1.


Феминизм — до первого достойного мужчины.

Коммунизм — до первого личного капитала.

Атеизм — до первой тряски в полёте.

Пляски на костях — до первого бумеранга в виде сломавшегося эскалатора (упавшего самолёта, теракта, ЧП), в котором пострадали твои родные или близкие…

Радостный боевой гопак по поводу вышедшего из строя эскалатора в Риме, из-за которого пострадали десятки российских болельщиков ЦСКА внезапно оборвался новостью о том, что среди получивших травмы были не только граждане РФ. Более того, помимо украинцев, там ещё оказались друзья тех, кто, не теряя светлоликости, совсем недавно изощрялся в остроумии и чёрном юморе, обсуждая трагедию в Керчи и прочие страшные события, повлёкшие многочисленные жертвы среди россиян.

Внезапно выяснилось, что смеяться над гибелью людей — плохо. Потому что среди пострадавших может оказаться близкий тебе человек. И тогда весь глум, который льётся из уст твоих бывших побратимов по танцам на костях становится мерзостью и приобретает откровенную аморальность.

Российский оппозиционный журналист Левкович, чьи статьи так любят публиковать у себя украинские СМИ, прозрел после того, как выяснилось, что в Риме пострадали близкие ему люди. Трагедия стала личной. И резко изменился взгляд на пассажи Малыгина и Бабченко. А комментарии к ним и вовсе показались бесчеловечными.

Потому что внезапно стала актуальной фраза, сказанная Воландом на Патриарших. О том, что человек не просто смертен. Самое неприятное, что смертен он внезапно.

К счастью, в Риме обошлось без жертв. Но всё равно было страшно. И вот теперь журналист размышляет. На тему «быдлячества», которое (оказывается!) присуще всей либеральной тусовке. Впрочем, ватники ничем не лучше, констатирует автор. Вердикт: Боже, помоги сохранить разум и любовь в этом адище.

Ад — это, конечно же, Россия. «Атмосфера ненависти» в которой и превратила порядочных людей со светлыми лицами в то, что они представляют из себя сейчас. И, конечно же, только Путин виноват в том, что трагедии в России становятся едва ли не национальным праздником как на Украине, так и в либеральной тусовке.

Забавно, но даже «прозрев», пациент все равно ищет виноватых. Не желая признаваться самому себе в том, что все идёт от самого себя и изнутри.

Почему я с такой легкостью отказалась от украинства? Не от Одессы, не от Донбасса, а именно от украинства? Потому что никогда не была и не чувствовала себя украинкой. Если бы не жизненные обстоятельства — я вообще должна была родиться в Ленинграде. Но так случилось, что появились на свет я в Одессе. До определенного момента — самом неукраинском городе Украины. Который некогда был третьим городом империи и впитал в себя всё лучшее, что было в России и за её пределами.

Киев в сравнении с Одессой — просто хутор. Красивый, архитектурно величественный, яркий, большой — но хутор. Потому что если короля делает свита, то город делают его жители. А киевляне — это вот всё то, что описано в пьесе Старицкого «За двумя зайцами». И не надо обижаться. В этом тоже есть своя прелесть.

Вообще Украина — это один большой хутор. Живущий по его законам. Отсюда и любовь ко всем этим глечикам, свистулькам, вышиванкам, гигантским драникам и бутербродам с салом, показная религиозность (вперемешку с мольфарством и ведьмачеством) и легкое мракобесие.

Юго-Восток всегда там был особняком. Как любой городской человек в селе. Который своим лицом, одеждой и помыслами выделяется на фоне пестрой и живущей сельскими интересами толпы. Потому его не понимают и, как следствие, недолюбливают и опасаются.
РЕКЛАМА

Именно потому мне сейчас больно за Одессу и Донбасс, но не болит за Украину. Потому что она мне не родная. Причём, настолько, что ее будущее, каким бы ужасным оно не представлялось, абсолютно не трогает.

Вот точно также не родная Россия и ее население тем, кто радуется сбесившемуся римскому эскалатору. Потому что там — не их люди. Там — безликая толпа с российским паспортом, олицетворяющая все русское. То самое русское, что их раздражает и которого они так стыдятся.

И цепляет их ситуация только тогда, когда она переходит в личную плоскость.

Но вот что удивительно. Если ты так не любишь страну, в которой живешь, если тебе так претит все, что в ней происходит — у тебя есть два варианта: или что-то изменить, или сменить место жительства.

Я, глядя на ситуацию на Украине, спустя четыре тяжёлых года внутренней борьбы, приняла чаяния и стремления украинцев вступить в Евросоюз и НАТО, попрощаться с Россией и стать независимыми, перспективными и богатыми. Я уже никого не переубеждаю. И ничего от них не жду. В конце концов, каждый выбирает для себя. Сегодня все мои силы направлены на предотвращение убийств на Донбассе.

Но российские «оппозиционеры» почему-то не спешат уезжать или, уехав, перестать жить происходящим в РФ. Может быть, потому что вне России — они никто и никому не нужны. И зарабатывать себе на жизнь они могут лишь педалируя тему «атмосферы ненависти», царящую в Мордоре.

Это удобно. Но это не честно. Даже не по отношению к своей аудитории, а по отношению к себе.

Ведь даже в таком переломном моменте, как признание, что радоваться чужим смертям — гадко, все равно красной нитью идёт попытка вину за своё бывшее скотство переложить на других. На тех самых русских, которые, выбирая Путина, не выходя на акции протеста, не желая жить в прекрасной «России будущего», одобряя Сирию и помощь Донбассу, не молясь на Запад, выходя на «Бессмертный полк», а не на акции «Мемориала», слушая радио «Шансон», а не «Эхо Москвы», перечитывая Полевого, а не Солженицына — и вызывают у неполжЫвцев приступ изжоги и пятиминутку ненависти.

Потому что это и есть то самое хрестоматийное «никогда мы не будем братьями». Ибо это невозможно. И место рождения и проживания здесь абсолютно ни при чём.

Русский — это не язык. Это не гражданство. Это не прописка. Это не лозунги. Это не слова. Это даже не предки.

Русский — это состояние души.

Которая в ситуациях, подобных той, что случилась в Риме — никогда не будет радоваться. Ни чужому, ни тем более СВОЕМУ горю.


Юлия Витязева, специально для News Front

https://cont.ws/@Vityzeva/1105154