О Лунине и Муравьеве-
Героях английских баллад,
И все это будто бы внове,
На непрозаический лад.

1. Мороженое
Больше всего современные россияне тоскуют по советскому мороженому. Не обошлось, конечно, без обычной ностальгии по детству, но все же для многих одна из главных потерь девяностых – это простой пломбир за двадцать копеек. Что интересно, в СССР почти в каждом крупном городе был свой хладокомбинат, и условия их работы могли существенно отличаться, но на качестве и ассортименте это сказывалась не сильно. 

Хотя и тут были свои лидеры: самым вкусным считалось ленинградское и московское мороженое. А самым лучшим – пломбир «Каштан» за 28 копеек, который можно было купить только в Москве и только если повезет. 

Впрочем, в любом областном центре продавали тот же пломбир в шоколадной глазури и за те же деньги, но это было не то… Качество обеспечивалось благодаря незыблемому ГОСТу 117-41 и использованию исключительно натурального молока. Сейчас это не может позволить себе ни один производитель.

С каким-то темным наслажденьем слежу за спадом цен на нефть, хотя в связи с ее паденьем я стану меньше пить и есть. Прошу поменьше сыра взвесить, прощаюсь с тортом «Идеал», — а пить я бросил лет уж десять и ничего не потерял. Смотрю на то, как прежний ценник взлетает, как осенний лист… Ужель я скрытый шизофреник, ужели тайный мазохист?! Я не куплю гитару сыну — поймет, смирится, не дебил… Я не поеду в Аргентину, хотя чего я там забыл? Чуть снова дешевеет баррель — я сразу прыгать, петь хочу, как будто кто меня ударил с улыбкой братской по плечу. Я убеждаюсь не впервые, по склону зрелости скользя, что есть законы мировые, и вечно класть на них нельзя. Да, мы живем в одной системе, у нас на всех один провал, — пусть я помру! Но вместе с теми, кто жить мне сроду не давал, кто гнобил каждую идею, мир разворачивая вспять, все запрещал, что я умею, хоть сам умел одно — сосать. Да, смерть — распаханная пашня, ее пахали тыщу лет, и если с вами — мне не страшно. Отдельно — да, а с вами — нет. Такой расклад не бьет по нервам — как сладко взять с собой скотов! Как старикашка в «Круге первом»: кидайте бомбу, я готов! Конечно, жалко отчий дом бы, не заслуживший эту месть,
 

но нынче можно и без бомбы. Гуманный путь: роняйте нефть! Вразнос, за нею увлекая героев сытных, тучных лет. Она нейтронная такая — мы выживем, а эти — нет.
 

Хотя б совсем она усохни — ей не впервые так ползти. Мы выживали при полсотне, при двадцати, при десяти… Нас не пугают эти страсти на рынке бакса и труда: пришел конец советской власти. А тараканам — никогда.
 

О зла вселенского основа, террора всяческого мать! Ты подрастешь — и рухнешь снова, чуть отыграешь — и опять! Я не злорадствую нимало, смотря на евро и рубли, но это ж то у них упало, чем всех вокруг они могли. Исход опасен, мир прекрасен, мне только сорок с лишним лет…
 

Но рухнуть с ними я согласен. Уж раз другого шанса нет.

 

А как он лучше сделается сам,
когда обязан, как бы ни обрыдло,
прислушиваться к липким голосам
элиты нашей липовой и быдла?

Здесь уж быть должен медленен, но быстр.
Как сделать, чтобы бомбы или пули
прицельно попадали лишь в убийц,
а всех детей и женщин обогнули?

Как сохранить свободу и терпеть
нахальную невежливость свободы?
Взять в руки крепостническую плеть?
Но выпоротый пишет слабо оды.

Как не звереть, матрасы распоров,
не рыться в каждой люльке, в каждом гробе?
Казнить больших и маленьких воров?
Россия станет, как пустыня Гоби.

Кровь Углича, Катыни, Колымы
размыла честь. Никто не наказуем.
Собою обесчещенные, мы
по честности, но лишь чужой, тоскуем.

Не раздавать бы детям леденцов,
а дать бы горькой памяти последки,
когда над честной бедностью отцов
смеются, как над глупостью, их детки.

А вдруг придёт в Россию человек -
не лжемессия с приторным сияньем,
а лишь один из нас, один из всех,
и не обманет – мы его обманем?

Когда придёт в Россию человек?
Когда.... когда все будут человеки.
Но всё чернее и чернее снег,
и всё отравленней и мы, и реки.

И тёмная тяжёлая вина
лежит на мне, и на кремлёвском троне,
и даже – да простит меня она! –
на нищей солженицынской Матрёне.

Не хлеба – человека недород
в России, переставшей ждать мессию.
Когда придёт в Россию тот народ,
который бы не обманул Россию?

Е.Евтушенко

«Человек, ранее известный как адекватный» - именно так хочется последнее время охарактеризовать многих обезумевших на почве геополитики. «Сдохните там все у себя», «Уродская страна и уродский народ» и прочее льется из людей, производивших ранее впечатление людей.

Мне бы очень хотелось понять, что с этим делать, разложить по полочкам и выписать рецепт. Но пока у меня только вопросы, вопросы и еще раз вопросы.

Когда люди перестали понимать, где проходит грань между критикой правительства страны и ненавистью ко всем жителям этой страны?

Если двое спорят, кто из них фашист, каждый призывая при этом «мочить ваших», неужели они не понимают, что фашисты — они оба?

Почему человек не понимает, что сохраняя нормальное отношение к простому жителю другой страны, он просто не сможет стать жертвой никакой пропаганды — ни антироссийской, ни антиукраинской, ни антиамериканской? Потому что никто не сможет разжечь вражду между народами, если сами люди не будут её в себе культивировать.

Почему гибель людей только множит ненависть, вместо того, чтобы стать отрезвляющим ушатом холодной воды?

Что же, черт возьми, с нами стало?

И во всех этих спорах спорах спорах, разворачивающихся в соцсетях под каждой новостью, если и хочется оставить комментарий, то только один: «Господа, вы звери?». Но боюсь, что порвут.

(Виктория Васильева)