Гуси-Лебеди (сказка)

Жили мужик да баба. У них была дочка да сынок маленький.
- Доченька, - говорила мать, - мы пойдем на работу, береги братца? Не ходи со двора, будь умницей - мы купим тебе платочек.
Отец с матерью ушли, а дочка позабыла, что ей приказывали: посадила братца на травке под окошко, сама побежала на улицу, заигралась, загуляла. Налетели гуси-лебеди, подхватили мальчика, унесли на крыльях.

Вернулась девочка, глядь - братца нету! Ахнула, кинулась туда-сюда - нету! Она его кликала, слезами заливалась, причитывала, что худо будет от отца с матерью, - братец не откликнулся.
Выбежала она в чистое поле и только видела: метнулись вдалеке гуси-лебеди и пропали за темным лесом.

Тут она догадалась, что они унесли ее братца: про гусей-лебедей давно шла дурная слава - что они пошаливали, маленьких детей уносили.
Бросилась девочка догонять их.

Бежала, бежала, увидела - стоит печь.
- Печка, печка, скажи, куда гуси-лебеди полетели?
Печка ей отвечает:
- Съешь моего ржаного пирожка - скажу.
- Стану я ржаной пирог есть! У моего батюшки и пшеничные не едятся...

Печка ей не сказала. Побежала девочка дальше - стоит яблоня.
- Яблоня, яблоня, скажи, куда гуси-лебеди полетели?
- Поешь моего лесного яблочка - скажу.
- У моего батюшки и садовые не едятся... Яблоня ей не сказала.

Побежала девочка дальше. Течет молочная река в кисельных берегах.
- Молочная река, кисельные берега, куда гуси-лебеди полетели?
- Поешь моего простого киселька с молочком - скажу.
- У моего батюшки и сливочки не едятся...

Долго она бегала по полям, по лесам. День клонится к вечеру, делать нечего - надо идти домой. Вдруг видит - стоит избушка на курьей ножке, об одном окошке, кругом себя поворачивается.

В избушке старая баба-яга прядет кудель. А на лавочке сидит братец, играет серебряными яблочками. Девочка вошла в избушку:
- Здравствуй, бабушка!
- Здравствуй, девица! Зачем на глаза явилась?
- Я по мхам, по болотам ходила, платье измочила, пришла погреться.

- Садись покуда кудель прясть. Баба-яга дала ей веретено, а сама ушла.

Девочка прядет - вдруг из-под печки выбегает мышка и говорит ей:
- Девица, девица, дай мне кашки, я тебе добренькое скажу.

Девочка дала ей кашки, мышка ей сказала:
- Баба-яга пошла баню топить. Она тебя вымоет-выпарит, в печь посадит, зажарит и съест, сама на твоих костях покатается.
Девочка сидит ни жива ни мертва, плачет, а мышка ей опять:
- Не дожидайся, бери братца, беги, а я за тебя кудель попряду.
Девочка взяла братца и побежала.

А баба-яга подойдет к окошку и спрашивает:
- Девица, прядешь ли?
Мышка ей отвечает:
- Пряду, бабушка... Баба-яга баню вытопила и пошла за девочкой. А в избушке нет никого. Баба-яга закричала:
- Гуси-лебеди! Летите в погоню! Сестра братца унесла!..
Сестра с братцем добежала до молочной реки. Видит - летят гуси-лебеди.
- Речка, матушка, спрячь меня!
- Поешь моего простого киселька.
Девочка поела и спасибо сказала. Река укрыла ее под кисельным бережком.

Гуси-лебеди не увидали, пролетели мимо. Девочка с братцем опять побежали. А гуси-лебеди воротились навстречу, вот-вот увидят. Что делать? Беда! Стоит яблоня...
- Яблоня, матушка, спрячь меня!
- Поешь моего лесного яблочка. Девочка поскорее съела и спасибо сказала. Яблоня ее заслонила ветвями, прикрыла листами.
Гуси-лебеди не увидали, пролетели мимо.

Девочка опять побежала. Бежит, бежит, уж недалеко осталось. Тут гуси-лебеди увидали ее, загоготали - налетают, крыльями бьют, того гляди, братца из рук вырвут. Добежала девочка до печки:
- Печка, матушка, спрячь меня!
- Поешь моего ржаного пирожка.
Девочка скорее - пирожок в рот, а сама с братцем в печь, села в устьице.

Гуси-лебеди полетали-полетали, покричали-покричали и ни с чем улетели к бабе-яге.
Девочка сказала печи спасибо и вместе с братцем прибежала домой.
А тут и отец с матерью пришли.

- КОНЕЦ - 

Лиса и волк (сказка)

Сильно проголодалась Лиса. Бежит по дороге и смотрит по сторонам: нельзя ли где-нибудь чем-нибудь съестным разжиться? Видит она: везёт мужичок на санях мёрзлую рыбу.
- Недурно бы рыбки отведать, - подумала Лиса. Забежала вперёд, легла на дорогу, хвост откинула, ноги выпрямила. Ну дохлая, да и полно!

Подъехал мужик, посмотрел на Лису и говорит:
- О! Вот будет славный воротник жене на шубу! - взял Лису за хвост и швырнул её в сани. Закрыл рогожею, а сам пошёл подле лошади.

Недолго лежала Лисонька, проделала в санях дыру и давай в неё рыбу выкидывать: рыбка за рыбкой, так и повыкидала всю. А потом и сама из саней тихонечко вылезла.
Приехал мужик домой, осмотрелся - ни рыбы, ни "воротника"!
А Лиса перетаскала всю рыбу себе в нору, потом села у норы и ест. Видит она - бежит Волк, от голода у него бока подвело.
- Здравствуй, кума, ты что это кушаешь?
- Рыбку, куманёк!

- Дай мне хоть одну!
- Как же, разивай рот! Видишь, ты какой ловкий! Я ловила, а ты будешь есть!
- Дай хоть головку, кумушка!
- Ни хвостика, куманёк! Налови сам и кушай на здоровье!
- Да как же ты наловила? Научи!
- Изволь! Отыщи на реке прорубь, сунь туда хвост, сиди да приговаривай: "Ловись, рыбка, большая и маленькая!" - она и наловится!

Отыскал волк на реке прорубь, сунул туда хвост, сидит и бормочет:
- Ловись, рыбка, большая и маленькая! Нет, лучше ловись большая, да и побольше!
А Лисица прибежала, стала бегать вокруг да приговаривать:
- Ясни, ясни на небе звезды! Мёрзни, мёрзни, волчий хвост!
- Что ты говоришь? - забеспокоился Волк.
- То же, что и ты, куманёк: "Ловись рыбка, большая и маленькая!"

Вот опять Волк у проруби сидит, да своё твердит, а Лиса - своё.
- Не пора ли тащить, кумушка?
- Нет ещё, я скажу, когда придёт пора.
Вот опять Волк сидит, да своё приговаривает:
- Ловись, рыбка, большая, да всё же бо`льшая!
А Лиса своё:
- Мёрзни, мёрзни, волчий хвост!

Видит Лиса, что прорубь хорошо замёрзла, и говорит:
- Ну, теперь тащи, куманёк!
Потянул Волк: "Ээээ-х!" Но не тут-то было.
- Видишь, какой ты жадный! - говорит Лиса, - твердил: "Ловись, рыбка, большая, да всё же бо`льшая!"
A теперь и не вытащишь! Ну, погоди же, я позову к тебе на помощь!

Побежала Лиса в село, да давай под окнами кричать:
- Идите на реку, Волка бить! Он ко льду примёрз!
Бегут на реку мужики, кто с топором, а кто с вилами:
- Лови его, держи! Лопатой его бей!

Видит Волк беду неминучую. Рванулся изо всех сил, оторвал себе хвост, да без хвоста пустился удирать, куда видно. А кумушка ему вслед кричит:
- Вортись, куманёк, рыбку позабыл!
А Волка только и видели.

- КОНЕЦ - 

Вершки и корешки (сказка)

Поехал мужик в лес репу сеять. Распахал землю, тут к нему медведь подходит и говорит: - Ты зачем в моём лесу репу сеешь? Я тебя съем за это! - Не ешь меня, - говорит мужик, - я с тобой поделюсь: тебе все верш­ки, а мне - корешки. Согласился медведь. Пришла осень, поехал мужик за репой, отдал медведю вершки, погру­зил на телегу корешки и собрался на базар репу продавать. А медведь и говорит: - Дай твои корешки попробовать. Попробовал и как зарычит: -  Обманул ты меня, мужик, твои корешки сладкие, в следующий раз я их себе возьму, а тебе вершки достанутся. Согласился мужик, да посеял на следующий год пшеницу. Приехал собирать, а медведь его уже ждёт. Отдал мужик корешки, а сам поехал хлеб молотить. Грызёт медведь корешки - невкусно. Понял он что опять мужик его обманул, и запретил ему в лесу сеять. С тех пор мужик в поле сеет, а медведь в лесу мёд да малину собирает.

- КОНЕЦ - 

Два мороза (сказка)

Жил-был на свете старый Мороз Синий нос, и был у него молодой сын - Мороз Красный нос. Ну и любил же молодой Мороз Красный нос похвастаться! Только, бывало, и твердит: «Отец уже стар, плохо своё дело делает. А вот я - молодой да сильный. Как за дело возьмусь, так сразу всё кругом и заморожу». Раз видит Мороз Красный нос: едет в город толстый барин в мехо­вой шубе. «Ну, - думает Мороз, - покажу я на этом барине свою силу. Стари­ку-то, моему отцу, его ни за что не заморозить, а я разом справлюсь». Всю дорогу бежал он за барином, насквозь его пробрал, с головы до ног. И на обратном пути от него не отставал, до самого дома проводил. Как приехал барин домой, так и слёг в постель. Расхвастался Мороз Красный нос перед отцом: -  Где тебе, старому, такого толстого барина да ещё в такой толстой шубе заморозить! -  Молодец! - говорит Мороз Синий нос. - Шуточное ли дело - тако­го барина, да ещё в шубе, одолел! А ну-ка, заморозь теперь вон того му­жика, что в лесу дрова рубит. Мороз Красный нос решил, что заморозить мужика - дело простое: шубёнка на нём дырявая, а сам он тощий. -  Ну, это разве работа? - смеётся Мороз Красный нос. - Мне на него только раз дунуть, - он и готов. Налетел Мороз Красный нос на мужика, да как начал его пробирать то с одного бока, то с другого, то за шиворот заберётся, изо всех сил ста­рается. А мужику хоть бы что, только сильней топором машет да пот со лба вытирает. -  Ух, - говорит, - жарко! Устал наконец Мороз Красный нос. «Ладно, - думает, - я тебя всё равно перехитрю!» И забрался мужику в рукавицы, которые тот снял, чтоб работать сподручнее было, и на дрова кинул. Вот нарубил мужик дров, увязал их, шапку поглубже нахлобучил и взялся за свои рукавицы. Смотрит, а они насквозь промёрзли, точно ледяные. Что тут делать? Взял он топор и давай обухом рукавицы колотить да разминать. Так Мо­розу бока намял, что тот насилу до дому доплёлся. А старый Мороз Синий нос, как увидел сына, засмеялся и говорит: -  Вот тебе, простаку, наука! Силы-то в тебе много, а ума - ещё не на­брался.

- КОНЕЦ - 

Колобок (сказка)

Жили-были старик со старухой.
Вот и говорит старик старухе:
— Поди-ка, старуха, по коробу поскреби, по сусеку помети, не наскребешь ли муки на колобок.

Взяла старуха крылышко, по коробу поскребла, по сусеку помела и наскребла муки горсти две.
Замесила муку на сметане, состряпала колобок, изжарила в масле и на окошко студить положила.

Колобок полежал, полежал, взял да и покатился — с окна на лавку, с лавки на пол, пo полу к двери, прыг через порог — да в сени, из сеней на крыльцо, с крыльца на двор, со двора за ворота, дальше и дальше.

Катится колобок по дороге, навстречу ему заяц:
— Колобок, колобок, я тебя съем!
— Не ешь меня, заяц, я тебе песенку спою:

Я колобок, колобок,
Я по коробу скребен,
По сусеку метен,
На сметане мешон
Да в масле пряжон,
На окошке стужон.
Я от дедушки ушел,
Я от бабушки ушел,
От тебя, зайца, подавно уйду!

И покатился по дороге — только заяц его и видел!
Катится колобок, навстречу ему волк:
— Колобок, колобок, я тебя съем!
— Не ешь меня, серый волк, я тебе песенку спою:
Я колобок, колобок,
Я по коробу скребен,
По сусеку метен,
На сметане мешон
Да в масле пряжон,
На окошке стужон.
Я от дедушки ушел,
Я от бабушки ушел,
Я от зайца ушел,
От тебя, волк, подавно уйду!

И покатился по дороге — только волк его и видел!
Катится колобок, навстречу ему медведь:
— Колобок, колобок, я тебя съем!
— Где тебе, косолапому, съесть меня!
Я колобок, колобок,
Я по коробу скребен,
По сусеку метен,
На сметане мешон
Да в масле пряжон,
На окошке стужон.
Я от дедушки ушел,
Я от бабушки ушел,
Я от зайца ушел,
Я от волка ушел,
От тебя, медведь, подавно уйду!

И опять покатился — только медведь его и видел!
Катится колобок, навстречу ему лиса:
— Колобок, колобок, куда катишься?
— Качусь по дорожке.
— Колобок, колобок, спой мне песенку!
Колобок и запел:
Я колобок, колобок,
Я по коробу скребен,
По сусеку метен,
На сметане мешон
Да в масле пряжон,
На окошке стужон.
Я от дедушки ушел,
Я от бабушки ушел,
Я от зайца ушел,
Я от волка ушел,
От медведя ушел,
От тебя, лисы, нехитро уйти!

А лиса говорит:
— Ах, песенка хороша, да слышу я плохо. Колобок, колобок, сядь ко мне на носок да спой еще разок, погромче.
Колобок вскочил лисе на нос и запел погромче ту же песенку.
А лиса опять ему:
— Колобок, колобок, сядь ко мне на язычок да пропой в последний разок.
Колобок прыг лисе на язык, а лиса его — гам! — и съела.

- КОНЕЦ - 

Анютка (сказка)

В одной деревне в старенькой избушке жили дед Иван и баба Марья. И была у них внучка Анютка. Росточком небольшая, а сама быстрая, расторопная. Нос в конопушках. А глаза — на диво: в ясный день — светлые и голубые, в непогоду — темные и серые. А в лес Анютка пойдет — смотришь, они уж зеленые стали.
Дед с бабой любили свою внучку, прямо души в ней не чаяли. Да бедность их замаяла. Ни земли, ни другого какого имущества. Решил дед посадить горох прямо в избе, под полом. Ну посадил. А горох и не взошел. Темно в подполье-то. Но одна горошина все-таки проросла. На нее через щелку солнышко падало.
— Вот тебе, Анютка, и забава, — говорит дед.
А горох растет не по дням, а по часам. Анютка рада-радешенька, поливает да холит росточек.
А росток в силу вошел, пол уже подпирает. Дед разобрал пол. Растет себе горох, под потолок вымахал. Проделал дед в потолке дыру — пусть горох на радость внучке растет.
Все выше поднимается росток, уже крышу достает. Пришлось разобрать и крышу. А Анютка знай поливает горошину, благо речка близко.
И вырос горох под самые небеса, да кустистый и стручистый такой. Собрался дед Иван урожай снимать. Баба Марья ему лепешек на дорогу напекла. Но тут внучка пристала:
— Возьми меня с собой, помогать тебе буду!
— Да куда я тебя возьму? Ты — махонькая, упадешь да зашибешься.
— А в карман. Вон они у тебя какие!
И то сказать, карманы у деда по мешку. Посадил он ее в карман и полез на горох.
Лезет себе потихоньку, стручки рвет, за работой про внучку забыл. Стал кисет с табаком из кармана доставать, а вместе с кисетом за косички и Анютку ненароком вытащил. Она даже ойкнуть не успела, как полетела вниз. Летела, летела Анютка и упала на лужок. Осмотрелась — место незнакомое…

А дед покурил и полез еще выше. Лез он лез, да на небо и залез. Только успел на небо встать, как ударил гром, дождь полил. Побежал дед по небу, чтобы спрятаться от непогоды, да и заблудился. Про внучку вспомнил, хватился, а ее нет. Что делать? Давай Анютку кричать да искать. Да куда там! Совсем пригорюнился дед Иван.
Хочет он вернуться к тому месту, где горох был посеян, а никак не может. Заблудился и все тут. Только вдруг на кучу соломы наткнулся. Принялся он из соломы веревку вить. Вил он, вил, пока солома не кончилась. Получилась длинная веревка. Привязал дед Иван один конец веревки за небо, а другой вниз опустил и стал слезать на землю.

Долго он спускался, но тут веревка кончилась. И повис наш дед между небом и землей. Ну, думает, была ни была — и разжал руки, и полетел кувырком вниз. На его счастье, угодил он прямо в болото — плюх! Насилу выбрался.
Приходит дед Иван домой и видит: стоит их избушка кособокая, а на завалинке сидят и плачут баба Марья и Анютка. Увидали деда, со всех ног к нему кинулись. Обнимают его, целуют, а сами то плачут, то смеются от радости — всего было. На шум соседи прибежали, тоже обрадовались. Сколько потом ахов да охов было, когда дед рассказывал, как на небе побывал, горохом карманы набивал.

На другой день стали всей семьей горох шелушить. И вот чудо — что ни откроют стручок, то золотую горошину найдут. Целую кучу нашли таких горошин. Славно они потом зажили. Новую избу справили, Анютке обнов накупили.
Долго ли они жили, никто про это не знает. Рассказывали старики, что на том месте, где стояла их избушка, выросли диковинные цветы. И назвали их люди иван-да-марья. А там, где ходила Анютка, стали расти цветы по прозванию анютины глазки. Такие же красивые, как глаза у Анютки.

- КОНЕЦ - 

Баба-Яга и ягоды (сказка)

В некотором царстве, в славном государстве, возле речки древней, у большой деревни стоял дремучий бор. Грибов и ягод водилось там видимо-невидимо, да только местным жителям радости от этого не было совсем, потому как обитала в чаще того леса старая карга - злобная Яга. Жадна была не в меру и никому в лес ступить не давала: кого в трясину заведёт, кого и вовсе изведёт.

Как-то летом в самую ягодную пору задумала она полакомиться земляникой, да вот незадача: не хотят ягодки в корзинку к старой Яге идти, под листочками спрятались, в травке затаились. Ворчит баба Яга, злобится, да под каждый листик не заглянешь, каждому кусту не поклонишься.
Той же порой ходила по лесу маленькая девочка. Ещё затемно из дому вышла, корзинку ягод набрать да малость подкормиться. Уж ей-то ягоды на показ выставляются:
- Здесь мы, бери нас скорей!

Наелась девочка ягод, набрала полную корзинку и хотела уж было домой идти, как повстречалась ей баба Яга, ухватила своей клюкой, да как зашипит:
- Вот почему мне ни одной ягоды не попалось! Ты их все собрала!
Отняла у девочки корзинку, и отправилась к себе в избушку, радуясь нежданной добыче. А девочка присела на пенёк и горько заплакала от обиды.

Идёт баба Яга, корзинкой покачивает, а ягодки оттуда прыг да скок на травку, прыг да скок, так все и повыпрыгивали и покатились обратно на полянку.
Идёт баба Яга, корзинкой покачивает, а ягодки оттуда прыг да скок на травку, прыг да скок, так все и повыпрыгивали и покатились обратно на полянку.
Сидит девочка, жалобно всхлипывает и вдруг слышит из травы:
- Готовь-ка, милая, платочек!
Сняла она косынку, расстелила перед собой, ягодки туда и закатились. Связала их девочка в узелок и радостная побежала домой.

А баба Яга пришла к себе в избушку, глядь - а ягод-то и нет! Один запах остался. Швырнула она в сердцах корзинку, затряслась, затопала ногами:
- А-а-а! Чтоб тебе ни дна, ни покрышки!
Ругалась, ругалась, да от злобы и лопнула, да с таким треском и грохотом, что вместе с ней рассыпалась и её избушка. И появилось в этом месте болото, а по краям его выросло много ягодных кустов, где деревенские ребятишки каждый год лакомятся спелой земляникой.
Тут и сказке конец.

- КОНЕЦ - 

Бабушка, внучка да курочка (сказка)

Жили -были бабушка Даша, внучка Маша да курочка Ряба. Вместе жили, вместе ели-пили, вместе по воду ходили.

Бывало, бабушка  по воду к речке идет, а ведра у нее брякают: бряк-бряк! Внучка по воду к речке идет, а ведерки у нее: бляк-бляк! Бляк-бляк! Курочка по воду к речке идет, а ведерки у нее: звяк-звяк! Звяк-звяк! Звяк-звяк.

Бабушка с речки идет, а вода у нее: кап-кап! Внучка с речки идет, а вода у нее: кап-кап кап-кап! Курочка с речки идет, а вода у нее: кап-кап, кап-кап, кап-кап!

Вот пошли они раз по воду. Впереди бабушка Даша, по середочке внучка Маша, а позади курочка Ряба. Ведерки на коромыслах качаются, скрипят коромысла, песню поют, а ведерки им поддакивают.

В ту пору висело на ветке яблочко. Заслушалось яблочко, загляделось яблочко, вытянуло веточку да и сорвалось с дерева. Покатилось яблочко по траве.

С травы на дорожку, по дорожке под горку. Подкатилось яблочко курочке под ножки - курочка упала, перевернулась.

Подкатилось внучке под ножки - внучка упала, перевернулась.

Подкатилось бабушке под ноги - бабушка упала, перевернулась. закряхтела, заохала.

А коромасла-то: скрип-скрип-скрип! А ведерки-то: бряк-бляк-звяк! То-то шуму, то-то звону, то-то скрипу!

Прибежал на шум, скрип, звон дедушка:
- Что случилось, что приключилось?
Курочка кудахчет:
- На меня ястреб налетел!

Внучка плачет:
- На меня волк наскочил!

Бабушка охает:
- На меня медведь насел!

А всего-то было одно яблочко!

- КОНЕЦ - 

Бедный мужик (сказка)

Бедный мужик шёл по чистому полю и увидел под кустом зайца. Обрадовался и говорит: - Вот теперь будет у меня дом. Сейчас поймаю этого зайца и продам за четыре рубля, на те деньги куплю свинью, она принесёт двенадцать поросят; поросят продам, богатым стану, дом построю и женюсь. Жена родит мне двух сыновей: Ваську да Ваньку. Дети будут пашню пахать, а я буду под окном сидеть и учить их, чтобы они людей работать много не заставляли. Размечтался мужик и от радости так громко крикнул, что заяц испу­гался и убежал, а дом со всеми богатствами, с женой и с детьми пропал!

- КОНЕЦ - 

Битый не битого везет (сказка)

Бежала как-то раз по дороге голодная лиса. Смотрит - едет мужик и везёт в санях рыбу. Забежала лисица вперёд, легла на дорогу, хвост в сто­рону откинула и притворилась мёртвой. Подъехал мужик к лисе и дума­ет: «Вот славный воротник жене будет». Схватил лису за хвост и бросил в сани. А лиса полежала немного и давай из саней рыбу выкидывать. Рыб­ка за рыбкой, выкинула всю, а потом и сама с саней спрыгнула. Приехал мужик домой и говорит жене: «Ну, старуха, я тебе не только рыбы при­вёз, но и воротник на шубу!» Обрадовалась старуха, побежала к саням: а там ни воротника, ни ры­бы. Догадался дед, что провела его хитрая лисица, погоревал, да делать нечего. Перетаскала лиса всю украденную у мужика рыбу к себе в нору, села у входа и кушает. Бежит мимо лисы голодный волк и просит у неё рыбку. «Налови сам, - отвечает лиса - Ступай на реку, опусти хвост в про­рубь и приговаривай: "Ловись, рыбка, большая и маленькая!" Рыбка сама на хвост тебе и нацепится. Да сиди подольше». Пошёл волк на реку, опустил хвост в прорубь и приговаривает: «Ло­вись, рыбка, большая и маленькая!» Долго сидел, хвост у него приморози­ло. Попробовал волк встать, да не тут-то было. В это время бабы за водой на реку пришли, увидели волка и стали его вёдрами колотить. Насилу он от них убежал. А лиса тем временем забралась в избу, где блины пекли, наелась бли­нов, да попала головой в тесто. Испачкалась вся и убежала. Встретил её волк и говорит: «Из-за тебя меня поколотили!» «Эх, - говорит лиса, - мне-то ещё хуже. Смотри, что у меня с го­ловой». Пожалел волк лису, посадил её себе на спину и повёз в лес. А лиса сидит и приговаривает: «Битый небитого везёт, битый небито­го везёт!»

- КОНЕЦ - 

Василиса-прекрасная (сказка)

В некотором царстве жил-был купец. Двенадцать лет жил он в супружестве и прижил только одну дочь, Василису Прекрасную. Когда мать скончалась, девочке было восемь лет. Умирая, купчиха призвала к себе дочку, вынула из-под одеяла куклу, отдала ей и сказала:
- Слушай, Василисушка! Помни и исполни последние мои слова. Я умираю и вместе с родительским благословением оставляю тебе вот эту куклу. Береги ее всегда при себе и никому не показывай, а когда приключится тебе какое горе, дай ей поесть и спроси у нее совета. Покушает она - и скажет тебе, чем помочь несчастью. Затем мать поцеловала дочку и померла.
После смерти жены купец потужил, как следовало, а потом стал думать, как бы опять жениться. Он был человек хороший; за невестами дело не стало, но больше всех по нраву пришлась ему одна вдовушка. Она была уже в летах, имела своих двух дочерей, почти однолеток Василисе, - стало-быть, и хозяйка и мать опытная. Купец женился на вдовушке, но обманулся и не нашел в ней доброй матери для своей Василисы. Василиса была первая на все село красавица; мачеха и сестры завидовали ее красоте, мучили ее всевозможными работами, чтоб она от трудов похудела, а от ветру и солнца почернела, - совсем житья не было!
Василиса все переносила безропотно и с каждым днем все хорошела и полнела, а между тем мачеха с дочками своими худела и дурнела от злости, несмотря на то, что они всегда сидели сложа руки, как барыни. Как же это так делалось? Василисе помогала ее куколка. Без этого где бы девочке сладить со всею работою! Зато Василиса сама, бывало, не съест, а уж куколке оставит самый лакомый кусочек, и вечером, как все улягутся, она запрется в чуланчике, где жила, и потчевает ее, приговаривая:
- На, куколка, покушай, моего горя послушай! Живу я в доме у батюшки - не вижу себе никакой радости. Злая мачеха гонит меня с белого света. Научи ты меня, как мне быть и жить и что делать?
Куколка покушает, да потом и дает ей советы и утешает в горе, а наутро всякую работу справляет за Василису; та только отдыхает в холодочке да рвет цветочки, а у нее уж и гряды выполоты, и капуста полита, и вода наношена, и печь вытоплена. Куколка еще укажет Василисе и травку от загару. Хорошо было жить ей с куколкой.
Прошло несколько лет. Василиса выросла и стала невестой. Все женихи в городе присватываются к Василисе, на мачехиных дочерей никто и не посмотрит. Мачеха злится пуще прежнего и всем женихам отвечает: "Не выдам меньшой прежде старших!" - а проводя женихов, побоями вымещает зло на Василисе.
Вот однажды купцу понадобилось уехать из дому на долгое время по торговым делам. Мачеха и перешла на житье в другой дом, а возле этого дома был дремучий лес, а в лесу на поляне стояла избушка, а в избушке жила Баба-яга. Никого она к себе не подпускала и ела людей, как цыплят. Перебравшись на новоселье, купчиха то и дело посылала за чем-нибудь в лес ненавистную ей Василису, но эта завсегда возвращалась домой благополучно: куколка указывала ей дорогу и не подпускала к избушке Бабы-яги.
Пришла осень. Мачеха раздала всем трем девушкам вечерние работы: одну заставила кружева плести, другую чулки вязать, а Василису прясть, и всем по урокам. Погасила огонь во всем доме, оставила только одну свечку там, где работали девушки, а сама легла спать. Девушки работали. Вот нагорело на свечке. Одна из мачехиных дочерей взяла щипцы, чтоб поправить светильню, да вместо того, по приказу матери, как будто нечаянно, и потушила свечку.
- Что теперь нам делать?-говорили девушки. -Огня нет в целом доме, а уроки наши не кончены. Надо сбегать за огнем к Бабе-яге!
- Мне от булавок светло! - сказала та, что плела кружево. - Я не пойду!
- И я не пойду,- сказала та, что вязала чулок, - мне от спиц светло!
- Тебе за огнем идти, - закричали обе,- ступай к Бабе-яге! - и вытолкали Василису из горницы.
Василиса пошла в свой чуланчик, поставила перед куклою приготовленный ужин и сказала:
- На, куколка, покушай да моего горя послушай: меня посылают за огнем к Бабе-яге. Баба-яга съест меня!
Куколка поела, и глаза ее заблестели, как две свечки.
- Не бойся, Василисушка! - сказала она.
- Ступай, куда посылают, только меня держи всегда при себе. При мне ничего не станется с тобой у Бабы-яги.
Василиса собралась, положила куколку свою в карман и, перекрестившись, пошла в дремучий лес. Идет она и дрожит. Вдруг скачет мимо нее всадник: сам белый, одет в белом, конь под ним белый и сбруя на коне белая, - на дворе стало рассветать.

Идет она дальше, как скачет другой всадник: сам красный, одет в красном и на красном коне,- стало всходить солнце.  Василиса прошла всю ночь и весь день, только к следующему вечеру вышла на полянку, где стояла избушка Бабы-яги.

Забор вокруг избы из человечьих костей, на заборе торчат черепа людские с глазами. Вместо верей (столбов) у ворот -ноги человечьи, вместо запоров - руки, вместо замка - рот с острыми зубами. Василиса обомлела от ужаса, стала как вкопанная. Вдруг едет опять всадник: сам черный, одет во всем черном и на черном коне. Подскакал к воротам Бабы-яги и исчез, как сквозь землю провалился,- настала ночь.

Но темнота продолжалась недолго: у всех черепов на заборе засветились глаза, и на всей поляне стало светло, как середи дня. Василиса дрожала со страху, но, не зная куда бежать, оставалась на месте.

Скоро послышался в лесу страшный шум: деревья трещали, сухие листья хрустели, выехала из лесу Баба-яга - в ступе едет, пестом погоняет, помелом след заметает. Подъехала к воротам, остановилась и, обнюхав вокруг себя, закричала:
- фу, фу! Русским духом пахнет! Кто здесь?

Василиса подошла к старухе со страхом и, низко поклонясь, сказала:
- Это я, бабушка! Мачехины дочери прислали меня за огнем к тебе.
- Хорошо,- сказала Баба-яга,- знаю я их, поживи ты наперед да поработай у меня, тогда и дам тебе огня, а коли нет, так я тебя съем! - Потом обратилась к воротам и вскрикнула: - Эй, запоры мои крепкие, отомкнитесь, ворота мои широкие, отворитесь!
Ворота отворились, и Баба-яга въехала, посвистывая, за нею вошла Василиса, а потом опять все заперлось.
Войдя в горницу, Баба-яга растянулась и говорит Василисе:

- Подавай-ка сюда, что там есть в печи; я есть хочу.
Василиса зажгла лучину от тех черепов, что на заборе, и начала таскать из печки да подавать Бабе-яге кушанье, а кушанья настряпано было человек на десять. Из погреба принесла она квасу, меду, пива и вина. Все съела, все выпила старуха; Василисе оставила только щец немножко, краюшку хлеба да кусочек поросятины.
Стала Баба-яга спать ложиться и говорит:
- Когда завтра я уеду, ты смотри - двор вычисти, избу вымети, обед состряпай, белье приготовь да пойди в закром, возьми четверть пшеницы и очисть ее от чернушки. Да чтоб все было сделано, а не то - съем тебя!
После такого наказу Баба-яга захрапела, а Василиса поставила старухины объедки перед куклою, залилась слезами и говорила:
- На, куколка, покушай, моего горя послушай! Тяжелую дала мне Баба-яга работу и грозится съесть меня, коли всего не исполню. Помоги мне!
Кукла ответила:
- Не бойся, Василиса Прекрасная! Поужинай, помолися да спать ложися: утро мудреней вечера!
Ранешенько проснулась Василиса, а Баба-яга уже встала, выглянула в окно: у черепов глаза потухают. Вот мелькнул белый всадник - и совсем рассвело. Баба-яга вышла на двор, свистнула - перед ней явилась ступа с пестом и помелом. Промелькнул красный всадник - взошло солнце. Баба-яга села в ступу и выехала со двора, пестом погоняет, помелом след заметает. Осталась Василиса одна, осмотрела дом Бабы-яги, подивилась изобилью во всем и остановилась в раздумье: за какую работу ей прежде всего приняться. Глядит, а вся работа уже сделана; куколка выбирала из пшеницы последние зерна чернушки.
- Ах ты, избавительница моя! - сказала Василиса куколке. - Ты от беды меня спасла!
- Тебе осталось только обед состряпать,- отвечала куколка, влезая в карман Василисы, - состряпай с богом, да и отдыхай на здоровье!
К вечеру Василиса собрала на стол и ждет Бабу-ягу. Начало смеркаться, мелькнул за воротами черный всадник - и совсем стемнело, только светились глаза у черепов. Затрещали деревья, захрустели листья - едет Баба-яга. Василиса встретила ее.
- Все ли сделано? - спрашивает Баба-яга.
- Изволь посмотреть сама, бабушка! - молвила Василиса.
Баба-яга все осмотрела, подосадовала, что не за что рассердиться, и сказала:
- Ну, хорошо! - Потом крикнула: - Верные мои слуги, сердечные други, смелите мою пшеницу!
Явились три пары рук, схватили пшеницу и унесли вон из глаз. Баба-яга наелась, стала ложиться спать и опять дала приказ Василисе:
- Завтра сделай ты то же, что и нынче, да сверх того возьми из закрома мак да очисти его от земли по зернышку: вишь, кто-то по злобе земли в него намешал!
Сказала старуха, повернулась к стене и захрапела, а Василиса принялась кормить свою куколку. Куколка поела и сказала ей по-вчерашнему:
- Молись богу да ложись спать; утро вечера мудренее, все будет сделано, Василисушка!
Наутро Баба-яга опять уехала в ступе со двора, а Василиса с куколкой всю работу тотчас исправили. Старуха воротилась, оглядела все и крикнула:
- Верные мои слуги, сердечные други, выжмите из маку масло!
Явились три пары рук, схватили мак и унесли из глаз. Баба-яга села обедать; она ест, а Василиса стоит молча.
- Что ж ты ничего не говоришь со мною? - сказала Баба-яга. - Стоишь как немая!
- Не смела,- отвечала Василиса, - а если позволишь, то мне хотелось бы спросить тебя кой о чем.
- Спрашивай, только не всякий вопрос к добру ведет: много будешь знать - скоро состаришься!
- Я хочу спросить тебя, бабушка, только о том, что видела. Когда я шла к тебе, меня обогнал всадник на белом коне, сам белый и в белой одежде. Кто он такой?
- Это день мой ясный! - отвечала Баба-яга.
- Потом обогнал меня другой всадник на красном коне, сам красный и весь в красном одет. Это кто такой?
- Это мое солнышко красное! - отвечала Баба-яга.
- А что значит черный всадник, который обогнал меня у самых твоих ворот, бабушка?
- Это ночь моя темная - всё слуги мои верные! Василиса вспомнила о трех парах рук и молчала.
- Что ж ты еще не спрашиваешь? - молвила Баба-яга.
- Будет с меня и этого, сама ж ты, бабушка, сказала, что много узнаешь - состаришься!
- Хорошо, - сказала Баба-яга, - что ты спрашиваешь только о том, что видела за двором, а не во дворе! Я не люблю, чтоб у меня сор из избы выносили, и слишком любопытных ем! Теперь я тебя спрошу: как успеваешь ты исполнять работу, которую я задаю тебе?
- Мне помогает благословение моей матери, - отвечала Василиса.
- Так вот что! Убирайся же ты от меня, благословенная дочка! Не нужно мне благословенных!
Вытащила она Василису из горницы и вытолкала за ворота, сняла с забора один череп с горящими глазами и, наткнув на палку, отдала ей и сказала:
- Вот тебе огонь для мачехиных дочек, возьми его: они ведь за этим тебя сюда и прислали.
Бегом пустилась домой Василиса при свете черепа, который погас только с наступлением утра, и наконец, к вечеру другого дня добралась до своего дома. Подходя к воротам, она хотела было бросить череп. "Верно, дома, -думает себе,- уж больше в огне не нуждаются". Но вдруг послышался глухой голос из черепа:
- Не бросай меня, неси к мачехе!
Она взглянула на дом мачехи и, не видя ни в одном окне огонька, решилась идти туда с черепом. Впервые встретили ее ласково и рассказали, что с той поры, как она ушла, у них не было в доме огня. Сами высечь никак не могли, а который огонь приносили от соседей - тот погасал, как только входили с ним в горницу.
- Авось твой огонь будет держаться! - сказала мачеха.
Внесли череп в горницу, а глаза из черепа так и глядят на мачеху и ее дочерей, так и жгут! Те было прятаться, но куда ни бросятся - глаза всюду за ними так и следят. К утру совсем сожгло их в уголь, одной Василисы не тронуло.
Поутру Василиса зарыла череп в землю, заперла дом на замок, пошла в город и попросилась на житье к одной безродной старушке. Живет себе и поджидает отца. Вот как-то говорит она старушке:
- Скучно мне сидеть без дела, бабушка! Сходи, купи мне льну самого лучшего, я хоть прясть буду.
Старушка купила льну хорошего. Василиса села за дело - работа так и горит у нее, и пряжа выходит ровная да тонкая, как волосок. Набралось пряжи много; пора бы и за тканье приниматься, а таких берд не найдут, чтобы годились на Василисину пряжу; никто не берется и сделать-то. Василиса стала просить свою куколку, та и говорит:
- Принеси-ка мне какое-нибудь старое бердо, да старый челнок, да лошадиной гривы: я все тебе смастерю.
Василиса добыла все, что надо, и легла спать, а кукла за ночь приготовила славный стан. К концу зимы и полотно выткано, да такое тонкое, что сквозь иглу вместо нитки продеть можно. Весною полотно выбелили, и Василиса говорит старухе:
- Продай, бабушка, это полотно, а деньги возьми себе. Старуха взглянула на товар и ахнула:
- Нет, дитятко! Такого полотна, кроме царя, носить некому. Понесу во дворец. Пошла старуха к царским палатам, да все мимо окон похаживает. Царь увидал и спросил:
- Что тебе, старушка, надобно?

- Ваше царское величество,- отвечает старуха,- я принесла диковинный товар. Никому, окроме тебя, показать не хочу.
Царь приказал впустить к себе старуху и, как увидел полотно, - вздивовался.
- Что хочешь за него? - спросил царь.
- Ему цены нет, царь-батюшка! Я тебе в дар его принесла.
Поблагодарил царь и отпустил старуху с подарками.
Стали царю из того полотна сорочки шить. Вскроили, да нигде не могли найти швеи, которая взялась бы их работать. Долго искали. Наконец, царь позвал старуху и сказал:
- Умела ты напрясть и соткать такое полотно, умей из него и сорочки сшить.
- Не я, государь, пряла и соткала полотно, - сказала старуха,-это работа приемыша моего - девушки.
- Ну, так пусть и сошьет она!
Воротилась старушка домой и рассказала обо всем Василисе.
- Я знала, - говорит ей Василиса, - что эта работа моих рук не минует. Заперлась в свою горницу, принялась за работу. Шила она, не покладываючи рук, и скоро дюжина сорочек была готова.
Старуха понесла к царю сорочки, а Василиса умылась, причесалась, оделась и села под окном. Сидит себе и ждет, что будет. Видит: на двор к старухе идет царский слуга, вошел в горницу и говорит:
- Царь-государь хочет видеть искусницу, что работала ему сорочки, и наградить ее из своих царских рук.
Пошла Василиса и явилась пред очи царские. Как увидел царь Василису Прекрасную, так и влюбился в нее без памяти.
- Нет, - говорит он, - красавица моя! Не расстанусь я с тобою, ты будешь моей женою.
Тут взял царь Василису за белые руки, посадил ее подле себя, а там и свадебку сыграли. Скоро воротился и отец Василисы, порадовался об ее судьбе и остался жить при дочери. Старушку Василиса взяла к себе, а куколку по конец жизни своей всегда носила в кармане.

- КОНЕЦ - 

Враль (сказка)

Жил в одной деревне парень. Хоть куда парень, только сызмальства врать любил. А мужики в той деревне просты были: что парень ни соврёт, всему верили. Десять раз поверили, на двенадцатый засомневались. А как он их раз сто провёл, поклялись, что сроду ему больше не поверят. Так и парню сказали.
Усмехнулся парень, ничего не ответил.
Вот хлеб убрали, обмолот идёт. Все мужики на току цепами машут. А с заката заходит грозовая туча, черным-черна. Мужики на небо поглядывают, ещё пуще цепами работают.
Вдруг бежит мимо парень, да так шибко, будто за ним кто гонится.
— Куда спешишь? — один мужик крикнул.
— Соври чего-нибудь! — другой смеётся.
А тот парень:
— Некогда мне врать, валит рыба на гать, а я бегу её собирать.
И ещё быстрее припустил, только пятки сверкают.
— Пожалуй, что не врёт!.. — почесал в затылке один мужик.
— Да нет, врёт! — сказал другой. — Однако рыбки хорошо бы попробовать!
— Чего время терять! — закричал третий. — Аида все на гать, рыбу собирать!
Побросали цепы и кинулись вслед за вралем. Один только старый дед усмехнулся и остался на току.
Добежали мужики до гати — там рыбы и не бывало. Только парень стоит, руки в боки, хохочет во все горло!
Хлынул тут дождь, ровно из ушата всех окатило. Вымокли мужики до нитки, и рожь намокла.
Идут обратно, меж собой толкуют:
— Вот уж враль так враль! Говорил, что врать некогда, ан опять соврал.
А старый дед им:
— Сами вы виноваты! Недаром говорится: к делу безделицу не примешивай, на всякое слово уши не развешивай!

- КОНЕЦ - 

Два жадных медвежонка (сказка)

По ту сторону стеклянных гор, за шёлковым лугом, стоял нехоженый, невиданный густой лес. В этом нехоженом, невиданном густом лесу, в самой его чаще, жила старая медведица. У неё было два сына. Когда медвежата выросли, они решили, что пойдут по свету искать счастья. Поначалу пошли они к матери и, как положено, рас­прощались с ней. Обняла старая медведица сыновей и наказала им никогда не расставаться друг с другом. Обещали медвежата исполнить наказ матери и трону­лись в путь-дорогу. Шли они, шли. И день шли, и другой шли. Наконец все припасы у них кончились. Медвежата проголодались. Понурые, брели они рядышком. - Эх, братик, до чего же мне есть хочется! - пожало­вался младший. - И мне хочется! - сказал старший. Так они всё шли да шли и вдруг нашли большую круг­лую головку сыра. Хотели было поделить её поровну, но не сумели. Жадность одолела медвежат: каждый боял­ся, что другому достанется больше. Спорили они, рычали, и вдруг откуда ни возьмись по­дошла к ним лиса. - О чём вы спорите, молодые люди? - вкрадчиво спро­сила лиса. Медвежата рассказали ей о своей беде. -  Какая же это беда! — сказала лисица. — Давайте я вам поделю сыр поровну: мне что младший, что стар­ший — всё одно. — Вот хорошо-то! — обрадовались медвежата. - Дели! Лиса взяла сыр и разломила его на две части. Но рас­колола головку так, что один кусок - это даже на глаз было видно — был больше другого. Медвежата закричали: - Этот больше! Лиса успокоила их: -  Тише, молодые люди! И эта беда не беда. Сейчас я всё улажу. Она откусила добрый кусок от большей части и про­глотила его. Теперь большим стал меньший кусок. - И так неровно! — забеспокоились медвежата. - Ну, полно, — сказала лиса. - Я сама знаю своё дело! И она откусила кусок от большей части. Теперь боль­ший кусок стал меньшим. - И так неровно! — закричали медвежата. - Да будет вам! - сказала лиса, с трудом ворочая язы­ком, так как рот её был набит вкусным сыром. - Ещё самая малость - и будет поровну. Лиса продолжала делить сыр. А медвежата только чёрными носами водили туда-сюда, туда-сюда: от боль­шего куска - к меньшему, от меньшего - к большему. Пока лиса не наелась досыта, она всё делила и делила. Но вот куски сравнялись, а медвежатам почти и сыра не осталось: два крохотных кусочка. -  Ну что ж, - сказала лиса, - хоть и помалу, да зато поровну! Приятного вам аппетита, медвежата! - И, по­махав хвостом, она убежала. Так-то вот бывает с теми, кто жадничает!

- КОНЕЦ - 

Два Ивана (сказка)

Жили-были два брата - два Ивана: Иван-богатей, да Иван-бедняк.

У Ивана-богатея полна изба всякого добра,  а семья - он да жена. Нет у Ивана-богатея ни малых, ни больших ребят.

А у Ивана-бедняка ребят семеро. А в доме ни крупицы, ни мучицы.

Делать нечего, пошел Иван-бедняк к богатому брату:
- "Дай мне брат мучицы взаймы. Я тебе потом отработаю."
- "Хорошо, - говорит Иван-богатей, - На тебе муки мисочку, а вернешь мешок."

Взял Иван-бедняк мисочку с мукой и пошел домой. Только до своих ворот дошел, как налетел Ветер, сдул всю муку из мисочки - и дальше полетел. Рассердился Иван-бедняк:
- "Ах ты, озорной Ветер северный, ты моих детушек изобидел, голодными оставил! Найду я тебя - заставлю за свое озорство ответить."

И пошел Иван-бедняк за Ветром вслед.  Ветер в лес - Иван в лес. Набрели на большущий дуб. ветер в дупло - и Иван в дупло. Ветер говорит:
- "Чего же, мужичок,  ты ко мне в гости зашел?"

А Иван-бедняк отвечает:
- "Нес я  голодным ребятам  муки горсточку, а ты налетел, муку рассеял.  С чем я теперь домой приду?"
- "Не горюй! - Ветер говорит, - На тебе скатерть-самобранку: чего хочешь - все тебе будет"

Обрадовался Иван-бедняк, поклонился Ветру, домой побежал. Дома скатерть на стол положил и говорит:
- "Дай мне,  скатерть-самобранка,  поесть - попить."
Только сказано - на скатерти и пироги и калачи, и с мясом щи, и окорок свиной, и кисель овсяной.

Наелся Иван с ребятами и спать лег. А утром только сели завтракать, как Иван-богатей пришел. Как увидел полный стол покраснел от злости.

" Я тебе муки должен, сейчас отдам, - говорит Иван-бедняк. - Скатерть-самобранка, дай мешок муки."
Только сказано - мешок муки на столе лежит. Взял Иван-богатей муку,  из избы вышел.

Вечером снова прибегает к брату Иван-богатей:
- "Братец, помоги! Наехали гости, а у меня и печь не топлена, и хлеба не печены, нечем потчевать. Дай твою скатерку!"
Ну, Иван-бедняк и дал ему скатерть-самобранку.

Богатей гостей накормил, со двора проводил. скатерть-самобранку в сундук спрятал, а Ивану-бедняку такую самую, да только простую скатерть принес.
Стал Иван-бедняк с ребятами за ужин садиться. Расстелил скатерочку:
- "Скатерть-самобранка, дай поужинать!"
Лежит скатерть бела-чиста, а ужина нет как нет.

Побежал Иван-бедняк к богатею:
- "Что ты, братец с моей скатеркой сделал?"
- "Знать не знаю, ведать не ведаю! Какую взял, такую и отдал."
Заплакал Иван-бедняк, домой пошел. День прошел, второй пролетел, ребята плачут, есть просят. в доме ни крупицы, ни мучицы.

Делать нечего. пошел иван-бедняк к богатому брату:
- "Дай мне, братец, муки, или крупы, или хлебушка."
- "Нет у меня ни муки, ни крупы. ни хлебушка. Возьми, коли хочешь, в погребе, на бочке блюдо киселя."

Взял Иван блюдо киселя, домой отправился. Идет по дороге. а солнышко свети, пригревает. Стал кисель таять, с блюда бежать, да и пролился на землю.
Рассердился Иван-бедняк:
- "Ах ты. Солнце неразумное! Найду я тебя - заставлю за озорство ответить!"
И пошел Иван солнце искать.

Шел, шел, солнце все впереди, только к вечеру за горой село. Тут Иван его и нашел. Увидело Ивана Солнце и говорит:
- "Ты чего, Иван, ко мне в гости пришел?"
- "Нес я голодным ребятам кисель, - говорит Иван, - А ты, Солнце, как стало пригревать, в киселе играть, стал кисель таять и весь на дорогу вылился. С чем я теперь домой пойду?"

- "Ничего, - говорит Солнце, - Я тебя обидело, я и помогу. Дам тебе козочку из моего стада. Ты ее желудями корми, из нее золото дои."

Накормил Иван козу желудями, стал доить. А вместо молока у козы - золото.

Услыхал про козу Иван-богатей, прибежал к брату.
- "Выручи, родименький, дай на часок твою козу. Надо мне долг отдавать, а денег нет."
- "Бери, да только без обману."

Взял Иван-богатей козу, надоил золота, козу в клеть спрятал, а Ивану-бедняку простую козу погнал:
- "Спасибо, братец, выручил!"
Накормил Иван-бедняк козу желудями, стал доить. Течет молоко, золота нет как нет.

Побежал Иван-бедняк к богатею:
- "Что ты, братец с моей скатеркой сделал?"
- "Знать не знаю, ведать не ведаю! Какую взял, такую и отдал."
Заплакал Иван-бедняк, домой пошел.

Ну, дни прошли, недели пролетели, ребята плачут, есть хотят. Зима пришла суровая, а дома ни мучицы ни крупицы. Пошел Иван-бедняк к богатому брату:
- "Дай, братец, муки горсточку!"
- "Не будет тебе ни муки, ни крупы, а хочешь - возьми на полке в каморке вчерашние щи."

Взял Иван-бедняк миску вчерашних щей и домой пошел. Идет, вьюга гудит. Мороз примораживает, заморозил щи до самого дна. Рассердился Иван-бедняк:
- "Ах ты, Мороз-красный нос! Тебе игра, а ребятам горе! Найду я тебя - заставлю за озорство ответить!"
И пошел Иван-бедняк за Морозом.

Мороз по полям - Иван по полям. Мороз в леса - Иван в леса. Лег Мороз под большой сугроб - и Иван туда. Удивился Мороз:
- "Ты чего, Иван, ко мне в гости пришел?"
- " Нес я ребятам вчерашние щи, А ты заиграл, щи приморозил. С чем я теперь домой пойду? Скатерть-самобранку да козу золотодойку брат отнял, а ты щи перепортил."

- "Только-то, - Мороз говорит, -на тебе за это сумочку-выручалочку. Скажешь: "Двое из сумы!" - двое выскочат; скажешь: "Двое в суму!" - двое спрячутся."

Пришел Иван домой, суму вынул да и говорит:
- "Двое из сумы!"
Тут как выскочат из сумы две дубинки сосновые, как начнут Ивана бить, приговаривать:
- "Не верь, Иван, богачу! Уму разуму учись!"

Еле Иван дух перевел да крикнуть успел:
- "Двое в суму!",  - как Иван-богатей прибежал:
- " Где ты был Иван? Что достал Иван?"
- "Был, братец, у Мороза, а достал чудесную суму. Скажешь: "Двое из сумы!" - двое выпрыгнут, что надо сделают."
- "Дай мне сумочку на один денек! У меня крыша развалилась, починить некому."

Принес Иван-богатей суму домой, двери запер:
- "Двое из сумы!"
Как выскочат из сумы две дубинки сосновые, как начнут бить, приговаривать:
-"Не обижай, богач, бедняка! Отдай, богатей, Ивану скатерть да козу."

Еле живой Иван-богатей пришел, отдал бедняку скатерть-самобранку и козу.
Стал Иван-бедняк с детками жить-поживать, добра наживать. теперь семеро ребят - все на лавочке сидят, кашу пшенную едят. Ложки крашенные, каша масляная.

- КОНЕЦ - 

Две сестры (сказка)

У лесной опушки жила-была вдова с родной дочкой да падчерицей.

Родная дочь броватая, на лицо конопатая, на ногу хрома, на ухо туга. И к тому же злая да ленивая.

А падчерица собой красавица, голубые глаза, что ленок после грозы. Да еще рукодельница, песенница и затейница.

Мачеха да сестра ее не любили. С утра до ночи на работе морили. Вот раз падчерица сидела у колодца да пряжу пряла. Скоро уже вечер. а мачеха ругается:
- Мало ты напряла, ленивица, пряди ещё!
Стала девушка быстрее прясть...

... и уронила веретено в колодец.
А мачеха говорит:
- Как хочешь веретено доставай, хоть сама в колодец прыгай!

Что тут делать? Подумала девушка: чем так жить, лучше на дне лежать, - зажмурилась да и прыгнула в колодец. А как открыла глаза, видит: лежит она на зеленом лугу, и солнышко светит и птицы песни поют.

Встала девушка,  пошла по лужку. Видит - овцы лежат, блеют:
- Подгреби под нами, подмети под нами - у нас ножки болят!
Взяла девушка лопату да метлу, подгребла, подмела,  дальше пошла.

Идет-идет, навстречу ей коровье стадо. Замычали коровы:
- Подои ты нас, у нас молочко бежит из вымечка по копытечкам.
Взяла девушка подойник, стала коров доить. Всех выдоила.

Дальше пошла, навстречу ей табун коней.
- Расчеши нам гривы, вынь репей, - просят.
Расчесала им девушка гривы, вынула репьи и дальше пошла.

Вдруг видит: стоит избушка, а у окошка сидит Баба-Яга. Испугалась девушка, задрожала.

А Баба-Яга ей говорит:
- Не пугайся меня, оставайся здесь. Если всю работу в доме хорошо будешь справлять, то неплохо жить станешь. А за плохую работу головы тебе не сносить!

Вот и стала девушка у Бабы-Яги работать. Она и ткет, и прядет, и стряпает. Она еще и песни поет. Баба-Яга на нее не нахвалится.

Ну и Баба-Яга ее не обижала. Хорошо кормила, мягко спать укладывала. Так - день заднем - целый год прошел. Только стала девушка грустить да плакать, перестала песни петь.

Баба-Яга  у нее спрашивает:
- Али тебе у меня плохо?
- Да нет. Ем я вдосталь, спать мне мягко, и слова я от тебя злого не слышала, а хочется мне домой. Матушка стара, а сестрица  ленива. Мне-то здесь хорошо, а им без меня плохо.

- Ну коли хочешь домой, - говорит Баба-Яга, - я тебя держать не стану, я тобой довольна. Вот твоё веретёшко: чисто омыто, серебром омыто.

Подвела её баба-Яга к серебряным воротам, открыла ворота, стала девушка выходить, а её всю золотом и обсыпало. Пошла она по лугу, встретились ей овцы. Дали они ей молодую овечку и баранчика. Встретились коровы - дали телушечку. Встретились кони - дали ей жеребчика.

Идет домой девушка. У ворот её собачка встречает, тявкает:
- Наша падчерица пришла, добра принесла, гау, гау!

Выбежали мачеха с дочкой из дому. Увидели девушку живую, здоровую да в золоте, и завидно им стало.

На другое утро мачеха родную дочку у колодца прясть посадила. Дала ей тонкого льна, а она прядет, словно бечеву тянет. Немного напряла, взяла веретено и в колодец кинула. Велела старуха своей дочке за веретёшком прыгнуть.

Прыгнула девица. Навстречу ей стадо овец:
- Подгреби под нами, подмети под нами - у нас ножки болят.
А она им:
- Вот еще! Не за навозом я пошла - за богатством пошла.

Встретилось ей стадо коров:
- Девушка, подои ты нас!
А она им:
- И не подумаю! Не за работой иду - я за золотом иду.

- Расчеши нам гривы, девушка, вынь репей! - просят кони.
А она в ответ:
- Не затем я иду - за добром спешу!

Вот и до избушки дошла...
Прямо идет, неучтиво разговаривает:
- Эй, Баба-Яга, кривая нога! Что у тебя делать надо? Поработаю, а ты мне золота дашь!

Баба-Яга ничего не сказала. На работу ее нарядила. У ленивицы щи несолоны, полы неметены, постель не застлана.  Вот день прошел, другой прокатил. Баба-Яга ей и говорит:
- Пора тебе домой идти. У тебя мать, чай, не наплачется.
А ленивица в ответ:
- А мне что, пускай плачет! А мне и здесь хорошо.

Ну Баба-Яга ее все-таки к воротам проводила, пустое веретёшко ей отдала, открыла ворота:
- Какая, - говорит, - работа, такая и плата.
Только девушка за ворота ступила - полилась из ворот смола липкая, всю ленивицу облепила.

Пошла она по лугу. Её овцы толкнули, коровы боднули, кони лягнули.

Подошла она к дому, её собака увидела, залаяла:
- Тяу! Тяу! Мачехина дочка в смоле пришла!
Выскочила мачеха:
- Молчи, Шавка, наша дочка в золоте придет!
Да увидела свою дочь, страшную, чёрную.

Стали её в бане отмывать. Мыли, мыли, до сих пор моют, а отмыть не могут...

- КОНЕЦ - 

Дочь- семилетка (сказка)

Ехали два брата: один бедный, другой богатый. У обоих по лошади — у бедного кобыла, у богатого мерин. Оста­новились они на ночлег рядом. У бедного кобыла принес­ла ночью жеребёнка; жеребёнок подкатился под телегу богатого. Будит он наутро бедного: — Вставай, брат! У меня телега ночью жеребёнка родила. Брат встаёт и говорит: — Как можно, чтоб телега жеребёнка родила? Это моя кобыла принесла. Богатый говорит: — Кабы твоя кобыла принесла, жеребёнок бы подле был! Поспорили они и пошли до начальства. Богатый дарил судей деньгами, а бедный словами оправдывался. Дошло дело до самого царя. Велел он призвать обоих братьев и загадал им четыре загадки: — Что всего на свете сильнее и быстрее? Что всего на свете жирнее? Что всего мягче? И что всего милее? И положил им сроку три дня: — На четвёртый приходите, ответ дайте! Богатый подумал-подумал, вспомнил про свою куму и пошёл к ней совета просить. Она посадила его за стол, стала угощать, а сама спрашивает: — Что так печален, куманёк? — Да загадал мне государь четыре загадки, а сроку всего три дня положил. — Что такое, скажи мне. — А вот что, кума! Первая загадка: что всего в свете сильнее и быстрее? — Экая загадка! У моего мужа каряя кобыла есть; нет её быстрее! Коли кнутом приударишь, зайца догонит. — Вторая загадка: что всего на свете жирнее? — У нас другой год рябой боров кормится; такой жир­ный стал, что на ноги не поднимается! — Третья загадка: что всего в свете мягче? — Известное дело — пуховик, уж мягче не выдумаешь! — Четвертая загадка: что всего на свете милее? — Милее всего внучек Иванушка! — Ну, спасибо тебе, кума! Научила уму-разуму, век тебя не забуду. А бедный брат залился горькими слезами и пошёл до­мой. Встречает его дочь-семилетка: — О чём ты, батюшка, вздыхаешь да слёзы ронишь? — Как же мне не вздыхать, как слёз не ронить? Задал мне царь четыре загадки, которые мне и в жизнь не разга­дать. — Скажи мне, какие загадки. — А вот какие, дочка: что всего на свете сильнее и быстрее, что всего жирнее, что всего мягче и что всего милее? — Ступай, батюшка, и скажи царю: сильнее и быстрее всего ветер, жирнее всего земля: что ни растёт, что ни живёт, земля питает! Мягче всего рука: на что человек ни ляжет, а всё руку под голову кладёт; а милее сна нет ниче­го на свете! Пришли к царю оба брата — и богатый, и бедный. Выслушал их царь и спрашивает бедного: — Сам ли ты дошёл или кто тебя научил? Отвечает бедный: — Ваше царское величество! Есть у меня дочь-семи­летка, она меня научила. — Когда дочь твоя мудра, вот ей ниточка шелкова; пусть к утру соткёт мне полотенце узорчатое. Мужик взял шёлковую ниточку, приходит домой кручин­ный, печальный. — Беда наша! — говорит дочери. — Царь приказал из этой ниточки соткать полотенце. — Не кручинься, батюшка! — отвечала семилетка, отло­мила прутик от веника, подаёт отцу и наказывает: — Поди к царю, скажи, чтоб нашёл такого мастера, ко­торый бы сделал из этого прутика кросна: было бы на чём полотенце ткать! Мужик доложил про то царю. Царь даёт ему полтораста яиц. — Отдай, — говорит, — своей дочери; пусть к завтрему выведет мне полтораста цыплят. Воротился мужик домой ещё кручиннее, ещё печальнее: — Ах, дочка! От одной беды увернёшься — другая навя­жется! — Не кручинься, батюшка! — отвечала семилетка. Попекла яйца и припрятала к обеду да к ужину, а отца посылает к царю: — Скажи ему, что цыплятам на корм нужно одноденное пшено: в один бы день было поле вспахано, просо за­сеяно, сжато и обмолочено. Другого пшена наши цыплята и клевать не станут. Царь выслушал и говорит: — Когда дочь твоя мудра, пусть наутро сама ко мне явится ни пешком, ни на лошади, ни голая, ни одетая, ни с гостинцем, ни без подарочка. «Ну, — думает мужик, — такой хитрой задачи и дочь не разрешит; пришло совсем пропадать!» — Не кручинься, батюшка! — сказала ему дочь-семи­летка. — Ступай-ка к охотникам да купи мне живого зайца да живую перепёлку. Отец пошёл и купил ей зайца и перепёлку. На другой день поутру сбросила семилетка всю одежду, надела на себя сетку, в руки взяла перепёлку, села верхом на зайца и поехала во дворец. Царь её у ворот встречает. Поклонилась она царю. — Вот тебе, государь, подарочек! — и подаёт ему пере­пёлку. Царь протянул было руку, перепёлка — порх — и улетела! — Хорошо, — говорит царь, — как приказал, так и сде­лано. Скажи мне теперь: ведь твой отец беден, чем вы кормитесь? — Отец мой на сухом берегу рыбу ловит, ловушек в воду не ставит, а я подолом рыбу ношу да уху варю. — Что ты, глупая, когда рыба на сухом берегу живёт? Рыба в воде плавает! — А ты умён? Когда видано, чтобы телега жеребёнка принесла? Царь присудил отдать жеребёнка бедному мужику, а дочь его взял к себе. Когда семилетка выросла, он женился на ней, и стала она царицею.

- КОНЕЦ - 

Елена премудрая (сказка)

В стародревние годы в некоем царстве, не в нашем го­сударстве, случилось одному солдату у каменной башни на часах стоять; башня была на замок заперта и печатью запечатана, а дело-то было ночью. Ровно в двенадцать часов слышится солдату, что кто-то кричит из этой башни: — Эй, служивый! Солдат спрашивает: — Кто меня кличет? — Это я — чёрт, — отзывается голос из-за железной решетки, — тридцать лет как сижу здесь не пивши, не евши. — Что же тебе надо? — Выпусти меня на волю. Как будешь в нужде, я тебе сам пригожусь; только помяни меня — и я в ту же минуту явлюсь к тебе на выручку. Солдат тотчас сорвал печать, разломал замок и отво­рил двери — черт выскочил из башни, взвился кверху и сгинул быстрее молнии. «Ну, — думает солдат, — наделал я дела; вся моя служба ни за грош пропала. Теперь засадят меня под арест, отдадут под военный суд и, чего доброго, заста­вят сквозь строй прогуляться; уж лучше убегу, пока вре­мя есть». Бросил ружьё и ранец на землю и пошёл куда глаза глядят. Шёл он день, и другой, и третий; разобрал его голод, а есть и пить нечего; сел на дороге, заплакал горькими слезами и раздумался: «Ну, не глуп ли я? Служил у царя десять лет, каждый день по три фунта хлеба получал. Так вот нет же! Убежал на волю, чтобы помереть голодною смертию. Эх, чёрт, всему ты виною!» Вдруг откуда ни взялся — стал перед ним нечистый и спрашивает: — Здравствуй, служивый! О чём горюешь? — Как мне не горевать, коли третий день с голоду про­падаю. — Не тужи, это дело поправное! — сказал чёрт. Туда-сюда бросился, притащил всяких вин и припасов, накормил-напоил солдата и зовёт его с собою: — В моём доме будет тебе житьё привольное: пей, ешь и гуляй, сколько душа хочет, только присматривай за мои­ми дочерьми — больше мне ничего не надобно. Солдат согласился. Чёрт подхватил его под руки, поднял высоко-высоко на воздух и принёс за тридевять земель, в тридесятое государство — в белокаменные палаты. У чёрта было три дочери — собой красавицы. Приказал он им слушаться того солдата и кормить и поить его вдо­воль, а сам полетел творить пакости: известно — чёрт! На месте никогда не сидит, а всё по свету рыщет да людей смущает. Остался солдат с красными девицами, и такое ему жи­тьё вышло, что и помирать не надо. Одно его кручинит: каждую ночь уходят красные девицы из дому, а куда ухо­дят — неведомо. Стал было их про то расспрашивать, так не сказывают, запираются. «Ладно же, — думает солдат, — буду целую ночь ка­раулить, а уж усмотрю, куда вы таскаетесь». Вечером лёг солдат на постель, притворился, будто крепко спит, а сам ждёт не дождётся — что-то будет? Вот как пришла пора-время, подкрался он потихоньку к девичьей спальне, стал у дверей, нагнулся и смотрит в замочную скважинку. Красные девицы принесли волшеб­ный ковёр, разостлали по полу, ударились о тот ковёр и сделались голубками; встрепенулись и улетели в окошко. «Что за диво! — думает солдат. — Дай-ка я попробую». Вскочил в спальню, ударился о ковёр и обернулся мали­новкой, вылетел в окно да за ними вдогонку. Голубки опустились на зелёный луг, а малиновка села под смородинов куст, укрылась за листьями и высматри­вает оттуда. На то место налетело голубиц видимо-неви­димо, весь луг прикрыли; посредине стоял золотой трон. Немного погодя осияло и небо и землю — летит по воз­духу золотая колесница, в упряжи шесть огненных змеев; на колеснице сидит королевна Елена Премудрая — такой красы неописанной, что ни вздумать, ни взгадать, ни в сказке сказать! Сошла она с колесницы, села на золотой трон; начала подзывать к себе голубок по очереди и учить их разным мудростям. Покончила ученье, вскочила на колесницу — и была такова! Тут все до единой голубки снялись с зелёного луга и по­летели каждая в свою сторону. Птичка-малиновка вспорх­нула вслед за тремя сестрами и вместе с ними очутилась в спальне. Голубки ударились о ковёр — сделались крас­ными девицами, а малиновка ударилась — обернулась солдатом. — Ты откуда? — спрашивают его девицы. — А я с вами на зелёном лугу был, видел прекрасную королевну на золотом троне и слышал, как учила вас ко­ролевна разным хитростям. — Ну, счастье твоё, что уцелел! Ведь эта королевна — Елена Премудрая, наша могучая повелительница. Если б при ней да была её волшебная книга, она тотчас бы тебя узнала — и тогда не миновать бы тебе злой смерти. Берегись, служивый! Не летай больше на зелёный луг, не дивись на Елену Премудрую, не то сложишь буйну голову. Солдат не унывает, те речи мимо ушей пропускает. Дождался другой ночи, ударился о ковёр и сделался птич­кой-малиновкой. Прилетела малиновка на зелёный луг, спряталась под смородинов куст, смотрит на Елену Пре­мудрую, любуется её красотой ненаглядною и думает: «Если бы такую жену добыть — ничего б в свете поже­лать не осталося! Полечу-ка я следом за нею да узнаю, где она проживает». Вот сошла Елена Премудрая с золотого трона, села на свою колесницу и понеслась по воздуху к своему чудесно­му дворцу; следом за ней и малиновка полетела. Приехала королевна во дворец; выбежали к ней на­встречу няньки и мамки, подхватили её под руки и увели в расписные палаты. А птичка-малиновка порхнула в сад, выбрала прекрас­ное дерево, что как раз стояло под окном королевниной спальни, уселась на веточке и начала петь так хорошо да жалобно, что королевна целую ночь и глаз не смыкала — всё слушала. Только взошло красное солнышко, закричала Елена Премудрая громким голосом: — Няньки, мамки, бегите скорее в сад; изловите мне птичку-малиновку!

- КОНЕЦ - 

Жар-птица и Василиса-царевна (сказка)

В некотором царстве, за тридевять земель - в тридесятом государстве жил-был сильный, могучий царь. И был у того царя стрелец-молодец, а у стрельца-молодца конь богатырский.

Раз поехал стрелец на своем богатырском коне в лес поохотиться. Едет он дорогою, едет широкою - и наехал на золотое перо жар-птицы: как огонь перо светится!
Говорит ему богатырский конь:
- Не бери золотого пера. Возьмешь - горе узнаешь!
И задумался добрый молодец - поднять перо али нет? Коли поднять да царю поднести, ведь он щедро наградит, а царская милость кому не дорога? Не послушался стрелец своего коня, поднял перо жар-птицы, привез и подносит царю в дар.

- Спасибо! - говорит Царь. - Да уж коли ты достал перо жар-птицы, то достань мне и саму птицу. А не достанешь - мой меч, твоя голова с плеч!
Стрелец залился горькими слезами и пошел к своему богатырскому коню.
- О чем плачешь, хозяин?
- Царь приказал жар-птицу добыть.
- Я ж тебе говорил: не бери пера, горе узнаешь! Ну да не бойся, не печалься: это еще не беда, беда впереди! Ступай к царю, проси, чтоб к завтрашнему дню сто кулей отборной пшеницы было по всему чистому полю разбросано.

Царь приказал разбросать по чистому полю сто кулей отборной пшеницы.
На другой день на заре поехал стрелец-молодец на то поле, пустил коня по воле гулять, а сам за дерево спрятался.
Вдруг зашумел лес, поднялись волны на море - летит жар-птица. Прилетела, спустилась наземь и стала клевать пшеницу. Богатырский конь подошел к жар-птице, наступил на ее крыло копытом и крепко к земле прижал, а стрелец-молодец выскочил из-за дерева, подбежал, связал жар-птицу веревками, сел на коня и поскакал во дворец.

Приносит царю жар-птицу. Царь увидал, обрадовался, поблагодарил стрельца за службу, жаловал его чином и тут же задал ему другую задачу:
- Коли ты сумел достать жар-птицу, так достань же мне невесту: за тридевять земель, на самом краю света, где восходит красное солнышко, есть Василиса-царевна - ее-то мне и надобно. Достанешь - златом серебром награжу, а не достанешь - то мой меч, твоя голова с плеч!
Залился стрелец горькими слезами, пошел к своему богатырскому коню.
- О чем плачешь, хозяин? - спрашивает конь.
- Царь приказал добыть ему Василису-царевну.

- Не плачь, не тужи. Это еще не беда, беда впереди! Ступай к царю, попроси палатку с золотою маковкой да разных припасов и напитков на дорогу. Царь дал ему и припасов, и напитков, и палатку с золотой маковкой. Стрелец-молодец сел на своего богатырского коня и поехал за тридевять земель. Долго ли, коротко ли, приезжает он на край света, где красное солнышко из синего моря восходит. Смотрит, а по морю плывет Василиса-царевна в серебряной лодочке, золотым веслом гребет.
Стрелец-молодец пустил своего коня в зеленых лугах гулять, свежую травку щипать, а сам разбил палатку с золотою маковкою, расставил разные кушанья и напитки, сел в палатке - угощается, Василисы-царевны дожидается.
А Василиса-царевна усмотрела золотую маковку, приплыла к берегу, вышла из лодочки и любуется на палатку.
- Здравствуй, Василиса-царевна! - говорит стрелец. - Милости просим хлеба-соли откушать, заморских вин испробовать.

Василиса-царевна вошла в палатку. Начали они есть-пить, веселиться. Выпила царевна стакан заморского вина, захмелела и крепким сном заснула. Стрелец-молодец крикнул своему богатырскому коню, конь в один миг прибежал. Тотчас снимает стрелец палатку с золотой маковкою, садится на богатырского коня, берет с собою сонную Василису-царевну и пускается в путь-дорогу, словно стрела из лука. Приехал к царю. Тот увидал Василису-царевну, сильно обрадовался, поблагодарил Стрельца за верную службу, наградил его казною великою и пожаловал большим чином.
Василиса-царевна проснулась, узнала, что она далеко-далеко от синего моря, стала плакать, тосковать, совсем с лица переменилась; сколько царь ни уговаривал - все напрасно.

Вот задумал царь на ней жениться, а она и говорит:
- Пусть тот, кто меня сюда привез, поедет к синему морю, посреди того моря лежит большой камень, под тем камнем спрятано мое подвенечное платье - без того платья замуж не пойду!
Царь тотчас за стрельцом-молодцом:
- Поезжай скорее на край света, где красное солнышко восходит. Там на синем море лежит большой камень, а под камнем спрятано подвенечное платье Василисы-царевны. Достань это платье и привези сюда - пришла пора свадьбу играть! Достанешь - больше прежнего награжу, а не достанешь - то мой меч, твоя голова с плеч!
Залился стрелец горькими слезами, подошел к своему богатырскому коню. “Вот когда, - думает, - не миновать смерти!”
- О чем плачешь, хозяин? - спрашивает конь.
- Царь велел со дна моря достать подвенечное платье Василисы-царевны.
- А что говорил я тебе: не бери золотого пера, горе наживешь! Ну да не бойся: это еще не беда, беда впереди! Садись на меня, да поедем к синему морю. Долго ли, коротко ли, приехал стрелец-молодец на край света и остановился у самого моря. Богатырский конь увидел, что большущий морской рак по песку ползет, и наступил ему на шейку своим тяжелым копытом. Взмолился морской рак:
- Не губи меня, оставь мне жизнь! Что тебе нужно, все сделаю.

Отвечал ему конь:
- Посреди синего моря лежит большой камень, под тем камнем спрятано подвенечное платье Василисы-царевны; достань это платье!
Рак крикнул громким голосом на все синее море. Тотчас море всколыхнулось, и сползлись со всех сторон на берег раки большие и малые - тьма-тьмущая! Старший рак отдал им приказание, бросились они в воду и через час времени вытащили со дна моря, из под великого камня, подвенечное платье Василисы-царевны.

Приезжает стрелец-молодец к царю, привозит царевнино платье, а Василиса-царевна опять заупрямилась:
- Не пойду, - говорит царю, - за тебя замуж, пока не велишь ты стрельцу-молодцу в горячей воде искупаться.
Царь приказал налить чугунный котел воды, вскипятить как можно горячей воды да в тот кипяток стрельца бросить. Вот все готово, вода кипит, брызги так и летят. Привели бедного стрельца.
“Вот беда, так беда! - думает он. - Ах, зачем я брал золотое перо жар-птицы! Зачем коня не послушался?”
Вспомнил про своего богатырского коня и говорит царю:
- Царь-государь! Позволь перед смертью пойти с конем попрощаться.
- Хорошо, ступай прощайся!
Пришел стрелец к своему богатырскому коню и слезно плачет.
- О чем плачешь, хозяин?
- Царь велел в кипятке искупаться.

- Не бойся, не плачь, жив будешь! - сказал ему конь и наскоро заговорил стрельца, чтобы кипяток не повредил его белому телу.
Вернулся стрелец из конюшни; тотчас подхватили его рабочие люди - и прямо в котел. Он раз-другой окунулся, выскочил из котла - и сделался таким красавцем, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Царь увидал, что он таким красавцем сделался, захотел и сам искупаться, полез сдуру в воду и в ту ж минуту сварился.

Царя схоронили, а на его место выбрали стрельца молодца. Женился он на Василисе-царевне и жил с нею долгие лета в любви и согласии.

- КОНЕЦ - 

Жихарка (сказка)

Жили-были в избушке кот, петух да маленький мальчишечка — Жихарка.

Кот с петухом на охоту ходили, а Жихарка домовничал: обед варил, стол накрывал, ложки раскладывал.

Раскладывает да приговаривает:
— Эта простая ложка — котова, эта простая ложка — Петина, а это не простая — точёная, ручка золочёная, — это Жихаркина. Никому её не отдам.

Вот прослышала лиса, что в избушке Жихарка один хозяйничает, и захотелось ей Жихаркиного мясца попробовать.

Кот да петух, как уходили на охоту, всегда велели Жихарке двери запирать. Запирал Жихарка двери, все запирал, а один раз и забыл.

Справил Жихарка все дела, обед сварил, стол накрыл, стал ложки раскладывать, да и говорит:
— Эта простая ложка — котова, эта простая ложка — Петина, а эта не простая — точёная, ручка золочёная, — это Жихаркина. Никому её не отдам.

Только хотел её на стол положить, а по лестнице — топ-топ-топ.
— Матушки! Лиса идёт!

Испугался Жихарка, с лавки соскочил, ложку на пол уронил — и поднимать некогда, — да под печку и залез.

А лиса в избушку вошла, глядь туда, глядь сюда — нет Жихарки.
"Постой же, — думает лиса, — ты мне сам скажешь, где сидишь".

Пошла лиса к столу, стала ложки перебирать:
— Эта ложка простая — Петина, эта ложка простая — котова, а эта ложка не простая — точёная, ручка золочёная, — эту я себе возьму.

А Жихарка-то под печкой во весь голос:
— Ай, ай, ай, не бери, тётенька, я не дам!
— Вот ты где, Жихарка!

Подбежала лиса к печке, лапку в подпечье запустила, Жихарку вытащила, на спину перекинула — да в лес.

Домой прибежала, печку жарко истопила: хочет Жихарку изжарить да съесть. Взяла лиса лопату.
— Садись, — говорит, — Жихарка.
А Жихарка маленький, да удаленький. На лопату сел, ручки-ножки растопырил — в печку-то и нейдёт.
— Не так сидишь, — говорит лиса. Повернулся Жихарка к печи затылком, ручки-ножки растопырил — в печку-то и нейдёт.

— Да не так, — лиса говорит.
— А ты мне, тётенька, покажи, я ведь не умею.
— Экой ты недогадливый!

Лиса Жихарку с лопаты сбросила, сама на лопату прыг, в кольцо свернулась, лапки спрятала, хвостом накрылась.

А Жихарка её толк в печку да заслонкой прикрыл, а сам скорей вон из избы да домой.

А дома-то кот да петух плачут, рыдают:
— Вот ложка простая — котова, вот ложка простая — Петина, а нет ложки точёной, ручки золочёной, да и нет нашего Жихарки, да и нет нашего маленького!..
Кот лапкой слезы утирает, Петя крылышком подбирает.

Вдруг по лесенке — тук-тук-тук. Жихарка бежит, громким голосом кричит:
— А вот и я! А лиса в печке сжарилась!

Обрадовались кот да петух. Ну Жихарку целовать! Ну Жихарку обнимать! И сейчас кот, петух и Жихарка в этой избушке живут, нас в гости ждут.

- КОНЕЦ -

Журавль и цапля (сказка)

Летела сова - веселая голова; вот она летела, летела да и села, головой повертела, по сторонам посмотрела, снялась и опять полетела; летала, летала да села, головой повертела, по сторонам посмотрела, а глаза v неё как плошки, не видят ни крошки! Это не сказка, это присказка, а сказка впереди.

Пришла весна по зиму и ну её солнышком гнать-допекать, а травку-муравку из земли вызывать; высыпала-выбежала травка на солнышко поглядеть, вынесла цветы первые - подснежные: и голубые и белые, сине-алые и жёлто-серые. Потянулась из-за моря перелётная птица: гуси да лебеди, журавли да цапли, кулики да утки, певчие пташки и хвастунья-синичка. Все слетелись к нам на Русь гнёзда вить, семьями жить. Вот разошлись они по своим краям: по степям, по лесам, по болотам, по ручьям.

Стоит журавль один в поле, по сторонам всё поглядывает, головушку поглаживает, а сам думает: "Надо-де мне хозяйством обзавестись, гнездо свить да хозяюшку добыть". Вот свил он гнездо вплоть у болота, а в болоте, в кочкарнике, сидит долгоносая-долгоносая цапля, сидит, на журавля поглядывает да про себя посмеивается: "Ведь уродился же неуклюжий какой!"

Тем временем надумался журавль: "Дай, говорит, посватаю цаплю, она в наш род пошла: и клюв наш, и на ногах высока. Вот и пошел он нетореной дорожкой по болоту тяп да тяп ногами, а ноги да хвост так и вязнут; вот он упрётся клювом - хвост вытащит, а клюв увязнет; клюв вытащит - хвост увязнет- насилу до цаплиной кочки дошёл, поглядел в тростник и спрашивает:

-А дома ли сударушка-цапля?

-Здесь она. Что надо? - ответила цапля.

-Иди за меня замуж, - сказал журавль.

-Как не так, пойду за тебя, за долговязого: на тебе и платье короткое, и сам ты пешком гуляешь, скупо живешь, меня на гнезде с голоду уморишь!

Слова эти показались журавлю обидными. Молча он повернул, да и пошел домой: тяп да тяп, тяп да тяп.

Цапля, сидючи дома, пораздумалась: "А что ж; и вправду для чего я ему отказала, нешто мне лучше жить одной? Он хорошего роду, зовут его щегольком, ходит с хохолком; пойду к нему доброе слово перемолвить".

Пошла цапля, а путь по болоту не близок: то одну ногу увязит, то другую. Одну вытащит - другую увязит. Крылышко вытащит - клюв засадит; ну пришла и говорит:

-Журавль, я иду за тебя!

-Нет, цапля, - говорит ей журавль, - уж я раздумал, не хочу на тебе жениться. Иди туда, откуда пришла!

Стыдно стало цапле, закрылась она крылышком и пошла к своей кочке; а журавль, глядя за нею, пожалел, что отказал; вот он выскочил из гнезда и пошел следом за нею болото месить. Приходит и говорит:

-Ну, так уж быть, цапля, я беру тебя за себя.

А цапля сидит сердитая-пресердитая и говорить с журавлём хочет.

-Слышь, сударыня-цапля, я беру тебя за себя, - повторил журавль.

-Ты берёшь, да я не иду, - отвечала она.

Нечего делать, пошёл опять журавль домой. "Этакая нравная, - подумал он, - теперь ни за что не возьму её!" Уселся журавль в траве и глядеть не хочет в ту сторону Где цапля живет. А та опять передумала: "Лучше жить вдвоем, чем одной. Пойду помирюсь с ним и выйду за него".

Вот и пошла опять ковылять по болоту. Путь до журавля долог, болото вязко: то одну ножку увязит, то другую. Крылышко вытащит - клюв засадит; насилу добралась до журавлиного гнезда и говорит:

-Журонька, послушай-ка, так и быть, я иду за тебя! А журавль ей в ответ:

-Федора за Егора, а и пошла бы Федора за Егора, да Егор не берёт.

Сказав такие слова, журавль отвернулся. Цапля ушла.

Думал, думал журавль, да опять пожалел, для чего ему было не согласиться взять за себя цаплю, пока та сама хотела; встал скорехонько и пошел опять по болоту: тяп, тяп ногами, а ноги да хвост так и вязнут; вот упрется он клювом, хвост вытащит - клюв увязит, а клюв вытащит - хвост увязнет. Вот так-то и по сию пору ходят они друг за дружкой; дорожку проторили, а пива не сварили.

- КОНЕЦ - 

Зайка, лиса и петух (сказка)

Жили-Были лиса и заяц.
У лисы была избушка ледяная, а у зайца - лубяная.
Пришла весна-красна - у лисыизбушка растаяла, а у зайца стоит по-старому. Вот лиса и попросилась у него переночевать, да его и выгнала.

Идёт дорогой зайчик. плачет. Ему навстречу собаки:
- Тяф. тяф, тяф! Что зайчик плачешь?

- Как мне не плакать? Была у меня избёнка лубяная, а у лисы ледяная. Попросилась она ко мне переночевать, да меня и выгнала.
- Не плачь, зайчик!Мы её выгоним.
Подошли они к избушке. Собаки забрехали:

- Тяф, тяф, тяф! Поди лиса вон! А лиса с печи:
- Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по закоулочкам! Собаки испугались и убежали.
Зайчик опять идет дорогой, плачет. Ему навстречу медведь:
- О чем; зайчик, плачешь?
- Как мне не плакать? Была у меня избёнка лубяная, а у лисы ледяная. Попросилась она ночевать, да меня и выгнала.

- Не плачь, я твоиму горю помогу.
- Нет, не поможешь. Собака гнала - не выгнала, и тебе не выгнать!
- Нет, выгоню!
Подошли они к избёнке. Медведь как зарычит:
- Поди, лиса, вон! А лиса им с печи:
- Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по закоулочкам! Медведь испугался и убежал.

Идет опять зайчик дорогой, плачет пуще прежнего. Ему навстречу петух с косой:
- Ку-ка-ре-ку! О чём, зайчик, плачешь?
- Как мне не плакать? Была у меня избёнка лубяная, а у лисы ледяная. Попросилась она ночевать, да меня и выгнала.
- Пойдем, я твоему горю помогу.

- Нет, петух, не поможешь. Собака гнала - не выгнала, медведь гнал - не выгнал, бык гнал - не выгнал, и тебе не выгнать.
- Нет, выгоню!  Подошли они к избёнке. Петух лапами затопал, крыльями забил: Ку-ка-ре-ку! Иду на пятах, несу косу на плечах, хочу лису посечи. Слезай, лиса, с печи, поди, лиса, вон!

Лиса испугалась и говорит:
- Обуваюсь.... Петух опять:
- Ку-ка-ре-ку! Иду на пятах, несу косу на плечах, хочу лису посечи. Слезай, лиса, с печи, поди, лиса, вон! Лиса опять говорит:
- Одеваюсь... Петух в третий раз:
- Ку-ка-ре-ку! Иду на пятах, несу косу на плечах, хочу лису посечи. Слезай, лиса, с печи, поди, лиса, вон!
Лиса без памяти выбежала, только её и видели. И стали они с зайчиком жить-поживать в лубяной избушке.

- КОНЕЦ - 

Заколдованная Королева (сказка)

В некоем королевстве служил у короля солдат в конной гвардии, прослужил двадцать пять лет верою и правдою. За его честное поведение приказал король отпустить его в чистую отставку и отдать ему в награду ту самую лошадь, на которой в полку ездил, с седлом и со всею сбруею. Простился солдат с своими товарищами и поехал на родину; день едет, и другой, и третий... Вот и вся неделя прошла; и другая, и третья - не хватает у солдата денег, нечем кормить ни себя, ни лошади, а до дому далеко-далеко! Видит, что дело-то больно плохо, сильно есть хочется; стал по сторонам глазеть и увидел в стороне большой замок. “Ну-ка, - думает ,- не заехать ли туда; авось хоть на время в службу возьмут - что-нибудь да заработаю”.
Поворотил к замку, взъехал на двор, лошадь на конюшню поставил и задал ей корму, а сам в палаты пошел. В палатах стол накрыт, на столе и вина и яства, чего только душа хочет! Солдат наелся-напился. “Теперь, - думает, - и соснуть можно!”
Вдруг входит медведица:
- Не бойся меня, добрый молодец, ты на добро сюда попал: я не лютая медведица, а красная девица - заколдованная королевна. Если ты устоишь да переночуешь здесь три ночи, то колдовство рушится - я сделаюсь по-прежнему королевною и выйду за тебя замуж.
Солдат согласился, медведица ушла, и остался он один. Тут напала на него такая тоска, что на свет бы не смотрел, а чем дальше - тем сильнее; если б не вино, кажись бы, одной ночи не выдержал!
На третьи сутки до того дошло, что решился солдат бросить все и бежать из замка; только как ни бился, как ни старался - не нашел выхода. Нечего делать, поневоле пришлось оставаться.
Переночевал и третью ночь, поутру является к нему королевна красоты неописанной, благодарит его за услугу и велит к венцу снаряжаться. Тотчас они свадьбу сыграли и стали вместе жить, ни о чем не тужить.
Через сколько-то времени вздумал солдат об своей родной стороне, захотел туда побывать; королевна стала его отговаривать:
- Оставайся, друг, не езди; чего тебе здесь не хватает?
Нет, не могла отговорить. Прощается она с мужем, дает ему мешочек - сполна семечком насыпан, и говорит:
- По какой дороге поедешь, по обеим сторонам кидай это семя: где оно упадет, там в ту же минуту деревья повырастут; на деревьях станут дорогие плоды красоваться, разные птицы песни петь, а заморские коты сказки сказывать.
Сел добрый молодец на своего заслуженного коня и поехал в дорогу; где ни едет, по обеим сторонам семя бросает, и следом за ним леса подымаются; так и ползут из сырой земли!
Едет день, другой, третий и увидал: в чистом поле караван стоит, на травке, на муравке купцы сидят, в карты поигрывают, а возле них котел висит; хоть огня и нет под котлом, а варево ключом кипит.
“Экое диво! -подумал солдат. - Огня не видать, а варево в котле так и бьет ключом; дай поближе взгляну”. Своротил коня в сторону, подъезжает к купцам:
- Здравствуйте, господа честные!
А того и невдомек, что это не купцы, а всё нечистые.
- Хороша ваша штука: котел без огня кипит! Да у меня лучше есть.
Вынул из мешка одно зернышко и бросил наземь - в ту ж минуту выросло вековое дерево, на том дереве дорогие плоды красуются, разные птицы песни поют, заморские коты сказки сказывают. По той похвальбе узнали его нечистые.
- Ах, - говорят меж собой, - да ведь это тот самый, что королевну избавил; давайте-ка, братцы, опоим его за то зельем, и пусть он полгода спит.
Принялись его угощать и опоили волшебным зельем; солдат упал на траву и заснул крепким, беспробудным сном; а купцы, караван и котел вмиг исчезли.
Вскоре после того вышла королевна в сад погулять; смотрит - на всех деревьях стали верхушки сохнуть. “Не к добру! - думает. - Видно, с мужем что худое приключилося! Три месяца прошло, пора бы ему и назад вернуться, а его нет как нету!”
Собралась королевна и поехала его разыскивать. Едет по той дороге, по какой и солдат путь держал, по обеим сторонам леса растут, и птицы поют, и заморские коты сказки мурлыкают.
Доезжает до того места, что деревьев не стало больше - извивается дорога по чистому полю, и думает: “Куда ж он девался? Не сквозь землю же провалился!” Глядь- стоит в сторонке такое же чудное дерево и лежит под ним ее милый друг.
Подбежала к нему и ну толкать-будить - нет, не просыпается; принялась щипать его, колоть под бока булавками. Колола, колола - он и боли не чувствует, точно мертвый лежит - не ворохнется. Рассердилась королевна и в сердцах проклятье промолвила:
- Чтоб тебя, соню негодного, буйным ветром подхватило, в безвестные страны занесло!
Только успела вымолвить, как вдруг засвистали-зашумели ветры, и в один миг подхватило солдата буйным вихрем и унесло из глаз королевны.
Поздно одумалась королевна, что сказала слово нехорошее, заплакала горькими слезами, воротилась домой и стала жить одна-одинехонька.
А бедного солдата занесло вихрем далеко-далеко, за тридевять земель, в тридесятое государство, и бросило на косе промеж двух морей; упал он на самый узенький клинышек; направо ли сонный оборотится, налево ли повернется - тотчас в море свалится, и поминай как звали!
Полгода проспал добрый молодец, ни пальцем не шевельнул; а как проснулся - сразу вскочил прямо на ноги, смотрит - с обеих сторон волны подымаются, и конца не видать морю широкому; стоит да в раздумье сам себя спрашивает: “Каким чудом я сюда попал? Кто меня затащил?”
Пошел по косе и вышел на остров; на том острове - гора высокая да крутая, верхушкою до облаков хватает, а на горе лежит большой камень.
Подходит к этой горе и видит - три черта дерутся, кровь с них так и льется, клочья так и летят!
- Стойте, окаянные! За что вы деретесь?
- Да, вишь, третьего дня помер у нас отец, и остались после него три чудные вещи: ковер-самолет, сапоги-скороходы да шапка-невидимка, так мы поделить не можем.
- Эх вы, проклятые! Из таких пустяков бой затеяли. Хотите, я вас разделю; все будете довольны, никого не обижу.
- А ну, земляк, раздели, пожалуйста!
- Ладно! Бегите скорей по сосновым лесам, наберите смолы по сто пудов и несите сюда.
Черти бросились по сосновым лесам, набрали смолы триста пудов и принесли к солдату.
- Теперь притащите из пекла самый большой котел. Черти приволокли большущий котел - бочек сорок войдет! - и поклали в него всю смолу.
Солдат развел огонь и, как только смола растаяла, приказал чертям тащить котел па гору и поливать ее сверху донизу. Черти мигом и это исполнили.
- Ну-ка, - говорит солдат, - пихните теперь вон энтот камень; пусть он с горы катится, а вы трое за ним вдогонку приударьте: кто прежде всех догонит, тот выбирай себе любую из трех диковинок; кто второй догонит, тот из двух остальных бери - какая покажется; а затем последняя диковинка пусть достанется третьему.
Черти пихнули камень, и покатился он с горы шибко-шибко; бросились все трое вдогонку; вот один черт нагнал, ухватился за камень - камень тотчас повернулся, подворотил его под себя и вогнал в смолу. Нагнал другой черт, а потом и третий, и с ними то же самое! Прилипли крепко-накрепко к смоле!
Солдат взял под мышку сапоги-скороходы да шапку-невидимку, сел на ковер-самолет и полетел искать свое царство.
Долго ли, коротко ли - прилетает к избушке, входит - в избушке сидит баба-яга костяная нога, старая, беззубая.
- Здравствуй, бабушка! Скажи, как бы мне отыскать мою прекрасную королевну?
- Не знаю, голубчик! Видом ее не видала, слыхом про нее не слыхала. Ступай ты за столько-то морей, за столько-то земель - там живет моя середняя сестра, она знает больше моего; может, она тебе скажет.
Солдат сел на ковер-самолет и полетел; долго пришлось ому по белу свету странствовать. Захочется ли ему есть-пить, сейчас наденет на себя шапку-невидимку, спустится в какой-нибудь город, зайдет в лавки, наберет - чего только душа пожелает, на ковер - и летит дальше.
Прилетает к другой избушке, входит - там сидит баба-яга костяная нога, старая, беззубая.
- Здравствуй, бабушка! Не знаешь ли, где найти мне прекрасную королевну?
- Нет, голубчик, не знаю; поезжай-ка ты за столько-то морей, за столько-то земель - там живет моя старшая сестра; может, она ведает.
- Эх ты, старая хрычовка! Сколько лет на свете живешь, все зубы повывалились, а доброго ничего не знаешь. Сел на ковер-самолет и полетел к старшей сестре. Долго-долго странствовал, много земель и много морей видел, наконец прилетел на край света, стоит избушка, а дальше никакого ходу нет - одна тьма кромешная, ничего не видать! “Ну,- думает, коли здесь не добьюсь толку, больше лететь некуда!
Входит в избушку - там сидит бага-яга костяная нога, седая, беззубая.
- Здравствуй, бабушка! Скажи, где мне искать мою королевну?
- Подожди немножко; вот я созову всех своих ветров и у них спрошу. Ведь они по всему свету дуют, так должны знать, где она теперь проживает.
Вышла старуха на крыльцо, крикнула громким голосом, свистнула молодецким посвистом; вдруг со всех сторон поднялись-повеяли ветры буйные, только изба трясется!
- Тише, тише! - кричит баба-яга.
И как только собрались ветры, начала их спрашивать:
- Ветры мои буйные, по всему свету вы дуете, не видали ль где прекрасную королевну!
- Нет, нигде не видали! - отвечают ветры в один голос.
- Да все ли вы налицо?
- Все, только южного ветра нет.
Немного погодя прилетает южный ветер. Спрашивает его старуха:
- Где ты пропадал до сих пор? Еле дождалась тебя!
- Виноват, бабушка! Я зашел в новое царство, где живет прекрасная королевна; муж у ней без вести пропал, так теперь сватают ее разные цари и царевичи, короли и королевичи.
- А сколь далеко до нового царства?
- Пешему тридцать лет идти, на крыльях десять лет нестись; а я повею - в три часа доставлю.
Солдат начал со слезами молить, чтобы южный ветер взял его и донес в новое царство.
- Пожалуй, - говорит южный ветер, - я тебя донесу, коли дашь мне волю погулять в твоем царстве три дня и три ночи.
- Гуляй хоть три недели!
- Ну, хорошо; вот я отдохну денька два-три, соберусь с силами, да тогда и в путь.
Отдохнул южный ветер, собрался с силами и говорит солдату:
- Ну, брат, собирайся, сейчас отправимся; да смотри - не бойся: цел будешь!
Вдруг зашумел-засвистал сильный вихорь, подхватило солдата на воздух и понесло через горы и моря под самыми облаками, и ровно через три часа был он в новом царстве, где жила его прекрасная королевна.
Говорит ему южный ветер:
- Прощай, добрый молодец! Жалеючи тебя, не хочу гулять в твоем царстве.
- Что так?
- Потому - если я загуляю, ни одного дома в городе, ни одного дерева в садах не останется; все вверх дном поставлю!
- Ну, прощай! Спасибо тебе! - сказал солдат, надел шапку-невидимку и пошел в белокаменные палаты.
Вот пока его не было в царстве, в саду все деревья стояли с сухими верхушками; а как он явился, тотчас ожили и начали цвесть.
Входит он в большую комнату, там и сидят за столом разные цари и царевичи, короли и королевичи, что приехали за прекрасную королевну свататься; сидят да сладкими винами угощаются. Какой жених ни нальет стакан, только к губам поднесет - солдат тотчас хвать кулаком по стакану и сразу вышибет. Все гости тому удивляются, а прекрасная королевна в ту ж минуту догадалася. “Верно, -думает, - мой друг воротился!”
Посмотрела в окно - в саду на деревьях все верхушки ожили, и стала она своим гостям загадку загадывать:
- Была у меня шкатулочка самодельная с золотым ключом; я тот ключ потеряла и найти не чаяла, а теперь тот ключ сам нашелся. Кто отгадает эту загадку, за того замуж пойду.
Цари и царевичи, короли и королевичи долго над тою загадкою ломали свои мудрые головы, а разгадать никак не могли. Говорит королевна:
- Покажись, мой милый друг! Солдат снял с себя шапку-невидимку, взял ее за белые руки и стал целовать в уста сахарные.
- Вот вам и разгадка! - сказала прекрасная королевна. - Самодельная шкатулочка - это я, а золотой ключик - это мой верный муж.
Пришлось женихам оглобли поворачивать, разъехались они по своим дворам, а королевна стала с своим мужем жить-поживать да добра наживать.

- КОНЕЦ  

Заяц-хваста (сказка)

Жил в лесу заяц: летом ему было хорошо, а зимой плохо. Вот и прихо­дилось к крестьянам на гумно ходить, овёс воровать. Приходит он к одному крестьянину на гумно, а там уже полно зайцев. Тут он и начал им хвастать: - У меня не усы, а усищи, не лапы, а лапищи, не зубы, а зубищи - я ни­кого не боюсь. Зайцы и рассказали тётке вороне про этого хвасту. Тётка ворона по­шла хвасту разыскивать и нашла его под кустом. Заяц испугался и пообещал: -  Тётка ворона, я больше не буду хвастать! Однажды сидела ворона под забором, а собаки на неё набросились. Увидел это заяц и думает: «Как бы вороне помочь?» Выскочил на горочку и сел. Собаки увидали зайца, отстали от вороны - да за ним. Ворона - на забор. А заяц от собак убежал. Немного погодя встретила ворона этого зайца и говорит ему: - Ты молодец, не хваста, а храбрец!

- КОНЕЦ - 

Золотая рыбка (сказка)

На берегу моря в ветхой избушке жил рыбак со своей женой и были они очень бедны. Рыбак сделал сеть и стал ловить в море рыбу. Как-то раз закинул он сеть, начал тянуть. Смотрит, а в сети всего-навсего одна рыбка, зато не простая - золотая. Взмолилась рыбка чело­вечьим голосом: -  Не губи меня, пусти лучше в синее море, я тебе пригожусь: что по­желаешь, то и сделаю. Рыбак подумал-подумал и говорит: -  Мне ничего от тебя не надобно: плыви себе в море! Бросил он золотую рыбку в воду и воротился домой. Спрашивает его жена: -  Много ли рыбы поймал? - Да всего-навсего одну золотую рыбку, и ту бросил в море. Пожалел я её, не взял с неё выкупа, на волю пустил. -  Ах ты, дурак! Попалось тебе в руки счастье, а ты и владеть им не сумел! Рассердилась жена, ругает мужа с утра до вечера, не даёт ему покоя: -  Хоть бы хлеба у неё выпросил. Ведь скоро сухой корки не будет -что есть-то станем? Пошёл рыбак к морю, спрашивает его золотая рыбка: -  Что тебе надо? -  Жена рассердилась, за хлебом прислала. -  Ступай домой, будет у вас хлеба вдоволь. Воротился рыбак. -  Ну что, жена, есть хлеб? -  Хлеба-то вдоволь, да вот беда: корыто раскололось, не в чем бельё стирать. Ступай к золотой рыбке, попроси, чтоб новое дала. Пошёл рыбак к морю, опять позвал золотую рыбку. -  Что тебе надо? - спрашивает золотая рыбка. -  Жена прислала, новое корыто просит. -  Хорошо, будет у вас корыто. Воротился рыбак, только в дверь - а жена опять на него накинулась: -  Ступай, - говорит, - к золотой рыбке, попроси, чтоб новую избу по­строила; наша того и гляди развалится! Закручинился муж, пришёл к мо­рю, позвал золотую рыбку и просит построить новую избу. -  Не тужи! - отвечает рыбка. - Ступай домой, всё будет сделано. Воротился рыбак домой - на дворе стоит изба новая, дубовая, с рез­ными узорами. Выбегает к нему навстречу жена, ещё пуще прежнего сер­дится: -  Ах ты, дурак, не умеешь ты счастьем пользоваться! Выпросил избу и, чай, думаешь - дело сделал! Нет, ступай-ка опять к золотой рыбке да скажи ей: не хочу я быть крестьянкою, хочу быть царицею. Пошёл рыбак на море, позвал золотую рыбку и жалуется ей: -  Вздурилась моя жена пуще прежнего: не хочет быть крестьянкою, хочет быть царицею. -  Не тужи, ступай домой, всё будет сделано. Воротился рыбак, а вместо дома высокий дворец стоит под золотой крышею, кругом часовые ходят. Позади большой сад раскинулся, а перед дворцом - зелёный луг, и на том лугу войска собраны. Рыбачка наряди­лась царицею, выступила на балкон с боярами и начала делать тем вой­скам смотр: барабаны бьют, музыка гремит, солдаты «ура» кричат. Ни много ни мало прошло времени, наскучило жене быть царицею, велела она разыскать мужа и представить пред свои очи светлые. Подня­лась суматоха: генералы суетятся, бояре бегают. Насилу нашли рыбака на заднем дворе, повели к царице. Привели рыбака к царице, она ему и говорит: -  Ступай к золотой рыбке да скажи ей: не хочу быть царицею, хочу быть морской владычицей, чтобы все моря и все рыбы меня слушались. Рыбак стал было отнекиваться, но жена разошлась: коли не пой­дёшь - голова с плеч! С тяжёлым сердцем пришёл рыбак к морю, позвал рыбку, а её нет и нет. Позвал в другой раз - опять нет. Позвал в третий раз - море зашуме­ло, взволновалось; и выплыла из тёмных волн золотая рыбка: -  Что тебе надо? -  Совсем жена разума лишилась: уже не хочет быть царицею, хочет быть морскою владычицей, над всеми водами властвовать, всеми рыбами повелевать. Ничего не сказала золотая рыбка, повернулась и ушла в глубину моря. Рыбак воротился назад, смотрит и глазам не верит: дворца как не бы­вало, на его месте стоит ветхая избушка, в избушке сидит жена в изодран­ном сарафане, а перед нею разбитое корыто. Так была наказана рыбачка за жадность. Начали они жить по-прежнему, рыбак опять стал ловить рыбу, но ни­когда больше ему не попадалась золотая рыбка.

- КОНЕЦ - 

Золотой топор (сказка)

Однажды пошёл мужик в лес дрова рубить.
Подошёл к озеру, сел на берег и нечаянно уронил топор в воду. Сидит он и плачет. Вдруг из воды выходит чёрт и спрашивает:
- Чего, мужик, плачешь?
- Топор, батюшка, утопил.

Пошёл чёрт в воду и через недолгое время приносит мужику серебряный топор и спрашивает:
- Твой топор?
- Нет, - отвечает мужик, - не мой...
Чёрт снова ушёл в воду. И снова приносит ему топор, теперь - золотой - и спрашивает:
- Твой топор?
- Нет, - отвечает мужик, - не мой...

В третий раз чёрт вынес мужику его собственный топор, и спрашивает:
- Твой топор?
- Мой, мой!
Тогда чёрт подарил мужику все три топора.

И пошёл мужик домой с радостью. Пришёл он домой и рассказал всё мужикам.
Тогда одному богатому мужику тоже захотелось получить золотой и серебряный топоры.

Пришёл он к озеру, бросил свой топор в воду, сидит и горюет.
Выходит из воды чёрт, спрашивает:
- Что ты горюешь?
- Да в воду топор потопил.

Ушёл чёрт. Через недолгое время приносит ему серебряный топор и спрашивает:
- Твой топор?
- Мой, мой, чур мой! - закричал мужик.
А чёрт ушёл с топором и больше не вышел из воды.

Так богатый мужик и остался без топора.

- КОНЕЦ - 

Иван-крестьянский сын и чудо-юдо (сказка)

В некотором царстве, в некотором государстве жили-были старик и старуха, и было у них три сына. Младшего звали Иванушка. Жили они — не ленились, с утра до ночи трудились: пашню пахали да хлеб засевали. Разнеслась вдруг в том царстве-государстве дурная весть: собирается чудо-юдо поганое на их землю напасть, всех людей истребить, все города-сёла огнём спалить. Затужили старик со старухой, загоревали. А старшие сы­новья утешают их: — Не горюйте, батюшка и матушка! Пойдём мы на чудо-юдо, будем с ним биться насмерть! А чтобы вам одним не тосковать, пусть с вами Иванушка останется: он ещё очень молод, чтоб на бой идти. — Нет, — говорит Иванушка, — не хочу дома оставать­ся, пойду и я с чудом-юдом биться! Не стали старик со старухой его удерживать да отгова­ривать. Снарядили они всех троих сыновей в путь-дорогу. Взяли братья дубины тяжёлые, взяли котомки с хлебом-солью, сели на добрых коней и поехали. Долго ли, корот­ко ли ехали — встречается им старый человек. — Здорово, добрые молодцы! — Здравствуй, дедушка! — Куда это вы путь держите? — Едем мы с поганым чудом-юдом биться-сражаться, родную землю защищать! — Доброе это дело! Только для битвы вам нужны не ду­бинки, а мечи булатные. — А где же их достать, дедушка? — А я вас научу. Поезжайте-ка вы, добрые молодцы, всё прямо. Доедете вы до высокой горы. А в той горе — пещера глубокая. Вход в неё большим камнем завален. Отвалите камень, войдите в пещеру и найдёте там мечи булатные. Поблагодарили братья прохожего и поехали прямо, как он учил. Видят — стоит гора высокая, с одной стороны большой серый камень привален. Отвалили братья тот ка­мень и вошли в пещеру. А там оружия всякого — и не соч­тёшь! Выбрали они себе по мечу и поехали дальше. — Спасибо, — говорят, — прохожему человеку. С меча­ми-то нам куда сподручнее биться будет! Ехали они, ехали и приехали в какую-то деревню. Смот­рят — кругом ни одной живой души нет. Всё повыжжено, поломано. Стоит одна маленькая избушка. Вошли братья в избуш­ку. Лежит на печке старуха да охает. — Здравствуй, бабушка! — говорят братья. — Здравствуйте, молодцы! Куда путь держите? — Едем мы, бабушка, на реку Смородину, на калиновый мост. Хотим с чудом-юдом сразиться, на свою землю не допустить. — Ох, молодцы, за доброе дело взялись! Ведь он, зло­дей, всех разорил, разграбил! И до нас добрался. Только я одна здесь уцелела... Переночевали братья у старухи, поутру рано встали и отправились снова в путь-дорогу. Подъезжают к самой реке Смородине, к калиновому мосту. По всему берегу лежат мечи да луки поломанные, лежат кости человеческие. Нашли братья пустую избушку и решили остановиться в ней. — Ну, братцы, — говорит Иван, — заехали мы в чуже­дальнюю сторону, надо нам ко всему прислушиваться да приглядываться. Давайте по очереди в дозор ходить, чтоб чудо-юдо через калиновый мост не пропустить. В первую ночь отправился в дозор старший брат. Про­шёл он по берегу, посмотрел за реку Смородину — всё тихо, никого не видать, ничего не слыхать. Лёг старший брат под ракитов куст и заснул крепко, захрапел громко. А Иван лежит в избушке — не спится ему, не дремлется. Как пошло время за полночь, взял он свой меч булатный и отправился к реке Смородине. Смотрит — под кустом старший брат спит, во всю мочь храпит. Не стал Иван его будить. Спрятался под калиновый мост, стоит, переезд сторожит. Вдруг на реке воды взволновались, на дубах орлы закричали — подъезжает чудо-юдо о шести головах. Выехал он на середину калинового моста — конь под ним споткнулся, чёрный ворон на плече встрепенулся, позади чёрный пёс ощетинился. Говорит чудо-юдо шестиголовое: — Что ты, мой конь, споткнулся? Отчего ты, чёрный во­рон, встрепенулся? Почему ты, чёрный пёс, ощетинился? Или вы чуете, что Иван — крестьянский сын здесь? Так он ещё не родился, а если и родился, так на бой не сгодился! Я его на одну руку посажу, другой прихлопну! Вышел тут Иван — крестьянский сын из-под моста и го­ворит: — Не хвались, чудо-юдо поганое! Не подстрелил ясного сокола — рано перья щипать! Не узнал доброго молодца — нечего срамить его! Давай-ка лучше силы пробовать: кто одолеет, тот и похвалится. Вот сошлись они, поравнялись да так ударились, что кругом земля загудела. Чуду-юду не посчастливилось: Иван — крестьянский сын с одного взмаха сшиб ему три головы. — Стой, Иван — крестьянский сын! — кричит чудо-юдо. — Дай мне передохнуть! — Что за отдых! У тебя, чудо-юдо, три головы, а у меня одна. Вот как будет у тебя одна голова, тогда и отдыхать станем. Снова они сошлись, снова ударились. Иван — крестьянский сын отрубил чуду-юду и послед­ние три головы. После того рассёк туловище на мелкие части и побросал в реку Смородину, а шесть голов под ка­линовый мост сложил. Сам в избушку вернулся и спать улёгся. Поутру приходит старший брат. Спрашивает его Иван: — Ну что, не видал ли чего? — Нет, братцы, мимо меня и муха не пролетала! Иван ему ни словечка на это не сказал. На другую ночь отправился в дозор средний брат. Похо­дил он, походил, посмотрел по сторонам и успокоился. Забрался в кусты и заснул.   Иван и на него не понадеялся. Как пошло время за пол­ночь, он тотчас снарядился, взял свой острый меч и по­шёл к реке Смородине. Спрятался под калиновый мост и стал караулить. Вдруг на реке воды взволновались, на дубах орлы рас­кричались — подъезжает чудо-юдо девятиголовое. Только на калиновый мост въехал — конь под ним спот­кнулся, чёрный ворон на плече встрепенулся, позади чёр­ный пёс ощетинился... Чудо-юдо коня — плеткой по бокам, ворона — по перь­ям, пса — по ушам! — Что ты, мой конь, споткнулся? Отчего ты, чёрный во­рон, встрепенулся? Почему ты, чёрный пёс, ощетинился? Или чуете вы, что Иван — крестьянский сын здесь? Так он ещё не родился, а если и родился, так на бой не сгодился: я его одним пальцем убью! Выскочил Иван — крестьянский сын из-под калинового моста: — Погоди, чудо-юдо, не хвались, прежде за дело при­мись! Ещё посмотрим, чья возьмёт! Как взмахнул Иван своим булатным мечом раз-другой, так и снёс у чуда-юда шесть голов. А чудо-юдо ударил — по колени Ивана в сырую землю вогнал. Иван — крестьян­ский сын захватил горсть песку и бросил своему врагу прямо в глазищи. Пока чудо-юдо глазищи протирал да прочищал, Иван срубил ему и остальные головы. Потом рассёк туловище на мелкие части, побросал в реку Смородину, а девять голов под калиновый мост сложил. Сам в избушку вернулся. Лёг и заснул, будто ничего не случилось. Утром приходит средний брат. — Ну что, — спрашивает Иван, — не видал ли ты за ночь чего? — Нет, возле меня ни одна муха не пролетала, ни один комар не пищал. — Ну, коли так, пойдёмте со мной, братцы дорогие, я вам и комара, и муху покажу. Привёл Иван братьев под калиновый мост, показал им чудо-юдовы головы. — Вот, — говорит, — какие здесь по ночам мухи да ко­мары летают. А вам, братцы, не воевать, а дома на печке лежать! Застыдились братья. — Сон, — говорят, — повалил... На третью ночь собрался идти в дозор сам Иван. — Я, — говорит, — на страшный бой иду! А вы, братцы, всю ночь не спите, прислушивайтесь: как услышите мой посвист — выпустите моего коня и сами ко мне на помощь спешите. Пришёл Иван — крестьянский сын к реке Смородине, стоит под калиновым мостом, дожидается. Только пошло время за полночь, сырая земля заколеба­лась, воды в реке взволновались, буйные ветры завыли, на дубах орлы закричали. Выезжает чудо-юдо двенадцатиголовое. Все двенад­цать голов свистят, все двенадцать огнём-пламенем пы­шут. Конь у чуда-юда о двенадцати крылах, шерсть у коня медная, хвост и грива железные. Только въехал чудо-юдо на калиновый мост — конь под ним споткнулся, чёрный ворон на плече встрепе­нулся, чёрный пёс позади ощетинился. Чудо-юдо коня — плёткой по бокам, ворона — по перьям, пса — по ушам! — Что ты, мой конь, споткнулся? Отчего, чёрный ворон, встрепенулся? Почему, чёрный пёс, ощетинился? Или чу­ете, что Иван — крестьянский сын здесь? Так он ещё не родился, а если и родился, так на бой не сгодился: только дуну — и праху его не останется! Вышел тут из-под калинового моста Иван — крестьян­ский сын: — Погоди, чудо-юдо, хвалиться: как бы тебе не осра­миться! — А, так это ты, Иван — крестьянский сын. Зачем при­плёл сюда? — На тебя, вражья сила, посмотреть, твоей храбрости испробовать! — Куда тебе мою храбрость пробовать! Ты муха передо мной! Отвечает Иван — крестьянский сын чуду-юду: — Пришёл я не сказки тебе рассказывать и не твои слу­шать. Пришёл я насмерть биться, от тебя, проклятого, добрых людей избавить! Размахнулся тут Иван своим острым мечом и срубил чу­ду-юду три головы. Чудо-юдо подхватил эти головы, чирк­нул по ним своим огненным пальцем, к шеям приложил, и тотчас все головы приросли, будто и с плеч не падали. Плохо пришлось Ивану: чудо-юдо свистом его оглуша­ет, огнём его жжёт-палит, искрами его осыпает, по коле­ни в сырую землю его вгоняет... Асам посмеивается: — Не хочешь ли ты отдохнуть, Иван — крестьянский сын? — Что за отдых? По-нашему — бей-руби, себя не бере­ги! — говорит Иван.  Свистнул он, бросил свою правую рукавицу в избушку, где братья его дожидались. Рукавица все стёкла в окнах повыбила, а братья спят, ничего не слышат. Собрался Иван с силами, размахнулся ещё раз, сильнее прежнего, и срубил чуду-юду шесть голов. Чудо-юдо подхватил свои головы, чиркнул огненным пальцем, к шеям прило­жил — и опять все головы на местах. Кинулся он тут на Ивана, забил его по пояс в сырую землю. Видит Иван — дело плохо. Снял левую рукавицу, запустил в избушку. Рукавица крышу пробила, а братья всё спят, ничего не слышат. В третий раз размахнулся Иван — крестьянский сын, срубил чуду-юду девять голов. Чудо-юдо подхватил их, чиркнул огненным пальцем, к шеям приложил — головы опять приросли. Бросился он тут на Ивана и вогнал его в сырую землю по самые плечи... Снял Иван свою шапку и бросил в избушку. От того уда­ра избушка зашаталась, чуть по бревнам не раскатилась. Тут только братья проснулись, слышат — Иванов конь громко ржёт да с цепей рвётся. Бросились они на конюшню, спустили коня, а следом за ним и сами побежали. Иванов конь прискакал, стал бить чудо-юдо копытами. Засвистел чудо-юдо, зашипел, начал коня искрами осыпать. А Иван — крестьянский сын тем временем вылез из земли, изловчился и отсёк чуду-юду огненный палец. Пос­ле того давай рубить ему головы. Сшиб все до единой! Туловище на мелкие части рассёк и побросал в реку Смо­родину. Прибегают тут братья. — Эх вы! — говорит Иван. — Из-за сонливости вашей я чуть головой не поплатился! Привели его братья к избушке, умыли, накормили-на­поили и спать уложили. Поутру рано Иван встал, начал одеваться-обуваться. — Куда это ты в такую рань поднялся? — говорят бра­тья. — Отдохнул бы после такого побоища! — Нет, — отвечает Иван, — не до отдыха мне: пойду к реке Смородине свой кушак искать — обронил там. — Охота тебе! — говорят братья. — Заедем в город — новый купишь. — Нет, мне мой нужен! Отправился Иван к реке Смородине, да не кушак стал искать, а перешёл на тот берег через калиновый мост и прокрался незаметно к чудо-юдовым каменным палатам. Подошёл к открытому окошку и стал слушать — не за­мышляют ли здесь ещё чего? Смотрит — сидят в палатах три чудо-юдовы жены да мать, старая змеиха. Сидят они и сговариваются. Первая говорит: — Отомщу я Ивану — крестьянскому сыну за моего му­жа! Забегу вперёд, когда он с братьями домой возвра­щаться будет, напущу жары, а сама обернусь колодцем. Захотят они воды выпить — и с первого же глотка мёртвы­ми — свалятся! Это ты хорошо придумала! — говорит старая змеиха. Вторая говорит: — А я забегу вперёд и обернусь яблоней. Захотят они по яблочку съесть — тут их и разорвёт на мелкие кусочки! — И ты хорошо придумала! — говорит старая змеиха. — А я, — говорит третья, — напущу на них сон да дрёму, а сама забегу вперёд и обернусь мягким ковром с шёл­ковыми подушками. Захотят братья полежать-отдохнуть — тут-то их и спалит огнём! — И ты хорошо придумала! — молвила змеиха. — Ну, а если вы их не сгубите, я сама обернусь огромной свиньёй, догоню их и всех троих проглочу! Подслушал Иван — крестьянский сын эти речи и вер­нулся к братьям. — Ну что, нашёл ты свой кушак? — спрашивают братья. — Нашёл. — И стоило время на это тратить! — Стоило, братцы! После того собрались братья и поехали домой. Едут они степями, едут лугами. А день такой жаркий, та­кой знойный. Пить хочется — терпенья нет! Смотрят братья — стоит колодец, в колодце серебря­ный ковшик плавает. Говорят они Ивану: — Давай, братец, остановимся, холодной водицы по­пьём и коней напоим! — Неизвестно, какая в том колодце вода, — отвечает Иван. — Может, гнилая да грязная.  Свистнул он, бросил свою правую рукавицу в избушку, где братья его дожидались. Рукавица все стёкла в окнах повыбила, а братья спят, ничего не слышат. Собрался Иван с силами, размахнулся ещё раз, сильнее прежнего, и срубил чуду-юду шесть голов. Чудо-юдо подхватил свои головы, чиркнул огненным пальцем, к шеям прило­жил — и опять все головы на местах. Кинулся он тут на Ивана, забил его по пояс в сырую землю. Видит Иван — дело плохо. Снял левую рукавицу, запустил в избушку. Рукавица крышу пробила, а братья всё спят, ничего не слышат. В третий раз размахнулся Иван — крестьянский сын, срубил чуду-юду девять голов. Чудо-юдо подхватил их, чиркнул огненным пальцем, к шеям приложил — головы опять приросли. Бросился он тут на Ивана и вогнал его в сырую землю по самые плечи... Снял Иван свою шапку и бросил в избушку. От того уда­ра избушка зашаталась, чуть по бревнам не раскатилась. Тут только братья проснулись, слышат — Иванов конь громко ржёт да с цепей рвётся. Бросились они на конюшню, спустили коня, а следом за ним и сами побежали. Иванов конь прискакал, стал бить чудо-юдо копытами. Засвистел чудо-юдо, зашипел, начал коня искрами осыпать. А Иван — крестьянский сын тем временем вылез из земли, изловчился и отсёк чуду-юду огненный палец. Пос­ле того давай рубить ему головы. Сшиб все до единой! Туловище на мелкие части рассёк и побросал в реку Смо­родину. Прибегают тут братья. — Эх вы! — говорит Иван. — Из-за сонливости вашей я чуть головой не поплатился! Привели его братья к избушке, умыли, накормили-на­поили и спать уложили. Поутру рано Иван встал, начал одеваться-обуваться. — Куда это ты в такую рань поднялся? — говорят бра­тья. — Отдохнул бы после такого побоища! — Нет, — отвечает Иван, — не до отдыха мне: пойду к реке Смородине свой кушак искать — обронил там. — Охота тебе! — говорят братья. — Заедем в город — новый купишь. — Нет, мне мой нужен! Отправился Иван к реке Смородине, да не кушак стал искать, а перешёл на тот берег через калиновый мост и прокрался незаметно к чудо-юдовым каменным палатам. Подошёл к открытому окошку и стал слушать — не за­мышляют ли здесь ещё чего? Смотрит — сидят в палатах три чудо-юдовы жены да мать, старая змеиха. Сидят они и сговариваются. Первая говорит: — Отомщу я Ивану — крестьянскому сыну за моего му­жа! Забегу вперёд, когда он с братьями домой возвра­щаться будет, напущу жары, а сама обернусь колодцем. Захотят они воды выпить — и с первого же глотка мёртвы­ми — свалятся! Это ты хорошо придумала! — говорит старая змеиха. Вторая говорит: — А я забегу вперёд и обернусь яблоней. Захотят они по яблочку съесть — тут их и разорвёт на мелкие кусочки! — И ты хорошо придумала! — говорит старая змеиха. — А я, — говорит третья, — напущу на них сон да дрёму, а сама забегу вперёд и обернусь мягким ковром с шёл­ковыми подушками. Захотят братья полежать-отдохнуть — тут-то их и спалит огнём! — И ты хорошо придумала! — молвила змеиха. — Ну, а если вы их не сгубите, я сама обернусь огромной свиньёй, догоню их и всех троих проглочу! Подслушал Иван — крестьянский сын эти речи и вер­нулся к братьям. — Ну что, нашёл ты свой кушак? — спрашивают братья. — Нашёл. — И стоило время на это тратить! — Стоило, братцы! После того собрались братья и поехали домой. Едут они степями, едут лугами. А день такой жаркий, та­кой знойный. Пить хочется — терпенья нет! Смотрят братья — стоит колодец, в колодце серебря­ный ковшик плавает. Говорят они Ивану: — Давай, братец, остановимся, холодной водицы по­пьём и коней напоим! — Неизвестно, какая в том колодце вода, — отвечает Иван. — Может, гнилая да грязная.  Свистнул он, бросил свою правую рукавицу в избушку, где братья его дожидались. Рукавица все стёкла в окнах повыбила, а братья спят, ничего не слышат. Собрался Иван с силами, размахнулся ещё раз, сильнее прежнего, и срубил чуду-юду шесть голов. Чудо-юдо подхватил свои головы, чиркнул огненным пальцем, к шеям прило­жил — и опять все головы на местах. Кинулся он тут на Ивана, забил его по пояс в сырую землю. Видит Иван — дело плохо. Снял левую рукавицу, запустил в избушку. Рукавица крышу пробила, а братья всё спят, ничего не слышат. В третий раз размахнулся Иван — крестьянский сын, срубил чуду-юду девять голов. Чудо-юдо подхватил их, чиркнул огненным пальцем, к шеям приложил — головы опять приросли. Бросился он тут на Ивана и вогнал его в сырую землю по самые плечи... Снял Иван свою шапку и бросил в избушку. От того уда­ра избушка зашаталась, чуть по бревнам не раскатилась. Тут только братья проснулись, слышат — Иванов конь громко ржёт да с цепей рвётся. Бросились они на конюшню, спустили коня, а следом за ним и сами побежали. Иванов конь прискакал, стал бить чудо-юдо копытами. Засвистел чудо-юдо, зашипел, начал коня искрами осыпать. А Иван — крестьянский сын тем временем вылез из земли, изловчился и отсёк чуду-юду огненный палец. Пос­ле того давай рубить ему головы. Сшиб все до единой! Туловище на мелкие части рассёк и побросал в реку Смо­родину. Прибегают тут братья. — Эх вы! — говорит Иван. — Из-за сонливости вашей я чуть головой не поплатился! Привели его братья к избушке, умыли, накормили-на­поили и спать уложили. Поутру рано Иван встал, начал одеваться-обуваться. — Куда это ты в такую рань поднялся? — говорят бра­тья. — Отдохнул бы после такого побоища! — Нет, — отвечает Иван, — не до отдыха мне: пойду к реке Смородине свой кушак искать — обронил там. — Охота тебе! — говорят братья. — Заедем в город — новый купишь. — Нет, мне мой нужен! Отправился Иван к реке Смородине, да не кушак стал искать, а перешёл на тот берег через калиновый мост и прокрался незаметно к чудо-юдовым каменным палатам. Подошёл к открытому окошку и стал слушать — не за­мышляют ли здесь ещё чего? Смотрит — сидят в палатах три чудо-юдовы жены да мать, старая змеиха. Сидят они и сговариваются. Первая говорит: — Отомщу я Ивану — крестьянскому сыну за моего му­жа! Забегу вперёд, когда он с братьями домой возвра­щаться будет, напущу жары, а сама обернусь колодцем. Захотят они воды выпить — и с первого же глотка мёртвы­ми — свалятся! Это ты хорошо придумала! — говорит старая змеиха. Вторая говорит: — А я забегу вперёд и обернусь яблоней. Захотят они по яблочку съесть — тут их и разорвёт на мелкие кусочки! — И ты хорошо придумала! — говорит старая змеиха. — А я, — говорит третья, — напущу на них сон да дрёму, а сама забегу вперёд и обернусь мягким ковром с шёл­ковыми подушками. Захотят братья полежать-отдохнуть — тут-то их и спалит огнём! — И ты хорошо придумала! — молвила змеиха. — Ну, а если вы их не сгубите, я сама обернусь огромной свиньёй, догоню их и всех троих проглочу! Подслушал Иван — крестьянский сын эти речи и вер­нулся к братьям. — Ну что, нашёл ты свой кушак? — спрашивают братья. — Нашёл. — И стоило время на это тратить! — Стоило, братцы! После того собрались братья и поехали домой. Едут они степями, едут лугами. А день такой жаркий, та­кой знойный. Пить хочется — терпенья нет! Смотрят братья — стоит колодец, в колодце серебря­ный ковшик плавает. Говорят они Ивану: — Давай, братец, остановимся, холодной водицы по­пьём и коней напоим! — Неизвестно, какая в том колодце вода, — отвечает Иван. — Может, гнилая да грязная.  Свистнул он, бросил свою правую рукавицу в избушку, где братья его дожидались. Рукавица все стёкла в окнах повыбила, а братья спят, ничего не слышат. Собрался Иван с силами, размахнулся ещё раз, сильнее прежнего, и срубил чуду-юду шесть голов. Чудо-юдо подхватил свои головы, чиркнул огненным пальцем, к шеям прило­жил — и опять все головы на местах. Кинулся он тут на Ивана, забил его по пояс в сырую землю. Видит Иван — дело плохо. Снял левую рукавицу, запустил в избушку. Рукавица крышу пробила, а братья всё спят, ничего не слышат. В третий раз размахнулся Иван — крестьянский сын, срубил чуду-юду девять голов. Чудо-юдо подхватил их, чиркнул огненным пальцем, к шеям приложил — головы опять приросли. Бросился он тут на Ивана и вогнал его в сырую землю по самые плечи... Снял Иван свою шапку и бросил в избушку. От того уда­ра избушка зашаталась, чуть по бревнам не раскатилась. Тут только братья проснулись, слышат — Иванов конь громко ржёт да с цепей рвётся. Бросились они на конюшню, спустили коня, а следом за ним и сами побежали. Иванов конь прискакал, стал бить чудо-юдо копытами. Засвистел чудо-юдо, зашипел, начал коня искрами осыпать. А Иван — крестьянский сын тем временем вылез из земли, изловчился и отсёк чуду-юду огненный палец. Пос­ле того давай рубить ему головы. Сшиб все до единой! Туловище на мелкие части рассёк и побросал в реку Смо­родину. Прибегают тут братья. — Эх вы! — говорит Иван. — Из-за сонливости вашей я чуть головой не поплатился! Привели его братья к избушке, умыли, накормили-на­поили и спать уложили. Поутру рано Иван встал, начал одеваться-обуваться. — Куда это ты в такую рань поднялся? — говорят бра­тья. — Отдохнул бы после такого побоища! — Нет, — отвечает Иван, — не до отдыха мне: пойду к реке Смородине свой кушак искать — обронил там. — Охота тебе! — говорят братья. — Заедем в город — новый купишь. — Нет, мне мой нужен! Отправился Иван к реке Смородине, да не кушак стал искать, а перешёл на тот берег через калиновый мост и прокрался незаметно к чудо-юдовым каменным палатам. Подошёл к открытому окошку и стал слушать — не за­мышляют ли здесь ещё чего? Смотрит — сидят в палатах три чудо-юдовы жены да мать, старая змеиха. Сидят они и сговариваются. Первая говорит: — Отомщу я Ивану — крестьянскому сыну за моего му­жа! Забегу вперёд, когда он с братьями домой возвра­щаться будет, напущу жары, а сама обернусь колодцем. Захотят они воды выпить — и с первого же глотка мёртвы­ми — свалятся! Это ты хорошо придумала! — говорит старая змеиха. Вторая говорит: — А я забегу вперёд и обернусь яблоней. Захотят они по яблочку съесть — тут их и разорвёт на мелкие кусочки! — И ты хорошо придумала! — говорит старая змеиха. — А я, — говорит третья, — напущу на них сон да дрёму, а сама забегу вперёд и обернусь мягким ковром с шёл­ковыми подушками. Захотят братья полежать-отдохнуть — тут-то их и спалит огнём! — И ты хорошо придумала! — молвила змеиха. — Ну, а если вы их не сгубите, я сама обернусь огромной свиньёй, догоню их и всех троих проглочу! Подслушал Иван — крестьянский сын эти речи и вер­нулся к братьям. — Ну что, нашёл ты свой кушак? — спрашивают братья. — Нашёл. — И стоило время на это тратить! — Стоило, братцы! После того собрались братья и поехали домой. Едут они степями, едут лугами. А день такой жаркий, та­кой знойный. Пить хочется — терпенья нет! Смотрят братья — стоит колодец, в колодце серебря­ный ковшик плавает. Говорят они Ивану: — Давай, братец, остановимся, холодной водицы по­пьём и коней напоим! — Неизвестно, какая в том колодце вода, — отвечает Иван. — Может, гнилая да грязная.   Свистнул он, бросил свою правую рукавицу в избушку, где братья его дожидались. Рукавица все стёкла в окнах повыбила, а братья спят, ничего не слышат. Собрался Иван с силами, размахнулся ещё раз, сильнее прежнего, и срубил чуду-юду шесть голов. Чудо-юдо подхватил свои головы, чиркнул огненным пальцем, к шеям прило­жил — и опять все головы на местах. Кинулся он тут на Ивана, забил его по пояс в сырую землю. Видит Иван — дело плохо. Снял левую рукавицу, запустил в избушку. Рукавица крышу пробила, а братья всё спят, ничего не слышат. В третий раз размахнулся Иван — крестьянский сын, срубил чуду-юду девять голов. Чудо-юдо подхватил их, чиркнул огненным пальцем, к шеям приложил — головы опять приросли. Бросился он тут на Ивана и вогнал его в сырую землю по самые плечи... Снял Иван свою шапку и бросил в избушку. От того уда­ра избушка зашаталась, чуть по бревнам не раскатилась. Тут только братья проснулись, слышат — Иванов конь громко ржёт да с цепей рвётся. Бросились они на конюшню, спустили коня, а следом за ним и сами побежали. Иванов конь прискакал, стал бить чудо-юдо копытами. Засвистел чудо-юдо, зашипел, начал коня искрами осыпать. А Иван — крестьянский сын тем временем вылез из земли, изловчился и отсёк чуду-юду огненный палец. Пос­ле того давай рубить ему головы. Сшиб все до единой! Туловище на мелкие части рассёк и побросал в реку Смо­родину. Прибегают тут братья. — Эх вы! — говорит Иван. — Из-за сонливости вашей я чуть головой не поплатился! Привели его братья к избушке, умыли, накормили-на­поили и спать уложили. Поутру рано Иван встал, начал одеваться-обуваться. — Куда это ты в такую рань поднялся? — говорят бра­тья. — Отдохнул бы после такого побоища! — Нет, — отвечает Иван, — не до отдыха мне: пойду к реке Смородине свой кушак искать — обронил там. — Охота тебе! — говорят братья. — Заедем в город — новый купишь. — Нет, мне мой нужен! Отправился Иван к реке Смородине, да не кушак стал искать, а перешёл на тот берег через калиновый мост и прокрался незаметно к чудо-юдовым каменным палатам. Подошёл к открытому окошку и стал слушать — не за­мышляют ли здесь ещё чего? Смотрит — сидят в палатах три чудо-юдовы жены да мать, старая змеиха. Сидят они и сговариваются. Первая говорит: — Отомщу я Ивану — крестьянскому сыну за моего му­жа! Забегу вперёд, когда он с братьями домой возвра­щаться будет, напущу жары, а сама обернусь колодцем. Захотят они воды выпить — и с первого же глотка мёртвы­ми — свалятся! Это ты хорошо придумала! — говорит старая змеиха. Вторая говорит: — А я забегу вперёд и обернусь яблоней. Захотят они по яблочку съесть — тут их и разорвёт на мелкие кусочки! — И ты хорошо придумала! — говорит старая змеиха. — А я, — говорит третья, — напущу на них сон да дрёму, а сама забегу вперёд и обернусь мягким ковром с шёл­ковыми подушками. Захотят братья полежать-отдохнуть — тут-то их и спалит огнём! — И ты хорошо придумала! — молвила змеиха. — Ну, а если вы их не сгубите, я сама обернусь огромной свиньёй, догоню их и всех троих проглочу! Подслушал Иван — крестьянский сын эти речи и вер­нулся к братьям. — Ну что, нашёл ты свой кушак? — спрашивают братья. — Нашёл. — И стоило время на это тратить! — Стоило, братцы! После того собрались братья и поехали домой. Едут они степями, едут лугами. А день такой жаркий, та­кой знойный. Пить хочется — терпенья нет! Смотрят братья — стоит колодец, в колодце серебря­ный ковшик плавает. Говорят они Ивану: — Давай, братец, остановимся, холодной водицы по­пьём и коней напоим! — Неизвестно, какая в том колодце вода, — отвечает Иван. — Может, гнилая да грязная. Соскочил он с коня и принялся мечом сечь да рубить этот колодец. Завыл колодец, заревел дурным голосом. Тут спустился туман, жара спала — пить не хочется. — Вот видите, братцы, какая вода в колодце была, — говорит Иван. Поехали они дальше. Долго ли, коротко ли ехали — уви­дели яблоньку. Висят на ней яблоки, крупные да румяные. Соскочили братья с коней, хотели было яблочки рвать. А Иван забежал вперёд и давай яблоню мечом под самый корень рубить. Завыла яблоня, закричала... — Видите, братцы, какая это яблоня! Невкусные на ней яблочки! Сели братья на коней и поехали дальше. Ехали они, еха­ли и сильно утомились. Смотрят — разостлан на поле ко­вёр узорчатый, мягкий, а на нём подушки пуховые. — Полежим на этом ковре, отдохнём, подремлем часок! — говорят братья. — Нет, братцы, не мягко будет на этом ковре ле­жать! — отвечает им Иван. Рассердились на него братья: — Что ты за указчик нам: того нельзя, другого нельзя! Иван в ответ ни словечка не сказал. Снял он свой кушак, на ковёр бросил. Вспыхнул кушак пламенем и сгорел. — Вот с вами то же было бы! — говорит Иван братьям. Подошёл он к ковру и давай мечом ковёр да подушки на мелкие лоскутья рубить. Изрубил, разбросал в стороны и говорит: — Напрасно вы, братцы, ворчали на меня! Ведь и коло­дец, и яблоня, и ковёр — всё это чудо-юдовы жёны были. Хотели они нас погубить, да не удалось им это: сами все погибли! Поехали братья дальше. Много ли, мало ли проехали — вдруг небо потемнело, ветер завыл, земля загудела: бе­жит за ними большущая свинья. Разинула пасть до ушей — хочет Ивана с братьями проглотить. Тут молодцы, не будь дурны, вытащили из своих котомок дорожных по пуду соли и бросили свинье в пасть. Обрадовалась свинья — дума­ла, что Ивана — крестьянского сына с братьями схватила. Остановилась и стала жевать соль. А как распробовала — снова помчалась в погоню. Бежит, щетину подняла, зуби-щами щёлкает. Вот-вот нагонит... Тут Иван приказал братьям в разные стороны скакать: один направо поскакал, другой — налево, а сам Иван — вперёд. Подбежала свинья, остановилась — не знает, кого прежде догонять. Пока она раздумывала да в разные стороны мордой вертела, Иван подскочил к ней, поднял её да со всего раз­маха о землю ударил. Рассыпалась свинья прахом, а ве­тер тот прах во все стороны развеял. С тех пор все чуда-юда да змеи в том краю повыве­лись — без страха люди жить стали. А Иван — кресть­янский сын с братьями вернулся домой, к отцу, к ма­тери. И стали они жить да поживать, поле пахать да пшеницу сеять. - КОНЕЦ -

Иван-царевич и серый волк

Жил-был царь Берендей, у него было три сына, млад­шего звали Иваном. И был у царя сад великолепный; рос­ла в том саду яблоня с золотыми яблоками. Стал кто-то царский сад посещать, золотые яблоки во­ровать. Царю жалко стало свой сад. Посылает он туда ка­раулы. Никакие караулы не могут уследить похитника. Царь перестал и пить, и есть, затосковал. Сыновья отца утешают: — Дорогой наш батюшка, не печалься, мы сами станем сад караулить. Старший сын говорит: — Сегодня моя очередь, пойду стеречь сад от похитника. Отправился старший сын. Сколько ни ходил с вечеру, никого не уследил, припал на мягкую траву и уснул. Утром царь его спрашивает: — Ну-ка, не обрадуешь ли меня: не видал ли ты похит-ника? — Нет, родимый батюшка, всю ночь не спал, глаз не смыкал, а никого не видал. На другую ночь пошёл средний сын караулить и тоже проспал всю ночь, а наутро сказал, что не видал похитника. Наступило время младшего брата идти стеречь. Пошёл Иван-царевич стеречь отцов сад и даже присесть боится, не то что прилечь. Как его сон задолит, он росой с травы умо­ется, сон и прочь с глаз. Половина ночи прошла, ему и чудит­ся: в саду свет. Светлее и светлее. Весь сад осветило. Он ви­дит — на яблоню села Жар-птица и клюёт золотые яблоки. Иван-царевич тихонько подполз к яблоне и поймал пти­цу за хвост. Жар-птица встрепенулась и улетела, оста­лось у него в руке одно перо от её хвоста. Наутро приходит Иван-царевич к отцу. — Ну что, дорогой мой Ваня, не видал ли ты похитника? — Дорогой батюшка, поймать не поймал, а проследил, кто наш сад разоряет. Вот от похитника память вам при­нёс. Это, батюшка, Жар-птица. Царь взял это перо и с той поры стал пить, и есть, и печали не знать. Вот в одно прекрасное время ему и раздумалось об этой об Жар-птице. Позвал он сыновей и говорит им: — Дорогие мои дети, оседлали бы вы добрых коней, по­ездили бы по белу свету, места познавали, не напали бы где на Жар-птицу. Дети отцу поклонились, оседлали добрых коней и от­правились в путь-дорогу: старший в одну сторону, сред­ний в другую, а Иван-царевич в третью сторону. Ехал Иван-царевич долго ли, коротко ли. День был лет­ний. Приустал Иван-царевич, слез с коня, спутал его, а сам свалился спать. Много ли, мало ли времени прошло, пробудился Иван-царевич, видит — коня нет. Пошёл его искать, ходил, хо­дил и нашёл своего коня — одни кости обглоданные. За­печалился Иван-царевич: куда без коня идти в такую даль? «Ну что же, — думает, — взялся — делать нечего». И по­шёл пеший. Шёл, шёл, устал до смерточки. Сел на мягкую траву и пригорюнился, сидит. Откуда ни возьмись, бежит к нему серый волк: — Что, Иван-царевич, сидишь пригорюнился, голову повесил? — Как же мне не печалиться, серый волк? Остался я без доброго коня. — Это я, Иван-царевич, твоего коня съел... Жалко мне тебя! Расскажи, зачем в даль поехал, куда путь держишь? —  Послал меня батюшка поездить по белу свету, найти Жар-птицу. — Фу, фу, тебе на своём добром коне в три года не до­ехать до Жар-птицы. Я один знаю, где она живет. Так и быть — коня твоего съел, буду тебе служить верой-правдой. Садись на меня да держись крепче. Сел Иван-царевич на него верхом, серый волк и поска­кал — синие леса мимо глаз пропускает, озёра хвостом заметает. Долго ли, коротко ли, добегают они до высокой крепости. Серый волк и говорит: — Слушай меня, Иван-царевич, запоминай: полезай че­рез стену, не бойся — час удачный, все сторожа спят. Увидишь в тереме окошко, на окошке стоит золотая клет­ка, а в клетке сидит Жар-птица. Ты птицу возьми, а клетки не трогай! Иван-царевич через стену перелез, увидел этот терем — на окошке стоит золотая клетка, в клетке сидит Жар-птица. Он птицу взял, за пазуху положил, да засмотрелся на клетку. Сердце его и разгорелось: «Ах, какая — золотая, драгоценная! Как такую не взять!» И забыл, что волк ему наказывал. Только дотронулся до клетки, пошёл по кре­пости звук: трубы затрубили, барабаны забили, сторожа пробудились, схватили Ивана-царевича и повели его к царю Афрону. Царь Афрон разгневался и спрашивает: — Чей ты, откуда? — Я царя Берендея сын, Иван-царевич. — Аи, срам какой! Царский сын да пошёл воровать. — А что же, когда ваша птица летала, наш сад разоряла? — А ты бы пришёл ко мне, по совести попросил, я бы её так отдал, из уважения к твоему родителю, царю Берен­дею. А теперь по всем городам пущу нехорошую славу про вас... Ну да ладно, сослужишь мне службу, я тебя прощу. В таком-то царстве у царя Кусмана есть конь зла­тогривый. Приведи его ко мне, тогда отдам тебе Жар-пти­цу.   Загорюнился Иван-царевич, идёт к серому волку. А волк ему: — Я же тебе говорил, не шевели клетку! Почему не слу­шал мой наказ? — Ну, прости же ты меня, прости, серый волк. — То-то, прости... Ладно, садись на меня. Взялся за гуж, не говори, что не дюж. Опять поскакал серый волк с Иваном-царевичем. Долго ли, коротко ли, добегают они до той крепости, где стоит конь златогривый. — Полезай, Иван-царевич, через стену, сторожа спят, иди на конюшню, бери коня, да смотри уздечку не трогай! Иван-царевич перелез в крепость, там все сторожа спят, зашёл на конюшню, поймал коня златогривого, да позарился на уздечку — она золотом, дорогими камнями убрана; в ней златогривому коню только и гулять. Иван-царевич дотронулся до уздечки, пошёл звук по всей крепости: трубы затрубили, барабаны забили, сто­рожа проснулись, схватили Ивана-царевича и повели к царю Кусману. — Чей ты, откуда? — Я Иван-царевич. — Эка, за какие глупости взялся — коня воровать! На это простой мужик не согласится. Ну ладно, прощу тебя, Иван-царевич, если сослужишь мне службу. У царя Дал-мата есть дочь Елена Прекрасная. Похить её, привези ко мне, подарю тебе златогривого коня с уздечкой. Ещё пуще пригорюнился Иван-царевич, пошёл к серо­му волку. — Говорил я тебе, Иван-царевич, не трогай уздечку! Не послушал ты моего наказа. — Ну прости же меня, прости, серый волк. — То-то, прости... Да уж ладно, садись мне на спину. Опять поскакал серый волк с Иваном-царевичем. Добе­гают они до царя Далмата. У него в крепости в саду гуляет Елена Прекрасная с мамушками, нянюшками. Серый волк говорит: — В этот раз я тебя не пущу, сам пойду. А ты ступай об­ратно путём-дорогой, я тебя скоро нагоню. Иван-царевич пошёл обратно путём-дорогой, а серый волк перемахнул через стену — да в сад. Засел за куст и глядит: Елена Прекрасная вышла со своими мамушками, нянюшками. Гуляла, гуляла и только приотстала от маму­шек и нянюшек, серый волк ухватил Елену Прекрасную, перекинул через спину — и наутёк. Иван-царевич идёт путём-дорогой, вдруг настигает его серый волк, на нём сидит Елена Прекрасная. Обрадовал­ся Иван-царевич, а серый волк ему: — Садись на меня скорей, как бы за нами погони не было. Помчался серый волк с Иваном-царевичем, с Еленой Прекрасной обратной дорогой — синие леса мимо глаз пропускает, реки, озёра хвостом заметает. Долго ли, коротко ли, добегают они до царя Кусмана. Серый волк спрашивает: — Что, Иван-царевич, приумолк, пригорюнился? — Да как же мне, серый волк, не печалиться? Как рас­станусь с такой красотой? Как Елену Прекрасную на коня буду менять? Серый волк отвечает: — Не разлучу я тебя с такой красотой — спрячем её где-нибудь, а я обернусь Еленой Прекрасной, ты и веди меня к царю. Тут они Елену Прекрасную спрятали в лесной избушке. Серый волк перевернулся через голову и сделался точь-в-точь Еленой Прекрасной. Повёл его Иван-царевич к царю Кусману. Царь обрадовался, стал его благодарить: — Спасибо тебе, Иван-царевич, что достал мне невес­ту. Получай златогривого коня с уздечкой. Иван-царевич сел на этого коня и поехал за Еленой Прекрасной. Взял её, посадил на коня, и едут они путём-дорогой. А царь Кусман устроил свадьбу, пировал весь день до вечера, а как надо было спать ложиться, повёл он Елену Прекрасную в спальню, да только лёг с ней на кровать, глядит — волчья морда вместо молодой жены! Царь со страху свалился с кровати, а волк удрал прочь. Нагоняет серый волк Ивана-царевича и спрашивает: — О чём задумался, Иван-царевич? — Как же мне не думать? Жалко расставаться с таким сокровищем — конём златогривым, менять его на Жар-птицу. — Не печалься, я тебе помогу. Вот доезжают они до царя Афрона. Волк и говорит: — Этого коня и Елену Прекрасную ты спрячь, а я обер­нусь конём златогривым, ты меня и веди к царю Афрону. Спрятали они Елену Прекрасную и златогривого коня в лесу. Серый волк перекинулся через спину, обернулся зла­тогривым конём. Иван-царевич повёл его к царю Афрону. Царь обрадовался и отдал ему Жар-птицу с золотой клеткой.   Иван-царевич вернулся пеший в лес, посадил Елену Прекрасную на златогривого коня, взял золотую клетку с Жар-птицей и поехал путём-дорогой в родную сторону. А царь Афрон велел подвести к себе дарёного коня и только хотел сесть на него — конь обернулся серым волком. Царь со страху где стоял, там и упал, а серый волк пустился наутёк и скоро догнал Ивана-царевича. — Теперь прощай, мне дальше идти нельзя. Иван-царевич слез с коня и три раза поклонился до земли, с уважением отблагодарил серого волка. А тот говорит: — Не навек прощайся со мной, я ещё тебе пригожусь. Иван-царевич думает: «Куда же ты ещё пригодишься? Все желанья мои исполнены». Сел на златогривого коня, и опять поехали они с Еленой Прекрасной, с Жар-птицей. Доехал он до своих краёв, вздумалось ему пополдневать. Было у него с собой не­много хлебушка. Ну, они поели, ключевой воды попили и легли отдыхать. Только Иван-царевич заснул, наезжают на него его бра­тья. Ездили они по другим землям, искали Жар-птицу, вернулись с пустыми руками. Наехали и видят — у Ивана-царевича всё добыто. Вот они и сговорились: — Давай убьём брата, добыча вся будет наша. Решились и убили Ивана-царевича. Сели на златогривого коня, взяли Жар-птицу, посадили на коня Елену Пре­красную и устрашили её: —  Дома не сказывай ничего! Лежит Иван-царевич мёртвый, над ним уже вороны летают. Откуда ни возьмись, прибежал серый волк и схва­тил ворона с воронёнком. — Ты лети-ка, ворон, за живой и мёртвой водой. Прине­сёшь мне живой и мёртвой воды, тогда отпущу твоего во­ронёнка. Ворон, делать нечего, полетел, а волк держит его воро­нёнка. Долго ли ворон летал, коротко ли, принёс он живой и мёр­твой воды. Серый волк спрыснул мёртвой водой раны Ива­ну-царевичу, раны зажили; спрыснул его живой водой — Иван-царевич ожил. — Ох, крепко же я спал!.. — Крепко ты спал, — говорит серый волк. — Кабы не я, совсем бы не проснулся. Родные братья тебя убили и всю добычу твою увезли. Садись на меня скорей! Поскакали они в погоню и настигли обоих братьев. Тут их серый волк растерзал и клочки по полю разметал. Иван-царевич поклонился серому волку и простился с ним навечно. Вернулся Иван-царевич домой на коне златогривом, привёз отцу своему Жар-птицу, а себе — невесту, Елену Прекрасную. Царь Берендей обрадовался, стал сына спрашивать. Стал Иван-царевич рассказывать, как помог ему серый волк достать добычу, да как братья убили его, сонного, да как серый волк их растерзал. Погоревал царь Берендей и скоро утешился. А Иван-царевич женился на Елене Прекрасной, и стали они жить-поживать да горя не знать.   - КОНЕЦ -

Илья Муромец и соловей-разбойник (сказка)

Скачет Илья Муромец на своём коне, с горы на гору перескакивает, реки-озёра перепрыгивает, холмы перелетает. Добрались они до дремучих лесов, дальше скакать нельзя: разлеглись перед ними болота зыбучие. Соскочил Илья с коня, стал одной рукой ду­бы с корнем вырывать, настилать через болото настилы дубовые. Так до­шёл Илья до широкой речки Смородины и сел на коня. Заржал конь, взвился выше леса и одним скачком перепрыгнул реку. А за рекой сидит Соловей-разбойник на трёх дубах, на девяти суках. Мимо тех дубов ни сокол не пролетит, ни зверь не пробежит. Все боятся Соловья-разбойника, никому умирать не хочется. Услыхал Соловей конский топот и закричал страшным голосом: - Кто проезжает тут, спать не даёт Соловью-разбойнику?! Да как засвищет он по-соловьиному, зарычит по-звериному, так вся земля дрогнула, цветы осыпались, травы полегли. Конь на колени упал. А Илья в седле сидит, точно вкопанный. Взял он плётку шелковую, ударил коня по крутым бокам. Тот вскочил, подскакал к трём дубам. Удивился Соловой-разбойник, из гнезда высунулся. А Илья, не мешкая, натянул тугой лук, спустил калёную стрелу, угодила она прямо в Соловья. Пока­тился Соловей из гнезда, подхватил его Илья, связал крепко ремнями и приторочил к стремени. Повернул Илья коня и поскакал к Киеву. Приумолк Соловей-разбойник, не шелохнётся. Едет Илья по Киеву, подъезжает к палатам князя Владимира, а там пир горой идёт, за столами сидят богатыри русские. Вошёл Илья, покло­нился, стал у порога: -  Здравствуй, князь Владимир, примешь ли к себе в дружину заезже­го молодца? Спрашивает его Владимир Красное Солнышко: -  Ты откуда, добрый молодец, как тебя зовут? -  Зовут меня Ильёй. Я привёз тебе, князь, Соловья-разбойника. Не хочешь ли ты поглядеть на него? Поспешил князь с гостями за Ильёй на двор. Подбежали к коню. А разбойник висит у стремени, по рукам-ногам ремнями связан. Говорит ему Илья: -  Ну-ка засвищи по-соловьиному, зарычи по-звериному, только сви­стни ты полусвистом, зарычи полурыком, а то будет худо тебе. Не послушал Соловей наказа Ильи Муромца, засвистел, заревел во всю мочь. Что тут сделалось! Стёкла в горницах полопались, разбежались кони из конюшен, все богатыри на землю упали. Сам князь Владимир еле живой стоит, шатается. Рассердился Илья на разбойника, взял свою плётку, ударил Соловья-разбойника. Тот притих, не свистит больше. -   Спасибо тебе, Илья Муромец, что землю Русскую от злодея избавил, - говорит Владимир-князь. - Оставайся в моей дружине.

- КОНЕЦ - 

Как Василиса на войну поехала (сказка)

Зачинается, начинается добрая сказка, славная байка. В чистом поле, в широком раздолье, за тёмными лесами, за зелёными лугами, за быстрыми реками, за крутыми берегами утка крякнула, берега звякнули, море взболталось, сказка сказалась. Да это ещё не сказка, а присказка. А теперь сказку слушайте.
В одном селе жили муж с женой. И вырастили они трёх дочек. Старшую как звали — не знаем, среднюю — не помним, а младшая дочь была Василиса Прекрасная.
Жили не тужили, да тут война началась. А с чего война? Про то цари знают. Царства у них поделены с дедов да прадедов, и межа ровно по ниточке идёт. Так, вишь, заспорили, кто когда межевой камень положил и кто теперь им владеть должен. Поспорили, поспорили и пошли войной друг на друга. Да негоже царям самим кулаками махать, на то солдаты есть — всех молодых парней на войну и угнали.
А у нашего крестьянина три девки, ни одного парня. Собрались сельчане, судили-рядили и так приговорили:
— Кабы у тебя не три девки, а трое сыновей росло, все трое на войну бы пошли. А раз никто не идёт, должен ты крестьянскому миру на утешенье, селу на увеселенье три бочки мёду выкатить.
Услышала про это старшая дочь и сказала:
— Не ставь ты за меня мёду. Иди в город, купи мне коня неезженого, седло несиженое, плётку нехлёстаную, ружьё нестреляное. Сама на войну отправлюсь, воевать буду. Всё равно всех женихов угнали, замуж идти не за кого.
Отец с матерью её и так и сяк уговаривают. Она на своём стоит. Делать нечего. Купил отец, что она просила.
Снарядилась старшая дочь, на войну поехала.
А отец вперёд забежал, у Ремень-реки на мостике остановился. Тулуп вывернул, вверх шерстью надел, голову в выдолбленную тыкву сунул, горящую головешку в зубах держит.
Доехала старшая дочь до Ремень-реки, видит — на мостике стоит лохматое, голова круглая, из пасти искры летят, дым валит. Может, оно медведь, может, чудище какое неведомое. Что бы ни было, а страху не оберёшься. Повернула она коня, домой поскакала.
Назавтра средняя дочь говорит:
— Купи мне, батюшка, коня неезженого, седло несиженое…
Махнул отец рукой.
— И слушать дальше не хочу. Всё уже куплено, да храбрость, вишь, на ярмарке не продаётся.
— А мне храбрости не занимать! — похвалилась средняя дочь.
Села на коня и поехала на войну. Доехала до Ремень-реки, видит, на мостике медведь не медведь — чудище лохматое, лапами машет, путь загораживает.
— Так вот отчего сестра домой вернулась! Ну, я не из таковских.
Сорвала с головы шапку, зажмурилась, да и кинула наугад куда попадя. Только ворон всполошила да сама их карканья испугалась. Хлестнула коня плёткой и поворотила назад.
А младшая сестра Василиса Прекрасная ничего у отца не просила, ничего сестрам не молвила, мужское платье надела, русые косы под шапку спрятала, мать обняла и на коня вскочила.
Едет на коне езженом, сидит в седле сиженом, плёткой помахивает хлёстаной, ружьё нестреляное за плечами. Чем не парень, чем не молодец!
А отец, как и в те разы, на мостике через Ремень-реку дочку поджидает.
Увидала Василиса Прекрасная чудище косматое, да не испугалась. Схватила белой ручкой плётку покрепче и ну лохматого хлестать, по бокам охаживать.
Взревело чудище дурным голосом, в кусты с мостика бросилось, затаилось. Василиса мост переехала, дальше путь держит.
А отец-бедняга домой ни с чем приплёлся. Залез на печь, лежит, кряхтит.
Жена спрашивает:
— Ты где был?
— По грибы ходил.
— А чего охаешь?
— Да на ёлках этот год шишки велики выросли. Тронул ненароком ёлку, так они и посыпались, все бока-плечи обколотили.
— Василиса-то где?
— Уехала наша Василиса. Уже за Ремень-рекой скачет.
Мать только заплакала.
А Василиса до распутья доскакала, тут коня остановила. Смотрит — три дороги перед ней, посредине столб стоит, а на столбе написано:
«Вправо поедешь — коня потеряешь!»
— Не поеду вправо, — Василиса себе говорит, — конь-то не мой, а батюшкин. — И дальше читает:
«Влево поедешь — сам пропадёшь!»
— Это уж и вовсе ни к чему! — рассудила Василиса.
Смотрит опять:
«Прямо поедешь — увидишь, что будет!»
— Вот это по мне! — обрадовалась Василиса.
И пустила коня прямо.
Сколько ехала, столько ехала — день до вечера. Ночь настала, туман пал, а кругом шумит тёмный лес-дубравушка. Совы да филины разухались, волки развылись, а человечьим духом и не пахнет. Отпустила Василиса поводья — пусть конь идёт куда знает.
И принёс её конь к избушке, где жила шишига лесная с сыном Ванюшкой да с собачкой Викушкой.
Василиса шишиге-хозяйке до земли поклонилась, Ванюшке в пояс, собачку Викушку по шерсти погладила.
Шишига её в дом впустила, за дубовый стол усадила, принялась спрашивать:
— Как звать тебя, добрый молодец? Далеко ли едешь? Куда путь держишь?
— Кличут меня Василием-Васей, а еду я ни далеко, ни близко, на войну воевать.
— Зачем тебе на войну ехать, лучше с нами оставайся. Будешь мне сынком названым, моему Ванюшке братцем любимым. Ему одному в лесу скучно.
— Нет, поеду!.
— Ну, так хоть погости, — шишига говорит.
А Ванюшка с Васи-Василисы глаз не сводит. Шишиге потихоньку шепчет:
— Эх, кабы девица была, взял бы замуж.
— Что болтать попусту — парень это, — шишига отвечает.
— А мне сердце сказывает-подсказывает — девица.
Тут шишига призадумалась, испугалась. А чего испугалась, о том речь не сейчас пойдёт, вперёд забегать не будем.
Стала шишига гостя спать укладывать. На лавке ему постелила. Взяла семьдесят семь трав, в изголовье сунула и шепчет Ванюшке:
— Коли девица, зацветёт к утру трава-мурава ярким цветом, что бисером разошьётся.
А у собачки Викушки ушки на макушке, всё она услыхала, Василисе перешептала. Как загасили лучину, спать легли, Василиса вынула тихонько траву-мураву, на окошечко положила.
Утром смотрит шишига и головой качает.
— Нет, — говорит Ванюшке, — молодец это. Сам гляди: ни одна травинка цвета не дала, ни красного, ни синего, ни белого.
А Ванюшка своё:
— Девица!
— Что ж, — отвечает шишига, — испытаем ещё раз.
Сама на печь легла, разохалась.
— Ох, детушки, разломило меня всю. Который-нибудь из вас воды наносите.
А Ванюшке шепчет:
— Не носи. Пускай Вася принесёт. Коли девица, по воду пойдёт с коромыслом. Коли парень, понесёт вёдра в руках.
Василиса — за коромысло, а собачка Викушка ей тихонько тявкает:
— Оставь коромысло, где стоит. Бери вёдра руками.
Так Василиса и сделала. Коромысло за дверью оставила, с ведрами к ручью пошла. И Ванюшка за ней.
Не уезжай, — говорит, — братец названый, живи с нами. Вместе нам веселей будет.
— Мне в лесу не жить, — Вася-Василиса отвечает. — Я не лесного роду-племени.
— Да ведь и я не лесного роду-племени. Рос, как ты, в деревне, у отца с матушкой. Как-то ехали мы на сенокос, я ещё мальцом был, забаловался, крынку с водой разбил. Рассердилась матушка да в сердцах и скажи: «Возьми тебя шишига лесная!». В тот же вечер и уволокла меня шишига.
— А ты бы убежал! — Вася-Василиса советует.
— И рад бы, да не могу. Только девица-красавица, что замуж за меня пойдёт, из беды меня вызволить может.
Смотрит на Ванюшку Вася-Василиса, а стан-то у него ладный, плечи широкие, волосы так и вьются. Однако не дала волю девичьему сердцу, не призналась.
Наносила воды Василиса, а шишига и говорит Ванюшке:
— Теперь сам видишь, что молодец.
— Видать-то вижу, а сердце не то подсказывает.
— Ладно, в последний раз испытаю, истоплю баньку. Коли, парень, пойдёт с тобой мыться. Коли девица, со мной попарится.
Только банька истопилась, Ванюшка стал собираться, а Вася-Василиса вперёд побежала. Коня привязала у баньки, сама — скорёхонько мыться да париться.
Подходит к баньке Ванюшка, а конь на него так и кидается. То копытом лягнуть, то укусить норовит. Ванюшка на него грозится:
— Ах ты, волчий корм, травяной мешок! Стой, не балуй!
Конь ещё пуще ярится.
Закричал Ванюшка:
— Эй, братец, уведи своего коня.
— Сейчас уведу, — Василиса отзывается.
И вышла из баньки. Взяла коня под уздцы, отвела в сторону и говорит:
— Ты, Ванюша, иди мойся, а я уже.
Ванюшка думает:
«Так и не вызнали — парень ли, девица ли?»
Вечером спать легли, шишига да Ванюшка заснули, а Василиса раздумалась: «Ох, горюшко! Промешкаю тут — правду дознаются. Надо ехать, куда ехала».
Встала, во двор вышла и коня оседлала. Только хотела в путь тронуться, собачка Викушка к ней подбежала и так посоветовала:
— Что ж ты в дальнюю дорогу поесть ничего не взяла? Возьми каши горшочек да пшена мешочек. Может, сама съешь, может, на другое пригодится.
Василиса собачку послушалась.
Всю ночь ехала, на зорьке отдохнуть остановилась. Легла на травку, шелкову муравку. Лежит и всё Ванюшку вспоминает. А Ванюшка в избушке проснулся, шишигу разбудил.
— Вставай скорей, нету моего братца Васи-Василия. Видно, на войну уехал. Поскачу и я вдогонку. Вместе будем воевать.
— Нет на то моего согласия! — шишига отвечает. — Лучше я твоего Васю на войну не пущу, а сюда представлю.
Вышла на крыльцо, в ладоши захлопала, громким голосом закричала:
— Эй вы, гуси-лебеди, серы да белы, слетайтеся-собирайтеся. На краю леса, на траве-мураве лежит Вася, то ли молодец, то ли девица. Так вы Васю ко мне доставьте.
Гуси-лебеди полетели. Васю-Василису увидели, над ней закружились.
Ур-ку, ур-ку, полетим, полетим!
Ур-ку, ур-ку, унесём, унесём!
Услыхала их Василиса, мигом горшочек каши на траву поставила, мешочек пшена по земле рассыпала.
Спустились гуси-лебеди, крыльями машут. Склевали всё дочиста и назад улетели.
Шишига их бранит, а они отвечают:
— Ты нас не всякий день и мякиной-то кормила, а тут мы белой каши да отборного зерна наклевались.
Схватила шишига прут берёзовый, бьёт, хлещет гусей-лебедей, приговаривает:
— Что сказано, то приказано, что велено, то и делайте!
Полетели гуси-лебеди назад.
А тем часом-временем заснула Василиса крепким сном. Шапка с головы её упала, русые косы по траве разметались.
Подхватили гуси-лебеди Василису, так её спящую в лесную шишигину избушку и принесли.
Ванюшка увидел, руками всплеснул.
— Чуяло моё сердце, что девица она, Василиса Прекрасная.
А шишига про себя думает: «То-то и оно, что девица. Уведёт моего Ванюшку, из-под моей власти высвободит. Надо её извести. А Ванюшку запру за дубовые двери, на железные засовы».
Заманила она Ванюшку в баньку, задвинула засов железный, навесила замок и ключ к поясу привязала — теперь никуда не денется.
Василиса к окошку баньки подошла, ласковым голосом заговорила:
— Тут ли ты, братец Ванюшка?
— Тут я, тут, Василиса Прекрасная, — отвечает. — Только незови меня братом названым, а зови женихом зарученным.
Василиса зарумянилась, будто облачко на зорьке.
— Рано мне женихом тебя называть. Сидишь ты, ровно сокол пленённый в клетке. А пока ты в неволе, и мне никуда не уйти, глупое сердце девичье не пускает.
— Спасибо тебе на ласковом слове, — отзывается Ванюшка.
А шишига на крыльцо выскочила, Василису кличет. Посылает её коров доить, что в лесу на лужайке пасутся. Василиса подойник взяла, пошла в лес. Ванюшка в баньке сидит, горюет.
— Знаю, знаю, куда моя мыка пошла, знаю, знаю, куда горе мыка отправилась. Замыслила шишига лютой смерти её предать.
Хоть бы Викушка ей помогла.
А Викушка — ушки на макушке — тут как тут. Догнала Василису, всему научила.
Пришла Василиса на лужайку, подойник посреди лужайки поставила, сама на берёзку залезла. За сучок ухватилась, громким голосом закричала:
Эй, лесные коровушки,
Лохматые бурёнушки,
Собирайтесь, подоитесь
Да опять разбегитесь!
На те слова повалили из лесу медведицы, одна другой страшней да лохматей. В подойник подоились и ушли.
Василиса с берёзы слезла, полный подойник подхватила и шишиге принесла. Шишига так от злости и затряслась.
— Коров подоила, — говорит, — это работа не работа. А вот тебе работа: иди моих овечек постриги.
Ванюшка в баньке горюет, да Викушка своё дело знает: всё Василисе рассказала, всему научила.
Вот пришла Василиса в тёмный лес, огляделась. Точно — стоит пенёк, как Викушка сказывала. Она под ним рядно расстелила, положила ножницы, потом стала на пенёк, проговорила:
Пень пня выше
Да пень пня выше!
Стал пень расти, над травой поднялся, над кустами поднялся, с верхушкой сосны сравнялся. Тут Василиса начала шишигиных овец скликать громким голосом:
Овечушки чёрные, овечушки белые,
Овечушки рыжие, овечушки серые,
Собирайтесь, постригитесь
Да опять разбегитесь!
Выскочили из чащи волки, глазами сверкают, зубами щёлкают. Друг дружку постригли, шерсть на рядно в кучу сгребли и убежали в пущу-чащу.
Василиса ножкой притопнула, пню велела:
Пень пня ниже
Да пень пня ниже!
Пень и опустился.
Принесла Василиса шишиге шерсть, а шишига, что те лесные овечки, зубами заскрипела.
«Ну, ладно, — думает, — медведи её не загрызли, волки не съели… Шибко умна, да и я не глупей. Погожу, придумаю. Всё одно изведу, не видать ей моего Ванюшки!»
А Василисе сказала:
— Принесла шерсть, так садись прясть.
Дала девушке каменное веретёнце и на лавку прилегла. Прядёт Василиса и сама себе говорит:
— Медведи меня не задрали, волки не съели… Да больно хитра шишига, ещё что-нибудь удумает, изведёт меня. Ну, да и я не так проста… Убегу и Ванюшку уведу. Только она нас и видела.
Сказала себе так и запела тихонько:
Весь-то лес спит,
И медведи спят,
И лисицы спят…
А шишига не спит, прислушивается.
Жужжит веретено, нитка тянется, Василиса дальше поёт:
И трава спит,
И листья спят,
И шишига спит…
Стала шишигу дрёма одолевать.
И шишига спит…
И шишига спит…
Тут шишига и заснула.
Увидала это Василиса, подала знак Викушке. Викушка — ушки на макушке — к шишиге подобралась, перекусила шнурок и принесла Василисе ключ от баньки.
Мигом Василиса собралась: веретено с собой взяла, клок волчьей шерсти прихватила да гребень с длинными зубьями. Потом плюнула на то место, где сидела, и сказала:
Слюнка, слюнка, до самой зари
За меня говори
Над волчьим волосом
Моим голосом!
Выскользнула тихонько из шишигиной избушки, Ванюшку отомкнула. Ванюшка к ней с ласковыми речами: «Ох ты моя люба, ох ты моя лада…» А она ему: «Не до ласковых речей, бежать надо!»
Пустились они с шишигиного двора, и Викушка с ними.
А шишига в избушке один глаз приоткрыла да спросонья спрашивает:
— Прядёшь ли, Василиса?
— Пряду, пряду! — слюнка отвечает. — Спи, не тревожься.
Полночи прошло, шишига другой глаз открыла.
— Прядёшь ли, Василиса?
— Пряду, пряду, — слюнка говорит.
Солнце встало, и шишига встала. Смотрит — нет Василисы. Шишига к баньке, а у баньки дверь настежь — и Ванюшки нет.
Взвыла шишига, заскакала, как горошина на раскалённой плите, и кинулась беглецов догонять.
Бегут Василиса с Ванюшкой, вдруг Викушка залаяла:
— Тяв-тяв, чую, чую, хозяйка близко!
Кинула Василиса гребень через плечо, и вырос перед шишигой высокий частокол. Она туда, она сюда, да нет нигде ни лаза, ни перелаза, ни прохода, ни обхода. Стала она поверх перелезать — юбка зацепилась, вся изодралась. Всё-таки перебралась.
Василиса с Ванюшкой бегут, бегут, опять Викушка залаяла:
— Тяв-тяв, берегитесь, погоня близко!
Тут Василиса, клок волчьей шерсти бросила. Мигом каждая шерстинка волком обернулась. Завыли волки, зубами защёлкали, бросились на шишигу. Еле она успела на пенёк забраться да крикнуть:
Пень пня выше
Да пень пня выше!
Растёт пень, а волки так и скачут, растерзать хотят шишигу. Она их сверху уговаривает:
Овечушки, мои милые,
Чёрненькие да беленькие,
Рыженькие да серенькие,
Расступитесь, разбегитесь,
Меня пропустите!
Волки послушались, разбрелись кто куда.
Стук-бряк по лесу разносится, опять шишига гонится, вот-вот Василису с Ванюшкой настигнет.
Разломала Василиса каменное веретено, половинки в стороны бросила. Выросли две скалы, Василису с Ванюшкой да Викушку пропустили, а как стала шишига пробегать, сошлись и её защемили. Уж она их и проклинала, и заклинала, они с места не сдвинулись, будто испокон веку так было. Только когда беглецов уже стало и слыхом не слыхать, и видом не видать, и следы их ветром замело, тогда расступились скалы, выпустили шишигу, опять веретеном обернулись.
Подняла шишига веретено, назад поплелась. В тёмном лесу подобрала шерсти клок да гребень с длинными частыми зубьями. С тем домой и вернулась… Повздыхала и принялась прясть.
А Василиса с Ванюшкой выбрались из леса, смотрят — Василисин конь пасётся, хозяйку ждёт.
Василиса обрадовалась:
— Вот теперь я на войну поеду!
— И я с тобой, — говорит Ванюшка.
Сели они вдвоём на коня и поскакали.
До первой деревни доехали, люди их спрашивают:
— Куда едете, куда скачете?
— На войну едем, воевать скачем.
— Эко дело! — смеются люди. — Война-то кончилась. А вы кто такие да откуда родом?
Василиса про себя рассказала. Подивились люди, головой покачали. А как Ванюшка стал рассказывать, один старик и говорит:
— Знаю, знаю, слышал, слышал про твою матушку, про твоего батюшку. Когда унесла тебя шишига, горевали они сильно, с того горя в одночасье и померли.
Заплакал Ванюшка.
— Куда ж я теперь?
А Василиса его утешает:
— Вот поедем, жених мой милый, к моим отцу с матушкой.
Отец с матерью дочери обрадовались, Ванюшку приветили.
— Оставайся, — говорят, — с нами. Будешь нашей младшей дочке мужем, а нам богоданным сынком.
Свадьбу сыграли, да и зажили все ладком.
Так Василиса Прекрасная на войну не попала, а мужа себе нашла.

                                                                                                              - КОНЕЦ - 

Как внук деда спас (сказка)

Жил-был один мужик. У него были отец-старик и маленький сынишка. А в ихной деревне стариков не держали. Только состарится, в поле перестанет выезжать, его увозят в глуху тайгу, и там зверям на съеденье оставляют — чё, дескать, хлеб зря тратить!

Вот надо этому мужику своего отца в лес отвозить. Он запряг лошадь, на телегу забросил лоскут коры листвяжной, на эту кору отца посадил:
— Но-но! Поехали! — Коня понужнул.
Тут на крыльцо парнишка выскочил, давай проситься:
— Папка, прокати меня! — Мужик его и посадил. Поехали.
Вот в лес приехали.
Мужик лошадь круто повернул — телега наклонилась, и старик вместе с корой вывалился в снег. Он коня понужнул и хотел ехать назад, а парнишка-то и говорит:
— Стой-ка, папка!
— Чё тако?
— Ты пошто же кору-то не берешь? Забери ее.
— А чё тако?
— А когда ты состаришься, робить не сможешь, на чем же я тебя в лес повезу?

Мужик-то и задумался. Потом вернулся, старика поднял, посадил на телегу и домой отвез. С тех пор стариков перестали в лесу оставлять.

- КОНЕЦ - 

Как гречиху два раза косили (сказка)

Хороша у попа гречиха уродилась. Густо стоит, дружно созрела. Самая пора косить. Да у попа один батрак, а поле большое, никак ему не управиться. Надо ещё работника на время принанять, только никто к попу идти не соглашается. Больно уж он скуп.
Как раз в ту пору шёл через село молодой парень, забубённая головушка. Шёл из города с заработков в свою дальнюю деревню.
Прослышал, что поп дешёвого работника ищет, и думает: «Почему бы ещё не подзаработать? Поп дёшево наймёт, да дорого заплатит!»
И свернул к попову дому.
— Так и так, батюшка, не надо ли вам мастера на все руки: и жать, и косить, и возить, и молотить?
— Возить да молотить сами управимся, — отвечает поп, — а гречиху скосить, точно, надобно. Да сойдёмся ли в цене?
— А что цена?! Пшена и сала вволю — вот и вся плата.
Смотрит попов батрак на нового работника и думает: «Нашёл мой хозяин дурачка!»
А тот ему подмигивает: не робей, мол, со мной не пропадёшь.
Вот утром собираются оба работника в поле. Дал им с собой поп пшена мешочек да сала добрый кус.
— Этого, — говорит, — вам на целый день хватит.
Пришли в поле. Новый работник батрака спрашивает:
— Разгадай мне загадку: с чего день начинается?
— У добрых людей — с сытного завтрака, — батрак отвечает.
Хорошее слово. Так и сделаем.
Развели костёр на краю поля, сварили пшено, сальцем заправили. Наелись до отвала, новый работник опять батрака спрашивает:
— Если бы ты, к примеру, царём был, что бы, наевшись, делать стал?
— Да поспал бы всласть, — батрак отвечает.
— Ну, так давай спать.
Батрак испугался:
— А гречиха как же?
— Не тревожься. Мой ответ перед попом.
Легли ненадолго подремать, да до вечера и проспали. Вечерком встали, костёр развели, поужинали и домой пошли.
— Ну, скосили? — поп их встречает.
— Да чуток осталось, — новый работник говорит.
Ночь проспали, наутро опять в поле собираются.
— Давай ещё припасов, — работник у попа требует. — Без харчей косой не помашешь.
Насыпает поп пшена, нарезает сала, а у самого руки от жадности трясутся.
— Неужто всё вчерашнее приели?! И как только брюхо вместило!
Тут новый работник как рассердится! Даже ногами затопал. Пшено по всей хате рассыпал, сало за окошко выкинул. Сам кричит:
— Вот тебе пшено, вот тебе сало! А скошенная гречиха чтоб обратно на поле встала!
Не поверил поп такому чуду, а всё-таки испугался. Посылает попадью:
— Беги на поле скорёхонько, возвращайся быстрёхонько. Неужто правда скошенная гречиха обратно встала?
Сбегала попадья. Вернулась, глаза выпучив.
— Ох, муженёк-батюшко, встала ведь гречиха! Да лучше прежнего. Так и стоит в поле, ровно щетина по хребту у борова.
— А зерно-то есть?
— Висит, батюшко, комьями. Одна беда, осыпаться начало.
Поп за голову схватился. Говорит работникам:
— Берите харчей, сколько надобно, да косить скорей отправляйтесь.
А новый работник отвечает:
— Я теперь за старую цену не согласен. Харч давай да столько-то рублей заплати. Не то такое слово скажу, что вся гречиха разом осыплется.
Поп туда-сюда, а делать нечего. Пришлось раскошелиться.
К вечеру скосили гречиху. Новый работник полный расчёт получил. На прощанье сказал попову батраку:
— Сам видишь, братец, нам, беднякам, без ума да без хитрости не прожить. Поп учён, только и его проучить можно.
Поделился с батраком заработанными деньгами и пошёл, куда раньше шёл.

- КОНЕЦ - 

Коза-дереза (сказка)

Жили были дед да баба да внученька Маша. Не было у них ни коровки, ни свинки, никакой скотинки - одна коза. Коза, черные глаза, кривая нога, острые рога. Дед эту козу очень любил. Вот раз дед послал бабку козу пасти. Она пасла, пасла и домой погнала. А дед сел у ворот да и спрашивает:
- Коза моя, коза, чёрные глаза, кривая нога, острые рога, что ты ела, что пила?
- Я не ела, не пила, меня бабка не пасла. Как бежала через мосточек ухватила кленовый листочек, - вот и вся моя еда.
Рассердился дед на бабку, раскричался и послал внучку козу пасти. Та пасла, пасла и домой пригнала. А дед у ворот сидит и спрашивает:
- Коза моя, коза, чёрные глаза, кривая нога? острые рога, что ты ела, что пила? А коза в ответ:
- Я не ела, я не пила, меня внучка не пасла, как бежала через мосточек, ухватила кленовый листочек, - вот и вся моя еда.
Рассердился дед на внучку, раскричался, пошёл сам козу пасти. Пас, пас, досыта накормил и домой погнал. А сам вперёд побежал, сел у ворот да спрашивает:
- Коза моя , коза, чёрные глаза, кривая нога, острые рога, хорошо ли ела, хорошо ли пила?
А коза говорит:
- Я не пила, я не ела, а как бежала через мосточек ухватила кленовый листочек,- вот и вся моя еда!
Рассердился тут дед на обманщицу, схватил ремень, давай её по бокам лупить. Еле-еле коза вырвалась и побежала в лес.
В лес прибежала да и забралась в зайкину избушку, двери заперла, на печку залезла. А зайка в огороде капусту ел. Пришёл зайка домой - дверь заперта. Постучал зайка да и говорит:
- Кто мою избушку занимает, кто меня в дом не пускает?
А коза ему отвечает:
- Я коза-дереза пол бока луплена, за три гроша куплена, я как топну - топну ногами, заколю тебя рогами, хвостом замету.
Испугался зайчик, бросился бежать. Спрятался под кустик и плачет, лапкой слёзы вытирает.
Идет мимо серый волк, зубами щёлк.
-О чём ты заинька плачешь, о чём слёзы льёшь?
- Как мне, заиньке, не плакать, как мне серому, не горевать: построил я себе избушку на лесной опушке, а забралась в неё коза-дереза, меня домой не пускает.
- Не горюй, заинька, не горюй серенький, пойдём я её выгоню.
Подошёл серый волк к избушке да как закричит:
- Ступай, коза, с печи, освобождай зайкину избушку!
А коза ему и отвечает:
- Я коза-дереза, пол бока луплена, за три гроша куплена, как выпрыгну, как выскочу, забью ногами, заколю рогами - пойдут клочки по закоулочкам!
Испугался волк и убежал!
Сидит заинька под кустом, плачет, слезы лапкой утирает. Идёт медведь, толстая нога. Кругом деревья, кусты трещат.
- О чём, заинька, плачешь, о чём слёзы льёшь?
- Как мне, заиньке, не плакать, как мне серому, не горевать: построил я избушку на лесной опушке, а забралась ко мне коза-дереза, меня домой не пускает.
- Не горюй, заинька, я её выгоню.
Пошёл к избушке медведь да давай реветь:
- Пошла, коза, с печи, освобождай зайкину избушку!
Коза ему в ответ:
- Как выскочу, да как выпрыгну, как забью ногами, заколю рогами, - пойдут клочки по закоулочкам!
Испугался медведь и убежал.
Сидит зайка под кустом, пуще прежнего плачет, слёзки лапкой утирает. Кто мне зайчику серенькому поможет? Как мне козу-дерезу выгнать?
Идёт петушок, красный гребешок, в красных сапогах, на ногах шпоры, на плече коса.
- Что ты, заинька, так горько плачешь, что ты серенький, слёзы льёшь?
- Как мне не плакать, как не горевать, построил я избушку, на лесной опушке, забралась туда коза-дереза меня домой не пускает.
- Не горюй, заинька, я её выгоню.
- Я гнал - не выгнал, волк гнал - не выгнал, медведь гнал - не выгнал, где тебе,
Петя, выгнать!
- Пойдём посмотрим, может и выгоним!
Пришёл Петя к избушке да как закричит:
- Иду, иду скоро, на ногах шпоры, несу острую косу, козе голову снесу! Ку-ка-ре-ку!
Испугалась коза да как хлопнется с печи! С печи на стол, со стола на пол, да в дверь, да в лес бегом! Только её и видели.
А заинька снова стал жить в своей избушке, на лесной опушке. Морковку жуёт, вам поклон шлёт.
Вот и сказке конец, а кто слушал, молодец.

- КОНЕЦ - 

Как лиса училась летать (сказка)

Встретился с лисицей журавль:
-Что, лисица, умеешь ли ты летать?
-Нет, не умею.
-Садись на меня, научу.

Села лисица на журавля. Унес ее журавль высоко-высоко.
-Что, лисица, видишь землю?
-Едва вижу: с овчину земля кажется!

Журавль ее и стряхнул с себя. Лисица упала на мягкое место, на сенную кучу. Журавль подлетел:
-Ну как, умеешь, лисица, летать?
-Летать-то умею - садиться тяжело!
-Садись опять на меня, научу.

Села лиса на журавля. Выше прежнего унес он ее и стряхнул с себя.

Упала лисица на болото: на три сажени ушла под землю.
Так лисица и не научилась летать

- КОНЕЦ - 

Как мужик гусей делил (сказка)

Жила-была бедная семья. Детей - семеро по лавкам, а всё хозяйство - единственный гусь. И уж как не оберегал его хозяин, а настал день, когда совсем есть стало нечего.
Зарезал тогда мужик гуся, изжарил его, хозяйка и на стол подала. Да вот беда, хлеба в доме нет, а уж соли отродясь не бывало. Хозяин и говорит жене:
- Без хлеба и соли кусок в рот не идёт. Пойду-ка поговорю с барином, авось он за гуся даст нам хлеба.
- И то верно!

Пришёл мужик к барину, а у того за столом шестеро: сам с женой, два сына и две дочки. Поклонился мужик и говорит:
- Прими, батюшка, от всего сердца! Уж не обессудь, больше ничего нет!
- Ну, спасибо, братец, уважил! Только как же нам его поровну разделить?
- А просто, - взял он нож, стал гуся кроить. Перво-наперво отрезал голову и подаёт барину:
- Это тебе, потому как ты в доме всему голова.

Затем отрезал гузку, барыне поднёс:
- На тебе, матушка, всё хозяйство держится, гузка тебе в самый раз будет!
Гусинные ноги сыновьям отделил:
- Вам свои дороги по жизни торить, ножки лишними не окажутся!
А дочерям по крылышку вручил:
- Подрастёте, улетите из отцовского дома, тогда вам крылья сгодятся. Ну а мне, чтобы заботу на горбу носить, и туловище сойдёт!

Так и выкроил себе целого гуся.
Подивился барин такой смекалке, чарку мужику поднёс, хлеба дал и домой отпустил.
Услыхал про это богатый сосед, зависть его взяла. Зажарил он аж пять гусей и повёз их к барину.
- По какой надобе прибыл?
- Да вот, гусей вашей милости на обед принёс.
- Ну, спасибо, уважил. А как бы нам их поделить, чтобы без обиды?
Думал мужик, думал, сколь голову не ломал, не делится поровну.

Тогда позвал барин бедного мужика и велел ему разделить.
Тот первого гуся отдал барину с барыней:
- Теперь, батюшка, стало вас трое!
Второго гуся приподнёс сыновьям, а третьего - дочерям, говоря каждый раз:
- Теперь вас трое!
А двух последних гусей мужик взял себе:
- И нас теперь тоже трое!
Рассмеялся барин:
- Какой молодец! Всех наделил и себя не обидел!

Щедро наградил он бедного мужика, а богатого велел прогнать со двора.

- КОНЕЦ - 

Кашица из топора (сказка)

Пришёл солдат с походу на квартиру и говорит хозяйке: — Здравствуй, божья старушка! Дай-ка мне чего-ни­будь поесть. А старуха в ответ: — Вот там на гвоздике повесь! — Аль ты совсем глуха, что не чуешь? — Где хошь, там и заночуешь! — Ах ты старая ведьма! Я те глухоту-то вылечу! — И по­лез было с кулаками. — Подавай на стол! — Да нечего, родимый! — Вари кашицу! — Да не из чего, родимый! — Давай топор, я из топора сварю! «Что за диво! — думает баба. — Дай посмотрю, как из топора солдат кашицу сварит!» Принесла ему топор; сол­дат взял, положил его в горшок, налил воды и давай ва­рить. Варил-варил, попробовал и говорит: — Всем бы кашица взяла, только бы малую толику кру­пы подсыпать! Баба принесла ему крупу. Опять варил-варил, попробо­вал и говорит: — Совсем бы готово, только б маслом сдобрить! Баба принесла ему масла. Солдат сварил кашицу: — Ну, старуха, теперь подавай хлеба да соли да прини­майся за ложку: станем кашицу есть! Похлебали вдвоём кашицу. Старуха спрашивает: — Служивый! Когда ж топор будем есть? — Да, вишь, он не уварился, — отвечал солдат, — где-нибудь на дороге доварю да позавтракаю! Тотчас припрятал топор в ранец, распростился с хозяй­кою и пошёл в иную деревню. Вот так-то солдат и кашицы поел, и топор унёс!

- КОНЕЦ - 

Кащей-бессмертный (сказка)

Весело гудит-шумит на Посаде праздничное гулянье. Водит народ хороводы, песни поет, красны девицы голубей выпускают.

Не весела только красавица Марья Моревна - ждет не дождется своего ненаглядного Никитушку.

А перед теремом молодые парни похаживают, на гармошке да балалайке поигрывают.

- Выходи за меня замуж, Марья Моревна! - предлагает ей один.

- Прежде чем свататься, отгадай три загадки! - смеется Марья.

Две загадки паренек угадал, а на третью: "Что дороже всего на свете?" - ума не хватило.

- Знай, дороже отца с матерью, дороже всего на свете - родная земля.

Внезапно небо заволокло черными тучами, загремел гром, засверкали молнии - это налетели на Посад черные слуги Кащея Бессмертного. Зажгли терема стрелами огненными, храмы разрушили, а молодых да пригожих девушек в полон угнали. Марью Моревну прежде всех.

Вернулся Никитушка в родные края и видит - одни головешки кругом дымятся, да воронье над падалью летает. Только кокошник Марьи Моревны да ее платочек нашел Никита, а самой ее и след простыл. Закручинился добрый молодец, жизнь ему не мила стала. И пошел он куда глаза глядят.

Видит - идет ему навстречу старичок-боровичок.

- Знаю про твою беду, добрый молодец. Помогу, чем могу. Вот тебе шапка-невидимка, кольцо и горсть родной земли. Они помогут. Иди смело на борьбу с Кащеем за родную землю, за близких своих, за Марью Моревну.

Долгий путь прошел Никита, пока пал в незнакомый город. На площади города раскинулся большой базар. Торгуют на нем всякой снедью, арбузами, дынями. А посреди площади - эшафот. Ждет казни молодой красавец Булат-балагур. Палач уже топором на него замахнулся... Подбежал Никита к Булату-балагуру, накрыл его и себя шапкой-невидимкой. Ахнула площадь - пропали оба.

И начались тут на площади чудеса! Ковер-самолет султанский, что цепью был прикован, из-под носа у стражи кто-то выхватил. А когда ковер под облака поднялся, все увидели на нем Никиту-богатыря и свободного Булата-балагура. Летят они над городом, не землю любуются.

- Спасибо тебе, богатырь! Кабы не ты, не быть бы мне живу. Куда летим?

- На Кащея!

Долго они летели. Но вот ковер-самолет опустился прямо у ворот замка Кащея Бессмертного. Надел Никита шапку-невидимку, сбросил стражу в пропасть, и никем не замеченный пробрался с Булатом-балагуром в логово Кащеево.

Бродили они, бродили по мрачным переходам замка и попали наконец в водопадный зал. Здесь увидел Никита Марью Моревну, спящую на роскошном ложе, посреди зала.

Крепким сном спит Марья Моревна, мертвым сном.

Наклонился к ней Никитушка.

- Очнись, моя радость, погляди на меня.

Молчит Марья Моревна, не дышит. Заколдовал ее Кащей.

Вдруг грянул гром, сверкнула молния, и появился Кащей.

Никита и Булат успели за арку спрятаться. Подошел Кащей к Марье Моревне и надел ей на палец волшебный перстень. Вздохнула Марья и проснулась.

- Выйдешь за меня замуж - озолочу. А Марья Моревна в ответ:

- Как же за тебя замуж идти, когда у тебя сердца нет?!

- Есть у меня сердце! Есть! Спрятано оно в черном яблоке, что на черном дереве. А черное дерево растет на черной горе. Но тот, кто яблоко найдет и дотронется до него, сам окаменеет.

Снял Кащей с руки Марьи Моревны - перстень, и снова упала она замертво на ложе.

- Только тогда ты проснешься, когда я умру. А я - бессмертный! - Бросил Кащей перстень в водопад и исчез.

А Никита подошел к Марье Моревне и надел ей на руку кольцо, подаренное старичком-боровичком. Проснулась Марья Моревна и увидела Никиту.

- Никитушйа! Сокол ты мой ясный!

- Марьюшка! Я за тобой пришел, за своим красным солнышком, и за смертью Кащеевой! Идем скорее!

Но не было иного выхода из замка, как только через водопад. А через водопад не перелетишь! Тогда сняла Марья Моревна с пальца кольцо волшебное и бросила в водопад. Вмиг бурный поток остановился, а Марья заснула мертвым сном. Бережно положил ее Никита на ложе и поцеловал.

- Спи, родная, скоро мы опять будем вместе.

На широком поле стоит стеной несметная черная рать Кащея. Посмотрел на нее Ннкита-богатырь и бросил через плечо горсть земли родной. Из каждой песчинки появился могучий воин, и встала за Никитой сила народная - великая русская рать.

И грянул бой. Смертный бой за родную землю, за свой народ.

Вот уже две головы срубил Никита у Кащея, а тот все не сдается.

А Булат-балагур тем временем разыскал на черной горе черное дерево, сорвал черное яблоко, разломил его пополам. Из яблока выпорхнул черный голубь, а из голубя выползла черная змея. Убил Булат-богатырь змею, а сам тут же окаменел.

...Прогремел гром, сверкнула молния, и Кашей провалился сквозь землю.

Расцвели на поле цветики... Проснулась Марья Моревна... Ожил Булат.

И поехали они втроем на родимую сторонку.

- КОНЕЦ - 

Клад Ваньки-Каина (сказка)

Ванька-Каин сидел в остроге и грустил. Долгими вечерами он прикидывал на пальцах, сколько он за это время упустил купчишек, которые, зная, что Ваньку изловили-таки, возили товары и днем, и ночью без опаски, что их ограбят. Сидел он, злился, а поделать ничего не мог, потому как к левой ноге его гиря трехпудовая была цепью прикована, на окнах решетки стояли, дверь железною была, а стены - из бревен дубовых. Вечерами к нему порой сам царь Горох приходил поговорить о том, о сем. Мало, говорит, в царстве у меня людей умных осталось, хорошо, мол, что тебя, Ванечка, споймали. Надо бы, дескать, тебя сразу на плаху отправить, но тогда вообще скука бы заела...
Вот и опять он пришел, гостинец принес - сухарь с царского стола да хвост селедочный.
- Ты бы мне, Царское Величество, медовухи бы лучше доставил, - возмутился Ванька. - У самого-то, поди, погреба полны, а жадничаешь.
- Да откуда у меня, Ванечка... - начал жаловаться царь. - Закрома пусты, никто налогов-податей не платит, войска - кот наплакал... Лучше ты мне расскажи, где в моей землице клады зарыты. Я бы половину в казну забрал, а на остальное кормил бы тебя и поил до отвала, острог бы новый построил, потеплей да попросторней, со всеми удобствами, чтоб не стыдно было гостям заморским показать...
- Не знаю я никаких кладов, не ведаю... - Ванька по ночам звенья цепи тер друг о друга, надеялся совсем перетереть и убечь, поэтому про золотишко свое ничего не говорил, как бы царь его ни расспрашивал, чего бы ни сулил.
Но однажды царь к нему неделю не приходил, и так затосковал Иван Кудеярович по селедочным хвостам, что даже сил не было цепь перетирать. Лежит на соломе, а сам думает, что можно и поменяться: за пуд железа, что к его ноге привязано,- пуд золота, это, значит, три пуда будет...
А тут и царь подоспел, пирог с грибами притащил, хоть и небольшой, зато свежий, только что царица сама испекла. Принес, а Ваньке не дает, делает вид, что сам съесть хочет. На самом-то деле он три таких скушал, пока от дворца до острога дошел...
- Отдай, злыдень! - схватился разбойник за гирю свою, поднял и пошел на царя.
- Ваня, не бери греха на душу! - закричал царь. - Давай лучше по-мирному, по-хорошему...
Уронил разбойник гирю, пирог схватил, да и проглотил, сам не заметил, как, а потом и говорит:
- Пойдем-ка вместе за кладом, а то без меня не найти его. Только стрельцов с собой не бери, а то знаю я тебя - золото откопаете, а меня назад в острог потащите, а мне тут скучно без дела сидеть...
А к царю Гороху как раз собирались послы от Шемаханской царицы прибыть, а стол для них накрыть было не на что, так что пришлось ему соглашаться. Да и подумал он, что, если Ванька сбегет, можно его еще раз поймать, чтобы люди служивые без дела не сидели, штаны не протирали казенные.
Вот идут они через чащу, через полянку, по овражку да через ручей, то налево свернут, то направо. А лес-то все гуще становится, филины все страшнее ухают, волки воют, медведи рычат, вепри хрюкают. Если б царь не приказал стрельцам тайно за ними следить, он бы уж давно страху натерпелся...
- Все. Пришли, - сказал Ванька и показал на бугорок под сосной. - Тут копай.
Хотел царь сказать, что землю рыть - не царское дело, но вспомнил, что у Вани к ноге гиря прикована. Делать нечего - самому копать пришлось. Раз копнул - ничего не выкопал. Два копнул - подкову ржавую добыл. Три копнул - увидел горшок с крышкой.Крышку поднял, а там ящерка сидит жемчужная, а на ящерке корона золотая да с бриллиантами. Посмотрела она на царя и спрашивает:
- Чего тебе надобно...
А Ванька через плечо глянул, и пока царь удивлялся, как крикнет:
- Чтоб гиря от меня отстала!
Цепь тут же отвалилась, змеей прикинувшись, в кусты уползла и железку за собой утащила. А Ванька вслед за ней убег. И не поймал его никто: стрельцы, оказалось, еще раньше заблудились. А царь на ящерку глянул и спрашивает:
- Ты что ж, любые желания выполняешь?
- Не любые, а только три, да и то только для тех, кто поймал меня.
- Хочу золота пудов пять! - пожелал царь.
- А ты меня не поймал еще, - ответила ящерка, да как из горшка выпрыгнет и в траву - шасть.
Царь, хоть уже и не молод был, встал на четвереньки и давай за ней гоняться. До ночи ловил. А как стемнело, оказалось, что она в темноте светится, и тут уж у нее скрыться-то не вышло. Поймал ее царь, в шапку посадил и видит: возле него гиря золотая из-под земли вылезла, цепь отрастила и царя той цепью за ногу схватила.
- Отпусти! - закричал царь.
- Это второе желание, - сосчитала ящерка, и цепь тут же пропала, а гиря в кучу ефимков превратилась.
- А теперь пусть Ванька-Каин сам в острог придет и железку свою принесет, - пожелал царь и ящерку тут же на волю выпустил.
Золото на другой день стрельцы во дворец перетаскали, а к ночи и Ванька добрался до острога: далеко, видно, убежать успел.
- Не думал я, - говорит, - что ты ящерку-то выловишь. Ишь, шустрый какой. А меня-то зачем опять заарестовать велел?
- Я же царь, - ответил царь. - Я ж понимаю, что если тебя в остроге не держать, ты ж меня первого и ограбишь. Опять же, теперь снова есть, с кем поговорить по душам...

- КОНЕЦ - 

Козлятки и волк (сказка)

Жила-была коза.

Сделала себе коза в лесу избушку

и поселилась в ней со своими козлятами.

Каждый день уходила коза за кормом в бор.

Сама уйдёт, а деткам велит крепко-накрепко запереться и никому дверей не отпирать.

Воротится коза домой, постучит в двери и запоёт:

Колдун-ведун (сказка)

Жили-были мужик да баба. Сломала как-то баба рукоять у ухвата и говорит мужику: — Сходи-ка в лес, сделай новую рукоять. Мужику сегодня недосуг, завтра неохота. А баба всё пилит и пилит. Надоело мужику.
Наточил он топор и пошёл в лес. Облюбовал дерево поразвесистей, сук потолще. Залез. Сел на сук верхом и давай его у самого ствола подрубать.
А мимо цыган проходил. Видит — мужик сук под собой рубит. Сук под ним уже скрипит, прогибается. Засмеялся цыган и говорит:
— Эй, мужик, упадёшь!
— Чего это я падать буду? — отвечает мужик. — Сижу твёрдо, топор держу крепко.
— Ну, как знаешь! — пожал плечами цыган и зашагал своей дорогой.
А мужик знай себе топором тюк да тюк! Тюкнул в третий раз, сук под ним треснул и подломился. Упал мужик. Рукой бока потирает, а сам думает: «Откуда цыган всё наперёд угадал? Не иначе, как он колдун-ведун! Спрошу-ка я у него про то, что я знаю, а он не знает».
И пустился догонять цыгана. Завидел его издали, на бегу кричит:
— Цыган, а цыган! Скажи, как мою жену Матрёнушку зовут?
— И думать нечего, — отвечает цыган. — При рождении Матрёной нарекли.
«А ведь точно колдун! — говорит себе мужик. — Вот ещё раз попытаю, тогда уж ошибки не будет».
— Угадай, цыган, сколько у меня коров?
— А они у тебя дойные? — спрашивает цыган.
— Бурёнка да Рыжанька — дойные. А Пеструха скоро телиться будет. Не доится.
— Три у тебя коровы, — как отрезал цыган.
Страшно стало мужику.
«Ох и сильный колдун! Могучий ведун! — думает. — Теперь главное спрошу!»
— Открой мне, цыган, когда я помру?
Усмехнулся цыган и ответил:
— А вот чихнёшь разок и помрёшь.
Цыган дальше пошёл. Мужик вернулся к тому месту, где срубленный сук да топор оставил.
«Ну, — радуется, — долго я проживу! С чего мне чихать?!»
Тут у него в носу засвербело. Уж он и нос зажимал, и головой мотал, да не удержался — чихнул.
Лёг на землю и скрестил руки.
— Всё! Помер я!..
Вдруг откуда-то прилетел комар. Вьётся над мужиком, пищит-зудит. Лежит мужик, не шелохнётся. Кружил-кружил над ним комар, потом сел ему на лоб и укусил.
Подпрыгнул мужик, хлопнул себя по лбу и убил комара.
— Э, да я, оказывается, живой! Обманул проклятый ведун! Придётся теперь бабе рукоять для ухвата делать.

- КОНЕЦ -