***
Счастье — это когда не спрашивают «зачем?» (пусть этот пресловутый вопрос с годами звучит все настойчивее). Это единственное точное определение счастья можно найти в «Пире» Платона: «И незачем спрашивать — почему хочет быть счастливым тот, кто хочет им быть».



***
В любви именно величайшая сила сопротивления, потому что любовь есть та непосредственная реальность, которая тоже не знает вопроса — «зачем?». Но любовь, всякого рода любовь, иссякает вместе с ожиданием. Без ожидания — счастья или катастрофы — от любви остается тягомотина, годная только для вялых душ.

 

***
Объяснить неиспытавшим нельзя, потому что вообще нельзя объяснить эмоцию. 

***
«Все прекрасно по сравнению с небытием», — уверяет Честертон. Это красивая мысль. Она меня прельщает. Но есть в ней что-то от викторианской холености. Честертон умер в 1936 году. Он видел еще не все, но многое видел; у него брат погиб на войне четырнадцатого года. И все же девятнадцативечное (вероятно, иллюзорное) чувство безопасности. Они не понимали, что бывает существование — например, лагерное существование миллионов, — которое хуже небытия, которое от перехода в небытие удерживает только темный, дремучий инстинкт жизни. 

***

К тому, что сказал Екклесиаст об абсурде жизни и абсурде смерти, все последующие принципиально нового прибавили удивительно мало. 

...Но почему-то очень часто в припадке хмурого родства
Мне видится как образ счастья твой мокрый пригород, Москва.
Дождливый вечер, вечно осень, дворы в окурках и листве,
Уютно очень, грязно очень, спокойно очень, как во сне.

Люблю названья этих станций, их креозотный, теплый чад –
В них нету ветра дальних странствий, они наречьями звучат,
Подобьем облака ночного объяв бессонную Москву:
Как вы живете? Одинцово, бескудниково я живу.

Поток натруженного люда и безысходного труда,
И падать некуда оттуда, и не подняться никуда.
Нахлынет сон, и веки тяжки, и руки – только покажи
Дворы, дожди, пятиэтажки, пятиэтажки, гаражи.

Ведь счастье – для души и тела – не в переменах и езде,
А в чувстве полноты, предела, и это чувство тут везде.
 

Отходит с криком электричка, уносит музыку свою:
Сегодня пятница, отлично, два дня покоя, как в раю,
Толпа проходит молчаливо, стук замирает вдалеке,
Темнеет, можно выпить пива в пристанционном кабаке,

Размякнуть, сбросить груз недели, в тепло туманное войти –
Все на границе, на пределе, в полуживотном забытьи;
И дождь идет такой смиренный, и мир так тускло озарен –
Каким манком, какой сиреной меня заманивает он?

Все неприютно, некрасиво, неприбрано, несправедливо, ни холодно, ни горячо,
Погода дрянь, дрянное пиво, а счастье подлинное, че. 

Из пролога:
Когда есть такая болезнь, как онкология, - многолетняя, многомесячная, и все родственники больного об этом знают, - жизнь человека сразу меняется. Появляется возможность повиниться, попрощаться, доцеловать. В такой болезни есть свое достоинство - время. А в мгновенной смерти времени нет, а значит, и нет возможности что-то исправить.

Вера Миллионщикова,
главврач Первого московского хосписа

Есть люди уютные, как дом. Обнимаешь их - и понимаешь: я дома. 

Бывает, что сама себя не можешь понять, а натыкаешься на какую-нибудь книжку - и она всё расставляет по местам, срывает пломбы с души. 

***

Всё празднуй, всё. Проснулся на заре,

Открыл глаза - будь счастлив, что проснулся,

Что ты опять к себе домой вернулся,

Пусть даже будни на календаре,

Пусть ты застрял во временах тугих,

Пусть дождь и хмарь - попробуй наслаждаться

Живым дождём. Ведь можно не дождаться

Во век причин и поводов других.
 

Лариса Миллер 

22 февраля 1788 года родился известный немецкий философ Артур Шопенгауэр.

Шопенгауэр известен как "философ пессимизма", с его мрачными романтическими идеями о преобладании в мире негативного начала, естественности страданий и невозможности достижения счастья. По Шопенгауэру, счастья не существует потому, что неосуществлённое желание причиняет боль, а осуществлённое достижение приносит лишь пресыщение. Любые цели бессмысленны: мы "стараемся выдуть мыльный пузырь как можно большего размера, хотя отлично знаем, что он лопнет". 

Булату Окуджаве


В углу, у забора, на тихих задворках базара,
В дощатой каморке, покрашенной в цвет Ваших глаз,
С восьми до семнадцати мастер сгибается старый –
Он занят починкой всего, что сломалось у нас.

Идет к нему каждый, кому в этом мире досталось,
Кому от обид и от горестей невмоготу.
Он тонкой наждачною шкуркою снимет усталость
И бережно сложит надежду, и склеит мечту.

Приносят к нему ни на что не похожие части,
Приносят, и плачут, и все же с надеждой глядят,
И клеит из этих обломков он новое счастье,
Ворча добродушно заказчику: "Сам виноват!.."

Да-да, виноваты! – краснеем и просим: взглянуть бы,
А может – удастся, авось еще рано на слом!.. –
Мы держим в тряпицах свои поврежденные судьбы,
Разбитые души на стол осторожно кладем.

О, сколько надрывов, изломов и перегораний
Уже побывало на этом волшебном столе!..
"Прошу, забирайте... Но я не даю вам гарантий;
Побережней будьте с судьбою на этой земле!"

А мы обновленное счастье из рук принимаем,
Прижав его к сердцу, несем и клянемся хранить,
И где-то, конечно, споткнемся, и снова сломаем...
О, если б и вправду умел его кто-то чинить!


Игорь Жук

 

Сто часов счастья,
Чистейшего,без обмана...
Сто часов счастья!
Разве этого мало?

В. Тушнова

                   
 

Я не открою, право же, секрета,
Коль гляну в ваши трепетные дни.
Вы жили, как Ромео и Джульетта,
Хоть были втрое старше, чем они.

Но разве же зазорна иль позорна
В усталом сердце брызнувшая новь?!
Любви и впрямь «все возрасты покорны»,
Когда придет действительно любовь!

Бывает так: спокойно, еле-еле
Живут, как дремлют в зиму и жару.
А вы избрали счастье. Вы не тлели,
Вы горячо и радостно горели,
Горели, словно хворост на ветру,

Пускай бормочет зависть, обозлясь,
И сплетня вслед каменьями швыряет
Вы шли вперед, ухабов не страшась,
Ведь незаконна в мире только грязь,
Любовь же «незаконной» не бывает!

Дворец культуры. Отшумевший зал.
И вот мы трое за крепчайшим чаем.
Усталые, смеемся и болтаем.
Что знал тогда я? Ничего не знал.

Но вслушивался с легким удивленьем,
Как ваши речи из обычных слов
Вдруг обретали новое значенье,
И все — от стен до звездного круженья —
Как будто говорило про любовь!

Да так оно, наверное, и было.
Но дни у счастья, в общем, коротки.
И, взмыв в зенит и исчерпав все силы,
Она, как птица, первой заплатила
За «сто часов» блаженства и тоски...

А в зимний вечер, может, годом позже
Нас с ним столкнул людской водоворот.
И сквозь беседу ну почти что кожей
Я чувствовал: о, как же не похожи
Два человека — нынешний и тот.

Всегда горячий, спорщик и боец,
Теперь, как в омут, погруженный в лихо,
Брел как во сне, потерянный и тихий,
И в сердце вдруг, как пуля: — Не жилец!..

Две книги рядом в комнатной тиши...
Как два плеча, прижатые друг к другу.
Две нежности, два сердца, две души,
И лишь любовь одна, как море ржи,
И смерть одна, от одного недуга...

Но что такое смерть или бессмертье?!
Пусть стали тайной и она, и он,
И все же каждый верен и влюблен
И посейчас, и за чертою смерти!

Две книги рядом, полные тепла,
Где в жилах строк — упругое биенье.
Две книги рядом, будто два крыла,
Земной любви живое продолженье.

Я жал вам руки дружески не раз,
Спеша куда-то в городском трезвоне,
И вашу боль, и бури ваших глаз,
Все ваше счастье, может, в первый раз,
Как самородок, взвесил на ладони.

И коль порой устану от худого,
От чьих-то сплетен или мелких слов,
Махну рукой и отвернусь сурово.
Но лишь о вас подумаю, как снова
Готов сражаться насмерть за любовь! 
 

 

 

С каких это пор ты стал полагать, будто быть хорошим - и значит быть счастливым?
 

Рэй Брэдбери

Надвигается беда  

***

И все пройдет. Закатятся во тьму
Восторженности, радости, печали,
Оборванные струны чьих-то мук,
Которые любовью отзвучали...

Их сумерками спрячет тишина
Под золотом давно опавших листьев.
И та, что не пытаясь вспоминать,
Отложит фотографии и письма,

Укроется за шепотом в ночи,
Чтоб новою любовью исцелиться...
Но что-то так похоже прозвучит
И спрячется тоской в густых ресницах.

И омутом заплещется бокал,
Когда она его вином наполнит.
А тот, кто отпуская не искал,
Наверно, не узнает и не вспомнит,

Как птицей одинокой среди стай,
К которым она так и не прибилась,
Все продолжает крыльями листать
Слова о нем, которого любила.

И на краю оплаканных молитв,
Среди других признаний и причастий,
Ни с кем, ни с кем никак не отболит
Ее несостоявшееся счастье...

   

Ау, любовь, где твоя целесообразность?.. 

Вся моя жизнь состоит из двух половин: первую я тебя ждал, вторую я тебя помнил. 

Ты не могла жить в мире ни с кем, потому что никогда не жила в мире с собой. 

Я никогда не отделаюсь от истины, что мы были созданы друг для друга. Ты не была самой красивой, или самой умной, или самой доброй -- я видел тебя глазами ясно, я не идеализировал: ты была по мне, и каждый взгляд, вздох, движение твои -- были навстречу, как в зеркале.  

Мне не нужно быть для тебя никем - ни гламурной леди, ни сверхталантом. Огранённым временем бриллиантом я сверкаю только в твоей руке, отражаюсь только в твоих глазах, темно-карих, ласковых и знакомых. Я не воин. Я рождена для дома, я готова даже шарфы вязать, и варить борщи, и рожать детей, на твоём плече засыпать устало. Мне тебя хронически не хватало в веренице прошлых моих "не тех", не попавших в масть, в амплитуду, ритм, не совпавших в целое, просто - лишних. Наливаясь сладостью поздней вишни, я вбираю солнце, коплю внутри, становлюсь податливо-восковой, половинкой, незаменимой частью. Постигаю медленно это счастье - неделимость мира на мой и твой: пусть другие жизнь пополам дробят, вызывая Бога на поединок. В этой точке времени мы едины, и сейчас я создана для тебя, и какая разница, из чего - из ребра, из копчика, из берцовой...
Мне совсем не нужно быть образцовой, чтобы быть любимой тобой с лихвой, чтобы быть желанной, как первый вдох, и сходить с ума от твоих желаний. Я не воин. Счастье - не поле брани. Я сдаюсь - и радостно, видит бог...


Ксения Кольт

Я уже не в первый раз выкладываю здесь стихи этого поэта и каждый раз получаю большое удовольствие от знакомства с новой порцией его стихов.

***

Женщина возраста осени,
дама бальзаковских лет,
волосы с легкою проседью,
в поступи легкости нет.

К небу ресницы подбросила,
новый наряд - не узнать,
женщину, возраста осени,
переполняет весна...

06.04.2009  

Счастье

На страдание мне не осталось времени никакого.
Надо говорить толково, писать толково
Про Турецкого, Гороховского, Кабакова
И учиться, фотографируя и глазея.
Различать пестроту и цветность, песок и охру.
Где-то хохотну, где-то выдохну или охну,
Вероятно, когда я вдруг коротну и сдохну,
Меня втиснут в зеленый зал моего музея.

Пусть мне нечего сообщить этим стенам – им есть
Что поведать через меня; и, пожалуй, минус
Этой страстной любви к работе в том, что взаимность
Съест меня целиком, поскольку тоталитарна.
Да, сдавай ей и норму, и все избытки, и все излишки,
А мне надо давать концерты и делать книжки,
И на каждой улице по мальчишке,
Пропадающему бездарно.

Что до стихов – дело пахнет чем-то алкоголическим.
Я себя угроблю таким количеством,
То-то праздник будет отдельным личностям,
Возмущенным моим расшатываньем основ.
— Что ж вам слышно там, на такой-то кошмарной громкости?
Где ж в вас место для этой хрупкости, этой ломкости?
И куда вы сдаете пустые емкости
Из-под всех этих крепких слов?

То, что это зависимость – вряд ли большая новость.
Ни отсутствие интернета, ни труд, ни совесть
Не излечат от жажды – до всякой рифмы, то есть
Ты жадна, как бешеная волчица.
Тот, кто вмазался раз, приходит за новой дозой.
Первый ряд глядит на меня с угрозой.
Что до прозы – я не умею прозой,
Правда, скоро думаю научиться.

Предостереженья «ты плохо кончишь» — сплошь клоунада.
Я умею жить что в торнадо, что без торнадо.
Не насильственной смерти бояться надо,
А насильственной жизни – оно страшнее.
Потому что счастья не заработаешь, как ни майся,
Потому что счастье – тамтам ямайца,
Счастье, не ломайся во мне,
Вздымайся,
Не унимайся,
Разве выживу в этой дьявольской тишине я;

Потому что счастье не интервал – кварта, квинта, секста,
Не зависит от места бегства, состава теста,
Счастье – это когда запнулся в начале текста,
А тебе подсказывают из зала.
Это про дочь подруги сказать «одна из моих племянниц»,
Это «пойду домой», а все вдруг нахмурились и замялись,
Приобнимешь мальчика – а у него румянец,
Скажешь «проводи до лифта» — а провожают аж до вокзала.
И не хочется спорить, поскольку все уже
Доказала. 

Cчастье - это когда в доме, в постели и в голове - один и тот же человек...

***

Наслаждайтесь моментом, любым пустяковым мгновеньем,
Каждым выдохом, вдохом, и взлётом, и пением птиц,
Каждой каплей дождя наслаждайтесь и каждым движеньем
Тонкой грации рук и красивых изгибов ресниц.

Наслаждайтесь святой простотой самых нежных признаний
И беспомощной нежностью этой святой простоты,
Насладитесь порочностью встреч, чистотой расставаний
И прощальным, но самым блестящим паденьем звезды.

И порадуйтесь холоду снега, теплу поцелуя,
И весенней грозе, и течению горной реки,
Наслаждайтесь любовью, по самым желанным тоскуя,
Каждой маленькой буквой написанной Вами строки.

Наслаждайтесь мгновеньем, любой самой странной минутой,
Каждым днём, каждой ночью и каждым обрывком из сна,
Насладитесь хоть тем, что Вы дарите сердце кому-то...
А без этого жизнь ... да и смерть никому не нужна.
 

Ирадэ Айдунова

В натуральном виде счастье всегда выглядит убого рядом с цветистыми прикрасами несчастья.
И, разумеется, стабильность куда менее колоритна, чем нестабильность. А удовлетворенность совершенно лишена романтики сражений со злым роком, нет здесь красочной борьбы с соблазном, нет ореола гибельных сомнений и страстей. Счастье лишено грандиозных эффектов.
 

Олдос Хаксли

О дивный новый мир 

*** 
Я не умею быть счастливым, 
Я легче трудности несу. 
Так часто людям некрасивым 
Костюм нарядный не к лицу. 

Мне петь бы песни в день удачи, 
А я всё думаю, чудак: 
«Быть может, рядом кто-то плачет... 
Мне весело, а им-то как?» 

Как можно, чтоб меня машина 
Несла на мягких тормозах, 
А кто-нибудь смотрел мне в спину 
С обидной завистью в глазах?! 

И на пирах я счастлив не был; 
Меня смущает там одно: 
Ещё есть в мире дом без хлеба, 
А я пью хлебное вино! 

Всегда, когда я рад бываю, 
Мне трудно скрыть неловкий вид, 
Как будто я сижу в трамвае, 
А рядом женщина стоит... 

1954  

***

Расположение вещей
На плоскости стола,
И преломление лучей,
И синий лед стекла.
Сюда - цветы, тюльпан и мак,
Бокал с вином - туда.
Скажи, ты счастлив? - Нет. - А так?
Почти... - А так? - О, да!

А. Кушнер  

***

Не пробуй этот мед: в нем ложка дегтя.
Чего не заработал - не проси.
Не плюй в колодец. Не кичись. До локтя
всего вершок - попробуй укуси.
 

Час утренний - делам, любви - вечерний,
раздумьям - осень, бодрости - зима...
Весь мир устроен из ограничений,
чтобы от счастья не сойти с ума.
 

Булат Окуджава  

Боль — составная часть счастья

Счастье не является наградой за избавление от боли. Оно требует, чтобы вы смотрели в лицо своим отрицательным чувствам, не позволяя им завладеть собой. Расс Харрис, врач и советник, а также автор книги «Ловушка счастья», называет популярные концепции счастья опасными, потому что они настраивают людей на «борьбу с реальностью». Они не осознают, что реальная жизнь полна разочарований, лишений и неудобств. «Если вы хотите вести наполненную смыслом богатую жизнь», — говорит Харрис, «то приготовьтесь к тому, чтобы испытать весь спектр эмоций». 

Маниакальное стремление к счастью последних лет не дало вам ничего кроме тревоги и печали? Мы откроем вам самый верный путь к обретению хорошего самочувствия.

Добро пожаловать в безумие, кульминацию которого можно наблюдать в ближайшей книжной лавке: в прошлом году на тему счастья было выпущено 4000 книг, а в 2000 году всего лишь 50. Позитивная психология — самый популярный курс в Гарвардском университете и подобные курсы предлагают, как минимум, еще 100 университетов.

***

Спасибо, судьба, за нежданную милость —
Что счастье ко мне так рвалось и ломилось,
Так жадно меня умоляло о встрече,
Что я наконец-то устала перечить.

Как будто очистилась жизнь от коросты,
Как будто сбылись новогодние тосты
И бродит душа по расцветшему раю...
Я знаю теперь, что я многое знаю!

Я знаю, что прошлое было кошмаром,
Что счастье дается случайно и даром —
И лучшим, и худшим, и средней руки,
Всему, что твердили мне, вопреки.

***

Жил один человек в окружении сада густого.
Было все у него. И хозяйство, и дом, и уют.
Только не было счастья. Обычного счастья, земного.
Птицы Синие мимо летают… да гнезда не вьют.

И тогда он рассыпал зерно - приготовил приманку
На поляне в саду. И решил в эту ночь не дремать.
Может «клюнет» она на такую простую «обманку».
И удастся, возможно, пернатое счастье поймать.

Рано утром, лишь солнце взошло над развесистым садом,
Он к поляне цветочной подкрался неслышно, босой.
Птицы Синие, гордые, медленно двигались рядом.
И клевали приманку-зерно, запивая росой.

Зазевались они. Подпустили охотника близко.
Он успел их схватить. Птицы бились, но он удержал.
И летали другие вокруг, ни высоко - ни низко.
А охотник двух птиц тех заветных в ладонях зажал.

Только в жизни одной никогда не бывает два счастья.
Столько счастья в руках удержать он, конечно, не мог.
В дом вошел и... споткнулся. В мечтах разгоняя ненастья,
Под ногой не заметил простой деревянный порог…

И ладони разжались. В тумане растаяли птицы.
Вновь летают по свету и песни кому-то поют.
А весенней порой, когда к счастию сердце стремится,
Иногда прилетают к нему... только гнезда не вьют.

Владимир Бег, 2009