минутку, да и заигралась целый час.

Вернулась к брату. Ой, брата нет, и местечко, где сидел, остыло, только травка помята. Что делать? Бросилась к подругам, - та не знает, другая не видела. Взвыла Малашечка, побежала куда глаза глядят брата отыскивать: бежала, бежала, бежала, набежала в поле на печь.
- Печь, печурка! Не видала ли ты моего братца Ивашечку?
А печка ей говорит:
- Девочка-привередница, поешь моего ржаного хлеба, поешь, так скажу!
- Вот, стану я ржаной хлеб есть! Я у матушки да у батюшки и на пшеничный не гляжу!
- Эй, Малашечка, ешь хлеб, а пироги впереди! - сказала ей печь.
Малашечка рассердилась и побежала далее.

Бежала, бежала, устала, - села под дикую яблоню и спрашивает кудрявую:
- Не видала ли, куда братец Ивашечка делся?
А яблоня в ответ:
- Девочка-привередница, поешь моего дикого, кислого яблочка - может статься, тогда и скажу!
- Вот, стану я кислицу есть! У моих батюшки да матушки садовых много - и то ем по выбору!

Покачала на нее яблоня кудрявой вершиной да и говорит:
- Давали голодной Маланье оладьи, а она говорит: "Испечены неладно!"

Малаша побежала далее. Вот бежала она, бежала, набежала на молочную реку, на кисельные берега и стала речку спрашивать:
- Речка-река! Не видала ли ты братца моего Ивашечку?
А речка ей в ответ:
- А ну-ка, девочка-привередница, поешь наперед моего овсяного киселька с молочком, тогда, быть может, дам весточку о брате.
- Стану я есть твой кисель с молоком! У моих у батюшки и у матушки и сливочки не в диво!
- Эх, - погрозилась на нее река, - не брезгай пить из ковша!

Побежала привередница дальше. И долго бежала она, ища Ивашечку; наткнулась на ежа, хотела его оттолкнуть, да побоялась наколоться, вот и вздумала с ним заговорить:
- Ежик, ежик, не видал ли ты моего братца? А ежик ей в ответ:
- Видел я, девочка, стаю серых гусей, пронесли они в лес на себе малого ребенка в красной рубашечке.
- Ах, это-то и есть мой братец Ивашечка! - завопила девочка-привередница. - Ежик, голубчик, скажи мне, куда они его пронесли?
Вот и стал еж ей сказывать: что-де в этом дремучем лесу живет Яга-Баба, в избушке на курьих ножках; в послугу наняла она себе серых гусей, и что она им прикажет, то гуси и делают.

И ну Малашечка ежа просить, ежа ласкать:
- Ежик ты мой рябенький, ежик игольчатый! Доведи меня до избушки на курьих ножках!
- Ладно, - сказал он и повел Малашечку в самую чашу, а в чаще той все съедобные травы растут: кислица да борщовник, по деревьям седая ежевика вьется, переплетается, за кусты цепляется, крупные ягодки на солнышке дозревают. "Вот бы поесть!" - думает Малашечка, да уж до еды ли ей! Махнула на сизые плетенницы и побежала за ежом. Он привел ее к старой избушке на курьих ножках.

Малашечка заглянула в отворенную дверь и видит - в углу на лавке Баба Яга спит, а на прилавке Ивашечка сидит, цветочками играет. Схватила она брата на руки да вон из избы!

А гуси-наемники чутки. Сторожевой гусь вытянул шею, гагакнул, взмахнул крыльями, взлетел выше дремучего леса, глянул вокруг и видит, что Малашечка с братом бежит. Закричал, загоготал серый гусь, поднял все стадо гусиное, а сам полетел к Бабе Яге докладывать. А Баба Яга - костяная нога так спит, что с нее пар валит, от храпа оконницы дрожат. Уж гусь ей в то ухо и в другое кричит - не слышит! Рассердился щипун, щипнул Ягу в самый нос.

Вскочила Баба Яга, схватилась за нос, а серый гусь стал ей докладывать:
- Баба Яга - костяная нога! У нас дома неладно, что-то сделалось - Ивашечку Малашечка домой несет! Тут Баба Яга как расходилась:
- Ах вы трутни, дармоеды, из чего я вас пою, кормлю! Вынь да положь, подайте мне брата с сестрой!
Полетели гуси вдогонку. Летят да друг с дружкою перекликаются.

Заслышала Малашечка гусиный крик, подбежала к молочной реке, кисельным берегам, низенько ей поклонилась и говорит:
- Матушка река! Скрой, схорони ты меня от диких гусей! А река ей в ответ:
- Девочка-привередница, поешь наперед моего овсяного киселя с молоком.
Устала голодная Малашечка, в охотку поела мужицкого киселя, припала к реке и всласть напилась молока. Вот река и говорит ей:
- Так-то вас, привередниц, голодом учить надо! Ну, теперь садись под бережок, я закрою тебя.

Малашечка села, река прикрыла ее зеленым тростником; гуси налетели, покрутились над рекой, поискали брата с сестрой да с тем и полетели домой. Рассердилась Яга пуще прежнего и прогнала их опять за детьми.

Вот гуси летят вдогонку, летят да меж собой перекликаются, а Малашечка, заслыша их, прытче прежнего побежала. Вот подбежала к дикой яблоне и просит ее:
- Матушка зеленая яблонька! Схорони, укрой меня от беды неминучей, от злых гусей! А яблоня ей в ответ:
- А поешь моего самородного кислого яблочка, так, может статься, и спрячу тебя!

Нечего делать, принялась девочка-привередница дикое яблоко есть, и показался дичок голодной Малаше слаще наливного садового яблочка. А кудрявая яблонька стоит да посмеивается:
- Вот так-то вас, причудниц, учить надо! Давеча не хотела и в рот взять, а теперь ешь над горсточкой!

Взяла яблонька, обняла ветвями брата с сестрой и посадила их в середочку, в самую густую листву. Прилетели гуси, осмотрели яблоню - нет никого! Полетели еще туда, сюда да с тем к Бабе Яге и вернулись.

Как завидела она их порожнем, закричала, затопала, завопила на весь лес:
- Вот я вас, трутней! Вот я вас, дармоедов! Все перышки ощиплю, на ветер пущу, самих живьем проглочу!
Испугались гуси, полетели назад за Ивашечкой и Малашечкой. Летят да жалобно друг с дружкой, передний с задним, перекликаются:
- Ту-та, ту-та? Ту-та не-ту!
Стемнело в поле, ничего не видать, негде и спрятаться, а дикие гуси все ближе и ближе; а у девочки-привередницы ножки, ручки устали - еле плетется.

Вот видит она - в поле та печь стоит, что ее ржаным хлебом потчевала. Она к печи:
- Матушка печь, укрой меня с братом от Бабы Яги!
- То-то, девочка, слушаться бы тебе отца-матери, в лес не ходить, брата не брать, сидеть дома да есть, что отец с матерью едят! А то "вареного не ем, печеного не хочу, а жареного и на дух не надо!"

Вот Малашечка стала печку упрашивать, умаливать: вперед-де таково не буду!
- Ну, посмотрю я. Пока поешь моего ржаного хлебца!
С радостью схватила его Малашечка и ну есть да братца кормить!
- Такого-то хлебца я отроду не видала - словно пряник-коврижка!
А печка, смеючись, говорит:
- Голодному и ржаной хлеб за пряник идет, а сытому и коврижка вяземская не сладка! Ну, полезай теперь в устье - сказала печь, - да заслонись заслоном.
Вот Малашечка скоренько села в печь, затворилась заслоном, сидит и слушает, как гуси все ближе подлетают, жалобно друг дружку спрашивают:
- Ту-та, ту-та? Ту-та не-ту!

Вот полетали они вокруг печки. Не нашли Малашечки, опустились на землю и стали промеж себя говорить: что им делать? Домой ворочаться нельзя: хозяйка их живьем съест. Здесь остаться также не можно: она велит их всех перестрелять.
- Разве вот что, братья, - сказал передовой вожак, - вернемся домой, в теплые земли, -туда Бабе Яге доступа нет!
Гуси согласились, снялись с земли и полетели далеко-далеко, за синие моря.

Отдохнувши, Малашечка схватила братца и побежала домой, а дома отец с матерью все село исходили, каждого встречного и поперечного о детях спрашивали; никто ничего не знает, лишь только пастух сказывал, что ребята в лесу играли. Побрели отец с матерью в лес да подле села на Малашечку с Ивашечкой и наткнулись.

Тут Малашечка во всем отцу с матерью повинилась, про все рассказала и обещала вперед слушаться, не перечить, не привередничать, а есть, что другие едят.
Как сказала, так и сделала, а затем и сказке конец.

- КОНЕЦ - 

Про глупого змея и умного солдата (сказка)

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был солдат. Отвоевал он войну и пошёл домой. Идёт, тру­бочку покуривает да песни распевает. Шёл он, шёл и при­шёл под вечер в какую-то деревушку. Подошёл к ближней избёнке и стучит в окно: — Эй, хозяева, пустите солдата переночевать! Никто не отзывается. Пошёл солдат к другой избе, по­стучал. И здесь молчат. Пошёл солдат к третьей. Поднялся на крылечко, давай стучать в дверь. И здесь — ни ответа ни привета. Открыл солдат дверь, вошёл в избу. Смотрит — никого нет, всё кругом пылью да паутиной покрыто. «Что за диво? — думает солдат. — Куда все люди из этой деревни подевались?» Стал ходить по избам. Куда ни заглянет — везде пус­то... Вошёл он наконец в последнюю избушку. Сидит там на печке старик, вздыхает да плачет. — Здравствуй, добрый человек! — говорит солдат. — Здравствуй, служивый. Как ты сюда попал? Видно, жизнь тебе надоела. На войне уцелел, а здесь ни за что пропадёшь. — Это почему? — А потому, что повадился к нам змей летать, людей пожирать. Всех проглотил, меня одного до утра оставил. А завтра прилетит и меня съест, да и тебе несдобровать. Разом двух проглотит! — А может, и подавится? — говорит солдат. — Дай-ка я с тобой переночую да посмотрю завтра, какой такой змей к вам летает. Легли, переночевали. Утром поднялась вдруг сильная буря, затряслась изба — прилетел змей. Сунул голову в дверь, увидел старика и солдата. — Ага, — говорит, — прибыль есть! Оставил одного, а нашёл двух — будет чем позавтракать! — Будто и взаправду съешь? — спрашивает солдат. — Съем да облизнусь! — Врёшь, подавишься! — Да ты разве сильнее меня? — Ещё бы! Небось сам знаешь, что солдатская сила куда больше твоей. — А ну давай попробуем, кто кого сильнее! — Давай! Поднял змей большущий камень и говорит: — Смотри, солдат: я этот камень одной лапой раз­давлю — только песок посыплется! — Дави, посмотрю! Змей взял камень в горсть и стиснул, да так крепко, что он в мелкий песок обратился, искры во все стороны посы­пались. — Экое диво! — говорит солдат. — А ты попробуй так сожми камень, чтобы из него вода потекла. — Этого я не могу, — говорит змей. — А я могу! Сейчас покажу. Вошёл солдат в избу — он ещё с вечера углядел на сто­ле узелок творогу, — вынес этот узелок — и ну давить! Сыворотка так и потекла наземь. — Что, видел? У кого силы больше? — Правда, солдат, рука у тебя сильнее моей... А вот по­пробуем, кто из нас громче свистнет! — Ну, свистни! Змей как свистнул — деревья закачались, все листья с них осыпались. — Хорошо ты свистишь, а всё не лучше моего, — гово­рит солдат. — Завяжи-ка наперёд свои глазищи, а то как я свистну, они у тебя изо лба выскочат! Змей послушался и завязал глаза рогожей. — А ну, свистни! Солдат взял дубину да как стукнет змея по голове! Змей зашатался, во всё горло закричал: — Полно, полно, солдат, не свисти больше! И с одного раза глаза чуть не вылезли, а в ушах и сейчас звенит. — Ну, как знаешь, а я, пожалуй, готов и ещё разок-дру­гой свистнуть. — Нет, не надо! Не хочу больше спорить. Давай лучше с тобой побратаемся: ты будь старшим братом, а я — меньшим. — Не к лицу мне с тобой брататься, ну да ладно уж, будь по-твоему! — Ну, брат, — говорит змей, — бросим мы этого стари­ка, будем своим хозяйством жить. Ступай в степь, там ста­до волов пасётся. Выбери самого жирного и тащи сюда! Нечего делать, пошёл солдат в степь. Видит — пасётся большое стадо волов. Солдат давай их ловить да за хвосты связывать. Змей ждал, ждал — не выдержал и сам побежал. — Что так долго? — спрашивает. — А вот постой, — отвечает солдат, — свяжу штук пять­десят да за один раз и поволоку всех домой, чтоб на це­лый месяц хватило. — Экий ты! Разве нам здесь век вековать? Хватит и одного.

Ухватил змей самого жирного вола за хвост, взвалил на плечи и потащил в деревню. — Как же это так, — говорит солдат, — я столько волов связал — неужели их бросить? — Брось, — отвечает змей. — На что они нам! Пришли в избу, наложили два котла говядины, а воды нету. — На тебе воловью шкуру, — говорит змей солдату. — Сту­пай набери полную воды и неси сюда — станем обед варить. Солдат взял шкуру, потащил к колодцу. Еле-еле порожнюю тащит. Пришёл к колодцу и давай окапывать его кругом. Змей ждал, ждал — не выдержал, побежал сам: — Что это ты, брат, делаешь? — Хочу колодец кругом окопать да в избу перетащить, чтоб не нужно было каждый день ходить по воду. — Экий ты! Что затеваешь! На это много времени уй­дёт, а нам обед варить! Опустил змей в колодец воловью шкуру, набрал полную воды, вытащил и понёс домой. — А ты, брат, — говорит он солдату, — ступай в лес, вы­бери сухой дуб и волоки в избу: пора огонь разводить. Пошёл солдат в лес, начал лыко драть да верёвку вить. Свил длинную-предлинную верёвку и принялся дубы опутывать. Змей ждал, ждал — не выдержал, сам побежал в лес. — Что так мешкаешь? — спрашивает змей солдата. — Да вот хочу зараз дубов двадцать зацепить веревкою да и тащить, чтоб надолго дров хватило. — Экий ты, всё по-своему делаешь! Вырвал змей с корнем толстый дуб и сам поволок к избе. Солдат сделал вид, что крепко сердит: курит свою тру­бочку, сам ни словечка не говорит. Наварил змей говядины, зовёт солдата обедать. А сол­дат сердито отвечает: — Не хочу! Вот змей съел один целого вола, выпил воловью шкуру воды и стал солдата выспрашивать: — Скажи, брат, за что сердишься? — А за то и сержусь, — отвечает солдат, — что я ни сде­лаю, всё не так, всё не по-твоему. — Ну не сердись, помиримся! — Если хочешь со мной помириться, вези меня в мою деревню. — Изволь, брат, отвезу. Сел солдат змею на спину и полетел на нём. Подлетел змей к деревне, спустился на землю. Увидели его ребятишки. Бегут, во всё горло кричат: — Солдат приехал! Змея привёз! Змей испугался и спрашивает: — Что, что они кричат? Никак я не разберу. — А то и кричат, что сейчас за тебя примутся! «Ну, — думает змей, — коли в этих местах малые ребята таковы, то взрослые и подавно спуску не дадут!» Сбросил солдата — да бежать. Убежал и пропал, как в воду канул. Перестал по деревням летать да людей по­жирать — так напугался!

- КОНЕЦ - 

Про охотника (сказка)

В некотором царстве, в некотором государстве, именно в том, в котором мы живем, в одном поселке жил охотник. Только это не сказка, а быль.
Однажды пошел он в лес охотиться, добывать пушнину.
Все уже разошлись по своим зимовьям, а он даже никакой белочки не добыл. С такой обидой и пошел домой. А на каждый день такая дула пурга — белого света он не видел. За всю осень солнышка даже не видал.

Старуха дома на него напала:
— Все добывают белки, соболя, то, друго — а ты ничего не добыл! Только продукты тамака ходишь жрешь в зимовье!
— Ты пошто такая чудная, старуха-то? Ты сходи-ка в лес, посмотри, чо там творится! Убежала бы в первую же ночь.
— Ну, тогда не ходи и на вторую осень. Тебе там делать нечего.
— Попытаю счастья, может, погоды не будет.
Собирается на следующий год. Приходит в тайгу. И на каждый день все погода, погода, погода.

Опеть вторая осень проходит, опеть с одним пустым варежкам дед идет домой.
Старуха еще того тошней на него напустилася:
— Да ты чо? Потешь, наверное, лежишь в своем этом зимовье?! Тебе лень ходить охотиться! Почему-то все другие-то с пушниной!
— Дак а погода не везде, — говорит. — Где какая речка или ключик — там и погода. Где нет ключей, там и погоды нет. Вот так. Попытаюсь на третью осень сходить, а ничего не будет — брошу! И совсем охотиться не буду. Так чо-нибудь работать буду.

Подходит третья осень. Только заходит в тайгу — снова погода! Но! День, два, три, неделя! «Эх, погодка, ты погодка! Докуда ты будешь дуть? — говорит. — Я тебя сейчас проучу!»
Снимает ружье — бах! В погоде стон пошел. «Ага! — думает, — мне то и надо».

А погода тише, тише, и стон этот скрался. Ясное небо стало. «Эх, надо было мне сначала это дело провернуть!»
А время было уже в подвечер.

Приходит в зимовье, сварил ужин, разувается, ложится спать. Слышит: бряк, бряк, бряк! Чо это такое? Потом слышит: «Тпру-у-у!» Потом: стук, стук, стук.
— Хозяин, можно, нет зайти?
— Пожалуйста, входите! А кто вы такие будете?
— Да кто такие? Охотники, как вы! Ты вот нашего охотника подстрелил, собирайся теперь на суд. Да ты не бойся — ничо тебе не будет, а ему еще дадут нотацию, этому охотнику.

Старик давай обуваться, собираться. Выходят, садятся в глухую повозку. Поехали — только горы мелькают.
Приехали. Идет ихний суд, дьявольский суд, лесовой.
— Ну-ка, расскажи, в чем дело? Зачем ты нашего охотника подстрелил?

— А вот еще в третьем годе я ходил, все время пурга была. Как нарочно! Хоть один день был бы хорошим! Я проходил так и с простым варежкам домой вышел.

На другую осень снова пошел, думал, может, на другую осень добрая погода будет.

И на каждый день идет все погода. Опеть я с простым варежкам выхожу. Все остальные добывают как добрые охотники, а я с пустым варежкам. Хоть бы нарочно какая белочка была бы… Ну, чо сделаешь?

Решился — попытаю третью осень. Ничо не выйдет — бросаю этот лес и больше заходить не буду туда. И вот целую неделю проходил впустую. Меня вынудило, снимаю ружье и бах — в погоду.

Слышу стон, и погода стихла. Думаю: давно бы мне надо было это дело провернуть.

Прихожу в зимовье, чай сварил, попил, лег спать. Слышу — колокольцы, бряк, бряк, бряк. Думаю: так чо-нибудь, в ушах, может, шумит? Слышу — кони: топ, топ, топ. Потом: тпру! — у дверей. Потом подходит: стук, стук, стук. И вот я здесь и вам словами объясняю.

— Садитесь. Ну, а теперь вы, охотник, из-за чего это все ему натворили?
— Дак чо? Так и так.
— Так не так, а отвечай так, как надо. Арапы тут наши глаза не замазывай. Ты каждый день ему солишь. А зачем ты ему солишь?

Ему пушнину надо, а ты ему не даешь ничего. За твою ахинею ты ему поплатишься соболями, лисицами, горностаем и белочкой. А вы, дед, можете свободны быть.

Как приедешь, вырубай прут подлинней, открывай боковушку и вставай за дверью. А мы погоним тебе зверей. — Один за одним звери пойдут. Первым табуном пройдут белки, вторым — пойдут горностаи, третьим — соболя, потом лисицы пойдут.

Сколько ты сможешь хлыстать прутом, кого хлыстнешь — останется твой. Кого не успеешь — уйдет.

Ладно. Приехал в зимовье, уже развянуло Раскрывает боковушку, приготовил кнут и давай хлыстать. Хлыстал, хлыстал.

Сколько-то нахлыстал белки, горностаев, соболей, лисиц — набил кучу подходящую.

Слышит голос:
— Ну, чо! Хватит?
— Хва-а-атит!
— Смотри, не обижайся. Пушнину эту отвезешь, высушишь. И больше тебе в этим лесе делать нечего. И не заходи.

Твоей белочки больше здесь нет. А если зайдешь, так и останешься навечно в этом лесе.
— Ладно, — говорит. — Мне и этого навеки хватит.

Вот они уехали, а он давай снимать эту пушнину. Снимать, сушить ее. Вытаскал ее из дому, монатки свои собрал кое-как.
— Но, до свиданья, — говорит, — лесочек. Больше я не приду сюда!
Потом он набрал вина, меня созвал, мы с ним выпили. А на дворе у него стоял колодец, там рыба елец, — и моей были конец!

- КОНЕЦ - 

Пряничный домик (сказка)

Жили-были брат и сестра. Звали их Ваня и Маша. Однажды Ваня и Маша взяли лукошки и пошли в дальний лес за речкой собирать ягоды.

Ходили Маша с Ваней по лесу, ходили да заблудились. А лес густой, темный, деревья корнями переплетаются. Шли они шли - вышли на полянку. На полянке стоит пряничная избушка. Стены у нее из пряников, крыша из леденцов.

Поставили Маша и Ваня лукошки с ягодами под елку и побежали к избушке. Отломили от нее по прянику и только потянулись за леденцами - вдруг кто-то как заревет в пряничной избушке:
- Кто мою избушку ломает?

Испугались Ваня и Маша, побросали все пряники и побежали в лес.

А в той избушке жил медведь. Выскочил он из избушки из пряничной избушки да как бросится за ними. Бежит, рычит:
- Все равно догоню!

Слышат Ваня и Маша, медведь топает уже совсем близко. Добежали до орехового куста и говорят:
- Ореховый куст, спрячь нас! За нами медведь гонится!

- Садитесь под мои ветки, - говорит ореховый куст. - Я вас прикрою.
Сели Маша и Ваня под ореховый куст. Прикрыл их куст ветками - медведь и пробежал мимо.

- А теперь, - сказал куст, - идите вон по той тропинке. А на дорогу нарвите моих орешков. Они вкусные!  Нарвали Маша и Ваня орешков и пошли дальше.

Увидал их медведь и опять побежал за ними. Слышат Маша и Ваня, догоняет их медведь. Куда спрятаться?

Смотрят - нора, а из нее лисичка выглядывает.
- Лисичка, спрячь нас скорее! - закричали дети. - За нами медведь гонится!
- Медведь гонится? - Ну, полезайте в мою нору, - сказала лисичка

Залезли Маша и Ваня в лисичкину нору и притаились. Медведь не увидел их и пробежал мимо.

- А теперь, - сказала лисичка, - вылезайте, я вам другую дорогу покажу.
Показала лисичка Ване с Машей дорогу к речке.
- Спасибо тебе, лисичка, - сказали Ваня и Маша. - Возьми эти орешки, они очень вкусные.

Пошли Ваня с Машей дальше. А медведь увидел их, зарычал и опять кинулся вдогонку.

Добежали Ваня с Машей до речки и не знают, как скорей через речку перебраться. Медведь вот-вот их догонит.

Плывут по речке две уточки.
- Уточки, уточки, - закричали Ваня и Маша, - перевезите нас на другой берег. За нами медведь гонится!
- Садитесь на нас, - сказали уточки, - мы вас перевезем.

И Ваня с Машей переплыли речку.
- Спасибо вам, уточки, вы спасли нас, - сказали Маша и Ваня. - Вот вам орешки, они очень вкусные.

А медведь добежал до речки, увидел, что Маша с Ваней уже на другом берегу да деревня недалеко, и закричал:
- Больше не ходите к моей избушке за пряниками.

Видят Ваня и Маша, что медведь уже не гонится за ними. Остановились и говорят:
- Прости нас медведь, что мы твою избушку ломали. Мы только хотели попробовать пряников и леденцов. Мы и не знали, что ты живешь в пряничном домике.

- Ну ладно, - сказал медведь, - раз вы прощение просите, так и быть - приходите ко мне в гости. Только больше не ломайте  мою избушку! А пряников я вам  и так испеку.

- КОНЕЦ - 

Пых (сказка)

Жили-были  дед, бабка да внучка Алёнушка

И был у них огород, и росли там капуста, свёкла, морковка и даже репка.

Захотелось дедушке однажды репки. Вот и пошел он в огород. Наклонился дедушка к репке, а под кустом кто-то: "Пы-ыхх! П-пы-ых!"

Испугался дед - и бежать.

Прибежал домой, сел на лавку, никак отдышаться не может:
- Ох, бабка, там под кустом кто-то страшный сидит да пыхтит. Я едва ноги унес.
- Полно тебе, старче! Пойду-ка я сама за репкой!

Пришла бабка на огород, только наклонилась репку тащить, а под кустом кто-то:
"Ппых-ых! Ппы-ых!
Еле-еле бабка ноги унесла.

Поглядела на деда с бабкой Алёнушка, пожалела их и говорит:
- Я принесу репку!
И пошла в огород. Только нагнулась репку тащить, а под кустом кто-то:
"Ппы-ых! Ппы-ых!"

Не испугалась Алёнушка, наклонилась ближе и видит: лежит на грядке колючий колобок, глазками поблескивает и пыхтит. Да ведь это Ёжик! Потянула Алёнушка репку и вытащила. Сладкую-пресладкую.
Взяла она репку, ёжика положила в передник - и домой!

А на встречу ей бабка с дедом вышли и спрашивают:
- А где же репка? А как же этот зверь - пых страшный? Не испугалась его?

Раскрыла тут Алёнушка передник:
- Вот вам репка, А вот вам и Пых!

- КОНЕЦ - 

Репка (русская сказка)

Посадил дед репку.
Выросла репка большая-пребольшая.

Стал дед репку из земли тащить.
Тянет-потянет, вытянуть не может.

Позвал дед бабку.
Бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут, вытянуть не могут.

Позвала бабка внучку.
Внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут, вытянуть не могут.

Позвала внучка Жучку. Жучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку.
Тянут-потянут, вытянуть не могут.
Позвала Жучка кошку. Кошка за Жучку, жучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку.
Тянут-потянут, вытянуть не могут.

Позвала кошка мышку. Мышка за кошку, кошка за Жучку, жучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку.
Тянут-потянут, и вытянули репку.

- КОНЕЦ - 

Рыбное место (сказка)

Царь Горох сидел, свесив ножки, на высоком крутом берегу широкой реки, которая текла не спеша по самой границе царства. Правда, за границей иного государства не было, а была дикая степь, в которую даже прогуляться никто не выходил. До того она дикая была, что всякого путника норовила за пятку куснуть. А что дальше за степью творится, никто того не знал.
Царство у царя Гороха было невеликое, и заботы от него немного было. С дворов крестьянских , которых всего-то сотни три было, сбор хлебный воевода делал, а при воеводе войска было - десяток стрельцов. На все царство водился только один разбойник, Ванька Каин, да и тот как раз в остроге сидел. Так что дел государственных негусто было, и царь с утра пораньше к реке бежал червяка купить. Народ-то думал, будто государь рыбу ловит, но сам-то он знал, что это дело бесполезное... В те времена рыба не то что на червяка - на деньгу золотую и то не клевала.
Это сейчас рыба молчит, как рыба, а тогда любой пескарик, даже самый мелкий, говорить умел, а сомы книжки читали, лежа на дне в самых тихих заводях. Черви тоже не дураки были, знали, что, если они плещутся, с крючка не слезая, никакая живность на них не клюнет, и, значит, на крючке для них самое безопасное место.
А лягушки, сидя на кувшинках, не просто квакали, а хором песни пели. Вечерами после работы народ толпами к реке ходил песни лягушачьи слушать, а если что понравится, так и подпевали все. Говорят, однажды из далекой Фуфляндии войско несметное пришло Горохово царство воевать, да, до реки дойдя, так лягушачьим пением заслушалось, что и забыло, за каким лихом в такую даль топало.
И все хорошо было бы и царь при деле, и червяк доволен, и рыба цела, и народу весело, да вдруг приключилась этакая напасть. Показались из-за утеса прибрежного челнов дюжина, на каждом по дюжине купцов заморских, да у каждого по дюжине коробов с товарами. Видно, издалека плыли, да ни одной ярмарки по дороге не повстречали.
Все бы ладно, да только в царстве Гороховом казна была пуста уж давным-давно - еще дед царев, гулена известный, постарался. Хорошо хоть корона уцелела. Так что товары заморские и купить-то было не на что даже царю самому, а уж прочим и подавно. Хотел царь Горох по-тихому с берега уйти, глядишь - купцы его царства и не заметили бы, но на первом челне на мачте мальчонка сидел уж больно глазастый. Глянул он на берег да как закричит: "Глядите-царь!" Тут все челны к нему повернули, а купцы стали на берег выпрыгивать и товары свои раскладывать - и шелка китайские, и ковры персидские, и сабельки дамасские, и кренделя генуэзские, даже на вид такие вкусные, что пальчики оближешь.
Облизал царь Горох себе пальчики и пошел на казну свою глядеть - вдруг какой ефимок золотой в щелочку закатился. Но куда там, даже сам царский казначей уже много лет без зарплаты сидел, как все нормальные люди, но не жаловался - работы-то у него тоже не было. Схватил царь сундук пустой да и пошел с горя в реку его выбрасывать. Дотащил до берега еле-еле, а тут к нему купцы подбегают, да и спрашивают, мол, у вас тут рыба ловится, а можно, дескать, и нам половить... Царь тут же смекнул свою выгоду и говорит:
- Можно. Только сперва надо пошлину в казну заплатить - по три алтына серебром за крючок, да по алтыну за ивовую ветку - удочек-то у вас, поди, с собой и нету, - да пол-алтына за червяка.
Черви, которые поблизости были, тут же в землю поглубже забрались от обиды, что за них всего пол-алтына...
Купцы тут же за пояса полезли деньги доставать да и чуть не полный сундук серебра царю навалили, а у кого серебра не было, те по золотой деньге кинули. Тут же начали удочки ладить и в реку червяков на крючках забрасывать. Думал царь, что посидят они рядышком денек-другой, и поплывут гости своей дорогой. Но как только червяки плескаться начали, так и клев пошел - и караси, и щуки, и осетры, и стерлядь. Купцы только успевали их в бочки с водой запускать да на челны оттаскивать. Не прошло и часу, как загрузились они под завязку и отплыли восвояси.
Посмотрел царь им вослед и решил на рыбу обидеться - что ж она только у чужих клюет...
Тут из воды высунулся Сом Ставридович, царь речной, и тоже вслед челнам глядит.
- Что ж ты, Сом Ставридович, своих-то обижаешь? - попенял ему тут царь Горох. - Гости-то полчаса посидели, полные бочки наловили...
- Да это все молодежь... - отвечал царь речной. - Они и так собрались за море плыть. Надоело, говорят, на родине... Хотим, говорят, мир посмотреть, себя показать...

- КОНЕЦ - 

Рысья шкура (сказка)

В некотором царстве, в некотором государстве жил царь на царстве, король на королевстве, как челнок на берегу. Так сказки зачинаются, припеваются. А наша сказка не про царя, не про короля, а про девицу-красавицу Палашеньку и её злую мачеху.
Жили-были старик со старухой и с дочерью Палашенькой. Хорошо, дружно жили. Да вот пришла беда — занемогла старуха и померла в одночасье. А перед смертью благословила дочку и сказала:
— Всё хозяйство — отцово, а коровушка-бурёнушка — твоя, приданая.
В народе так говорится: мать по родному дитятку весь век до гроба плачет, муж по жене тужит, пока глиняный горшок, что из печи вынут, на столе кипит. Погоревал, погоревал муж, да и женился на вдове. У той вдовы три дочери было: Одноглазка, Двуглазка и Трёхглазка. Мать зла, а дочери ещё злее. Невзлюбили они старикову дочку Палашеньку. С утра до вечера каждым куском корили, при чёрной работе держали.
А как весна пришла, заставила мачеха падчерицу коров пасти. «Больно красива, — говорит себе. — Пускай её белую кожу солнце дочерна опалит, ветер иссушит!»
Разбудит мачеха Палашеньку до света, даст с собой горбушку хлеба, да такую чёрствую, что и конь копытом не растопчет, а ещё велит шерсти напрясть, пока коровы траву щиплют. Какой урок ни задаст, все Палашенька выполнит и домой вернётся лучше прежнего. Будто облачко, что в небе плывёт, ей лицо отбелило, будто утренняя зорька щёки нарумянила.
«Ох, что-то тут не так!» — думает мачеха.
И посылает с падчерицей свою младшую дочь Одноглазку.
— Последи за ней, доченька. Что увидишь — мне расскажешь.
Смотрит Одноглазка во весь глаз — ничего на лугу не случается: коровы пасутся, неродная сестрица прядево прядёт. Скучно стало Одноглазке, зевнула она.
Палашенька говорит:
— Приляг, отдохни, я тебя побаюкаю.
Принялась ей волосы гребнем расчёсывать, приговаривать:
— Усни, глазок, да усни, глазок!..
Закрылся глаз у Одноглазки, крепко она уснула. А пробудила её Палашенька, когда солнце уже на закат пошло.
— Вставай, сестричка, пора коров домой гнать.
Назавтра посылает мачеха Двуглазку сторожить падчерицу. А Палашеньке ещё больше напрясть велела.
Солнце к полудню припекло, разморило Двуглазку. Сама она не заметила, как на траву прилегла. А Палашенька взяла гребень, косы ей чешет и приговаривает:
— Усни, глазок, усни другой!..
Двуглазка и заснула.
Вернулись обе вечером. У Двуглазки лицо от солнца да ветра потемнело. У Палашеньки ещё светлее стало. И шерсть вся спрядена.
Рассердилась старуха на свою родную дочь, да не её — падчерицу разбранила. Сама меж тем думает: «Так-то оно так, да что-то не так!»
И на третий день Трёхглазку послала. Дала ей с собой медовую коврижку и горшочек каши, а Палашеньке — корку хлеба да мешок шерсти, чтоб всю до вечера спряла.
Трёхглазка коврижкой лакомится. Палашенька за коровами приглядывает, шерсть прядёт. Только как ни гнёт спину, шерсти мало убавляется.
За работой не до сна, а безделье да дремота об руку ходят. Стало Трёхглазку в сон клонить.
Палашенька говорит:
— Приляг, сестричка, я тебе волосы расчешу.
Взяла гребень, чешет волосы Трёхглазке и приговаривает:
— Спи, глазок, да усни другой!..
Спит один глазок, и другой уснул. А про третий — забыла. Смотрит третьим глазом Трёхглазка, за всем следит, всё примечает. Видит — встала Палашенька, подозвала коровушку-бурёнушку, влезла ей в правое ухо, в левое вылезла. Да такая нарядная! Сарафан на ней парчовый, кокошник речным скатным жемчугом шит, в косах ленты голубые да алые. Прошлась Палашенька по лугу, будто пава, под её ногой травинка не шелохнётся, цветок не наклонится.
Погуляла так, погуляла, поплясала, песню спела и опять бурё-нушке в ухо влезла, только не в правое, а в левое. Из правого вылезла, как раньше была, в старой одёжке. А в мешке вся шерсть тонкой нитью спрялась.
Тут уж пора и коров домой гнать. Стала Палашенька будить Трёхглазку. А та потянулась да раззевалась, будто весь день и вправду крепко спала.
Как пришли домой, Трёхглазка всё матери рассказала, что видела, что вызнала.
Старуха принялась старика точить-пилить:
— Зарежь бурёнку! Что с неё толку, молока даёт мало, травы ест много.
Старик отнекивается.
— Не моя, — говорит, — бурёнушка, дочкина.
А мачеха своё: зарежь да зарежь!
Палашенька услышала, горючими слезами залилась, побежала в хлев к бурёнушке, обнимает её, целует. А бурёнушка говорит ей человечьим голосом:
— Не плачь, не горюй. Зарой мои рожки да копытца под своим окошком. Увидишь, что будет.
Всю ночь мачеха старика поедом ела. Наутро зарезал он бурёнку. Старуха мясо засолила, а Палашеньке рожки да копытца отдала.
— Вот, — говорит, — твоя доля.
Палашенька закопала рожки да копытца у себя под оконцем, как бурёнушка велела. Сестры над ней смеются. Да недолго смеялись: трёх дней не прошло, вырос под окошком у Палашеньки сад дивный, невиданный. Шесть яблонь — золоты яблоки, серебряны листья. На ветках птицы распевают, под яблонями кот-баюн мурлычет, сказки сказывает.
Проезжал мимо добрый молодец, Иван — торговый сын, купецкий внук. Залюбовался садом, попросил одно яблочко.
Побежали старухины дочки яблоки рвать, да не тут-то было! Ветки их по лицу хлещут, птицы клюют, кот-баюн когти растопырил, шипит, грозится. Испугались сестры, прочь кинулись.
А Палашенька вышла из дому — яблони к ней ветки клонят, кот-баюн мурлычет, птицы распевают. Протянула Палашенька руку, яблоко само ей в ладонь скатилось. Тут она его с поклоном Ивану — торговому сыну поднесла. Взял он яблоко и говорит:
— Хорош твой сад, а ты и того лучше. Если посватаюсь, пойдёшь ли за меня, красна девица?
— Пойду, — тихонько Палашенька ответила.
Мачеха чуть со злости не лопнула, дочки её от зависти день-деньской ревели. Да что поделаешь!
— Ладно, — старуха дочкам сказала, — сад-то нам останется.
Обнесли сад высоким забором, чтоб прохожие не заглядывали, на ворота большой замок навесили. Да не вышло по-ихнему.
Как сыграли свадьбу, молодой молодую к себе повёз. Только кони тронулись, сами собой ворота растворились, корни яблонь сами из земли вытащились, и пошёл сад следом. Над ним птицы летят, а позади всех кот-баюн бежит. А за высоким забором голая земля осталась, ямы да рытвины.
В мире и согласии зажили молодые. Через год Палашенька своему мужу сына родила, как раз на ту пору по торговым делам в другой город ехать понадобилось. Собирается он в путь, жене Палашеньке наказ даёт:
— Береги ребёнка, себя береги! А мачеху с сестрами на порог не пускай…
Сказал так, жену, сына на прощанье поцеловал и уехал. Мачеха про то узнала — проведала. И — тут как тут — в дом стучится.
— Не пущу! — говорит Палашенька. — Мне муж не велел. Иди с миром, откуда пришла.
А мачеха ей с крыльца:
— Не со злом я к тебе, Палашенька. Муж твой мимо нашего дома ехал, платок обронил, а я подняла. Тот платок, что ты ему цветными шелками вышила. Приоткрой дверь, я тебе его отдам.
Поверила Палашенька, приоткрыла дверь. Мачеха поставила ногу на порог, ударила падчерицу и заклятье проговорила:
— Не бывать тебе молодой женой, Обернёшься рысью злою, бегучею… Не баюкать младенца над светлой водой, А бежать за тёмной водой, за текучею.
Вмиг Палашенька рысью обернулась, в дремучий лес убежала.
А мачеха привела Двуглазку, обрядила в Палашенькино платье, косы под платок убрала. Никто того не видел, не слышал, одна нянюшка всё видела, всё слышала. Да ведьма-мачеха ей лютой смертью пригрозила, вот она и смолчала.
Вскорости вернулся домой Иван — торговый сын. Смотрит — диву даётся. Всего семь дней дома не был, а жена переменилась, признать её не может. Была краше майского цвета, а теперь ровно привяла. Была добрая да ласковая, взглянет — будто солнышко пригреет, а теперь стала, как ненастный день, хмурая. И ребёнок плачет, заливается.
Иван спрашивает:
— Почему ребёнок плачет?
Двуглазка отвечает:
— Нянька-мамка всё с ним в чисто поле, в тёмный лес гулять ходит. Вот и приучила.
— Как приучила, пусть так и делает, — говорит Иван.
Взяла нянька дитятко и пошла в чисто поле, в тёмный лес.
А Двуглазка-подменница меж тем Ивана просит:
— Пойдём, милый, в мой сад на прогулку-разгулку!
Только в сад ступили, враз серебряные листочки свернулись, певчие птицы не поют, кот-баюн не мурлычет. «Ой, лихо, неладно что-то!» — говорит себе Иван.
День миновал, другой миновал, опять заплакал ребёнок. Нянька его подхватила, туго спеленала, полотном повила, побежала в чисто поле, в тёмный лес. Иван—торговый сын за ней крадётся. Нянька с младенцем у кустика села, где лес кончается, поле начинается. Иван — торговый сын за кустиком притаился.
Выбежали из лесу рыси. Нянька им кричит:
— Рыси вы, рыси, побегучие рыси! Не бегите мимо. Слышите, младенец плачет, есть хочет.
Отвечают рыси:
— Некогда нам останавливаться, на охоту спешим. А младенцева мать позади нас с другой стаей.
Пробежали рыси, а дитя пуще того плачет.
Вот опять рыси из лесу выбегают. Нянька снова кличет:
— Рыси вы, рыси, побегучие рыси! Не бегите мимо. Слышите, младенец плачет, есть хочет.
Бегут рыси мимо. Одна рысь остановилась. Рысью шкурку с себя сбросила, красавицей обернулась, взяла дитя на руки, к белой груди прижала, кормит его, приговаривает:
— Пей, ешь, моё дитятко рожоное, чтоб заснуть на двое суток. Узнал Иван свою Палашеньку, взял тихонько шкурку, развёл костёр и шкурку в огонь кинул. Горит шкурка, а Палашенька говорит:
— Ох, что-то палёной шерстью пахнет.
Покормила ребёнка, нянюшке отдала, к тому месту, где шкурка лежала, кинулась.
Тут и схватил её Иван. Закричала она, бьётся, вырывается. Билась, билась в его руках, да и свилась в золотое веретёнце. Иван то веретёнце взял, мигом пополам переломил, половинку через плечо бросил, половинку к ногам кинул и сказал:
— Позади меня цветно платьице, впереди меня жена-красавица!
Как сказал, так и сделалось. Встала перед ним Палашенька, надела цветно платьице, мужа обняла, всё ему рассказала.
Пошли они домой. Через сад проходили — серебряные листочки расправились, птицы запели, кот-баюн замурлыкал.
Прогнал Иван Двуглазку прочь. С тех пор ведьма-мачеха со своими дочерьми и близко подходить боялась.
А Иван — торговый сын с Палашенькой стали счастливо жить-поживать, добра наживать, сыночка растить.

- КОНЕЦ - 

Самое дорогое (сказка)

За лесом за еловым. под солнышком под веселым в маленькой деревушке жили-были старик со старушкой. Старик ивовые прутья резал. корзины плел, старуха шерсть пряла, чулки да рукавицы вязала.

Как-то раз случилась беда: сломалась у старухи прялка, а у ножа, которым старик прутья резал, ручка треснула. Вот и говорит старуха:
- Сходи-ка ты, дед, в лес, выруби деревце. Сделаем новую прялку и ручку к ножу.

- Ладно, бабка, схожу, - ответил старик.
Собрался и пошел в лес.
Приходит старик в лес. Выбрал подходящее деревце. Но только он топором замахнулся - так на месте и замер: батюшки, да это кто же такой?!

Выходит из чащи Лесной Дед. Был это Дед в мохнатые ветки одет, в волосах шишки еловые, в бороде шишки сосновые, седые усы до земли висят, глаза огоньками зелеными горят.
- Не трогай, старичок, моих деревьев, - говорит Лесной Дед, - ведь все они живые, тоже жить хотят. Лучше попроси у меня, что тебе надобно, все тебе дам.

Удивился наш старик. Не знает, что и сказать. но спорить не стал. Подумал и говорит:
- Хорошо, только погоди, я должен домой сходить, со старухой посоветоваться.
- Ладно, - отвечает Лесной Дед, - иди, посоветуйся, а завтра опять на это место приходи.

Прибегает старик домой. Встречает его старуха:
- Что же ты, старый, зачем в лес ходил? Даже и деревца не вырубил?
А старик смеется:
- Не серчай, бабка! Идем в избу. Послушай-ка, что со мною было!

Вошли они в избу, уселись на лавку, старик и принялся рассказывать, как вышел к нему из чащи Лесной Дед и что было потом.
- Вот теперь и подумаем, чего у Лесного Деда просить будем, - старик говорит. - Хочешь, бабка, попросим у него много-много денег? Он даст. Он ведь лесной хозяин, все клады, в лесу зарытые, знает.

- Что ты, старый! На что нам много-много денег? Нам их прятать негде. Да и боятся будем, что их ночью воры утащат. Нет, дед, не надо нам чужих денег. Нам и своих хватит.
- Ну хочешь, - старик говорит, - попросим большое-пребольшое стадо коров и овец? Будем их на луговине пасти.

- Да опомнись, дед! На что нам большое-пребольшое стадо? Нам с ним не управится будет. Ведь есть у нас коровушка Буренушка, молоко дает, есть шесть овечек - шерсть дают. На что нам большое-то?

- А может попросить у Лесного Деда тысячу курочек? - старик спрашивает.
- Ну куда нам с тобой тысячу курочек? Чем мы их кормить станем?  Что с ними делать будем? Есть у нас три курочки-хохлатки, есть Петя-петушок, нам и довольно.

- А хочешь, бабка, я тебе у Лесного Деда пятьсот новых сарафанов выпрошу? - старик говорит.
- Опомнись , дед! Да когда же я их носить-то стану? Да как я их стирать-то буду? И подумать страшно! Не надо мне новых сарафанов, мне и моих трех старых хватит.

Вздохнул старик:
- Ой, баба, беда мне с тобой! Ничего-то ты не хочешь.
- Ох, дед, да и мне с тобой-то горюшко. чего только не навыдумывал!
-Ну, ладно, - старик говорит, - Утро вечера мудренее. Авось чего-нибудь надумаем.

Легли они спать, а утром старик веселый встает:
- Я, - говорит, -бабка, знаю, чего у Лесного Деда просить надо!
Оделся и пошел в лес.

Приходит он на знакомую полянку - а навстречу ему Лесной Дед, в мохнатые ветки одет, в волосах шишки еловые, в бороде шишки сосновые, седые усы до земли висят, глаза огоньками зелеными горят.

- Ну как, - говорит, - надумал ты, старичок, чего тебе у меня просит надобно?
- Надумал. - отвечает старик, - не надо нам не богатства. ни скота, ни другого добра ненужного. Не это на свете самое дорогое!

- Так чего же ты хочешь? - Лесной Дед спрашивает. А старик и отвечает:
- Вот ты так сделай, чтобы наш ножик да прялка никогда не ломались, да чтобы руки у нас всегда здоровыми были; тогда, все что нам нужно, мы с бабкой сами заработаем.

- Хорошо, ты, старичок, придумал, - Лесной Дед говорит, - пусть будет по-твоему. Договорились они, распрощались, и пошел наш старик домой.

И зажили они со старухой по-прежнему: старик корзины плетет, старуха шерсть прядет, чулки да рукавица вяжет... Работают оба. Тем и кормятся. Все, что нужно, есть у них. И хорошо живут, счастливо!

- КОНЕЦ - 

Семь Симеонов (сказка)

Жил-был старик со старухой. Пришёл час: мужик по­мер. Осталось у него семь сыновей-близнецов, что по прозванию семь Симеонов. Вот они растут да растут, все один в одного и лицом и статью, и каждое утро выходят пахать землю все семеро. Случилось так, что тою стороной ехал царь; видит с до­роги, что далеко в поле пашут землю, как на барщине — так много народу! — а ему ведомо, что в той стороне нет барской земли. Вот посылает царь своего конюшего уз­нать, что за люди такие пашут, какого роду и звания, бар­ские или царские, дворовые ли какие, или наёмные? Приходит к ним конюший, спрашивает: — Что вы за люди такие есть, какого роду и звания? Отвечают ему: — А мы такие люди, мать родила нас семь Симеонов, а пашем мы землю отцову и дедину. Воротился конюший и рассказал царю всё, как слышал. Удивляется царь. — Такого чуда не слыхивал я! — говорит он и тут же по­сылает сказать семи Симеонам, что он ждёт их к себе в терем на услуги и посылки. Собрались все семеро и приходят в царские палаты, становятся в ряд. — Ну, — говорит царь, — отвечайте: к какому мастерст­ву кто способен, какое ремесло знаете? Выходит старший. — Я, — говорит, — могу сковать железный столб сажон в двадцать вышиною. — А я, — говорит второй, — могу уставить его в землю. — А я, — говорит третий, — могу взлезть на него и осмотреть кругом далеко-далеко всё, что по белому свету творится. — А я, — говорит четвёртый, — могу срубить корабль, что ходит по морю, как по суху. — А я, — говорит пятый, — могу торговать разными то­варами по чужим землям. — А я, — говорит шестой, — могу с кораблём, людьми и товарами нырнуть в море, плавать под водою и вынырнуть где надо. — А я — вор, — говорит седьмой, — могу добыть, что приглянется иль полюбится. — Такого ремесла я не терплю в своём царстве-госу­дарстве, — ответил сердито царь последнему Симеону, — и даю тебе три дни сроку выбираться из моей земли куда тебе любо; а всем другим шестерым Симеонам при­казываю остаться здесь. Пригорюнился седьмой Симеон: не знает, как ему быть и что делать. А царю была по сердцу красавица царевна, что живёт за горами, за морями. Вот бояре, воеводы царские и вспом­нили, что седьмой Симеон, мол, пригодится и, может быть, сумеет привезти чудную царевну, и стали они про­сить царя оставить Симеона. Подумал царь и позволил ему остаться. Вот на другой день царь собрал бояр своих и воевод и весь народ, приказывает семи Симеонам показать своё уменье. Старший Симеон, недолго мешкая, сковал железный столб в двадцать сажон вышиною. Царь приказывает сво­им людям уставить железный столб в землю, но как ни бил­ся народ, не мог его уставить. Тогда приказал царь второ­му Симеону уставить железный столб в землю. Симеон второй, недолго думая, поднял и упёр столб в землю. Затем Симеон третий взлез на этот столб, сел на маков­ку и стал глядеть кругом далече, как и что творится по белу свету; и видит синие моря, на них, как пятна, мреют ко­рабли, видит сёла, города, народа тьму, но не примечает той чудной царевны, что полюбилась царю. И стал пуще глядеть во все виды и вдруг заприметил: у окна в далёком тереме сидит красавица царевна, румяна, белолица и тон­кокожа: видно, как мозги переливаются по косточкам. — Видишь? — кричит ему царь. — Вижу. — Слезай же поскорее вниз и доставай царевну, как там знаешь, чтоб была мне во что бы ни стало! Собрались все семеро Симеонов, срубили корабль, на­грузили его всяким товаром, и все вместе поплыли морем доставать царевну по-за сизыми горами, по-за синими морями. Едут, едут между небом и землёй, пристают к не­ведомому острову у пристани.

- КОНЕЦ - 

Серебряное блюдечко и наливное яблочко (сказка)

Жили-были старик со старухой. У них было три дочери. Две нарядницы, затейницы, а третья молчаливая скромница.

У старших дочерей сарафаны пестрые, каблуки точеные, бусы золоченые.

А у Машеньки сарафан темненький, да глазки светленькие. Вся краса у Маши - русая коса, до земли падает, цветы задевает. Старшие сестры - белоручки, ленивицы, а Машенька с утра до вечера все с работой: и дома, и в поле, и в огороде. И грядки полет, и лучину колет, коровушек доит, уточек кормит. Кто что спросит, все Маша приносит, никому не молвит слова, все сделать готова.
Старшие сестры ею помыкают, за себя работать заставляют. А Маша молчит.

Так и жили. Вот раз собрался мужик везти сено на ярмарку. Обещает дочерям гостинцев купить. Одна дочь просит:
- Купи мне, батюшка, шелку на сарафан. Другая дочь просит:
- А мне купи алого бархату.

А Маша молчит. Жаль стало ее старику:
- А тебе что купить, Машенька?
- А мне купи, родимый батюшка, наливное яблочко да серебряное блюдечко.
Засмеялись сестры, за бока ухватились.
- Ай да Маша, ай да дурочка! Да у нас яблок полный сад, любое бери, да на что тебе блюдечко? Утят кормить?
- Нет, сестрички. Стану я катать яблочко по блюдечку да заветные слова приговаривать. Меня им старушка обучила за то, что я ей калач подала.

- Ладно, - говорит мужик, - нечего над сестрой смеяться! Каждой по сердцу подарок куплю. Близко ли, далеко ли, мало ли, долго ли был он на ярмарке, сено продал, гостинцев купил. Одной дочери привез шелку синего, другой бархату алого, а Машеньке серебряное блюдечко да наливное яблочко. Сестры рады-радешеньки.

Стали сарафаны шить да над Машенькой посмеиваться:
- Сиди со своим яблочком, дурочка... Машенька села в уголок горницы, покатила наливное яблочко по серебряному блюдечку, поет-приговаривает:
- Катись, катись, яблочко наливное, по серебряному блюдечку, покажи мне и города и поля, покажи мне леса, и моря, покажи мне гор высоту и небес красоту, всю родимую Русь-матушку.

Вдруг раздался звон серебряный. Вся горница светом залилась: покатилось яблочко по блюдечку, наливное по серебряному, а на блюдечке все города видны, все луга видны, и полки на полях, и корабли на морях, и гор высота, и небес красота: ясно солнышко за светлым месяцем катится, звезды в хоровод собираются, лебеди на заводях песни поют.

Загляделись сестры, а самих зависть берет. Стали думать и гадать, как выманить у Машеньки блюдечко с яблочком. Ничего Маша не хочет, ничего не берет, каждый вечер с блюдечком забавляется. Стали ее сестры в лес заманивать:
- Душенька-сестрица, в лес по ягоды пойдем, матушке с батюшкой землянички принесем.
Пошли сестры в лес. Нигде ягод нету, землянички не видать.

Вынула Маша блюдечко, покатила яблочко, стала петь-приговаривать:
- Катись, яблочко, по блюдечку, наливное по серебряному, покажи, где земляника растет, покажи, где цвет лазоревый цветет.
Вдруг раздался звон серебряный, покатилось яблочко по блюдечку, наливное по серебряному, а на блюдечке все лесные места видны. Где земляника растет, где цвет лазоревый цветет, где грибы прячутся, где ключи бьют, где на заводях лебеди поют.

Как увидели это злые сестры - помутилось у них в глазах от зависти. Схватили они палку суковатую, убили Машеньку, под березкой закопали, блюдечко с яблочком себе взяли.

Домой пришли только к вечеру. Полные кузовки грибов-ягод принесли, отцу с матерью говорят:
- Машенька от нас убежала. Мы весь лес обошли - ее не нашли; видно, волки в чаще съели.

Говорит им отец:
- Покатите яблочко по блюдечку, может, яблочко покажет, где наша Машенька.
Помертвели сестры, да надо слушаться. Покатили яблочко по блюдечку не играет блюдечко, не катится яблочко, не видно на блюдечке ни лесов, ни полей, ни гор высоты, ни небес красоты.

В ту пору, в то времечко искал пастушок в лесу овечку, видит - белая березонька стоит, под березкой бугорок нарыт, а кругом цветы цветут лазоревые. Посреди цветов тростник растет.

Пастушок молодой срезал тростинку, сделал дудочку. Не успел дудочку к губам поднести, а дудочка сама играет, выговаривает:
- Играй, играй, дудочка, играй, тростниковая, потешай ты молодого пастушка. Меня, бедную, загубили, молодую убили, за серебряное блюдечко, за наливное яблочко.

Испугался пастушок, побежал в деревню, людям рассказал. Собрался народ, ахает. Прибежал тут и Машенькин отец. Только он дудочку в руки взял, дудочка уж сама поет-приговаривает:
- Играй, играй, дудочка, играй, тростниковая, потешай родимого батюшку. Меня, бедную, загубили, молодую убили, за серебряное блюдечко, за наливное яблочко.
Заплакал отец:
- Веди нас, пастушок молодой, туда, где ты дудочку срезал.
Привел их пастушок в лесок на бугорок. Под березкой цветы лазоревые, на березке птички-синички песни поют. Разрыли бугорок, а там Машенька лежит. Мертвая, да краше живой: на щеках румянец горит, будто девушка спит.

А дудочка играет-приговаривает:
- Играй, играй, дудочка, играй, тростниковая. Меня сестры в лес заманили, меня, бедную, загубили, за серебряное блюдечко, за наливное яблочко. Играй, играй, дудочка, играй тростниковая. Достань, батюшка, хрустальной воды из колодца царского. Две сестры-завистницы затряслись, побелели, на колени пали, в вине признались.

Заперли их под железные замки до царского указа, высокого повеленья. А старик в путь собрался, в город царский за живой водой. Скоро ли, долго ля - пришел он в тот город, ко дворцу пришел.

Тут с крыльца золотого царь сходит. Старик ему земно кланяется, все ему рассказывает.
Говорит ему царь:
- Возьми, старик, из моего царского колодца живой воды. А когда дочь оживет, представь ее нам с блюдечком, с яблочком, с лиходейками-сестрами. Старик радуется, в землю кланяется, домой везет скляницу с живой водой.

Лишь спрыснул он Марьюшку живой водой, тотчас стала она живой, припала голубкой на шею отца.

Люди сбежались, порадовались. Поехал старик с дочерьми в город. Привели его в дворцовые палаты. Вышел царь. Взглянул на Марьюшку. Стоит девушка, как весенний цвет, очи - солнечный свет, по лицу - заря, по щекам слезы катятся, будто жемчуг, падают.

Спрашивает царь у Марьюшки:
- Где твое блюдечко, наливное яблочко?
Взяла Марьюшка блюдечко с яблочком, покатила яблочко по блюдечку, наливное по серебряному. Вдруг раздался звон-перезвон, а на блюдечке один за одним города русские выставляются, в них полки собираются со знаменами, в боевой строй становятся, воеводы перед строями, головы перед взводами, десятники перед десятками. И пальба, и стрельба, дым облако свил все из глаз сокрыл.

Катится яблочко по блюдечку, наливное по серебряному. А на блюдечке море волнуется, корабли, словно лебеди, плавают, флаги развеваются, пушки палят. И стрельба, и пальба, дым облако свил - все из глаз сокрыл. Катится яблочко по блюдечку, наливное по серебряному, а на блюдечке все небо красуется; ясно солнышко за светлым месяцем катится, звезды в хоровод собираются, лебеди в облаке песни поют. Царь на чудеса удивляется, а красавица слезами заливается, говорит царю:
- Возьми мое наливное яблочко, серебряное блюдечко, только помилуй сестер моих, не губи их за меня.

Поднял ее царь и говорит:
- Блюдечко твое серебряное, ну а сердце - золотое. Хочешь ли быть мне дорогой женой, царству доброй царицей? А сестер твоих ради просьбы твоей я помилую.

И устроили они пир на весь мир: так играли, что звезды с неба пали; так танцевали, что полы поломали.  Вот и все...

- КОНЕЦ - 

Сестрица Алёнушка и братец Иванушка

Жили-были старик да старуха, у них была дочка Алёнушка да сынок Иванушка.
Старик со старухой умерли. Остались Алёнушка да Иванушка одни-одинешеньки.
Пошла Алёнушка на работу и братца с собой взяла. Идут они по дальнему пути, по широкому полю, и захотелось Иванушке пить.
- Сестрица Алёнушка, я пить хочу!
- Подожди, братец, дойдем до колодца.
Шли-шли, - солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает. Стоит коровье копытце полно водицы.
- Сестрица Алёнушка, хлебну я из копытца!
- Не пей, братец, телёночком станешь!
Братец послушался, пошли дальше. Солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает. Стоит лошадиное копытце полно водицы.
- Сестрица Алёнушка, напьюсь я из копытца!
- Не пей, братец, жеребёночком станешь!

Вздохнул Иванушка, опять пошли дальше. Идут, идут, - солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает. Стоит козье копытце полно водицы.
Иванушка говорит:

- Сестрица Алёнушка, мочи нет: напьюсь я из копытца!
- Не пей, братец, козлёночком станешь!
Не послушался Иванушка и напился из козьего копытца. Напился и стал козлёночком...
Зовет Алёнушка братца, а вместо Иванушки бежит за ней беленький козлёночек.
Залилась Алёнушка слезами, села на стожок - плачет, а козлёночек возле неё скачет.
В ту пору ехал мимо купец:

- О чём, красная девица, плачешь?
Рассказала ему Алёнушка про свою беду. Купец ей и говорит:
- Поди за меня замуж. Я тебя наряжу в злато серебро, и козлёночек будет жить с нами.
Алёнушка подумала, подумала и пошла за купца замуж.
Стали они жить-поживать, и козлёночек с ними живет, ест-пьет с Алёнушкой из одной чашки.
Один раз купца не было дома. Откуда не возьмись приходит ведьма: стала под Алёнушкино окошко и так-то ласково начала звать её купаться на реку.

Привела ведьма Алёнушку на реку. Кинулась на неё, привязала Алёнушке на шею камень и бросила её в воду.
А сама оборотилась Алёнушкой, нарядилась в её платье и пришла в её хоромы. Никто ведьму не распознал. Купец вернулся - и тот не распознал.
Одному козлёночку все было ведомо. Повесил он голову, не пьет, не ест. Утром и вечером ходит по бережку около воды и зовёт:
- Алёнушка, сестрица моя!
Выплынь, выплынь на бережок...
Узнала об этом ведьма и стала просить мужа зарежь да зарежь козлёнка.
Купцу жалко было козлёночка, привык он к нему А ведьма так пристает, так упрашивает, - делать нечего, купец согласился:
- Ну, зарежь его...

Велела ведьма разложить костры высокие, греть котлы чугунные, точить ножи булатные.
Козлёночек проведал, что ему недолго жить, и говорит названому отцу:
- Перед смертью пусти меня на речку сходить, водицы испить, кишочки прополоскать.
- Ну, сходи.
Побежал козлёночек на речку, стал на берегу и жалобнёхонько закричал:
- Алёнушка, сестрица моя!
Выплынь, выплынь на бережок.
Костры горят высокие,
Котлы кипят чугунные,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати!
Алёнушка из реки ему отвечает:

- Ах, братец мой Иванушка!
Тяжёл камень на дно тянет,
Шелкова трава ноги спутала,
Желты пески на груди легли.
А ведьма ищет козлёночка, не может найти и посылает слугу:
- Пойди найди козлёнка, приведи его ко мне.
Пошёл слуга на реку и видит: по берегу бегает козлёночек и жалобнёшенько зовет:
- Алёнушка, сестрица моя!
Выплынь, выплынь на бережок.
Костры горят высокие,
Котлы кипят чугунные,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати!
А из реки ему отвечают:
- Ах, братец мой Иванушка!

Тяжел камень на дно тянет,
Шелкова трава ноги спутала,
Желты пески на груди легли.
Слуга побежал домой и рассказал купцу про то, что слышал на речке. Собрали народ, пошли на реку, закинули сети шелковые и вытащили Алёнушку на берег. Сняли камень с шеи, окунули её в ключевую воду, одели ее в нарядное платье. Алёнушка ожила и стала краше, чем была.
А козлёночек от радости три раза перекинулся через голову и обернулся мальчиком Иванушкой.
Ведьму привязали к лошадиному хвосту, и пустили в чистое поле.

- КОНЕЦ - 

Сестрица Алёнушка и братец Иванушка (сказка)

Идут двое сироток по далекому пути, по широкому полю. Померли у них отец с матерью, оставили сиротами дочку Аленушку да сынка Иванушку. Вот и пошли они странствовать по белу свету.
Солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает. Захотелось Иванушке пить.
- Сестрица Аленушка, как пить хочется!
- Потерпи, братец, вот дойдем до колодца. Шли-шли, дошли до пруда, а около пасется стадо коров.
- Сестрица Аленушка, напьюсь я из пруда.
- Не пей, братец, теленочком станешь.
Братец послушался, и пошли они дальше. Солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает. Видят они реку, а возле ходит табун лошадей.

- Сестрица Аленушка, как пить хочется! Хлебну я речной водицы!
- Не пей, братец, жеребеночком станешь. Вздохнул Иванушка, и пошли они дальше.
Солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает. Шли-шли и видят озеро, а около него пасется стадо коз.
- Сестрица Аленушка, мочи нет, пить хочется. Напьюсь я водицы из озерка!
- Не пей, братец, козленочком станешь.
Не послушался Иванушка сестры, напился водицы и стал козленочком.
Села Аленушка под стожок и залилась горючими слезами, а козленочек возле нее по травке скачет. Наплакавшись, обвязала она его шелковым поясом и повела за собою.
Как-то козленочек бегал без привязи и забежал в сад к царю, а Аленушка, его ищучи, туда же зашла. Слуги увидали и сказали царю, что в сад забрел козленочек, а за ним пришла девица, такая красавица, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Царь приказал спросить, кто она такая. Аленушка рассказала:
- Были у нас батюшка с матушкой да померли. Остались мы сиротками, меня зовут Аленушкой, а братца - Иванушкой. Шли мы по дальнему пути, по широкому полю и видим у озерка пасется стадо козочек. Братец не утерпел, напился водицы из озерка и стал козленочком.
Слуги доложили все это царю. Царь приказал привести девицу с козленочком, и сам расспросил ее обо всем. Приглянулась ему Аленушка, и захотелось ему на ней жениться.
- Поди, - говорит, - за меня, я тебя наряжу в злато-серебро и козленочка не покину. Где будешь ты, там и он.
Согласилась Аленушка. У царя ни пива варить, ни вина курить - скоро сладили свадьбу и стали жить-поживать. И козленочек живет с ними. Гуляет себе по саду, а ест и пьет вместе с царем и царицей. Добрые люди, глядя на них, радовались, а дурные завидовали.
Вот как-то раз поехал царь на охоту. Откуда ни возьмись и пришла к Аленушке злая ведьма, заговорила ее ласковыми речами, заманила к синему морю, навязала ей на шею камень да и бросила в воду. А сама оборотилась царицей, нарядилась в ее платье да и заселилась в царских палатах. Никто ничего не заметил. Даже сам царь, как приехал с охоты, не распознал ее. Только цветы в саду стали вянуть, деревья сохнуть, трава блекнуть. Одному лишь козленочку все было ведомо, один он печалился, не пил, не ел, а все ходил около моря да жалобно кричал.
Нелюбо это стало ведьме. Как снова уехал царь на охоту, начала она козленочка бить, колотить, а потом пригрозила ему:
- Вот воротится царь, я попрошу, чтобы тебя зарезали. Приехал царь, ведьма так и пристает к нему:
- Прикажи, да прикажи зарезать козленочка, он мне надоел, опротивел совсем!
Удивился царь - так любила жена козленочка, с собой его поила-кормила, а то вдруг велит резать. Да делать нечего, уж так она упрашивала, что царь наконец согласился и позволил его зарезать.
Велела ведьма разложить костры высокие, навесить котлы чугунные, наточить ножи булатные.
Проведал козленочек, что ему недолго осталося жить, заплакал, подбежал к царю и просится:
- Царь! Пусти меня на море сходить, водицы испить, кишочки прополоскать. Царь пустил его.
Вот козленочек прибежал к морю, стал на берегу и жалобно закричал:
Аленушка, сестрица моя!
Выплынь, выплынь на бёрежек.
Огни горят горючие,
Котлы кипят кипучие,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати!
Она ему из воды отвечает:
Ах, братец мой Иванушка!
Тяжел камень ко дну тянет,
Шелкова трава ноги спутала,
Люта змея сердце высосала!
Козленочек заплакал и воротился назад. Посередь дня опять просится он у царя:
- Царь! Пусти меня на море сходить, водицы испить, кишочки прополоскать.
Царь пустил его.
Вот козленочек прибежал к морю и жалобно закричал:
Аленушка, сестрица моя!
Выплынь, выплынь на бёрежек.
Огни горят горючие,
Котлы кипят кипучие,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати!
Она ему из воды отвечает:
Ах, братец мой Иванушка!
Тяжел камень ко дну тянет,
Шелкова трава ноги спутала,
Люта змея сердце высосала!
Козленочек заплакал и воротился домой. Попросился козленочек в третий раз:
- Царь! Пусти меня на море сходить, водицы испить, кишочки прополоскать. Царь и думает: "Что бы это значило, козленочек все бегает на море".
Отпустил он его, а сам пошел за ним следом. Приходит к морю и слышит - козленочек вызывает сестрицу:
Аленушка, сестрица моя!
Выплынь, выплынь на бёрежек.
Огни горят горючие,
Котлы кипят кипучие,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати!
Она ему из воды отвечает:
Ах, братец мой Иванушка!
Тяжел камень ко дну тянет,
Шелкова трава ноги спутала,
Люта змея сердце высосала!
Козленочек опять начал еще жалобнее вызывать сестрицу. Аленушка всплыла кверху и показалась над водой.

Царь ухватил ее, сорвал с шеи камень, вытащил Аленушку на берег да и спрашивает, как это сталося? Она ему все рассказала.
Царь обрадовался. Пошли они все вместе в сад, а в саду все зазеленело и зацвело. И козленочек-то так и прыгает, так и прыгает. Потом от радости перекинулся он три раза через голову и снова обернулся мальчиком Иванушкой.
А ведьму приказал царь казнить. И сожгли ее на тех самых высоких кострах, что велела она разложить для козленочка. Пепел ее собрали да по ветру развеяли, чтобы и памяти об ней не осталося.
А царь с царицей да с братцем Иванушкой стали жить да поживать, да добра наживать.

- КОНЕЦ - 

Сивка-Бурка (сказка)

Жил-Был старик, у него было три сына. Старшие занимались хозяйством, были тароваты и щеголеваты, а младший, Иван-дурак, был так себе - любил в лес ходить по грибы, а дома все больше на печи сидел.
Пришло время старику умирать, вот он и наказывает сыновьям:
- Когда помру, вы три ночи подряд ходите ко мне на могилу, приносите мне хлеба.
Старика этого схоронили. Приходит ночь, надо большому брату идти на могилу, а ему не то лень, не то боится, - он и говорит младшему брату:
- Ваня, замени меня в эту ночь, сходи к отцу на могилу. Я тебе пряник куплю.
Иван согласился, взял хлеба, пошел к отцу на могилу. Сел, дожидается. В полночь земля расступилась, отец поднимается из могилы и говорит:
- Кто тут? Ты ли, мой больший сын? Скажи, что делается на Руси: собаки ли лают, волки ли воют, или чадо мое плачет?
Иван отвечает:
- Это я, твой сын. А на Руси все спокойно.
Отец наелся хлеба и лег в могилу. А Иван направился домой, дорогой набрал грибов. Приходит - старший сын его спрашивает:
- Видел отца?
- Видел.
- Ел он хлеб?
- Ел. Досыта наелся.
Настала вторая ночь. Надо идти среднему брату, а ему не то лень, не то боится - он и говорит:
- Ваня, сходи за меня к отцу. Я тебе лапти сплету.
- Ладно.
Взял Иван хлеба, пошел к отцу на могилу, сел, дожидается. В полночь земля расступилась, отец поднимается и спрашивает:
- Кто тут? Ты ли, мой средний сын? Скажи, что делается на Руси: собаки ли лают, волки ли воют, или мое чадо плачет?
Иван отвечает:
- Это я, твой сын. А на Руси все спокойно.
Отец наелся хлеба и лег в могилу. А Иван пошел домой, дорогой опять набрал грибов. Средний брат его спрашивает:
- Отец ел хлеб?
- Ел. Досыта наелся.
На третью ночь настала очередь идти Ивану, Он говорит братьям:
- Я две ночи ходил. Ступайте теперь вы к отцу на могилу, а я отдохну.
Братья ему отвечают:
- Что ты, Ваня, тебе стало там знакомо, иди лучше ты.
- Ну ладно.
Иван взял хлеба, пошел. В полночь земля расступается, отец поднялся из могилы:
- Кто тут? Ты ли, мой младший сын Ваня? Скажи, что делается на Руси: собаки ли лают, волки ли воют, или чадо мое плачет?
Иван отвечает:
- Здесь твой сын Ваня. А на Руси все спокойно.
Отец наелся хлеба и говорит ему:
- Один ты исполнил мой наказ, не побоялся три ночи ходить ко мне на могилу. Выдь в чистое поле и крикни: "Сивка-бурка, вещая каурка, стань передо мной, как лист перед травой!" Конь к тебе прибежит, ты залезь ему в правое ухо, а вылезь в левое. Станешь куда какой молодец. Садись на коня и поезжай.
Иван взял узду, поблагодарил отца и пошел домой, дорогой опять набрал грибов. Дома братья его спрашивают:
- Видел отца?
- Видел.
- Ел он хлеб?
- Отец наелся досыта и больше не велел приходить.

В это время царь кликнул клич: всем добрым молодцам, холостым, неженатым, съезжаться на царский двор. Дочь его, Несравненная Красота, велела построить себе терем о двенадцати столбах, о двенадцати венцах. В этом тереме она сядет на самый верх и будет ждать, кто бы с одного лошадиного скока доскочил до нее и поцеловал в губы. За такого наездника, какого бы роду он ни был, царь отдаст в жены свою дочь, Несравненную Красоту, и полцарства в придачу.
Услышали об этом Ивановы братья и говорят между собой:
- Давай попытаем счастья.
Вот они добрых коней овсом накормили, выводили, сами оделись чисто, кудри расчесали. А Иван сидит на печи за трубой и говорит им:
- Братья, возьмите меня с собой счастья попытать!
- Дурак, запечина! Ступай лучше в лес за грибами, нечего людей смешить.
Братья сели на добрых коней, шапки заломили, свистнули, гикнули - только пыль столбом. А Иван взял узду и пошел в чистое поле. Вышел в чистое поле и крикнул, как отец его учил:
- Сивка-бурка, вещая каурка, стань передо мной, как лист перед травой!