Притча: Мудрость и любовь
Простой монах... Впрочем, в Индии не бывает простых монахов: коли ты прост, ты не монах, а если мона-а-ах... Уловив днём моё сомнение в древности храма, хоть все каноны его форм указывали на древнее знание мастеров, он почтительно (на свой лад) удивился: "Откуда у вас, русых ( так звучит у них русский) такое глубокое проникновение в суть вещи? Чего же тут тебе не хватает?". "Любви..." "Однако днём ты думал иначе," - возразил не простой монах, ведавший тайные движения души собеседника. - "Ты видел тут Любовь". " Она пришла потом". Он изумлённо глянул мне в глаза, как в душу, а я,...я перескажу, что он поведал потом...
Неподалёку от этого храма была большая деревня. Здесь царили достаток и почитание Бога, деревню знали как самую крепкую в вере и любви к Богу. И ещё был построен на средства мастерами, ведавшими древнее искусство, храм, принесший новую славу селянам. Правил деревней набожный раджа и ничто не могло принести огорчения этим достойным людям. Однако огорчения были: два.
Мудрец, живший в лесной пещере неподалеку и своими "лесными книгами" (араньяки, суть коментарии к Ведам), ни разу не участвовал в молебнах и праздниках в этом храме, а раджа не удостоился посещения этим известным далеко за пределами Индии мудрецом.
И ещё в деревне был бедняк Бахор. Не лодырь, а его трудолюбию, терпению и красавице жене мог позавидовать любой зажиточный крестьянин деревни. Но если была гроза, то единственная молния, куда-то попавшая, попадала именно в дом Бахора, а паводок после грозы уносил именно его лодку. Град выбивал его посевы маиса, а налёт диких слонов кончался для него наиболее плачевно. Никогда не роптал он: и когда крыл новую хижину взамен сгоревшей, и когда долбил новую лодку взамен унесённой. Потому что рядом была красавица-жена Будур, приносившая с улыбкой, никогда не сходившей с её личка, узелок со скудной едой, которой вкуснее нет для работающего, если она приготовлена руками любимой. Улыбались при этом Бахору и всему миру бирюзовые миндалевидные глаза. Улыбались яркие и пухлые по детски губы, хотя её сопровождали двое детей, третий устроился в метерчатой перевязи за её спиной, а скорое пришествие в мир ещё одного выдавала чуть располневшая талия и особый мягкий лучистый свет глаз будущей матери. То есть, в этом доме поселилась Любовь. И Бог, который есть Любовь, не покидал их доверчивых к добру душ, пока они боролись с невзгодами и, занятые трудом, не всегда посещали службы в храме, что и было пресловутым пятнышком. "Ты не ходишь к Богу и он карает тебя, а ты позоришь нас невниманием к Нему," - пеняли ему соседи. Но не о них притча, а о любви, которая немножко улыбнулась нам в этих строках и согрела теплом ожидания хорошего конца.
Раджа решил поправить дела в своём благополучном владении. Однако разговор с Бахором ничего не дал: "Я люблю Бога и он не может меня наказываь. Это испытание моей любви к Нему," - отвечал Бахор. При этом он улыбался блаженно своей Будур, принесшей и всего-то пару маисовых лепёшек, запечённый на углях банан, кружку молока и горсть фиников. Но когда, улыбаясь, это накрвывет на кусочке полотна любящая жена и приготовила это любящая рука - царский стол меркнет! Раджа ушёл в раздражении и носки его расшитых узором с золотом и жемчугом туфель привели его к пещере мудреца.
Его приняли по законам гостеприимства медовой лепёшкой и молоком, а потом выслушали терпеливо упрёк за невнимание к святой жизни деревни и его, раджи. Мелькнула тут и жалоба на Бахора. Слушавший его из вежливости мудрец, при последней тираде оживился и разомкнул уста, что было, как знал раджа, признаком уважения. Но ошибался раджа в отношении себя, не о нем были мысли мудреца, как и эта притча: о Любви.
- Приснился мне вещий сон, - начал мудрец и во взгляде его промелькнула лукавинка, - и он касается вашей деревни.
- Будто Бог узнал о ней и решил напоить своих небесных коней из пруда, что ты построил. Там ещё нет воды и Бог сказал: наполнив его молоком, каждый по ведёрку, все совершили бы святое дело и доказали свою любовь к Богу ещё раз. Раджа созвал народ и сказал.
- Каждый из вас ночью принесёт ведро молока и выльет его в пруд для небесных коней Бога, тем доказав свою любовь к нему.
Вы знаете, какие тёмные ночи летом над Гангом? Это было воистину испытание. Спрятавшись в кустах, чтобы посмотреть на лошадей Бога, раджа пол ночи слушал ласкающий слух плеск выливаемого в пруд молока. И Бахор, припозднившийся в праведных трудах, взял последнее молоко, отчего им с Будур пришлось обойтись без ужина: пили только дети, чтобы сладко спать. По пути к озеру он решил зайти в храм и попросить о своём Бога.
Бог, - таковы были его простые от сердца слова, - ты знаешь, как я Тебя люблю, но даже маленькую любовь могу высказать Тебе с трудом. Я не всегда хожу на молитву: несчастья преследуют меня. И молока я набрал с трудом, но не ропщу. Если бы Ты чуть облегчил, только облегчил испытание, мы с Будур выбрались бы из бедности и тогда я смог бы высказать свою большую любовь к Тебе не жалкими словами и ведром молока, а помощью людям, которые, как я, сейчас в беде.
Со светлым сердцем и слезами на глазах вышел Бахор из храма. И тут ждало его последнее испытание: камень, брошенный кем-то у храма. Все ходили днём и видели камень, но никто не отнёс его в сторону.
Несчастный Бахор наткнулся на камень в темноте, упал и пролил молоко. Душевные силы оставили его: он упал лицом в лужу молока и горько заплакал. Молоко, последнее молоко в доме, было пролито здесь. Он не боялся ни гнева раджи, ни даже гнева Бога. Просто он любил Бога и обманул его: так думал он, плача по детски, навзрыд. Селяне с пустыми вёдрами меж тем возвращались от разных частей пруда. Не было в их речах веселья, не было и самих речей: опустив глаза проходили они молча мимо друг друга к храму и вы скоро поймёте почему. А у храма открывалась им картина: плачущий навзрыд бедняк Бахор в луже молока. Всем было ясно, что с ним произошло, но и с ними стало происходить неожиданное. Подняв стыдливо взор на ближнего соседа, они вдруг светлели лицом, обнимались и садились в лужу молока плакать с Бахором. И вновь прибывшие, когда до них доходила суть происходящего, делали так же. И вот вся деревня сидит вокруг Бахора, некоторые в луже молока, и все плачут.
А что же раджа? Не дождавшись коней Бога, он и не подумал обвинить мудреца. Каждый житель принес сегодня новую славу деревне своей любовью к Богу. В свой час славы снова направил он носки своих драгоценных туфель в сторону пещеры мудреца. Оказывается,о! чудо, мудрец поджидал раджу! Прервав поднятием руки восторженный поток, готовый сорваться с гордых уст раджи, мудрец сказал одну лишь фразу:
- Отправь его," - он указал в сторону слуги, - к озеру, пусть всё посмотрит и расскажет тебе.
Через минуты, не посвящённый ни во что слуга (он же не презренный крестьянин!) явился и удивление было написано на его лице.
- Ночью кто-то наполнил пруд вашей дочери ВОДОЙ?!
- Как водой? - воскликнул раджа?!! Но притча не о нём и мы покинем его в горестных размышлениях. Ночь темна и каждый, кстати заметим, не бедный крестьянин решил, что его капля - ведро ВОДЫ - будет незаметна в озере МОЛОКА. Но так подумал каждый: вот почему они прятали глаза друг от друга. И вдруг бедняк с чистой душой Бахор, неудачник Бахор, опять вляпася и разлил своё молоко. ПОСЛЕДНЕЕ: они знали это. Так вот она какая, любовь к Богу?! Он мог совсем не прийти, никто бы не заметил, так его презирали. А он пошёл и, как бывает только с ним, разлил ПОСЛЕДНЕЕ молоко. То были неплохие люди, труженники, гордыня немного подпортила их. Но как только они осознали, что молоко было ПОСЛЕДНИМ, они сели вокруг Бахора и заплакали вместе с ним. Один, но искренне любящий, вернул Любовь остальным.
И вдруг небесный грохот разбудил округу: то кони Бога спустились прямо к пруду раджи и бросились в воду, которая вдруг забурлила, и вспенилась...белоснежной пеной, превратившись в молоко. Что? Но ведь Бог тоже есть Любовь...
Седая, знобкая роса пала на цветы, когда "простой" монах заканчивал рассказ. Я утренней прохлады и росы не заметил тогда и лишь позже полная картина всех впечатлений вернулась ко мне мозаикой драгоценных родников моей памяти.
- Предание донесло, что люди той деревни продали дома, роздали добро бедным и отправились в мир учить людей Любви. Об этом вам скажут жители окрестных деревень, многие из которых - их потомки. Деревни той нет и роскошные носки туфель раджи долго искали куда свернуть, а привели его к этому храму. То, что сейчас храм таков - заслуга трудов его и его наследников, принявших на себя все обременения завещания, которые для них вовсе не обременения: их любят и уважают тут, как чтут и память раджи.
Это были последние слова монаха, сказанные им уже стоя. Посох, непременный атрибут монаха, глухо стукнул несколько раз и монах растворился в тумане, принесённом с Ганга утренним бризом.
Где тут Мудрость? А что по вашему явил деревне сострадательный написатель араньяков? Не мог он равнодушно смотреть, как всё дальше уходят от любви к Богу трудолюбивые и честные крестьяне. И мудрость его заключалась в том, что он не разоблачил их показную любовь перед миром, но дал им шанс осознать природу своей любви. Он не знал ещё, к чему приведёт его мистификация, но верил в Любовь. И оказался прав. Меж Вед и араньяков мудростью явилась ЛЮБОВЬ - сама высшая МУДРОСТЬ.
Бродил как-то Иван-дурак по своим дурацким делам в лесах, полях и по буреломам и наткнулся на избушку, разумеется на курьих ножках. И баба-Яга как пологается тут как тут: накормила, напоила, вот уж и спать укладывает, да с хитрым вопросом:
Молодым был только аристократ, всё остальное носило на себе печать аристократической старости: гостинная с рядами родовых портретов, столовая с неизбежнам старинным серебром, венецианским стеклом бокалов и китайским фарфором чайных сервизов. Ещё старинная библиотека...Всё здесь было утончённое, прекрасное и не хватало только, пожалуй, прекрасной хозяйки в тон окружающему бессмертию утончённой красоты. Но молодого человека это не очень занимало,...пока в одну из поездок в город он не зашёл в балаган. Чудной красоты девушка спала под стеклом колпака, силящимся изобразить хрусталь, летаргическим сном. Аттракцион назывался "Спящая красавица" и за мелкое серебро любой бедняк мог поцеловать девушку, почувствовав себя на волнительную минутку принцем. Сделал это по внезапному порыву и наш принц-аристократ, после чего твёрдо усвоил, чего не хватает в поместье. В следующие месяцы большая часть угодий, родовых лесов и построек ушли к соседу, грубому, толстому мужчине с свиными глазками, а деньги были потрачены на врачей и шарлатанов. Итогом для изрядно обедневшего юноши стала возможность пробуждения девушки и удержания её в этом состоянии с помощью неких пилюль, если их принимать вовремя.
Настал момент, когда девушка открыла глаза и сразу поинтересовалась, что за тип таращится на неё. Потоки злых слёз об утраченном Голивуде и прелестном сонном безделье были ответом на его рассказ. Подарки её, как и совместные прогулки, не интересовали, театр вызывал зевоту. Она увядала? Нисколько, увядал юноша, пока она, выпустив очередную порцию брани и упрёков в самой грубой форме, устало дремала на старинных диванах под пледом. В такие минуты она была воистину прекрасна, грубые слова были забыты и юноша мчался в город за новыми подарками.
Возвращаясь из одной такой поездки, он увидел её, точно фею, плывущую над землёй. Щёки её пылали, а прекрасные глаза были полны интереса к жизни. Столь явное целебное действие леса было желанно как для неё, так и для него, причём он тактично не отягощал её своим присутствием, погружаясь в ожидании её в видения: она босая идёт по росистой траве, изредка наклоняясь гибким станом и поднося к алым губам землянику. Однажды видения эти были столь ярки, что ему немедленно захотелось увидеть всю прелесть вживую. Он бросился в том направлении, куда она уходила постоянно, и через некоторое время услышал её серебристый смех. Вот она жизнь! Он бросился сквозь кустарник, в голове вихрем проносились объятия, поцелуи, слёзы...
Объятия были, но она обнималась с толстым, омерзительно-грубым соседом и счастливо смеялась. Потом была сцена, после которой он ещё остался виноват. Она привычно задремала в кресле, а между тем время приёма пилюль, забытых в ссоре, безнадёжно проходило. Когда дыхание её стало ровным, он, точно вор, прокрался к камину, на котором стояла склянка с пилюлями и швырнул её в огонь. И только потом вернулся к ней. Спящая она была прекрасна.
НЕКОТОРЫЕ КРАСАВИЦЫ ХОРОШИ, ТОЛЬКО КОГДА СПЯТ.
Фанатики избили праведного Учителя. Последнее, что он помнил, теряя сознаие, оскаленная бородатая рожа, брыжущая слюной лютой ненависти. Когда пришёл он в себя, то понял, что лежит в келье ближнего монастыря, а один из учеников поит его тёплым молоком.
- Узнаешь ли ты того, кто поит тебя молоком, - спросил с любовью не уверенный вполне в удачном исходе ученик?
И получил ответ, ввергший окружающих в изумление.
- Кто меня убивал, тот и поит сейчас молоком.
НЕ ВСЁ ТАК ПРОСТО.
Простой монах... Впрочем, в Индии не бывает простых монахов: коли ты прост, ты не монах, а если мона-а-ах... Уловив днём моё сомнение в древности храма, хоть все каноны его форм указывали на древнее знание мастеров, он почтительно (на свой лад) удивился: "Откуда у вас, русых ( так звучит у них русский) такое глубокое проникновение в суть вещи? Чего же тут тебе не хватает?". "Любви..." "Однако днём ты думал иначе," - возразил не простой монах, ведавший тайные движения души собеседника. - "Ты видел тут Любовь". " Она пришла потом". Он изумлённо глянул мне в глаза, как в душу, а я,...я перескажу, что он поведал потом...
Неподалёку от этого храма была большая деревня. Здесь царили достаток и почитание Бога, деревню знали как самую крепкую в вере и любви к Богу. И ещё был построен на средства мастерами, ведавшими древнее искусство, храм, принесший новую славу селянам. Правил деревней набожный раджа и ничто не могло принести огорчения этим достойным людям. Однако огорчения были: два.
Мудрец, живший в лесной пещере неподалеку и своими "лесными книгами" (араньяки, суть коментарии к Ведам), ни разу не участвовал в молебнах и праздниках в этом храме, а раджа не удостоился посещения этим известным далеко за пределами Индии мудрецом.
И ещё в деревне был бедняк Бахор. Не лодырь, а его трудолюбию, терпению и красавице жене мог позавидовать любой зажиточный крестьянин деревни. Но если была гроза, то единственная молния, куда-то попавшая, попадала именно в дом Бахора, а паводок после грозы уносил именно его лодку. Град выбивал его посевы маиса, а налёт диких слонов кончался для него наиболее плачевно. Никогда не роптал он: и когда крыл новую хижину взамен сгоревшей, и когда долбил новую лодку взамен унесённой. Потому что рядом была красавица-жена Будур, приносившая с улыбкой, никогда не сходившей с её личка, узелок со скудной едой, которой вкуснее нет для работающего, если она приготовлена руками любимой. Улыбались при этом Бахору и всему миру бирюзовые миндалевидные глаза. Улыбались яркие и пухлые по детски губы, хотя её сопровождали двое детей, третий устроился в метерчатой перевязи за её спиной, а скорое пришествие в мир ещё одного выдавала чуть располневшая талия и особый мягкий лучистый свет глаз будущей матери. То есть, в этом доме поселилась Любовь. И Бог, который есть Любовь, не покидал их доверчивых к добру душ, пока они боролись с невзгодами и, занятые трудом, не всегда посещали службы в храме, что и было пресловутым пятнышком. "Ты не ходишь к Богу и он карает тебя, а ты позоришь нас невниманием к Нему," - пеняли ему соседи. Но не о них притча, а о любви, которая немножко улыбнулась нам в этих строках и согрела теплом ожидания хорошего конца.
Раджа решил поправить дела в своём благополучном владении. Однако разговор с Бахором ничего не дал: "Я люблю Бога и он не может меня наказываь. Это испытание моей любви к Нему," - отвечал Бахор. При этом он улыбался блаженно своей Будур, принесшей и всего-то пару маисовых лепёшек, запечённый на углях банан, кружку молока и горсть фиников. Но когда, улыбаясь, это накрвывет на кусочке полотна любящая жена и приготовила это любящая рука - царский стол меркнет! Раджа ушёл в раздражении и носки его расшитых узором с золотом и жемчугом туфель привели его к пещере мудреца.
Его приняли по законам гостеприимства медовой лепёшкой и молоком, а потом выслушали терпеливо упрёк за невнимание к святой жизни деревни и его, раджи. Мелькнула тут и жалоба на Бахора. Слушавший его из вежливости мудрец, при последней тираде оживился и разомкнул уста, что было, как знал раджа, признаком уважения. Но ошибался раджа в отношении себя, не о нем были мысли мудреца, как и эта притча: о Любви.
- Приснился мне вещий сон, - начал мудрец и во взгляде его промелькнула лукавинка, - и он касается вашей деревни.
- Будто Бог узнал о ней и решил напоить своих небесных коней из пруда, что ты построил. Там ещё нет воды и Бог сказал: наполнив его молоком, каждый по ведёрку, все совершили бы святое дело и доказали свою любовь к Богу ещё раз. Раджа созвал народ и сказал.
- Каждый из вас ночью принесёт ведро молока и выльет его в пруд для небесных коней Бога, тем доказав свою любовь к нему.
Вы знаете, какие тёмные ночи летом над Гангом? Это было воистину испытание. Спрятавшись в кустах, чтобы посмотреть на лошадей Бога, раджа пол ночи слушал ласкающий слух плеск выливаемого в пруд молока. И Бахор, припозднившийся в праведных трудах, взял последнее молоко, отчего им с Будур пришлось обойтись без ужина: пили только дети, чтобы сладко спать. По пути к озеру он решил зайти в храм и попросить о своём Бога.
Бог, - таковы были его простые от сердца слова, - ты знаешь, как я Тебя люблю, но даже маленькую любовь могу высказать Тебе с трудом. Я не всегда хожу на молитву: несчастья преследуют меня. И молока я набрал с трудом, но не ропщу. Если бы Ты чуть облегчил, только облегчил испытание, мы с Будур выбрались бы из бедности и тогда я смог бы высказать свою большую любовь к Тебе не жалкими словами и ведром молока, а помощью людям, которые, как я, сейчас в беде.
Со светлым сердцем и слезами на глазах вышел Бахор из храма. И тут ждало его последнее испытание: камень, брошенный кем-то у храма. Все ходили днём и видели камень, но никто не отнёс его в сторону.
Несчастный Бахор наткнулся на камень в темноте, упал и пролил молоко. Душевные силы оставили его: он упал лицом в лужу молока и горько заплакал. Молоко, последнее молоко в доме, было пролито здесь. Он не боялся ни гнева раджи, ни даже гнева Бога. Просто он любил Бога и обманул его: так думал он, плача по детски, навзрыд. Селяне с пустыми вёдрами меж тем возвращались от разных частей пруда. Не было в их речах веселья, не было и самих речей: опустив глаза проходили они молча мимо друг друга к храму и вы скоро поймёте почему. А у храма открывалась им картина: плачущий навзрыд бедняк Бахор в луже молока. Всем было ясно, что с ним произошло, но и с ними стало происходить неожиданное. Подняв стыдливо взор на ближнего соседа, они вдруг светлели лицом, обнимались и садились в лужу молока плакать с Бахором. И вновь прибывшие, когда до них доходила суть происходящего, делали так же. И вот вся деревня сидит вокруг Бахора, некоторые в луже молока, и все плачут.
А что же раджа? Не дождавшись коней Бога, он и не подумал обвинить мудреца. Каждый житель принес сегодня новую славу деревне своей любовью к Богу. В свой час славы снова направил он носки своих драгоценных туфель в сторону пещеры мудреца. Оказывается,о! чудо, мудрец поджидал раджу! Прервав поднятием руки восторженный поток, готовый сорваться с гордых уст раджи, мудрец сказал одну лишь фразу:
- Отправь его," - он указал в сторону слуги, - к озеру, пусть всё посмотрит и расскажет тебе.
Через минуты, не посвящённый ни во что слуга (он же не презренный крестьянин!) явился и удивление было написано на его лице.
- Ночью кто-то наполнил пруд вашей дочери ВОДОЙ?!
- Как водой? - воскликнул раджа?!! Но притча не о нём и мы покинем его в горестных размышлениях. Ночь темна и каждый, кстати заметим, не бедный крестьянин решил, что его капля - ведро ВОДЫ - будет незаметна в озере МОЛОКА. Но так подумал каждый: вот почему они прятали глаза друг от друга. И вдруг бедняк с чистой душой Бахор, неудачник Бахор, опять вляпася и разлил своё молоко. ПОСЛЕДНЕЕ: они знали это. Так вот она какая, любовь к Богу?! Он мог совсем не прийти, никто бы не заметил, так его презирали. А он пошёл и, как бывает только с ним, разлил ПОСЛЕДНЕЕ молоко. То были неплохие люди, труженники, гордыня немного подпортила их. Но как только они осознали, что молоко было ПОСЛЕДНИМ, они сели вокруг Бахора и заплакали вместе с ним. Один, но искренне любящий, вернул Любовь остальным.
И вдруг небесный грохот разбудил округу: то кони Бога спустились прямо к пруду раджи и бросились в воду, которая вдруг забурлила, и вспенилась...белоснежной пеной, превратившись в молоко. Что? Но ведь Бог тоже есть Любовь...
Седая, знобкая роса пала на цветы, когда "простой" монах заканчивал рассказ. Я утренней прохлады и росы не заметил тогда и лишь позже полная картина всех впечатлений вернулась ко мне мозаикой драгоценных родников моей памяти.
- Предание донесло, что люди той деревни продали дома, роздали добро бедным и отправились в мир учить людей Любви. Об этом вам скажут жители окрестных деревень, многие из которых - их потомки. Деревни той нет и роскошные носки туфель раджи долго искали куда свернуть, а привели его к этому храму. То, что сейчас храм таков - заслуга трудов его и его наследников, принявших на себя все обременения завещания, которые для них вовсе не обременения: их любят и уважают тут, как чтут и память раджи.
Это были последние слова монаха, сказанные им уже стоя. Посох, непременный атрибут монаха, глухо стукнул несколько раз и монах растворился в тумане, принесённом с Ганга утренним бризом.
Где тут Мудрость? А что по вашему явил деревне сострадательный написатель араньяков? Не мог он равнодушно смотреть, как всё дальше уходят от любви к Богу трудолюбивые и честные крестьяне. И мудрость его заключалась в том, что он не разоблачил их показную любовь перед миром, но дал им шанс осознать природу своей любви. Он не знал ещё, к чему приведёт его мистификация, но верил в Любовь. И оказался прав. Меж Вед и араньяков мудростью явилась ЛЮБОВЬ - сама высшая МУДРОСТЬ.
Как славно после хрусткой прогулки, бросившей лёгкий румянец сверх "благородной" бледности измождения, посидеть за чашкою чая с лимоном, перелистывая мудрость тысячелетий: Волшебник подарил мне пару прекрасных книг, дышащих веками и говорящих на языке мудрости. Да вот, извольте...
