«Свой среди чужих…» обрушивает на зрителя невероятное количество сцен, картин и пейзажей, фильм словно взрывается какофонией красивых и удивительных моментов, наполненных всевозможными чувствами — начиная от щемящей тоски и заканчивая подлинной гордостью… От проклинающего крика кавалериста-начфина Забелина: «А, дьявол! Вот моя бумажная могила!» до блестящего есаула Брылина, идущего по путям навстречу поезду. От мрачного председателя ЧК Кунгурова на фоне стены с портретом Ленина до опустевшей картины-мечты в глазах умирающего есаула…От изуродованного трупа, найденного в квартире одного из чекистов — Шилова, до сцены встречи четверых друзей, снова, как прежде бегущих навстречу друг другу по нескошенному лугу…
И как грозно-трагичный апофеоз всего, что ни есть в фильме, всего, что ни было в тяжелые времена гражданской войны, всех несбыточных и несбывшихся мечт и надежд, всех страданий и потерь — скупая слеза, тяжело катящаяся по щеке стоящего на коленях ротмистра Лемке…